Русский богатырь и лесное воинство Бедов Руслан
– Уступи девушке место, хам, – прошептал он.
– Ну, так что, я могу сесть? – требовательно повторила девушка.
– Не видишь, места нет, – огрызнулся Саша, не отрываясь от телефона, – сядь в другом месте.
– Саша, – тихо позвала девушка, пристально глядя в его макушку.
Ковальчук нехотя поднял голову:
– Ты что, глу… – он оборвался на полуслове, встретившись взглядом с девушкой.
Не то, чтобы она показалась ему особенно красивой. Ее мини-юбка и совсем прозрачная блуза совершенно не произвели на Сашу ни малейшего впечатления. Что-то другое, Ковальчук сам не понял, что именно, заставило его подвинуться и уступить место.
– Да, садись уже… – буркнул он и снова уставился в большой монитор своего смарта. Он уже забыл о существовании той, на которую вожделенно пялилась вся мужская половина потока. Забыл, пока ему, после пары, раздраженному и злому на всех преподавателей вселенной не напомнил Вова:
– Ну, у тебя и девушка, я тебе скажу, – восхищенно сказал он и мечтательно поднял взор к обшарпанному потолку коридора, – если бы у меня такая была, то я бы…
– Перестал быть готом и лишился бы своей ненаглядной шевелюры, – саркастически заметил стоявший рядом однокурсник.
Вова только отмахнулся от него.
– С чего ты взял, что она моя девушка? – спросил Ковальчук.
– Ну-у, – развел руками Вова, – она тебя по имени та-а-ак ласково назвала: «Саша». Значит она тебе не сестра. Если ты не обратил на нее ни малейшего внимания, значит ты с него того…
– Сам ты того, – презрительно скривил губы Саша и отвернулся к окну, – ты лучше скажи, что мне с этой стервой делать?
– Ты ее стервой называешь? – изумился Вова, взглянув на товарища круглыми глазами, – да она же с тобой так ласково, вот если бы…
– Ага, очень ласково, – передразнил Ковальчук Вову, – ты слышал: «Будешь ты у меня по кафедре ползать, полы языком вылизывать, а не рефераты писать!»
– А, ты о Валентине Матвеевне, – разочарованно протянул Вова, – да, твоя коронная отмазка с рефератами на этот раз не прошла…
– «Тупые писюльки из интернета» ее, видите ли, не устраивают, – продолжал возмущаться Саша, – нет, вот ты мне скажи, каким образом я напишу четыре лабораторки, которые я пропустил, за одну пару?! За кого она меня принимает?!
– Наверное, за того, кто «полы на кафедре языком вылизывать будет», – со смехом ответил Вова.
Ковальчук презрительно фыркнул и, засунув руки в карманы, зашагал в аудиторию, потому что над головой разрывался звонок.
К концу пары толстая тетрадь для лабораторных работ по-прежнему оставалась пуста, – Саша и не собирался ничего делать.
– Не привык я целые тома писать, – шептал он Вове, – я же не Лев Толстой, в конце концов!
– Тогда тебе придется привыкать к мысли о том, что вышку ты не получишь, – рассеяно ответил Вова, поскольку в этот самый момент, как и всю пару, пялился на сидящую рядом с Ковальчуком девушку.
– Фрося, меня зовут, – равнодушно ответила она Вове, когда тот по простоте душевной попытался с ней познакомиться. Однако гот совсем не обиделся.
– Ну, тогда меня Гоша, – засмеявшись, ответил он, но «Фрося» уже забыла о его существовании и думала о чем-то своем.
Впрочем, Вову радовал тот факт, что неприступная красавица отшила не только его.
– Ковальчук, я жду ваши лабораторные работы, – раздался голос Валентины Матвеевны со стороны высокой кафедры.
Саша заерзал, но ничего не ответил, притворившись, что его нет.
– Ковальчук, если я сейчас же не увижу выполненные задания, у вас начнутся проблемы, – настаивала преподавательница.
Саша закряхтел, нехотя засунул телефон в карман и обратился к сидящей рядом «Фросе»:
– Пусти, пойду на эшафот…
– Сиди, – шепнула та, – сама отнесу.
