«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Корчевский Юрий

На столе лежал лист бумаги. Так это же расшифровка второй радиопередачи! Начал читать:

«Раух – Гнезду. 2-я танковая армия стоит без топлива. Агент «Кобура» сообщает: в район Чернигова переброшен дивизион «катюш». Ждем запасные батареи, деньги и документы в условном месте. Сигнал – три костра треугольником, по четным числам с 28».

– Товарищ полковник, что-то мне сдается, что этот агент «Кобура» служит в армии.

– Объясни.

– Гвардейские минометы БМ-13, прозванные «катюшами», передвигаются только зачехленными. Гражданский не догадается, что под чехлами.

– Можно принять как версию. А ты не обратил внимания на число?

– Двадцать восьмое?

– А сегодня какое, помнишь?

Честно говоря, я замотался совсем. Командировка в Курск и Тулу и последующие два дня выбили меня из колеи.

– Тоже двадцать восьмое? – спросил я наугад.

– Точно. В радиограмме говорится о трех кострах треугольником. Думаю, костры будут жечь ночью, днем их видно плохо. Как думаешь – для чего?

– Груз парашютом сбросят.

– Вот! Я так же думаю. Трех человек из группы мы уже знаем, полагаю – к вечеру они выйдут из города. Может – не все, кто-нибудь один.

– На выходе из города КПП поставить – обычное дело. Я в лицо двоих знаю – Сахно и Федотова. А дальше – проследить можно.

– Можно-то можно, только выходов из города три. Где ждать будешь?

Я достал планшет, разложил карту на столе.

– На север от города река Сейм, но там сыро, поостерегутся сбрасывать. На запад – шоссе и железная дорога, могут увидеть, на восток – село и две деревни. Остается южное направление. А выйдут они из города скоро – через два часа.

– Ну-ка?

– Далеко от города сбрасывать груз не станут, своего транспорта у Сахно и Федотова нет, мы это уже знаем. До темноты им надо удалиться километров за десять – это два часа, и еще успеть дрова собрать для костра – это еще около часа. Итого три часа, сейчас четырнадцать. Что имеем в итоге?

– Быстро считаешь. Бери Кирьянова, он Федотова в лицо знает, сам со Свиридовым и Никоновым на машину и – на юг. Машину замаскируйте где-нибудь. Автоматы не забудьте. Вдруг вместе с грузом агенты новые прибудут. О них речь не шла, но вдруг немцы инициативу проявят. Назначаю тебя в этой операции старшим.

– Слушаюсь.

Я нашел Кирьянова, объяснил ему обстановку, на КПП забрал Николая и Андрея. Мы уселись в полуторку комендантского взвода и выехали из города.

– Что за спешка такая, Колесников?

– На месте объясню.

Я разглядывал местность справа и слева от дороги, стара-

ясь смотреть глазами диверсантов: какое место выбрали бы они для приема груза?

А вот и вполне подходящее для этой цели ровненькое поле. Не засеяно, потому как по весне тут еще немцы были. Для получения груза – в самый раз. И нашу машину есть куда спрятать – недалеко рощица зеленеет.

Мы загнали в нее машину и для маскировки закидали ветками. Водителю я приказал не спать. Буде кто по дороге в сторону поля пойдет – задерживать.

– Оружие есть?

– А как же.

Водитель вытащил из кабины карабин.

– Исполняй.

Мы же пошли к полю. Я вкратце на ходу объяснял, что с большой вероятностью именно сегодня немцы сбросят груз для своих агентов. Свиридов оживился.

– Брать будем? Ох, и люблю я это дело – кровь разогнать.

– Груз перехватить надо, а агента взять по-тихому, без стрельбы.

– А если он отстреливаться начнет?

– Не исключено, но повторяю – желательно взять живым. Он нам рассказать о всей группе должен. Убитого не допросишь. Если я не ошибся, он один придет, в крайнем случае – вдвоем прибудут сюда. Им еще время нужно – собрать валежник, сложить на поле три костра треугольником. Для самолета это опознавательный знак.

– А если с грузом еще агентов сбросят?

