Статуя сексуальной свободы Логунова Елена
– Умчи меня, олень, по моему хотению! Умчи меня, олень, в свою страну оленью!
Трогательные слова и нежная мелодия, напетые приятным женским голосом в столь неподходящий для лирического выступления момент, произвели на присутствующих очень большое впечатление. Тетушки за моей спиной дружно ахнули и зашептались, вслух перебирая диагнозы из области психиатрии. Глубокое и искреннее удивление отобразилось даже на бронебойной физиономии милицейского парня. Он оглянулся и засмотрелся на певицу, которая продолжала выводить с большим чувством и старанием:
– Где сосны рвутся в небо! Где быль живет и небыль! Умчи меня туда, лесной олень!
Закончив припев, мамуля смолкла, и в тишине, не заполненной честно заработанными ею аплодисментами, я громко ответила:
– Ясно!
Сказанное относилось не к погодным условиям в тайге, где в разных направлениях рвутся сосны и олени, а к скрытому приказу, содержащемуся в мамулином песнопении. Запоминающаяся мелодия песни про оленя – это был наш с ней тайный сигнал, призыв к тихому и незаметному отступлению. Сколько раз я сама вдохновенно распевала про оленя, задерживая у парадного крыльца нашей дачи навязчивых поклонников мамулиного писательского таланта, жаждущих лицезреть своего кумира и получать автографы! А мамуля тем временем совершенно по-онегински удалялась в поля с черного хода. И сколько раз мамуля, увлекая в дальнюю комнату некстати появившегося Дениса Кулебякина, насвистывала это «Умчи меня…», позволяя мне тихо сбежать из дома и присоединиться к подружкам на девичнике!
Получив сигнал, я не стала мешкать и быстро отступила за спины тетушек. Клавдия Васильевна, оставшаяся на передовой в одиночестве, вынужденно приняла командование на себя. Хорошо поставленным голосом с точно выверенным соотношением ласковых и укоризненных интонаций воспитательница с сорокалетним стажем поинтересовалась, долго ли бедных женщин будут держать в сыром помещении в неподобающем сезону и ситуации облачении? Тетушки-бабушки тут же загомонили в поддержку требования, замаскированного под вопрос.
– Если я немедленно не переоденусь в сухое, у меня радикулит разыграется! – пригрозила одна из старушек.
Остальные дамы воспользовались моментом, чтобы озвучить краткий перечень собственных болячек, способных быстро и фатально обостриться в результате переохлаждения.
– Туда нельзя! – вновь оглянувшись, сказал милицейский парень.
– А мне лично туда и не надо, мои вещи вот в этом шкафчике! – свирепо огрызнулась одна из тетушек.
Размахивая полотенцем, она решительно выступила вперед и открыла ближайший шкафчик в первой линии, а затем сорвала с головы резиновую шапочку, шмякнула ее на скамейку и, ожесточенно сопя, принялась стягивать с пухлых плечиков лямки купальника.
– И мой шкафчик тут, вот он! – стихийное стрип-шоу пополнила еще одна возрастная участница.
Вызывающе поглядывая в сторону смущенного милицейского товарища, тетки принялись переодеваться. Дамы, чьи вещи остались на закрытой для доступа территории, зашумели громче прежнего. Вслед попятившемуся парню полетели крики:
– Нет, вы что думаете, мы будем тут стоять и мерзнуть?
– А пойдемте, бабоньки, без разрешения! Не имеют они права нас задерживать, мы им не арестанты!
– Да мы их грудью выдавим! – азартно выкрикнула одна из толстух, явно радуясь возможности продемонстрировать свои более чем весомые достоинства в жарком деле – ее груди, способные выдавить из помещения сборную Японии по сумо, воинственно выпятились.
– А ну, цыц! – гаркнул, выкатившись из-за стенки, невысокий толстый дядька, похожий на одного из героев мультфильма «Колобки идут по следу». – Живо всем успокоиться!
А парню в свитере и джинсах он велел:
– Соколовский, организуйте выдачу гражданкам их личных вещей и одежды.
У Колобка был командный голос, пресекавший порыв к непослушанию на корню. Тетушки-бабушки враз притихли и отступили за демаркационную линию в коридорчик. Соколовский опасливо приблизился, собрал во вместительную, как суповая миска, ладонь ключики от шкафчиков и засновал в челночном режиме туда-обратно, таская озябшим теткам охапки их барахла.
Я получила свое добро одной из последних, но это не помешало мне одеться раньше других. Пока тетушки-бабушки, ворча и толкаясь локтями, неловко переоблачались в тесном коридорчике, я вернулась в душевую, под шум капели из плохо закрученного крана проворно переоделась и, не дожидаясь новых распоряжений, выскочила в зал бассейна. Там было пусто, только вдоль бортика ходила тетка с шваброй.
– Кого там убили-то? – кивнув на дверь душевой, с боязливым интересом спросила она.
– Значит, в раздевалке кого-то убили! – сделал закономерный вывод мой внутренний голос. – Тогда понятно, почему туда никого не пускают. А мамуля тут, интересно, при чем?
– Не знаю! – сердито буркнула я, что вполне сошло за ответ на вопрос любопытной уборщицы.
– Во всяком случае, убили не мамулю, она-то жива, раз песни распевает! – угадав мою тревогу, утешил меня внутренний голос.
Я толкнула дверь с табличкой «Служебный выход» и оказалась в предбаннике с фенами. Все до единого агрегаты были свободны, но я пренебрегла сушкой волос. Слева от меня, за стеклянной перегородкой, был пустой тренажерный зал, справа – дверь женской раздевалки, и вот за ней-то происходило немало интересного. Я слышала шум голосов, звуки шагов и отдаленный ропот тетушек-бабушек, активно шуршащих одежками и кульками. Мне очень хотелось заглянуть в помещение, но дверь была закрыта, и замочной скважины в ней не нашлось. Что там делает мамуля? И зачем она поспешила отправить меня из раздевалки? Послала за помощью?
– Тогда не теряй времени, вызывай кавалерию! – посоветовал мне внутренний голос.
Я поискала в сумке телефон и вспомнила, что он у меня в кармане шубки. У меня там даже два мобильника, свой и чужой! Я без помех спустилась на первый этаж, но до гардероба не дошла, потому что прямо на выходе в холл попала в лапы еще одного дюжего молодца типичной милицейской наружности.
– Из бассейна? – безошибочно догадался он, взглянув на мои влажные волосы. – Никуда не уходим, группируемся в кафе.
Молодец протолкнул меня в стеклянную будку маленького кафетерия и закрыл выход своей широкой спиной.
– Отлично! – с сарказмом сказала я и испытующе взглянула на юного буфетчика, лопоухонького паренька с коротко подстриженными каштановыми волосами.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами испуганного чебурашки.
– У вас есть горячий шоколад? – подойдя к прилавку, спросила я.
– Пятнадцать рублей.
Я достала кошелек, открыла его, выудила сторублевую купюру и положила ее на прилавок.
– Горячий шоколад и пирожок с курагой.
Милицейский молодец повернулся ко мне спиной.
– А телефон у вас есть? – шепнула я чебурашистому юноше, отведя его руку со сдачей.
Телефон был, и добрый юноша передал мне его без расспросов, за что я прониклась к нему глубочайшей благодарностью, которую семьдесят пять рублей чаевых выражали лишь отчасти. Милицейский молодец выдвинулся ближе к лестнице, по которой плотным косяком пошли тетушки-бабушки, и принялся загонять их в кафе. Я прикрылась плечиком и под шумок позвонила домой.
– Апартаменты фамилии Кузнецовых! – объявил папуля важно, как дворецкий английского поместья.
Я взглянула на часы: половина первого. Утром папуля грозился подать на ужин запеченных куропаток с виноградными улитками по-викториански и, видимо, уже приступил к поварским трудам. Глава нашей фамилии – довольно известный кулинар-изобретатель. С него станется возиться с куропатками и виноградными улитками днем и ночью. Мамуля, приветствующая равенство полов, супругу в этом нисколько не препятствует, к куропаткам (а тем более к улиткам) не ревнует и открыто радуется отсутствию необходимости лично стоять у плиты.
– Пап, выйди из образа! – потребовала я. – У нас ЧП.
– Слушаю! – совсем другим голосом отозвался папуля.
Еще не так давно он был военным и осиротил вооруженные силы в звании полковника. На примере папули я прекрасно понимаю смысл выражения «ушел в запас». Это как в песне: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Сейчас папуля– мирный кулинар, но в запасниках его души хранится до востребования настоящий полковник. И по тому, как прозвучало короткое слово «Слушаю!», мне стало ясно, что папуля в долю секунды махнул полотняный поварской колпак на каракулевую папаху.
– В бассейне случилось убийство, – зашептала я в чужой мобильник под прикрытием конспиративно надкушенного пирожка. – Подробностей не знаю, но похоже, что мамуля вляпалась в историю.
– Оставайся на месте, я скоро буду, – распорядился папуля.
– Есть! – с готовностью ответила я.
Трубка решительно загудела: кавалерия, поднятая по тревоге, ринулась в бой.
Невезучий, но совсем не скучный денек едва перевалил на вторую половину.
Глава 5
Передоверив командование старшему по званию, я почувствовала облегчение и с чистой совестью доела пирожок. Это подкрепило мои силы, и я легко перенесла короткую беседу тет-а-тет с парнем в джинсах и свитере.
Этому любознательному оперу очень хотелось знать, кого конкретно и в какой именно последовательности я встречала сегодня в раздевалке либо на подступах к ней. Я добросовестно перечислила парню всех, кого видела, не исключив из перечня его самого и начальственного Колобка с командным голосом, после чего мой собеседник слабо поморщился и уточнил, какой именно промежуток времени его интересует: приблизительно с одиннадцати до двенадцати часов. Мой список сразу же ужался, как шерстяной джемпер после стирки в горячей воде. В таком виде он не вызвал у оперативника большого интереса (список, а не джемпер, потому что как раз на мой джемперок с глубоким вырезом молодой человек поглядывал весьма увлеченно), и меня отпустили. Я взяла в гардеробе шубку, оделась, сменила обувь и вышла на крыльцо.
Погода была прекрасная, но не для бобров, конечно. Я распахнула шубку, закрыла глаза и подставила лицо золотым лучам нежаркого солнышка.
Впереди трезвонили троллейбусы, рычали и сигналили автомобили, топали пешеходы, в скверике через дорогу щебетали птички. Один особо горластый соловушка заглушал своим пением даже рев автомобильных двигателей. Наконец до меня дошло, что это распевается чужой мобильник в кармане моей шубки. Я достала его, открыла, но, пока думала, куда нажать, птичья трель смолкла.
Честно признаюсь, в технике я не спец. Приборы, оснащенные более чем одной кнопкой, я обычно осваиваю под чутким руководством брата, папы или Дениса. Они мне терпеливо, под запись, объясняют, что получится, если нажать туда или туда. Мужчины, я заметила, понимают такие вещи интуитивно. Я думаю, это потому, что у них мышление неуклонное и однозначное, как движение поезда из пункта А в пункт Б строго по прямой. А мы, женщины, мыслим криволинейно, наши думы могут виться и петелькой, и спиралькой, и клубочком – да хоть лентой Мебиуса! И для нас вовсе не факт, что состав, который утром вышел из пункта А, вечером обязательно прибудет в пункт Б. Он запросто может запропаститься на недельку-другую, а потом оказаться в каком-нибудь пункте Ы, не нанесенном ни на одну карту! Наверное, именно эту неэвклидову геометрию мысли мужчины насмешливо называют женской логикой.
Я внимательно рассмотрела чужой телефон, особо заинтересовавшись двумя кнопочками: черной и белой. Все остальные кнопки были серебристо-серые. Это заставило задуматься. Вот у меня на мобильнике среди прочих тоже есть пара кнопок необычного окраса – одна зеленая, а другая красная. Зеленая разрешает принять или отправить вызов, а красная его отменяет или обрывает. Принцип светофора, любой идиот поймет! А тут как же?
– Идиот, может, и понял бы, но ты-то женщина! – ехидно напомнил мой внутренний голос.
Назвать меня идиоткой он все-таки не рискнул.
– Попробуем применить женскую логику, – бодро молвила я. – Итак, белая кнопка и черная… Черное у меня ассоциируется с неграми. Негры – с рабами. Рабы, по определению, работают. Значит, эта черная кнопочка функционально должна соответствовать моей зеленой, а белая красной, потому что традиционно белые бездельничают, эксплуатируя труд черных. То есть, чтобы активизировать данный телефон, надо придавить черную кнопку!
Я так и сделала, но ничего не произошло. Внутренний голос противно хихикнул.
– Ладно, попробуем другую ассоциацию, – не сконфузилась я. – Возьмем, к примеру, шахматы! Там игру начинают белые фигуры.
С этими словами я придавила белую кнопку, и аппарат ожил – любезно сообщил мне, который час, и подсказал комбинацию кнопок, позволяющую разблокировать мобильник. Я не заставила себя упрашивать, нажала на указанные кнопки, и дисплей заиграл всеми цветами радуги. В левом нижнем углу высветилось слово «меню». Поэкспериментировав с кнопками, я сумела открыть список «своих» номеров. Первым в нем значилось некое Солнышко.
– Полагаю, это прозвище любимой (или любимого) владельца (или владелицы) мобильника, – высказал свое авторитетное мнение внутренний голос.
– Ежу понятно! – с апломбом сказала я и легким движением руки вызвала на телефонный разговор чужое Солнышко.
К сожалению, вызов сразу же оборвался. Я повторила попытку – с прежним нулевым результатом. Внутренний голос смешливо фыркнул, я обругала его бестолочью и надулась. Что такое, в чем проблема? Я понимала одно: придется мне опять обращаться за помощью к мужчинам с их скучным черно-белым мировосприятием!
Цыкнув на злорадно хихикающий внутренний голос, я поискала глазами подходящий экземпляр Хомо Более-или-Менее-Сапиенс и зацепилась взглядом за подкатившее к зданию такси. А из него выпрыгнул – кто бы вы думали? Во всех смыслах подходящий мужчина – мой милый друг Денис Кулебякин!
– Дениска! – неподдельно обрадовалась я.
Следом за капитаном Кулебякиным из машины выбрался наш полковник.
– Папуля!
– Дочь! Я прибыл! – коротко бросил полковник от кулинарии, проходя мимо меня шагом, весьма близким к строевому.
Это выдавало его высочайший боевой дух, потому что в миролюбивом настроении папуля идет по жизни трогательной косолапой поступью мультипликационного Винни Пуха. Физически безупречный (мне ли не знать!) капитан Кулебякин тоже шествовал быстро и целеустремленно, и его реплика, адресованная мне, также была лаконична:
– Жди здесь!
Офицеры командного состава вошли в здание, а я осталась на крыльце, как караульный новобранец: совсем одна, если не считать бестолковый внутренний голос и бессловесных шубных бобров.
Обратясь к логике (не женской, а в стиле унисекс), я решила, что папуля начал военную кампанию по освобождению мамули сразу же после моего звонка. Ведь он ни о чем не спросил меня, значит, успел получить достаточную информацию из других источников. Сам за себя говорил и сделанный папулей выбор спутника: уж наверное, любящий родитель среди дня выдернул из главка опытного эксперта-криминалиста не для того, чтобы порадовать нежданной встречей с милым свою дорогую дочурку!
Я вздохнула при мысли о том, как далек от безмятежной лирики текущий повод для встречи с любимым, и приготовилась ждать возвращения военного отряда.
