Суперклей для разбитого сердца Логунова Елена

С образовавшегося из квартета трио можно было рисовать иллюстрацию к сказке «Три поросенка»: парни так испуганно таращили глаза на Макса, словно он был злым и страшным серым волком. Тот полнозубо улыбался и нежно поглаживал кожаную папку, из которой высыпались на пол листы с текстом. Я заподозрила, что прозвучавший в потемках треск произошел от соприкосновения этой самой папки с лысой головой маленького живчика, наиболее активно мешавшего Максу вести программу. Живчик перестал мешать, дергаться и подпрыгивать, сидел ровно и тихо держался за голову.

С африканских косичек рослого брюнета, сидевшего за столом напротив ведущего, стекали ручейки желтой жидкости. Пустые чайные чашки валялись под столом, одна из них разбилась на куски. Третий участник группы, кудрявый блондинчик с физиономией пьяненького ангела, недоуменно таращился в угол, под раскидистую пальму в декоративном горшке. Из-под деревца тянулись чьи-то ноги в тяжелых ботинках. Ноги вяло шевелились, из угла доносились жалобные стоны – бэк-вокал четвертого из «Смывок».

На этом официальная часть программы вынужденно закончилась, и бледный от волнения режиссер Кеша срывающимся голосом предложил посторонним гражданам очистить помещение. Очищая студию от себя, я опасливо обошла валяющийся на ковролине кусок кирпича и подумала, что в ряды поклонников группы «Смывки» явно затесался какой-то антифанат! Хорошо еще, в артистов запустили камнем, а не тухлым яйцом или дохлыми кошками, а то вони было бы – страшное дело!

Я зарулила в туалет и избавилась от грима и костюма. Оставила реквизит у вахтера, обещавшего передать пакет Максу, подумала и решила, что для меня лично телевизионное мероприятие вполне удалось. Во-первых, я получила свою сенсацию. Во-вторых, шоу закончилось раньше, чем планировалось, и я успевала домой прямо к ужину. В-третьих, Максим был так занят разговором с Кешей, что не заметил моего ухода и не стал напрашиваться в провожатые.

В наилучшем расположении духа я прибыла домой и обнаружила, что моя персональная белая полоса еще не закончилась. Сегодня мироздание было ко мне благосклонно – наверное, спешило скомпенсировать многочисленные вчерашние неприятности. К нам в гости явился Ваня Горин!

Его очаровательный мужественный голос я услышала из прихожей. Ваня хвалил последнее мамулино произведение – повесть с многообещающим названием «Кариозный зуб вампира». Ванечка был художником-иллюстратором мамулиных ужастиков.

Я пришла, когда Ваня и мамуля уже вставали из-за стола, на котором высились величественные руины большого торта. Разрушение архитектурно-кондитерской конструкции продолжал сладкоежка Зяма, я поспешила ему помочь, отклонив любезное предложение папули отведать сначала новый салат с морепродуктами. Ванечка и наша муттер уединились в кабинете, чтобы еще поработать над иллюстрациями к новой книжке. Папуля ушел в кухню, чистить картошку для запеканки к завтраку.

– Ну, что скажешь? – нечленораздельно спросил Зяма, энергично перемалывая зубами кирпичики сухого безе.

– По поводу торта? – уточнила я, буравя ложечкой бисквит. – Торт отличный, папуля превзошел себя!

Папуля с переброшенным через локоть кухонным полотенцем немедленно возник в дверях и благодарно отвесил мне церемонный поклон. Я вежливо поаплодировала ему свободной рукой, пошлепав ладонью по усыпанной крошками столешнице.

– Торт меня уже не интересует, – насытившийся Зяма тяжело отвалился от стола. – Я тебя про мой шкаф спрашиваю! Ты что-нибудь выяснила?

Я пересказала братцу свою беседу с Анной Клюевой.

– И что это нам дает? – почесал голову Зяма.

– Пока не знаю, – честно призналась я. – Надо подумать.

– Так думай! – потребовал братец, рывком отодвигая от меня блюдо с остатками торта.

– Фигушки! – возразила я, возвращая блюдо на место. – Сначала скажи мне, как охмурить Ваньку!

– Ты же еще не нашла шкаф! – Зяма продолжил глупую игру в перетягивание торта.

– Но уже начала его поиски! – Я сцапала с блюда последний кусок бисквита и показала Зяме язык. – По всем правилам детективного дела мне положен аванс, так что с тебя уже причитается. Давай начинай способствовать зарождению нашего с Ванькой романа!

Зяма нехотя признал справедливость моего требования и выдал мне один из Ванькиных секретов. Оказалось, до сих пор я действовала абсолютно неправильно! Горину, видите ли, никогда не нравились смелые девицы (бестактный Зяма сказал «нахальные»), которые сами берут в руки инициативу и вообще все, до чего дотянутся. Ванин интерес к активным видам спорта и отдыха ограничивается горными лыжами и серфингом, а для близких отношений он ищет девушку кроткую, нежную, готовую без устали восторгаться его смелостью и безропотно штопать лыжные носки и протертые плавки, ожидая возвращения любимого с горных вершин и из морских далей. Я недоверчиво хмыкнула. Участь Пенелопы не казалась мне завидной.

– Ладно, я попробую, – неуверенно проговорила я. – Значит, кроткая, нежная, боязливая и заботливая?

– Буквально, Индюха, твой портрет! – издевательски заметил Зяма. – С чего начнешь? Хочешь, я сбегаю в кабинет и посмотрю, нет ли у Ваньки прорехи на пятке?

– Нет, для художественной штопки я еще не созрела, это слишком интимно, – призналась я. – Может, я для начала просто немного повосторгаюсь его загаром, полученным под солнцем высокогорий? Расскажу, как восхищают меня отважные мужчины – повелители сноубордов и укротители лыжных палок…

– Давай, готовь речь, – согласился Зяма. – Время у тебя есть, думаю, мамуля Ваньку сегодня изрядно помордует. Во-первых, она не в духе, потому что ее неожиданно покинула муза. Во-вторых, ей не нравится предложенный художником образ Дракулы, остро нуждающегося в профессиональной стоматологической помощи.

– О вы, стремительно летящие по горным склонам под скрип сверкающего наста и коленных чашечек… – заунывно затянула я нараспев, скользящим шагом биатлонистки покидая общую гостиную.

Мне нужно было уединиться, чтобы продумать новую тактику обольщения Ваньки.

Денис Кулебякин, хозяин бассета Барклая и трехкомнатной квартиры, которую упомянутый бассет искренне считал своей собственной просторной конурой, стоял на балконе, приложив сложенные щепотками пальцы к плечам и развернув носки. На счет «и – раз» он глубоко приседал, морщась при звуке противного щелчка, издаваемого правым коленным суставом, на «и – два» вытягивал руки вперед, а на «три-четыре» производил те же дейстивия в обратной последовательности.

Какого черта ему вздумалось на ночь глядя исполнять на свежем воздухе незабываемые па утренней гимнастики, Денис и сам не понимал. Вероятно, вспышку физкультурного энтузиазма спровоцировала соседка с седьмого этажа, изумительно фигуристая барышня с дерзким взглядом и высокомерно задранным носиком. Денису вдруг пришло в голову, что он и эта Инна неплохо смотрелись бы вместе, и он тут же озабоченно пощупал себя за бочок, проверяя, не утратило ли его собственное тело приятной упругости. Вроде не утратило, но Барклай, которого Денис тоже пощупал за бочок для сравнения, определенно был в лучшей форме. В принципе, Барклай тоже неплохо смотрелся бы рядом с Инной – где-то на уровне коленок, но Денис метил выше: его интересовало девичье сердце. Это для начала, а потом, возможно, сердце и рука!

Поддавшись порыву, Денис зарылся в недра платяного шкафа и в дальнем углу, под наслоениями более актуальных одежд, нашел премилые золотистые шортики, которые не надевал со времени завершения обучения в Академии физкультуры. Эластичные штанишки вкупе с маечкой солнечно-желтого цвета образовывали комплект, который студенты-физкультурники надевали для показательных выступлений в стенах альма-матер. Это была общая форма, игривый фасон которой придумал кто-то из преподавателей. Кто именно – студенты не знали, хотя не одно поколение первокурсников, впервые обрядившись в желтушный наряд, загоралось желанием найти изобретателя костюмчика и набить ему морду. Дюжие атлеты, акробаты и пловцы в спортивной форме детсадовского фасончика имели незабываемый вид.

В последний раз Денис натягивал золотые шортики на экзамен по бальным танцам, когда исполнял перед мечтательно жмурящейся преподавательницей польку-бабочку. С тех пор штанишки бестолково лежали в шкафу, хотя пара Денисовых однокурсников, переквалифицировавшихся из акробатов в стриптизеры, сэкономила благодаря форменным институтским шортикам на сценических костюмах. Денис же после небольшой переподготовки трудился в краевом Управлении внутренних дел экспертом-криминалистом и до сих пор не имел возможности попробовать себя в жанре боди-шоу.

Теперь куцые штанишки пригодились: в летнюю жару это была самая подходящая гимнастическая форма.

– И – четыре! – в очередной раз выдохнул Денис, распрямляя колени.

Он немного устал и запыхался, потому что выполнял упражнение в слишком высоком темпе.

– Минутный отдых! – сам себе сказал притомившийся физкультурник, наваливаясь животом на перила балкона.

Крупная вечерняя звезда игриво подмигнула ему, и тут же ровно засветилось окно на седьмом этаже. В ярком электрическом свете за незашторенным окном Денис увидел красотку Инну. Уставившись немигающим взором в звездную высь и шевеля губами, она задумчиво расстегивала пуговки блузки. Очевидно, идея стриптиза витала в воздухе.

– Ух ты! – выдохнул Денис.

Легкая кофточка скользнула вниз, а задумчивая стриптизерша завела руки за спину, очевидно, нащупывая застежку бюстгальтера.

– Повезло мне с квартирой! – пробормотал Денис, имея в виду, что ему повезло с соседкой.

Собственно, квартира-то у Дениса была не из лучших. К примеру, жилище его соседей снизу состояло не из трех, а из четырех комнат. По задумке архитектора, спроектировавшего девятиэтажку, здание должно было иметь ощутимое сходство с заточенным карандашом. Поэтому у него была острая двускатная крыша, которая «съела» немало площади на восьмом этаже и свела к минимуму жилое пространство девятого, где вообще не было балконов. У Дениса балкончик все-таки был, правда, вдвое меньше, чем у соседей снизу.

Красотка Инна благополучно справилась с бюстгальтером, вызвав тем самым бурные аплодисменты публики в раскрасневшемся лице Дениса. Не зная, какой фурор она производит, девица небрежно отбросила кружевную тряпочку в сторону и скрестила руки под грудью, продолжая задумчиво таращиться в ночное небо.

Наслаждаясь бесплатным шоу, Денис еще подался вперед, и в этот момент из глубины квартиры на балкон вышел бассет Барклай. На его вытянутой бело-коричневой морде изображалось искреннее недоумение пополам с обидой. Пес не мог понять, чем вызвана досадная задержка сигнала к отправлению на вечернюю прогулку.

Увидев хозяина, чья поза была воплощением огромного внимания, Барклай укоризненно тявкнул и помчался выяснять, что к чему. Он с разбегу прянул грудью на балконное ограждение и вытянул шею, чтобы приблизиться к объекту, столь интересному для его хозяина. В это момент центр тяжести собачьего организма оказался выше уровня перил, и Барклай перекинулся через ограждение, даже не успев взвизгнуть.

Испуганный вскрик сорвался с уст Дениса, который не успел увидеть красивое собачье сальто полностью и заметил акробатический этюд Барклая уже на финальной стадии, в момент приземления собаки на чужой балкон.

– У-у-у! – жалобно протянул бассет, снизу вверх таращась на хозяина, который в свою очередь таращился на него сверху вниз.

– Ты с ума сошел! – шепотом сказал псу Денис. – Это же чужой балкон! Немедленно прыгай обратно!

Барклай сел на попу, склонил голову набок и посмотрел на Дениса с немым укором. Денис понял, что, предложив бассету совершить прыжок на трехметровую высоту, он сильно переоценил возможности питомца. Этот трюк был бы под силу разве что тигру. Кульбитом с верхнего балкона на нижний длинномерный коротколапый Барклай полностью исчерпал свой репертуар эффектных цирковых номеров.

Денис посмотрел на окно, за которым раздевалась девушка Инна, и обнаружил, что стриптизерша уже покинула сцену и даже опустила занавес, то есть задернула шторы.

– Ладно, олух, сейчас я тебя вытащу! – пообещал хозяин Барклаю. – Сиди там и никуда не уходи!

Бассет послушно принял позу сфинкса. Денис осторожно перебрался через ограждение своего балкона и мягко спрыгнул вниз.

– Гав! – негромко произнес Барклай.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Денис. – Поднимайся на ноги, я подсажу тебя наверх… Тьфу ты!

– Гав! – подтвердил бассет.

Денис ожесточенно почесал в затылке. Только теперь до него дошло, что подсадить бассета наверх без лестницы или хотя бы высокого стула никак не получится. Ничего похожего на заготовки для сооружения пирамид и баррикад на чужом балконе не было, если не считать хрупкой многоступенчатой полочки для низкорослых горшечных растений. По ней на верхний этаж могло бы с легкостью взбежать какое-нибудь мелкое животное, в диапазоне от мышки до кошки.

– Какого черта я не завел хомяка?! – в сердцах буркнул Денис.

Барклай глубоко вздохнул и положил голову на лапы, разбросав мягкие замшевые уши по полу. Его хозяин еще раз яростно взъерошил собственную шерсть на голове и настороженно прислушался к звукам, доносящимся из-за балконной двери. Два голоса – женский и мужской – оживленно обсуждали проблему художественного воплощения зримых образов мистических существ и магических животных. В данный момент дискутировался вопрос об уместности или неуместности теплых пастельных тонов в живописном изображении призраков и привидений.

– Иди сюда, магическое животное! – шепотом призвал Денис Барклая и сам на четвереньках пробежался под окном в дальний угол балкона, где стояли небольшие напольные весы.

Бассет послушно притрюхал на зов, но проявил досадное отсутствие сноровки при исполнении нехарактерной для кинологии команды «Взвешивайся!». Денис вынужден был взвеситься сначала вместе с сильно удивленной собакой, потом самостоятельно. Разница в показаниях прибора составила живой собачий вес: тридцать три килограмма.

– Две пудовые гири! – резюмировал Денис. – Определенно не выжму!

Идея забросить пса на родной балкон руками хозяина оказалась нежизнеспособной.

– Сиди здесь! – повторно распорядился мужчина, начиная одиночное восхождение. – Я тебя вытащу!

Через несколько минут на балкон, предоставленный в полное и единоличное распоряжение бассета, плавно опустилось просторное светлое полотнище, отдаленно напоминающее женскую юбку на кринолине. Следом спрыгнул Денис. Он улыбался.

Если бы в этот момент кто-то имел возможность взглянуть на два балкона со стороны, ему открылось бы прелюбопытное зрелище.

К перилам балкона на восьмом этаже липкой лентой был примотан спиннинг, леска которого уходила вниз, на балкон седьмого этажа, и удерживала на крючке невиданное рыбацкое счастье – ситцевый пододеяльник в мелкую розочку. Конструкция, отдаленно напоминающая парашют на вышке, призвана была сыграть роль подъемного устройства для Барклая.

– Сиди и не рыпайся! – напутствовал четвероногого друга Денис, заталкивая бассета в пододеяльник.

Для пущей надежности он в трех местах прихватил ромбовидный разрез пододеяльника прищепками, снятыми с чужой бельевой веревочки. Барклай послушно сидел и не рыпался, кротко поблескивая в щелочку между двумя прищепками влажным глазом. С веревки на собачью спину свалился влажный дамский бюстгальтер, но пес кротко снес это издевательство, а его хозяин вообще ничего не заметил.

Денис вновь вскарабкался на свой балкон и с помощью спиннинга подтянул поближе «ухо» пододеяльника, прочно нацепленное на большой рыболовный крючок.

– Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота! – вполголоса произнес он и с натугой вздернул вверх постельную принадлежность, отягощенную содержащимся в ней двухпудовым псом.

В этот момент балконная дверь внизу открылась, и до слуха Дениса донесся женский голос, несколько взвинченно выговаривающий:

– Но, Ванечка, милый, эта иллюстрация неправдоподобна! Где же вы видели привидения розового цвета?!

– Варвара Пе… Ой!

На балконе седьмого этажа послышался тихий всхрап и сразу за ним – треск оборванной занавески и приглушенный шум падения крупного предмета, возможно – мягкой мебели. Встревоженный Денис напряг мускулы, рывком вздернул вверх тяжелый пододеяльник, и упакованный в веселенький ситчик Барклай взмыл вверх. Вероятно, особого удовольствия это ему не доставило: пес тревожно ворочался и испуганно подвывал.

– Басенька, что тут случилось? – Папуля первым ворвался в просторную комнату с балконом, которую мы великодушно отвели мамуле в качестве рабочего кабинета.

– Что случилось? – Я поспела второй.

Меня задержала необходимость набросить на легкомысленную ночную сорочку халат, в котором я могла бы изображать для привередливого Ваньки домовитую Пенелопу. Халат пришлось позаимствовать у Зямы, благо, он постоянно оставляет его на крючке в ванной. Длиннополое одеяние из плотного велюра нежного персикового цвета с золотой искоркой не имело застежек, так что я вынуждена была придерживать расходящиеся полы руками.

– Что? – Зяма прискакал последним и даже не сумел толком сформулировать вопрос.

Впрочем, его вытянутый указательный палец позволял догадаться: Зяму интересует, что делает на полу Ваня Горин, укрытый оборванной тюлевой занавеской, как павший воин – флагом горячо любимой родины.

– Привидение! – коротко ответила мамуля, демонстрируя поразительную невозмутимость.

– Это? – спросил близорукий папа, недоверчиво щурясь на закуклившегося Ваню.

– Надо бы посмотреть, что с ним! – явно робея, шепнул мне на ухо Зяма, не унаследовавший ни капли мамулиного хладнокровия.

Я обошла папулю, застывшего посреди комнаты с венчиком для взбивания крема, присела на корточки перед Ванькой и похлопала по тюлевому кокону, выбив из него облачко пыли.

– Кто это?! – пискнул мой мужественный герой.

– Ты живой? – спросила я. – Вставай, повелитель занавесок!

Пристыженный Ванька выпутался из тюля, опасливо высунул нос на балкон и сообщил, неумело маскируя заикание замедленным темпом речи:

– О-но у-ле-те-ло!

– Оно не улетело! – авторитетно поправила его мамуля.

Она даже не заметила, что сразу после этого заявления Ванька резво протрусил в дальний от балкона угол кабинета и спрятался за письменным столом.

– Оно вознеслось! – объявила мамуля. – Прянуло ввысь, одним мощным рывком преодолев земное тяготение, и, мучительно содрогаясь, растаяло во мраке ночи!

В углу мучительно содрогнулся Ваня Горин, по лицу которого было видно, что он тоже не прочь растаять во мраке ночи, одним мощным рывком преодолев четырнадцать лестничных маршей от нашей беспокойной квартиры до мирного двора. Зато папуля, я и даже трусоватый Зяма ухом не повели! Характерные интонации и драматическое тремоло мамулиного голоса свидетельствовали о том, что на нашу великую и ужасную писательницу вновь накатило пугающее вдохновение. Мамуля плотоядно улыбнулась и потянулась к клавишам пишущей машинки.

– Она снизошла! – тихо пробормотала я. – Прянула вниз, уступив земному тяготению!

– М-м-м? – вопросительно глянул на меня папуля.

– Муза! – одними губами шепнула я в ответ.

Папуля кивнул и тоже шепотом сказал:

– Тс-с! Не спугните!

Он на цыпочках пошел прочь из кабинета, одновременно выталкивая за дверь всех, кто не имел непосредственного отношения к процессу сотворения кошмарных мифов: меня, Зяму, дрожащего Ваню Горина и пару случайно залетевших мух. Для этого папуля вращал руками, как миксер винтом. Не оставил бы мисочку со сливками в кухне – успешно взбил бы крем.

– Кстати, Ванечка, я должна перед вами извиниться, вы были правы! – на секунду оторвавшись от пишущей машинки, сказала нам вдогонку мамуля совершенно нормальным голосом. – Похоже, привидения действительно бывают любого окраса!

– Даже в цветочек, – промямлил Ванька, сам в этот момент здорово похожий на бледный примороженный первоцвет.

Я критически посмотрела на него и поняла, что мне уже не очень хочется крутить роман с этой трусоватой бледной немочью. Привидения он испугался, нежненький какой! Мне бы его заботы!