Женские истории пером павлина (сборник) Беспалов Николай

Глава третья

Что за притча! Как встану с постели, так начинает подташнивать. Машеньку в школу спроважу – и хоть опять в койку ложись.

Так и делаю. Минут десять полежу. Отойдет, и тащусь на работу. Мои девочки знают, что без меня делать. Нас в лаборатории семь человек. Я заведующая. Анатолий Иванович с отделения реаниматологии ушел. Теперь он заместителем главного врача работает. Он доктор медицинских наук, и все говорят, будет главным скоро. Но кто его знает. Там такая кухня.

Отошло. Можно и идти. Сегодня обязательно сдам кровь на клинический и билирубин. Печень у меня с детства пошаливала. Столько пить – какая печень выдержит!

Вот и опять весна. Весну не люблю. И день рождения свой отмечать не люблю. Не могу забыть тот день рождения. Васю, Надьку, Гошу. Какую свинину Васька мне тогда подарил.

А желтый фонарь заменили на галогеновый. Теперь синим светом светит. Но все равно противно.

Гошу вспомнила. Он скоро от нас ушел. Его пригласили в клинику Углова. Что же, он мастер. Каких доходяг из смертной ямы вытаскивал.

К Петру езжу один раз в год. Цветочки положу. Выпью стопку. Как же, был мужем мне.

1987 год. Сколько воды утекло! Мне тридцать три. С Анатолием Ивановичем у нас все хорошо. Жена сама ушла от него. Сын с ней. Но живем мы с Анатолием Ивановичем порознь. Я так захотела. Привыкла я жить одна.

Мамочки, остановку проехала!..

День пролетел, не заметила. Работаем мы, как рабы. От лабораторных столов не оторваться. Больных почти полтысячи. А еще из поликлиники подбросят то кровь, то мочу.

– Тамара Вениаминовна, – это самая молодая моя лаборантка Наташка, – можно к вам?

– Чего рожи строишь. Случилось у тебя чего? – с нашей Наташей каждую неделю чего-нибудь да происходит. Один раз даже из милиции звонили.

– Это у вас случилось, а не у меня, – у меня сердце так и оборвалось. С Машей что!

– Что с дочерью? Говори, не тяни.

– С вами. Лично, – глаза смеются. Ох, Наташка, Наташка! – Беременны вы, Тамара Вениаминовна.

– Сдурела! Сколько лет мне, помнишь? Перепутали все.

– Можно контрольный анализ сделать. Цито.

– Пошли, – говорю уверенно, по-начальнически, а у самой поджилки трясутся. Это надо же! Дура, решила, что в моем возрасте можно обходиться без презервативов.

Через час мы с Наташкой сидели у меня в кабинете и пили спирт. Закусывали венгерскими маринованными огурчиками. То, что надо.

– Как я вам завидую, Тамарочка Вениаминовна! Старшая – уже школьница. Будет вам помогать, – Наташа слегка запьянела и была весела. – Я вот с кем ни трахаюсь, ой, простите, ни сплю, ничегошеньки.

И тут она сказала такое, от чего у меня мурашки по коже побежали:

– А Анатолий Иванович тоже молодец. Еще может.

Вот так, Тамара Вениаминовна! Думала, все тайно? Ни фига. Все все знают. Знали и молчали. Тактичные девочки.

– Чего болтаешь?

– Тамара Вениаминовна, так все же знают, что наш Анатолий Иванович любит вас, – скорчила гримаску. – Страсть как любит.

Дверь в кабинет я заперла. Кто-то стучит.

– Открой! – а сама быстро убрала мензурки и банку с огурчиками.

Пришли за Наташей. Это ее подруга с пятого поста. Ну и нюх у этой подруги:

– Выпиваете. По какому поводу?

– С устатку пьем, – молодец Наташа. Нечего болтать.

Они ушли, а я еще выпила. Если печень у меня в порядке, так почему же не выпить? Все к одному. Я беременна. Мне повысили именно с сегодняшнего дня оклад, выдали премию, а утром я достала из ящика приглашение в автомагазин. Почти пять лет я стояла на очереди. «Жигули» пятой модели, моя мечта. Сбылась!

Домой я поехала на такси. Не доехала. На полпути опять меня затошнило. Освободила желудок и пошла пешком. Вечер тихий. Народу мало. Идти легко. Не зря же я два раза в неделю хожу в спортзал при школе. Там ихний физрук организовал с ведома директора школы секцию для таких вот молодящихся дамочек. Я среди них была самой молодой.

Примечание.

К началу 1987 года Тамара весила шестьдесят три килограмма. Могла отжаться раз тридцать, не сбив дыхания. Могла сутками пропадать на работе и потом еще предаваться любовным утехам. Она и дочь приучила к занятиям спортом. Девочка успешно занималась спортивной гимнастикой в школе олимпийского резерва.

Отметим, Тамара сохранила не только фигуру, от природы красивую, но и лицо свое. Мужчины выворачивали головы, увидев ее на улице.

При этом, как мы могли заметить, не ограничивала себя в еде и питие.

Но послушаем ее дальше.

Во дворе какая-то суматоха. В свете сиреневого фонаря я увидела Надьку, Васю и других моих соседей.

Не буду же толкаться, чтобы протиснуться внутрь этой толпы.

– Вася! Вася! – он-то откликнется. Услышал.

– Чего случилось?

– Нашего участкового убили. Горло перерезали от уха до уха. Кровищи, целая лужа, – странные люди. Человека зарезали, как барана, а им забавно. Даже усмехаются.

Меня опять затошнило. Успела дойти до угла.

Надо же – убили милиционера, а никого из этой самой милиции и близко нет. Вот тебе и демократия, Михаил Сергеевич! Как все восторгаются им. Гладкий, одет, обут красиво. Говорит гладко. Жену же его бабы просто обожают. Им, дурам, нравится, как она одевается.

Не знаю, но мне он не по нутру. Даже противен. Ненастоящий какой-то мужик. И говорит вроде правильно, но что-то лживое. Я слышу. Вот разрешили кооперативы. У нас в «стекляшке» открыл какой-то грузин частный, то бишь кооперативный ресторан.

Один раз мы с Анатолием Ивановичем зашли туда. Ничего не скажу. Не так, как в других. Интерьер оригинальный. Мебель стильная. И все. Официантки такие же хамки. Меню кавказской кухни. Все втридорога. Поешь один раз и зарплату оставишь.

Но, что удивительно, свободных мест нет. Бугаи с девками крашенными. Наглые до безобразия.

Мы с Анатолием Ивановичем ушли, не дожидаясь десерта.

Опять я отвлеклась.

Ушла домой. Да и народец разошелся. А милиционер с перерезанным горлом остался лежать под фонарем.

Больше меня не тошнило. Простите. Все я о своем. Больше не буду. Дело житейское.

– Анатолия Ивановича позовите, пожалуйста, – я редко звоню Толе. Опасаюсь, что ли, его сына. Он в возрасте таком. Трудном.

– Тамара Вениаминовна, – ни тени неприязни, – папа вышел за сигаретами. Чего передать?

– Попроси его мне позвонить, Миша.

– У вас все в порядке? – отцовское воспитание.

– Да, – а что сказать мальчику? Не огорошу же я подростка сообщением о моей беременности.

Лишь подумала об этом, как тут же решила: и Анатолию об этом пока ни слова.

Через пятнадцать минут мы с Анатолием Ивановичем говорили о предстоящей покупке машины. Еще через десять минут мы уже уговорились, что он прямо сейчас приедет ко мне – не потеряем время утром завтра.

Заснула под аккомпанемент громкого мата во дворе. Работали наконец-то приехавшие опера. Убили их товарища, а они разборки устроили – кто виноват в этом. Отголосками до меня доносилось:

– Крышевать надо было по уму.

Или:

– Крысятничал. Вот и пошел под нож.

Ни стыда, ни совести. А впрочем, откуда это у них?

«Пятерочку» мы с Анатолием Ивановичем выбирали долго. Но еще дольше мы добирались до Центра продаж АвтоВАЗа. Два раза я едва сдержала рвотные позывы. Хорошо, взяла с собою леденцы лимонные.

Домой ехали на красной машине. Это мне стоило 300 рублей. Права на вождение я получу через месяц.

Теперь считайте. Вышли мы из дома в шесть утра, а вернулись в семь вечера. Ничего, я дольше ждала своей очереди на счастье быть автолюбителем.

В программе «Время» все тот же Михаил Сергеевич. Через кадр его жена. И, что поразительно, каждый раз в новом наряде. В ушах звенит: «Перестройка необратима, необратима, необратима». Шаманство какое-то.

– Я сегодня у тебя останусь. Надо отметить твое приобретение.

Анатолий Иванович остался у меня надолго. До рождения сына.

Новый, 1988 год мы встречали впятером. Мы с Толей, Маша и наши сыновья. Молодец, Миша. Он так искренне радовался сводному брату.

– Как назовем сына? – этот вопрос я задала Анатолию, после того как мы проводили старый год и выслушали все того же Михаила Сергеевича.

– Иваном, – не задумываясь, ответил Анатолий.

– Что же, звучит – Иван Анатольевич, – так же быстро, как отец, отреагировал Миша.

Когда Мише исполнилось тринадцать лет, мама его буквально взмолилась: «Возьми его к себе! Не справляюсь я».

Думается мне, что не только переходный возраст сыграл тут свою роль. Дошли до меня слухи, мир тесен, что претендент на ее руку поставил вопрос ребром: или я, или он. То есть Миша. Вот и стали жить вдвоем. Сын и отец.

Миша попросился пойти на двор. Там дядя Витя из третьего корпуса устроил фейерверк. Работает этот дядя в каком-то кооперативе. И всего в том кооперативе пять человек, но все умельцы. Один собирает из деталей приставки к телевизорам, чтобы программы из Финляндии принимать. Другой ходит по домам и устанавливает замки с секретом. Правда, месяца через три в эти квартиры стали наведываться воры. А так ничего. Замки крепкие. Кто что, в общем. Дядя Витя начал пить запойно, и его с работы погнали. Пьяный взрывотехник страшнее банды разбойников.

– Тамара, пора нам определяться.

– Говори, пожалуйста, нормальным языком, – я видела, что Анатолий взволнован и даже несколько растерян.

– Хорошо. Мы должны жить вместе. Под одной крышей. Так по-человечески?

– Итак, посчитаем. Я да ты. Это два. Маша и Миша. Это уже четыре. И теперь вот Иван. Это уже пять человек. У меня в квартире две комнаты. У тебя одна, – не хотела я напоминать, что жене он оставил трехкомнатную квартиру в «академическом» доме на Кировском проспекте. – Где будем вить гнездо?

– Ты копила на машину. Я копил на квартиру. Это не упрек. Избави Бог, – а я и не обижаюсь, слушаю. – У меня очередь в кооперативе. Пойду к нашему депутату. Попрошу, чтобы он посодействовал.

– Думаешь, поможет?

– Попытка не пытка. Кажется, Миша вернулся.

Это я дала ключи мальчику. По телевизору начали передавать зарубежную эстраду.

– Теперь наша очередь идти гулять. Я слушать этот вой и писк не в состоянии, – в этом я с Анатолием Ивановичем солидарна.

Местные фейерверкеры ушли, оставив на снегу рыже-черные подпалины. Фонарь мигал. Мело. Ярко светил полумесяц. Под детским грибком двое целовались. Оттуда доносился прерывисто голос женщины:

– Дам, а ты не женишься.

А в ответ фальцетом:

– Я врал тебе. Врал.

Мужчина с голосом ребенка то ли утверждал, то ли спрашивал.

– Скажи, доктор наук, сколько же надо выбросить адреналину в кровь, чтобы на морозе обнажаться, даже частично?

– Думаю, у него в крови в данный момент больше спирта, чем тестостерона, – доктор и есть доктор. – Пошли в сквер!

Новый год начал свой путь и тут.

Глава четвертая

Нашу жилищную проблему мы решили так. Миша остался жить в однокомнатной квартире. Мальчик превратился в юношу. В его рассудительности я могла убедиться не раз. Не по-детски он, например, принял решение оформить наши с Анатолием отношения.

– Это не так уж современно, но верно. Сейчас сплошь пропагандируют так называемые свободные отношения. Я же думаю, что все это от ущербности мозгов.

Миша готовился к выпускным экзаменам в школе. Как ни склонял сына Анатолий к поступлению в мединститут, тот настаивал на своем. Он будет строителем. Далеко смотрит юноша.

Естественно, такое решение жилищной проблемы добавляло нам, да, да, и мне тоже, хлопот. Нельзя же оставлять надолго юношу одного. И речь даже не о его моральном облике. Переспать с женщиной он может и вне дома. Но кушать-то он должен. И не в забегаловках по имени Макдоналдс.

Иван рос здоровым и практически не доставлял мне особых забот. В год он уже был определен в ясли-сад. Я вышла на работу. Нашу лабораторию перевели на хозрасчет. Крутись заведующая теперь. Маша тоже радовала нас с отцом. Без особых проблем Анатолий оформил отцовство. По праву.

– Тамара, готовь меня в командировку, – объявил муж.

Командировка в Израиль. Такого пять лет назад представить, даже во сне, было невозможно.

Забыла сказать. Как всегда, о главном. Мы живем в большой четырехкомнатной квартире. На Васильевском острове. Рядом с гостиницей «Прибалтийская». Депутат похлопотал. Сколько эти «хлопоты» стоили нам сверх того, что надо было внести за квартиру, говорить не буду.

В тайне от мужа я копила на обустройство нового жилья. Главное, решила я, так оборудовать кухню, чтобы там было и красиво, и удобно. Баба есть баба.

Отступление первое.

Описываемое тут относится к 1993 году. Тамара скромно умалчивает, что три месяца назад она сделала аборт.

Она все так же стройна. Ее волосы тронула седина, но она, в отличие от других ее не скрывает краской. Она успевает раз в неделю посещать спортивный клуб. Там и сауна.

Кстати, и Анатолий Иванович держит форму. Какая бы погода ни была, он в шесть утра уже бежит по берегу залива.

И еще. Анатолий Иванович один раз все же изменил Тамаре. Было это в Москве. Той суматошной. Ельциновско-Дьяченковской. Выживший из ума, руководимый дочерью Борис постепенно сдавался под напором сил, сохранивших государственность.

В гостинице «Россия» Анатолий Иванович занимал номер, где долгое время жила одна из звезд постсоветской эстрады. Может быть, дух разврата и распущенности витал там. Пошутим так. Одно определенно: дело было не просто в шампанском, коли он лег с женщиной из бара в постель.

Пожалуй, довольно отступлений.

На Земле обетованной муж пробыл две недели. Его лекции прослушало более сотни профессоров.

– Как же ты обошелся без языка? Ты же иврита не знаешь.

– Зато они знают русский. Расскажу тебе тамошний анекдот. Приехал в гости к сыну из России еврей. Сын пошел утром на работу, а его отец решил погулять. Шел, шел и заблудился. На ломаном английском стал спрашивать, как домой добраться. А ему в ответ с хохлятским акцентом: «Ты, шо, батько, по-русски ни в зуб ногой? Тут так не проживешь».

– Не смешно, – у меня к «еврейскому вопросу» отношение особое. Но говорить почему, не буду.

Миша в строительный институт не поступил. Не набрал одного балла. Осенью его призвали в армию.

Маша на каникулы уехала в Америку. То есть в США. Там она полтора месяца будет работать в кемпинге. Кем-то вроде наших бывших пионервожатых.

– Отличная языковая практика и денег привезу, – говорила она, стоя уже за загородкой таможенного контроля в Пулково-2.

Ваня остался дома с няней. Через три дня они уедут к ней в деревню в семи километрах от Порхова.

Ни у меня, ни у мужа ничто не трепыхнулось в груди, когда мы сажали их в междугородный автобус.

Немецкая мина пролежала в земле пятьдесят восемь лет. Ни время, ни влага не истребили ее убийственную силу.

Хоронили мы мальчика, двух лет от роду, в закрытом гробу.

Отступление второе.

Мало написано о боях в районе Порхова. Но именно там был дан наиболее интенсивный отпор немецким войскам на пути к Москве.

Тысячи солдат полегли в лесах Псковщины. Это были дни, когда немцы превосходили нашу армию во всем. Немудрено, что до наших дней в земле лежат сотни снарядов, мин и прочей смертоносной гадости.

Один из тысячи случай – и погиб мальчик.

Тамара Вениаминовна стоически перенесла похороны, поминки сына. Еще двое суток она держалась. На третий день нервы ее не выдержали.

Анатолий Иванович употребил все свое влияние, подключил свои деловые связи. Врачам удалось снять шок, вывести женщину из комы. Острая недостаточность мозгового кровообращения. Инсульт.

Она осталась жива. Но был ли это тот человек? Человек, который в любых стрессовых ситуациях не терял самообладания, был полон юмора.

– Коллега, – старый товарищ, доктор медицины, практикующий в институте мозга, оперирующий каждый день, приехал сам на кафедру к Анатолию Ивановичу, – традиционные консервативные методы лечения, я надеюсь, вы это понимаете, не принесут желаемого эффекта. Я гарантирую вашей супруге не только жизнь, но и полную реабилитацию. Уверяю вас, Тамара, – старый товарищ-коллега был и другом Тамары, – станет еще краше…

– Тамара Вениаминовна, – здесь ко мне все без исключения обращаются подчеркнуто вежливо и даже ласково, – через десять минут я сменю воду. Отдыхайте!

То, что было, а может быть, и не было в последние шесть месяцев я не помню. Все мне излагает мой муж. А муж ли? Я перенесла инсульт. Почти месяц я была не в сознании. Об убитом сыне Ване он старается не говорить. Я понимаю – чего уж говорить? Первые дни после моего возвращения в жизнь я не могла даже вспомнить его лицо. Смотрела на фото, где я, мой муж и мальчик, и не узнавала его.

Мою дочь Машу я признала сразу. Она вернулась из Штатов загорелой, окрепшей. Я бы сказала, возмужавшей. Раздалась не только в бедрах, что естественно, но и в плечах. Ее русые волосы коротко стрижены. На затылке выбриты. Чудно! Она уверена в речах и движениях.

– Мама, это Штаты. Там жизнь разительно отличается не только от нашей. От всей европейской. В моем кампусе были ребята из Франции, Бельгии и Германии. Они так же, как я, не могли принять американский стиль жизни. Не верь, что мы, русские и американцы, похожи. Это все выдумки недоумков, прости за тавтологию.

Такой предстала передо мной моя Машенька, которая с года воспитывалась в яслях.

– Тамарочка, пора менять воду.

Голой вылезаю из ванны. И тут же слышу голос сестры:

– Как же вы красивы фигурой. Ни в жизнь не дам вам сорок лет!

Плутовка. Знает, сколько лет мне, а лжет. Ложь во благо. Пусть ее. Она хороший работник. Муж рассказал мне, что до инсульта я работала заведующей большой клинической лабораторией. Значит, сидит во мне начальнический зуд. Давать оценку работающему.

Ванна полна. В воде растворены новые ингредиенты. Можно окунаться. Мне нравится бултыхаться в воде. В озере мне купаться не разрешают. А так хотелось бы!

Отступление третье.

После успешно проведенной операции Тамара Вениаминовна полностью восстановилась. Речь, движение. Она уверенно ходила, ее руки утратили дрожь. Потеря памяти о тех трагичных днях была защитной реакцией и не волновала ни нейрохирурга, ни Анатолия Ивановича.

Как бы компенсируя утраченное, к Тамаре Вениаминовне пришла способность запоминать тексты и речи изустные с лету. Ей было достаточно один раз прочесть или услышать текст, и она могла тут же его воспроизвести.

Анатолий Иванович похлопотал, и Тамара уехала на берега озера Ильмень в частный пансионат для истощенных психикой и нервами женщин и мужчин из среды жен новой лигатуры. Наместники президента были в основном молоды и амбициозны. Многие, войдя в круг, поменяли старых жен на молодых. Вот эти молодые телки, иначе не скажешь, и поправляли тут пошатнувшееся здоровье. Театр!

Отдельные номера. Обстановка на пять звезд. Деликатесные продукты в меню. Обслуга вышколена лучше, чем в Четвертом главном управлении Минздрава Союза.

Как такового тут лечения не было. Да и кого и от чего лечить?

Массажи. Водные процедуры. Если назначали физиотерапию, то только приятную.

Тамара Вениаминовна попала в этот пансионат, больше похожий на загородную гостиницу, в конце июля.

Что же будет с нашей героиней дальше?

Я долго гуляю по лесопарку. Природа тут спокойная. Смешанный лес чист. Нередко встречаю тут мужчин в униформе, убирающих валежник и расчищающих дорожки. Какие же деньжищи получают хозяева от нас, болеющих хитростью и ленью! Вернее, от наших мужей.

Я – самая старая среди дамочек. У них сложились мини-компании. Я не вхожа в них. Мне и одной тут хорошо.

Как-то, гуляя вдоль берега Ильмень-озера, натолкнулась на троих рыбаков. Они сидели у костра и ждали, когда сварится уха. Какой аромат распространялся от котелка, подвешенного на длинной ветке, один конец которой был воткнут в землю и придавлен большой каменюкой.

Я встала поодаль и вдыхала запах супа.

– Девушка, – это я-то девушка, – идите к нам! Ушицей угоститесь. У вас там таким не накормят.

– Это где же там, у нас?

– У вас в зоне, – хохотнул один.

– Вы правы. Там зона. А тут жизнь.

День выдался солнечным, безветренным. Утром до завтрака я успела принять ванну с солями калия и йодом. Проделать двадцать упражнений для легких. Мой завтрак был не обилен, но калориен. Так что сейчас я, пройдя почти два километра, была голодна.

Мужчина, который предложил мне подойти, быстро соорудил нечто похожее на кресло из пня и веток молоденькой елочки.

– Садитесь. Вам будет удобно.

Все трое рыбаков были в возрасте от сорока до сорока пяти. Одеты в робы из грубой ткани, в высоких сапогах. От них исходил запах рыбы и воды.

– Ильмень надо бы закрыть для туристов-походистов. От них одна грязь и потрава, – начал «светскую» беседу все тот же мужчина.

Остальные согласно закивали. И молчок. На озере «провыл» какой-то катер.

– Иваныч пошел, – прокомментировал Федор Петрович. Он так представился. Тут откликнулся самый, по-моему, младший.

– Значит, у Веры хлеб будет.

– И вино, – добавил другой.

– Вы не подумайте, мы мужчины трезвые. После озера примем по двести, и будет.

Другие молча усмехнулись.

Мне было с этими мужчинами тепло. Говоря языком современных массмедиа, комфортно.

Их язык прост и понятен. Чувства искренни. Вот сейчас кто-то снимет котелок с огня. Его товарищ уже расстелил на траве рядом большую брезентовую скатерть. На ней органично смотрятся эмалированные миски и такие же кружки. Белый подовый хлеб нарезан крупными ломтями. Он аппетитен. Стрелки зеленого лука и пятна ярко-красных помидоров оживляли серость грубой ткани.

– Вы с нами пить будете? – спросил Федор Петрович.

– Если вы о водке, то мне врачи не рекомендуют.

– Но и не запрещают же, – в способности мыслить логично ему не откажешь. – А уха без водки и не уха вовсе. Водка оттеняет ее вкус.

– Вы поэт.

– Вы зря шутите, – вступил в разговор один из рыбаков, – у него книга стихов вышла. Он у нас и поэт, и математик. Так что спора между лириками и физиками у нас нет.

– Когда-то был, – с тоской ответил поэт-рыбак.

– Да. Теперь надо заплатить, чтобы тебя напечатали. Раньше автору платили. Теперь все наоборот.

– Культура наоборот, – Федор Петрович.

Третий в это время разливал уху по мискам, а водку по кружкам:

– Милости просим кушать!

Я впервые ела такую уху. Прав Федор Петрович. Глоток водки подчеркнул ее вкус. Зеленый лук сладок. Помидор сочен.

– Госпожа Инина! – крик доносится со стороны пансионата.

– Это вас. Бегите! Нам на свою… – Федор Петрович замялся. Я ему помогла:

– И мне на свою жопу приключений не надо.