Девушка вырвала из рук удивленного Ковальчука тетрадку и встала из-за парты.
– Там ничего нет, – процедил сквозь зубы Саша, но «Фрося» уже была возле кафедры и передавала тетрадь Валентине Матвеевне.
Ковальчук только пожал плечами.
– Чего она лезет?! – едва слышно произнес он, однако Вова услышал.
– А ты еще говорил, что вы незнакомы, – зло шептал он, – за дурака меня держишь?
– Да не знаю я ее! – взорвался Саша.
– У вас что, Ковальчук, ноги отсохли? – неожиданно доброжелательным тоном обратилась Валентина Матвеевна к Саше, – заставляете девушку носить свои тетради.
– А я ее и не просил, – буркнул Ковальчук.
– Ладно, ведь можете, когда хотите, – преподавательница победоносно помахала конспектом над головой, – хотя четыре лабораторные за одну пару у меня еще никто не писал. Это вы ему помогали?
Валентина Матвеевна подозрительно посмотрела на «Фросю».
Та отрицательно покачала головой и вместе с конспектом вернулась на свое место. Прозвучал звонок.
Ковальчук против своего обыкновения не спешил покинуть парту. Он в изумлении рассматривал написанные его рукой лабораторные работы по «энергоустановкам замкнутого цикла».
– Что же ты голову морочил, что у тебя нет лабораторок? – допрашивал стоявший над головой Вова, но Саша не обращал на товарища внимания.
Наконец, обиженный невниманием, Вовка махнул рукой:
– Мутный ты сегодня какой-то, – произнес он, – че сидишь, вон тебя твоя Фрося ждет.
Вова ушел, а Саша продолжал таращиться в конспект.
– Может, хотя бы «спасибо» скажешь? – услышал он бархатный голос совсем рядом и поднял голову.
– Может и скажу, – невозмутимо ответил Саша, – если ты объяснишь, что произошло. Кто все это и когда написал?
Ковальчук ткнул пальцем в исписанную тетрадь.
Девушка пожала плечами и присела рядом.
– Никто. Просто мне надо было, чтобы ты обратил на меня внимание. У меня к тебе дело есть. Если что, меня зовут Света.
Саша долго непонимающе смотрел на Свету, затем отшвырнул конспект на средину аудитории:
– Что значит «никто»?! – возмутился он, – ты меня за дурака держишь?! – повторил он фразу Вовки.
– Ага, вот пришла в этот душный и тесный муравейник, нашла такую бестолочь как ты и забавляюсь, – саркастически ответила Света, – так ты меня выслушаешь?
Саша сел на место и покачал головой:
– Хорошо, – согласился он, – но не раньше, чем ты все-таки объяснишь, кто и каким образом написал меньше, чем за пару четыре сложнейших лабораторки без единой ошибки и даже помарки.
– Ок, – тяжело вздохнув, ответила девушка, – вот так.
В следующую секунду тетрадь прямо на глазах у Саши превратилась в ворону. Птица покрутила головой в разные стороны, пару раз оглушительно каркнула и, захлопав крыльями, вылетела через распахнутое окно.
Ковальчук, наверное, до вечера бы, сидя в аудитории с отвисшей челюстью, переваривал увиденное, если бы сидевшая рядом со скучающим видом Света не привела его в чувство.
– Послушай, Ковальчук! Я могла бы заставить тебя выслушать то, что ты должен услышать, но мне надо, чтобы ты хотя бы раз в жизни проявил добрую волю и обнаружил рядом с собой кого-то еще, кроме себя самого.
Саша оторвал завороженный взгляд от окна и с интересом взглянул на девушку:
– Возможно, ты и дочка там какого-то коперфильда, не спорю, но для полиции нравов явно не годишься.
– Ну, хорошо, дочку-то Коперфильда ты в кафе пригласишь? – Света чарующе улыбнулась.
– Гм… – смущенно почесал затылок Саша.
Глава четвертая
Вова захлопнул за собою входную дверь и потянулся в темноте за выключателем, но привычной клавиши на месте не оказалось. Выругавшись, Вова стал шарить по стене, но так ничего и не нашел. Такое и раньше случалось, когда Вова приходил домой нетрезвым или обкуренным с готских вечеринок, тогда для него было проблемой попасть даже ключом в замочную скважину. Однако сегодня Вова пришел в свою маленькую однокомнатную квартирку своей бабушки, как говорится, в здравом уме и доброй памяти, в его желудке с утра не было даже пива. Что с ним?
Наконец, отчаявшись найти заветный выключатель, разозленный на себя Вова, потянулся к дверной ручке, чтобы открыть входную дверь, но рука… уперлась в стену. Пошарив вокруг, Вова не обнаружил и двери – вокруг пальцы натыкались на ровные и какие-то странно холодные стены. Гота прошиб холодный пот.
– Неужели белка?! – прошептал он, – я же не так много пью. Больше не возьму в рот ни грамма! Только бы освободиться от этого наваждения! Вова почувствовал, как на голове стали шевелиться волосы – кто-то стоял за его спиной. Гот не чувствовал ни дыхания, ни шороха, он просто знал, что не один. Вова хотел повернуться, но тело сковал могильный холод и он не мог двинуть даже мизинцем ноги. Первая мысль, пришедшая в голову, оказалась совершенно не свойственна такому человеку как Вова. Это была молитва «Отче наш». Гот попытался разомкнуть губы и сказать хотя бы фразу, но язык прилип к гортани, а губы не хотели двигаться.
– Не вздумай! – вдруг раздался совершенно отчетливый мужской бас в голове у несчастного Вовы, – впрочем, тебе это и не поможет. Хе-хе-хе. В кои-то веки ты вспомнил о Боге? Еще вчера на собрании ты вместе с такими же придурками как и ты сам, восхвалял силы мрака и тьмы смертной. Отчего же ты так испугался, когда встретился с ними лицом к лицу?
– Да он даже и не представляет себе, с чем связался, – раздался совсем рядом противный фальцет на этот раз абсолютно реальный.
– Как можно клясться в верности тому, о чем не имеешь представления? – возмутился кто-то еще, и раздались чавкающие звуки, от которых у Вовы тут же тошнота подступила к горлу.
– Я всегда говорил, что эти люди – в высшей степени странные существа, – философски отозвался вполне человеческий голос из-за спины у гота, – они кричат на всех переулках о том, как верят в доброго Бога, а сами при этом злее самого… – голос запнулся.
– Ага, – поддакнул писклявый голос сбоку, – призывают и восхваляют силы тьмы и мрака, а потом в штаны кладут от страха! Вот умммора!!!
– Заткнитесь!!! – вдруг загремел бас, от которого у Вовы снова задрожали поджилки, впрочем, не только у него, – включите свет. Я хочу взглянуть получше на этого отморозка!
Вдруг непроницаемую темноту вокруг разорвал желтоватый мигающий свет. Вова от неожиданности зажмурился, а когда разомкнул веки, то присел от удивления. Он находился совсем не в своей квартире, а в небольшой мрачной сырой пещере с низким потолком, с которого посредине, неизвестно откуда идущий, свисал крученый в спираль электрический провод, на конце которого болтался рваный тряпичный абажур. Посреди пещеры напротив оторопевшего Вовы стояли четверо. Двое из них были людьми, а от вида остальных парня чуть не вывернуло наизнанку. Скудный завтрак так и просился наружу, и Вове стоило огромных усилий держать его внутри.
– А тощий-то! То-о-щий! – противно с хищным чавканьем протянуло существо, отдаленно напоминающее маленького динозавра, рисунки которого можно увидеть в книгах и музеях. Только это было покрыто отвратительной слизью и имело голову лысого старика с кожей висельника. Из-под синих губ угрожающе торчали два больших острых клыка, – и это тот барыш, который ты мне обещал, Блазень?! Там же кожа да кости! Таких как он пруд пруди в бомжовских притонах! – чудище презрительно фыркнуло, обдав фонтаном вонючей слюны все вокруг.
– Не гунди, тебе говорят! – шикнул человек в черной сутане и глубоким капюшоном, полностью скрывающим его лицо, тебе бы только пожрать…
– Да, да, – согласился тощий дед, единственный обладатель человеческого голоса в этой четверке, – ты же оборотень или кто? Вот и обернись в человека ради приличия хотя бы. У нас как-никак гости.
– Да стар стал я уже эти фокусы выделывать, – прогундосило чудище и разочарованно хрюкнуло, – мне бы пожрать чего…
Блазень в черной сутане поднял руку и вмиг все замолкли. Довольный результатом, призрак приблизился к Вове на несколько шагов. Новая волна ужаса накатила на гота, но он не мог даже закричать.
– Не обращай на них внимания, – прогудел Блазень, – они совершенно безвредны и бестолковы, хотя и мои слуги. Сам себе удивляюсь, зачем я их держу при себе. В любом случае, единственный, кого тебе сейчас следует бояться – так это я! Понял?!
Вова ничего не ответил, а заворожено смотрел на призрака.
– Понял?!! – прогремел тот
– Д-д-да, п-понял, – пролепетал Вова и еще больше скукожился, потому что Блазень подошел еще ближе.
– Вот и хорошо, – одобрительно выдохнул призрак.
– Это оч-чень хорошо, – бодро поддакнул старичок позади Блазня.
– Теперь он уж точно наш, – пропищал толстенький коротышка в рваном и грязном вельветовом костюме на голове волосатое тело.
– Не наш, а мой, – хищно прохрипел Оборотень, – запомни это, Упыреныш!
– Так вот, – продолжал гудеть призрак, – ты давал клятву темным силам?
– Н-нет, – промычал гот.
– Как нет! – возмутился Упырь.
– Давал, давал! – продолжал поддакивать старичок.
– Я сам слышал, что давал! – гремел Оборотень, – и кошку в жертву при этом приносил…
– Которую перед этим кухонным ножом при всех зарезал, – пискляво уточнил Упырь.
– Н-ну… давал, – признался припертый к стене Вова, – но это же все не по-настоящему, – начал оправдываться он, – я же кровь этой кошки не пил и… и ничего не подписывал. Кровью не расписывался на пергаменте, как… как Женька к примеру делал. Вот к нему и обращайтесь. А я не того, я тут не причем!
– И что с того, что ты кровь бродячей кошки не пил? – насмешливо пропищал Упырь, – клятву-то давал, теперь исполняй, будь добр! Не надо было словами бросаться.
– Да, да, – привычно стал поддакивать старичок, – наобещают с три короба, а потом ищи свищи…
– Что вы от меня хотите? – завопил Вова в истерике. Он упал на колени и стал биться головой о пол и рыдать.
– Ты должен убить Сашу Ковальчука, – вкрадчиво произнес Блазень и слегка наклонился над Вовой.
Наступила тишина. Вова перестал рыдать и биться в истерике, замолкли слуги призрака, сам Блазень тоже замолчал, будто бы чего-то выжидая.
Наконец, гот поднял голову и посмотрел на призрака заплаканными, но злыми глазами:
– Никого я убивать не буду, – произнес он дрожащим голосом, – вы меня не заставите.
– Заставим, Вова, – назидательно ответил призрак, – не так-то легко освободиться от данной клятвы. Вспомни, что ты обещал?
– Я не буду никого убивать!!! – заорал Вова и бросился с кулаками на Блазня. Однако пролетев сквозь призрака, гот шлепнулся прямо к ногам старичка.
Позади раздался страшный гомерический хохот Блазня.
– Вова, Вовочка, что ты с собой делаешь? – сочувственно повторял старичок, голос которого изменился и стал очень знакомым.
Тело снова забило крупной дрожью, Вову обуял неописуемый ужас и он что есть силы закричал:
– Убирайтесь вон! Я не буду никого убивать, вы меня не заставите! Вас нет! Все вы мне только кажетесь!!! Вы не заставите!..
– Да кто же тебя, Вовочка, заставляет убивать-то! Успокойся! – продолжал свои сочувственные речи старичок. Его лицо странным образом стало менять черты, да и сам старичок стал превращаться в старую женщину. Приглядевшись, Вова узнал свою бабушку. Вдруг гот обнаружил себя лежащим на полу в своей квартире в тесной, заваленной тряпками и коробками прихожей. Над ним, склонившись, причитала его бабушка Любовь Михайловна.
– Ох уже мне эти люди… – услышал Вова чей-то мужской бас откуда-то издалека.
Под слезливые причитания бабушки гот встал, потрусил головой, настороженно огляделся по сторонам, затем стал пристально разглядывать Любовь Михайловну.
«Бабушка как бабушка, – размышлял Вова, – вроде не притворяется, а там кто знает… Спрошу у нее что-нибудь».
– Где была, бабуля? – грубовато спросил гот.
– Да где же мне быть, внучек, – затараторила женщина, – ты же сам перед тем как пойти в университет-то свой просил купить тебе чего-то вкусненького. Вот я и сходила. Прихожу, а здесь ты бьешься головой о пол и кричишь. У меня чуть сердце не выскочил из груди. Ей богу! До чего людей учеба доводит только…
– Да не учеба, а безделье и пиво, – раздался голос из далека. Вова вздрогнул и оглянулся. Никого. Пробежался по квартире: в ванной, туалете, кухне – никого. В комнате даже под диваном и креслом посмотрел – пусто.
«Что это еще такое?» – в растерянности вопрошал сам себя Вова.
– Бабуля, ты ничего только что не слышала? Голоса там какие?
– Нет, не слышала, – ответила Любовь Михайловна, – глуховата стала. А что случилось?
– Да ничего, забудь… – отмахнулся Вова и включил телевизор.
– Может таблеточку выпьешь, или врача вызовем, – причитала женщина, – не нравишься ты мне.
– Да отстань от меня, – раздраженно буркнул Вова, – говорю тебе все нормально.
Любовь Михайловна открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но раздался звонок в дверь, и она поспешила открывать.
– Доброго вечера, Люба, я тут пришла поинтересоваться…
– Соседка пришла, видно слышала мои вопли, – прошипел себе под нос Вова, щелкая кнопками на пульте, – теперь сплетен не оберешься…
– Кто это только что выходил из вашей квартиры?
– Никто не выходил, – удивленно ответила Любовь Михайловна, – а что?
– Э-э, Люба, я хоть и подслеповата на старость лет стала, а видела то, что видела. От меня не скроешь. Такой высокий парень в белом костюме спортивном выходил из нашего-то тамбура. Вежливый такой, поздоровался со мной. Кто это?
– Вот баба до чего настырная, – не унимался Вова, – привиделось неизвестно что…
– Да кто же это мог быть-то? – раздраженно отбивалась Любовь Михайловна от соседки, – я уже как минут двадцать дома и никого не было. Мы тут с Вовочкой порядки наводили…
– С Вовочкой, – передразнила соседка, – небось милиция к Вовочке твоему приходила. Я всегда говорила, что добром твой Вовочка не кончит…
– Что за бред, – потерял терпение Вова.
Он закрыл плотно дверь в приходую, и погромче включил телевизор. По кабельному показывали ужастик…
Глава пятая
– Куда ты меня ведешь, Светка? – заплетающимся языком вопрошал пьяный Ковальчук у девушки.
Под пристальными взглядами секьюрити они прошли через раздвижные стеклянные двери офисного центра, и Света нажала на кнопку лифта.
– Свет, а Свет, – продолжал гундосить Саша, – может я это, домой пойду, а? А то здесь приличное место, а я как свинья… Ведь это ты меня напоила и привела сюда позорить… И тебе не стыдно с таким как я возиться?
– Стыдно, конечно, – вздохнула Света, – но что поделаешь, если по-другому с тобой и поговорить нельзя…
Лифт звякнул и открылся перед необычными посетителями.
– Вот и я говорю, что стыдно, – упирался Саша, – я пойду домой, решено!
– Ты говорил, что я тебе нравлюсь? – загадочно улыбнулась Света и взглянула Ковальчуку в глаза томным взглядом.
– Ну… говорил, – подумав, ответил Саша.
– Ты говорил, что я больше чем нравлюсь, – продолжала атаку Света, – возможно, ты даже в меня влюблен, не так ли?
– Н-нуу…
– И еще ты мне обещал луну с неба сегодня достать, – давила девушка, – и сделать все, что я захочу. Ты не отвечаешь за свои слова?
Света разочарованно вздохнула и отвернулась.
– Л-ладно, пошли, где там твоя луна или что ты еще там задумала… – сдался нетрезвый Ковальчук, – почему бабы думают, что могут командовать мною? – пробурчал он вполголоса, следуя за Светой в лифт.
Девушка очаровательно улыбнулась и нажала на 13 этаж…
– И что ты предлагаешь мне делать с ним? – Олефина Валерьевна строго посмотрела на Свету, когда они с Сашей ввалились в ее кабинет – напоить его и я могла бы! Ты русалка, в конце концов, или кто? Его очаровать надо было, чтобы он добровольно согласился стать богатырем. А кому нужен накаченный пивом тинейджер?
Света скептически скривилась и развалилась в черном кожаном кресле напротив:
– Вы требуете от меня невозможного… – попыталась объяснить она.
– Невозможного?! – возмутилась Олефина Валерьевна, – значит, Анной для Генриха I ты могла стать. Если бы тогда мы французскому королю оставили настоящую сварливую и чахоточную Анну, неизвестно, что было бы с Русью. Для развлечения ты, помнится, даже Жанной ДАрк была, не так ли?
– Это не то… – простонала Света
– Что не то? – не унималась Олефина Валерьевна, – тогда Русь нуждалась в нашей помощи, а сейчас весь мир нуждается, а ты мне потенциальных богатырей спаивать вознамерилась?!
– Вот именно потому, что он настоящий богатырь, а не потенциальный, я и не могу его очаровать, – наконец взорвалась Света, – Яга, ты, что на свет вчера только родилась? Всех тех, кого мы пытались сделать богатырями со времен Ильи Муромца, не были богатырями, поэтому и приходилось нам в самый последний момент самим расхлебывать кашу, наваренную людьми. А этот тинэйджер, как ты его назвала, самородок – богатырь русский. Единственный за последние полторы тысячи лет, может быть. Итак, скажи спасибо, что мне удалось притащить его сюда. Зануда страшный. Еще уговорить его попробуй – ничем он не интересуется, ничего ему не надо.
– Ладно, ладно, – примирительно ответила Олефина Валерьевна, – ты, наверное, права, хотя можешь и ошибиться. Я только в этом смысле…
– Слишком долго ты среди людей живешь, – обиженно буркнула Света, насупив брови, – того и гляди оскотинишься…
– В любом случае, разговаривать с ним надо только с трезвым, – словно не расслышав последней реплики Светы, продолжала вслух рассуждать Олефина Валерьевна, – а то, что он непутевый, так это ничего. Вспомни-ка Илюху-то нашего – валенок валенком, а Русь-матушку в кулаке держал!
– М-может, мне кто-нибудь объяснит, зачем я здесь? – раздраженным голосом спросил едва стоящий на ногах Ковальчук.
– Садитесь, молодой человек, – невозмутимо обратилась Олефина Валерьевна к Саше, – очень хорошо, что вы… э-э-э вас привели сюда. У нас к вам есть дело.
– Да-да, – закивал головой Саша и заулыбался, – Света рассказывала мне сказки о драконах, русалках и вредных, настырных бабах ёгах. Вы тоже мне будете сказками кормить?
Олефина Валерьевна метнула грозный взгляд на Свету, но ничего не сказала.
– Все намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд, – обратилась она к Саше, – те существа, о которых вы знаете по сказкам, действительно существуют и живут среди людей…
– М-да-а, – протянул Ковальчук, – вы правы: все намного серьезнее, и не мешало бы сюда позвать санитаров из психушки. Короче, я пошел. У меня есть дела поважнее, чем ваши сказки. Вы уж не обессудьте.
– Сядь, – громыхнула Олефина Валерьевна.
Ковальчук от неожиданности вздрогнул, не удержал равновесие и упал на стул, чуть не свалившись вместе с ним на пол.
– Смотри и слушай…
Ковальчук вдруг почувствовал, что веки отяжелели, и его непреодолимо клонит в сон. Он попробовал сопротивляться, но все попытки оказались тщетными. Несколько раз он пытался вставать, но тотчас словно тонна кирпича наваливалось на его грудь и он обессиленный падал назад на стул.
«Что за наваждение?! – спрашивал себя Саша, – неужели я так сильно нахлебался пива? Светка, змея подколодная, споила. Ну, ничего, встретимся завтра в универе. Я ей устрою трепку…»
Сознанине Ковальчука помутилось, и он погрузился в белесый саван тумана, клубившегося вокруг него. Саша не чувствовал своего тела, он просто парил среди облаков, овеваемый теплым встречным ветром. Туман впереди стал закручиваться, превращаясь в извилистый широкий тоннель. Сашу стало затягивать в образовавшийся в облаках проход. Ковальчук чувствовал, что с каждой секундой летит все быстрее и быстрее, дышать становилось труднее, встречный ветер оглушал и срывал одежду с тела.
«Я падаю и через несколько секунд разобьюсь!..» – в отчаянии подумал Саша и закрыл глаза, ожидая страшного удара. Но удара не последовало. Через несколько минут бешенной гонки, Ковальчук почувствовал, что неожиданно легко приземлился на что-то мягкое.
«Наверное, так после смерти чувствуют себя люди, упавшие на асфальт с большой высоты», – с облегчением подумал Саша и открыл глаза. На него смотрело небо. Грустно и участливо. Когда Саша взглянул на него, то заметил, что оно залилось краской. То ли от смущения, то ли от того, что близился закат. Поднявшись, Ковальчук обнаружил себя на стоге сена, одиноко стоявшего посреди бескрайнего поля. Вокруг, насколько мог охватить глаз, колосилось разнотравье, по бескрайним просторам разгуливал ветер. Звенели цикады, пели кузнечики, пахло сеном и свежей травой. Саша спрыгнул со стога и, отряхнувшись, огляделся. Никого. Но голос внутри говорил обратное. Ковальчук чувствовал присутствие того, кого пока еще не видел. Может, это небо, смотревшее теперь на него тусклыми зрачками прибивающихся сквозь пелену вечерних сумерек звезд? Может в траве кто-то прячется? Или в стоге? Кто собрал его здесь, кто придет за этим сеном?
Вдруг Саша вздрогнул. В шагах сорока от него он заметил нечто, чего раньше не увидел. Подойдя ближе, Ковальчук разглядел каменную бабу с огромным овальным лицом с выпученными круглыми глазами, руки у бабы были молитвенно сложены на пышной груди.
В нескольких шагах от этой бабы Саша заметил еще одну, но подходить не стал. Эти каменные изваяния одиноко стоящие среди поля вселяли в него какой-то мистический ужас. Ковальчук поспешил отойти от идолов и увидел возле стога человека, пристально на него смотрящего. У Саши сердце ушло в пятки от неожиданности, он действительно очень испугался, но все-таки решил подойти ближе и разглядеть незнакомца. Тот был одет в разорванную и окровавленную на груди кольчугу, шлем с острым наконечником лежал рядом с разбитым надвое щитом. Воин держал в руке обломок меча.
– Пи-и-ить, – протяжно стонал он и умоляюще глядел на Сашу.
Растерявшись, Ковальчук стал искать вокруг воду. Через минуту поисков на глаза ему попалась кожаная фляга, валявшаяся в метрах семи от воина. С трудом вытащив пробку из горлышка, Саша поднес флягу к потрескавшимся пересохшим губам воина. Тот сделал несколько больших глотков и закашлялся. Ковальчук увидел, как по подбородку скользнула тоненькая алая струйка. Стало ясно, что человек умирает, а он, Саша, ничем не может ему помочь. Спохватившись, Ковальчук стал шарить по карманам, вытащил мобильный телефон, трясущимися пальцами набрал экстренный номер, однако ответом ему были только короткие гудки.
– Черт, сети нет, – выругался Ковальчук и обреченно посмотрел на умирающего.
– Зачем тебе сеть, отрок? – услышал он сочный бас. Саше понадобилось больше минуты, чтобы сообразить, что его спрашивает раненный воин, – здесь нет пруда на многие и многие версты. Так что про рыбу можешь забыть.
– Да, я про рыбу-то и не думал, – смешался Саша, – а кто вы?
– Я один отрок, один, – ответил воин, – а один раненный в поле уже не воин, – умирающий грустно вздохнул и опять закашлял кровью.
Ковальчук снова поднес флягу к его губам. Отпив немного, тот благодарно улыбнулся вымученной улыбкой.
– Меня прозвали Святозар. В нашем селении больше никого не осталось, кто бы мог сразиться с Древним, – заговорил он, – я был самым младшим из всех и пришел сюда последним. Мой прадед, дед, отец положили головы на этом проклятом поле в неравной битве со Змием. Как видишь, моя участь немного отличается от участи моих предков и товарищей.
– Ты дрался с драконом? – улыбнувшись недоверчиво спросил Саша, – скажи, что еще с трехглавым…
– С трехглавым, трехглавым, – ответил Святозар, – будь он проклят. Говорила мне матушка не страшиться его трех огнедышащих голов, страшных зубов и когтей хищных орлиных. А как взмахнул он крыльями, как изрыгнул пламя на меня, так и растаяло сердце мое во мне. К стыду своему должен признаться, что битва моя была недолгая. И умираю я здесь отнюдь не как герой, а как собака паршивая. Благо, что матушка моя меня не видит, да братец младшенький, а сестрица горемычная скоро станет добычею Змия Древнего ненасытного.
– А почему вы поодиночке ходите на него? – подумав, спросил Саша, – собрали бы армию, артиллерию там… стрелков и всем миром бы и одолели.
Святозар снисходительно улыбнулся:
– Сразу видно, отрок, что нездешний ты и обычаев тутошних не знаешь.
– Да уж…
– С Древним драконом сим, чтобы победить его, надобно воевать только в одиночку. Армии тварь сия не боится. Хоть тьму тьмущую на него пошли. Ведь не силою военною победить Змия надобно, а духом ратным, от страха и нечистоты всякой свободным. Молили мы Богородицу-то нашу заступницу, чтобы послала нам богатыря такого, чтобы он освободил народ наш и землю всю от тирана древнего, но видать не слышит она молений наших. Не нашлось витязя, способного одолеть напасть сию. И твоя очередь настала, отрок, сразиться со зверем лютым, береги себя.
Зловещая тень накрыла Сашу. Он резко обернулся и обомлел. Перед ним возвышался на высоту девятиэтажного дома страшный черный трехглавый дракон. Завидев людей, он зашипел, захлопал крыльями и устремился вперед. Саша только успел закричать…
– …пойду, а то Степан Домовик, которого я за Вовой-готом следить поставила, тревогу чего-то забил. Встречи требует, – услышал Ковальчук голос Светы откуда-то издалека.
Когда Саша открыл глаза, то увидел Олефину Валерьевну, сидящую за столом. Она с деловым видом перебирала бумаги и с кем-то говорила по телефону.
Заметив, что Ковальчук открыл глаза, женщина приятно улыбнулась:
– Ну что протрезвел малость? А то я и не знала, что с тобой пьяным-то делать. Не поговорить по-человечески, и на улицу выставить негоже…
– Зачем Светка меня сюда привела? И что это я такое видел? Это гипноз?
Женщина улыбнулась еще шире:
– Вот на эти вопросы, кроме последнего я и хочу тебе дать ответ прямо сейчас. Чай, кофе, сок?
– Сок, – ответил Саша и сел поудобнее на стуле, – а почему кроме последнего? Должен же я знать, что вы со мной сделали! Может, вы меня в зомби хотите превратить!
– То, что ты увидел, я показала тебе для пущей убедительности, чтобы ты яснее понимал, о чем идет речь, – Олефина Валерьевна подала Саше высокий стакан с соком.
Читать бесплатно другие книги:
