Сеанс мужского стриптиза Логунова Елена

Глава 1

Славный сентябрьский денек заканчивался.

Одышливое красное солнце с треском ломилось к горизонту сквозь кусты ежевики.

Я наблюдала за светилом с непритворным сочувствием: с полчаса назад я точно так же ворочалась в колючих зарослях, пытаясь добраться до склада краденой обуви, который быстро и сноровисто устроил в ежевике Лютик.

Коллекция лишенных пары спортивных башмаков, которую уволок с крыльца дачного домика азартный трехмесячный питбуль, напоминала обувной склад какого-нибудь одноногого пирата. При этом Лютик с поразительным упорством охотился в первую голову на мои собственные кроссовки, тапки и шлепанцы, предпочитая их башмакам всех других членов семьи и наших гостей, которых в данный момент было немало.

На даче отиралась целая толпа народу. Я сама – приятная во всех отношениях девушка Индия Кузнецова, мой брат Казимир, известный в узких кругах широкой общественности как Зяма, наши мамуля и папуля, а также съемочная группа местного телевидения под предводительством Макса Смеловского, друга семьи и моего давнего поклонника. Все мы пытались совмещать приятное с полезным, то есть отдых с работой.

Отдых был пасторальный, деревенский, на нашей фамильной даче в пригородном поселке Бурково, в условиях, приближенных к спартанским: туалет во дворе, душ под садовой лейкой, а горячая пища с маломощной электрической плитки, которая насмерть перегорела, едва дебютировав в роли ротной военно-полевой кухни.

– Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! – выругался папуля, добровольно вызвавшийся быть кашеваром.

Досадуя, он с размаху шваркнул несчастный агрегат оземь примерно так, как это делают с пойманными черепахами горные орлы, после чего объявил коммунистический субботник под актуальным девизом: «Кто не работает, тот не ест!»

Папуля – полковник в отставке, спорить с ним – себе дороже, да и кушать очень хотелось, так что мы всем табором кротко и безропотно собирали в сухом речном русле крупные булыжники, копали глину, складывали очаг и устанавливали над ним примитивное подвесное устройство для не менее примитивного котелка. Убитая электроплитка полетела в помойку, стихийно образовавшуюся под откосом крутого берега речки Бурки, пересохшей еще в начале прошлого века. От водной артерии остались только смутные воспоминания аксакалов, да еще название поселка, великодушно поименованного в ее честь.

Сложив очаг, мы еще долго таскали и рубили дрова для костра, а потом по жребию выбирали дежурного кострового, которым волей судьбы стал Зяма.

Со стороны фортуны это было сущее свинство по отношению как к самому Зяме, так и ко всем остальным! Будучи дизайнером по интерьеру, братец привык обустраивать исключительно замкнутые пространства. В отсутствие крыши над головой и четырех стен он теряется и делается беспомощен, как ребенок.

– Спички – детям не игрушка! – со вздохом резюмировал папуля, когда неловкий Зяма в тщетной попытке запалить сложенные кособокой горкой дрова обжег себе палец.

Зяма сунул обожженный палец в рот и сделался чрезвычайно похож на обиженного мальчика младшего ясельного возраста. Сходство портила только художественно выбритая щетина, хитрыми загогулинами распространяющаяся по щекам и подбородку на диво рослого младенца.

Папуля забрал у своего бородатого дитяти спички и сам попытался разжечь костер, пользуясь газетой, после долгих поисков обнаруженной в кармашке на двери дощатого сортира. Никакой другой бумаги на даче, увы, не нашлось. Учитывая наличие в семье живого и действующего писателя, ее отсутствие выглядело по меньшей мере странно. Впрочем, с недавних пор наша писательница освоила ноутбук. Полезная машинка, но абсолютно не пригодная для разведения костра!

– Давай, Боря, покажи им, как надо! – подбодрила тихо чертыхающегося папулю супруга.

Она была в полном восторге от массового выезда на природу, и ничто не могло испортить ей настроения.

– Пусть из искры возгорится пламя! – торжественно призвала мамуля, взмахнув руками, как дирижер.

Папуля чиркнул спичкой, и благополучно возгоревшаяся серная головка огненным метеоритом отлетела в сторону, приземлившись точно на волосатую ногу Макса, который как раз пытался в очередной раз сказать мне о своих чувствах и выбрал для этого песенный жанр:

– И бу-удем жить мы, страстью сгора-ая! – завывал Макс, безжалостно терзая расстроенную гитару и мои уши.

