Мне 14 уже два года Костевич Ирина

Глава 11. Последний день октября

Вчера на тренировках случилось КОЕ-ЧТО!

Олжас придумал та-а-кую штуку…

Начались занятия с невинного приветствия и просьбы всем сесть и устроиться поудобнее.

Ну, кто сидит, кто валяется, а наш тренер загадочно так выдает:

— Это не вполне Алдаспан, но я вас научу. Очень полезно бить себя по лицу! И не жалейте — бейте со всей силы!

Группа загудела: «Как? Зачем?»

— Если сами не хотите, — попросите кого-нибудь. Мужа своего попросите, — посоветовал он одной мадаме, ходившей с нами заниматься.

— Да вы что! Я женщина, не воин! Что это вы мне предлагаете? Никогда в жизни мой муж не ударит меня! Никогда, — гордо ответила она тренеру.

— Так я вам это как женщине и предлагаю. Был бы мужчина, воин — предлагал бы дубиной по башке! — парировал невозмутимый Олжас.

Ну, это он сегодня что-то уж слишком разошелся!

— Никогда, — продолжал Олжас. — Вот вы сказали «никогда». А ведь если люди говорят это слово, значит, в их сознании есть какой-то блок. Страх сидит. У огромного количества людей есть страх, связанный с их лицом. Лицо для них неприкосновенно. Часто мы говорим или действуем так, чтобы нас не ударили по лицу, не дали пощечину. Если вы приучите свое лицо к удару, то станете свободнее. Избавитесь от этого страха.

Какое-то время все сидели молча, переваривая. Мадама, сердито сопя, встала и ушла, сильно хлопнув дверью.

Я вспомнила зубрилку Сабину, толкнувшую меня в раздевалке. Вспомнила и то, как вся сжалась тогда от ее грубости. И потихоньку шлепнула себя по щеке.

— Секция «Юный мазохист!» — пропищал Стасик с нашего класса. — Получил по правой — подставь левую.

М-да, «зайчик» стал смелее — даже голос прорезался, надо же!

— Смотрите — ничего, нормально, — улыбающийся Олжас не по-детски заехал себе по лицу.

«А рука-то у него тяжелая, — подумала я. — Может, поэтому он всегда такой румяный?»

— Попробуйте! — посоветовал тренер. Только делайте так, чтобы вам было удобно. Ну и, конечно, — если решитесь на это.

Я еще раз шлепнула себя по щеке, теперь уже сильнее и звонче. Очень нелепо, но опять ничего страшного.

— А теперь разбейтесь на пары. Поучитесь бить и получать удар.

Конечно, все желающие быстренько нашли себе пару того же пола. Девушки стали друг с другом, парни — тоже. И я, и Арсен остались в группе тех, кто лупить по лицу никого не собирался. Я представила, что было бы, стань мы с Арсеном в пару. Интересно, а он ударил бы меня?

Может… проверить?

Дух захватило от этой идеи.

— Привет, — я старалась глядеть ему прямо в глаза.

Опустил взгляд, кивнул. В жизни не видела такого растерянного лица!

— Садимся? — стук моего сердца такой, что остальным, наверное, кажется, что в соседнем зале сумасшедшие баскетболисты лупят мячами об стену…

Картина, да? Парень с девушкой, оба ничего так себе, вместо того, чтобы, ну… в первый раз поцеловаться, в общем… — они сейчас обменяются пощёчинами! В рабочем, так сказать, порядке.

Арсен независимо, гордо так, рассматривает завитки на ковровом покрытии. А я… я смотрю на него. Сейчас он совсем даже не улыбается. Как это я раньше говорила? «Новогодняя улыбка»? Вон у него угорьки над бровями. Хоть какой бы ты ни был красавчик, а прыщи все равно повылезли — не спросились. А ресницы у тебя, Арсен, длинные и прямые. Как маленькие стрелы… И нос такой милый. Веснушки на щеках, оказывается. А рот… Тут я смутилась и отвела взгляд. А потом собралась со всеми силами, какие там у меня еще оставались, подняла почему-то левую, а не правую, руку, и очень неловко и совсем слабо съездила его по щеке.

И быстро проговорила:

— Это тебе за то, что считаешь меня воровкой!

— Чего? — кажется, он вообще не расслышал, что я там говорю.

— Потому что… воровкой… считаешь. А это — не я!

Он хотел что-то ответить, но тут подскочил идиотский Стасик, совсем страх потерявший, схватил нас и чуть не лбами столкнул:

— Поцелуйтесь! Вы же любите друг друга!

Дурак какой, вообще! Вскочив, Арсен погнался за Стасиком, а я пошла на свое место.

Да-а… Просто супер, какие результаты:  Арсен стал со мной разговаривать! Он сказал мне целое «чего»! И еще: я ударила его. А хочется-то мне совсем другого.

Сердце так и осталось биться, как баскетбольный мяч о стену, до самого конца тренировок.

В пятницу приедут мама с папой! И через неделю конец четверти. Оценки нормальные — сплошные 4 и 5. Кроме физкультуры. Там точно будет двояк. Причем — на таком гламурном фоне (чуть не забыла — еще и трех грамот с районных выставок детского творчества). Только умолять о пощаде эту желто-фиолетовую гориллу, нашу физручку, я не стану! Интересно, почему классная не гонит меня на физкультуру? Ей, вроде, положено бороться за успеваемость?

В классе только и говорят, что о каникулах. Светка организовала народ ехать на горное озеро. С заездом на страусиную ферму. Светкин папа выделяет нам автобус от своего предприятия, и она ходит такая деловая, будто уже всех купила. Это даже хорошо, что я с ними не еду. Арсен после той выдающейся тренировки куда-то пропал. Может, решил «закосить» последнюю неделю. А может, заболел? Трогательная картина: простуженный Арсен, глазки жалобные, в большом свитере и шерстяных носочках, рядом — мамуля. Нет, ну о чем я опять думаю?!!

Некогда мне по горам ездить и на страусов смотреть. Важнее дела есть.

Последние полмесяца каждый день — на переменах, а вечером — по телефону, мы обсуждаем с Алей и Викой наш проект в больнице. Когда телефон занят, сидим до упора в «М-агенте». Оказалось, что нарисовать — это самое простое, но… Надо еще добиться  разрешения у больничного начальства. Найти деньги на краски и кисти. В мечтах всё куда сподручнее…

К тому же мы решили действовать не просто так, а создать группу неформалов. У нас будет свой прикид, название, собственный язык. Это все тоже следует придумать и согласовать. И о том, что именно нарисовать в больнице, были бо-о-льшие споры. Надо, чтобы солнечно. А нас, как назло, тянет на мрачные сюжеты.

Хотя что Аля, что Вика, что я — веселая компания. Мы и пяти минут вместе не можем продержаться серьезно — тут же начинаем смеяться. До истерики. Беленькая  Аля, так та еще периодически икает от смеха. Только успокоимся, спросим друг друга: «Чего смеялись-то?» — и опять угораем.

Татешка, глядя, что я повеселела, довольная ходит. И что Алдаспану учусь, ей нравится. Все время расспрашивает, что да как. Даже собирается прийти — Олжасом полюбоваться: «Жаным, какой мужчина! Прям влюбилась я!» И нашу идею тетя Роза пообещала в больнице пробить. Ну, кто пустит «с улицы» в отделение гематологии каких-то непонятных подростков?

Начала она издалека. Обхаживает главврача, носит конфетки-коньяк «уважаемому земляку». Рассказывает мне потом, как и чего — прямо лисонька из сказки, а не тетя Роза! И торопит, торопит нас. Чтобы, когда главврач сдастся, уже и эскиз был, и «краткое обоснование деятельности». Дабы не опозорили мы ее, тетю Розу, своей неорганизованностью.

Недавно та тетрадь, в которой я вела дневник, кончилась, и я завела новую — со слоником из разноцветных звезд на обложке. Первый раз встречаю тетрадки, производители которых благодарили бы покупателя! Представляете, на задней обложке аккуратно так, маленькими буквами, написано: «Поздравляем, вы купили нашу тетрадь!» Это вам не Светкино противное «Поздра-а-авляю!»

Светка… Чем больше за ней наблюдаю, тем больше она мне не нравится. Она ЯВНО клеится к Арсену. Слава Богу, он вроде к ней спокойно относится. Хотя, кто его знает, этого Арсена?

Аля с Викой вообще считают, что это, наверное, Светка меня тогда с телефоном подставила. А что? Очень даже возможно.

Не захотела, чтобы мы с  Арсеном были вместе — и все. А вспомнить, как она старалась, расследуя мое «преступление»?! И бойкот именно она предложила. Или все-таки зубрилка Сабина?

Вообще-то в тетради со слоником я теперь записываю не только то, что со мной происходит, но иногда — самые важные дела, которые предстоит сделать.

Вот и сейчас написала: «Разобраться со Светкой!»

Глава 12. Наша группа

Мы с девчонками узнали, как называется то, что мы собираемся делать. «Стрит-арт». Художники работают в стиле «Стрит-арт»  по всему миру: оживляют унылое городское  пространство. А если собираются в группы, то придумывают себе название. Мы тоже решили назваться. Пока спорим, как.

— О, а по приколу будет группу назвать в честь этих. Как их? Ну, собачек… — осеняет Алю.

— Каких собачек? — спрашиваем мы.

— Ну, Галка и Скалка, что ли…

— …?

— Которые в космос летали!

Мы с Викой падаем. Потом я еле шепчу  сквозь смех:

— Это Белка — Стрелка, что ли?

— Да какая, в сущности, разница…

Аля у нас — это нечто! Ей даже рисовать необязательно. Можно просто стоять на улице и дискутировать с прохожими. Уже будет полный неформат.

Чем меня Аля поражает, кроме того, что она каким-то образом все же ухитряется расчесывать свои кудряшки, так это — неграмотностью. Я, может, как бабушка становлюсь, когда та пытается приучить татешку к классической литературе. Но все-таки, хоть что-то знать надо, да? Сколько она делает ошибок! А опечаток? Торопится потому что, к тому же привыкла писать в Инете на албанском. «Какая разница, как пишу — главное, чтоб понятно!» — отмахивается Аля. Вика рассказывала, что на Алином счету есть «трупоход» и «Соединенные ШтаНы Америки». Но это по мелочи, в тетрадках. Но ведь Алю выгнали даже из редколлегии и запретили рисовать стенгазеты после одного дела… Она, выпуская газету,  все силы бросила на оформление, а потом, уже торопясь, огромными буквами вывела: «В нашем классе 5 отличников! И это — не предел!» Только в огромном красном слове «предел» по запарке переставила местами буквы «р» и «е». Говорит, что ошибку заметила, но переделывать было лень, и потом — интересно, заметят ли другие. Тем более что остальное она нарисовала отлично. Принимавшая работу учительница повелась на оформление, опечатку не углядела, вывесила «пердел» в вестибюле. Потом были проблемы: у классной — это ещё цветочки, а вот потом у Али…

Аля свою неграмотность валит на то, что она — немка, и вообще, до трех лет жила в Голландии. Но, по-моему, орфография тут ни при чем. Немецкого-то она не знает… И потом, совсем маленькой вернулась назад. Але предки ничего не запрещают, учится она, как хочет, живет вообще без страха. Сама рассказывала, что в садик здесь уже не ходила, а целыми днями гуляла. Любимым занятием было приставать к патрульным полицейским. Маленькая нахальная соплячка, похожая на ангелочка, так их достала, что полицейские даже перестали заезжать в их двор. Может, и врет — с нее много не возьмешь.

И почему у нас так плохо с названием группы? Вечером начинается новый виток переговоров.

Допустим, я натыкаюсь в Инете на клёвое называние и звоню Вике. Ору в трубку:

— «Зачем»?

— Чего «зачем?» Мира, с дуба рухнула? — волнуется обычно невозмутимая Вика.

— Название. Это название такое. Нравится?

— А почему «Зачем?»

— Ну, есть такие художники.

— Так ведь — есть уже. Они на нас еще в суд подадут, когда прославимся.

— Может, «Как»?

— И что? «Передаем последние известия: участницы «Как’а» разрисовали стену школьного туалета…»

— Бли-ин! Ну придумай же что-нибудь!

Думали мы, думали, а потом махнули на это дело рукой, составили первые буквы наших имен, и получилось «ВАМ!» — Вика, Аля, Мира. А если придет еще кто-нибудь, то для него останется восклицательный знак.

Хоть мы это и не обсуждали, но было очевидно, что под восклицательным знаком каждая из нас подразумевала парня. А вот кого именно — тут у всех по-разному.

Появилось название, и дела пошли.

Мы договорились, как будем одеваться, чтобы отличаться от других неформалов. Придумали сообща несколько наших слов. Так, если нам что-то не нравится, мы должны говорить «йокинская елка!» Я читала, что хорошего райтера (так называют тех, кто без спроса рисует на стенах и даже на транспорте!) можно узнать по запаху краски. И — удобной одежде (это — чтобы удобней убегать от полиции). Но у нас все задумывалось немножко не так, поэтому мы решили, что и выделимся по-другому. На ногах —   вязаные кеды. Теперь думаем — где ж их достать-то? Или — чья бы добрая бабушка нам их связала! Ещё — решено везде и всюду носить только черные широкие юбки с оборкой, на которой стояла бы эмблема нашей группы. Мы всегда должны быть в перчатках с обрезанными пальцами — митенках, и носить на каждой руке не меньше пяти браслетов разного цвета.

Вике с одеждой сложнее. Дело в том, что она — панк. И не обычный панк, а стритэйджер. Вика поклялась, что не прикоснется к спиртном и сигаретам, не осквернит свой рот произнесением бранных слов и никогда не наденет одежду из натурального меха или кожи. Вика рисует на руках маркером большие черные кресты, слушает свою музыку и страдает, когда родители стараются накормить ее мясом. Дома у них из-за мяса война. К тому же викины родаки часто подслушивают по параллельному телефону ее разговоры. Хотя Вика богаче нас с Алей, она ненавидит свой дом и мечтает поскорее вырасти и уехать учиться в Австралию — подальше от семьи.

Вика очень похожа на дельфина. А еще — почти всё время её уши заняты наушниками. По лагерю я запомнила Вику в основном из-за того, что она ходила в жару в пацанячьих ботинках, дурацких узких брюках в клетку и носила в ушах разные серьги. Вот уж не думала тогда, что мы с ней подружимся! Вика казалась мне очень агрессивной. А теперь я знаю, какая она ранимая.

А вот Алю в лагере я почти не помню. А она говорит, что сразу меня узнала в школе.  И теперь мы втроем  — лучшие подруги!

Вика все-таки пожертвовала имиджем ради группы и даже согласилась носить юбку. Но спросила:

— А что, если к нам присоединятся мальчики? Им тоже в юбках разгуливать?

На этот случай мы предусмотрели черные джинсы с нашей эмблемой. А кровожадная Аля предложила, что, если в группе появится пацан, пусть сбреет все волосы на голове, доказывая, что он готов ради группы на такую жертву. И пусть носит черный берет — как художник-француз. Подозреваю, что Аля и сама не смогла бы толком объяснить, зачем ей так захотелось, но, судя по всему, уже начала мечтать, как можно будет поиздеваться над несчастным, попавшим в нашу буйную компанию.

Еще мы решили, что будем отличаться большими матерчатыми сумками, сплошь увешанными советскими значками с героями старых мультфильмов. Где мы возьмем столько значков? Потом выясним, не до того. И, конечно, мы все сделаем себе косые челки и поменяем имена.

На следующий день мы уже были не Вика, Аля и Мира, а Рай № 1 (бывшая Вика, Рай № 1 — название ее любимой композиции какой-то панковской группы)), Бау (Аля — честно: не знаю, почему. Трудно понять эту сумасшедшую Алю) и… только не пугайтесь — Эдвард!

Теперь несколько слов о том, почему меня так назвали. Девчонки с ума сходят от вампирской саги, где главный герой-красавчик выходит на свет и… переливается, переливается… У него это эффект такой, все вампиры на свету посверкивать начинают. А я в тот день, как нарочно, взяла татешкину новую пудру. Пудра оказалась с эффектом мерцания. Стоим с девчонками во дворе, треплемся, солнышко припекает. Тут балда Аля как заорет:

— А Мира-то наша, смотрите, смотрите…

И с великим пафосом подытожила:

— … переливается!

Тут же деловито добавила:

— Будешь Эдвардом. И не спорь!

С логотипом тоже прикольно получилось. В итоге сделали его из разных частей. От Викиного эскиза взяли кисть руки, где название группы висело, как браслет, на запястье. От моего — милого динозаврика. Вклад Али состоял в общей композиции, на которой динозавр отгрызает от ладони кусочек. А ещё Аля все слегка упростила, и теперь эмблему можно нарисовать молниеносно, к тому же мы несколько дней тренировались, рисуя её везде, где можно. И где нельзя — конечно, тоже.

А еще — мы окончательно решили, что нарисуем в больнице! Желтое-желтое ласковое солнце. Только без лучей, а как круг — в центре. Фоном будут идти огромные разноцветные кляксы, и повсюду на стене — маленькие квадратики, а в них — лица людей и всякие смешные зверюшки и яркие цветы. А снизу нарисуем огромную руку, которая Солнце как бы поддерживает и дарит всем, кто на него смотрит.

Правда, супер, какая идея?

Надеюсь, очень надеюсь — ну, пожалуйста! — что главврач не скажет, что это — отход от национальных традиций. И не предложит нам назваться кружком «Юный художник» или «Балапан» и рисовать горы, коней, юрту, тюльпаны — как везде.

Глава 13. Второе ноября

День начался с очередной тренировки.

Нам уже показали несколько приемов: надо знать угол приложения силы — 45 градусов, и тогда при правильном подходе несложно завалить даже взрослого человека. Фантастика!

А татешка-то моя все же сходила разок посмотреть на Олжаса!

— Жаным, а что, трудно было сразу сказать, что он женатый? — укоряла потом, покряхтывая и потирая то место, на которое мягко приземлилась, когда Олжас показал один из приемов на ней. Сам тренер этого делать не собирался, но татешка настояла. А теперь вот еще и недовольна, ворчит!

— Нет, этот твой Олжас — не для меня! Грех большой муры-шуры разводить с женатыми…

Молчу и улыбаюсь. Вот какая у меня тетя Роза: сама решает, кто ей подойдет, кто нет. Еще б и этого человека спросить — нужна ему татешка, нет? Так, поинтересоваться на всякий случай.

Тетя Роза словно читает мои мысли:

— Что смотришь так? Молодость уходит — красота остается! — она изображает танец живота, я хватаю платок и машу им перед татешкой, будто она — бык, а я — тореро. Тётя Роза опять со стоном хватается за свое отбитое место, и мы начинаем смеяться.

Я, наверное, и веселюсь так много с татешкой и девчонками, чтобы количество смеха в моей жизни было нормальным.  В классе же совсем не весело. Я научилась смотреть мимо всех. А все, похоже, научились смотреть мимо меня. Только барсучок Стасик ведет себя со мной так же, как и на тренировках, то есть балбесничает. Ну, с этого-то чего взять. Он вообще вне правил — к нему и одноклассники относятся несерьезно.

Особенно мне неприятно поведение Фариды. То сама ко мне лезла, а теперь, видите ли, не замечает! Еще нескольким девочкам, с которыми мы познакомились в первый день, как будто неудобно меня игнорировать — так они стараются не вставать рядом, и все.

Сегодня с утра всех удивила Сабина. Наша зубрилка пришла накрашенной — как вам это нравится!? В классе почти все девочки красятся. Ну, за исключением тех, кому советские родители запрещают.

Я думала, у Сабины тоже предки в возрасте (это Алино выражение), поэтому ее так держат. И вот вам картина маслом: Сабина с подведенными глазами, ресницы накрасила — три сантиметра вверх и столько же —   вниз, да еще и волосы распустила. Прямо мисс Совершенство! Если бы не одно «но» — она все время отплевывается! Губы в жирном блеске, и теперь к её рту то и дело липнут волосы. Выглядит это немножко противно.

Арсен соизволил-таки сегодня прийти в школу (а на тренировки, значит, не ходит!) И давай вертеться вокруг нее, фотографировать. Того и гляди — прилипнет к Сабине, как ее волосы. Бр-р-р.

Светка, увидев преображенную одноклассницу, зааплодировала:

— Наконец-то! Сабина, ты такая пуся — прям не узнать!

Тут все стали хлопать тоже.

И почему за Светкой все повторяют? Ведь ничего особенного она не делает, а все как обезьяны…

Сабина горделиво застыла, томно прикрыв веки. Я бы на ее месте разозлилась — ведь только что Светка прилюдно ей нахамила, сказав, по сути, что без косметики Сабина была уродиной.

Но до Сабины не дошло. Она нежится в лучах повышенного внимания.

А я сижу и думаю, с чего бы мне начать разговор со Светкой. Может, написать ей «ВКонтакте»?

Из отличных школьных новостей: наша физручка уволилась! Говорят, ее позвали работать телохранителем. Директор не хотела отпускать, пока «горилла» не найдет себе замену, они поссорились, и физручка в отместку уничтожила все показатели своей бесценной деятельности. То есть — наши оценки! Ура-ура-ура! Еще нам объявили, что физкультуры не будет до конца года. Тут весь класс опять взвыл от радости, но выяснилось, что имеется в виду календарный год, а не учебный. Но всё равно приятно.

Сегодня наша группа писала четвертной тест по английскому. Англичанка в кого-то влюбилась: все время на уроках выстукивает эсэмески, выскакивает в коридор ответить на звонок. Худо нам всем приходится, когда у неё очередной кризис в отношениях. Тогда начинается террор… Но сейчас она добрая. Мальчишки предлагают с ее сотки отправить такое сообщение: «Женитесь на ней быстрее, и не ссорьтесь никогда, а то она нас замучает!»

Англичанка дала нам задание, а сама, как обычно, пошла ворковать по мобильнику в коридор. Тест был трудный — мы этого еще не проходили. Сказали учительнице, она только рукой на нас махнула:

— Проходили, проходили! Quickly!

И ускакала.

Тогда парни стащили у нее со стола стопку листов. Это оказались уже готовые тесты восьмиклассников. И, представляете, с тем же заданием, что и у нас! Наши герои быстро раздали тесты всей группе. И мне Булатик тоже сунул листок, вполне дружелюбно:

— Быстрее, а то она всех убьёт!

Я давай переписывать. Вот, жалко, восьмые классы учатся в другую смену.

Со старшеклассниками интереснее было бы.

Никто и не заметил, как на пороге появилась учительница.

— Шухер!

Только уже поздно.

Англичанка заметила пропажу и отобрала у Булатика чужой тест. Посмотрела… Еще посмотрела. И… стала смеяться.

Отсмеявшись, сказала:

— Ну, вы и влипли! Да у восьмиклассников ситуация еще хуже, чем у вас! Нашли, у кого списывать — у двоечников!

И, представляете — ничего нам за тесты не поставила.

Все-таки дай Бог здоровья её парню. Живите дружно, влюблённые! Вместе с вами счастливы, как минимум, ещё 15 человек.

Почти все вечера я просиживаю в Инете. Набираю в поисковике «рисунки на стенах» — и вперед!  Вот мой папа раньше часто говорил, что Интернет — большая помойка. Но однажды я услышала, как он спорил на эту тему с другом. И друг ответил, что, мол, Интернет вовсе не помойка, как считают многие, а… зеркало. Какой человек, то там и находит. Все есть!

Папа рассмеялся и хлопнул дядю Борю по плечу: «Поддел, красавчик! Ну, считай, убедил».

А для меня Интернет — это радость.

Особенно если смотрю картины. Нашла целый сайт со своим любимым художником. Для тех, кто не знает, у него очень странная фамилия — Чурленис. И зовут очень сложно — прочесть могу, а не выговариваю, язык заплетается.  Раньше у нас была книжка о нем. С иллюстрациями. Маленькой, болея, я всегда просила маму дать мне «картинки». И, маясь от высокой температуры, лежа под одеялом, которое мама не велела скидывать, я так долго рассматривала каждую цветную страницу, что почти переставала дышать. Хотелось, чтобы эти яркие радостные цвета — такой милый лимонно-желтый, как на крыльях у бабочек, или темно-синий, как наступающая в нашем городе ночь, поселились внутри меня. А еще я придумывала к картинам истории.

Потом, когда стала рисовать, я часто его вспоминала. Многое копировала. Радовалась, если выходило похоже. Теперь каждый вечер перед сном обязательно смотрю его работы. А потом легко засыпаю. И в середине груди, где, как татешка говорит, живет душа, тепло-тепло.

Ну, а пока мне не до сна: изучаю в сети, кто как стены разрисовывает. Лучше б не смотрела… Чем больше узнаю, тем больше волнуюсь. Хотя сейчас я уже и не такой «чайник». В изостудии с нами, как с малышатами, обращались. Достал этот нудный академический рисунок! А люди по всему миру такое выдумывают… Теперь, когда родители вернутся, я запишусь в другую студию — где будут учить рисовать по-современному. Мне безумно нравится, когда на самом обычном сером доме сбоку, где нет окон, рисуют дворец. И не просто дворец, а так, будто он виден сквозь огромную дыру, пробитую в доме. На переднем плане — развороченная стена с закопченными обломками кирпичей, а позади — небо, и сам дворец с колоннами, и цветы. А на самом деле художники ничего не ломали, а просто смогли ТАК нарисовать.

Еще я в восторге от объемных рисунков. Это когда на асфальте изображают ямы и огромные каньоны — типа нашего Чарына. Или когда вдруг из-под земли, прямо на городской тротуар, взламывая его своей мощной тушей, выпрыгивает зубастая акула. Полный улет! Ну, когда-нибудь научусь рисовать и так.

У нас в городе мало кто на стенах рисует. Я помню только рыжих корову и быка на гараже у дороги. Когда мы проезжали с родителями мимо, я всегда на них радовалась. Но потом их закрасили, дурацкой какой-то краской. Были бык с коровой — и нету. Но «свято место пусто не бывает». Однажды еду мимо — а вместо коров восточная такая девочка с белой розой. Хотя девочка мне нравится меньше. Какая-то она… непонятно, что у нее на уме.

Еще одна девушка суперская была нарисована на  заборе в нашем бывшем квартале. Огромная такая, веселая. Вот почти все я и перечислила, что видела в городе.

Однако жизнь состоит не только из картин. Никуда не денешься — надо писать Светке письмо. Слова не идут — возмущение душит. Кое-как далась первая строка: «Света! Я считаю, что ты меня подставила с телефоном Арсена». Дальше, думала, напишу: «Потому что не хотела, чтобы мы с ним встречались». А потом представила, как она дает читать мое письмо Арсену. А вдруг он и не собирался со мной встречаться? Вот будет позор! И я вместо этого добавила: «Потому что ты не хотела, чтобы со мной дружили в классе».

И быстро дописала: «Ты знаешь, что я не воровка, так же, как знаю это и я!!! Давай встретимся и поговорим наедине обо всем честно!» И тут же отправила письмо. Будь что будет!

Светка ответила моментально. «Да пошла ты… Еще напиши, что у бабушки своей деньги не воровала. Вся школа об этом знает! И не смей мне угрожать, а то пожалеешь!!!» Не собиралась я ей угрожать. Что же теперь делать?

Скорее бы начались каникулы и вернулись мама с папой. Последние дни тянутся невыносимо долго.

Глава 14. Как мы добывали деньги

Мы с девчонками уже подсчитали примерную стоимость красок, кистей и валиков. Опять получаются эти 12 тысяч тенге! Как заколдованные — никак не отстанут от меня!

И я записываю в тетрадку со слоном очень важное дело: «Найти 12 000 тенге». А рядом рисую жирный-жирный вопросительный знак.

Вика считает, что деньги нам должны дать спонсоры или государство в виде гранта, как дают ее маме на бизнес. У меня же есть подозрение, что никто нам ничего давать не должен. А еще — я знаю, что мои родственники не помогут. У тети Розы просить мне стыдно, и так она меня прикрывает по всем фронтам. У бабушки тоже не попросишь. У родителей лишних совсем нет — они ведь и уехали потому, что хотят заработать побольше.

Переходим к Вике… Ее родители очень богатые, но она точно не станет посвящать их в свои дела, а без этого они ей не дадут. Не врет же Вика принципиально, считая, что это унизительно. Так что и хитрость тут не поможет. Про Алю и говорить нечего… Их в семье четверо детей, причем Аля — старшая. Ее мама нанимается нянькой, ухаживает за стариками, постоянно красит стены, где позовут. А папе платят мало, но он работает там, где ему нравится, и менять в своей праведной жизни ничего не собирается.

Вика говорит, что не фиг нам бояться, и надо идти к богатым — они тоже люди. Если все правильно разрулим, денег дадут. А если и не дадут — не побьют же.

— Никогда богатые не помогут бедным! — спорит Аля.

— А мы и не бедные! Мы — талантливые! — возражаю я.

— Для «крутиков» двенадцать тысяч — тьфу! Это ж меньше, чем сто баксов. Один раз в джип бензин залить, — убеждает нас Вика. То есть, извиняюсь, не Вика, а Рай № 1 (ну когда я привыкну? Да, и Аля — не Аля, а Бау).

И мы решили искать добрых бизнесменов.

А я тем временем все сильнее скучала по бабушке. Даже ее «больнушечка» не вызвало во мне былого возмущения. Действительно, соскучилась!

Вернувшись домой из школы в тот день, когда мы разговаривали с девчонками о деньгах,  я решилась ей позвонить. Бабушка долго не брала трубку. А когда взяла и услышала мой голос, очень обрадовалась. Вот так сюрприз!

Мы с ней так хорошо поговорили, что я даже рассказала бабуле про нашу идею раскрасить стену в больнице. Удивительно, но она горячо ее поддержала!

— Не лечат их там, а калечат, — посочувствовала несчастным пациентам. Хоть ты им помоги, в больнице этой, прости господи. Разве врачи вылечат? Им бы только денег лишних содрать, да лекарств подороже выписать. А ты знаешь, что такое фармацевтическая промышленность? Третья по доходам после наркобизнеса и э-э-э…  ну, тебе рано знать. Кому выгодно, чтобы больные выздоравливали? Вы молодцы, что такое задумали!

Тут я набрала побольше воздуха в легкие (может, поэтому говорят «набралась наглости»?) и выдохнула в трубку:

— Только, бабуля, нам на это деньги нужны…

Повисла тяжелая пауза. Наконец я услышала ответ:

— Нет! — воскликнула бабушка. И продолжила: — Ну почему бы и нет!

— Ты извини… — смутилась я. Конечно, это большое хамство с моей стороны…

— Хамство? Ты почему оправдываешься?

— Ну, ты же ругаешься…

— Вообще-то я согласилась!

— Да-а?!

— Только эти деньги будут не мои. Я завтра на собрании клуба расскажу, что вы собираетесь сделать в больнице. Наши обязательно поддержат — скинутся, кто сколько сможет… И, потом, — надо сделать презентацию!

— Какую?

— Ну, когда вы дорисуете, позовите журналистов, пусть в газетах о вас напишут, на телевидении сюжеты сделают. Вы о спонсорах пару слов скажете. Наши из клуба тоже подойдут, поддержат.

— Нет, бабушка, ты что! Конечно, если тебе хочется, ты приходи с друзьями, но зачем нам журналисты, телевидение? Мы же не для того, чтобы прославиться!

— Глупышка. Если ты что-то делаешь — пусть об этом знают все! Тогда им тоже захочется сделать что-нибудь полезное. Ты же пример подаешь!

— Да? Я как-то об этом не подумала… Ладно, тогда я завтра с девочками посоветуюсь. Ты пока своим ничего не говори — мы сначала должны все вместе с группой решить.

— Посоветуюсь, посоветуюсь… а своя голова на что? Витамины-то пьёшь?

— Пью, бабушка.

— Вот и молодец. А теперь иди спать, больнушечка ты моя!

На следующий день Светка меня по-прежнему игнорировала. Будто вчера это не мы с ней переписывались. Интересно, а трудно перевестись  в другой класс?

У нас очередное шоу: сегодня Сабина пришла на уроки не только накрашенной,  но еще в мини и на высоченных каблуках. Если с макияжем она неплохо смотрится, то новый прикид — конкретный перебор. К тому же видно, что на каблуках ей ходить очень тяжело, а юбка… Наша классная даже сказала: «Сабина, ну, вообще-то, тебя никто не заставляет так одеваться, правда?» Сабина сделала вид, что это ее не касается, а сама стала краснее своей красной помады.