Благородный разбойник Макфи Маргарет

Глава 4

Эмма почти ничего не знала о том складе, где работал отец. Он ничего ей не рассказывал, и ей впервые предстояло увидеть место, где отец теперь проводил большую часть своей жизни.

Все пространство склада вдоль стен занимали огромные полки, заставленные тюками и коробками. Окна, расположенные на крыше, были открыты, но из-за летней жары и тяжелой работы многие мужчины работали без рубашек. Завидев их обнаженные торсы, Эмма покраснела и, быстро отведя глаза в сторону, проследовала по складу за бригадиром грузчиков. В конце концов, миновав узкие проходы между полками, они добрались туда, где другая бригада голых по пояс мужчин поднимала ящики вверх по лестнице, чтобы уложить их на верхние полки.

– Билл де Лайл! – крикнул бригадир. – К тебе пришли.

Один из мужчин вышел вперед, и Эмма с ужасом узнала своего отца.

– Папа? – Увидев его костлявое старческое тело, отощавшее от тяжелой работы, она забыла обо всем.

– Эмма? – Ее потрясенный возглас эхом отозвался в голосе отца. Он мгновенно схватил свою рубашку и надел ее через голову. – Что случилось? Что стряслось, что ты пришла сюда?

– Письмо. Оно адресовано тебе. Я подумала, что в нем могут быть новости от… – Эмма не закончила предложение. Она лишь молча прикусила губу.

– Прошу меня извинить, джентльмены. Я отойду на пару минут, мистер Сирс, – сказал отец стоявшим за его спиной мужчинам и бригадиру, который привел Эмму.

Он отвел ее в сторону.

– Билл?

– Так меня здесь называют.

Эмма слегка улыбнулась. Но когда она передавала письмо отцу, улыбка исчезла.

– Может, мне не стоило приносить его сюда, но я подумала… – Она замолчала, глядя, как отец разглядывает написанный сверху адрес. – Это почерк не Кита, но все же… Возможно, кто-то его видел. Возможно, узнал, где он.

Отец ничего не ответил, но Эмма заметила легкую дрожь в его пальцах, когда он ломал красную восковую печать и разворачивал письмо. Он давно лишился своих очков, и, чтобы прочитать письмо, ему пришлось держать его на вытянутой руке.

Эмма сглотнула. У нее вдруг пересохло в горле. Она сплела свои вспотевшие от волнения пальцы и ждала. Ждала, пока не почувствовала, что больше не может.

– Это добрые вести?

Отец закончил читать и поднял на нее глаза.

– Это прекрасные новости, Эмма…

Воздух, который она задержала в груди, с шумом вырвался наружу. Сердце подпрыгнуло. Страшное напряжение, сковавшее ее, спало.

– …но они не касаются твоего брата.

Теплая волна радости, нахлынувшая на нее, обернулась холодом. Эмма уставилась на отца.

– Я не понимаю.

– Это письмо от миссис Тэдкастер, троюродной сестры твоей мамы. Она пишет, что компаньонка вдовствующей леди Ламертон сбежала с одним из лакеев.

– И что в этом хорошего?

– А то, моя дорогая, – отец улыбнулся, – что вдове нужна новая компаньонка, женщина благородного происхождения, которая понимает, что от нее требуется, и может незамедлительно приступить к работе.

Теперь Эмме стало ясно, почему родственница ее матери прислала им письмо, сообщавшее о таком незначительном событии. Она поняла, к чему все идет. И должна была бы обрадоваться. И непременно обрадовалась бы, если бы это произошло на несколько недель раньше. Но за это время случилось столько всего, что, вместо радости, Эмма почувствовала, как у нее сжалось сердце.

– Миссис Тэдкастер рассказала про тебя ее светлости, и леди Ламертон согласилась взять тебя в компаньонки.

Эмма не могла вымолвить ни слова.

– После стольких лет такая неожиданная и прекрасная новость. Неудивительно, что ты потрясена.

Она действительно была потрясена, но не потому, о чем думал отец.

«– Когда я вернусь, нам надо будет поговорить.

– Звучит очень серьезно.

– Так оно и есть. Вы будете меня ждать?»

Слова Неда и мысли о том, что они могли означать, не покидали Эмму со вчерашнего дня.

Внутри возникла холодная пустота.

– Я не смогу поехать.

– Но почему? – Отец вытаращил глаза.

Разве могла она рассказать ему про Неда? Он даже не джентльмен. Просто человек из Уайтчепела. Человек, который своей жестокостью и опасностью превосходил все, против чего предостерегал ее отец. Человек, который смог одолеть пятерых в кабацкой драке. Который раньше работал в тех же самых доках. Человек, который волшебным образом заставлял трепетать ее сердце и разжег огонь страсти в ее крови. Чьи поцелуи она не могла забыть… и который дал ей понять, что хочет связать с ней свое будущее.

– Я не смогу оставить тебя одного.

– Глупости. У меня на душе станет только легче, если я буду знать, что ты живешь в безопасности и комфорте в доме леди Ламертон. Как ты не видишь, что с меня достаточно того, что я волнуюсь за Кита?

– Я все понимаю, но ты не должен беспокоиться обо мне.

– Ты работаешь служанкой в харчевне.

– В мясном ресторане, папа, – с непривычным жаром поправила его Эмма.

– Эмма, не все ли равно, мясной ресторан или харчевня. Неужели ты думаешь, что я не знаю, каковы манеры тех мужчин, с которыми ты вынуждена иметь дело? Неужели ты думаешь, что была хотя бы одна ночь, когда я мог спокойно спать, не тревожась за тебя и не дождавшись, пока не услышу, как ты открываешь дверь?

В душе Эммы зашевелилось чувство вины при мысли о том, как отец волновался, пока она с удовольствием проводила время в обществе Неда.

– Если бы ты жила у леди Ламертон, я мог бы подыскать жилье поближе к докам. Здесь всегда можно найти желающих составить мне компанию, чтобы арендовать комнату на двоих. Так мне было бы проще, дешевле и удобнее. Конечно, их общество меня немного раздражает, но что поделаешь.

– Леди Ламертон непременно решит, что это прекрасная возможность выяснить у меня все подробности нашего скандала. Ты же знаешь, что она самая главная сплетница, и нюх у нее как у гончей.

– Клариссе Ламертон нравится быть королевой светских сплетников, но не объектом сплетен. Она будет тебя терзать, но защитит от других. Что за странная перемена настроения, Эмма? За такими аргументами всегда скрывается что-то другое. Ты ведь была так решительно настроена вернуться в общество и разыскать Кита.

Эмма отвела взгляд.

– Способность леди Ламертон добывать разные сведения – это еще одна причина поступить на это место. Ты будешь прекрасно устроена в одном из лучших домов Лондона и сможешь разузнать про Кита. У сына леди Ламертон есть связи в Уайтхолле. Если появятся какие-нибудь новости, молодой Ламертон и его мать наверняка узнают об этом. Ты должна воспользоваться этой возможностью, Эмма, ради меня, ради Кита и ради себя самой. Ты и без меня это знаешь.

Она знала. Вот в чем проблема. Эмма понимала, о чем говорил отец, и знала, что он прав.

– Если ты останешься здесь, ты пропадешь. Один из этих мужчин сделает тебя своей, это всего лишь вопрос времени. Чудо, что этого до сих пор не случилось.

Эмма опустила взгляд на пол, чтобы отец не смог разглядеть правду в ее глазах.

Но он, протянув руки, взял в ладони ее лицо и приподнял.

– Ты красивая молодая женщина, точная копия своей матери, какой она была, когда я встретил ее и женился на ней. Я хочу для тебя лучшей жизни, чем та, которую может обеспечить тебе какой-нибудь обитатель здешних мест.

Эмме захотелось рассказать ему про Неда, про то, что было между ними, но она не могла. Во всяком случае, теперь, когда на нее так давило чувство долга.

– Можно подумать, что я собираюсь выйти замуж за кого-то из местных мужчин. – Ее вынужденная улыбка выглядела как гримаса.

«Вы будете меня ждать?» Она словно смотрела в глаза Неда.

И еще она слышала звук собственного голоса: «Я не собираюсь никуда уезжать, Нед Стрэтхем… Я буду ждать».

– Я рад, что ты не забыла клятву, которую дала матери, Эмма.

– Как я могла забыть? – Она никогда бы этого не сделала. Не смогла бы. Семья есть семья. Клятва означала именно это, даже если ценой было ее счастье. Эмма почувствовала, что ее сердце разрывается между семьей и человеком, которого она полюбила.

Она говорила себе, что Нед, возможно, совсем не любит ее. Что она могла неправильно понять, о чем он хотел поговорить с ней. В конце концов, он ничего ей не обещал и, несмотря на их ночные разговоры и вспыхнувшую страсть, они так мало знали друг друга. И только сердце подсказывало Эмме, что она понимает его.

Однако это никак не меняло того, что она должна была сделать.

– Эмма, ты сама знаешь, что должна использовать этот шанс. – Глаза отца пристально всматривались в нее.

– Да. – Одно короткое слово – и со всем, что наполняло ее сердце, было покончено.

– На обратном пути с работы я зайду на почту, куплю бумаги и чернил и напишу миссис Тэдкастер.

Эмма кивнула:

– Давай я провожу тебя.

Эмма взяла отца под руку и пошла рядом с ним, не замечая полуголых мужчин, которые, прекратив работать, с молчаливым восхищением смотрели ей вслед.

Эмма вспоминала все дни и вечера, когда не покладая рук трудилась, чтобы вырваться из Уайтчепела. Вспоминала, сколько раз молилась, чтобы ей представился именно такой случай. И вот теперь ее молитвы наконец услышаны, а она не хочет уезжать.

Она вспоминала мужчину, чьи волосы светились на солнце, как кукурузные поля, а глаза спорили цветом с летним безоблачным небом. Мужчину, который пленил ее сердце и которому она ничего не сможет объяснить.

В тот вечер, когда Нед вернулся из Портсмута, он отправился прямиком в клуб «Уайтс». Но теперь встреча уже подошла к концу, все необходимые представления были сделаны, все идеи обговорены. Нед пожал руки графу Мисборну, виконту Линвуду, маркизу Рейзби и мистеру Найту.

– Прошу меня извинить, джентльмены. – Легкий кивок, и он в сопровождении своего друга и управляющего Роба Финчли, выйдя из зала, двинулся по коридору.

Впереди Нед увидел группу мужчин, которые знали его тайну. Мужчин, которых разбирало желание уничтожить его, рассказать, кто он на самом деле. Но они не могли. Еще издалека Нед посмотрел в глаза каждому из них, словно хотел напомнить, почему они не могут произнести вслух то, что вертится у них на языке. Их взгляды отвечали ему высокомерным презрением.

Роб едва слышно выругался:

– Они смотрят на тебя как на подзаборную крысу.

Нед усмехнулся, глядя на этих надменных молодых аристократов. Это произвело желаемый эффект.

– Вспомни, чего им стоит стоять здесь и молча терпеть мое присутствие.

Роб улыбнулся:

– Уже полегчало.

Продолжая улыбаться, друзья пересекли Сент-Джеймс-стрит и уселись в поджидавший их кабриолет. Это была последняя модель, гладкая, черная и блестящая снаружи, с кремовыми кожаными сиденьями, украшенная спереди белым кругом, обрамлявшим красный ромб. Нед не стал оглядываться назад. Он просто взял вожжи и направил лошадей вперед.

– Кажется, тебе удалось подцепить Мисборна.

– Надеюсь. – Колеса покатились быстрее. Нед смотрел вперед, сосредоточившись на дороге. – Я не смогу пойти сегодня на бал к Доусонам.

– Пропустишь такое большое событие? Это на тебя не похоже.

– У меня встреча в другом месте. – Лицо Неда выглядело замкнутым и бесстрастным.

– Там соберутся все шишки.

– Я знаю.

Немного помолчав, Роб сказал:

– Должно быть, эта встреча очень важная.

– Да. – Нед посмотрел другу в глаза и на мгновение задержал взгляд в молчаливом противостоянии. Потом улыбнулся.

Роб улыбнулся в ответ:

– Ладно, приятель. Я больше не буду любопытствовать по поводу твоей таинственной дамы.

Четыре часа спустя Нед в одиночестве переступил порог харчевни «Красный лев». Он не приходил сюда больше двух недель, но несколько голов кивнули ему, узнавая. Как обычно, Нед ощутил атмосферу непринужденности и комфорта, присущую этому месту. Впрочем, он почувствовал ее сразу же, как только перешагнул границу, отделяющую Ист-Энд от остального Лондона. В баре царило привычное оживление. Несколько столов по-прежнему стояли на улице перед входной дверью. Глаза Неда искали Эмму, но не находили ее.

Первое подозрение возникло, когда Нед увидел, что к нему направляется Полетт.

– Как обычно?

Он кивнул:

– Эммы сегодня нет?

– Так и знала, что вы спросите. – Она улыбнулась и бросила на него понимающий взгляд. – Эмма уехала. Нашла себе хорошую работу у одной леди. От таких предложений не отказываются. Счастливица. Но она просила передать, что желает вам всего доброго. Сказала, ей очень жаль, что она не может пожелать это вам лично, но надеется, что вы поймете.

Нед поблагодарил девушку, уронив ей в руку монету.

– Вы забыли баранину и портер.

Но он не стал ждать.

В Уайтчепеле были и другие харчевни. С другими служанками. Но он не пошел туда. Вместо этого Нед поднялся по Розмари-Лейн к Тауэр-Хилл и отыскал старую каменную скамейку под сенью большого бука. Он опустился на нее и в одиночестве смотрел, как заканчивается вечерняя смена в доках и начинается ночная. Наблюдал, как приходили и уходили суда. Он следил до тех пор, пока солнце не вспыхнуло над Темзой закатным пламенем и дневной свет мало-помалу не уступил место темноте.

Ждала ли Эмма хотя бы неделю… одну неделю, прежде чем их жизненные пути навсегда разошлись.

Предательство и ощущение потери были как удар под дых. Нед вдохнул аромат ночи, смешанный с запахом уксуса, все еще сохранившегося в этом месте. Он вспомнил запах мыла, жареного мяса и женского тепла.

Вспомнил умные манящие глаза Эммы и ее нежную улыбку.

Вспомнил страсть, вспыхнувшую между ними, и ощущение, что с Эммой его мир стал лучше.

Он подумал о том, что могло бы быть, но потом оставил эти мысли и заглушил чувства. Эмма де Лайл не стала его ждать. Вот и все.

Но Нед не из тех, кто позволяет чувствам играть собой. У него своя судьба. Возможно, так даже лучше. По крайней мере, теперь его ничто не будет отвлекать.

Издали донесся бой часов. Только тогда он встал и пошел через весь город к дому на Кавендиш-сквер.

Приятным теплым вечером вдовствующая леди Ламертон в сопровождении Эммы шла по Вестминстер-Бридж-Роуд в Лэмбите по направлению к амфитеатру Астлея.

– Я думаю, это должно быть что-то потрясающее в своем роде, – предвкушая удовольствие, сказала новая хозяйка Эммы, когда они вышли из застрявшей в пробке кареты, решив пройти оставшееся до амфитеатра расстояние пешком.

– Безусловно. – Прошло всего три дня с тех пор, как Эмма снова оказалась в высшем лондонском обществе, – хотя и не в той роли, которую знавала раньше, – а уже чувствовала себя так, словно никогда не покидала его. И все же какая-то часть ее души по-прежнему принадлежала Уайтчепелу, где оставался ее отец… и еще один человек.

Она снова и снова думала о том, удалось ли отцу найти новое жилье. Как и что он ест. Думала о том, вернулся ли Нед Стрэтхем в «Красный лев» и передала ли ему Полетт то, что она просила.

– За свои семьдесят пять лет я ни разу не видела, чтобы женщина балансировала на одной ноге, стоя на спине у лошади, которая мчится во весь опор, – продолжила леди Ламертон. Ее прогулочная трость величественно и ритмично постукивала по мостовой.

Спрятав поглубже свои мысли, Эмма вернулась к реальности предстоящего вечера и сосредоточилась на своей хозяйке.

– Надеюсь, это не покажется вам слишком шокирующим. – Она подхватила вдову под руку, помогая ей пробираться через толпу.

– Что вы, дорогая, если этого не произойдет, я буду очень разочарована. В свете только и разговоров что об этом зрелище. Все, кто хоть что-то собой представляет, придут посмотреть его.

Эмма засмеялась:

– Хорошо. В таком случае нам лучше пройти внутрь и занять свою ложу.

Поскольку показаться на этом представлении было даже важнее, чем увидеть его, ложа, где должны были сидеть вдовствующая леди Ламертон с Эммой, имела огромное преимущество. В зале царила толчея и жужжание множества голосов. Зрители рассаживались по своим местам.

– Взгляните на тот кошмар, который водрузила себе на голову Элиза Френшоу. Вот, дорогая моя, что значит дурная кровь. Чего еще ждать, когда ее отец был немногим лучше бакалейщика. – Леди Ламертон произнесла это таким тоном, как будто только что открыла миру, что отец миссис Френшоу был серийным убийцей. После этого она, ничуть не смутившись, кивнула вышеозначенной даме и удостоила ее любезной улыбкой.

Эмма посмотрела на леди Ламертон.

– Что? – Вдова ответила ей взглядом оскорбленной невинности, который, как успела понять Эмма, был ее излюбленным приемом. – Разве я не права?

– Вы правы, как всегда, – ответила Эмма, придав лицу понимающее выражение.

Обе дамы засмеялись, и леди Ламертон продолжила высказывать свои язвительные замечания по поводу других зрителей.

Взгляд Эммы, скользнув по сцене, обратился в зал.

Свободных мест не было. Цирк кишел лучшими представителями лондонского света, которые либо не уезжали на лето, либо уже вернулись в город. Все дамы были в шелковых вечерних нарядах, от бесконечно разнообразных цветных платьев у матрон до ослепительно-белых у дебютанток. На всех красовались длинные перчатки из белого шелка с застежкой наверху. Их волосы, уложенные в блестящие локоны, украшали живые цветы и огромные перья, закрывавшие весь вид тем, кто сидел сзади. Некоторые матроны предпочли перьям шелковые тюрбаны темных оттенков. Их бледные шеи обрамляли сверкающие драгоценности, на пальцах, держащих театральные бинокли, поверх перчаток блестели кольца. Всего два года назад Эмма была одной из них. Теперь же, несмотря на всю эту красоту, она не могла отделаться от мысли, что каждое из этих платьев стоило больше, чем семьи из Уайтчепела тратили в течение целого года.

Среди присутствующих нашлось много желающих поприветствовать леди Ламертон, и кое-кто из них даже кивал Эмме. Эмма кивала в ответ, радуясь тому, что большая часть людей не выказывала неодобрения по поводу ее возвращения в свет.

Из партера ее взгляд переместился на ложи и их обитателей. Герцог Хейвик со стайкой актрис. Лорд Линвуд с женой, великолепной мисс Венецией Фокс. Граф Холлингсворт с семейством и их гость.

Леди Холлингсворт не стала кивать Эмме. Она лишь холодно посмотрела в ее сторону и презрительно вздернула нос. Эмма твердо выдержала этот взгляд, не желая выглядеть смущенной. Потом, любезно улыбаясь, перевела глаза на дочь Холлингсвортов, леди Персефону, со светлыми золотистыми волосами и красивым ртом. Девушка кокетничала с джентльменом, который сидел рядом с ней и, несомненно, являлся поклонником, которого Холлингсворты прочили ей в мужья. Сквозь легкое марево от газовых фонарей Эмма посмотрела на мужчину, и на какую-то долю секунды вдруг увидела Неда. Или ей померещилось? Сердце в груди екнуло и перестало биться.

Зазвучала музыка. На сцене появился конферансье в красном камзоле с нафабренными усами и громовым голосом в самых пышных выражениях объявил, что предстоит увидеть публике. Публика отвечала восхищенными вздохами. Представление началось. Но Эмма не смотрела на сцену. Ее взгляд был по-прежнему устремлен на кавалера леди Персефоны. На его изящный темный фрак, сшитый на заказ, на белоснежную вечернюю сорочку под ним. На светлые волосы. На лицо, так схожее с другим лицом – лицом из другого мира, – что их можно было принять за близнецов. Не может быть, чтобы это был Нед. Это невозможно.

Ее глаза смотрели все пристальнее, сердце стучало все быстрее. Но на таком расстоянии, в полумраке зала она не могла ни в чем быть уверена.

Словно почувствовав на себе взгляд Эммы, мужчина поднял на нее глаза и на секунду задержал их. Она отвернулась к сцене, смущенная тем, что ее упорный взгляд заметили.

По арене стремительно неслись шесть белых лошадей. Шесть полураздетых наездниц одновременно на одной ноге балансировали у них на спинах.

Зрители охнули, раздались аплодисменты.

– Святые небеса, – прошептала леди Ламертон и тоже захлопала в ладоши.

Эмма последовала ее примеру, хотя она почти не видела ни лошадей, ни женщин у них на спинах.

Это не может быть он, снова и снова говорила она себе. Но каждый раз, когда она украдкой бросала взгляд в его сторону, Эмма видела, что мужчина тоже смотрит на нее. Сердце замирало при виде этого невероятного сходства. Эмма перестала смотреть на мужчину, понимая, что ее взгляд может произвести на незнакомца неверное впечатление. В антракте дадут свет, и она увидит, что это игра ее воображения.

Нед слишком сильно завладел ее мыслями. Его поцелуи, ощущение сильной руки, обнимавшей ее. Обещание, звучавшее в его последних словах.

«– Но я вернусь… Нам надо будет поговорить, когда я вернусь, Эмма.

– Я не собираюсь никуда уезжать, Нед Стрэтхем. Я буду ждать».

Сердце сжималось от чувства вины. Что он сказал, когда узнал, что она уехала? Испытал ли он ту же боль, что и она? Что было бы, если бы она осталась? Он уложил бы ее в постель? А может, женился бы на ней? Эмма закрыла глаза. Постаралась совладать со своими чувствами. У нее хватило разума больше не смотреть на кавалера леди Персефоны.

Наступил долгожданный антракт.

Зажегся свет.

– По-моему, довольно интересно, – с ноткой презрения фыркнула леди Ламертон. – Что вы скажете?