– Будем по обстановке действовать. Для того чтобы агенту пути отхода отрезать, предлагаю разделиться: Николаю – туда, к опушке, а Андрею – левее, от дороги подальше.

– Что-то ты раскомандовался, я старше по званию и должности, – слегка обиделся капитан Свиридов.

– Полковник на сегодня передал бразды правления мне, – сказал я о приказании Сучкова. – Я перед ним отвечаю за исход операции.

Мои товарищи выбрали укромные места. Наверное, где-то недалеко протекал ручеек или болотце было, потому что к вечеру стали донимать комары. «Что-то поздновато для них», – подумал я и сразу забыл о неудобствах, потому как вдалеке появились две фигуры. «Эх, бинокль не взял», – пожалел я.

Люди приблизились, и стало ясно, что это мужчины, только лиц пока не разобрать.

Минут через пятнадцать они остановились на дороге, заспорили, потом двинулись к роще. Одного я узнал сразу – смазчик Сахно. Второй был мне незнаком. Наверное, еще один агент или пособник.

Мужики, не теряя времени, стали собирать валежник и складывать его в кучи. Одна куча оказалась недалеко от меня, вторая недалеко от места, где притаился Свиридов. А вот с третьей я прогадал. Должен бы Андрей догадаться, что ему переместиться надо. Треугольник получился, только одна из его вершин смотрела не туда, куда я предполагал.

Стемнело. Мужики расположились у рощицы. Было тихо. Изредка где-то очень далеко погромыхивало да зудели комары.

Часа через два высоко в небе послышался гул самолета. По звуку было понятно – немецкого. В войну на слух различали – свой или немецкий? – даже пацаны, жизнь заставила.

Мужики вскочили.

– Зажигай свой и беги ко второму! – крикнул Сахно.

Неизвестный мне агент помчался разжигать костер. На

конце поля взметнулось пламя. Сахно тут же чиркнул пару раз зажигалкой и поджег свой.

Самолет не пролетел мимо, а стал снижаться, описывая широкие круги.

Вскоре вспыхнул третий костер.

Когда самолет пролетал над нами, вверху раздался едва слышимый хлопок раскрывшегося парашюта, за ним – еще один. Я удивился – зачем им столько груза? Не унесут ведь в руках столько.

В роще было тихо и безветренно, а на высоте, вероятно, ветерок, потому что парашюты сносило.

Гу л самолета стал удаляться.

Первый парашют приземлился почти в центре поля. В неверном свете костров было видно, что это тюк, опоясанный брезентовым ремнем. Второй парашют несло на рощицу, где лежал я. Он опустился на дерево, и это явно был не груз, потому как со стороны парашюта донеслись матерные слова. Агент, и агент русский. Немец бы ругался на своем. Парашют белел на дереве, даже в темноте его было видно.

К этому парашюту со всех ног уже бежал Сахно, его топот я слышал. Подбежав к дереву и запыхавшись, он спросил:

– Ты жив?

– Вроде, только ободрался о ветки. Помоги спуститься.

Сахно полез на дерево. Момент удобный. Я подобрался

поближе, щелкнул затвором автомата.

– Обоим спуститься, только без шуток, стреляю сразу на поражение. Вы окружены.

Сам отошел в сторону. Если агента учили серьезно, он и на голос может выстрелить довольно точно. Стать трупом мне не хотелось.

Минуту висела тишина. Поразмыслив о своем положении, агенты почти одновременно сказали:

– Сдаемся.

Еще бы! На дереве отстреливаться от противника, которого не видно и численность которого неизвестна – безумие.

Сначала спустился Сахно. Я быстро его обыскал – оружия при нем не было. Выдернув из его брюк ремень, я повалил его на землю и связал руки сзади. Вязать мгновенно и прочно я научился еще в разведке.

– Парашютист, ну-ка, быстро спускайся!

– Не могу, в ветвях застрял.

– Что мне тебя – учить, что делать? Расщепляй ремни подвески, лезь по ветвям.

– Высоты боюсь, упаду.

– Вот я дам очередь, мертвым упадешь.

Вверху послышалось сопение, щелчок расстегиваемого замка. Зашуршали ветки, агент медленно начал спускаться. Потом послышался вскрик, чертыханье, ветки затрещали, и тело агента полетело вниз. Раздался глухой звук удара. Тело лежало неподвижно.

Никак разбился? Нет, агент дернулся и застонал.

Я подскочил, обшарил его, вытащил из кобуры на поясном ремне пистолет.

– Ты один? Еще другие есть?

– Нет. Нога!

Послышались приближающиеся голоса. Через поле к нам шли Свиридов с Никоновым. Они вели перед собой связанного человека.

– Петр, не стреляй, свои.

– Слышу, ломитесь, как стадо слонов на водопой.

– Чего тут у тебя?

– Любителя костры разводить взял, а с парашютистом пока не знаю чего – похоже, ногу сломал.

– Сейчас машину подгоним.

Андрей убежал за машиной. Вскоре послышался шум

двигателя, ночную темноту прорезал свет фар. Полуторка свернула с дороги на поле, и лучи фар высветили белое пятно парашюта и сброшенный груз. Послышался стук дверцы и тяжелый шлепок.

Свет фар приблизился к нам. Водитель подрулил, направив яркие лучи от фар на пространство под деревом. Из кабины вышел довольный Андрей, подошел к нам.

– Груз с парашютом в кузов закинул, – пояснил Андрей. При свете фар мы осмотрели ногу агента. Не повезло ему:

голень сломана, перелом открытый, брючина порвана, кости торчат, кровища.

Я снял с агента ремень и перетянул ногу ниже колена. Андрей перевязал его прямо поверх брюк своим индивидуальным пакетом. Потом водитель и Андрей перенесли покалеченного в кузов полуторки.

– Все, едем, – сказал Свиридов.

– Нет, парашют надо снять.

– На кой черт он тебе сдался?

– Его с дороги видно, разговоры разные пойдут.

Я полез на дерево. При свете фар все-таки было видно – куда лезть и какие ветки выдержат мой вес. Ухватился за подвеску, дернул раз, другой… Парашют немного сдвинулся с кроны дерева. Я дернул посильнее и чуть сам не свалился, потому что полотно соскользнуло с ветвей.

Я опустился ниже, дернул снова. Остатки парашюта зашелестели по веткам и плавно осели на землю большим белым пузырем. Парни живо подхватили его, скатали рулоном и забросили в кузов.

Спустился и я, только чудом не поранив и не выколов в темноте глаза.

Мы забрались в кузов.

Свиридов захлопнул дверь кабины:

– Давай, гони в отдел.

Водитель выжимал из полуторки все, на что она была способна, и нас трясло немилосердно.

Пятнадцать минут, и мы – в городе. Подкатили к отделу СМЕРШа. Выгрузили сброшенный с самолета тюк, Сахно и незнакомого напарника его отвели в камеру подвала. Андрей уехал с покалеченным диверсантом в госпиталь.

Несмотря на поздний час, Сучков ждал возвращения группы.

Я доложил полковнику о выброске груза и захваченном парашютисте.

– Где он – давай его сюда.

– В госпиталь Никонов его повез – приземлился неудачно, ногу сломал.

– Когда допросить его можно будет?

– Не могу сказать – я не врач. Андрей вернется, доложит.

– Тогда несите сюда «посылку», посмотрим.

Мы со Свиридовым занесли тюк из коридора в кабинет, расстегнули пряжки на ремнях. Добротно упаковали груз немцы!

Вскрыли брезентовый тюк. Тщательно упакованные, в нем лежали четыре батареи к рации, толстая пачка денег купюрами разного достоинства, несколько пачек документов.

Сучков сразу ими заинтересовался – положил на стол и стал просматривать. Мы же с капитаном продолжали вытаскивать из тюка его содержимое: два пистолета «вальтер-РР» и несколько пачек патронов к ним, несколько толовых шашек и отдельно – детонаторы и бикфордов шнур. Наверняка для диверсий на железной дороге. А в довершение всего уже со дна тюка извлекли башмаки – новые, 42-го размера. Я удивился – немцы что, уже и обувать агентов решили?

Сучков взял у меня из рук ботинок, повертел в руках, взял второй. К нашему изумлению, каблук повернулся в сторону, открыв небольшой тайничок.

