Драконов бастард Крымов Илья

— А как люди попали на Ору?

— Приплыли, — ответил старик просто. — Сначала несколько кораблей, потом больше. Мы дважды полностью уничтожали их поселения, пытаясь создать Оре дурную славу. Люди плыли дальше на север. Но в конце концов они не оставили попыток. Появилась третья волна поселенцев, предки тех, что сейчас называют себя орийками. Но те были мужчинами. Мы показали им границу, за которую не стоит заходить, и с тех пор жили в относительном мире. Нам пришлось постараться, чтобы не поубивать и этих поселенцев, — ведь ненависть к роду людскому была еще сильна, мы помнили ее, как помнили наши пращуры. Она и сейчас сильна, но века уединения все же притупили ее.

Маг закончил абзац и дал уставшей руке отдохнуть.

— Почему вы не строили города на родине? Люди стали объединяться, повинуясь естественному эволюционному инстинкту. Такова наша природа — объединяться из малых общин в большие… хотя, если вы несете в себе груз знаний и памяти всех ваших предков, вам наверняка чудовищно трудно менять что-то в своей жизни.

— Мы не любим изменений, — лаконично подтвердил Харул.

— Так, а с кем вы встретились, когда попали сюда?

— Со многими. Такими же бездомными, как и мы.

— А далийцы? Вы видели их?

— Одного.

Разговор как-то сразу умер. Волшебник был терпелив, а мадзидани не спешили продолжать.

— И?

— Страшное существо, которое прошло мимо. Он даже не увидел нас, но все мы почувствовали тогда, что можем погибнуть в любое мгновение. Просто если это страшное существо пожелает нас убить. Много страхов познали мадзидани с тех времен, но тот страх мы помним особенно ясно. Хуже только драконы.

Это было серьезное заявление.

— Хм. Я… я должен покинуть вас.

— Сейчас? В ночь?

— Нет, но как только рассветет. Лучше даже до рассвета. Я иду по следам человека, мага, как и я. Он был на Оре какое-то время назад, гостил у властительницы людей, а потом ушел в землю орийских великанов… в вашу землю.

— Я знаю, о чем ты думаешь, человече. Нет, мы не ловили и не казнили твоих сородичей уже долгое время.

— Тогда… он прошел?

— Мы не знаем. Один человек слишком мал и незначителен, он вполне мог пройти мимо нас. Но скорее уж он давно умер. Ора не терпит слабых, а люди юга, как правило, слабее северян.

— То есть вы не можете ответить. Он шел на запад.

— И что же?

— Я не знаю. Дело в том, что мне поручено найти нечто на Оре, а я лишь знаю, что мой предшественник отправился на запад.

— Что он искал?

Тобиус не ответил, потому что не мог трепать языком о Шангруне. А еще потому, что не имел ни единой догадки о том, что есть Шангрун. Книгохранилище, библиотека… и что? Какой смысл маги прошлого вкладывали в эти слова? Вот библиотека Академии — это целое отдельное измерение, чья красота достойна глаз королей. Найдется ли еще где-нибудь столь красивая и величественная библиотека?

— Я… ищу нечто большое! Очень!

Мадзидани коротко переговорили и пришли к единому мнению:

— Белая Стена.

— Ох… быстро вы!

— Белая Стена огромна, больше нее только горы, и никто из нас не бывал за нею.

— И вновь ох… Надо было просто спросить! Мне надо было просто спросить!

— Но тебе до нее не добраться.

— Просто укажите направление!

— Еще два месяца пути на северо-запад по нашим снежным просторам. Ты увидишь Белую Стену за многие дни пути до того, как приблизишься к ней, ибо она соединяет землю с небесами. Но подобраться к ней непросто. Чем ближе подходишь, тем сильнее ветер. Даже драконы не смеют слишком приближаться к Белой Стене, потоки ветра просто могут разорвать их на кусочки.

— В природе нет ветра, который мог бы убить дракона!

— Природа ни при чем. Белую Стену создали люди юга.

— Они были магами…

— Наверняка. Южане слабее северян телом, но волшебство у них всегда было сильнее, и корабли и армии — тоже.

— Я должен туда попасть!

— Попробуй. Мы не станем тебе мешать. Но там белая мгла, нет света, нет тепла, в сугробах может утонуть целый корабль. Ты погибнешь, замерзнешь насмерть, или тебя проглотит дракон.

— Я должен идти туда!

— Почему ты так в этом уверен? Может быть, это ложный путь.

— Путеводная Нить только что извернулась и теперь тянет меня дальше! Я знаю, куда идти!

От волнения серый магистр вскочил и стал мерить комнату шагами.

— Я полечу!

— Лети, но ветра крепчают даже здесь, ты либо замерзнешь насмерть по пути, либо тебя снесет в Седое море.

— Телепортация… нет, я никогда там не был, и никто не зажжет для меня астрального маяка… тогда по земле!

— Один человек не пересечет Снежного моря Оры. Оно поглотит тебя.

— Я — маг!

— Тот, за кем ты идешь, тоже был магом. И где же он теперь?

Джимахал обратился к сородичам на родном языке, и совещались они дольше, чем в прошлый раз.

