Женские истории пером павлина (сборник) Беспалов Николай

Глава вторая

Отступление восьмое.

Врач приехавшей через двадцать минут скорой медицинской помощи констатировал инсульт. Экстренными мероприятиями женщина была выведена из коматозного состояния и после доставлена в клинику неврологии больницы.

Вот что произошло, после того как Тамара Вениаминовна услышала голос Федора Петровича.

Кто же поведает нам о том, чем закончилась эта непритязательная история женщины, не лишенной сексапильности, ума, хитрости житейской?

Мы видим: Маша, Алексей и Федор сильно встревожены. Они по очереди дежурят у спецкойки Тамары, и все нещадно курят.

Подождем пару дней. Можно перекурить и нам.

Вновь встретимся с героями этой истории через год.

Мария

2001 год. Прошли выборы президента. Я не голосовала. Моя беременность проходила очень тяжело.

Алексей нашел-таки достойную его знаниям и таланту, именно так, таланту, работу. И платили прилично, и творить давали. В издательстве «Иммапресс» была издана его книга. Говорили, что сам президент читал ее и отозвался хорошо. Мой папа отказался от размена квартиры. Он с новой женой вообще уехал из России.

Мама долго болела. Ее второй инсульт оказался не таким страшным, как первый, но все же…

Федор Петрович вернулся к своей основной профессии – стал преподавать математику в колледже. Деньги не ахти какие, но на жизнь хватает. Он практически не отходил от мамы, пока она болела. Было до слез трогательно смотреть, как он ухаживал за ней.

Месяц мама провела в пансионате в Репино. Федор Петрович чуть ли ни через день ездил туда. Я тоже съездила. Красота! На заливе у них свой пляж. Летом там, наверное, чудесно. У мамы хороший номер. Под окном куст сирени. Вокруг сосны. Мама нас даже накормила обедом: «Это самые близкие мне люди», – сказала, и официантка принесла нам обед.

Вот так мы и живем. Скоро мне рожать. УЗИ показало, что будет девочка. Мы с Алексеем решили, что назовем ее Тамарой.

После того, как с мамой случился второй удар, я решила вести дневник. Купила красивую тетрадь. На его глянцевой обложке белый попугай. В тему. Исписала три странички и поняла: это не для меня. Но коли я решила вести, как принято сейчас говорить, мониторинг здоровья мамы, то не отступлюсь. Потратилась, но купила диктофон Samsung. У меня так всегда. Чего в башку вобью, не успокоюсь. Так и тут. Потратила деньги и забыла. Алексей подшучивает надо мной: «С тобой хорошо. Не надо трястись над кошельком. Он у тебя всегда пуст».

Мой муж становится мэтром в своей области. В почтовом ящике то и дело обнаруживаю письма то из Штатов, то из Англии, то из Франции. И все хотят иметь его. Прости, мама, за такое выражение. Они, суки, хотят на нем деньги заработать. А оплатить хотя бы дорогу – так фиг. Наш президент и вправду, наверное, читал книги Алексея, потому что выделил миллион рублей на написание учебника новейший истории. Это папа может. Он по косточкам разложил все события с 1945 по 1987 год. Я его спросила, почему до восемьдесят седьмого. Он ответил так: «Именно в этом году был издан Закон о разрешении частной предпринимательской деятельности. Но он не был подкреплен подзаконными актами, которые регулировали бы деятельность этих полукриминальных кооперативов. Это было начало конца. Дальше начинается другая эпоха».

Мудрено это. Для меня во всяком случае. Мне бы плод доносить.

Вот опять, вместо того чтобы говорить о твоем здоровье, разболталась о всякой чепухе. Нет, скажи, ну не подлость ли это? Ты, конечно, в данный момент занята своим здоровьем. Это правильно. Без тебя дом и не дом вовсе. Одно радует. Ты быстро восстанавливаешься. А мне рожать скоро. Страсть, как боюсь. Вот чувствую я, что помру. И не смейся. У меня дар. Например, на прошлой неделе утром, еще не встала с постели, лежу с закрытыми глазами, и мне привиделось, что у нашего Мишки будто двойня родилась мертвая. Ну и что? Через день мы получили (тебе пока не говорим) от него телеграмму. Так и есть. Не пойму, зачем он об этом нам сообщил.

У мамы все обследования показали почти полное восстановление мозгового кровоснабжения. Какая она веселая вернулась из центра! Федор Петрович тоже рад неимоверно. Все-таки он – герой. Это его трудами на все 90 % мама встала на ноги.

Чего теперь в этот диктофон наговаривать? Ладно. Мне бы родить. Врачи говорят, что все, мол, у меня в норме. По их прогнозу роды должны состояться в начале июля. Жара стоит ужасная. Я всю дорогу сижу в ванной. Шутка. Алексей носит мне мороженое и соки. Наболтала. Пока!

Короткое замечание

На этом записи на ленте диктофона заканчиваются. Не много же мы узнали о болезни и выздоровлении Тамары Вениаминовны. Но что взять с ожидающей родов немного истеричной женщины.

Время же неумолимо наматывает дни, ночи. Отвлеклись чуть-чуть, а за окном уже зима 2002 года.

Горят электроподстанции. Тысячи людей остаются без света и тепла. Взрывают дома. Жизнь бьет ключом.

Мы же ничего не знаем о житье-бытье Тамары Вениаминовны. Как ее здоровье? Кто теперь рядом с ней? И, наконец, как прошли роды у ее дочери?

Страна, ее электорат опять «стоят перед выбором без выбора». ВВП избран президентом на второй срок. Как говорится, no comments.

Глава третья

– Мария Анатольевна, чтобы я больше не видела ни в холодильнике, ни на столе этих «растишек», – тут выразилась чисто по-пушкински. – Благодари Бога, что не довели Тамару до дискенизии.

– Вы, бабушка, тоже хороши. Вместо того чтобы остеречь молодую мамашу и, между прочим, вашу дочь, отправились с мужем в какой-то монастырь.

Маша – мать, я – бабушка. Дочка ей досталась трудно. Кесарево сечение и большая кровопотеря. Я с удовольствием играю роль бабушки. И продолжаю:

– Алексей не нищий. Можете покупать свежие фрукты и овощи. На кухне не повернуться от этих штучек. Натуральные соки, овощные пюре сделать, что два пальца об асфальт.

– Фу, грандмаман, как можно при ребенке так выражаться.

– Вместо укоров поблагодарила бы мать, что отделались поносом, – три дня Тамарочку «несло». Удалось мне, вспомнила свою работу в реанимации, купировать диарею без антибиотиков. Тут подала голос Тамара-маленькая.

– Вот вам – я Тамара, ты Тамара, обе мы смешная пара, – Маша ушла к себе. Пора кормить дочь.

Моя забота теперь – приготовить докормку. Яблочное пюре приготовлю перед кормлением, а вот апельсиново-яблочный сок надавлю сейчас. Жужжит агрегат, за окном гомон детворы. Не заметишь, как и наша малышка пойдет во двор. Что сегодняшние заботы по сравнению с будущими! Страшно отпускать детей. Почти каждый день по телевизору говорят о пропаже детей.

Вы не подумайте, что я вся ушла в роль бабушки. После моего второго удара я потеряла всяческие способности к стихоплетству, но зато приобщилась к таинству живописания и рисования. Когда Федор увидал одну из моих картинок, рисованную цветными карандашами, подаренными кем-то из доброхотов внучке, он выразился так: «Я не сведущ в дедах искусства, но это определенно красиво».

