Страна Арманьяк. Рутьер Башибузук Александр
Не инопланетянин и не эльфийка точно…
– Obaldetj… – От изумления я даже перешел на родной язык.
Передо мной стоял на коленях неимоверно грязный и заросший…
– Он что, тоже был на шебеке? – пришлось поинтересоваться у Тиля, ибо я не верил своим глазам.
– Да, ваша милость, – кивнул фламандец, с подозрением косясь на маленькую щупленькую фигурку в живописных лохмотьях. – В каморке, на корме был закрыт. Видимо, сарацины сами не понимали, зачем он им нужен, или провинился в чем…
Этот пленник, в отличие от остальных, был сильно истощен, и все его тело покрывали рубцы от плеточных ударов. Сейчас он стоял на коленях и невозмутимо смотрел на меня своими узко разрезанными глазами. Да, именно такими глазами, потому что он был китайцем. Не японцем или каким-нибудь филиппинцем, а именно китайцем. Каким-то загадочным способом я отличаю жителей Поднебесной от остальных обитателей азиатского мира. Круглое скуластое лицо, щелки глаз, остренький подбородок. Возраст не поймешь, но вроде в черных, сбившихся в космы волосах седины нет.
– Ни хао… – выдавил я из себя, просто разрываясь от любопытства.
То есть «здрасьте»… увы, но больше ничего на китайском я не знаю.
Ну день сегодня… Вот кого-кого, а китайца я точно не ожидал увидеть. Нет, это само по себе как бы не очень удивительно. С Китаем тут давно и успешно торгуют, особенно левантийские купцы и арабы, через них и остальные тоже. Я в шатре Карла видел кучу вещичек явно китайского происхождения, но самих китайцев, вживую… Это явно перебор. Ну сами посудите: Брабант, фламандцы, пятнадцатый век на дворе… и тут самый натуральный китаёза.
– Приветствую вас, господин, – вежливо поздоровался китаец и сидя поклонился.
Говорил он на итальянском языке с сильным акцентом, но слова выговаривал правильно, что уже само по себе вогнало меня в легкий ступор.
– Освободить… – Я показал на пленника рукой, все еще пребывая в легком очумении.
– Но, ваша милость… – Тиль даже растерялся. – Он же…
– Если мне еще раз придется повторить свое приказание, его место займешь ты, Тиль Веренвен! – рыкнул я на фламандца. – Быстро. И не пытайся меня понять. Твое дело – исполнять приказы, пока не докажешь свою способность думать самому.
– Как скажете, ваша милость… – Главарь пиратов без тени недовольства глубоко поклонился и в свою очередь наорал на своих подчиненных.
– Откуда ты знаешь язык ломбардцев и как тебя зовут? – поинтересовался я у пленника, пока с него сбивали кандалы.
– Аз есмь Фен Юйсян, господине. В сарацинском полоне три года как, то и смог изучаха не такоша молву осман и мавров, но и языки полоняников, с кем судьба сводиша, – ровно и спокойно ответил китаец на ужасно архаичном русском языке. – Я разумяха франков, генуэзцев, кастильцев и русов. И греков такожа разбираю…
– Много русов у сарацин в полоне? – перешел я на русский язык.
Вот это подарок так подарок… Мне уже начало казаться, что я свой родной язык и забывать стал. Ну… кроме матюков, конечно. Будет хоть с кем поговорить, если, конечно, я смогу общаться с ним на средневековой «руськой мове».
– Вельми богато, господине…
К моему удивлению, я китайца понял хорошо, хотя его русский язык просто переполняли жуткие анахронизмы, дополненные не менее жутким акцентом. Слова как бы сами трансформировались у меня в голове в понятную речь. И, кажется, меня он тоже понимал.
– …ибо четыре лета назад татарове великого хана Девлет-Гирея, мурзы, сеиты и казаки его приводиша с Москвы великое множество русов на продажу в Кафу. И невольничьи рынки Магриба до се переполнены ими.
– Мы поговорим обо всем позже, Фен…
– Фен Юйсян, господине, – поклонился китаец, напоминая мне свое имя.
– Да, Фен Юйсян. Поговорим позже, но сейчас скажи мне: кем ты был в Поднебесной?
– Архитектором и инженером при дворе великого адмирала Чжан Хе в Шанхае…
Еще один архитектор… Напьюсь сегодня. Хоть бы не спугнуть пруху… Вот как случается. Тянутся серые будни, тянутся… вдруг раз – и все козыри на руках. Представил себе донжон своего замка в виде китайской пагоды и рассмеялся. А что? Подумаем.
Представился сам:
– Я кавалер ордена Дракона, кондюкто лейб-гвардии герцога Карла Смелого Бургундского барон Жан ван Гуттен, освобождаю тебя, Фен Юйсян, и дарую тебе свободу, – произнес я положенную формулу. – Нас ждут еще беседы, а пока ожидай, скоро вас всех покормят.
Негров из пещеры выгнали всех разом и посадили на корточки в рядок возле отвесной скалы. Ровно тридцать человек. Даже затрудняюсь сказать, к каким неграм они принадлежали. Их там, в Африке, видов очень много… Но явно не эфиопцы. Кожа их имела темно-оливковый, коричневатый оттенок, а губы и носы более подходили к семитскому типу, чем к африканскому. Особых атлетов, какими любят изображать африканцев, я среди них не обнаружил. Просто высокие, стройные и широкоплечие мужики. Даже скорее тонкокостные, чем коренастые. Чем-то они мне напомнили зусулов… тьфу ты – зулусов. Вот.
– Кто главный? – Я прошелся вдоль чернокожих пленников, стараясь дышать через раз.
Полное молчание, но ситуацию поправил ломбардец Фиораванти. Он перевел мои слова на португальский язык.
Откликнулся мужик, сидевший в первой шеренге. Выглядел он старше, чем остальные. И был больше исполосован плетьми. Вся спина и плечи у него бугрились серыми рубцами.
– Его зовут Мвебе, ваша милость, – перевел Фиораванти.
– Спросите у них, маэстро, хотят ли они на свободу?
Ломбардец задал вопрос, и ответом ему был дружный гул. Африканцы загомонили и отчаянно зажестикулировали.
Ага… хотят. Это я и сам понимаю.
– Скажите, что для этого им придется принять христианство.
Африканцы внимательно выслушали перевод, а затем старший задал вопрос ломбардцу:
– Он спрашивает, ваша милость: а Христос сильнее какого-то там Какумбы? – с возмущением перевел Пьетро. – Ну чертовы язычники, право слово, ваша милость. Может…
– Скажите им, что Иисус Христос поразит Какумбу молниями, помочится на его останки и заберет весь его скот и жен в свой крааль, – прервал я Фиораванти.
– Что такое «крааль»? – недоуменно спросил итальянец. – И вообще я не знаю, стоит ли прибегать к таким сомнительным формулировкам, ваша милость.
– Стоит, маэстро. Стоит. Миссионер должен разговаривать с ними понятным им языком и вообще, надо с чего-то начинать, чтобы сделать из них добрых христиан. А крааль – это у них загон для скота и дом одновременно. Вперед, маэстро. Вперед…
Пьетро, запинаясь и заикаясь от волнения, перевел мои слова главнегру.
Тот, в свою очередь, дословно и изображая в движениях, поэтапно довел до своих соплеменников, что сделает бог белых с их Какумбой. Но, кажется мне, он еще маленько от себя извращений добавил, во всяком случае, характерные движения, не предусмотренные мной, он изобразил. Очень характерные…
Африканцы после его речи на пару секунд притихли, переваривая информацию, а затем единогласно согласились креститься в веру такого могущественного бога.
– Вот и laduschk, – с облегчение выдохнул я и подошел к Тилю Веренвену. – Тиль… как я понял, ты согласен служить мне верой и правдой. Так?
– Точно так, ваша милость.
– И ты понимаешь, что вот с этого самого момента ты выполняешь все мои приказания от и до, беспрекословно. И если я тебе прикажу утонуть – то ты утонешь без лишних разговоров и всяческих сомнений. Так?
– Истинно так, ваша милость. – Фламандец бухнулся на колени.
Я немного помедлил, рассматривая его. Как бы в ускоренном варианте, без особых проверок получается, но… но, кажется, я не прогадаю, приблизив этого здоровяка.
– Хорошо. Тогда – я, барон ван Гуттен, назначаю тебя командующим флотом баронии и присваиваю чин обер-сержант-адмирала, с соответствующим жалованьем, долей в военной добыче и правом получения после двадцати лет воинской службы земельного надела в личное пользование и соответствующего сана. И сейчас же я, своим правом и словом, освобождаю тебя и делаю свободным человеком. А теперь принеси мне, свободный человек Тиль Веренвен, клятву в своей верности.
Фламандец, закатив глаза от волнения, немного покачнулся, но затем выправился и истово поклялся:
– Признаю себя, ваша милость, вашим человеком и клянусь всегда и везде, не щадя живота своего, отстаивать ваши честь, достоинство и имущество, положить в случае необходимости за вас жизнь свою. Никогда не злоумышлять ничего против вас, вашего замка и ваших людей. Клянусь в этом Пречистой Девой Марией, святой Богородицей!!!
Затем он с чувством обслюнявил мою руку, что пришлось перетерпеть. Ритуал, ёптыть. Одергивать нельзя.
– Я принимаю твою клятву, Тиль Веренвен, и признаю тебя своим человеком, – выпалил я, стараясь быстрее покончить с неприятным для меня делом.
Ну их, эти целования, куда подальше. Да и времени нет. Дел на сегодня еще уйма, а солнышко уже к горизонту клонится.
– Значит, так, Тиль. Организовываешь сейчас горячее питание пленникам и, пожалуй… пожалуй, бочонок пива им открой. Ночевать они сегодня будут еще в пещере. И смотри мне… черных не обижать. Завтра их крестить будем. Узкоглазого же и ломбардца я сейчас заберу с собой. Прочие остаются. Дальше: все ткани, золото и оружие с шебеки – в замок. Все! Учти! Остальное пусть в амбаре так и лежит. Дальше… нет, прямо сейчас – строишь свою команду, и они приносят мне клятву верности, и я их прощаю. Ну, и по селедке…
Взвалив на плечи Тиля кучу забот, я принял клятву от пиратов. Суровые бородатые мужики, приготовившиеся в душе к смерти лютой, коллективно прослезились и клялись крепко и истово. И я в эту клятву поверил. Очень натурально это у пиратов получилось.
Выставил караулы при складах и судах, отдал еще кучу приказов, запрыгнул на Родена и полетел галопом в замок.
Дел-то у меня… начать и закончить…
Глава 7
– Господин баро-о-о-н!!!..а-а-ахр… – Вопль эконома прервался глухим звуком удара.
Я невольно поморщился. Не самое приятное в жизни дело – заниматься пытками, но иногда без этого не обойдешься.
Не хочет скотина признаваться, куда спрятал деньги. Мои стрелки чуть ли не весь его дом по камушкам разобрали, а ни полушки не нашли. Пришлось переместить эконома в пыточную…
Да, при всеобщем запустении моего замка в его подвале неожиданно обнаружилась отлично оборудованная темница на пять камер с образцово укомплектованной камерой пыток. Все железо, конечно, здорово поржавело, да и сама пыточная заросла пылью и паутиной под потолок, но это мелочи. Главное, инструментарий, позволяющий узнику по полной излить душу, остался вполне работоспособным.
– Давайте его в эту кроватку… – Я показал на пыточный девайс, представляющий собой наклонный стол с фиксаторами конечностей и даже головы.
Виллем Аскенс, отрядный профос на добровольных началах, совмещающий эту почетную должность с должностью обер-кузнеца, довольно гоготнул и вместе со своими подмастерьями живенько упаковал расхитителя баронского имущества. Звонко забрякали зажимы…
– Что смотрите? – рыкнул я на него. – Кто профос? Ты или я? Работайте, работайте…
Прошелся по камере пыток… Изобретательно… Пнул ботфортом какие-то гири, в рядок стоявшие вдоль стены, и взял в руки висевшую на крючке медную маску с присобаченной к ней в районе рта воронкой.
– Для чего эта хрень, Виллем?
– А?.. – Аскенс с увлечением копался в ящике, полном жуткого вида железяк. – А-а-а… Через эту штуку воду заливают в пасть неразговорчивым клиентам. Можно, кстати, попробовать!
Профос довольно заржал и от полноты чувств отвесил подзатыльник своему подмастерью Лосу по прозвищу Чурбак. Паренек чуть не рухнул на пол, и отыгрался на экономе, двинув толстяка по голове.
– Но это долго, – продолжил Виллем. – Щас жаровню притащат… оно побыстрей пойдет.
– Тебе видней, – повесил я палаческую приспособу на гвоздик. – Только шевелись, шевелись. Если через полчаса эта скотина не расколется до самого седалища, получишь по башке уже ты.
Эконом скосил глаза на орудия пыток, отчаянно забился и истошно взвыл:
– Не-э-эту-у-у… Ничего нету, милостивый господин! Я все прево отдавал! До грошика-а-а…ап…
Лос ловко воткнул ему в рот кляп и, довольный собой, мило потрепал эконома по щеке.
– Молодец. – Я похвалил пацана и сел за стол в углу. – Ну, где там эти угли…
– За мной несут. – В пыточную ввалился Тук и поставил на стол кувшин и пару бокалов. – Вино, кстати, тут неплохое, монсьор. Только его всего две бочки. Остальные пустые. А еще в одной, кажется, скисло. Кислятина жуткая.
– Что там Амбруаз с компанией делает? – Я отпил глоточек.
М-да… действительно неплохое вино. Скорее всего, на самом пике выдержанности. Удивительно, как еще эконом его не сбыл на сторону…
– До завтра с ними – всё… – Тук показал руками, в каком состоянии находятся бургундские чиновники, и тоже присел за стол. – Я приказал им прямо в винном погребе постелить, а поутру в разумных пределах похмелить и отправлять сразу к вам, монсьор.
– Молодец, братец… – брякнул я бокалом о бокал шотландца, – хорошо службу понимаешь.
– Ну дык… – Шотландец расплылся в улыбке и выхлестал свой бокал в два глотка. – Что, эта собака все молчит?
– Молчит.
– Дык, может, я?
– Опомнитесь, дамуазо Логан, – пришлось слегка прихлопнуть ладонью по столешнице, изображая гнев, – невместно благородному эскудеро благородного кабальеро такими вещами заниматься. Для этого есть специально обученные люди подлого сословия.
Тук еще больше возгордился и заорал:
– Где, мать вашу, эти чертовы угли? Почему капитан вынужден ждать!
– Да здесь уже… здесь…
В узкую дверь протиснулся единственный дойч в отряде. Адольф по прозвищу Дуб. Второй подмастерье кузнеца. Парнишка лет пятнадцати, но размерами похожий на тридцатилетнего богатыря. И еще: глядя на его лицо, можно было сказать с уверенностью, что он германец. Типичный. Каску рогатую и «шмайссер» в руки – и лучшего персонажа на роль фашистско-немецкого оккупанта не найдешь.
– О, это дело… – Виллем сразу засунул в тлеющие угли несколько страшного вида инструментов, а потом наградил и Адольфа подзатыльником.
«Значится, для парности, – мелькнуло у меня в голове, – чтобы никому из подмастерьев обидно не было. Однако педагог у меня кузнец…»
– Последнюю возможность тебе даю, сволочь, – для полной очистки своей совести я постарался воззвать к благоразумию эконома.
Ну в самом же деле: я не садист и не маньяк. Конечно, я здорово уже вошел в роль средневекового феодала, но пытать людей пока еще немного претит.
Подмастерье вытащил кляп из пасти толстяка.
– Скажу… все скажу… – обреченным голосом прошептал эконом, с ужасом смотря на жаровню. – Спрашивайте, господин.
Профос с помощниками и Тук разочарованно загудели, но мгновенно заткнулись, увидев мой кулак.
– Молодец. Давай по порядку. Кому сбывал товар, добытый пиратами?
– В Антверпене, евреям… – прошептал эконом.
– Во-о-от, а говорил, подлец, что в Брюгге. Это тебе за вранье, и чтобы далее неповадно было…
Я дал знак Виллему, и тот, вхватив из жаровни прут, закрученный на конце винтом, приложил его к пузу эконома.
От визга толстяка в углу камеры с грохотом осыпалась штукатурка, а Виллем от неожиданности выронил прут на пол и грязно выругался.
– Твою мать… – Я и сам от вопля эконома расплескал вино на стол. – Ну чего же так орать-то, скотина… Неужели больно?
– Молодой! Мо-олодой еврейчи-и-и-ик… – продолжил визжать эконом. – Рафа его зову-у-ут. Он сын богатого еврея Иофа… Иофеля… не помню я его проклятого жидовского имени-и… Они конверсос… Имена на наш лад взяли-и-и… Но отец его – большой человек среди своих… Очень большо-ой…
– Как сообщался с ними?
– Сын ездит сюда сам, сын… и сейчас поехал…
– Рабов тоже ему собрался продать?
– Да… помилуйте…
– Когда их ждешь?
– Завтра к вечеру. За-автра… у-у-уй…
– Да прекрати ты выть! – Я встал и подошел к эконому, но быстро вернулся обратно за стол. Вонь там – просто непереносимая. Обгадился, сволочь…
– Теперь такой вопрос. Где деньги, нажитые тобой в воровстве? Подумай, прежде чем отвечать, иначе мои люди опять возьмутся за тебя… И будет больно. Не так, как уже было, а очень больно.
– Нету ничего! – решительно ответил толстяк. – Хоть на куски порежьте – нету…
– Давай, Виллем… – Я махнул рукой кузнецу. – Только смотри, чтобы живой остался. А я пока другими делами займусь.
Нюхать запах горелой плоти и дерьма под визги этого ублюдка – удовольствие сомнительное, поэтому я, прихватив Тука, поднялся наверх. Есть еще чем заняться.
Почти весь первый этаж донжона занимала громадная трапезная, которую сейчас заканчивала освобождать от разного хлама и грязи команда маркитанток под руководством Матильды.
– Что тут у вас, kotik? – Я обнял за талию фламандку, с грозным видом надзирающую за суетящимися женщинами.
Матильда, пользуясь своим положением любимой женщины самого капитана, полностью захватила власть в женской составляющей нашей компании и правила в ней железной рукой. Не брезгуя рукоприкладством, наставляла провинившихся баб на путь истинный.
– Работаем, moj gospodin… – Фламандка кокетливо поправила прядь волос, выбившуюся из-под чепца, и с намеком сообщила: – Господскую спальню вот убрали уже. Могу показать…
– Нашу спальню… нашу… – шепнул я на ушко Матильде. – Веди, показывай.
– Ну, там же ничего пока нет… – притворно засмущалась фламандка.
– Вперед… – Я хлопнул ее по крепкой попке и обернулся к Туку. – Дамуазо Уильям, стройте компанию во дворе. Трубачи, знамя… все по уставу. Я через полчаса выйду к ним.
– Может, через час, ваша милость? – ухмыльнулся Тук. – А если не успеете?
– Через час? Давай через час… – И я направился к винтовой лестнице, ведущей к господским покоям.
Действительно, а если не успею? Прислушался к своему организму… Не… точно не успею!
Спальня уже сияла чистотой, но все равно представляла печальное зрелище. Ободранные стены, поломанные ставни на двух узеньких окошках. Из мебели только резное бюро и начищенная до блеска бронзовая ночная ваза, стоявшая прямо посередине комнаты. И все.
– Я там приказал ковры с корабля в замок притащить, и гобеленов трофейных в обозе хватает. Шкуры хорошие опять же есть… Можно сюда все…
Матильда закрыла мне рот ладошкой и подвела к бюро. Села на него и задрала юбки…
– Это мы что, спальню обновляем? Да? – хихикнула фламандка, прижимая меня к себе.
– Ну да… – Пояс с саблей, брякнув, шлепнулся на пол. – Так положено.
– Положено кем?.. – Девушка, тяжело дыша, нащупывала завязки моего гульфика.
– Мной… – Я подался вперед, войдя в горячее влажное лоно.
– А-ах… Ты такой! Такой… – Матильда вцепилась пальцами мне в спину и крепко обхватила ногами. – Продолжай…
– Ты с девками поговорила?
– Да, да, да-а-а… Еще…
– Ну и?
– Разобрали… Глубже, быстрее… ну что же ты-ы-ы…
– Все-ех? – Я удобнее подхватил ноги фламандки и прижал ее к стене.
– Да-а-а… Да, да, да-а-а-а… И даже Болдуина Молотка тоже…
– Да ты что? Он же старый…
– Зато ходок еще хоть куда… Ой-ой…
– Инвалиды все согласны?
– Да-а-а… Ох! Ох! Ох!
– Умница! Распределишь девкам должности дворовые по своему усмотрению…
– Уже… быстрее-э-э-э… Ну!
Угомонились мы только после того, как сломали старенькое бюро и обсудили все насущные дела.
Я задумал своих инвалидов переженить на женщинах, состоящих при компании, и всех скопом оставить их при замке. Добавить к ним еще десяток стрелков в качестве постоянной дружины. Патрулировать границы баронии и вешать неразумных браконьеров, забравшихся в мой лесок, тоже кому-то надо. Кандидатов в дружинники я уже подыскал. Из числа стрелков, имеющих постоянных походных жен среди маркитанток. Вот немного разберусь с делами и переженю их всех скопом. Матильда выступила в качестве свахи и, кажется, уже все уладила…
– Милый… – Матильда повисла у меня на шее, что-то захотела сказать, и неожиданно запнулась.
– Говори. – Я застегнул пояс с саблей и чмокнул фламандку в щечку.
– А как же я? – Девушка покраснела и потупилась.
– Ты? – Я ждал этого вопроса почти с самой нашей первой встречи, но Матильда ничего никогда не просила и никогда не задавала вопросов о своей роли в моей жизни.
– Да, я…
– Ты… – Я переспросил больше по инерции, а на самом деле уже все обдумал и решил, твердо решил.
– Ты будешь здесь хозяйкой и будешь вынашивать моих детей. Бастардов, которые получат все, что им положено, и станут настоящими благородными кабальеро. Надеюсь, ты родишь мне мальчиков?
– Не знаю… – Матильда попыталась улыбнуться и вдруг залилась слезами.
– Почему та плачешь, дурочка? – Я ее обнял и прижал к себе.
– Все как в сказке… Но ты же в конце концов женишься на какой-нибудь бургундской баронессе… а то и графине швабской.
– И что? Ты все равно останешься самой любимой и желанной. И в твоей судьбе ничего не изменится.
– Я тебя очень люблю, Жан.
– Я тебя тоже… – ответил я и ни капельки не покривил душой.
Да, люблю. Но… но жениться на ней не могу. Время такое… мать его, это время, за ногу. Жена у меня будет равная мне по родовитости. Даже, возможно, родовитее. И выберет мне ее, скорее всего, Карл Бургундский – мой прямой сюзерен. Вот такие у него завихрения в голове. Любит он людей из своей свиты женить по своему государственному разумению, устраивая выгодные ему и Бургундии союзы.
– Ой! – Испуганный возглас совпал со звоном упавшей на каменный пол посуды.
Я обернулся и увидел, как в дверном проеме застыла испуганная девушка. Одна из той пары, подобранной нами в Германии. Вломилась в нашу спальню без стука и теперь в ужасе ожидала расправы.
– Иди… – Матильда погладила меня по щеке. – Я разберусь.
– Только не тягай ее за волосы… – шепнул я фламандке. – Узнаю – получишь у меня…
– Не буду. – Девушка подтолкнула меня в спину.
Уже в коридоре я услышал звуки шлепков и ойканье. Не обманула… за волосы не тягает, а про шлепки я ничего не говорил. Но это не мое, по сути, дело. Девки между собой сами разберутся как-нибудь. Матильда либо приведет к повиновению всю дворню, либо вовсе сживет их со свету. Характер у нее тяжелый, властный.
– Компания построена, монсьор, – доложил запыхавшийся Тук, встретив меня на лестнице.
– Идем…
– Успели, монсьор?
– По башке сейчас получишь… – Сунул кулак под нос скотту и прошел к выходу.
Компанию я приказал построить для… Да в общем-то сейчас и узнаете, зачем.
Рутьеры выстроились в три шеренги.
С левого края – мосарабы с аркебузами в положении «у ноги». На их белых коттах вышит геральдический щит с обвившимся по его краям драконом, удерживающим в лапах такой же щит, но меньшего размера. Его серебряное поле пересекают две красные диагональные полосы. Это мой герб, как барона ван Гуттена – рыцаря ордена Дракона. Как я про себя шучу – дважды бастардный герб. Две косые перевязи слева направо. Все же, наверное, опознал меня Карл Смелый как бастарда д’Арманьяка, но сохранил мое инкогнио по каким-то своим соображениям… Сверху еще один малый щит. На нем, на синем поле – черная геральдическая лента, на ней серебром написано готическими буквами по-латыни: «Никто, кроме меня». Это мой герб, только уже как шевалье де Дрюона. Помимо герба, на коттах есть еще один знак. Небольшой красный крестик слева вверху на груди. Это уже знак принадлежности к компании. Ее герб и символ. Кровавый Крест.
Сержант аркебузиров Энвер Альмейда стоит впереди строя. На нем полусалад с пышным красным плюмажем. На левом плече сине-черный бант с блестящей бляхой, на которой выгравирована дымящаяся аркебуза. Знаки различия его должности.
Справа от мосарабов построились арбалетчики. Их сержант Якоб Бользен также впереди строя. Они одеты точно так же, только котты у них зеленого цвета, и держат на плечах арбалеты, а у сержанта на бляхе перекрещиваются арбалетные болты.
Отдельно стоят канониры со своими орудиями. На них котты уже кирпичного цвета, а у их командира – мэтра-сержанта-бомбардира Рафаэлло Пелегрини, на плече бляха с дымящейся гранатой.
Напротив строя стоят трубачи, знаменосец с развернутым знаменем и отрядный капеллан.
Все стоят и напряженно ждут, что я им скажу. Примерно догадываются, слухи о моем решении ходят уже давно, но официального объявления я еще не делал.
По сигналу Тука зазвенели трубы и резко смолкли.
– Братья… – Я сделал небольшую паузу после первого слова. – Братья, я не буду долго говорить. Не приличествует это настоящему мужчине. Скажу просто и прямо. Отныне и пока я жив, каждый наш брат, оставивший службу по невозможности ее исполнения, найдет приют в этом замке. У него будет кров, еда и посильная работа с достойной оплатой. Помимо этого, я назначаю им пенсию в размере одного патара в месяц. Запомните! Никогда и никого я не брошу. Обер-капеллан!
Гуус Бромель торжественно поднес мне на бархатной подушечке отрядное распятие.
– Клянусь вам в своих словах! – Я поцеловал распятие и вздернул его вверх. – Слава Кровавому Кресту!
– Слава-а-а-а! – взревела компания.
– Разойтись! Сегодня вечером будет праздник. Обер-интендант, озаботьтесь…
– Ура капитану-у-у!!! – Еще один одобрительный рев.
Ну а как? Без праздников никак: очень, знаете ли, способствует сплочению личного состава. Да и повод к тому же – не из рядовых. Да и самому нажраться хочется, аж сил нет. Барон я, ёптыть, или не барон в собственном замке?
– Ну красиво же получилось, монсьор… – После того как все разошлись, ко мне подошел Тук, смахивая из уголков глаз слезинки. – Я… я просто горжусь, что служу вам, ваша милость.
М-да… мой эскудеро по своей сути – отмороженный головорез, но одновременно и впечатлителен, как юная девственница. Хотя чему я удивляюсь: у самого от торжественности момента в глазах щемит.
– Братец… сделай-ка для меня одно важное дело. – Я вспомнил о давнем своем обещании.
– Все что угодно, монсьор. – Шотландец бухнул себя кулаком по груди.
– Бери пару стрелков и дуй о конь в деревеньку. Возьмешь там дорпсхоофта… старосту деревенского, в общем, и выясни у него, где живет семейка Гуутенов. Затем всех их вместе со старостой со всем бережением доставишь сюда. Понял? Со всем бережением! Это важно.
– Это Иоганна семья, монсьор? – догадался шотландец.
– Да. Мы должны для них что-то сделать. Поспеши. Кстати, священника деревенского тоже прихвати, до кучи.
– Монсьор, монсьор… – К нам подлетел мой паж Иост. – Там… там…
– Да что «там», рожай уж!
– Он… он… – Мальчишка никак не мог отдышаться.
– А ну угомонись! – Шотландец ловко поймал пажа за ухо.
Читать бесплатно другие книги:
