«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Корчевский Юрий

– Чего тебе, пехота?

– Пушка за кустом.

Я показал рукой.

– Ага, молодец – щас мы ее…

Танкист нырнул в люк. Танк сделал короткую остановку, повернул башню по направлению к кустам и выстрелил. Раздался взрыв, от кустов полетели комья земли, и нашим глазам открылась перевернутая пушка.

Немцы поливали редкие наступающие цепи красноармейцев из пулеметов. Периодически пули стучали и по броне танка.

Неожиданно раздался сильный удар по танку, причем довольно резкий – такой силы, что меня сбросило с кормы на землю. Отплевавшись от попавшей в рот земли и протерев глаза от пыли, я увидел, как танкисты покидают подбитый танк через нижний люк. Сначала выбрался один, изнутри показались ноги другого. Выбравшийся на землю танкист стал подтягивать товарища за ноги из люка. По тому, что второй танкист не шевелился и не делал попыток самостоятельно выбраться, я понял, что из танка вытаскивают раненого или убитого. Танк с виду был цел – нигде ни огня, ни дыма.

Из всего экипажа двое были невредимы, а двое других лежали неподвижно, в крови; комбинезоны их были разорваны.

– Эй, пехота, помоги ребят от танка оттащить.

Мы втроем перенесли тела метров на пятьдесят от танка, пользуясь его неподвижной махиной как укрытием.

Танкисты горестно смотрели на застывшую машину.

– Сейчас рванет, – процедил один из них.

– Чего ему рваться, если даже дыма нет, – мрачно возразил я ему.

Я подполз к танку. На башне слева зияла дыра в кулак. Так вот куда немец угодил!

Я оглянулся. Сзади короткими перебежками продвигались вперед наши отставшие пехотные цепи.

– А… а… а!.. – слышался крик.

Мимо танка, с пистолетом в руке, тяжело дыша, пробежал командир.

– Встать, за мной! Всем вперед, в атаку – за Родину, за Сталина!

Танкисты махали мне руками и кричали в два голоса, перебивая друг друга:

– Пехота, отойди от танка, сейчас рванет!

– С чего бы ему рвануть? Даже дыма нет! Сейчас посмотрю, что с ним! – крикнул я в ответ.

Я зашел с кормы, прополз до нижнего люка, забрался в танк и начал осматриваться. Серьезных повреждений у танка я на первый взгляд не заметил. Заглянул в башню: броня с внутренней стороны башни была повреждена, раскрошилась, лежали осколки брони, сиденье командира все в крови. От удара крепкая броня крошится, поражая осколками танкистов и материальную часть. Позже, после войны, бронезащиту танков будут делать из нескольких слоев – прочного наружного и вязкого внутреннего. А пока шансов выжить в подобной ситуации у находящихся в башне наводчика и заряжающего мало.

Ветошью, что применялась для протирки снарядов, я вытер сиденье командира и уселся поудобнее. Приник к окуляру прицела: где-то должна быть та пушка, что стреляла по танку. Я внимательно, метр за метром, изучал местность. Черт, хорошо замаскировались! Если бы не их выстрел, издалека и не увидеть бы. Но вырвавшийся из ствола пушки огонь и поднявшаяся при этом пыль демаскировали ее.

Я медленно стал крутить маховик ручного поворота башни. Затем приник к прицелу, штурвальчиком покрутил вниз-вверх. Вот она, пушечка! Изредка мелькают над орудийным щитом стальные каски артиллеристов.

Я открыл замок пушки, из боеукладки вытащил фугасный снаряд, загнал в ствол и клацнул затвором. Подправил прицел и нажал педаль спуска. Танк дернулся.

Я посмотрел в прицел. Есть! Есть попадание: я четко видел, как после моего выстрела у пушки отлетели колеса и взлетели вверх обломки снарядных ящиков.

Снизу раздался шорох. Я схватился за трофейный пистолет в кармане.

– Эй, пехота, ты что же свою винтовку забыл?

В люк забросили оставленную мною у танка винтовку, потом в него с опаской заглянули оба танкиста. Они с удив-

лением смотрели на меня – живого и здорового, сидевшего в башне на месте командира. Быстро поняв, что я цел и невредим, а танк взрываться не собирается, они осмелели и забрались в машину, заняв места водителя и пулеметчика.

Механик-водитель толкнул меня в бок:

– Ты стрелял?

– Я.

– Видели мы попадание в того гада, что нас подбил. Так ты что – танкист?

– Есть такое дело.

– А чего тогда в пехоте воюешь?

– Получилось так, меня никто не спрашивал. Мотор не поврежден?

– Сейчас попробуем.

Механик-водитель завел двигатель. Он заработал ровно, выпустив клуб вонючего солярочного дыма.

Я обратился к пулеметчику, сидевшему за пулеметом рядом с водителем:

– Иди сюда, заряжать будешь – не управиться мне одному.

Танкист перебрался в башню.

– Заряжай фугасным.

Сам толкнул ногой механика:

– Вперед.

Плохо, что у меня шлемофона нет, чтобы перекричать двигатель, надо иметь луженую глотку. Потому на всех танках командиры подавали сигналы механику-водителю ногами. Ткнул в левое плечо – он поворачивал налево, в правое плечо – направо. По обоим плечам – стой! Вот и этот механик меня понял.

Танк рванул вперед, обгоняя пехотные цепи.

Я посмотрел через щели в башне. Кроме нас вперед шли еще три танка, остальные дымно чадили на поле. В основном это были легкие Б Т.

Танк раскачивался на неровностях, и без шлема я уже набил шишки на голове. В прицел я увидел, как немцы руками выкатывают из-за кустов противотанковую пушку.

Обеими ногами я надавил на плечи водителя. Клюнув носом, танк встал. Я лихорадочно крутил маховики наводки. Время шло на секунды. Кто окажется быстрее – я или немец?

Вот перекрестье прицела легло на щит пушки. Я тут же нажал на спуск. Грохот выстрела, звон вылетевшей гильзы… В башне сильно запахло порохом.

– Вперед!

Я приник к прицелу. Пушка лежала на боку, задрав вверх станину.

Мы, не останавливаясь, мчались вперед. Вот и немецкие окопы. Механик-водитель принялся утюжить гусеницами траншею и окопы. Не успели немцы всерьез окопаться – слишком рвались вперед.

По броне часто-часто застучали пули. Черт с ними, нам они – как слону дробина, лишь бы не снаряды.

– Красный флаг! – крикнул водитель.

Я сначала не понял, приник к смотровой щели. Над одним из наших Т-34 высунувший в башенный люк руку танкист размахивал небольшим, как игрушечным, красным флажком. Пока я соображал, что бы это значило, заряжающий в башне закричал:

– Отходить надо!

Это с какого перепугу мы должны отходить? После того как все так хорошо начало складываться? Пушки подбили, по окопам проехались – и отходить? Ни фига, надо развивать успех.

– Вперед! – заорал я.

Танк двинулся прямо по линии немецких окопов – перпендикулярно нашему наступлению.

Из-за кромки леса показались немецкие танки Т-III и Т-IV. Что-то многовато их – не меньше десятка. Видимо, увидевший их раньше меня комбриг и подавал сигнал к отходу.

Немецкие танки перестраивались, растягиваясь в цепь. Я оказался у них на правом фланге, и пока ими явно не замеченный. А и заметят – невелика беда. Пушки этих танков на дальности свыше трехсот метров пробить броню Т-34 не в состоянии.

– Заряжай бронебойным!

Клацнул затвор. Я обеими ногами толкнул механика в плечи. Танк замер. Я навел прицел и выстрелил.

Тут же закричал:

– Бронебойный!

Навел пушку на другой танк, взял упреждение по сетке прицела, выстрелил.

– Бронебойный!

Надо нанести им как можно больший урон, пока нас не обнаружили. Прицелился, выстрелил.

– Снаряд!

Заряжающий крутился в поту в тесной башне. От газов першило в горле, слезились глаза.

– Люк открой, дышать нечем!

Заряжающий откинул люк на башне, дышать стало легче.

Я приник к смотровой щели. Три танка стояли неподвижно, два горели – ярко пылали, пуская в небо густой дым. Но и нас немцы обнаружили: все-таки рации – великое дело. Танки дружно развернулись вправо, и на нас посыпался град снарядов. По броне как будто били кувалдами. Корпус танка звенел, гудел, но выстоял.

Я навел прицел на единственный оставшийся Т-IV, марку прицела подвел под башню, выстрелил.

«Ура!» – у немца нашим снарядом башню снесло.

На поле боя оставались только Т-III, у них пушки еще слабее.

Немцы выстрелили несколько раз и, поняв, что с Т-34 им не совладать, попятились задом и исчезли из поля зрения.

– Вот теперь можно и к нашим, – с удовлетворением сказал я.

Мотор взревел, танк развернулся вправо, но вместо того, чтобы ехать вперед, продолжал крутиться на месте.

– Твою мать! – заорал механик-водитель. – Гусеницу перебило!

– Ну так – осмотри.

Механик заглушил двигатель и выбрался через нижний люк. Через несколько минут появился в люке снова.

– Трак снарядом перебило, но ленивец целый. Вдвоем за полчаса поменяем.

– Быстрее надо, немцы полчаса нам могут и не дать.

Я повернулся к заряжающему:

– Пойди, помоги.

Мне приходилось менять траки на гусенице в училище. Работа не из легких, кувалдой намашешься от души. Казалось бы, что здесь такого – выбил пальцы, поставил новый трак из запасных, вогнал пальцы назад – и все. Только попробуй на танке гусеницу натянуть, если в ней веса немерено. И все это остерегаясь огня или нападения гитлеровцев.