В субботу мы поехали к Андреевскому рынку. Вернее, пошли. Погода тому благоприятствовала. В доме на 4–5-й линиях в полуподвале открыли великолепный магазин. Все для художника. Там и холсты. Там и мольберты. Кисти разные. Краски, как говорится, в ассортименте. Бумага. Даже ватман ручной выделки там был. Цены кусаются, но Федор был щедр – ради творчества жены не пожалею ничего. Что мы там купили, перечислять не буду. Скажу одно – обратно мы ехали на такси. Я была счастлива, как девчонка, которой купили новое платье. Дома мы вчетвером отметили это событие. Маленькая Тамара присутствовала, но не участвовала. Так шутит бабка.

Продолжим нашу практику отступлений от рассказа Тамары Вениаминовны.

Естественно, что мы ни слова не услышали о том, как выглядит сама бабушка.

Восполним этот пробел. Бабушка слегка располнела. Это придало ей лишь большую привлекательность. Все так же красиво благородной породистостью ее лицо. Она коротко постриглась. Виски тронула седина. Ее фигуре позавидовала бы любая ее возраста женщина.

Если бы она имела возможность подслушать разговор двух мужчин – Федора и Алексея (иногда они позволяли себе расслабиться в пивном ресторане на 11-й линии), то услышала бы, что говорил Федор после третьей кружки Miller:

– Я, Лешка, поражен. Маша-то у тебя молода. Но Томе-то уже под пятьдесят. Пусть она меня простит за то, что я говорю об этом, но в постели она – фурия…

В начале осени мы с Федором решили две недели провести на теплоходе. Круиз по северным рекам и озерам. Что может быть романтичнее в это время года? Маша и Алексей нас отпустили.

– Мать-бабушка, – наигранно строго напутствовала меня Маша, – если мы не увидим коллекцию путевых рисунков и живописных этюдов, достойных выставки в зале Союза художников, то пеняй на себя. Будешь отбывать срок с Тамарой-внучкой.

Она намеревалась проводить нас. Это с малышкой-то! Непутевая у нас дочь. Мы буквально убежали из дома.

Белобортовый теплоход стоял у пирса Южного речного порта. Так что добираться туда нам почти два часа. Это на машине. Везде пробки.

У нас двухместная каюта-люкс на второй палубе в корме. У нас вторая и последняя смена в ресторане. Можно утром выспаться. А в обед не надо торопиться проглотить десерт, дабы освободить место.

У нас в конце концов с собой запас деликатесной закуски и отличнейшая выпивка. Мне врачи разрешил «девяносто капель» в день.

Неву мы просто проспали. Наш красавец отвалил от причальной стенки в десять вечера. Мы в это время отмечали начало нашего путешествия.

Валаам, Ладога, о которой сложено немало песен. Озеро встретило нас небольшим волнением. Мы отдохнули на водах Свири. Красивы ее берега. Мне даже удалось сделать пару акварельных пейзажных набросков.

Кижи. Это хорошо, что у власти нашлись средства хотя бы на реставрацию храмов. Северные избы-крепости тоже надо было бы поддержать. Хотя бы. Там я и рисовала, и писала. Много. Про себя говорила: «Вот, Машка, будет что выставить».

Обратный путь был также интересен. Но я вам не экскурсовод. Сами отправьтесь в путь. Нечего диваны придавливать.

Хочу вмешаться. Последние слова Тамары сказаны впустую. Не всякий может позволить такой круиз.

И еще. Дома в этот момент разворачивались почти драматические события. Но об этом они, Тамара Вениаминовна и Федор Иванович, узнают в свой черед.

Домой от речного вокзала мы ехали на «газели». Мои творения в легковую машину не поместились. Я была утомлена поездкой и одновременно счастлива и довольна. Масса впечатлений. Новые знакомства. И, что главное, я много работала. Я вновь почувствовала вкус к жизни. Пусть я трудяга-одиночка. И нет в моем подчинении никого, кроме листа и кисти с карандашом, но я тружусь. Именно тружусь. Ибо знаю я, не просто работа дает истинное удовлетворение, а труд приносит его. И жить надобно трудно. Тогда есть в ней смысл.

С этими мыслями и чувствами я ехала домой. Как же оглушительно стало для меня то, что встретила я там!