— Орому проводят тебя. Не до самой Белой Стены, но достаточно близко и достаточно быстро, чтобы ты не умер.

— Правда? Что ж, это очень любезно с вашей стороны!

— А в обмен, если выживешь, ты не станешь распространять знание о народе мадзидани среди людей юга. Они, то бишь вы, любопытны без меры. Особенно те, что подобны тебе. Маги могут добраться до нас гораздо легче, а нам придется трудно в открытом противостоянии.

— Клянусь. Я выступлю, как только это будет возможно.

Двое мадзидани провели волшебника под порывами ледяного ветра и представили шестерым гигантам орому, которым предстояло вести его к Белой Стене.

— Уэк нак эк оок аак ук нак как оок, — провозгласил один из великанов, указывая на Тобиуса.

— Он говорит, что ты, человече, не так давно крутился вокруг их стойбища во время привала.

— Они заметили меня?

— У орому нюх лучше, чем у медведей, а те за несколько дневных переходов добычу чуют.

— Буду знать.

— Полезай под живот бъерта, человече, там тепло, и самому ходить не надо.

— Под живот? И кто же из этих пузанов Бъерт?

Мадзидани указали на огромный мохнатый холм, который Тобиус сначала принял за черную скалу.

— Это бъерт.

— Животное мад… орому. Они их пасут?

— Хватит глупых вопросов, человече. У бъерта есть сумка на животе, в ней он донашивает детенышей. Но этот бъерт самец, и детей у него нет, однако в сумке очень тепло и сухо. Только не гадь там — ни бъерту, ни орому это не понравится.

— Могли бы и не говорить.

— Кто вас, человеков, знает. Те, кого я помню, гадили везде и постоянно.

Бъерт действительно напоминал огромный холм, его порядком замело снегом, а структура обледеневшей шерсти напоминала узор трещин на скальной породе, но, несомненно, существо было живым. Когда Тобиус приблизился, из кустистых лохм вдруг высунулся длинный черный хобот. Волшебник решил дать зверю обнюхать себя, но с запозданием понял, что это не нос, а рот, ибо внутри хобота различались кривые, загнутые внутрь клыки. Животное повело себя спокойно, взрыхлило снег, углубляя в него хобот, и замерло, интереса к человеку не проявило. Следующую четверть часа Тобиус плутал в дебрях шерсти под телом громадного зверя в поисках кожистой сумки. Найти ее оказалось достаточно сложно, ибо находилась она в передней части бъерта, а не в задней, как он сначала предположил.

Орому и мадзидани распрощались, и великаны отправились в путь, а бъерт неспешно побрел следом. В его сумке не шибко хорошо пахло, было темно, и блохи кусались, но Тобиус смог устроиться. Он разогнал паразитов заклинанием, а со всем остальным легко свыкся и вскоре просто заснул в тепле от монотонного покачивания.

Дни потянулись медленно, и было их, этих дней, очень много. Поначалу Тобиусу казалось, что они двигаются мучительно медленно, — и немудрено: ведь в мерно покачивающейся сумке, защищенной от холода и вообще всего остального мира, время растягивалось подобно горячему сыру. Орому оказались неправдоподобно выносливыми даже для своих габаритов. Они двигались весь день и почти всю ночь, спали по два-три часа, а потом ели и вновь пускались в путь. Там, где всадника на коне засыпало бы снегом с головой, они проваливались едва ли по пояс, а стылые ветра, способные заморозить кровь в жилах живого человека, не причиняли гигантам никакого вреда. Тобиус подозревал, что орому являлись не совсем живыми существами, возможно, в них теплилась сила духов, нематериальных носителей разума, или еще что-то не от мира сего. Маги прошлого учили, что существа духовного и материального плана могут скрещиваться, далеко не все и не всегда, но могут, и порой, когда такое происходит, их потомство способно очень, очень сильно удивить мир! Правда, он не брался предположить, какой союз мог дать миру нечто подобное орому.

Когда Тобиусу надоело перечитывать собственную книгу, сидя в сумке и подсвечивая себе мотыльком, он начал предпринимать робкие попытки установить связь со своими проводниками. Сначала, кутаясь в небольшой микроклимат, он осмеливался выползти наружу во время ночных привалов, когда великаны ели. Обычно они просовывали ему пищу прямо в сумку, но вот он начал вылезать сам. Орому степенно жевали и переговаривались, рассевшись вокруг большого костра, а все попытки крошечного человечка привлечь к себе их внимание просто игнорировали. Волшебника интересовала тысяча вещей, начиная с того, чем питается бъерт, и кончая тем, из чего орому складывают костры. Где берут дрова посреди тундры, если деревьев нигде не видать? Впрочем, в последнем удалось разобраться довольно быстро — перед очередным выходом в путь орому набросали на жаркий костер гору снега. Послышалось шипение, повалил густой молочно-белый пар, а потом великаны начали доставать из тающего на глазах сугроба кристаллы. Они имели разную форму и размер, оранжевые, со сглаженными гранями, источавшие жар и мягкое теплое свечение. Ореол огненной силы, которым пылали кристаллы сквозь призму Истинного Зрения, восхищал.

Каждый орому забрал по одному камню, и отряд продолжил путь.

