О чем говорят. По ту сторону экрана Малахов Андрей
Как-то Миша рассказал, что его редактриса поймала с поличным одну сканировщицу, в обязанности которой входила так называемая чистка фотографий, то есть доведение всех фотосюжетов до полного глянца. Сканировщица эта занималась чисткой наоборот, то есть с помощью фотошопа безжалостно прибавляла килограммы ненавистным ей звездам, добавляя им морщины, углубляя носогубные складки и затеняя мешки под глазами.
Время поработало над Юлианой в духе этой сканировщицы. Если и было там когда-то сходство с Дашей Жуковой, то теперь оно надежно погребено под пудами жира, мешками под глазами и вторым подбородком. Ах, Малахов, Малахов, как же тебе не стыдно, это сколько же лет прошло с тех пор, как вы виделись в последний раз?
Прощай, несостоявшаяся сестра-близнец, похищенная сразу после рождения.
Прощай и ты, Юлиана, между карьерой и семьей выбравшая семью. Нет-нет, мы не осуждаем твой выбор, но он тобой сделан, а потому в этой переписке пришло время для кнопки Del.
Дождь все-таки обрушился на Москву и, судя по давней детской примете – пузырям на лужах, грозит перейти в затяжной. Двор забит машинами до отказа, подъехать к подъезду не представляется никакой возможности. Несколько рискованных прыжков через лужи, под аккомпанемент грома в свете молний, и вот наконец заветный козырек над входной дверью, перед которой сиротливо несет вахту одна из поклонниц.
Ба! Да это же юная мичуринка, счастливая обладательница матраса!
При виде кумира, материализовавшегося из-за завесы водопада, льющегося с козырька, у девицы тут же увлажняются глаза.
– По-моему, на улице и без того сыро? – ободряет ее кумир, пытаясь блеснуть одновременно и юмором, и великодушием.
– Холодно, – оправдывается она, хлюпая носом, – я тут уже давно, понимаете… – робко выдавливает она из себя, – ваша соседка, Анна Ивановна, ну, которая с будильником… Я обещала ей купить хлеб.
Она непроизвольным жестом приподнимает пакет, из которого торчит совершенно раскисший и поникший багет.
– Она очень багет любит, а тут рядом нигде не продают, – добавляет она, – тут у вас в центре вообще магазинов продуктовых нет… А она не открывает. Я боюсь, не случилось ли чего?
Малахов несколько раз нажимает на домофоне номер квартиры соседки. Действительно, ничего. Это странно и, наверное, плохо, потому как она никуда по вечерам из дома не выходит, да и некуда.
– Так… – постановляет рыцарь в мокрых доспехах, открывая дверь. – Пошли.
Они идут вверх по лестнице, оставляя на мраморных ступенях мокрые следы, которые тут же высыхают – большие от дорогих туфель и маленькие от дешевых босоножек с отклеивающейся стелькой. На улице продолжает грохотать.
В тот вечер семидесятисемилетняя Анна Ивановна не дождалась любимого багета. Выпила чашку чая вприкуску с овсяным печеньем, посмотрела телевизор, попробовала было повязать, но у нее закружилась голова. Возраст, давление, а тут еще явно собирается дождь… Анна Ивановна выпила таблетку, завела будильник и легла спать. Было душно, и заснуть удалось с большим трудом.
Проснулась она от грохота и звона. С перепуга ей показалось, что по каким-то причинам вдруг зазвонил ее будильник, тот самый, с которым она ложилась спать, потому что его тиканье создавало иллюзию стучащего рядом сердца. Потом она поняла, что все-таки началась гроза, и вдруг расслышала во всем этом шуме кричащие голоса. Что звонят в дверь, она поняла только после того, как в нее начали стучать и даже звать ее.
«Пожар!» – озарило Анну Ивановну, и она, как была в белой с кружевами сорочке до пят, бросилась к двери, крепко прижимая к груди своего единственного друга – огромный будильник.
Два идиота – кумир и поклонница, мокрые с ног до головы, сконфуженно хихикают на лестнице. Перед глазами обоих все еще стоит картина в раме дверного проема: пожилая женщина в кружевной сорочке, босая, с растрепанными седыми волосами и насмерть перепуганным лицом прижимает к груди огромный будильник…
– Ой, – переводит дыхание девица, придерживая сползающие с мокрого носа – как с водяной горки в аквапарке, очки, – ой как неудобно вышло.
– Ну кто знал, – пожимает Малахов плечами, – что у нее сломан домофон? Слава богу, с ней все в порядке.
Девица достает из своей котомки носовой платок и, протирая очки, обнаруживает на них пятна от туши.
– Простите, я, наверное, жутко выгляжу.
Уж куда лучше. Сарафан мокрый, тушь под глазами. Правда, и Малахов, пока скакал до подъезда, серьезно подмочил репутацию кумира. Все, закрывай эту лавочку панибратства с поклонницами. Обожательницы Лемешева, между прочим, боролись за право целовать ступени лестницы, по которым восходил их кумир! А ты стоишь рядом, словно…
– Слушай, – начинает он танец прощания, – извини, забыл, как тебя зовут.
– Маргарита, – шепчет она.
– Ты сейчас в общагу? – спрашивает наш тактичный.
Она кивает головой. Правильно, правильно, до метро недалеко. И нечего чувствовать себя виноватым, с жалостью глядя на эту мокрую курицу!
– Сама-то откуда? – начинает он и вдруг вспоминает, что уже вроде спрашивал, – из Рязани?
– Нет, с Кубани, – вздыхает она, – из Усть-Лабинска, вы, наверное, не знаете.
Так-так-так… Интересно.
– Усть-Лабинск, Усть-Лабинск, – тупит Малахов (хорош гусь! Про поклонниц он знает больше, чем про свое Альтер Эго!), – что-то знакомое. Слушай (ну наконец-то), так Олег Дерипаска из вашего города!
– Да! – радуется она. – Я даже училась в той же школе, что и он.
Так-так-так. Очень интересно! Под окнами Малахова вот уже почти год стоит моя соотечественница!
В принципе вид у нее действительно жалкий, такой, знаете ли, невостребованный, даже что-то трогательное при желании можно разглядеть. Ладно, уговорил, пусть хоть обсохнет маленько, заодно можно узнать кое-какие подробности из первоисточника. Хотя, конечно, я противник тащить в дом что ни попадя…
– Ну я пошла? – обреченно говорит она, устав быть немым свидетелем нашего диалога, неслышимого уху простого смертного, не обладающего своим вторым Я.
– Подожди. Ты вся мокрая… Давай пойдем ко мне, обсохнешь немного, а там, глядишь, и дождик перестанет.
Она придушенно ойкает:
– Как же… это же неудобно.
– Пойдем, – подталкивает он ее в спину.
Переступив через порог квартиры, она тут же впадает в ступор. Распахнув глаза до размеров чайных блюдец Дулевского фарфорового завода, она просто потеряла дар речи. Радушному хозяину приходится буквально впихивать ее в ванную комнату. Эту замарашку на кафель VILLEROY & BOCH и пускать-то было нельзя, а он ей еще фен лично в розетку включает.
Искусственный обдув приводит гостью, ошалевшую от нежданно-негаданно свалившегося на нее счастья, в чувства, и она начинает метаться в поисках тряпки.
– Простите! Я там вам пол намочила! – еле выдавливает она из себя. Ее уложенные феном волосы трансформировались в некое подобие прически.
– Ничего убирать не надо! Завтра придет домработница и все сделает. Давай лучше чай пить. Тебе какой заварить, жасминовый или с корицей?
– Чай? Мне?!
Она смотрит на него с таким обожанием и восторгом, как первокурсник мехмата любой страны мира смотрел бы на российского математика Григория Перельмана, решившего одну из семи величайших научных загадок, но за математическим Нобелем (высшей международной наградой Fields medal, эквивалентной одному миллиону долларов) так и не явившегося.
Малахов усаживает ее к столу, быстро переодевается и, потчуя гостью дорогим китайским чаем (вполне обошлась бы черным, байховым, но в этом доме такового не водится), наконец приступает к главному.
– Так, значит, вы из одной школы с Олегом Владимировичем?
Она кивает.
– Теперь в его классе, наверное, табличка мемориальная висит?
– Нет пока, – робко улыбается она, – но сочинение о Родине, которое он в четвертом классе написал, нам в школьном музее показывали.
– В музее?
– Ну да. И маму у нас его помнят. Знаете, ведь его мама работала главным инженером на том же комбинате, что и моя мама!
Она вроде немного отогрелась и не так скованна.
– Из нашего города вышли и другие знаменитые люди! Вилли Токарев, потом Людмила Зайцева, потом… Олег Дерипаска тоже.
– А черешня? – спрашивает по моей просьбе Малахов.
– Какая черешня? – почему-то пугается она.
– На которой Олег Владимирович, будучи ребенком, любил посидеть и помечтать?
Маргарита теряется.
– Не знаю, – виновато говорит она.
Все, это отработанный материал. Давай, Малахов, показывай ей росток и вызывай такси. Про черешню она, видите ли, не знает!
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Наш герой широко открывает балконную дверь, и свежий, чистовымытый воздух течет в квартиру живительными струями.
Уже стемнело, звезды, огромная луна, светящийся храм Христа Спасителя, на заднике – стены древнего Кремля. Выйдя на балкон, Маргарита открыла рот и застыла в восхищении.
– Ой, какой вид… Просто мечта, – тихонько вздыхает она, – а у меня дома окна выходят на помойку, пакеты молока сбрасывают из окон, презики использованные, ой… – она виновато смеется.
– Красная площадь отсюда не очень просматривается, – ведет Малахов обзорную экскурсию по балкону, – но как часы бьют на Спасской башне, по ночам слышно. Кстати, узнаешь? – Он чуть сдвигает цветы и достает из балконного ящика горшок с ее розой.
– Ах, – чуть вскрикивает она, любуясь на чахлый, худой, как модель-анорексичка, цветок, обманом затесавшийся в компанию дорогого цветочного гламура, оформляющего балкон этой квартиры.
Словно не веря в происходящее, Маргарита протягивает руку и гладит лепестки.
– Надо же, вы ее сохранили! Какое чудо!
Видя, что ее глаза наполняются слезами, Малахов скорее засовывает розу на прежнее место и покидает балкон, дав девице возможность очухаться. Включает телевизор и сопит от удовольствия: сегодня раздает слонов MTV – крутит запись одного из лучших концертов Робби Уильямса. Все-таки жизнь удалась! Да и девица на балконе вроде успокоилась, давай, Андрюха, выпроваживай ее восвояси, платье высохло, дождь кончился, и метро все еще не закрыто.
Но Малахов выходит на балкон и снова начинает издалека, просто указать на дверь он не в состоянии.
– А почему журфак? – спрашивает он. – Зайцева – актриса, Токарев – певец, Дерипаска вроде физтех окончил…
– Я всегда, – она запнулась и покраснела, – я всегда, как вы, хотела! Вы для меня… – Она снова покраснела.
Малахов морщится и решает, не дожидаясь новых слез, сменить тему.
– А отец тоже маслом занимается?
– У меня нет отца, – тихонько отвечает она, – я его никогда не видела.
– Простите, – смущается Малахов, – не хотел вас обидеть.
– Да что вы! – пылко протестует она. – Это вы меня простите. Приперлась к такому человеку! Какая у вас потрясающая жизнь, Андрей! Знаменитые люди! Поездки! Вы даже с Пэрис Хилтон знакомы! – Она кивает на фотографии на стене. Вы с детства мой кумир, Андрей! Я все бы отдала за такую жизнь!
Белый свет от прожектора храма Христа Спасителя, неожиданно покачнувшись, спустился по стене дома вниз, свернул на балкон и исчез.
Казалось, это был какой-то тайный знак…
– Что? – Случайная гостья замечает изменившийся взгляд Малахова и пугается, что сказала лишнее. – Что-то не так?
– Ну-ка, – прищурившись, командует Малахов, – сними очки…
Часть вторая
Плюшевый десант
В двух смежных комнатушках, где ютится редакция Андрея, люди спят, едят, поют, делают прически и маникюр, разговаривают по телефону и читают газеты… Мне нравится сравнивать эти комнаты с главной площадью небольшой африканской деревни, с той небольшой разницей, что нос местного вождя украшает не золотое кольцо, а фирменные очки.
Сегодня лобное место на площади отвоевано Пятницкой. Сайт с романтическим названием Pussy in the box, конфискованный ею у родной дочери, открыл перед Леной немыслимые горизонты. Помимо основного подарка судьбы в виде таких нескромных предложений, о которых даже она (она!) и помыслить не могла, на нее снизошли всякие мелкие бонусы. Как, например, вдруг всплывшее из глубин Всемирной паутины окно с программкой, позволяющей запихнуть лицо в различные конфигурации причесок. Теперь она восседает за монитором и шумно призывает присутствующих Ларису, Наташу и Юлю (Паронин, Малахов и очередные жалкие практиканты – не в счет) оценить происходящие с ней изменения.
– Ну-ка! – перевозбужденная богатым спектром виртуальной красоты, токует Пятницкая. – А теперь эту зацените!
– Нет, Лена, – тактично качает головой Лариса, потрясенная увиденным вариантом, где большое и круглое лицо Пятницкой впихнуто в прическу а-ля Филипп Киркоров. – Думаю, тебе надо что-то более естественное, более женственное…
Пятницкая с шумом отъезжает от монитора и любуется на себя в зеркало:
– Естественное? Конечно… Вопрос, для кого что естественное?! Женщина, способная на высокие авантюры, должна смело экспериментировать с собственной красотой! Она бросает победоносный взгляд сначала в зеркало, потом на экспертную троицу, всем же остальным, то есть мужской части, перепадает снисходительная ухмылка.