– Мама, ты только не волнуйся! – Когда так говорят, значит, надо как раз волноваться.

– Что с Тамарой?! – закончил звучать последний звук моего вскрика, как из глубины квартиры я услышала гуканье малышки. – Дура у меня дочь. Вот как врежу! Не надо волноваться. Скажет же. Так что случилось?

– Я беременна.

– Ты послушай, Федор, что говорит эта женщина. Отчего же я должна волноваться? Скажи на милость. Радоваться надо.

– Милые дамы, может быть, мы все-таки войдем в дом? Переоденемся, умоемся с дороги, а уж потом обсудим этот вопрос, – Федор начал втаскивать наш багаж.

За пятнадцать дней, что мы с Федором отсутствовали, в квартире произошли кое-какие изменения. На кухне у балконной двери я увидела кровать-раскладушку и в углу – свернутые в рулон постельные принадлежности.

– У нас гость? – естественная реакция.

– Нет, мама. У нас гостей не предвидится, – тон, с которым это было сказано, не оставлял сомнений – тут за время нашего отсутствия произошло нечто.

– А где Алексей?

– Не торопи события. Скоро ты будешь иметь удовольствие лицезреть доморощенного Отелло.

Все стало на свои места. Естественный ход жизни. Муж старше жены. Он весь в хлопотах и заботах. Она целыми днями одна. И тут на тебе. Беременна. От кого? Я же всю дорогу на работе. На секс сил не хватает. А то, что было, так это не в счет.

Синдром ревнивца. Дорсальный эффект. Он практически неизлечим. Ты хоть пояс верности надень. Все едино. Будут тебя преследовать вспышки ревности. Недаром сексопатологи утверждают, что максимальная разница в возрасте в сторону мужчины не должна превышать десять лет. А тут все двадцать.

Маленькая Тамара развеяла обстановку. Мы наконец-то распаковались, умылись и переоделись. Маша накрыла на стол на кухне. И мы сели. Тут-то наша малышка и выдала:

– Баба дура.

Мы с Федором смеемся, а дочь сердится.

– Мама, я ее не учила, – дочь даже покраснела.

– А на дворе ты следишь за своей речью? – я-то знаю свою дочь.

– Ах, вот оно что! Там, знаешь, такая попалась противная баба. Вот черт!

– Не удивлюсь, если через пять минут твоя дочь пошлет тебя к черту.

– Как назовем малышку? – развеял «тучи» Федор.

– Если девочка, то Федорой, – моя дочь язва еще та, – если, мальчик Томом. Как у Марка Твена. Том Сойер.

– Ты, что, у врача не была?

– Нет, мама я и так знаю. Успеется.

– Я поражаюсь, – не удержался Федор. – В какое время мы живем? И, кажется, не на выселках. Как же не посетить врача?

Может быть, наша дискуссия продолжалась бы дальше, но хлопнула входная дверь и маленькая Тамара запиликала. Чувствует дитя кровь родную. Природа!

– Боже мой! Кто приехал! – не надо быть матушкой Вангой, чтобы узреть самим состояние Алексея. Дунь он сейчас в трубочку инспектора ДПС, наверняка там засветится радуга.

– Дочка, пошли спать, – Маша подхватила девочку и быстро вышла из кухни.

Мое седьмое чувство подсказывало – в семье такой раскол, от которого не спасет ничто и никто. Дар провидения мне говорил, что скоро дочь прогонит Алексея и избавится от плода.

Что же, это закономерно. Перенасыщенность чувств, перегруженность заботами и переполненность совместным проживанием. Все «пере-». Такое долго продолжаться не могло.

Алексей и глазом не повел. Ушла и ушла. Он был замкнут в оболочку страданий. Даже наше с Федором присутствие не вывело его из этого состояния. Не переодевшись и не умыв руки, он деловито распаковал пакет. Крупными ломтями нарезал холодного копчения скумбрию, налил полную чашку водки, даже не ополоснув ее от остатков кофе.

Мы молчим. Наблюдаем. Первым не стерпел Федор.

– Послушайте, товарищ подполковник, а не думаете ли вы, что подобное ваше поведение может быть не просто неприятно для окружающих, но и оскорбительно.

– Это как посмотреть, товарищ сержант, – я узнала, в каком звании мой муж. – Если с точки зрения вашей падчерицы, то вполне прилично. Какие там нормы! Живи, как Бог на душу положит.

Тут и я не выдержала.

– Послушайте, Алексей, не смейте говорить о моей дочери в таком тоне, – у меня перехватило дыхание. – Вы с чем сюда пришли? Вы здесь, пока того хочет она. Ваша жена и моя дочь.

– Брек! – вернулась Маша. – Разойдись по углам! Начнем новый раунд, после того как я объявлю о своем решении.

Маша взяла из рук Алексея бутылку, разлила водку по стопкам. Оглядела нас и произнесла одну фразу: «Никакого ребенка в моем чреве нет. Это был тест. Вот такая проверочка».

Выпила залпом. Выдохнула громко и продолжила:

– Вы, Алексей Иванович, – крупный ученый, но мелкий человек. Занимайтесь своей историей, а нас с Тамарой оставьте. На алименты я на вас в суд подавать не буду. Сколько сможете выделять на дочь, столько и приму. Даю вам сутки на сборы.

Вызрело. Я смотрела на Марию и с все большей уверенностью думала о том, что не тот, кто меня воспитал, был моим генным отцом. Вспомнился давний сон. Вспомнились слова санитарки в больнице, куда привезли отца: «Ей-то что. Не родный отец-то». И имя врезалось – Федор. Какая-то чертовщина!

Откуда у Марии эта твердость? Откуда такая уверенность в своих поступках? Я вся изойдусь, но так никогда не скажу.

– Ты права, Маша, – Алексей как будто очнулся. – Мы давно перестали быть истинными супругами. Я уеду утром.

Заканчивали мы втроем нашу трапезу уже в гостиной. Тамарочка уснула. Уснул и пьяный Алексей. Он долго ворочался на раскладушке. Кряхтел, что-то бормотал и скоро замолк.

Мы перекидывались легкими фразами, пили очень хорошее молдавское вино. Я мимоходом делала карандашные наброски. Нечто подобное шаржам. В гостиной пришло спокойствие.

В город же пришел антициклон. Небо прояснилось. Выполз лунный серп. Его злой изгиб навевал тревогу. Где-то на берегу залива разожгли костер, и с высоты виден его мечущийся на ветру огонь. Я представила, как бы я это изобразила на бумаге или холсте. Дочь уловила мои мысли.

– Ты собираешься пробивать выставку? Под лежачий камень…

– Я даже не представляю, с какого боку подступиться. У меня в этой среде никого. Мой круг – это медсестры да врачи.

– А ты пораскинь мозгами. Сколько через твои руки человеков прошло! Может быть, и художники были.

– Маша права. Я тоже поспрашиваю. У меня в колледже учатся «дети разных народов».

– Дорогие мои старики, пошли бы прогуляться. Я – на привязи, а вам-то что.

– Федор, возьми Машу, а я посижу с малой.

– Все. Прения окончены, – вот она, моя Маша. – Дочь укладываем в ранец и все идем на залив. Там, видите, костер. Присоседимся. Изжарим чего-нибудь на углях.

Чудное это приспособление. Люлька для младенца, которую женщина напяливает себе на плечи и несет впереди. Кенгуру какая-то.

Поразительно. Тамарка не проснулась. Она лишь дернула бровками. Не так повел себя Алексей. Он вскинулся на своем «прокрустовом ложе» с криком: «Уже?! Пора?!»

Что почудилось подполковнику в запасе? Не стали мы отвечать ему и ушли, оставив мужчину лежащим на раскладушке. Ноги его свешивались с нее. В сумраке кухни светились пятки жертвы Прокруста.

Слабый западный ветер нагонял пологую редкую рябь на берег. На горизонте плыли темные перисто-кучевые облака. Казалось, что это плывут корабли аргонавтов. Но где они тут найдут золотое руно? В заливе перевелась традиционная рыба. Куда уж до баранов.

– Подходите, подходите, странники земные, – как знаком мне этот голос. – Огня и кислорода всем хватит.

Отблеск огня высветил лицо говорившего. Конечно! Это наш давнишний пациент. Старость не осквернила его облика. Все тот же седой ореол, все тот же нос с горбинкой. Он лежал у нас после обширного инфаркта миокарда. Как давно это было! Но, что он, народный художник разваленного Союза, здесь делает в этот поздний час?

Сама судьба вела меня сюда. Была не была. Подкрадусь к нему и в лоб задам вопрос: «Подскажите бедной женщине, как устроить выставку».

Маша устроила дочку на коленях Федора и начала «колдовать» у костра. Вскоре от него потянуло чем-то жареным.

Хозяин костра сам приблизился к нам.

– В вас я вижу людей, лишенных легкомысленности молодости. Давайте познакомимся. Меня зовут Вениамин.

Точно это он. Теперь сомнений нет.

Не пришлось нам поговорить. Наша Тамара проснулась. Как же говорить под аккомпанемент детского ора?

– Федя, друг мой, возьми Тому и иди домой. Мне жуть как надо поговорить с этим человеком, – сумела я прошептать на ухо мужу, и он покорно перенял у меня груз и пошел к черневшей в отдалении громадине дома.

Костер начал тухнуть. Молодые люди стали постепенно расходиться. Остались трое. Я, моя дочь и он. Полчаса мы говорили без помех.

– Тамара Вениаминовна, я с удовольствием приду к вам завтра же. Мне интересно посмотреть на ваши работы. Что же касается выставки, это отдельный разговор.

Как-то странно он смотрит на меня…

Что же, и на этом спасибо.

Глава четвертая

«Имя художницы, которая отважилась на персональную выставку сегодня, мы узнали, только посетив этот вернисаж. И если обратиться к изначальному смыслу этого слова, то мы не увидим в ее произведениях и тонкого слоя лака. Ее картоны и холсты полны открытого цвета и экспрессии рисунка». И так далее. Это я цитирую одну из заметок на мою выставку в зале на Охте…

…Вениамин Аркадьевич пришел к нам на третий день. С порога он заявил, что намерен не только посмотреть мою живопись, но крепко посидеть за дружеской беседой: «Ваша дочь являет уникальный образец современной амазонки. Я не хочу сказать ничего плохого о ее бюсте, но все ее суждения и действа подобны образу этих мужественных дочерей Черного моря».

Я видела: моя дочь вновь окунулась в омут. Увлеченность у нее соседствует со здравым смыслом и тонким расчетом.

– Спасибо за комплимент! Мне приятно, что нашелся мужчина, который не сказал ничего плохого о моем бюсте. Суждения же мои поспешны и не всегда верны.

Боже ж мой, откуда у Маши этот политес? Что за слог! Пусть ее. Чем бы дитя ни тешилось. Все же она дочь моя. Мне важно, чтобы этот вальяжный господин помог мне пробить бюрократию от искусства. Я честолюбива. Недаром давным-давно Анатолий Иванович, в ту пору молодой доктор наук, выразился обо мне так: «Ты обладаешь высоким уровнем претензий. Ты честолюбива, и это мне импонирует».

Что же, и сегодня я хочу, чтобы мои тщания на поприще изобразительного искусства были отмечены.

Вениамин Аркадьевич уходил от нас в отличном состоянии. Мы не позволили ему напиться допьяна, но и трезвым он не остался. Я была восхищена и Машей, и своим мужем. Они сыграли великолепную интермедию. Я едва сдерживала смех, когда Маша представляла мои работы.

– Вы должны проникнуться настроением автора. Учтите, это женщина в годах. За ее плечами горечь утрат и радость обладания. Вы же не можете не видеть, как в цвете переданы переживания. Вот здесь. Смотрите же. Смотрите!

Она таскала мэтра от одного холста к другому. В конце он просто воскликнул: «Только за то, что у автора такой адепт, можно живописцу присудить премию».

Мы с Федором довели его до стоянки такси и благополучно отправили домой. Это было в начале октября. А в канун праздника-новодела 4 ноября в выставочном зале на Охте была открыта экспозиция моих работ. Сорок три живописных и графических листов и полотен. На открытие пришел Вениамин Аркадьевич с молодой женой. Маша со свойственным ей сарказмом шепнула мне: «Не зная его историю, сказала бы, что перед нами пример классического инцеста».

Мэтр сказал несколько слов и удалился в зал, где был накрыт стол а-ля фуршет. Что же, его понять можно. Он насмотрелся на мои шедевры у меня дома.

Отступление восьмое.

Тамара не скажет, но мы отметим. Ее выставку посетила почти тысяча человек. Редкий случай для такого события. У нее купили пятнадцать работ. О сумме заплаченных денег мы не осведомлены. О главном она расскажет сама.

Сколько людей захотело посмотреть на мою мазню, я не знаю. Не хочу расстраиваться. А вот сколько у меня купили, скажу. Официально, с оформлением документов, пятнадцать. А всего двадцать одну картину. Очко.

– Мать, ты стала богачкой. Куда деньги будешь девать? – Маша побывала на выставке дважды. При открытии и еще раз одна. Как она сказала, хочу послушать, что говорят любители экзотики. В этом она вся.

Наша маленькая Тамара росла и радовала нас. Банально? Может быть. Но я не претендую на оригинальность. Вся моя жизнь банальность. Мои трагедии тоже банальность. Сколько вокруг загубленных жизней! Сколько личностных трагедий, исковерканных судеб! Мне, можно сказать, еще повезло. Мы нашли друг друга. Я и Федор. Маша избавилась от психически ненормального человека. Может быть, и она встретит человека, с которым ей будет покойно и сладко. Как же нам не радоваться ребенку, которого мы искренне обожаем.

Так, неспешно мы подошли к новому, 2005 году. Кстати, о тех деньгах, что я выручила от продажи картин. Часть денег ушла на банкет. На нем настояла та же Маша: «Мать, не одним днем живем. Теперь ты богема и твой удел – тусовка».

Маша и устроила вечер. Она показала себя отличным организатором. Опять заболталась. Я ведь ничего не сказала о работе дочери. Она сумела устроиться в фирму по продаже компьютерной техники каким-то менеджером. Работа по скользящему графику – и неплохо оплачиваемая. В пяти остановках метро. Правда, с пересадкой.

Так вот, Маша устроила вечер в закрытом клубе при Обществе любителей бриджа. Я о таком и не слыхала. Интерьер, мебель, вся обстановка напоминала мне декорации из отличного киноварианта Шерлока Холмса времен советского кинематографа. Маша же в основном составила и список гостей. Она учитывала все. Кто где работает. С кем из современного местного истеблишмента знаком.

– Мать, не возникай! В современной жизни важны и деньги, и связи.

– Как будто так не было и раньше.

– Ошибка. Раньше деньги надо было прятать. Мужики прятали деньги от жен. Жены от мужей. А все вместе – от партийных контролеров.

– Откуда такая осведомленность?

– Ты позабыла, кем был мой муж Отелло? Я проштудировала все его книги. В интимной жизни он монстр. А в профессии – гений.

Вечер состоялся. В прямом и переносном смысле. Это я поняла уже после. Дома Маша выложила передо мной стопку визиток.

– На досуге изучим и составим план действий. – Откуда у моей дочери столько практицизма?

А вот и Новый год.

Глава пятая

С Новым годом, с новым счастьем! – это мы говорим хором.