Мечи свою молнию даже в смерть Резун Игорь
– Из окна «Жигулей» много не попалишь…
– В том-то и дело! Но Лидиев оказался настырным и провел следственный эксперимент. Оказалось, что в стене подъезда, в двери деревянной и в Антанадисе – одни и те же пули, убийцы два рожка расстреляли. Но та женщина, жена – Мирикла – ни царапинки не получила. Более того, баллисты вообще с ума сошли: получалось, что пули изменяли направление и, изгибая траекторию, попадали прямо в лежащего на асфальте Антанадиса. А потом… – Рублев вздохнул, понимая всю шаткость своих позиций, – потом получилось вот что: Антанадис лежит в морге. Свидетелей – ни одного. И либо пальцев его в картотеке не было, либо система… она как раз в это время зависла. Не было доступа. Вдова тело не опознает. Лидиев берет подписку. Цыганка, девочка и с ними – некий мужчина все-таки, неизвестно как, получают загранпаспорт и… улетают прямым рейсом из Новосибирска в Вену. Мирикла Антанадис и Георгий Антанадис. И удочеренная девочка – Бэла Шахимазоева. В общем, когда там дознались, уже было поздно. Послали дело в архив, а сейчас мы его открыли.
Заратустров бросил в пепельницу сигару так, что та взорвалась облачком пепла.
– Проклятье! Но это же бардак! Как так?!
– А вот так. По нашим данным, Антанадиса убили в Москве, в девяносто восьмом, поэтому получается, что с Мириклой выезжал за рубеж другой человек, и в Москве она опознала не мужа, а другого человека. Такие вот дела…
Заратустров сердито засопел. Сигара проделала короткий путь до пепельницы и свалила туда кучку пепла, как самосвал.
– Вопрос в том, ЗАЧЕМ ей это было нужно… – буркнул полковник. – Родной муж лежит в морге, а она едет за рубеж явно с подставным лицом. В Москве кого…
– …опознали? – многозначительно подсказала Альмах. – Думаю, это не принципиально. С ее ведь слов записали.
Полковник принялся яростно тереть виски – характерный для него жест. Сильные коричневые пальцы оставляли на коже красные полосы.
– Стало быть, ей это было НАДО. Значит, она понимала, что за ней охотятся. И те, кто охотятся, либо все равно не поверят в смерть Мириклы, даже если цыганка хорошо ее инсценирует, либо… либо кто-то ТАМ, у них, был посвящен в эту инсценировку. Черт возьми, уравнение со всеми неизвестными. Как думаешь, Рублев, ассасины?
Тот снова покатал под жеваной тканью пиджака шары плеч.
– Думаю, что без «Аннэнербе» не обошлось. Тату-маркер могли нанести Мирикле именно они – немцы в сорок третьем, как сейчас известно, побывали в Аламуте и крепко вычистили скалу, произвели раскопки в Казвине и Кередже. О проекте «Невесты Старца» они могли быть осведомлены не хуже нас, товарищ полковник! Тогда логичным выглядит и преследование со стороны ассасинов. Сбой цепочки: тату нанесена, возможно, не инициированной Невестой. ТАК? Следовательно, лишнее звено надо уничтожить. Тогда логично выглядит смерть ее общины и преследования. А что касается Бэлы Шахимазоевой… впрочем, какая она Шахимазоева! Что касается объекта «Образ», то тут я даже не знаю, что и думать.
В этот момент Альмах, грациозно потянувшись гибким, сытым телом, отчего бордовая ткань еле слышно скрипнула, запрокинула золотую голову и проворковала:
– Чай Ратри…
– Что? – изумился полковник.
– Да есть такая легендочка, Александр Григорьевич. Нет, я это так, скорее, для себя.
– Антанадис знал?
– Скорее всего, товарищ полковник. Его дед по отцовской линии – последний Хранитель храма Афины Паллады, Александропулос из греческого города Кипарисия. А мать – цыганка, только не установлено, из какого рода. Антанадис обладал, по нашим предположениям, силой мага второго уровня, на сканерах он бы отразился фиолетовым цветом. Думаю, он пытался переломить влияние, но не смог… Видимо, это и послужило причиной того, что Мирикла была обнаружена, и что за ней с Антанадисом началась новая охота.
Заратустров перекинул сигару в другой угол рта. На бурой шее ритмично двигался кадык.
– Одним словом, – подвел он итог, – мы опять в самой заднице. Происхождение энергетической силы объектов точно не знаем, цепочки ее передачи не установлены, местонахождение – ноль информации. Черт возьми! За что деньги получаем?! Нам так ни копейки больше не дадут не то что на расширение, но и… – он почему-то сердито уколол глазами Альмах, – …на кофейные аппараты! Тьфу!
Рублев потупился. В его изображении это выглядело комично.
– Товарищ полковник, приблизительно определен квадрат… Это, кстати, где-то рядом! Центральный и Железнодорожный районы.
– Ищите! – жестко отрезал Заратустров. – Ищите! А то их найдут поперед нас… сами знаете кто. Элина Глебовна, все материалы объединить и приобщить к делу операции «Невесты». Еще двух Невест имеем… так!
Он с удивлением посмотрел на кусочек пустой фольги.
– Э-э… Элина Глебовна, я весь ваш шоколад схрумкал! Сколько я вам должен?
Женщина мило улыбнулась. Холеные белые пальчики забрали бумажку.
– Пустое, Александр Григорьевич. Я дочке по дороге еще куплю…
– Нет, позвольте…
– А я говорю – бросьте! Я пойду?
– Да, все свободны. Спасибо, товарищи.
Альмах вышла в коридор первой, мелькая помпонами тапок. Рублев как раз вынимал свое тело из креслица, когда внезапно дверь открылась и на пороге снова появилась Элина. В ее руке трепетал осиновым листочком свежий квадрат факс-сообщения.
Заратустров обрадовался:
– Ага! Все-таки надумали! Сейчас я кошелек достану, Элина Глебовна…
– Не надо! Товарищ полковник, – хрипловатым от волнения голосом проговорила она, – от нашего резидента в Париже… только что получили.
– Что такое?
– Час назад из лондонского Хитроу вылетели три рейса, с интервалом примерно в двадцать минут. Разные авиакомпании… Рейсы в Калининград, Прагу и Варшаву. На всех трех рейсах зарегистрированы мистер Роберт-Антуан Вуаве и Мириам Эрдикюль.
Полковник застыл с открытым ртом, испачканным шоколадной крошкой.
– Вот так… – ошарашенно пробормотал он.
Альмах стояла у дверей, на золотой кулончик падал свет их коридора и капелькой дрожал на бархатной коже груди; Заратустров показал ей: мол, зайдите, дверь прикройте.
– Так, – проговорил он, глянув на свои «командирские» часы в корпусе из полированной платины. – Так! Глупо думать, что они полетят в традиционных арабских костюмах, в парандже или как это там… они летят абсолютно одинаковыми, черт подери! Бьюсь об заклад! И даже двойников подобрали. Значит… Значит, времени у нас всего ничего. Минут сорок от силы.
Он прожег взглядом Рублева.
– Женя, как скоро мы можем задействовать группы с приборами в Праге, Варшаве и Калининграде?
Рублев, до того представлявший собой образ дремлющего в грязи гиппопотама, тут ответил четко и быстро, без единой запинки.
– В Калининграде это проще всего, через десять минут, они там на боевом дежурстве. В Польше… сложнее, но минут двадцать уйдет. Прага – средне, там тоже около того.
– Выполняй! – рявкнул полковник. – Мухой! Но пусть ничего не предпринимают.
Только ветер прошел по кабинетику, казалось – даже зарябило фальшивое окно, словно дернулся несуществующий тюль. Рублев исчез. Только Альмах, которой пришлось выпрыгнуть из тапочек, чтобы не быть задавленной этим громадным метеоритом, стояла с факсом в тонкой руке.
– Куда они полетят, Элина Глебовна, как думаете?
– Вряд ли в Калининград. Они же не идиоты… – пробормотала она. – Скорее всего, в Польшу. У них там есть на кого опереться. Может, и в Прагу. Но это маловероятно.
Заратустров покачал головой – коротко стриженный ежик волос заблестел рыбьей чешуей под лампой дневного света. Полковник встал и подошел к схеме, где краснели, синели и чернели артерии, вены установленных связей. Затем устало обронил:
– Идите. Как только что-то прояснится, доложите немедля.
За его спиной прошуршали по ковролину тапочки.
Новости
«…отвечая на вопрос корреспондента британской „The Independent“, господин Путин порекомендовал „отказаться от терминологии прошлого и не искать в темной комнате черную кошку, которой там нет“. Вполне закономерно услышать это любимое выражение Дэн Сяо Пина из уст бывшего кадрового разведчика КГБ, специализировавшегося, по меткому выражению той же газеты, на „разведении черных кошек“…
…тем более, что… именно сейчас русская контрразведка проявляет подозрительную активность в странах восточной Европы в целях, очевидно, раскола НАТО и недопущения в него новых членов. Чешское МИД уже выразило озабоченность по поводу противоправных действий, совершаемых некоторыми русскими эмигрантами в Чехии, и недвусмысленно указало, что ко всем гражданам, ведущим на территории Чехии незаконную деятельность, будут применены самые суровые меры…»
Ингвард Аймэн. «Путинский modus operandi»
The Sunday Oregonian, Портленд, США
Точка сборки-3
Прага. Аэропорт Рузыне
Роберт Вуаве, Мириам и другие
Два мощных двигателя компании «Пратт энд Уитни» несли лайнер «Boeing-757L» в воздушном пространстве Германии, над Лейпцигом. Объявили о скорой посадке и пассажиров попросили через пять минут отключить мобильные телефоны. Многие стали тут же звонить, сообщая встречающим о времени прилета, а в кармане черноволосого смуглого ливанца в третьем ряду салона бизнес-класса, наоборот, бесшумно завибрировал мобильный – на входящие.
Вуаве прижал к уху крохотную коробочку. Выслушал сообщение. Затем проговорил, не оборачиваясь к сидящей рядом Мириам:
– К сожалению, нас встречают. Надо приготовиться.
Он произнес эти слова бесстрастно, но все-таки значение, которое он вложил в них, было моментально прочувствовано женщиной.
Вуаве был одет в обычную униформу менеджера, вынужденного полжизни болтаться в небе между Европой и Америкой: черные костюм от Calvin Klein, сорочка от Levanto и темно-синий галстук, купленный в одном из VIP-бутиков «Хэрродса». Мириам была в простеньком бирюзовом платье от Cavally с ниткой искусственного жемчуга и в босоножках эксклюзивной коллекции от Nina Ricci. Никаких украшений, только золотые сережки и запечатанный пирсингом пупок – впрочем, он виден не был. Мириам пошевелилась и так же спокойно, тихо ответила:
– Куда?!
Обоим лишние слова явно не требовались. На табло зажглась предупредительная просьба пристегнуть ремни и воздержаться от хождения по салону; но по опыту полетов и Мириам, и Вуаве знали, что летчики перестраховываются, давая эту команду как минимум на пять минут раньше. Поэтому Мириам легко встала и направилась к размещенному позади салона туалету. Стюардесса, рослая светловолосая немка с профессионально короткой, удобной стрижкой, проводила ее осуждающим взглядом: ну, конечно, эта корова не могла сходить в интимное заведение раньше! Еще придется ее вызывать… Интересно, она понимает по-английски?
Вуаве не смотрел назад. Он равнодушно забросил в рот несколько мятных леденцов, с вежливой брезгливостью отказавшись от розовых облаток Cadberry, предложенных стюардессой, и закрепил замок ремня под полами пиджака. Ремень болтался, но ливанец даже не подумал о его регулировке. Ему было все равно. Он только считал минуты и рассматривал варианты.
Волнения стюардессы оказались напрасны: Мириам появилась из-за портьеры даже быстрее, чем можно было предполагать. Женщина шла по проходу – в бизнес-классе на этом рейсе пустовало около десятка мест – но в этот момент какой-то пузатый чех, до этого времени спокойно читавший «Фигаро», вдруг опомнился, уронил газету и рванулся в туалет, грохоча жесткими штиблетами.
– Аh, shit! – пробормотала стюардесса и бросилась за ним. – Sir, excuse me! Couldn’t you refrain from…[5]
Но чех ее не слушал. Выставив вперед свой живот, как таран, он ударил им Мириам в бок; Вуаве не видел, как спокойное и даже ленивое лицо турчанки исказила гримаса острой секундной боли; она покачнулась, но совладала с собой и спокойно прошла к своему месту. Уселась, будто несла в себе какой-то драгоценный сосуд – боясь расплескать. Набросила на колени, укрытые платьем, такой же, как у Вуаве, до предела расслабленный ремень.
Стюардесса стучала в двери кабинки согнутым пальчиком, с едва сдерживаемым раздражением прося пассажира занять свое место. Семьдесят восемь пассажиров салона бизнес-класса не обращали на эту суету внимания, только двое русских у самого выхода комментировали ситуацию на непонятном большинству языке.
Женщина пошевелилась, устраиваясь в кресле. Не глядя на нее по-прежнему, Вуаве обронил:
– Все в порядке?
Мириам криво усмехнулась. Поправила платье.
– Да. Только, дорогой мой, мне придется ехать в отель босиком. На каблуках я могу ЕЕ выронить… мышцы не выдерживают.
Вуаве мельком посмотрел на ее голые ступни, лежащие на зеленом покрытии пола самолета, – белые, с перламутровым лаком на ногтях холеных пальцев. Равнодушно заметил:
– Это не принципиально. Думаю, ты никого не удивишь. При современных мерах безопасности на терминалах разувают всех.
Самолет снижался; разрубая крыльями облака, машина неслась к аэропорту Рузыне, в десятке километров от Праги. Мерцало табло. Стюардесса наконец выгнала из туалетной кабинки красного, как рак, чеха – он на ходу застегивал скользкие пуговицы ширинки – и быстрым взглядом осмотрела кабинку; потом усмехнулась, подняла с пола что-то белое и швырнула в контейнер для мусора.
Если бы зеркало, висевшее над умывальником, могло показать, что здесь происходило, то стюардесса увидала бы сейчас белый живот, выбритый пах и женское лоно, которое распирали жесткие, даже острые углы странной фигуры – бронзового треугольника, наложенного на бронзовый же квадрат.
Тем временем, за десять минут до того, как в залах «Прага Рузыне» на трех языках объявили о прибытии рейса номер восемь тысяч восемьсот девять, Лондон – Прага – Москва, к служебному входу в аэропорт подъехала черная «ауди». В ночи, окутывающей город, она была совершенно незаметна, а в аэропорту – тем более. Два человека, вышедшие из нее, несли поклажу: один тащил настоящий кофр, второй обошелся скромным кейсом. Оба – профессионально безликие; в одном, с внушительными фельдфебельскими усами и бакенбардами, угадывался чех – любитель «Пльзенского», а во втором можно было безошибочно узнать русского – по движению челюстей, мнущих жевательную резинку, и по огромным солнцезащитным очкам, очевидно, не нужным в такой пасмурный день, как этот. Люди поднялись по лестнице в помещение службы безопасности, и старший, чех, молча предъявил дежурному бумагу с государственным гербом и коротким текстом. Пока дежурный изумленно вчитывался, чех произнес по-английски:
– Urgently. All through one terminal. We need five minutes to adjust the equipment[6].
Дежурный только хлопнул глазами; через секунду он уже снимал трубку, связываясь с терминалом. Посетители, не слушая его объяснений, развернулись и быстро пошли вниз. Видно было, что они отлично знают, где находится терминал приема прибывших пассажиров.
За стойкой уже дежурили два таможенника и сотрудница аэропорта, высокая темноглазая молдаванка. На двух соседних терминалах зажглись табло: «The terminal temporarily does not work. We apologize for the delivered inconveniences!»[7]
Пассажиры, недовольно гомоня, – кто-то громче, кто-то тише, – вытягивались в очередь на проход. Двое русских в неряшливо повязанных галстуках толклись в очереди, один из них склонился к своим ботинкам из ярко-желтой кожи, а второй пихнул его локтем:
– Лева, офуел? Тут не нужно… Мы же не улетаем, нафиг!
– Ну, мля…
Его товарищ разогнулся. Пассажиры: немцы, поляки, стайка американских студентов, старички из Бельгии, две монашки и несколько сосредоточенных менеджеров – проходили через рамку. Это была обычная процедура, принятая в некоторых аэропортах бывшего Восточного блока по требованию Евросоюза. Но сейчас на рамке были укреплены небольшие датчики, а провода тянулись под вскрытым ковролином за ширму, где у ноутбука дежурил русский в темных очках, а чех, шевеля усами, уставился в монитор видеокамеры, показывающей всех проходящих пассажиров.
Русские между тем странно замешкались; мужчина в желтых ботинках нахально ткнул пальцем в кого-то и громко сказал товарищу:
– Е-па мать! А это вон… смотри!
За худощавым, седоватым ливанцем в тонких золоченых очках без оправы размеренно двигалась женщина в платье светлой бирюзы; она шла босиком, гладя своими полными, ухоженными ступнями пол аэропорта. Видно было, что это не удивляет ни саму женщину, ни тех, кто шел рядом, – никого, за исключением двух русских.
– Ништяк телка! – отреагировал тот, кто сделал товарищу ценное замечание. – Блин, Лева, пойдем, нам таких утром вагон подкатят…
Женщина и человек в очках уже проходили через рамку. Босая пассажирка замешкалась, зацепившись краем платья за край рамки; в это время на ноутбуке за шторкой экран тревожно мигнул густо-сиреневым, и оба наблюдателя моментально напряглись. Усатый хрипло бросил напарнику:
– Scan![8]
Изображение на мониторе многократно увеличилось, и сиреневое пятнышко тоже. Стало видно, как во внутреннем кармане одного из проходящих прибор обрисовал топорно сделанную куклу – вероятно, деревянную.
– Черт! – по-русски проговорил человек в темных очках. – Бутор, Макс. Вуду, ничего серьезного.
Пара уже вышла на открытую стоянку. Босые ступни женщины бесшумно ступали по гладкому асфальту, в неярком свете ночных огней казались матовыми. Вот к тротуару подкатил «мерседес» черного цвета, подходящий к оттенку пражской ночи, и эти роскошные ступни исчезли за его лаковой дверцей, как и старомодные штиблеты ее спутника. А двое русских остановились перед витриной киоска Duty free, рассматривая бутылки с этикетками. Тот, которого звали Лева, заметил оживленно:
– Мля! Думал, куклу забыл… вот она!
– Какую?
– Да эту, помнишь? В магазине черной магии-то купили, у негра. В этом, как его… в Сохе, типа.
– А… ну да. Пойдем, такси надо взять.
Через десять минут двое с чемоданами, уложив в них привезенную аппаратуру, покинули аэропорт, поблагодарив дежурного, а тот все еще обеспокоенно размышлял, как докладывать о визите двух странных интерполовцев из особого отдела.
А еще через двадцать минут «Боинг» авиакомпании «British Airways» поднялся в воздух. В кабинке буфета немка-стюардесса рассказывала подруге, рыжеволосой полячке:
– Представляешь, что эта толстая корова, из бизнес-класса, в туалете делала?
– А, которая сидела на тридцать четвертом месте?
– Да. Вот! – Стюардесса с возмущением показала коллеге стильные босоножки. – Под креслом оставила. А в туалете – трусики. Видать, захотелось дамочке срочно оргазм испытать перед Прагой… Представляешь?
Девушки захихикали. Полячка деловито прибрала туфли в шкаф.
– Прилетим в Москву, я знакомой в комиссионный сдам… Хорошая обувь, сразу видно. Вот извращенка, да?
Было уже без четверти двенадцать ночи, когда глубоко под землей, в центре Новосибирска, Элина Альмах плюхнулась на кожаный диванчик в комнатке отдыха и скинула на ковер тапочки, заявив:
– Не могу, Александр Григорьевич! Ноги не держат… Последнее сообщение из Праги было. Ни-че-го. Ни там, ни в Калининграде, ни в Варшаве ничего не обнаружили.
Полковник молчал, посасывая потухшую сигару. Мрачно.
– Значит, – глухо проговорил он, – либо наши люди сработали некорректно, либо… либо они куда-то спрятали улльру. И в багаже, и на теле она непременно бы дала сиреневый эффект. Непременно! Это правило, в котором исключений нет.
– Может, они ее накрыли каким-то энергетическим экраном? – устало предположила Альмах, массируя тонкие ступни, обтянутые хорошими колготками. – Ох…
– Ну да. Тряпочкой магической обернули… Черт возьми, Элина Глебовна, как мы все-таки об этом еще мало знаем! И как ненадежны все эти электронные приборы обнаружения… Человек, человек нужен, биолокатор. А где ты столько наберешь, а?
Альмах кивнула, просительно посмотрела на полковника.
– Александр Григорьевич… может, вы меня отпустите, а? Я домой на пару часиков, хоть вздремну немного.
– Да, – рассеянно разрешил Заратустров. – Да, и у дежурного все-таки возьмите шоколадку. Я вам оставил.
Новости
«…похоже, что стиль casual, помноженный с легкой руки модных проповедников „простоты“, восприняли в Москве с русской истовостью… Теперь, если зайти в офис крупной компании, нередко можно встретить молодую сотрудницу, которая поприветствует вас, щеголяя в модных джинсах и хлопковом топе. При этом из-под джинсов будут выглядывать голые пальцы ее босых ног с двухсотдолларовым педикюром, а из-под топа – фрагмент голого тела. Недавнее выступление в московском найт-клубе CrazySorry мага и кудесника Рами Капитоно ввело моду на босые ноги среди модной столичной тусовки. Оголяя пятки в своих офисах, молодые люди черпают „энергетику земли“ и „разжигают внутренний огонь“. Увлечение это подтверждается несколькими последними обозрениями по искусству фэн-шуй: спрос на шероховатую плитку, по которой ходили босиком китайские мудрецы, впитывая „благотворную ци“, вырос в Москве в несколько раз… Любопытно то, что сам Рами, сибирский волшебник, приехал в Москву отнюдь не из Сибири, а из Лондона, где, по слухам, живет на полном попечении герцогини Йоркской, леди Сары…»
Лида Типперс-Жэрнен. «Что они там носят?»
Herald Tribune, Нейи-сюр-Сен, Франция
Тексты
Майя и Алексей
– А все-таки она мне не нравится! – задумчиво проговорил Алексей, катая по столу крошки и лепя из них Хлебного Человечка.
– Что? Котлета не нравится?! – удивилась Майя. – Ты же сам хотел из лосося!
Она стояла у плиты на кухне, в очень откровенном бикини и грубоватом кожаном фартучке, который надежно защищал ее тело спереди от брызг масла, но открывал сзади соблазнительные ягодицы, символически прикрытые полосочками трусиков-стрингов. Этот наряд являлся смысловым продолжением только что проведенного ритуала «Двойной поКУПки», разработанного ими не так давно. Развивая тему выгодных покупок, Майя высказала мысль, что по-настоящему удачный шопинг будет, если производить поКУПки в КУПальнике. Идея казалась заманчивой, но Алексей резонно заметил:
– М-да. В купальнике мы еще где-нибудь в Майами или в Париже все купим… А в среднестатистическом российском магазине ментов сразу вызовут. Помнишь, мы в июне в банке деньги снимали?
– О, конечно! – расхохоталась девушка. – Я, по-моему, была в шортах, босиком и… ага, в майке с Годзиллой. А ты – в кофте из рыболовной сетки и в шортах клетчатых.
– Да. Помнишь, как тетка-администратор орала?!
– Конечно. «Еще бы голая пришла, шалава!» – передразнила Майя. – А охраннику нравилось, он даже не сразу нас выпер, помнишь?
– Да, – скептически подтвердил тот. – Если бы не та девушка, у которой ты заняла туфли на пять минут, мы бы так перевод и не получили. Одним словом, есть в России ситуации, с которыми не справится ни один волшебник. Даже танцующий.
Но они все-таки решили попробовать. И вот, потратив полтора часа, все-таки нашли такой магазин. Он стоял на берегу Бердского залива, в элитном коттеджном поселке «Изумрудный», и там торговали омарами, лягушачьими лапками и плодами фейхоа. А заходить туда можно быть в чем угодно. Более того, менеджеры, радостно улыбаясь парочке в неглиже, – хотя Алексей все-таки надел шорты – продали им филе лосося с безумной скидкой, в рамках акции «У самого синего моря», да еще одарили немного смущенную Майю бесплатным абонементом в солярий на зиму. Симорон в очередной раз ласково помахал им доброй розовой ладошкой!
Теперь девушка жарила котлеты из лосося, а Алексей сосредоточенно катал хлебные мякиши.
Он еще что-то сказал, но Майя ничего не расслышала в треске и шипении. Она положила последнюю котлету на серебряное блюдо и похвасталась:
– Во, как пахнут! Аж слюнки… Ешь, давай. Ты что там говорил?
– Да ту квартиру. Двумя этажами ниже, под волшебной. На Лескова. Посмотреть бы ее?
– Ну, давай предложим ее хозяевам переоборудование, – рассудила девушка, накладывая ему котлеты и облизывая пальчики: вкусно! – Придем и…
– Да я думаю, что ЭТИМ хозяевам никакая волшебная квартира не нужна, – пробормотал Алексей, принимаясь за котлету. – Роскошно, Майка… Нет, есть другой способ.
– Какой? Взломать замок, да?
– Ну… вроде того.
– Ты с ума сошел! – испугалась Майя. – Тогда точно милицией кончится!
Они словно поменялись ролями – обычно в их тандеме Майя была самой «безбашенной».
– Да не переживай ты… Не будем мы ничего взламывать. Ты о промышленном альпинизме слышала? Есть у меня друг один, он этим занимается.
– Ну, это, знаешь, тоже… Соседи, увидев этих твоих альпинистов, первым делом позвонят в милицию. Забудь.
– Почему? – не сдавался молодой человек. – Если нашу Агнию Андреевну убедить в том, что мы поработаем над ее квартирой снаружи, то… то она станет внизу, как цербер, и нас прикроет. А мы тогда в окна той квартиры и заглянем.
– Интересно, что ты ей предложишь? – засмеялась Майя, обильно поливая котлету грибным соусом. – Установить выносную магическую духобойку, защищающую от темных сил? Или антенну астральной связи?!
– А вот… щели заделывать! – блеснул очками Алексей. – Друг у меня, Виталий… В общем, есть идея. ТАКуй!
– Погоди ты…
– ТАКуй, говорю.
Они крепко сцепились под столом босыми ногами и одновременно выкинули вперед руки, выкрикнув: «ТАК!» И, казалось, забыли об этом. Но на самом деле забыла только Майя.
К вечеру этого же дня, когда девушка была в институте на консультации, Алексей позвонил ей по мобильному и загадочно спросил:
– Ты можешь представить себя большой, жирной, отвратительной мухой?!
– Что?! Ты чего?
– А придется, – он причмокнул. – Будешь по стене ползать. Как муха!
– Что, неужели Агния Андреевна согласилась?
– А то… Завтра ближе к полудню и начнем. Когда этот спальный район вымрет.
Друг Виталий, о котором говорил Алексей, оказался высоченным, внешне нескладным парнем с косматыми прядями волос и толстыми губами, напоминавшими то ли бурятские позы, то ли уйгурские манты. Очевидно, разлеплялись эти «манты» только в самой крайней необходимости: он выслушал Алексея, изредка бурча какое-то нутряное «угу», а потом все-таки разлепил их, спросив:
– А чего мы делать-то будем, на стене?
– Трещины заделывать!
– Какие трещины? Это литой дом, там не бывает трещин…
– Трещины есть в любом доме, – авторитетно сообщил Алексей. – Это ж наша родина, сынок… А нет – так нарисуем.
Альпинист, которого звали Виталием, усмехнулся, посмотрел на Майю – девушка стояла в шикарном сарафане с подсолнухами – и снова разлепил губы-манты:
– Ну… ладно. Грязная одежда есть?
– Грязная?! Да вроде нет.
– Ну, подберу что-нибудь. Роба у меня есть, краской заляпанная.
– Вы че, мальчишки, офигели?! – возмутилась Майя. – То косячок курить, то это… чужое, заляпанное надевать. Еще и потное, наверно. Не буду я!
– А в чем будешь? – с интересом спросил Алексей.
Майя упрямо тряхнула копной волос.
– В купальнике буду! В полдень жара самая… Вот!
Губастый хмыкнул, кивнул на босые ноги девушки:
– У нас кроссовки с шипами. Дать?
Майя выхватила из кармана Алексея карандаш и бросила его на асфальт. Остановив парня, попытавшего поднять канцелярский товар, она тут же ловко подцепила тонкую палочку загорелыми, гибкими пальцами ступни и подняла, затем вынула зажатый ими карандаш и подала Виталию.
– А такое видали? С шипами…
Альпинист впервые посмотрел на нее с уважением.
– Сильно! Ладно, завтра в двенадцать на Лескова, на крыше.
На следующий день они стояли на крыше дома. Район новой застройки расстилался вокруг, сквозь мох пятиэтажек-«хрущоб» и даже чудом сохранившихся частных домиков с гнилыми сараями, тянулись вверх крепкие подберезовики новых домов из литого бетона. Равнодушно покачивали в ярком небе краны – суставчатыми клювами. Пахло нагретым железом, голубями и битумом – пятки девушки после пары шагов стали совершенно черными. Она раскинула руки и помечтала вслух:
– Лешка! Красота какая! Ветерок обдувает. Тут бы тряпку кинуть. И загорать. Обнаженной, да?!
– Ага. А тебя американский спутник-шпион из космоса сфотографирует – и в «Плейбой».
– Ну и что? Ты хочешь сказать, я такая страшная, что для твоего «Плейбоя» не подхожу?! – надула губки Майя.
Пока они перепирались, Виталий и его помощник, который оказался таким же длинным и молчаливым, раскладывали свою жутковатую упряжь: тросы, карабины, кожаные пояса и разнообразные пластины. Все это гремело, звенело и с трудом распутывалось. Майя, стоявшая на крыше в одном купальнике телесного цвета, – стройная, ладненькая, бронзовая – со страхом посмотрела на причиндалы промышленных альпинистов. К ним подошел Виталик, держа в руках крепеж, похожий на седло.
– Значит, вот так вот одевается, вот тут ролик-регулятор. Вверх-вниз. Это для передвижения по горизонтали…
– А не оборвется?! – тревожно поинтересовалась девушка.
– Страховка, – скупо обронил Виталик. – И вот еще, если перевернетесь… бывает такое, снасть американская, хитрая. Так вот, если перевернетесь, то не дрыгайте ногами, только запутаете все. А вот так складываете… ноги! И вместе аккуратно поднимаете вверх. Центр тяжести смещается, тело возвращается в исходное…
– А что, было, да?
– Было тут в прошлый раз с одним…
– И что, разбился, да? – ахнула Майя.
Виталик посмотрел на нее пристально.
– Не. Дерьмо за шиворот потекло… обделался он со страху. Но вам, миледи, это, похоже, не грозит! Вовка, закончил?
– Да.
– Обряжаемся!
Внизу, в тишине двора, увязнув в траве своими квадратными жесткими каблуками, стояла Агния Андреевна. Ее присутствие полностью обеспечило успех операции: монументальная дама уже два раза пресекла поползновения бдительных бабулек «позвонить куда надо» и всем отвечала одно и то же: мол, энергетические трещины ребята заделывают. Хотя Агния Андреевна и сама толком не знала, зачем все это. Но Алексей пообещал ей еще прикрепить над окном тарелку, так как жильцы жаловались, что с ее стороны дома плохо ловится телесигнал, даже у владельцев навороченных спутниковых систем. Тарелка – обыкновенная, суповая, выкрашенная для пущего колорита «золотой» краской, сейчас была где-то там, у молодняка.
Агния Андреевна вообще слегка сомневалась в успехе мероприятия, ибо то, что сотворили с ее квартирой, разумному описанию не поддавалось. Больше всего ее смущал настольный торшер с кроваво-красным абажуром, прилепленный к потолку вверх ногами вместо привычной пятирожковой люстры: «Чтобы было все в АЖУРЕ, надо жить под АбаЖУРом!» Из середины этого «ажура» свешивалась мохнатая лапа Кинг-Конга с устрашающе синими ногтями, купленная Майей в магазине приколов: чтобы «на Небе была Мохнатая Лапа». Метафора мохнатой лапы была понятна Агнии Андреевне, так как она всю жизнь только ею и пользовалась, но рука, покачивавшаяся над головой и блестевшая когтями, все же нервировала. Впрочем, по сравнению с тем, что ее спецы сотворили в кухне, перевернутый абажур выглядел детской шалостью. Там в центре стоял круглый столик для завтраков с нарисованным на нем ртом, по краям столика сахарно белели огромные зубы («чтобы пища была вКУСной, стол должен слегка поКУСывать!»), а с холодильника свисал фиолетовый коврик-язык (кухонный гарнитур ей чудесным образом достался в кредит со смешными процентами, как объяснил Алексей, почти что в ЛИЗИНГ). В углу к стене была пришпилена буржуйка, выкрашенная все тем же «золотом», – чтобы «жить, как буржуи». Этого Агнии Андреевне, конечно же, очень хотелось, но морально она была не совсем готова въезжать в эту квартиру. Квартиру, в которой вместо человеческого звонка грохотал шарик с мелкими монетами, вертящийся от действия ручки на внешней стороне: таким образом, любой посетитель «накручивал денег» хозяйке квартиры.
Поэтому она сейчас стояла, наблюдая за началом работ, и только время от времени тяжело вздыхала, со свистом выпуская воздух из необъятной грудной клетки. Она не заметила, как рядом с ней появился старичок с торчащей козлиной бородкой, в пиджаке с орденскими планками, в тренировочных лже-адидасовских штанах и советских красных кедах. Старичок посмотрел наверх, щурясь, и раздраженно произнес:
– Вот ведь че творят, че творят-то! Средь бела дня… воруют, памашь, частное трудовое достояние. Надо бы звякнуть, кому следует.
– Перестаньте, – брезгливо оборвала его женщина. – Это моя квартира. Люди работают. Щели заделывают. Энергетические.
– Щели? – поразился старичок. – Куды щели?
– В параллельный мир! – брякнула Агния Андреевна то, что сама слышала от Алексея.
Старичок нахмурился и потащил из кармана очки в роговой оправе.
– А там, между прочим, – с обидой сказал он, – в ентом мире, и моя квартира имеется… Заслуженная! Потому я, памашь, со всем пристрастием…
Старичком был не кто иной, как дед Клава. С того времени, как он сдал свою жилплощадь странной троице, душа у него была не на месте. Количество зеленых бумажек под матрацем немного уменьшилось, и это точило мозг: деду Клаве хотелось, чтобы бумажки не убывали, но в то же время колбаса в холодильнике не переводилась. Поэтому, промаявшись всю ночь, он не выдержал, надел свой пиджак с колодками, новые «треники» и поехал к квартирантам, втайне надеясь выскрести у них под каким-нибудь предлогом еще немного зеленых бумажек. Возня на стене дома, над окнами его квартиры, деда Клаву порядком озадачила.
А четверка на стене продолжала делать свое дело. Виталик и его помощник меланхолично мазали мастикой «трещины», нарисованные накануне черным маркером. Над ними синело небо, белели новостройки, ветерок трепал лацканы старых стройотрядовских курток, действительно, заляпанных краской всех цветов. Оглядевшись на тихий двор, Алексей повернулся к Майе и, закрыв баночку с мастикой, кивнул ей: мол, спускаемся. Сам взялся за переключатель ролика и легко поехал вниз.
Им с девушкой достались три окна: кухня и две комнаты. Сам Алексей первым делом оказался у кухни, вгляделся в темное стекло. Ничего особенного. Жалкая кухонька с белеными стенами дышала неуютом, желтоватые шторы и налет на стекле говорил о том, что тут много и часто курят. На подоконнике даже виднелись пепельница и пустая пачка из-под дамских тоненьких сигарилл. Марка обычная, пафосная – из бара стандартного ночного клуба. Единственное, что поразило Алексея, – это большой, явно старинный медный таз, стоявший у стены в углу. Он мерцал, как закатное солнце.
– Переходим… – скомандовал он девушке и, справившись с регулятором, слегка отталкиваясь от стены подошвами кожаных сандалий, начал передвигаться вбок. Хитрая система талей вверху облегчала их передвижение.