– Что ты сотворишь с собой на этот раз? – тоном дрессировщика хищников Эдгарда Запашного, смертельно уставшего от проделок своих подопечных, спрашивает Миша. – Пластика?
– Не надо, Лена, только это не надо! – молитвенно складывает руки Камышева.
До сих пор молчавшая Бойко привносит в спор о красоте агрессивную тональность:
– Почему это не надо, если человеку хочется?!
С того самого времени, как подвисла ее ипотека, Наташа перманентно находится в состоянии отрицания всего и всех.
На повестку дня тут же выносится вопрос, что и как изменить в Пятницкой.
– Я думаю, твое спасение – ринопластика, – выдает ценитель чужих достоинств Юля.
– Хотя… – она бросает придирчивый взгляд на Лену, – может и не помочь… Слушайте! – Лик Юлечки вдруг озаряет такая редкая гостья, как мысль. – А липосакцию лица вообще делают?
– Вы все – куча дураков! – поджимает губы Пятницкая. – Я решила просто перекраситься.
– В какой цвет? – с деланым безразличием продолжает допрос Паронин. – Надеюсь, в рамках общепринятой в цивилизованном мире палитры? У меня, знаете ли, аллергия на зеленые волосы. И сразу предупреждаю! Если ты перекрасишься во что-то такое… – он делает замысловатый жест руками, – я сразу увольняюсь, у меня и без того работа нервная!
Но Пятницкая делает вид, что его не слышит. Она эффектно закидывает ногу на ногу (всегда поражаюсь, как ей удается проделывать это со своими конечностями, каждая из которых могла составить достойную конкуренцию Александрийскому столпу в Петербурге) и царственно роняет:
– Женщина, родившаяся в год Огненной Лошади, просто не имеет права быть белокурой! Нам темперамент не позволяет!
Она гордо встряхивает воображаемой копной огненно-рыжых волос:
– Все. Прямо сейчас пойду и схвачу нашего Стасика за… ножницы!
– И не надейся! – подает голос Малахов, все это время раздраконивающий за дальним столом журналы со светской хроникой. Сегодня он в ударе, и стопка выдранных страниц с любителями джет-сета быстро растет.
– Ни за ножницы, ни за расческу, ни за что другое ты нашего Стасика не схватишь.
– Это почему?
– Потому что Стасик уже не наш. По большому секрету он раскрыл мне в лифте душу и сказал, что не может портить карму своих рук, причесывая кого-нибудь еще, кроме первых лиц на Первом.
Это правда. После того как он поработал над Малаховым, а уж тем более после книги о любимых блондинках, Стасик сам стал звездой. В связи с чем его волнуют теперь только высокие головы руководства канала.
– Что значит портить карму? – Пятницкая упирает руки в свои необъятные бока. – Как он может? Это же… – Лена задумывается и наконец выдает поведению Стасика подобающую оценку: – Это же как Родину продать!
Миша издает звук, похожий на хрюканье, и плюхается лицом в свои бумаги, Наташа с Ларисой многозначительно переглядываются, а Малахов обрушивает стопку журнального винегрета на пол.
Юля, мнящая себя хозяйкой всего глянцевого чтива, выписываемого на редакцию, поднимает с пола несколько вырванных страниц и внимательно их рассматривает.
– Андрей! – не выдержав приступа любопытства, вопрошает она. – А зачем вы… зачем вам эти люди? Вы ищете какую-то звезду?
Нет, деточка, уже не ищем. Мы с Андреем ее уже нашли.
– Ну-ка, – прищурившись, командует Малахов, – сними очки…
Услышав это, Маргарита застыла от неожиданности, посмотрела растерянно на Малахова, и ее лицо вспыхнуло. Видимо, решила, что он собирается ее поцеловать. Нет, вы видели такую дуру, а?! Она переводит дыхание, закрывает глаза и, осторожно сняв окуляры, крепко зажимает их в потной ладошке, – вот-вот треснет пополам дешевый пластик оправы…
Над умело подсвеченной Москвой висит нереально огромная луна. Музыкальное оформление от MTV – «Ангелы» Робби Уильямса. Напротив Андрея стоит его поклонница, коллега и в довесок землячка Олега Дерипаски. А он с видом покупателя на рабовладельческом рынке (правильно, мальчик, товарно-денежные отношения во все времена правили миром) придирчиво рассматривает гостью, закрывшую глаза в нелепом ожидании лобзаний.
– Ты линзы носить не пробовала? – спрашивает он. – По-моему, ярко-синие тебе пойдут.
Маргарита снова краснеет, теперь уже от разочарования.
– Скажи, – он окончательно вырывает ее из мира эротических грез, – ты действительно все бы отдала, чтобы стать знаменитой, стать звездой?
Она непонимающе, словно спросонья, смотрит на него, думает секунду и вдруг просто, без ненужной театральщины отвечает:
– Да…
Андрей еще раз вглядывается в это лицо – правильный овал, остренький нос, серые глаза, чуть расфокусированный взгляд (что такое глубокий минус, нам объяснять не надо), ямочки от улыбки – вот, собственно, и все. Пожалуй, главное в ней – эти ямочки. Увидев такую невинную и одновременно манящую улыбку, мужчина обычно хочет идти дальше…
Пожалуй, сцена на балконе несколько затянулась. Детали можно обговорить и на кухне, за чашкой остывшего чая. Неизвестно, да и неинтересно, что Маргарита там себе нафантазировала, но сообщение нашего героя, что она приглашается в соведущие, выводит ее из равновесия.
– Но как же… – лепечет она, – мне же надо учиться… Нет, вы не подумайте, я понимаю, что это мой шанс, но… Но как-то…
Чуть больше холода в ответ, все точно, чтобы эта кретинка поняла, что ее никто не собирается уговаривать, и она тут же принимает сигнал и перестает нести чушь, испугавшись, что ее попросят выйти вон. Хорошая реакция у девочки!
– Но что, что именно я должна делать? Что от меня требуется?
– Стать другой. Стать другим человеком, который…
Нет, пока ей рано объяснять все. Малахов встает и совершенно машинально, память жеста, отодвигает край занавески, всматриваясь в темные окна напротив.
– Она не возвращалась, – тихо говорит Рита.
– Что? – Малахов с недоумением поворачивается к ней.
Легкий испуг, порозовевшие от сказанной бестактности щеки, и все же:
– Лана, – говорит она тихо, но упрямо. – Она не возвращалась.
Конечно. Конечно же поклонницы знают все, и даже больше…
Несколько минут в тишине. За стеклами ее очков минус три, не меньше, и все еще не погасшее сомнение. Она подносит руки к щекам, пытаясь охладить ладонями жар лица.
– Это же… Это как во сне! Не могу поверить, что я с вами и… Но почему я?
Слава богу, не набивается на комплимент, вопрос звучит искренне.
– Просто мне нужен верный человек.
Она вскакивает, потом садится, потом опять вскакивает:
– Тогда я сделаю все…
И словно боясь, что ее перебьют, быстро и горячо продолжает:
– Я все сделаю! Вы никогда не пожалеете, клянусь! Вы для меня, как, как… У меня в этом городе нет никого, кроме вас, и я, я… Я просыпалась под «Телеутро», с вами и с Леной Мироновой, я мечтала, что буду как вы, что когда-нибудь… – В уголках ее глаз собирается влага. – В ТВ-группу не прошла, поступила на радио и… Мне не нравится радио! Мне нравитесь вы, и я…
Пока она плачет, наш герой пытается избавиться от неизбежного чувства неловкости, возникающего, когда перед тобой открывает душу посторонний человек. И все-таки Андрюша тронут. Ведь и он просыпался когда-то с Татьяной Веденеевой и Инной Ермиловой, мечтая о славе. А еще ему приятно то, что вернуть этой девочке ее Алые паруса, ее мечту в его же интересах.
Малахов продолжает безжалостно вырывать листы из глянцевых молитвенников секретарши Юли, составляя своего рода светскую карточную колоду. Для начала большой игры со ставками по-крупному надо вызубрить всю колоду, а потом блефовать… Чтобы светская Москва приняла вас как родного, вы должны точно знать, в чем разница между Полиной Дерипаска и Полиной Киценко. А если хотите прыгнуть выше, то, безусловно, должны найти пять отличий между Пэрис Хилтон и ее сестренкой Никки. Для этого молодой поросли предлагаются глянцевые журналы и пятничное приложение к газете «КоммерсантЪ», которое они просто обязаны прочитывать от корки до корки.