Пылающий болид пришелся строго по тексту, и фальшивое пение мгновенно превратилось в исполненный подлинного чувства вой, живо заинтересовавший Лютика. Питбуль прискакал от гамака, вблизи которого сидел, подстерегая момент падения с ноги оператора Саши пляжного шлепанца, и составил дуэт с голосящим Максом. То есть поначалу Лютик помалкивал, но когда приплясывающий на одной ноге Смеловский отдавил ему лапу, щенок тоже взвыл. Папуля начал извиняться, мамуля – громогласно жалеть обожженного Максика, Зяма побежал в дом за аптечкой, девочка Аня из съемочной группы кинулась утешать визжащего Лютика, а неблагодарный щенок цапнул ее за палец. Зяма, не нашедший аптечки в доме, побежал за ней в машину и по дороге наступил на спящую кошку, которая тоже присоединила свой голос к общему ору, перегревшаяся на солнце машина не признала хозяина и сдуру заревела противоугонной сигнализацией, в чужом дворе зашлась истерическим лаем сторожевая собака… Атмосфера военно-полевого дурдома крепчала.

– Пойду-ка я прогуляюсь! – пробормотала я, отступая за калитку.

Обошла надрывающийся криком семейный «Форд» и зашагала по единственной улочке поселка, торопясь уйти подальше от шумного сборища умалишенных, в которое превратилась милая компания на нашей даче.

С момента появления Буркова на географических картах население его до самого последнего времени прирастало крайне медленно, но пару лет назад в поселке появился первый «новорусский» особняк – загородный дом банкира Ивана Сергеевича Суржикова. Уставший от городской суеты банкир решил угнездиться на лоне природы, для чего выстроил на окраине Буркова скромный трехэтажный домик, протянул к нему газ, телефон, асфальтированную дорогу и даже поставил у своего двора банкомат, который пришлось оберегать от темных аборигенов. Местные граждане решили, что любитель комфорта Суржиков завел у себя автомат с газировкой, и по ночам лезли к банкиру с бидонами, надеясь надоить из банкомата бесплатного ситро. Тогда Иван Сергеевич поставил у ворот охранника, очертаниями и крепостью лобовой брони очень похожего на подопечный банкомат. После этого банкир почувствовал себя в сельской местности вполне комфортно и начал принимать гостей.

Гости Суржикова, сплошь люди состоятельные, быстро проникались прелестью деревенского житья-бытья и завистью к банкиру. Осмотревшись, они начинали живо интересоваться ценами на землю в Буркове и скупать ветхие домишки с видом на далекие поля и близкий лес. За год-другой население поселка стало смешанным, «новые русские» соседствовали с русскими старыми, белокаменные и краснокирпичные особняки чередовались с ветхими саманными хатами, так что единственная улица поселка стала напоминать ожерелье, в котором жемчужные зерна перемежаются глиняными бусинами.

Однако в целом ситуация была уравновешенная. Пришлым богачам нужны были рабочие руки, а местные жители с удовольствием нанимались в садовники, дворники, горничные и кухарки. В Бурково пришла экономическая стабильность, и даже знаменитый банкомат все чаще востребовался старожилами по прямому назначению, а не как халявная автоматическая поилка.

В лиловый закатный час я брела по улице, лениво поглядывая по сторонам в поисках скамейки, где можно было бы присесть без риска быть согнанной с места строгим охранником или вредной бабкой с кулечком семечек. Подходящая лавочка нашлась под забором нового дома, с хозяевами которого я еще не была знакома. В двухэтажный особняк из итальянского кирпича, украшенный балконами и башенками, жильцы въехали совсем недавно.

Приглянувшаяся мне лавочка была очень уютно расположена в нише высокой кирпичной ограды. С двух сторон ее укрывали зеленые стены какой-то вьющейся и бурно цветущей растительности, сверху нависал выступ балкона. Я с удовольствием устроилась в этой ложе с видом на увенчанный стогом коровник: на другой стороне улицы белели свежей известью кривые стены дома тетки Маруси, местной скотовладелицы.

Она держит корову и небольшое стадо коз, снабжая молоком и старожилов, и новых обитателей Буркова. Парное молочко уважают все, Маруся неплохо зарабатывает и копит деньги на новый дом – такой, чтобы не стыдно было перед богатыми соседями.

Представив, какой роскошный беломраморный коровник на дюжину рогатых персон она построит при своем будущем дворце, я улыбнулась и закрыла глаза. Солнце спряталось, фиолетовая ноздреватая тьма сладко пахла субтропическими цветами с легкой примесью ароматов крупного и мелкого рогатого скота. Многотрудный долгий день меня утомил, и я чувствовала, что вот-вот усну.