Вскоре Тобиус понял, что пытаться говорить с великанами на привалах бессмысленно, потому что они заняты своими, нужными делами — едят, спят, ходят до ветру и не отвлекаются на что-либо иное. А вот во время шествия орому часто перекликаются своими трубными голосами, ведя неспешную беседу. Маг решил распрощаться с уютной теплой сумкой, которая стала ему почти родной, и, укутавшись в защитные заклинания, пошел рядом с гигантами, стараясь не утонуть в снегах. Даже ему, с его мутировавшим организмом и множеством магических навыков, было тяжело противостоять характеру Оры. Простой смертный не протянул бы и двух часов под остервенелыми ударами ветра, под снегом, затмевающим взгляд и попадающим за шиворот.

Довольно скоро он смог разобраться в языке орому. Огромное нагромождение коротких звуков, в которых самым важным являлась последовательность использования двадцати одного слова, а также частота гортанного цоканья. Для выражения экспрессии гиганты использовали скупую жестикуляцию одной или обеих рук. При этом разнящаяся длина произношения гласных звуков могла превращать существительные в прилагательные, а количество цокающих звуков делало из прилагательных глаголы либо местоимения. При всем при этом словарный запас языка орому был не шибко богат, так как говорили они преимущественно о том, что видели вокруг, или о том, чем им приходилось заниматься в повседневной жизни. Охота, выпас, выделка шкур, торговля мясом с женщинами-орийками. Удивительной наследственной памяти великаны не имели, так как не состояли с мадзидани ни в каком родстве.

Кое-как научившись складывать фразы, Тобиус попытался спросить у своих спутников их имена, а в ответ получил набор вопросов о том, что есть имя и зачем оно нужно. В последующее время он смог узнать, что бъерты питаются снегом, камнем и морозным лишайником, который произрастает под снегом. Зверь ест постоянно, сует рот-хобот под снег и обгрызает все, что нащупает, а это как раз каменные осколки с невероятно живучим и практически непригодным для употребления другими существами ядовитым морозным лишайником.

— А потом вы убиваете бъертов и получаете мясо?

— Нет. Бъерт отдает мясо. И шкуру. Понемногу.

— Вы отрезаете от него куски?!

— Берется мясо от бъертов. И шкура. Больше нет мяса здесь. Медведи трудно ловятся. И вкус плох. А до соленых вод далеко. Там тюлени и моржи. Там камаронты. Вкусен их жир, и вкусно их мясо.

— Но как же… ему разве не больно?

— Боль все живое чувствует. Так заведено, что бъерты отдают свое мясо.

— И оно что… отрастает? Хотя это глупый вопрос, он же ничуть не уменьшился.

— Бъерт себя исцеляет. Быстро. Пришла пора идти, человече.

Тобиус отошел к бъерту и, прежде чем лезть в мешок, погладил этот живой холм.

— Какое же ты чудесное существо.

Из густой шерсти высунулся хобот, маг погладил и его.

Дни складывались в недели, а орому все так же неустанно шли к цели. Они вспарывали снежную целину, прокладывая борозды в бескрайней белизне, спускались в каньоны черных скал, в которых ветра завывали так громко и тоскливо, что сердце волшебника готово было разорваться от ужаса. Орому шагали по каменистым пустошам, когда отходили снега, и вновь окунались в белые объятия свирепых вьюг, если их путь брал севернее. Лишь изредка смело шагающие гиганты пугливо приседали, а порой даже зарывались в снег — когда небеса оглашал рев истинного властелина Оры, стража снегов йормундара. Тобиус, сжимаясь в своем убежище, слушал биение сердца бъерта и молил Господа-Кузнеца, чтобы дракон не спустился с небес.

Настал день, когда орому подошли к краю широкой пропасти и остановились. Вожак объяснил, что теперь придется спускаться вниз до самого дна, а затем подниматься по другой стороне. В этом не было ничего необычного, надежные тропы существовали давно, и если гиганты не могли обойти пропасть по краю, они шли напрямик, в самую глубь, а потом наверх, таков уж был их жребий. Заглянув в пропасть, волшебник тихо выругался. Он на глаз измерил темнеющую глубину, а также качество выбитых в отвесных стенах дорог и в уме прикинул скорость спуска, подъема, а также риск сорваться вниз по случайности. Выходило, что придется потратить от трех до пяти дней.

— Это не дело! Ждите, я все устрою! Лаухальганда! — Черный мячик с ушами неохотно заворочался в сумке. — Древесину и камни мне, живо! Я знаю, что ты ел!

Лаухальганда, немного заупрямившись, все же изрыгнул из себя поток древесных стволов, досок и камней. В пространственной аномалии, которая существовала за его пастью, помещался целый сырьевой склад, и не только.

Прошло три часа, прежде чем маг смог собрать из материалов широкий прочный мост, используя простейшие строительные заклинания. Он всегда питал интерес к строительной магии, хотя она и плохо ему давалась, теперь же этот его интерес оправдал себя. За те часы работы Тобиус сократил длительность перехода на несколько дней. К его удивлению, орому не высказали никаких соображений по поводу увиденного. Великаны восприняли его работу как должное, как если бы каждый день видели настоящих магов за работой. Это немного уязвило Тобиуса — все же магово честолюбие не совсем было ему чуждо.

Срок, отведенный на путешествие с учетом неожиданного сокращения, подходил к концу. Почти два месяца великаны по просьбе мадзидани вели чужака через всю Ору, наперекор бушующей стихии, преодолевая холода и прячась от чудовищ, парящих в небесной выси.

— Вон там плато. Самое высокое в этих местах. Мы взберемся на него, и будет видна Белая Стена.

— Если она действительно соединяет небо и землю, то она должна быть видна за много лиг!

— Стена ярит Ору, — ответил гигант. — От стены идут ужасные ветры. Рождаются вьюги, бураны. Они вечны. Затмевают небеса тяжелыми тучами. Вздымают снег. Здесь не видно еще. Но на плато будет достаточно близко.

— А что потом?

— Мы обратно уйдем. А ты пойдешь к Стене. Если не передумал. Видишь ветер? Он самый сильный на Оре, самый злой, а дальше он будет самым жестоким. Разорвет тебя на клочки. Никто не ходит у Белой Стены. Совсем никто.

В последний день путешествия орому взобрались на плато, и оттуда Тобиус впервые увидел то, что орийцы называли Белой Стеной. Называли зря, потому что он увидел не что иное, как хтонических размеров снежный смерч, который рос из земли чудовищной колонной и подпирал черное небо. Даже издали этот погодный катаклизм выглядел неописуемо ужасно.

— Это ураган! Ураган! Клянусь именем Джассара! Господь великий, это же ураган! Вся мощь стихии в одном месте! Никуда не идет! Ураган, который может стереть с лица земли небольшую провинцию! Почему в Академии о нем не знали?!

— Не знаю.

— Это риторич… забудь!

— Пора прощаться, человече. Вот Белая Стена. Орому исполнили просьбу мадзидани. Теперь мы пойдем обратно. Ты не поменял своего решения?

— Нет! Моя Путеводная Нить ведет меня туда!

— Ты умрешь, человече.

— Возможно, и так, но… я не могу бросить Нить! Не могу!

На прощание Тобиус подарил орому несколько больших свертков камаронтового мяса, чтобы великаны некоторое время не терзали бедного зверя. Он направился к Белой Стене, про себя думая о том, как же избаловало его путешествие в сумке бъерта, защищавшей от убийственного мороза, причиняющего боль при каждом вдохе. Сфера магического микроклимата, внутри которого кое-как сохранялось тепло, дрожала и прогибалась, будто тоненький мыльный пузырь под яростными ударами ветра, а чтобы поддерживать это простенькое заклинание, маг вынужден был тратить в пять раз больше сил, чем обычно. Высоченный слой снега приходилось вспарывать ударами телекинеза, но получавшиеся траншеи мгновенно заметало, ибо в воздухе летали сотни стоунов[46] снега, и он постоянно находился в движении. Волосы, в которые ветер запускал свои пальцы, покрылись льдом, как и брови с ресницами. Если бы у Тобиуса росла борода или усы, они бы тоже стремительно «поседели».

Гром небесный оглушил мага, и тот перестал слышать собственные мысли. Содрогаясь всем своим естеством, Тобиус поднял голову и увидел, как в плотном темно-сером море небес, словно громадный кит, плыл белесый силуэт. Раскинув «плавники», он издал новый рев, и Тобиус взвизгнул, падая на колени. Туша йормундара спустилась ниже уровня туч и продолжила медленный величественный полет. Такой громадный, такой тяжелый зверь — семьдесят тонн костей, мышц, чешуи и непробиваемых костяных пластин, с размахом крыльев около ста семидесяти пяти ярдов. Его рев вновь расколол мир.

— Господь великий и единый в Оружейных Чертогах и подле Небесного Горна, помилуй смиренного раба Твоего и огради… охрани… ог… огради…

Дракон развернулся на восток и пошел под углом, высматривая добычу. Плато было для него как один огромный поднос с несколькими движущимися закусками — орому не успевали спрятаться. Тобиус до сих пор мог видеть удаляющихся гигантов и ползущий за ними живой холм, а значит, видел и дракон, у которого зрение в тысячу раз лучше любого иного.

— О нет! Нет-нет-нет! Они же ползут, как раненые улитки! Нет! Джассар, за что?!

У мага появился шанс. Он был мелкой мошкой, которую и не приметить сразу, потому что чуть в стороне ползут шестеро жирных тараканов и большой эйхетский жук. Вот он, шанс спастись от дракона, пока тот будет занят более лакомой добычей. Сам Господь-Кузнец благословляет, и нужно, возблагодарив, использовать… и… Тобиус не смог.

Поступая наперекор всем своим инстинктам, он поднял посох над головой, и драгоценный астровис запылал в набалдашнике алым светом подобно крошечной звездочке. Попеременно нагнетая в посохе поток магической силы и ослабляя его, серый магистр заставил камень часто мигать. Драконы, по сути, были злобными животными, тупыми и дикими, они легко впадали в ярость, особенно если их специально злили. А злились они от внешних раздражителей, таких, к примеру, как громкие повторяющиеся звуки и яркие вспышки света, режущие их острое зрение.

Йормундар, начавший было разворачиваться для захода на добычу, вновь изменил направление полета. Дракон заметил мерзкую алую вспышку, которая с таким вызовом рассеивала холодную белизну его снегов. Вызов был принят.

— Я подохну в пасти дракона, потому что я самый дурной маг в мире…

Тобиус взвился в воздух и полетел на эфемерных Крыльях Орла. Он обоснованно боялся пользоваться этим способом перемещения прежде, потому что летающий волшебник ничем не лучше обычной птицы, отдавшей свою жизнь на милость ветру. Воздушные потоки мгновенно подхватили Тобиуса и закружили в столь нелюбимой им небесной выси. Волшебник всеми силами пытался не потерять направления, не упасть в обморок и не дать унести себя куда-нибудь в Седое море, но, по крайней мере, он двигался быстрее тяжелого дракона. Хаотично, на грани того, чтобы быть ударенным о землю и погибнуть, но вдали от зубастой пасти. Трижды рев чудовища раскалывал мир, и один раз, когда ветровые потоки свели летунов почти в одном и том же месте, Тобиус успел увидеть уродливую голову с кривыми рогами. Нечто огромное врезалось в него и швырнуло вниз. Падая, маг в последние мгновения успел смягчить удар заклинанием Перина, но ни оно, ни снег не помогли ему собрать костей после страшного удара о землю.

Волшебник валялся на камнях полумертвый, в объятиях впитывающего кровь снега, со сломанными ногами и сломанной левой рукой. Кровь сочилась из его рта, носа, ушей, были сломаны ребра и поврежден позвоночник. Пытаясь отринуть груз нечеловеческой боли, Тобиус размышлял о том, что попал под удар драконьего крыла. От такого кожаного паруса трудно увернуться. Земля вздрогнула — йормундар опустился. Этот дракон не умел охотиться в полете, как и все тяжелые. Слишком большой была его масса и слишком малой маневренность, зато он оставался необорим и достаточно проворен на земле. Драконья поступь знаменовала приближение смерти. Скосив глаза, Тобиус видел, как весь мир исчезает за белой громадиной, покрытой костяным панцирем со множеством шипов. Рогатая голова приблизилась к добыче и жадно втянула ноздрями запах теплой крови. Маг и дракон встретились взглядами, и Тобиус подумал, что ему повезло — принять смерть от дракона с самыми прекрасными глазами в мире. Они были огромными, желтыми, с голубой каймой и тонким вертикальным зрачком. Восхитительные глаза ужасающего монстра. Как странно, думал он, прожить жизнь, боясь самого упоминания о драконах, а на смертном одре отбросить страх и восхититься своим убийцей. Прежде Тобиус никогда не задумывался о такой смерти.

Желая выдержать взгляд дракона как можно дольше, умирающий волшебник почувствовал нечто. Нечто чужое… голод. Внезапно живот свело голодной судорогой, Тобиус никогда еще не был так голоден в своей жизни. Этот голод, казалось, мог бы сожрать его изнури, неистовый и неутолимый. Едва спасаясь от того, чтобы утонуть в этом страшном чувстве, волшебник лихорадочно соображал, что же это такое и откуда оно пришло, пока невероятная догадка не осветила его затухающий разум: голод был не его. Он вливался в Тобиуса из дракона, вливался тугим потоком из желто-голубых глаз в желтые глаза мага.

— Нет… нет…

Раскрылась пасть.

— Нет! Не ешь меня! — закричал Тобиус из последних сил, хрипя и кашляя кровью. Его крик смахивал на писк тонущего цыпленка, но этого хватило, чтобы зверь растерянно отдернул голову и тряхнул ею из стороны в сторону, словно после сильного удара.

Что бы ни сделал Тобиус, это не понравилось дракону, и тот взревел. Он взревел так, что вибрации прошили насквозь измочаленное тело, подбросили и отшвырнули его в сторону, причиняя еще больше страданий. Резко заболел и тут же ослеп от внутреннего кровотечения правый глаз, а через секунду лопнули барабанные перепонки. Раздражённый монстр тяжело дышал, но его дыхание не создавало пара, ибо внутри йормундаров не пылало раскаленное пламя, как у большинства других драконов, — только колючий ком смертельного мороза. Понимая, что это последние мгновения жизни, волшебник опустил единственную здоровую руку на холодные черные камни, мокрые от его крови, и подумал о том, как же ему хотелось жить. Сколько заклинаний он еще не выучил, сколько знаний он еще не обрел. Стал магистром так рано. Зачем? Ведь из-за этого он забрался так далеко. Как же сильно хотелось просто спрятаться от этого чудовища. Как в детстве, укрыться одеялом с головой и быть уверенным, что все невзгоды отныне не страшны. Укрыться бы прочным каменным одеялом…

Мир померк, и перед смертью маг почувствовал, что погружается во тьму и холод.

Мрак клубился вокруг, то подползая, то отступая, густой и черный, живой, хищный мрак, то и дело тянувший к магу свои колышущиеся щупальца. Шепчущий пришел вновь, как всегда выбирая моменты наивысшей слабости Тобиуса. Шепчущий приходил к нему во сне или беспамятстве — и нашептывал…

— Впусти меня в свою душу. Ну же. Впусти меня к себе, и я в долгу не останусь.

— Ни за что.

Тобиус был непоколебим, но Шепчущий не умолкал. Он требовал, уговаривал, изредка угрожал, но чаще сулил блага, могущество, до которого были алчны все волшебники.

— Со мной тебе не будет равных, ты уподобишься магам прошлого, я дам тебе такие знания, что весь мир окажется у твоих ног! Ну же, открой мне свое сердце! Стань моим проводником в Валемар!

— Ложь. Хочешь, чтобы я превратился в такое же чудовище, как Джакеримо? Ни за что. Эти врата закрыты для тебя, ищи другие.

— Ну посмотрим, посмотрим! Когда-нибудь, возможно, очень скоро, ты окажешься в такой беде, что лишь я смогу тебя спасти. Вот тогда и увидим. Увидим.

Очнувшись, Тобиус понял, что все еще жив. В этом ему помогла жуткая терзающая боль во всем теле. Она была столь мучительна, что на миг закралась трусливая мыслишка — лучше смерть. Какое-то время он пытался понять — не угодил ли в драконью утробу? Но в конце концов одернул себя. Хотя драконы и глотали такую мелочь, как люди, не разжевывая, выжить внутри них не представлялось возможным. Внутренний жар огнедышащих буквально запекал всю проглоченную пищу не хуже, чем на открытом огне, а внутренний мороз ледяных драконов мог превратить мясо в питательный кровяной снег.

— Свет…

Вспыхнул светящийся мотылек, и Тобиус оглядел стены маленького каменного мешка, в котором лежал. Именно так, он валялся внутри каменной темницы без окон и дверей, в которой едва хватало места для его измочаленного тела. Мимик плотно прижался к хозяину и нарастил густейший мех изнутри.

— Жив… Ха! Ха-ха! Ха… кх-кх-х-кх!

Судя по всему, отчаянное желание жить перед лицом неминуемой гибели сломало одну из бесчисленных внутренних перегородок в сером волшебнике, и он покорил земную стихию. Покорил и заставил землю укрыть его. То ли Джассар Ансафарус, то ли сам Господь-Кузнец защитил непутевого магистра. Как-то так он покорил огонь и воду в прошлом, оказавшись на грани жизни и смерти.

В первую очередь Тобиус озаботился вопросами дыхания, ибо воздуха в каменном мешке не могло быть так уж много. Медленно, неохотно, но камень и земля подчинились его воле — расступились, дав больше пространства. Новое ощущение казалось необычным. Если бы не общее ужасное состояние, возможно, его захлестнула бы эйфория от этих новых возможностей. Стараясь не обрушить своды убежища себе на голову, волшебник усилием разума проделал в камне, как в глине, отверстие, а потом провел далеко наверх шахту для доступа воздуха.

Пользуясь единственной здоровой рукой, он принялся чинить себя. Спустя множество стонов сквозь зубы и криков боли кости левой руки были правильно расположены, и несколько заклинаний быстро устранили травму. Тобиус не мог пользоваться обезболивающими заклинаниями, так как боль лучше всего указывала ему характер и расположение повреждений. Сильный организм волшебника успел и сам неплохо подлатать себя — пока он пребывал в забвении, восстановилась циркуляция нервных импульсов по позвоночнику, спина болела нестерпимо, но теперь, по крайней мере, Тобиус чувствовал боль в ногах. Пришлось править ребра, выводить из затылка громадную гематому, отхаркивать остатки крови из легких, проверять себя на наличие внутренних кровотечений. Ноги пришлось лечить долго — несколько часов кряду он только и делал, что укутывал свои несчастные конечности в кокон лечебных чар. Требовалось время. В последнюю очередь Тобиус занялся ушами и глазом. Так получилось, что он оказался глух и наполовину слеп, и просто так справиться с этими недугами не представлялось возможным, особенно с глазом.

Волшебник нуждался в скорейшем пополнении внутренних резервов, особенно пищевых. Он извлек из Лаухальганды покрытое Лаком Обновления мясо и, убрав внешнюю оболочку, впился в кровоточащую теплую плоть зубами. Выбор, жарить мясо или есть сырым, не стоял, ибо не хватало еще привлечь запахом дракона, если он все еще летал где-то там, наверху, на поверхности.

Помимо пищи волшебник очень нуждался в сне.

— Сторожи меня. Если ящер разроет землю — лай.

— Фрр-р!

— Ну тогда мяукай.

Подобно пугливому грызуну, Тобиус высунулся наружу, чтобы набрать горсть снега, и юркнул обратно в свою нору. Ему нужна была вода, чтобы постирать одежду, — оказалось, что, повредив спину тогда, Тобиус некоторым образом испачкал исподнее. Прежде он занялся более насущными проблемами, однако, выздоровев, маг ощутил жгучее желание избавиться от запаха.

Вопрос, как двигаться дальше, тоже больше не стоял. На поверхности продолжал бесноваться снежный ураган. Тогда Тобиус, пользуясь зачаточными приемами геомантии, прибег к простейшему направленному геокинезу и начал создавать тоннель. Пользуясь врожденным чувством направления, он легко устанавливал расположение сторон света в любом месте, а незримая Путеводная Нить продолжала тянуть его туда, в сердце воющего ненастья. Поэтому, прокладывая себе путь, медленно, но верно серый магистр двинулся под землей, шаг за шагом приближаясь к своей цели.

Волшебник раздвигал твердь перед собой, уплотнял и сращивал каменные своды тоннеля, чтобы они не обрушились, выращивал прямо из пола каменные столбы-опоры и двигался вперед. Через каждые сто шагов волшебник делал остановку, чтобы перевести дух, потому что новые для него манипуляции донельзя выматывали. Тобиус упорно шел вперед, шел и шел впотьмах, пока не обнаружил перед собой странную породу — черную и идеально гладкую, как стекло. Чем бы она ни являлась, это был не камень. Тогда он решил, что момент настал, и начал подъем.

Раздвинув последний слой земли и снега, маг осторожно высунул голову, думая про себя, что надо быть готовым провалиться обратно при любом признаке опасности, но первое, что он увидел, выбило все остальные мысли из головы.

А увидел он большой скальный массив, на котором стоял белый дворец с узорами из сверкающей лазурной плитки. Основная часть здания имела форму гигантского белоснежного куба с арочными окнами, внешними галереями и множеством тонких остроконечных башен, тянущихся из верхней грани. Их крыши покрывала синяя черепица, а сами башенки связывала сеть ажурных воздушных мостов.

Выбравшись из отверстия в земле, Тобиус вдохнул чистого морозного воздуха и выдохнул облачко пара. Снег доставал ему едва ли до щиколоток, а вместо ужасных ветров едва-едва ощущался прохладный бриз. Небо, такое непривычно ясное и голубое, показалось обманом после стольких недель пути под тяжелым и низким небосводом Оры, серым, мрачным, давящим. Вглядевшись в даль, волшебник увидел обратную сторону Белой Стены. Оказалось, что он пролез в око шторма. Собрав все мужество в кулак, Тобиус направился ко входу во дворец по идеально ровной поверхности, похожей на черное стекло. Материал не был ему известен, но Тобиус предположил, что в качестве основания для закладки здания маги юга некогда создали платформу из этого самого материала, а также по непонятным причинам вырастили из него же черную скалу, на которой, в свою очередь, возвели белый дворец.

— СТОЙ! — прогремел вдруг рокочущий глас. — НЕ ДАНО НИКОМУ ПОДСТУПИТЬ К СВЯЩЕННЫМ СТЕНАМ ОБИТЕЛИ ДРЕВНЕГО ЗНАНИЯ, ЕСЛИ ОН НЕДОСТОИН ТОГО! ПРОЙДИ СКВОЗЬ АРКУ И ДОКАЖИ СВОЕ ПРАВО ВСЕВЫСШИМ!

Упомянутая арка появилась тут же прямо из воздуха. Она была соткана из золотого свечения и излучала жар неизвестной магии.

— СТУПИ СКВОЗЬ АРКУ, МАГ, И ЕСЛИ ТЫ ДОСТОИН, ТО ПРОЙДЕШЬ К СТЕНАМ ШАНГРУНА!

Тобиус вздохнул, подумал немного и, обойдя арку стороной, направился к скале.

— СТОЙ! ТЫ ДОЛЖЕН ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ АРКУ! ТЫ ДОЛЖЕН ДОКАЗАТЬ ВСЕВЫСШИМ, ЧТО ДОСТОИН!

— Я столько пережил, чтобы сюда попасть, что если недостоин я, то никто не достоин. К ахогу эту арку. И тебя к ахогу.

— СТОЙ!

— Останови меня, если сможешь.

С трудом преодолевая нетерпение, волшебник взошел по широкой дороге, проложенной в теле стеклянной скалы, и поднялся ко входу во дворец Шангрун. Над створками дверей сверкали новизной будто только вчера помещенные туда буквы, складывавшиеся в изречение:

«Un labora noskedus paliflamika senkrus».

— Лишь в знании сокрыта истинная сила, — прочитал волшебник. — Воистину.

Тобиус толкнул двери и оказался в просторном холле, уставленном статуями магов древности. Как только он вошел, их глаза открылись, их головы повернулись к нему, а в их руках и на концах их посохов зажглось синее пламя магии.

— Молви имя, — потребовали запечатленные в камне волшебники.

— Тобиус Моль!

— Рожденный в Гроганской империи, унаследовавший посох магистра и волю Джассара, войди под священный своды, волшебник!

Огни потухли, статуи сомкнули очи, и магия, бурлившая в них, утихла. Тобиус робко ступил по драгоценным паркетам, рассматривая магические узоры, покрывавшие стены вместо классических барельефов. Когда волшебники создавали что-то для себя, они предпочитали видеть естественную красоту магии, превращать элементы заклинаний и чар в узоры, которые только они, волшебники, и могли видеть. Порой, входя в обиталище мага, люди могли бы подивиться аскетизму голых стен, в то время как хозяин видел роскошь и разноцветье энергетических потоков. Для глаз простых смертных строители Шангруна тоже кое-что припасли — золотые узоры колонн, облицовка стен из пурпурно-синего мрамора и паркет бесценной древесины кадоракара,[47] за каждую дощечку которого лонтильские эльфы готовы были бы перебить тысячу человек. В некоторых местах на сверкающий красный пол были наложены чары, превращавшие его в аквариум, и Тобиусу казалось, что он ступает по стеклу, а под ногами его плавали яркие рыбы южных и восточных морей.

Посреди холла стояла десятиугольная стойка, за которой должен был бы ждать указаний работник книгохранилища, но его, работника, разумеется, не было. Над стойкой висела большая золотая люстра со множеством тонких изогнутых стебельков и стеклянными шарами, нанизанными на них. Когда маг приблизился, один из шаров сорвался со своего стебелька и рухнул, но вместо громкого звона разбитого стекла раздался мелодичный хрустальный звук, и над стойкой поднялся двойник Тобиуса, созданный будто из гибкой стеклянной массы.

— И теперь я должен с тобой драться? — насторожился Тобиус.

— Нежелательно. Архивариус Шангруна к вашим услугам, чар.

— Кто ты?

— Не «кто», а «что». Искусственно созданный с помощью магии алгоритм имитации поведения, имеющий в своем распоряжении полный перечень документов, хранящихся в анналах Шангрунского книгохранилища.

— Так ты… атторнак, управляющий Шангруном?

— Я и есть Шангрун. Вы желаете получить документ или же оставить документ на хранение?

— Получить! Получить документ!

— Наименование?

— Афивианские свитки!

— Данный документ присутствует в анналах Шангруна в количестве одного экземпляра. Следуйте за своей копией.

— Что? И ты отдашь мне свитки?

— Да.

— Так просто?

— Чар, архивариус Шангруна ограничен в способности обсуждения различных тем и может отказывать в корректной работе при использовании неточных формулировок. Пожалуйста, говорите точнее.

— Я хотел спросить, неужели процедура изъятия документов из анналов пройдет так просто?

— В случае Афивианских свитков — да. Этот документ изначально не являлся предназначенным для хранения в Шангруне и был добавлен позже без оформления каких-либо ритуалов привязывания. Так же просто он может быть изъят. Иных документов это не касается, выносить их за пределы Шангруна строжайше запрещено.

— Ах вот оно как! Тогда веди!

Первое, что Тобиус понял о Шангруне, — книгохранилище изнутри являлось чем-то совсем иным, нежели снаружи. Только-только выбравшись из-под земли, волшебник сразу поразился размерам белого дворца, но, попав внутрь, совершенно ясно понял, что создатели применяли технику четвертого пространственного измерения, а возможно, даже и пятого, сделав Шангрун практически безразмерным.

Стеклянный двойник вел его по нескончаемой анфиладе огромных квадратных залов, уставленных бесконечными полками с книгами, свитками, глиняными, каменными, деревянными дощечками, укутанными в стазисные поля либо покрытыми Лаком Обновления. Повсюду стояло множество столов и кресел для чтения, лестницы для подъема к высоким полкам, сотни и тысячи настольных освещальников. Из зала в зал, раз за разом перед Тобиусом представала одна и та же картина — шкафы, стеллажи, полки, столы, кресла и книги. Бесконечное море книг, фолиантов, гримуаров. Он бы точно решил, что его просто заманили в ловушку, работающую на принципе пространства, замкнутого на самом себе, если бы не приглядывался к разным корешкам, удостоверяясь, что нет, это все-таки разные книги и разные помещения.

Двойник ввел его в один большой многоярусный зал, в котором шкафы с книгами были выстроены в форме нехитрого лабиринта, затем по металлическим лестницам на восемь ярусов вверх, на огромную высоту, дальше длинными узкими коридорами, еще две лестницы и внезапная остановка у небольшой стенной ниши с белым пьедесталом. На пьедестале лежала подушка, а на ней покоился большой толстый свиток на деревянных основах с полированными рукоятками.

— Это они?

— Афивианские свитки, чар. Собрание работ по магии Призыва за авторством архимагистра Небезиала. Это они.

— И я могу их забрать?

— Если у вас есть такое желание, чар.

Тобиус осторожно взял свиток и развернул его, чтобы увидеть множество строчек непереводимого текста.

— Что-нибудь еще, чар?

— А… а что у вас есть?

— Не все, но очень многое. Труды по демонологии, адвомагии, сапиентомантии, некромантии, артефакторике и артефактологии, атласы бестиологические и ботанические, монографии, статьи, дневники, исследования. На оглашение полного списка требуется трое суток, восемь часов и двадцать две минуты. Начать?

— Нет, не стоит! Я хочу обратиться к архивам Шангруна! Мне все равно что читать, лишь бы было что!

— Вы получите все, что пожелаете. Также Шангрун может предложить вам набор словарей, которые помогут в работе с трактатами, составленными на мертвых языках.

— У вас есть еда?

— Шангрун не приспособлен для длительного проживания, это архив знаний.

— Хорошо, что я принес с собой.

— Соседство пищи или огня с хранящимися в Шангруне документами нежелательно.

— Я буду очень аккуратен!