В далеком прошлом остались московские вечеринки, где можно было встретить олигарха и фрика, звезду Большого театра и звездочку дискотеки 80-х. В XXI веке все аккуратно разложено по полочкам и рассортировано по кланам. Взять ту же Риту, все ее общение в столице сводится к двум девочкам из группы, таким же глубоким провинциалкам, как и она сама, к их околоподъездному клубу имени Малахова. Москвичи, да и жители других больших городов считают зазорным принимать в свой круг Золушек из предместий. Поэтому расширяйте круг своих знакомых и запомните: без дружественного звездного окружения, в одиночку, дела в Москве не делаются. Одиночки, пусть талантливые и проворные, здесь не выживут, если не станут частью созвездия. Сложность заключается в том, что универсального пособия «Кто есть кто и с кем» не существует, потому что в этом городе все может измениться в любую секунду. Сегодня вот эти звездочки были не разлей вода, а завтра – как, скажем, Жириновский и Митрофанов или Брэд Питт и Дженнифер Энистон – лютые враги. Неизменным остается одно: А и Б никогда не сидят на одной трубе (исключением может быть только труба газовая). То есть звезда категории А не должна выходить в свет со звездой категории Б, потому что в этом случае звезда категории А автоматически опускается в ранг звезд категории Б.
Не менее важно для начинающей звезды детальное изучение биографии персонажей, на которых она или он хочет произвести впечатление.
Например, вы встречаете в коридоре телецентра Сергея Майорова и говорите ему:
– Сережа! Я вас так люблю! Привет вам из нашего Монино! Да, я ваша землячка! И мне в школе преподавала русский язык ваша учительница!
После этого, пока телеведущий не остыл, тут же добавляете, что готовы совершенно бесплатно показать и доказать, что вы способны на многое. Поверьте, вероятность того, что вас пошлют не сразу, а согласятся проверить в деле степень ваших талантов, достаточно велика! Ведь вы показали себя с лучшей стороны: умудрились запомнить сразу два факта биографии любимого ведущего – это уже большой плюс, это показатель того, что ваши мозги настроены не только на сканирование модных брендов…
Но вернемся к нашей истории, потому что до первого бала Маргариты остается совсем немного. Очень скоро звезды, уставшие от непосильных трудов, вернутся с пляжей Испании и Сардинии, где они реанимировали свой блеск, утерянный под софитами хоть на улице Королева, хоть на улице Шаболовка. Они вернутся, посвежевшие, загоревшие, постройневшие, обзаведшиеся новыми знакомствами и увешанные новыми украшениями. Но это будут на 99 процентов все те же лица, которые наш новый друг Другого канала обязательно должен опознать в лицо.
В редакции тем временем продолжается бурное обсуждение Стасикова коварства.
– Сделал на нас имя – и в кусты?! – кипит Пятницкая.
– Лена, очнись! – одергивает ее Паронин. – На тебе он, что ли, имя сделал?
– Да и вообще, порадоваться нужно за человека, – убеждает всех и саму себя Лариса.
– Камышева! – едко смеется Бойко. – Тебе надо в правозащитницы податься. У тебя, куда ни глянь, ни одного виноватого.
– Да в чем, в чем он виноват? – вопрошает Лариса. – В том, что на него упали отблески чужой славы (прелестный кивок в сторону Малахова) и он сумел этим воспользоваться? Так он молодец!
– Знаем мы таких… – хмурится Наташа Бойко. – Вон концертный директор Софии Ротару как прославилась. Взяла у олигарха предоплату за выступление, а концерта он не дождался, и денежки тю-тю! А бедная Ротару ничего и не знала!
Похоже, Бойко с упорством мазохиста продолжает коллекционировать в своей душе только минусы, с удовольствием пополняя списки мерзавцев, обманывающих и олигархов, и простых редакторов-тружеников, вложивших всю душу и последние деньги в ипотеку.
– Наташа, – покачала головой Лариса, – ты прямо как моя мама говоришь…
– И правильно твоя мама говорит! – разошлась Бойко, напрочь забыв, что, заслышав от своей собственной бабушки коронное «обобрали нас до нитки!», ее пулей выносило из родного очага.
– Насколько я понимаю, деньги она вернула…
Инцидент с директором Ротару Лариса хочет преподнести не в остромодном черном, а в розовом цвете.
– Ха-ха-ха! – гомерически смеется Пятницкая. – Да там сумма астрономическая! Она же не только Ротару подчистила, но и Баскова, и еще кого-то. Миллион евро в общей сложности спилила! А знаете, как это все всплыло?
Кто бы сомневался, что такие ценнейшие подробности Пятницкая запоминает с ходу.
– Ее уличила Пугачева! Стоит эта самая директриса с Ротару и врет, что ее вчера обокрали. И вдруг к ним подходит Алла Борисовна и говорит: «Ах, ах, Олечка, а разве это не ты вчера вечером сидела за соседним с моим столиком в казино? Ты еще проигралась вчистую».
– Ой!.. – с сомнением роняет Лариса. – Не знаю. Если это действительно так… Кому нужна такая слава? Нет, – решительно произносит она, – уж если речь зашла о Примадонне, то я за Люсину славу.