– Куды тя несет, дурында! – бешено завопила невидимая в темноте тетка Маруся, помешав мне погрузиться в сладкую дрему. – Куды прешься, трицератопсиха?!

Я широко открыла глаза. Трицератопс – это такой страхолюдный динозавр с огромными рогами, я видела его в кино и крепко запомнила. На кого это орет гневливая Маруся? Не завела же она, в самом деле, в своем полезном зверинце вымершего ящера?

В ответ на мой немой вопрос и ругань Маруси раздался низкий укоризненный вой:

– Му-у-у!

Определенно, трицератопсихой скотовладелица обозвала свою корову Нюсю.

Не успела я посмеяться над тем, какие мудреные ругательства выучили местные бабки с наступлением на Бурково цивилизации, как снова была испугана громким криком. На сей раз орали у меня над головой.

– Паха! Пашенька! – зайцем заверещал в ночи ненормально высокий мужской голос.

Похоже, на балкон, нависающий над моей укромной лавочкой, вышел нежный юноша.

– Где ты, Паха? Вернись! Пашенька! Паха! – без устали призывал он визгливым голосом на грани истерики.

– Вот вам и цивилизация! – пробормотала я.

До нашествия богатеньких избалованных горожан в Буркове и слыхом не слыхали об однополой любви, а теперь – вот, пожалуйста! Какой-то нервный педик на балконе заламывает руки и громогласно рыдает по покинувшему его Пашеньке!

– Поля, успокойся! – произнес усталый женский голос.

– Поля – это Полина? – машинально задалась вопросом я, подняв глаза к кирпичному потолку.

– Поля, вернись в комнату и закрой балконную дверь, ты напустишь в дом комаров! – в женском голосе стремительно нарастало раздражение. – Поль, я кому сказала? Живо вернись в дом!

– Поля – это Поль? Значит, все-таки педик, – с сожалением констатировала я.

Падение нравов в пасторальном Буркове мне не нравилось.

Поля-Поль, видимо, послушался приказа и вернулся в дом. Наверху громко хлопнула дверь, и сразу послышался шум другого рода: с характерным звуком посыпались на пол осколки стекла.

– Идиот! Ты разбил дверь! – взъярилась женщина. – Я заплатила за витражное стекло триста баксов!

– Это были не твои баксы! – мрачно огрызнулся Поль.

– Конечно-конечно! Это твои баксы! – еще громче закричала женщина. – Но я, если ты забыл, твоя опекунша! И пока тебе не стукнет восемнадцать, всеми деньгами распоряжаюсь только я одна!

– Тебе осталось царствовать один год, три месяца и восемнадцать дней! – без запинки ответил Поль.

– Да пошел ты! Придурок!

В глубине дома снова хлопнула дверь. Я прислушалась, не разлетится ли на куски еще одно витражное стекло стоимостью в триста американских долларов? Вроде нет.

– Стерва! – выругался Поль.

Я услышала хруст стекла под его ногами, а потом снова зазвучали жалобные призывы:

– Паха! Паха, ну, где ты? Свободы захотел, дурачок? Вернись! Ты же пропадешь без меня, Пашенька! Ты погибнешь!

Я не выношу страданий беспомощных существ, и мне стало жалко бедного «голубого».

– Эй, на балконе! – позвала я, выступив из ниши на дорогу. – Что у вас случилось? Может, помощь нужна?

– Вы кто? – испугался юноша.

Я плохо его видела. В комнате за разбитой стеклянной дверью горела лампа, но она светила Полю в спину. Я разглядела только острые плечи и растрепанную голову на тонкой шее. Ну, точно, педик! Волосы длиннее, чем у меня!

– Меня зовут Инна Кузнецова, наша дача на краю поселка, у самой опушки! – ответила я.

– Возле леса? – чему-то обрадовался Поль. – Там, где овраг и лопуховая поляна?

Травяные заросли вблизи нашей дачи, действительно, необыкновенные. Лопухи размером с пальмовый лист и хвощи, смахивающие на елки! Папуля все собирается скосить эти зеленые джунгли, но бабуля ему не позволяет. Она сорок лет преподавала школьникам биологию и привыкла внушать окружающим почтение к живой природе во всех ее проявлениях.

– Есть лопуховая поляна, – подтвердила я.

– Послушайте, а вы не могли бы сходить со мной туда? – робко попросил Поль. – Понимаете, у меня Паха пропал! Я думаю, он как раз в лопухи подался, я ведь его когда-то именно там поймал.

Вот это номер! Я опешила. Выходит, в реликтовых травах вблизи нашей дачи устраивают какие-то ритуальные игрища «голубые»? Ловят друг друга! В смысле, знакомятся, что ли?

Я мгновенно вообразила, как по ночам под сводами лопухового леса в романтичном травяном шуршании ползают юноши в трусиках-стрингах. В густых зарослях они ничего не видят и потому слепо шарят в траве, стремясь осалить друг друга. А что они делают, когда поймают себе подходящую пару, я даже думать не хочу! Все, пусть бабуля молчит в тряпочку, я потребую от папули скосить эти голубые джунгли к чертовой матери!

– Вы же будете домой возвращаться, как раз в сторону леса? А я с вами пойду! – продолжал уговаривать меня настойчивый юноша. – Одному немного страшновато.

– А обратно вы как же пойдете? – спросила я.

– Надеюсь, обратно я пойду с Пахой, так что снова буду не один!

– М-да… Ладно, спускайтесь!

– С балкона?

– А что такого? До земли не больше трех метров, перебирайтесь через ограждение и прыгайте вниз, тут под ногами травка мягкая!

Сама бы я этот нехитрый трюк проделала в два счета, но нежный юноша Поль, похоже, чурался физических упражнений на свежем воздухе – за исключением спортивного ориентирования в лопухах.

– Я лучше по лестнице спущусь, ждите, я быстро! – сказал он, отступая в комнату.

Окольный путь затянулся на несколько минут. Услышав во дворе голоса, я поняла, что Полю преградила путь та самая дама, которая именовала себя его опекуншей, тогда как сам Поль просто и без затей называл ее стервой.

– Ты никуда не пойдешь! – твердым голосом говорила она. – Тем более в лес! Я не разрешаю тебе гулять по ночам! Нет, нет и нет! В конце концов, я за тебя отвечаю!

– Ты че, Поль, совсем того? – рассудительно вторил женскому голосу рокочущий бас. – На фига тебе сдался этот лес? Думаешь, ты там своего Паху найдешь? Да брось! Раз его нет в доме, значит, он навернулся с концами. Все, амба Пахе!

Я насторожила ушки. Похоже, личная драма Поля гораздо серьезнее, чем мне показалось! Если возлюбленный Паха покинул его в результате скоропостижного перехода в мир иной, прогулки в лопухах и призывы вернуться ничего не дадут. Взывать к ушедшим – занятие малорезультативное, это только в литературных ужастиках нашей мамули усопшие ведут поразительно активную жизнь, как личную, так и общественную…

– Что значит – амба? – тонким голосом вскричал Поль. – Что ты об этом знаешь, шкаф встроенный? Это ты его убил, фашист проклятый?!

– Поль, выбирай выражения! – взъярилась женщина. – Анатоль никакой не фашист, он просто разумный человек и рассуждает вполне логично! Вчера твой ненаглядный Паха сбежал из клетки и шастал по всему дому, я сама видела, как он прыгнул на диван в гостиной!

– А я видел его аж два раза: в своей кровати и на ковре в библиотеке! – пробурчал бас.

– Весело люди живут! – пробормотала я.

Мне уже было страшно интересно посмотреть на Паху, который прыгает из одной постели в другую, и, видимо, поэтому его обычно держат взаперти в клетке. Что же это за сексуальный террорист такой?

– Вот, слышал, что говорит Анатоль? – обрадовалась поддержке женщина. – Твой любимец разгуливал где хотел! А поутру Нинель делала уборку, заметь – с новым пылесосом!

Это было сказано так многозначительно, что я невольно призадумалась: неужто в этом странном доме пылесос тоже как-то используется в сексуальных игрищах?

– Его небось насмерть засосало! – сочувственно пробасил Анатоль. – Ты че, забыл? Такая же фигня была с Семой!

Это заявление тоже нужно было осмыслить. Я скосила глаза на кончик носа и попыталась вообразить Сему, который принял смерть от трубы пылесоса. Получилось такое жестокое порно, что мне стало страшно!

– Вашу Нинку саму убить мало! – яростно закричал Поль. – Дура деревенская! Ее бы так засосать, чтобы руки-ноги переломало и шею свернуло!

– Анатоль, принеси мальчику таблетку и стакан воды, – вполголоса скомандовала женщина.

– Сами жрите ваши психотропные препараты! Я не сумасшедший! – громче прежнего заорал Поль.

Мне совсем расхотелось куда-либо сопровождать этого неуравновешенного юношу, равно как и торчать под воротами дома, населенного весьма странными людьми, использующими бытовую технику отнюдь не по прямому назначению.

– Всего доброго! – прощально прошептала я тихо покачивающимся вьюнкам, круто развернулась и зашагала в сторону нашей дачи.

Уличное освещение в Буркове эпизодическое: фонари имеются только перед особняками, так что дорога в чередовании полос света и тьмы выглядит как жезл гаишника. Я старалась побыстрее проскакивать черные пятна и, выплыв из чернильной темноты на очередной островок света, опасливо оглядывалась назад. Мне казалось, что я слышу за своей спиной чьи-то шаги.

Правильно казалось: на полпути к даче меня нагнал отдувающийся Поль. Сначала я не поняла, кому принадлежит поспешающая за мной кособокая фигура, и немного испугалась, но потом услышала окрик:

– Эй, Инна, погодите!

– Поль? – я всмотрелась в темноту.

– Едва догнал вас! – пожаловался юноша. – Ох, и быстро же вы ходите!

Поль вышел на свет, и тут только я поняла, что он прихрамывает. Одну ногу парень при ходьбе заворачивал внутрь и подволакивал.

– Это что, гипс? – я кивнула на громоздкий башмак, отяжеляющий правую ногу Поля.

– Это ортопедический ботинок, – сердито ответил он. – У меня косолапие. Я инвалид!

Мне стало неловко.

– Простите, я не знала, – пробормотала я. – Это у вас с детства?

– Врожденный дефект. Может, сменим тему?

– Да, конечно! – Я мысленно выругала себя за отсутствие такта и попыталась придумать другую тему для разговора.

Честно говоря, больше всего меня интересовала личность пропавшего Пахи-Пашеньки.

– Скажите, а кто такой Паша? – спросила я, придерживая шаг, чтобы прихрамывающий Поль от меня не отставал.

– Паша – это я, – пожал острыми плечами мой собеседник. – Павел Ситников, домашние зовут меня Полем. Это маман мне такое дурацкое прозвище придумала, она всех норовит величать на французский манер: Поль, Анатоль, Нинель! А сама она Надин, фифа крашеная!

Поль сплюнул под ноги. Я бы не удивилась, если бы плевок зашипел, как кислота: в словах юноши о матери было столько яду!

– Не горюйте! – сказала я, чтобы утешить расстроенного парня. – Поль – звучит совсем неплохо! Вот меня любящие родители окрестили Индией, а моего брата зовут Казимир, сокращенно – Зяма!

– Кто поминает имя мое всуе? – грозно пророкотал из темноты голос моего братца.

Через секунду Зяма вышел на свет и сказал нормальным голосом без всякого потустороннего завывания:

– Дюха, куда ты запропастилась? Меня послали тебя искать!

– Поль, знакомьтесь – это Зяма, Зяма – это Поль! – сказала я.

– Очень приятно, – пробормотал Поль.

– Взаимно, – вежливо ответил братец и вопросительно посмотрел на меня: – Ты успела завести новое знакомство? Любезный молодой человек провожает тебя в сторону дома?

– Нет, это я любезно провожаю молодого человека в сторону, противоположную его дому, – к лопуховой поляне на лесной опушке, – не без ехидства ответила я.

Зяма без промедления развернулся, мы перестроились и зашагали к лесу втроем.

– Скажите, Поль, а какой интерес у вас к лопуховой поляне? – светски спросил Зяма.

– Он должен встретиться там со своим близким другом! – поспешила ответить я, чтобы Поль своим рассказом про легендарного Паху-Пашеньку не запутал моего братца.

Хватит того, что я сама теряюсь в догадках относительно личности Пахи, да и диагноза Поля тоже: может, он не педик, а шизик? Говорит мне, что Паша – это он, и сам же призывает своего милого Пашу вернуться! Типичное раздвоение личности!

– А зачем ты меня искал? – спросила я Зяму, чтобы в очередной раз сменить тему.

– А ты разве кушать не хочешь? – вместо ответа спросил братец. – Ужин готов! Наш героический папуля сумел-таки приручить дикое пламя и зажарил роскошную курицу!

– Какую еще роскошную курицу? – громко удивилась я. – Мы вроде из мясных продуктов с собой только сосиски привезли, тушенку и замороженные полуфабрикаты?

– Не кричи! – Зяма поморщился, огляделся и понизил голос. – Курицу никто не привозил, она пришла сама. Сунулась, балда пернатая, к нам во двор через дырку в заборе и на свою беду встретилась с Лютиком. Ну, скажу я тебе! Питбуленыш-то наш – настоящий охотник! Курица, впрочем, тоже по-своему молодец – жирненькая такая оказалась, упитанная…

Мой рот наполнился слюной. Перспектива плотно пообщаться со вкусной жареной курочкой отодвинула на второй план желание познакомиться с загадочным Пахой. К тому же мы как раз поравнялись с нашей калиткой, до лесной опушки было рукой подать. Свою миссию проводника я выполнила.

– Поль, вы извините меня, если теперь я вас оставлю? – спросила я молодого человека, чутко принюхавшись. Со двора тянуло дымком и ароматом жареного мяса. – Лопуховая поляна прямо по курсу, вы уже не заблудитесь, правда, там темно…

– Ничего, у меня есть фонарик, – ответил Поль. – Он небольшой, но довольно мощный.

Зяма открыл рот, явно собираясь поинтересоваться у нового знакомого, что он собирается делать в лопухах с небольшим, но мощным фонариком, но я своевременно наступила не в меру любопытному братцу на ногу, и он сказал совсем не то, что намеревался:

– Ой, больно! Дюха, ты чего?

– Того! – непонятно ответила я. – Попрощайся с Полем и пойдем ужинать!

– До с-с-свиданья, Поль! – послушно прошипел сквозь зубы Зяма, прыгая на одной ножке.

Это напомнило мне, в какой драматический момент я оставила шумное сборище на нашей даче, и, присоединившись к компании у догорающего очага, я первым делом сочувственно спросила Смеловского:

– Как нога, Макс?

– Очень вкусная! – благодушно ответил тот, широким жестом зашвырнув в темноту дочиста обглоданную куриную кость.

Лютик, лежащий у ног папули, как маленький жирный тюлень, с трудом поднял голову, проводил перелетную птичью косточку слегка сожалеющим взглядом, но не сделал ни малейшей попытки встать на лапы.

Я поняла, что под воздействием жареного мяса все драматические события напряженного вечера присутствующими забыты, и полностью переключилась на курицу. Спасибо папуле, он проследил, чтобы обжоры оставили мне славный кусочек!

Я еще сладко чавкала, когда прочие участники трапезы начали подниматься из-за стола. Подгонял всех оператор Саша. Он заметил в ночном небе одинокую пухлую тучку и был встревожен этим явлением, так как опасался, что облачный покров может быстро разрастись и закрыть едва поднявшуюся луну. А нам необходимо было ночное светило во всей красе. Впрочем, ночь и так не была темной, небо подсвечивали алые всполохи.

– Это зарницы, что ли? – пробормотала мамуля, щурясь на багровое сияние.

– Или большой пионерский костер! – предположил Зяма, вспомнив детство.

– Эй, заканчивайте вечер воспоминаний! Вы, вообще, помните еще, зачем мы здесь? Мы вроде работать приехали, а не отдыхать! – забубнил Саша, устанавливая под развесистой березой операторский штатив и закрепляя на нем камеру.

– Точно, господа хорошие, давайте ближе к делу, мы же не жрать сюда приехали! – сыто рыгнув, поддакнул оператору Смеловский. – Саня, камера готова?

– Всегда готова! – пробасил тот, дергая березовую веточку, как шнурок дверного звонка. – Макс, погляди, как тебе эти листики на переднем плане?

Максим заглянул в видоискатель и сказал:

– Супер! Очень оживляет.

– Кто оживляет, кто омертвляет! – засмеялся Зяма, с намеком посмотрев на мамулю.

Наша родительница передвинула свой стульчик от стола в тыл видеокамеры, ориентируясь на импровизированную съемочную площадку. Лицо у нее сделалось задумчивое и вдохновенное.

– Прям как настоящий режиссер! – восхитился мамулей несносный Зяма. – Люк Бессон потерял бы сон! Надо повесить на спинку стула именную табличку: «Бася Кузнецова».

По паспорту мамулю зовут Варварой, но папуля завет ее Басей, и свои пугающие книжки наша писательница тоже подписывает именно так: «Бася Кузнецова».

– Зяма, ты еще здесь? – прикрикнул на весельчака Максим. – А ну, живо на грим! Анька, давай запанируй его!

– Дуй сюда и дай мне свою физиономию! – скомандовала Зяме Анна, устроившаяся на свободном от остатков пиршества краешке стола с раскрытым чемоданчиком.

– Тебе, Анечка, я готов дать не только физиономию, но и все прочие части своего организма! – игриво ответил Зяма.

– Закрой, пожалуйста, рот! – покраснев, попросила девушка.

Зяма послушно заткнулся, но продолжал прожигать Аню взглядом. С учетом того, что в глаза себе братец вставил линзы красного цвета, взгляд его был воистину пылающим.