– Вот для чего ботинки, поняли?

Мы со Свиридовым переглянулись. Раньше с такими хитростями мы не сталкивались.

К зданию отдела подъехала машина, и быстрым шагом в кабинет Сучкова вошел Андрей.

– Хирурги ногу агенту прооперировали, говорят – сложный перелом, – сообщил он полковнику.

– Кто с агентом остался?

– Никого, он сейчас под наркозом, хирурги сказали – только к утру отойдет.

Сучков покачал недовольно головой, взялся за телефон.

– Митрошкин, направь двух вооруженных людей в госпиталь, в хирургию. Там сегодня оперировали немецкого агента. Пусть потом в отдельную палату переведут, охрану поставь – одного у дверей, второго у окна.

Сучков положил трубку.

– Давайте сюда Сахно, послушаем, что скажет.

Сахно запираться не стал – да с такими уликами это бесполезно. Рассказал все: как прикончили двоих железнодо-

рожников, как забрали их документы и как легализовались в Конотопе, устроившись на работу.

– Группа состоит из шести человек, главного я – ну Христом Богом клянусь! – не знаю. Но должен знать радист.

– Федотов? – уточнил Сучков.

Сахно кивнул головой.

– А буфетчик в пивной?

– Он лишь связной, почтовый ящик.

– С тобой второго задержали, какова его роль в группе?

– Жаден до беспамятства, за деньги мать родную продаст. Его Федотов где-то подобрал, выполняет разовые работы – поднести, проследить. Все, естественно, за деньги.

– Кто из агентов действует в наших частях?

– Есть кто-то, в танковой армии служит. Я его мельком видел один раз, ходит в форме, на погонах – большая буква «Т» из полосок. Я погон не знаю, нас забрасывали, когда еще на петлицах кубики, шпалы да треугольники были. Он на связи с Федотовым.

«Ага, на солдатском жаргоне это – «старшинский молоток», – вспомнил я, – выходит «крот» – старшина! Уже проще будет искать».

Сучков продолжал допрос:

– Его настоящее имя?

– Кого?

– Да Федотова же!

– Степан.

– Это по документам.

– Его на самом деле так зовут, а фамилия – Коляда. Мы с ним в одном полку служили – в 41-м году. Вместе и в плен попали, ну а уж оттуда немцы в Винницу, в разведшколу направили. Забрасывались вместе. Нас сначала трое в группе было, при выброске один погиб. Потом уже главного прислали, он группой и руководит сейчас.

– Ну, должна же у вас какая-то связь с главным быть – на всякий случай.

– Есть, есть такая, – закивал головой Сахно. – Я в пивной буфетчику должен пустой коробок спичек отдать.

– А потом?

– Он сам меня найдет. Думаю – адрес мой он знает и в лицо меня видел. А меня не убьют? – спросил Сахно с дрожью в голосе.

– Ты же бывший боец Красной Армии, присягу перед товарищами давал, а пошел врагу служить! Если и вправду

раскаиваешься в предательстве Родины и будешь следствию помогать – суд учтет, дадут срок вместо вышки.

– Я со всем нашим удовольствием! – оживился Сахно. – Только жизнь сохраните. Я же не хотел, так вышло… – губы его задрожали.

Сучков позвонил, и задержанного увели.

– Что делать будем?

– Брать надо всех! – горячо заявил Свиридов.

– Всех – это кого?

– Буфетчика да Федотова этого – он же радист!

– А если он не расколется? Ведь главного группы и агента в танковой армии только он знает, – Сучков мучительно размышлял, ошибаться на финише операции нельзя.

– Главного может выманить Сахно, передав условный знак через буфетчика, – рассуждал Свиридов. – Или он, или Федотов агента сдадут. Наступление скоро, а эти гады сведения немцам продолжают передавать.

Сучков задумался, в кабинете повисла звенящая тишина.

– Значит, так, – прервал затянувшееся молчание полковник, – лейтенант Колесников, ты кондуктора Федотова-Коляду глубже всех проработал. И потому приказываю тебе немедленно задержать его и доставить в отдел – только по-тихому. Будешь в операции захвата старшим. Буфетчика пока не трогаем. Надо его использовать по полной программе. Капитан Свиридов, завтра берешь Сахно, чтобы передать буфетчику условный сигнал – пустую спичечную коробку. Немного активизируем диверсионную группу, пусть главный их засветится.

Мы вышли из отдела. Я назвал водителю адрес дома Федотова, точно зная, что он сегодня не работает. Мы залезли в кузов полуторки.

Вот и нужный нам Харьковский проезд. Я поглядывал на номера нечетной стороны. Не доезжая двух-трех домов до нужного нам дома номер 7, я хлопнул ладонью по кабине. Машина остановилась.

Я подошел к водителю:

– Приготовь оружие, если кто из дома выбегать будет – задержи.

И – к своим парням:

– Никонов, как во двор войдем, обойди дом с тыла – вдруг Федотов огородами уйти попытается. Мы со Свиридовым идем с переднего входа.

– А если во дворе собаки?

– Собак еще немцы всех перестреляли.

Я толкнул калитку – закрыта. Подпрыгнув, нащупал на обратной стороне щеколду, откинул. Вошли во двор. Андрей сразу метнулся вправо и вдоль стены скользнул к тыльной стороне дома.

Мы достали пистолеты, встали с обеих сторон входной двери. Я постучал. При захвате вооруженного противника оперативные работники не вставали напротив двери – столько уже людей погибло, когда противник начинал стрелять сквозь двери.

Хриплый спросонья голос спросил:

– Кто там?

Я ответил:

– Из вагонного депо, срочно на работу вызывают.

Щелкнула задвижка, дверь приоткрылась и выглянул

всклокоченный Федотов. Я дернул за край двери, ногу – в дверь, мы со Свиридовым мгновенно навалились с обеих сторон, повалили его на крыльцо и связали руки веревкой.

– Николай, присмотри за ним.

Держа оружие в руке, я заскочил в дом.

Пусто. Я знал из доклада Кирьянова, что Федотов проживает один, но ведь в доме могли находиться нежелательные гости.

Подогнав машину к калитке, мы разместили Федотова в кузов и запрыгнули сами.

– Давай в отдел.

Сучков нас ждал.

Я подтолкнул кондуктора в дверь.

– Хоть бы одеться дали, – буркнул он, оглядывая кабинет.

По-моему, он даже не удивился захвату и доставке в отдел.

Андрей встал у двери, демонстративно положив руку на кобуру.

– Садись, Федотов, или правильнее будет называть тебя Колядой?

Кондуктор вздрогнул.

– Говорить будешь сам или желаешь поупорствовать, в идейного врага поиграть?

Коляда открыл было рот для ответа, но тут взгляд его, дотоле перебегавший по нашим лицам, упал на горку вещей из тюка с грузом, сброшенного немцами. Он так и замер с открытым ртом, потом сглотнул слюну.

– Спрашивайте, чего уж теперь запираться.

– Начинай с Рауха.

Глаза агента расширились.

– Так вы и это знаете?

– Да, как и позывные TLM.

– Тогда какой мне смысл рассказывать? Все равно же к стенке поставите.

– Пожить еще хочешь?

– Кто же не хочет?

– Ты, Коляда, долго и много работал на врага. Это тяжкое преступление. Но я могу дать тебе шанс облегчить свое положение.

Глаза радиста вспыхнули надеждой. Он подался вперед на стуле, вскинул квадратный подбородок, впился взглядом в полковника, не смея дышать.

– Сейчас Красная Армия теснит немцев, гонит на запад. Но враг еще силен, и много наших бойцов и командиров погибнет, освобождая Родину. От тебя может зависеть, что жертв среди советских людей будет меньше. А погибнет людей меньше и победа будет ближе, если будешь работать на нас, как специалист по радиоделу, участвовать в радиоигре и передавать своим хозяевам то, что мы тебе скажем. Тем самым положение свое, как изменник Родины, облегчишь, да и советский суд учтет твое усердие. Думай, Коляда! Но сначала ты расскажешь все о своей работе на немецких хозяев.

– А-а-а, – тряхнул головой радист, – гори оно все синим огнем – жить хочу!