– Я согласна, – кивает Пятницкая, – домработница Пугачевой, по сравнению с некоторыми певцами в нашем шоу бизнесе, самая что ни на есть знаменитость.
– Дамы! А вы в курсе, – вступает Малахов, заодно напоминая редакционной челяди, кто здесь ходячая энциклопедия жизнеописания столичного бомонда, – что нынешний концертный директор Пугачевой – это одна из ее поклонниц, дежурящих у подъезда? Несколько лет подряд она стояла и доказывала свою верность, и в один прекрасный день Алла Борисовна просто привела ее домой, они выпили водки, и все. Вот уже десять лет вместе работают.
– То есть, – расчувствовалась Лариса, – Примадонна оценила по достоинству такую преданность и…
– Но это же не слава, просто человек высидел работу! Поклонники, дежурящие у подъезда, не могут стать звездой!
– Ну не знаю! Я в пубертатном возрасте готов был стоять у дверей Примадонны часами, – вновь встревает Андрей. – У себя в Апатитах я даже узнал ее домашний адрес, чтобы, если вдруг окажусь в Москве, подождать у подъезда. Сейчас я понимаю: это было не просто желание взглянуть на сумасшедше популярного человека. Мне хотелось понаблюдать со стороны, возможно, что-то почерпнуть, чему-то у такой звезды научиться. Нет, ребята, все-таки фанат, дежурящий у подъезда, имеет шанс оказаться на вершине!
Бойко, стараясь оставить последнее слово за собой, назидательно произносит:
– Надо только фильтровать, около чьего подъезда простаивать, и выбирать правильных кумиров. Вы слышали эту историю про Кадырова и официантку?
Кое-кто слышал, но заявлять Бойко такое себе дороже.
– Так вот. Заезжает Рамзан Кадыров в один московский ресторан, к нему подходит официантка и вдруг начинает петь соловьем: «Да вы такой, да вы сякой, да я ваша большая поклонница!» Он морщится, а она продолжает: «Вы очень молодой, но бесконечно интересный политик, я прямо восхищена до такой степени, что вашу фотографию всегда ношу с собой!» И тут же, не давая Рамзану опомниться, открывает бумажник, а там…
– Что? – таращит глаза Юля.
– А там его фотография! И Кадыров говорит охране: «Подарите ей машину!» И бабе оставили ключи от джипа, который был припаркован у ресторана.
В полной тишине слышно лишь прерывистое дыхание Пятницкой.
– Да я… Да я бы, раз такое дело, татуировку сделала с его именем!
Мысль о тату настигает Лену внезапно. Действительно, а почему бы и нет? Какую-нибудь пикантную такую, в особом месте. Тем более что на ее объемы можно нанести фигуру Кадырова в натуральную величину.
– Лен! – вырывает ее из тату-грез Малахов. – А Виталик твой? Это ли не карьера?
– Да! – соглашается Лена. – Он супер!
Речь идет о Виталике, бомже с Киевского вокзала, который ныне работает администратором у Бориса Моисеева.
Разговор перескакивает на детей лейтенанта Шмидта, то есть на постоянно всплывающих внуков Эдиты Пьехи и сыновей Валерия Леонтьева. У последнего, прямо к его юбилею, внезапно обнаружилась еще и совершенно новенькая дочь. Обо всем этом мне предстоит серьезно подумать, потому что грамотная легенда для звезды – это свидетельство на право ее рождения, квиток на занесение в реестр на карте звездного неба. В нашем случае, когда светилу предстоит вспыхнуть внезапно, это, пожалуй, единственно верный ход. Вспышка будет заметнее, если она состоится на месте какой-то бывшей галактики… Но об этом – чуть позже. Сейчас самое главное – довести объект до полного блеска, чтобы церберы фейсконтроля и дресс-кода допустили ее на порог столичного Планетария.
И все-таки в первую очередь звездность строится на основе того, как ты выглядишь. Чем раньше вы поймете необходимость вкладывать в свой внешний вид время и деньги, тем лучше.
Знаете, сколько лет мне потребовалось на то, чтобы загнать Малахова в спортзал? Десять! Десять долгих лет при каждом мимолетном взгляде в зеркало я начинал зудеть: пора, Андрюша, надо. Только в 25 лет этот кисель наконец проторил дорожку к тренажерам. До этого он, видите ли, верил, что в современном мире важны ум плюс какие-то там моральные качества, которыми он безрезультатно надеялся пленить окружающих. Но даже этот… тормоз, всегда делающий скидку на то, что Козероги поздно взрослеют (наслушался астропрогнозов Павла Глобы!), созрел до понимания, что в этом мире встречают по тому, как ты выглядишь, и провожают по тому же.
К 30 годам в его упрямой голове повернулся какой-то винт и до него наконец дошло, что ничто не красит звезд шоу-бизнеса так, как фотошоп и компьютерная графика, легко удаляющая все целлюлиты, двойные подбородки, морщины и мешки под глазами. Современные фэшн-журналы успешно растят комплексы в глубоко провинциальных мальчиках и девочках, полагающих, что если они родились похожими на героиню Нелли Уваровой из сериала «Не родись красивой», то ничто и никто их уже изменить не может.
Сможет. В мире, где в записных книжках главными стали телефоны адвокатов, дирижирующих вашим громким разводом, диетологов, фитнес-тренеров и пластических хирургов, возможно все. Счастье в ваших руках.
Понятно, что в начале карьеры у вас не будет достаточно средств на то, чтобы заниматься наведением настоящего лоска и одеваться действительно модно. Но выглядеть спортивно, без растяжек и тому подобных неприятностей вам ничто не мешает! Простенькая маечка и джинсы на стройном теле ценнее любого Версаче на рыхлой фигуре, которую не преобразит никакой фотошоп.
Единственное, без чего не сможет обойтись ни одна даже самая юная бесцеллюлитная особь, наметившая покорить столицу, так это без парикмахерской.
Под звуки негасимого шедевра «Москва, звонят колокола!» ты выходишь на перрон (Казанского, Ярославского, Курского, Павелецкого или Ленинградского вокзала – нужное подчеркнуть). Все вокруг кажется неведомым и прекрасным. При первом удобном случае ты заходишь в ближайшую столичную парикмахерскую, которая оказывается такой же дырой, что и в твоем родном городе, в данном случае Апатитах, только в десятки раз дороже, зато вместо «Шипра» здесь используют одеколон «Мэр», а вместо лака для волос «Прелесть» – продукт фирмы «Л’Ореаль».
Спустя три месяца после приезда ты узнаешь, что в столице на проспекте имени Калинина есть фабрика по штамповке звезд под названием «Чародейка». Прием по предварительной записи, а к некоторым мастерам можно и не попасть, совсем как в 8-ю секцию ГУМа, о существовании которой ты узнал только спустя 10 лет после падения Берлинской стены.
Проходит время, и твое волнение относительно вариантов поимки ускользающей красоты нарастает. Ты обнаруживаешь, что кое у кого есть не просто свои парикмахеры, а свои стилисты, люди, которые и стригут, и красят, и советуют, что приодеть именно к этой прическе и где это все купить. В какой-то момент такой человек появляется и в твоей жизни, потом крутящихся рядом стилистов становится очень много, пока из этой когорты вдруг не вырисовывается некто постоянный по имени Стасик…
И все это время ты знаешь о том, что под одним с тобой небом большого города живет и работает король гламура. Безусловно, ты встречался с ним на разных вечеринках или показах и даже несколько раз, что называется, вы «смешно поржали», пока наконец последний рыцарь расчески и ножниц не коснулся, а точнее, не дорвался до твоей головы.
В этом месте должна была быть картинка. Условия полиграфии не позволяют ее разместить, поэтому лишь подпись: «Малахов доверяет свои кудри только Звереву».
Если и есть в этом городе человек, который находится в кураже нон-стоп и который может поддержать затею Андрюши с вознесением провинциалки, то это Сергей Зверев. У него просто нюх на качественный материал: головы, к которым он прикасается, в результате становятся звездными.
Знаете, откуда взялось последнее лицо D&G? В поисках модели для своего шоу Зверев обратил внимание на охранника в магазине «Перекресток». Хотя участие в шоу преображенного охранника свелось лишь к тупому просиживанию на сцене штанов, действию, которое он так хорошо освоил, ассистенты D&G не смогли пройти мимо его красоты, и теперь страж, который зорко следил за передвижением тележек в районе Теплого Стана, осваивает самые актуальные перекрестки столицы мировой моды – Милана.
Зверев – камертон. Если Рита обречена на провал, он сразу почувствует. И скажет об этом прямо в лоб.
Если же истинный чародей современности скажет «да», наша Золушка будет готова к балу и внешне, и внутренне. Потому что Зверев не только преображает, но и раздает клиентам бесценные советы, объясняя, как им обходиться с сотворенной красотой и дальше.
Лето не только не гаснет, а разгорается все сильнее. Глобальное потепление коснулось Москвы огненным крылом, на градуснике +28,5° по Цельсию, 83,3° по Фаренгейту, 301,65° по Кельвину.
Огненное сердце Пятницкой уже второй день бьется в унисон с главной артерией Останкино, центральными лифтами, поставляющими свежую рабочую кровь и эфирный планктон на все этажи телецентра.