Минут через пять из здания поштучно и парами стали выходить мои компаньонки по заплыву, но мамули все не было и не было. Я ждала минут сорок и за это время успела додуматься до светлой, как мне показалось, мысли. Она сводилась к тому, что неплохо было бы списать номерок Солнышка с постороннего мобильника и попробовать позвонить этому карликовому светилу чужой вселенной с собственного аппарата. К несчастью, он разрядился. Поскольку аналогичная беда могла случиться и с чужим телефоном, я на такой случай старательно переписала одиннадцатизначный «солнечный» номерок на первую попавшуюся под руку бумажку, решив, что позвоню Солнышку при первой же возможности – из офиса родного агентства «МБС», например.
Как раз в этот момент появилась долгожданная мамуля. Она вышла из здания под ручку с папулей. Он заботливо поддерживал ее и ласково рокотал что-то утешительное, увлекая супругу к нашему семейному «Форду». Капитана Кулебякина в арьергарде не было.
– А где Дениска? – спросила я, пристраиваясь к родителям замыкающей.
– На задании, – коротко ответил папуля, бережно усадив деморализованную супругу в машину.
Он еще не вышел из образа и был настроен на жесткое общение в стиле милитари.
– А какое у него задание? – не отставала я.
– Особо важное, – сказал папуля, ничего этим не прояснив.
– Родину спасти? – съязвила я.
– Скорее, родню. Денис должен найти следы настоящего убийцы и вывезти из-под подозрения твою мать! – расстроенно ответила мамуля, выделив голосом последние два слова так, что это прозвучало как ругательство.
– А как ты попала под подозрение? И что вообще случилось? Кого убили? – зачастила я, забравшись в салон.
Проявить любопытство к данной теме казалось мне вполне естественным, но у папули было иное мнение.
– Индия, уймись! – требовательно глянув на меня в зеркальце заднего вида, приказал он не с полковничьей даже, а прямо-таки с генеральской строгостью.
Мамуля промолчала, и я поняла, что ничего они мне не расскажут. По крайней мере, сейчас. Конечно, рано или поздно я все равно вытрясу из мамули все душераздирающие подробности жуткого ЧП. Вернее, она сама все расскажет, и не только мне. Чтобы наша мастерица плести кошмары из сущей ерунды не пустила в дело высококачественное дармовое сырье?! Да реальный шанс ознакомиться с трагической историей имели все ее читатели!
– Ну и ладно, ну и молчите, вам же хуже будет, останетесь без сеанса психоанализа и отпущения грехов! – пригрозила я, слегка преувеличив свою роль в борьбе за душевное спокойствие предков. – И вообще, я с вами дальше не поеду! Останови у больницы, папочка, я выйду!
– Зачем тебе в больницу, Дюшенька? – папа забеспокоился и мгновенно помягчал. – Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
– Нет, я плохо себя веду! – устыдилась я при виде родительского волнения. – Со мной все в порядке, просто мне нужно Бронича в больнице навестить. У нас сегодня сделка века сорвалась, так шефа чуть удар не хватил, «Скорая» увезла его прямо с работы.
– Да что ты?! – добрячка мамуля тут же забыла о собственных бедах. – Бедненький Михаил Брониславич! Боря, дай Дюше денег, она купит цветы, фрукты и сок.
Папуля с готовностью раскрыл кошелек, и из машины я вылезла, помахивая пятисоткой. Правда, на покупке букета я сэкономила. Решила, что успею засыпать шефа цветами при худшем развитии событий, а при жизни он вполне обойдется соком и фруктами.
Пакет с бананами и хурмой у меня забрала Люся. Она сидела на подоконнике в тамбуре перед невропатологическим отделением и от нечего делать бессмысленно возила пилочкой по нарощенным ногтям, которые не поддались бы и алмазному стеклорезу.
– Ангелина Павловна уже тут, беседует с врачом, – объяснила она свое присутствие в богоугодном заведении. – Нас с тобой к шефу наверняка не пустят, его нельзя беспокоить, так что езжай-ка ты, Инка, в офис. Сделка века сорвалась, но, может, какая-нибудь другая работа подвалит? Бронича это очень подбодрило бы.
Я послушно поехала на работу, для чего опять пришлось воспользоваться услугами общественного транспорта.
В обеденный час народу в троллейбусе было не меньше, чем свежемороженной сайры в хорошо спрессованном кубометровом брикете. Оценив опасность, грозящую моим мехам, я еще на остановке сняла шубку, вывернула ее подкладкой наружу и втиснулась в троллейбус, обнимая бережно свернутых бобров, как спеленутого младенца. Думала я только о том, как сделать путешествие шубки в общественном транспорте наименее травматичным для нее, любимой, и поэтому не заметила, кто и когда запустил свою вороватую лапу в мою сумку. И только на остановке, уже выбравшись из переполненного троллейбуса, я обнаружила, что накладной карман на моей новой торбе взрезан и выпотрошен, как та сайра, чтоб ей провалиться ниже всех водоносных горизонтов!
Горестно ахнув, я проверила содержимое препарированного кармана и основного отделения сумки. Выяснила, что кошелек с кредитными карточками и остатками пятисотки, пожертвованной папулей на доброе дело, остался при мне. На месте были служебное удостоверение, ключи от квартиры, а также все принадлежности для бассейна. Зато я лишилась сразу двух мобильников, которые перед погрузкой в троллейбус переложила из шубного кармана в сумочный.