Парни принялись за работу, я же смотрел за местностью в перископ и смотровые щели. Не хватало еще, чтобы нас застали врасплох, да еще и танк захватили как ценный трофей. Он же почти целехонький, если не считать дырки в башне.

Раздались удары кувалды, матерок. Не может русский человек без мата в атаку идти или тяжелую работу выполнять.

Я вертел головой, был настороже. Известно ведь – береженого Бог бережет, а небереженого караул стережет. Само собой, немецкий, если сразу у танка не постреляют.

Слева, метрах в двухстах, шевельнулись кусты. Ай-яй-яй, как неосторожно!

Я проверил башенный, спаренный с пушкой пулемет «ДТ» – Дегтярева, танковый, взял из боеукладки пару дисков с патронами и положил рядом. И когда кусты шевельнулись вновь, только уже гораздо ближе, выпустил по ним длинную – на целый диск – очередь. Стук кувалды сразу прекратился, в люк нырнули танкисты.

– Чего стреляешь?

– Немцев отгоняю. Заканчивайте быстрее.

Я сменил диск на пулемете, загнал в пушку фугасный снаряд.

Танкисты продолжили работу, кувалды стучали часто. Похоже, уже ставили на место пальцы.

Но и немцы не хотели просто так смириться с нашим ремонтом. Из рощицы послышалась автоматная стрельба, по броне застучали пули. Пока что танк укрывает танкистов, но ведь немцы могут зайти и с другой стороны.

Я прочесал из пулемета всю опушку, еще и из пушки фугасным снарядом выстрелил. На время немцы затихли.

Кувалды продолжали стучать, работа по ремонту продолжалась.

Я вручную развернул башню к лесу и дал из пулемета несколько очередей, хотя ничего подозрительного не обнаружил. На Т-34 башню можно было поворачивать вручную, маховиком, но медленно, или электроприводом. Так получалось быстрее, но так легко проскочить цель или посадить аккумуляторы.

В нижний люк залезли танкисты.

– Готово!

– Тогда поехали.

Механик завел дизель, и танк рванулся через поле к своим. Немцы в бессильной злобе обстреляли нас из пулемета, не причинив, впрочем, никакого вреда.

А вот и наши: пехотинцы окопались на опушке, оставшиеся три танка Т-34 стояли в лесу, пушками к неприятелю.

Наш танк, свалив несколько деревьев, подъехал к ним. Механик заглушил двигатель. Танкисты выбрались из боевой машины, я – с ними. Встал, раздумывая – идти к усатому

сержанту в пехоту или остаться здесь и упросить командира, чтобы перевел в танкисты.

Я немного помялся, но затем все-таки направился за танкистами. А навстречу уже – комбриг в комбинезоне, из-под распахнутого ворота гимнастерка шевиотовая выглядывает, в петлицах – шпала.

Танкисты остановились и вскинули в приветствии руки к шлемофонам.

– Товарищ комбриг…

– Вольно! Молодцы! Все сам видел – и как танки немецкие били, и как гусеницу ремонтировали. Постойте, а Сергеев где?

– Убили командира и заряжающего, товарищ комбриг, еще в самом начале атаки. Из пушки в башню угодили. Мы бы хотели за телами сходить, похоронить по-человечески.

– Разрешаю. И к писарю подойдите, доложите обстоятельства гибели – надо родным похоронку послать.

– Разрешите идти?

– Не разрешаю. А кто же тогда из пушки стрелял, из пулемета? Я же ясно в бинокль видел – вы двое гусеницу ремонтировали, а из башни, из пушки и пулемета по немцам огонь велся.

– Вот он, товарищ комбриг. Из пехоты, во время атаки на броне сидел.

– Так, кое-что понятно. Вы двое свободны. Боец, ко мне!

Я подошел, представился:

– Боец Колесников, в бригаде второй день.

Комбриг глядел на меня с нескрываемым интересом:

– Пушку и пулемет за один день не освоишь.

– Так точно. Действительную в армии служил, в танковых частях, на Т-34.

– Отлично, боец! А то у меня в экипажах некомплект. Да и те, что есть, половина из запаса. В каком звании был?

– Старший лейтенант.

Комбриг бросил взгляд на мои пустые петлички:

– Тогда почему рядовой боец? Репрессирован? Разжаловали?

– Никак нет. К родным в Белоруссию поехал, под бомбежку попал, документы сгорели. Вот так рядовым бригады стал.

– В бригаду я тебя из пехоты забираю, оставляю на танке. Взвода, извини, как и звания, дать не могу – покомандуешь танком. Повоюешь пока рядовым, а дальше – как себя проя-

вишь. Сам понимаешь – тут со штабом мехкорпуса связи нет, что уж про управление кадров РККА говорить. Выйдем из боев, выхлопочу тебе денька три-четыре – езжай в Подольск, в архив, или напрямую в Москву, пусть новые документы тебе выправят.

– Спасибо, товарищ комбриг!

– За что спасибо? Не водку пить зову – воевать.