Анна ловко раскрасила Зямино лицо белилами и синими тенями, после чего сказала:

– А теперь открой рот!

– Я…

Зяма начал было говорить, но Анька бесцеремонно сунула ему в рот вставные зубы. Сияние естественной улыбки заметно усилил фосфорический блеск дюймовых глазных клыков. Превращение пышущего здоровьем жизнерадостного молодого мужчины в полнозубого синюшного вампира завершил длинноволосый смоляной парик.

– По-моему, очень славно! – сказала Аня, любуясь делом своих рук. – Максим, погляди!

– Супер, самое то! – постановил Макс. – Санька, свет готов?

– Всегда готов! – привычно отрапортовал оператор.

Мощные софиты на треногах, занявшие свои места в строю фруктовых деревьев, засияли, как два солнышка.

– Зяма, двигай на площадку! – велел Макс. – Варвара Петровна, мы готовы! Начнем?

– Начнем! – размашисто кивнула мамуля.

– Думаешь, это была хорошая идея? – на ушко спросил меня папуля.

Я замешкалась с ответом. Идея снять телевизионный сериал по мотивам мамулиных произведений принадлежала Максиму Смеловскому.

– Друзья мои, производство телесериалов – это очень выгодный бизнес, только у нас в провинции этого пока не понимают! – вещал Максим, развалившись на нашем кухонном диванчике и со вкусом поедая длинномерный пирожок с сыром. – Продукт высшего класса может произвести не только Фабрика грез, но и маленькая частная телекомпания, даже не располагающая собственной материально-технической базой. Все необходимое – от камеры до передвижного генератора – можно найти на стороне и арендовать за вполне умеренную плату! Бюджет для производства одной серии составляет сто—сто пятьдесят тысяч долларов…

В этом месте речи Смеловского мы с Зямой дружно поперхнулись чаем.

– Но примерно по такой же цене за серию сериал можно продать телеканалу для премьерного показа! – Макс отложил недоеденный пирожок и заботливо похлопал меня по спине. – В дальнейшем, если рейтинг будет высокий, сериал можно продать для второго, третьего, пятого и двенадцатого показа, и это будет уже чистая прибыль телекомпании!

– Но где же ты возьмешь сто тысяч баксов на производство первой серии? – прокашлявшись, спросил Зяма.

– Нигде! – торжественно возвестил Смеловский.

Это было довольно неожиданное заявление.

– Первую серию мы снимем практически без затрат! – сказал Макс.

– Еще один сказочник! – закатил глаза к потолку Зяма, недвусмысленно намекая на мамулино творчество.

– Друзья мои, мы не будем соревноваться с «Мосфильмом» и Голливудом! То есть пока не будем. – Макс снова взялся за пирожок. – Для начала мы сделаем простенькое кино для нашего местного телеканала, используя его же технические возможности. Цифровая видеокамера, немного дополнительного света, компьютер для монтажа, пара-тройка специалистов и ваше деятельное участие – вот все, что мне нужно на данном этапе!

Помнится, тогда мы не приняли Максима всерьез. Мы с папулей переглянулись, Зяма покрутил пальцем у виска, мамуля кротко вздохнула. А недооцененный нами Макс, изобразив живую озабоченность повышением рейтинга родного телеканала, уговорил-таки свое начальство спонсировать съемки пробного фильма – на телевидении это называется «пилотный» выпуск. Чтобы снизить затраты на процесс, решили обойтись малой кровью: профессиональных актеров не приглашать, а натурные съемки провести на нашей даче в Буркове.

– Не напрасная ли это затея? – повторил папуля, поглядев на оператора Сашу, который подхватил камеру с таким хмурым и недобрым выражением лица, словно это был гранатомет.

– Сценарий неслабый, – уклончиво ответила я.

«Неслабый» – это еще мягко было сказано! В основу сценарного плана будущего сериала легли мамулины ужастики, имеющие большую популярность у читающей публики.

По сценарию, главный герой фильма, начинающий писатель Артем Пустовалов, приезжает в отпуск на родину предков, в среднерусскую глубинку, чтобы отыскать в руинах заброшенной фамильной усадьбы легендарный клад своего прадеда, графа Артемия. Родовое гнездо Пустоваловых было до основания разрушено после загадочного катаклизма еще до революции семнадцатого года, но продолжатели рода из рук в руки бережно передавали обожженный обрывок тонкой папиросной бумаги. На нем была скупо начертана карта, тайну которой вознамерился разгадать самонадеянный Артем. Молодой человек загорелся интересом к семейной истории по уважительной причине: он проигрался в казино и здорово нуждался в деньгах.

Отыскав в диких среднерусских джунглях руины барского дома, вооруженный металлоискателем и лопатой Артем начал не лениво копать тут и там, осуществляя земляные работы тайно, по ночам, чтобы не смущать покой обитателей близкой деревни. Однако вместо дедова сундука с золотом Артему предстояло выкопать самого деда – страшного и ужасного вампира Артемия, которого крестьяне называли Черным Барином.

Против ожидания, Черный Барин оказался не чужд родственных чувств, так что его правнук и тезка Артем Пустовалов не лишался в результате встречи с прадедушкой жизни. Напротив, ответственный и энергичный Артемий начинал неустроенному Артему по-своему покровительствовать. Закапываться обратно в сырую землю Черный Барин решительно не желал, норовил вести максимально светский образ жизни, так что дед Артемий и внук Артем вынужденно превращались в неразлучную парочку. Далее следовала череда отчасти пугающих, отчасти забавных приключений, которых должно было хватить на добрый десяток серий.

Мне больше всего нравилось, как изобретательно мамуля устроила своих героев к финалу: в итоге все денежные затруднения Артема решились с помощью легендарного золотого сундука Артемия, причем часть состояния Черного Барина предприимчивые Пустоваловы пустили в дело. Они открыли кабинет гирудотерапии! Таким образом, изящно и безболезненно решался вопрос с насущным вампирским пропитанием. Я уже видела, как в финале нашего кино хорошенькая медсестричка прессует в ручной соковыжималке насосавшихся крови лечебных пиявок, получая питательный коктейль для проголодавшегося графа Артемия…

– Мотор! – с энтузиазмом вскричал Смеловский, оборвав мои несвоевременные фантазии.

– Сам мотор! – огрызнулся хмурый Саша.

– Я хотел сказать: «Начали!» – объяснил Макс.

– На старт, внимание, марш! – восторженная мамуля громко хлопнула в ладоши.

– Предполагается, что по этой команде я должен куда-то бежать? – желчно спросил Зяма из своей засады.

Снималась драматическая сцена выхода Черного Барина из сырой земли. Зяма, изображающий графа Артемия, должен был выбраться из могилы, сверкнуть в лунном свете красными очами и саблезубыми клыками, тряхнуть черным шелковым плащом и демонически захохотать.

– Нет, бежать – это несолидно! – возразил Смеловский. – Ты же вампир благородных кровей, а не гарлемский стайер! Ты должен гордо восстать и величаво выступить!

– Мне бы величаво не вступить! – пробурчал в ответ Зяма.

Я хихикнула. В качестве неухоженной могилки у нас выступал земляной холмик, скрывающий под собой старую выгребную яму. В лунном свете поросшая сорной травой выпуклость смотрелась весьма интригующе, вдобавок сверху насыпь давным-давно была накрыта подобием шалаша из старых досок. В свое время это было сделано для защиты экс-сортира от несанкционированного доступа – чтобы маленькие детки Зяма и Дюша, заигравшись на огороде, не провалились в гадкую яму. Прошло немало лет, дощатая крыша частично сгнила, частично развалилась, уцелевшие доски торчали кривым костяком и выглядели довольно пугающе. Окружающие холмик огородные грядки образовывали подобие заброшенного погоста.

Зяма, который залег в гороховых зарослях, должен был по сигналу вздыбиться в полный рост в опасной близости к туалетному саркофагу, и был риск, что вампир благородных кровей пошло провалится в яму с дерьмом.

– Если такое случится, будет совсем замечательно! – «успокоил» Зяму бессердечный Макс. – Видеозапись твоего падения можно будет пустить задом наперед, добавить к реальному видео компьютерных эффектов, и получится просто супер: вампир эффектно взлетит из разверзшейся могилы, весь в комьях и брызгах, с криком на устах!

– Крик будет матерный! – предупредил Зяма.

– Ничего, при озвучке мы заменим его подобающим воплем! – Макс потер ладони и сказал: – Ну, приступим!

– Ты хотел сказать – «мотор»? – уточнил Саша.

– Мотор! – враз потеряв терпение, заорал Смеловский. – На старт, внимание, марш! Зяма, пошел!

– Да пошел ты…! – огрызнулся Зяма, выныривая из гороховых зарослей с обещанным матерным криком на устах.

– Ой, мамочка! – ахнула впечатлительная девушка Аня. – Жуть-то какая! Ужас, летящий на крыльях ночи!