Это крайне неприятное происшествие заставило меня поменять планы на вторую половину дня. В офис я забежала только для того, чтобы позвонить со служебного телефона Денису на мобильный и озабоченно спросить милого:
– Кулебякин, быстро скажи, что нужно делать, если у тебя стырили мобильник?
– У меня?
– Нет, у меня!
– Ах, у тебя! – Милый, кажется, не особенно удивился.
Капитан Кулебякин считает меня довольно легкомысленной и не слишком везучей особой. Может, он потому и рвется на мне жениться, чтобы обеспечить надежный милицейский пригляд за гражданкой, постоянно испытывающей на себе неблагоприятное воздействие общей криминогенной обстановки.
– Если у тебя украли мобильник, нужно сделать следующее. – Милый по обыкновению был обстоятелен. – Первое: надо поехать с паспортом в головной офис компании, предоставляющей услуги сотовой связи, чтобы заблокировать номер. Второе: в УВД района оставить заявление о краже телефона. Третье: пойти и купить новый мобильник, потому что шансов на то, что найдется украденный, очень мало, а я не хочу, чтобы ты осталась без связи.
– Так, может, ты и купишь мне новый мобильник? – съязвила я.
– А что мне за это будет?
– Капитан Кулебякин, ты шантажист и вымогатель! – рассердилась я. – У меня неприятности, а ты думаешь только о сексе!
– А кто говорил о сексе? – Денис неискренне изобразил удивление. – Я же не виноват, что ты не способна изыскать иной вид вознаграждения, кроме натуроплаты!
– Ах, так?! – не придумав достойного ответа на это ехидное замечание, я бросила трубку.
И чем, интересно, он хочет, чтобы я с ним расплачивалась? Нефтедолларами?!
– Чтобы я еще раз! С ним! Да никогда в жизни! – сердито бормотала я, набирая номер службы такси.
Как бы ни злилась я на Дениса, а пренебрегать его советами не собиралась. Выданную мне капитаном Кулебякиным инструкцию я намеревалась исполнить в точности и без промедления, для чего и вызвала такси.
Машина прикатила буквально через минуту, я даже не успела толком объяснить Кате суть своих проблем. На дверце новенькой серебристой «дэушки» выше шашечек красовалось название такси – «Мега», а ниже тянулась надпись: «Транспорта виды все хороши, но только «Мега» – такси для души!». Поскольку я девушка с фантазией и эрудицией, то девиз меня насторожил.
– Надеюсь, вас не Хароном зовут? – усаживаясь в машину, с подозрением поинтересовалась я у таксиста.
– Нет, я Виктор, – слегка удивленно ответил он. – А кто такой этот Харон, который вам не нравится?
– Ваш коллега, тоже перевозчик душ, – угрюмо объяснила я. – С этого света на тот!
– Обижаете, девушка! Я хороший водитель! Восемь лет за рулем без единой аварии! – насупился Виктор.
– Поплюйте, чтоб не сглазить! – посоветовала я и объяснила, куда ехать.
Задетый за живое моим вопросом, таксист всячески старался продемонстрировать мне свое высокое профессиональное мастерство, но фортуна нынче была обращена ко мне тылом. За две остановки до офиса сотовиков такси намертво встало в пробке. Остаток пути я вынуждена была проделать пешком, что отнюдь не улучшило моего настроения. Правда, общение со связистами не затянулось, вопрос с отлучением от сети похищенного мобильника решился быстро. Зато в УВД меня помариновали! Причем я так и не поняла, чем была вызвана проволочка. То ли милиционеру, который принимал мое заявление, так сильно понравилось мое общество, что он не желал его лишаться; то ли у него теплилась надежда, что мне вся эта тягомотина надоест, я плюну на заявление и откажусь от идеи возвратить мобильник с помощью милиции? Так или иначе, домой я вернулась уже затемно, в начале седьмого.
– Дюшенька, ты не знаешь, кто лежит на перроне с рахитом и плоскостопием? – озабоченно спросила бабуля, открывшая мне дверь.
– Дедушка, – ответила я, нисколько не удивившись неожиданному вопросу.
– Чей дедушка? – заинтересовалась бабуля, опустив газету с кроссвордом.
По ее скорбному тону чувствовалось, что ей искренне жаль несчастного больного старичка.
– Группы «Ногу свело!».
– То есть заболевание у этих музыкантов наследственное? – бабуля мигом повеселела, лишний раз убедившись, что законы генетики по-прежнему работают.
Наша бабушка почти полвека преподавала школьникам биологию и до сих пор убеждена, что царица всех наук – это вовсе не математика. На данную животрепещущую тему она периодически жарко дискутирует со своей подружкой Раисой Павловной. Та была как раз учительницей алгебры и геометрии и пронесла по жизни непоколебимую веру в то, что математики – лучшие представители человечества. Обе старухи имеют звание заслуженного учителя, и это официальное равенство придает их запоздалому соперничеству характер вечного. Когда две экс-училки трубными голосами начинают спорить о том, чьи посевы на ниве просвещения оказались гуще и колосистее, я думаю, что Минобразу следовало отправить их не на пенсию, а на Марс. Своими воплями они запросто пробудили бы мертвую планету к жизни!
К счастью, голосистые старушки редко встречаются лично, чаще они общаются по телефону и через посредников в лице более молодых членов нашей семьи. У Раисы Павловны слабое сердце и больные ноги, она редко выходит из квартиры, а наша бабуля вполне здорова, но весьма церемонна и упрямо посещает подружку только с ответным визитом. В общем, мы с Зямой у старух на посылках: через нас они регулярно обмениваются газетами с шарадами и головоломками.
– Бабе Рае что-нибудь отнести надо? – не спеша разуваться, спросила я.
– Два слова осталось, – вместо ответа сообщила бабуля, вручая мне газету с кроссвордом.
– Хочешь, поищем ответы в Интернете, – предложила я.
– Конечно, нет! Как можно? – оскорбилась бабуля. – Это было бы неблагородно по отношению к Раечке! У нее же нет Интернета.
В следующий момент благородная старуха хитро усмехнулась и добавила:
– К тому же, даже если Рая разгадает оставшиеся два слова, это ее не спасет. На этой неделе у нас счет пять – ноль в мою пользу!
Я показательно развела руками – мол, иначе и быть не могло! – развернулась на пороге и с газетой в кулаке зашагала вниз по лестнице, в десятую квартиру.
Раиса Павловна не откликнулась ни на стук в дверь, ни на музыкальную трель звонка, ни на мой относительно мелодичный голос. Я заволновалась, не случилось ли с одинокой больной бабулькой чего плохого, и побежала в двадцать первую квартиру, к своей собственной подруге Алке Трошкиной. У нее с давних пор хранится запасной ключ от хором Раисы Павловны.
Ключик этот достался Алке, можно сказать, по наследству, от бабушки, которая была закадычной подружкой Раисы Павловны и моей собственной бабули. Замечательная была старушка, царство ей небесное! Кроткая, сговорчивая, добродушная – я, бывало, Алке завидовала. Ее бабушка всю жизнь проработала чертежницей, болтать языком не любила и образовывала прекрасную буферную зону между двумя деспотичными и говорливыми училками.
– Алка! Почему у тебя опять дверь нараспашку? – недовольно спросила я, без стука войдя в двадцать первую квартиру.
– Разве она нараспашку? – отозвалась подружка. – Странно… Вроде я закрывала за Лелем.
– Опять у тебя был этот педик? – Я вошла в комнату, бухнулась на диван и взмахнула свернутой в трубочку газетой, как саблей. – Гони ты его куда подальше! Ясно же, что никакого толку от мужика по имени Лель не будет!
– А какого толку, по-твоему, мне от него надо? – кротко поинтересовалась Алка. – Приятный мальчик, хорошей косметикой торгует. Я у него чудный антицеллюлитный кремчик прикупила.
Я оглядела хрупкую фигурку подружки, восседающей на высоком стуле за письменным столом точь-в-точь, как первоклассница за партой – тряся косичками над раскрытой тетрадью, и спросила:
– И зачем тебе этот крем? У тебя бараний вес, сорок кило, и ни грамма жира. У тебя никак не может быть целлюлита!
– А вдруг? – Алка уперлась. – Целлюлит – он, знаешь, какой коварный! Подкрадется незаметно, а я его – раз! И сниму на подходе!
По Алкиным словам, можно было подумать, что целлюлит – это тайное имя японского ниндзя, который может материализоваться из воздуха в любой момент, к чему предусмотрительная Трошкина, к счастью, уже готова.
– Отлично, – невпопад заметила я. – А чем это ты занимаешься?
Алка чикала ножничками, старательно кромсая иллюстрированный журнал. Заметив интерес к своему рукоделию, она растопырила локти и тщетно попыталась закрыть от меня белый ватманский лист, густо заляпанный цветными кляксами.
– Опять карта желаний? – догадалась я. – Ну-ка, дай посмотреть, что тут у тебя новенького появилось!
Бесцеремонно потеснив подружку, я подсела к столу и с интересом рассмотрела ее сложную аппликацию.
В центре листа помещалось хорошее цветное фото радостно улыбающейся Трошкиной. От ее сияющей физиономии, как лучики от солнышка, в разные стороны отходили линии, каждая из которых вела к какой-нибудь картинке. Рисунки, вырезанные из журналов, символизировали Алкины желания. Большой красивый дом, сияющий лаком автомобиль, сказочный ларец с золотом и каменьями (жадные руки Кощея Бессмертного Трошкина безжалостно отрезала) и груда модных тряпок говорили сами за себя. Отдельной кучкой помещались пирамида Хеопса, Эйфелева башня, статуя Свободы и вислоухий каменный идол с острова Пасхи: это Алка мечтала о путешествиях. Интеллектуальные потребности Трошкиной воплощали открытки с изображением Лувра, Эрмитажа, планетария и буддистского монастыря, наклеенные веером. Амбиции оптом выражала статуэтка «Оскара», имеющая, как я понимаю, глубоко символическое значение общей творческой успешности, потому как к искусству кино Трошкина до сих пор никакого отношения не имела. Отдельными пунктами были выведены дети (фото шестерки желтокожих близнецов в коммунальной кроватке китайского роддома) и любимый мужчина, у которого было смуглое мускулистое тело Антонио Бандераса без его родной бандерасовской головы.
С личностью любимого мужчины Алка еще не определилась, поэтому для данного персонажа у нее имелся целый набор съемных голов на липучках из двустороннего скотча. В настоящий момент у сборно-составного мужчины на плечах не было вообще ничего. Роман с последним кавалером (им весьма недолго был мой переменчивый братец Зяма) Трошкина тактично перевела в плоскость сугубо дружеских отношений и пока еще никем не заполнила опустевшую постельную горизонталь. Я порадовалась, что она не прилепила на плечи Бандераса встрепанную головенку Леля – этот худосочный юноша, занимающийся не мужским делом распространения косметики, мне решительно не нравился.
– А это к чему?
Меня живо заинтересовала незаконченная картинка, изображающая Бабу-ягу, выглядывающую из окошка маломерной избушки на мозолистых куриных ногах. Трошкина зачем-то дала Яге в одну руку подзорную трубу, в другую – брызжущую водой садовую лейку, а к желтой голени избушки боком прислонила толстого рыжего кота из мультика про попугая Кешу. С фрейдистским толкованием картинки, выражающей какое-то из Алкиных желаний в столь замысловатой форме, я затруднилась.
– Сейчас объясню, только закончу, – пообещала Трошкина, старательно приклеивая над окошком вывеску: «Роспечать».
– Алка, неужели ты мечтаешь на склоне лет торговать газетами в окрестностях птицефабрики? Между делом организуя водные процедуры для домашних животных, страдающих ожирением? – озадаченно разглядывая непростую картинку, спросила я.
– С ума сошла? – Трошкина недоверчиво посмотрела на собственный шедевр. – Мне казалось, тут все понятно! Я желаю, чтобы бедная старуха снова была дома. Чтобы она сидела, как обычно, у окошка, наблюдая в бинокль за соседями, скирдовала в прихожей макулатуру с кроссвордами, поливала герань в горшке и закармливала «Вискасом» своего наглого жирного кота!
– Бедная старуха – это не Баба-яга? – я что-то начала понимать.
– Конечно, не Баба-яга! Стала бы я мечтать о Бабе-яге! – возмутилась Алка. – Я о Раисе Павловне беспокоюсь! С ней сегодня приступ случился, и теперь она в больнице лежит. Хоть бы выкарабкалась, бедняжка!
– Ах, так это Раиса Павловна! – я вздохнула с облегчением и с новым интересом посмотрела на крючконосую бородавчатую Бабу-ягу. – Ты только не показывай Раисе Павловне эту картинку, когда она выйдет из больницы, а то можешь спровоцировать новый приступ, на этот раз – с летальным исходом!
– Да ладно тебе критиковать, у меня просто нет ни одной ее фотографии, и другой нарисованной старушки я не нашла, – смущенно объяснила Алка.
– Да, в гламурных журналах фото моделей пенсионного возраста – большая редкость, – согласилась я, вставая со стула.
– Ты уже домой? – спросила Алка. – Возьми в прихожей на тумбочке журнальчик. Раиса Павловна, бедненькая, очень волновалась, что не может вернуть его твой бабуле. Уже на носилках все повторяла: «Кате, Кате!» – и трясла журналом.
– Азартная бабуленция! – с невольным уважением сказала я. – Нет, она так просто не умрет, не волнуйся! Ей еще счет сравнять надо, а то бабуля на этой неделе здорово опередила ее по очкам.
Подбодрив подружку, я взяла журнал Раисы Павловны и пошла домой. Денек выдался такой бурный, что мне очень хотелось завалиться на диванчик и поспать часок-другой перед поздним ужином. Я предвидела, что запланированная на вечер дегустация викторианской куропатки с улитками потребует большого напряжения всех душевных сил: ну, не люблю я ползучих тварей, ни живых, ни запеченных! А отказаться от экзотической трапезы нельзя, для папули это будет смертельная обида.
– Ба, это тебе от бабы Раи! – я мимоходом отдала бабуле журнал и со всей возможной деликатностью сообщила, что Раиса Павловна попала в больницу.
Хотя наши старушки-подружки общаются между собой примерно так же нежно, как две бодливые коровы, они очень привязаны друг к другу. Узнав о болезни Раисы Павловны, бабуля очень расстроилась, даже сама стала хвататься за сердце. Мамуля повела ее на кухню пить валериановые капли вприкуску с мятным пряником, а папуля принялся выгребать из холодильника яблоки и апельсины, чтобы собрать передачку захворавшей соседке.
– Что за день такой? – недовольно бурчала я, взбивая подушку на своем диванчике. – Бронич в больнице, Раиса Павловна в больнице… Не хватало еще, чтобы бабуля угодила на больничную койку, и тогда мы точно разоримся на фруктах и соках!
Это не был приступ жадности, просто сказалась усталость. Я бухнулась на подушку, закрыла глаза и некоторое время размеренно сопела, страстно желая уснуть. Не вышло: сначала в прихожей зазвонил телефон, а потом послышался настойчивый стук в мою дверь.
– Никого нет дома! – сердито крикнула я, натягивая плед на голову.
– Дюша, тебя к телефону! – громко сказала мамуля. А потом еще прошептала в щелочку приоткрытой двери:
– Это из милиции!
– Из милиции?
Я неохотно вылезла из-под пледа, покинула уютный диванчик и побрела к телефону, отчаянно зевая и мысленно клянясь себе убить Дениса Кулебякина, если это он лишает меня покоя и сна, прикрываясь служебным положением.
Это был не Денис. Позвонил тот милицейский товарищ, который час назад принял мое заявление о краже мобильника. У него были для меня две новости, одна хорошая, другая не очень. Во-первых, бравая троллейбусная кондукторша своими собственными силами на подведомственной ей территории задержала, а затем сдала милиции карманника, у которого при обыске в отделении обнаружили мой телефон. Эта новость была для меня хорошей, а для милицейского товарища просто чудесной, он так и сказал, не тая удивления:
– Чудеса, да и только! Надо же, как повезло вам, Индия Борисовна, даже не верится!
Вторая новость была похуже: за мобильником, обретенным столь чудесным образом, мне предложили прибыть незамедлительно. К счастью, папуля с бабулей как раз собрались ехать на нашем семейном «Форде» в больницу к Раисе Павловне. Они подбросили меня к отделению и пообещали подхватить на обратном пути.
– Не задерживайтесь там! – попросила я, вылезая из машины у чугунной ограды милицейского заведения.
По дороге мы успели позвонить в больницу и выяснить, что Раиса Павловна чувствует себя гораздо лучше. Я всерьез опасалась, что бабуля с подруженькой на радостях устроят в лазарете сеанс одновременного разгадывания кроссвордов, а мне очень хотелось поскорее вернуться домой и воссоединиться с диванчиком.
Я еще не знала, что истязать мозги головоломками придется мне самой.
Глава 6
Едва придя в чувство, благородная старушка Раиса Павловна первым делом вспомнила об опасности, нависшей над родным городом отчасти по ее собственной вине. Перед ее мысленным взором, заслонив белый свет, встала страшная картина: вскрытый пакет с белым порошком на фоне обезлюдевших кварталов некогда населенного пункта.
– Детка… – слабым голосом позвала Раиса Павловна женщину, которая семенящим шагом вошла в палату, держа в руках полную тарелку.
В фаянсовой плошке с выщербленным краем плескалась бледно-желтая жижица не самого аппетитного вида. «Детка», безвозвратно вышедшая из младшего школьного возраста с полвека тому назад, осторожно поставила тарелку на тумбочку, бочком присела на соседнюю кровать и заворковала:
– Серенький, зайчик мой, просыпайся, будем кушать бульончик!
Повернув голову, Раиса Павловна разглядела торчащий из подушек острый нос с топорщащимися под ним лохматыми усами. И нос, и усы действительно были серенькими. На предложение откушать их обладатель отозвался капризным бормотанием, в котором наиболее отчетливо прозвучали слова «бульончик» и «хрен». Простодушная Раиса Павловна подумала, что Серенький Зайчик с присущей грызунам любовью к кореньям просит сдобрить больничный супчик хреном, но ошиблась.
– На хрен так на хрен! – сговорчиво согласилась Детка и принялась сама хлебать отвергнутый Сереньким бульон.
– Детка! – повторила Раиса Павловна, дождавшись, пока женщина откушает (это не заняло много времени).
– А? – Детка, уже двинувшаяся с пустой тарелкой к двери, обернулась. – Очухались, бабуля? Ну и правильно! Нечего на тот свет торопиться, похороны нынче дорогое удовольствие! Живите пока что!
С этими словами она ласково улыбнулась сначала Раисе Павловне, а потом Серенькому, словно предлагая им обоим постараться дотянуть до сезона оптовых скидок на ритуальные услуги.
– Детка, мне бы телефон, – попросила Раиса Павловна.
– Какой телефон, бабуля, вы что? – удивилась женщина. – Это же палата интенсивной терапии, тут кругом аппараты сложные, электроника, с мобильными никак нельзя! Вот погодите, даст бог, оклемаетесь, переведут вас в обычную палату на восемь койкомест, там говорите по телефону хоть сутки напролет. Были бы деньги! Телефон нынче дорогое удовольствие.
Раиса Павловна заерзала, спуская ноги с кровати.
– Куда?! – испугалась Детка. – А ну, лягте, как лежали! Я сейчас сестру позову.
Она ушла, но через минуту вернулась с другой женщиной в белом, и они вдвоем стали объяснять неразумной больной, что лечение нынче удовольствие дорогое, и если ей повезло своевременно получить качественную медицинскую помощь, то нечего сводить на нет усилия врачей.
– Вы не понимаете, я предупредить должна, – лепетала Раиса Павловна, со страхом глядя на полный шприц, который медсестра воздела вверх. Из отверстия иглы выплеснулся миниатюрный фонтанчик. – Дело в том, что одна женщина достала из помойки яд, которым другая женщина травила одного мужчину…
– И потом они все жили долго и счастливо и умерли в один день! – успокаивающе прожурчала Детка.
А невозмутимая медсестра вкатила беспокойной пациентке укол, после которого ту быстро и надолго перестала волновать судьба как всего города, так и отдельных его жителей.
Проснувшись, Раиса Павловна обнаружила, что народу в палате прибавилось, а интерьер ее сильно изменился, деградировав от хай-тека к классическому сиротскому стилю. Никаких аппаратов сложнее карликового холодильника «Саратов» в помещении не имелось, а под больной была не высокая кровать с удобным ровным ложем, а скрипучая койка с провисшей сеткой, вполне пригодной для ловли раков. Трепыхнувшись в ней карасиком, Раиса Павловна выжала из своего спально-музыкального инструмента пару минорных аккордов. Этот звук привлек внимание других обитателей палаты.
– Прошнулаш? – дружелюбно прошамкала с соседней кровати дряхлая бабушка, до самого подбородка укрытая синим больничным одеялом.
Читать бесплатно другие книги:
