Пока не видит Солнце Давыдова Инесса
– Вы опять ругаетесь?!
– Детка, иди к себе, – попросил ее Аркадий.
Полина обиженно надула губы и убежала в свою комнату.
– Ты сейчас принимаешь неверное решение, Клара. Ты разрушаешь семью!
– Это я разрушаю семью?! – закричала от возмущения Клара. – Я, между прочим, без твоего одобрения не принимаю решений. Я открыла магазин с твоего согласия, а ты принял предложение о работе, даже не поставив меня в известность! Ты просто пришел и сказал: «Мы переезжаем»!
– У меня не было выбора! – в тон ей закричал Аркадий.
– Ты мог отказаться!
– Я не мог! Понимаешь?! Не мог!
Сев на диван, Аркадий обхватил голову руками и застонал.
– Этой возможности я ждал два года. Если я справлюсь с новой должностью и выведу на новый уровень филиал компании, мою кандидатуру предложат в совет директоров, и я получу пять процентов акций. Ты можешь себе представить, что это за деньги?
Немного смягчившись, Клара села рядом с мужем на диван и задумалась. К стремительной карьере Аркадия она давно уже привыкла и воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся. Сейчас муж занимал должность начальника отдела крупного предприятия, торгующего оборудованием для добычи природного газа, головной офис которого находился в Москве. За короткий срок он вывел отдел на второе место по прибыли и, оценив его заслуги, московское руководство решило, что он должен возглавить новый филиал.
После паузы Клара глубоко вздохнула и сказала:
– Я предлагаю поступить следующим образом: мы останемся здесь, а ты вступай в новую должность. Устраивайся там, обживайся. Езжай в командировку. Если у тебя с новой должностью все получится, через три месяца я закрою магазин, и мы переедем в Элисту. Если нет, то ты вернешься.
– Да и думать не надо, я знаю, что у меня все получится, – уверенным тоном произнес Аркадий. – Меня возмущает тот факт, что моя жена не верит в мои способности.
Он встал с дивана и категорично добавил:
– Ни на какую квартиру ты не переедешь. Завтра утром начнем собирать вещи и поедем в Элисту всей семьей. Я закажу машину на пятницу. Спокойной ночи.
Выйдя из гостиной, он зашел в ванную комнату и громко хлопнул дверью. Клара услышала, как вода льется в раковину. Все аргументы она исчерпала. Переезд был неизбежен. Она обхватила голову руками и закрыла глаза. Ее одолевало чувство, что она должна что-то придумать и во что бы то ни стало остаться, но как это сделать, она пока не понимала.
Вечером она проследила, чтобы дочь почистила зубы, и уложила ее в кровать. Полина попросила почитать ей главу только что купленной книги, и Клара легла рядом с дочерью. Читала она с выражением, разделяя диалоги на разные голоса. Дочь слушала с интересом, крепко сжимая большой палец матери. Клара посмотрела на ее пальчики и вспомнила, что это характерное движение дочь начала демонстрировать с первых дней своей жизни. Дочитав главу, она улыбнулась, поцеловала Полину в лоб, пожелала ей спокойной ночи и вышла из комнаты.
Клара переоделась в пижаму и, укрывшись пледом, расположилась на диване в гостиной. Спать не хотелось, и она решила отвлечься от неприятного разговора с мужем чтением дневника Тамары.
«Ко мне подошла одна из подруг мачехи и надела на мою голову саукеле – свадебный головной убор невесты в виде конуса. Она сказала мне: «Это начало твоей новой жизни. Стань достойной, преданной и терпеливой женой». Я посмотрела на отражение в зеркале и не узнала себя. Такой красивой и чистой я не была со времени смерти мамы.
Мачеха всем пускала пыль в глаза. Говорила, сколько денег она потратила на мои украшения и наряд. Наигранно улыбалась и показывала всем, какая она добрая и щедрая к своей падчерице. Из присутствующих только я и отец знали, что еще накануне она сговорилась с родителями жениха, что мое приданое вернут в целости и сохранности сразу после свадьбы.
После небольшого туя[2] рано утром начались проводы невесты. Тихони нигде не было видно. Вот тут я и забеспокоилась. С восходом солнца меня посадили со сватами в повозку и запретили оглядываться. Но я то и дело вертела головой, чтобы найти своего возлюбленного. И когда свадебная процессия двинулась вперед, я совсем потеряла терпение. На глаза навернулись слезы. Сваха обняла меня и сказала: «Плачь, девочка, плачь по своей прошлой невинной и беззаботной жизни». Знала бы она, какая жизнь была у меня до этого момента… н-да… тогда я наивно полагала, что хуже жизни быть не может.
Наш путь лежал через горы. К обеду сваты разомлели под палящим солнцем и уснули. Когда мы въехали в ущелье, со всех сторон на нас набросились несколько человек. Это была шайка беглых уголовников, промышляющих в этих краях грабежами. Лица были закрыты платками. От их грозного вида жених и его друзья развернули лошадей и пустились назад галопом.
Грабители вывели всех женщин из повозки и бросили на землю. Они забрали мое приданое, посадили меня на лошадь и поволокли в горы. Сначала я кричала и сопротивлялась, но, когда мы стали подниматься резко вверх, из-за страха выпасть из седла я затихла и не делала резких движений.
Когда меня привезли на пастбище, уже совсем стемнело. Похитители опустили меня на землю, развязали руки и подтолкнули вперед. На вершине я увидела три юрты и поняла, что мне нужно идти к ним. От страха меня затошнило, затряслись коленки. Я уже подходила к крайней юрте, когда из нее выскочил Тихоня. Увидев его, я бросилась к нему навстречу и мы долго не размыкали объятий. Как же я была счастлива в этот момент! Он не бросил меня! Теперь мы будем вместе!
Свою первую ночь мы провели под крики пьяных грабителей и блеяние отары овец. Но, несмотря на весь этот колоритный антураж, таких сильных чувств как в ту ночь, я больше никогда не испытывала.
Удивительно, но именно в этом месте, в горах, я получила знак от моей мамы – словно благословение нашего союза. Тихоня нашел старый проигрыватель и смахнул с первой попавшейся пластинки пыль. И первой же песней, которую мы услышали, была любимая песня моей мамы…
«На крылечке твоем каждый вечер вдвоем
Мы подолгу стоим, и расстаться не можем на миг,
До свиданья скажу, возвращусь и хожу,
До рассвета хожу мимо милых окошек твоих,
До рассвета хожу мимо милых окошек твоих».
Слова песни разносились по всей округе и отражались эхом от одной горы к другой, а из моих глаз катились слезы. Слезы радости и свободы. Это была ночь любви, которая навсегда объединила наши сердца и наши души.
И сады, и поля, и цветы, и земля,
И глаза голубые – такие родные! – твои.
Не от солнечных дней, не от теплых лучей —
Расцветают от нашей горячей и светлой любви,
Расцветают от нашей горячей и светлой любви.
В этот момент я ощутила, что больше не будет старой жизни, больше не будет злой мачехи и вечно преследующего меня сводного брата, и от одной мысли, что к мачехе не вернется мое приданное, улыбалась по-идиотски, как умалишенная.
Если надо пройти все дороги-пути,
Те, что к счастью ведут, я пройду, мне их век не забыть,
Я люблю тебя так, что не сможешь никак
Ты меня никогда, никогда, никогда разлюбить.
Я люблю тебя так, что не сможешь никак
Ты меня никогда, никогда, никогда, разлюбить.
Тогда я еще не знала, что мои страдания и медленное схождение в ад только начинаются, и не знала, какую цену я буду платить за каждую ночь, проведенную вместе со своим любимым».
Клара положила дневник в сумку, повернулась на бок и укуталась одеялом. Закрыв глаза, она услышала с детства знакомую мелодию из кинофильма «Свадьба с приданым», и тоненький высокий голосок Веры Васильевой затянул первую строчку песни: «На крылечке твоем каждый вечер вдвоем…»
Глава третья. Первые испытания
Ранним утром Клару разбудил металлический лязг, который доносился из кухни. Сонная, еле соображающая, она механически поднялась с постели и вышла в узкий коридор, в который выходили двери других комнат. Голова сильно кружилась, правая рука скользила по гладкой окрашенной стене, помогая Кларе удерживать равновесие. Открыв дверь кухни, она увидела, как Аркадий вынимает кастрюли и сковородки из шкафов, а затем укладывает их в коробки. Полина заворачивала на столе фарфоровую посуду в газеты. На скрип двери оба повернулись и оценивающе взглянули на Клару.
– Доброе утро! – бодро воскликнул Аркадий, взглянув на жену.
– Доброе, – недовольно буркнула Клара.
– Кто-то не выспался, – резюмировала Полина и с сочувствием посмотрела на отца.
– Кому-то не надо было сидеть допоздна и читать про чужую жизнь. В своей сначала нужно разобраться, – проворчал Аркадий и продолжил вынимать посуду из шкафов.
Полина хихикнула, но, поймав на себе сердитый взгляд матери, тут же замолкла. С недовольным видом Клара развернулась и пошла в ванную. В этот момент она осознала, что переезда не избежать. Хочет она или нет, но этот кошмар ей придется пережить, вопрос только один: переедет она сейчас с семьей или одна через три месяца? И Клара честно себе призналась, что склоняется скорее ко второму варианту. Она вдруг почувствовала себя оторванной от самых близких ей людей, даже от дочери, и это была не обида – скорее, внезапное отчуждение, словно ее предали, не дали довести важное дело до конца.
Клара отвела дочь в школу и поехала к подруге. Лиля открыла дверь после третьего звонка, буркнула невнятное «привет» и тут же скрылась в гостиной. Клара сразу поняла, что что-то случилось.
– Привет. Ты в порядке?
– Привет, – с грустью в голосе повторила Лиля и отвела взгляд, – да, в порядке, – добавила она и нервно откашлялась.
– Как прошел вчерашний ужин? – спросила Клара, заходя в квартиру.
– Ужина не было, – сухо ответила Лиля, тяжело вздохнула и добавила: – Он не успел на самолет.
– Ну, ничего, бывает. Ты из-за этого такая смурная?
Лиля села в кресло, закинула ногу на ногу и тяжело вздохнула.
– Что случилось? На тебе лица нет. С беременностью все в порядке? – забеспокоилась Клара.
– Все в порядке, – нехотя ответила Лиля и смахнула накатившуюся слезу.
Лицо Лили исказилось в мучительной гримасе, как будто ей предстояло повторить проход по длинному подвесному пешеходному мосту через Мзымту, на который она решилась с мужем в прошлом году.
– Ты плачешь? В чем дело? Рассказывай!
– Вчера, когда муж позвонил, я поняла, что он не в аэропорту. Не было характерных звуков. Он был в комнате.
– Может, после опоздания на рейс он вернулся в гостиницу? – предположила Клара, еще не догадываясь, к чему ведет рассказ подруги.
– Мне кажется, у него роман, – выдавила из себя Лиля и заплакала.
– Почему ты так решила? – в недоумении спросила Клара и присела на корточки перед подругой.
– Во время разговора он сильно нервничал, расхаживал по комнате, потом зашел в ванну. Я слышала шум воды в раковине. В следующую минуту в номер постучали и кто-то, не он, он все еще находился в ванной, открыл дверь.
– Он один поехал в командировку, без напарника?
– Да.
– Ты уверена?
– Совершенно, – ответила Лиля и громко всхлипнула.
Клара поднялась на ноги и с минуту в задумчивости расхаживала по гостиной. Она достаточно хорошо знала характер Лили и понимала, что если информация о романе подтвердится, то Лиля погорюет, но в итоге простит измену мужу.
– Не делай поспешных выводов. Когда он приедет, поговори с ним начистоту, – посоветовала она подруге.
Поднявшись со стула, Лиля подошла к окну и устремила взгляд на дом с противоположной стороны улицы. Руки скользили по телу, как будто она не знала, куда их деть.
– После нашего разговора я вдруг начала вспоминать такие мелочи, на которые раньше не обращала внимания.
– О чем ты?
– Дома он стал по-другому отвечать на звонки мобильного телефона. Раньше где сидел, там и брал трубку, а сейчас выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Разбирая его чемодан месяц назад, я нашла презервативы и спросила, зачем он их возит с собой в командировку – он ответил, что положил их туда несколько лет назад и забыл. Он врал, упаковка была совершенно новая.
Клара встала напротив подруги и с сочувствием на нее посмотрела.
– Знаю, как это сложно, но сейчас ты должна думать только о ребенке.
– Да знаю я, но ничего с собой поделать не могу. Это так больно, – ответила Лиля и снова заплакала.
Клара дала ей время выплакаться. Она была уверена, что слезы принесут успокоение, слова сейчас были бесполезны. Через несколько минут Лиля успокоилась, посмотрела на подругу и, вспомнив о причине ее прихода, быстро проговорила:
– Ты ведь пришла посмотреть квартиру? Давай поторопимся, а то мне через двадцать минут надо открывать магазин.
– Ничего страшного. Откроешь, когда сможешь.
– Привезут партию фрезий. Я не могу опаздывать, – ответила Лиля и взяла с полки ключи от соседской квартиры.
Квартира Кларе сразу не понравилась: атмосфера оказалась гнетущей, а воздух затхлым. Ремонт в ней не делался лет двадцать. Вдобавок им навстречу выскочила черная кошка персидской породы и настойчиво замурлыкала.
– Ты не сказала, что у нее кошка, – в недоумении произнесла Клара, зажала нос и отшатнулась.
– Это кот. Барсик. Его нужно кормить два раза в день и периодически менять лоток в туалете. Это проблема?
– Да. У меня аллергия на шерсть, – гундося, ответила Клара и выскочила на лестничную площадку.
Лиля покормила кота и вышла из квартиры. Ее глаза были такими грустными, что Клара не удержалась и обняла подругу.
– Я с тобой, дорогая. Ты не одна.
– Квартира тебе не подошла, а значит, ты уедешь в конце недели, – резюмировала Лиля.
Клара поджала губы и кивнула головой. Лиля права, она уезжает в самый неподходящий момент для бизнеса и единственной подруги.
– Я всеми силами пытаюсь уговорить мужа не переезжать, но, похоже, дело решенное. Нам нужно освободить служебную квартиру к пятнице.
– Мне так жаль, Клара, я не знаю, что буду делать без тебя, особенно после вчерашнего, – запричитала Лиля.
– Я сама пребываю в таком шоке, что даже не способна думать о бизнесе.
– Будешь кофе или чай? – спросила Лиля, высвобождаясь из объятий и показывая на дверь своей квартиры.
Клара взглянула на часы и отрицательно покачала головой.
– Значит, ты еще не решила, что будет с магазином?
– Ты пока поработаешь одна. Если все пойдет как сейчас, наймем продавца, а ты будешь заниматься поставками и крупными заказами. Я помогу обустроиться семье и буду периодически приезжать на два-три дня. Пока так. Потом посмотрим, – ответила Клара и медленно начала спускаться по лестнице.
– Ты сейчас куда?
– Мне нужно пойти на почту, потом ненадолго заеду в магазин и вернусь домой, нужно собрать вещи. Заодно переберу гардероб и выброшу все старье.
Обновленное помещение почтового отделения было пропитано запахом едкого парфюма и свежих газет. Клара заняла очередь и села в кресло, обитое черным дерматином. Оглядевшись по сторонам, она с сожалением подумала, что современная почта стала бездушной, больше похожей на банковский автомат. Не хватает знакомого с детства запаха горячего сургуча, упаковочных столиков с бобинами шпагата, фанерных посылок. С улыбкой она вспомнила, как, когда дома еще не было телефона, ходила с родителями на почту заказывать переговоры с бабушкой и дедушкой. Как они часами ждали, а услышав свой город и фамилию, бежали к нужной кабинке со стеклянной дверью. Затем по очереди вырывали друг у друга трубку, вспоминая о какой-либо новости, а когда не получалось, то перекрикивали друг друга и смеялись. Из тесной и душной кабинки, стены которой были обшиты пластиком, имитирующим поверхность дерева, они выскакивали с раскрасневшимися лицами, но довольные и счастливые. А когда выходили из почты, то кто-то из родителей обязательно вспоминал важную новость, которой забыл поделиться с родственниками.
Теперь ее окружали банкоматы, стойки с рекламой и люди, не поднимающие глаз от своих телефонов и айпадов. Чтобы скоротать время, Клара тоже решила почитать и открыла следующую главу в дневнике Тамары.
«Мы провели два дня и две ночи вместе. Наши тела и души слились воедино. Я чувствовала жар его тела, видела, как горели желанием и любовью его бездонные глаза, которые в отблесках огня переливались всеми цветами радуги, и была на седьмом небе от счастья. Меня больше не существовало, я полностью растворилась в нем. Нам обоим хотелось продлить это единение как можно дольше. Тогда, в свои пятнадцать лет, я не знала, что испытывала необычные для большинства женщин чувства.
Через два дня после первой брачной ночи я узнала об уговоре, который заключил Тихоня со своими новыми друзьями. Оказывается, Тихоня должен был навести их на крупную добычу. Это была расплата за мое освобождение. В детали он не вдавался, не хотел, чтобы я знала подробности дела. Он пообещал, что на этом их сотрудничество закончится, и мы будем свободны.
Под покровом ночи они умчались на лошадях в ближайший город, а мне приказали к их возвращению приготовить еду. За скотом и пастбищем присматривал Жанабай – неразговорчивый здоровенный пастух лет сорока. На его шее виднелся безобразный шрам, по его словам, оставшийся на память после схватки с волком. С первой минуты моего пребывания он не сводил с меня глаз и, как только уехал Тихоня, огляделся по сторонам, зашел в юрту и положил передо мной мясо, велев приготовить бешбармак. К моему удивлению, он не ушел из юрты, а стал наблюдать за моей стряпней.
Я сразу почувствовала от него угрозу. Пока я разводила огонь и нагревала казан, его маленькие сальные глазки цепко впивались в разрез на моей груди. Я запахнула грудь чапаном, но все равно чувствовала себя перед ним раздетой. Как только я закончила варить мясо и накрыла крышкой казан, он молниеносно схватил меня за волосы и потащил в загон для скота. Я кричала, отбивалась, но вокруг не было ни единой души».
Истязания, которым подверглась Тамара, были прописаны в мельчайших деталях на трех страницах. Клара поняла, что женщина сделала это намеренно, чтобы заново прожить трагический момент, желая раз и навсегда освободиться и оставить его в прошлом.
Оцепенев, Клара несколько минут просидела, уставившись в одну точку. Каждое слово из последней прочитанной главы дневника болью отзывалось в сердце. Ей снова стало жаль Тамару. Трагическая судьба незнакомой женщины, которая в десять лет осталась сиротой и после этого постоянно подвергалась насилию, стала для нее наваждением. Ей очень хотелось узнать, как сложилась дальнейшая судьба несчастной женщины. Руки снова потянулись к бордовой тетради, но тут она услышала, как пожилая женщина, обращаясь к ней, сказала:
– Ваша очередь.
Клара поспешила к окошку оператора, пряча на ходу дневник в сумку.
Со стороны моря на город стремительно надвигалась огромная, отливающая медью туча. Клара вышла из почтового отделения и с опаской посмотрела на небо: вот-вот должен был начаться дождь, а она не взяла с собой зонт. Обычно прежде чем выйти из дома, она предусмотрительно интересовалась погодой, но сегодня напряженная домашняя обстановка и ночное чтение выбили ее из колеи.
Ее окликнул мужской голос, она обернулась и увидела следователя Уварова, деловито идущего по аллее с папкой в руках. Сегодня он выглядел так же, как и при первой их встрече. Заметив Клару, он быстро пригладил волосы и отряхнул и без того идеально чистый пиджак. Клара прожгла его оценивающим взглядом, и глаза следователя на секунду вспыхнули от смущения. Но Уваров быстро взял себя в руки, заулыбался и по-дружески воскликнул:
– Физкульт-привет!
Клара поздоровалась и тут же поинтересовалась:
– Есть новости о Тихонове?
Уваров сразу помрачнел и покачал головой.
– Труп Тихонова не нашли. Дело передали другому следователю, а меня перебросили на убийство. Честно говоря, я этому очень рад, – быстро выпалил он и, бросив мимолетный взгляд на здание почты, спросил: – Вы были на почте?
– Да. Переоформляла подписку на новый адрес.
– Переезжаете в новую квартиру?
– Да.
– Поближе к магазину? – уточнил следователь как бы между прочим.
– Нет. Вообще-то, мы уезжаем в Элисту.
– Куда?! – удивленно воскликнул Уваров. Он непроизвольно дернулся, глаза расширились от удивления, улыбка мгновенно сошла с лица, и он нервно переступил с ноги на ногу.
– В Элисту, – повторила Клара, не ожидая такой реакции.
– Что вы там забыли?
– Мужа переводят на другую работу.
– Вы только недавно открыли цветочный магазин! Вы не можете уехать!
С каждой фразой лицо Уварова мрачнело и серело. Казалось, что новость об отъезде Клары потрясла его до глубины души. Реакция следователя была такой красноречивой, что он сам почувствовал себя неловко, а Клара, не зная, почему, начала оправдываться.
– Мне придется. Нашу квартиру займет другая семья.
– Как жаль, – откровенно признался Уваров и тут же разъяснил свое разочарование. – У кого я теперь буду покупать цветы?
– Магазин никуда не денется, пока в нем будет работать моя подруга. Я постараюсь периодически приезжать, а когда бизнес окрепнет, найму еще одного работника.
Уваров ничего не ответил, только опустил голову и задумался. Возникла неловкая пауза и Клара решила перевести разговор на другую тему.
– Почему вы сказали, что рады тому, что вас перебросили на другое дело?
Почесав затылок, Уваров признался:
– Да чертовщина какая-то творилась вокруг этого Тихонова.
– Расскажите, мне очень интересно, – призналась Клара.
Уваров тут же сообразил, что может воспользоваться ситуацией, и предложил:
– Не хотите со мной пообедать? Заодно я расскажу вам о своих подозрениях.
Сначала Клара отрицательно покачала головой, но тут же ее начали одолевать сомнения: у следователя могла иметься ценная информация о Тихонове. В итоге любопытство взяло вверх, и она согласилась. Но как только Уваров назвал заведение, где предлагает пообедать, она тут же упрекнула себя за поспешность. В этом ресторане часто обедал Аркадий со своими коллегами. Пока они шли два квартала, Клара нервно теребила замок на сумке, живо представляя, какими глазами на них посмотрит муж при встрече, – а в том, что они там встретятся, она уже не сомневалась.
Когда Уваров открыл перед ней дверь ресторана, она кинула на своего спутника мимолетный взгляд и поняла, что идет за ним как агнец на заклание, не в силах противостоять. Шагнув в зал, Клара обвела столики обеспокоенным взглядом и с облегчением вздохнула. Зал был совершенно пуст. Пышная блондинка лет сорока с ярко накрашенными губами посадила их за столик в углу и предложила меню. Приняв заказ, она поспешно удалилась, оставив Юрия и Клару наедине в пустом зале.
Неуверенность Уварова улетучилась по мере приближения к ресторану, и когда официантка скрылась на кухне, следователь тут же перешел в наступление.
– А сколько лет вы замужем?
– В этом году будет одиннадцать, а почему вы спрашиваете?
– Просто интересно. По работе я часто сталкиваюсь с семейными парами и практически безошибочно могу определить, как долго они живут в браке, сколько им еще предстоит, и даже из-за чего они разойдутся.
– Вот как!
Клара поняла, что Уваров хочет перевести тему разговора на ее брак и поспешила напомнить причину, по которой согласилась на совместный обед.
– Все это, конечно, интересно, но вы обещали мне рассказать, что такого таинственного было в деле Тихонова.
Следователь разочаровано вздохнул и начал рассказывать:
– Первое, что я сделал, – снял отпечатки с вещдоков и пробил их по базе. Выяснилось, что почти десять лет назад Тихонов был замешан в крупном ограблении. Были украдены сразу три картины, которые позже всплыли в частных коллекциях в Штатах.
– Вы считаете, что Тихонов был вором?
– Первоклассным вором. У него была кличка Тихоня. О нем в свое время ходили легенды. У него была всего одна ходка, и то по малолетке. Начинал как майданщик, воровал чемоданы и сумки на вокзалах, но после отсидки переквалифицировался и стал «клюквенником» – специализировался на кражах икон и драгоценностей. На дело всегда ходил один. Следов не оставлял, короче, чисто работал.
Брови Клары взметнулись вверх от удивления.
– А что еще было странного? – взволнованно спросила она, чувствуя, что это еще не все новости.
– Нестыковка в документах. По паспортным данным, Тихонов родился в 1957 году и до встречи с вами на пляже был живым и здоровым. А вчера из Казахстана пришел ответ на наш запрос, в котором написано, что Тихонов Петр Иванович умер в 1969 году в возрасте двенадцати лет и при жизни за пределы Казахстана никогда не выезжал.
Клара уставилась на следователя, судорожно соображая, что бы это могло значить. Возможно, ответ есть в дневнике Тамары, но она пока до него не добралась.
– Может, кто-то воспользовался свидетельством о рождении умершего мальчика?
– Мы тоже так подумали, но детские фотографии в фотоальбоме на квартире соответствуют фотографии, которую прислали из Казахстана. Это Тихонов, сомнений нет.
Клара на секунду задумалась, а затем спросила:
– А вы можете уточнить у коллег из Казахстана, была ли на руке Тихонова родинка в виде полумесяца?
Уваров замер, изучая лицо собеседницы. Личные чувства отступили, и наружу вырвался дотошный следователь.
– А с чего вы взяли, что у него была родинка? – насторожено спросил он.
Клара прикусила губу, понимая, что проговорилась и начала судорожно придумывать ответ.
– Я ее видела, – соврала она.
– Когда? – еще больше насторожился следователь.
Тон Уварова резко переменился, голос стал жестким и напористым. Между бровей залегла глубокая складка. Он сверлил свидетельницу пристальным взглядом, от чего она начала ерзать и прятать глаза.
– Когда он укладывал вещи на пляже. Тогда я и увидела необычное родимое пятно на руке.
– Как это вы смогли разглядеть родинку с такого расстояния? Вы ведь были от него метров за двадцать, – продолжил допрос следователь. – В любом случае, никакого родимого пятна на руке Тихонова не было. Вы что-то путаете.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Значит, я ошиблась, – растеряно произнесла Клара и задумалась.
Мысли Клары сменяли одна другую за считанные доли секунды; она понимала, что в дневнике должны быть ответы, пусть не все, но хотя бы их часть. Поднявшись со стула, она поспешно произнесла:
– Извините, я только что вспомнила, мне срочно нужно домой.
Схватив сумку, она быстро выскочила из ресторана, не дав Уварову опомниться.
– Постойте! – закричал он вслед Кларе. – Вы же даже не поели! Сейчас принесут наш заказ!
Клара выскочила на улицу и помчалась в сторону стоянки такси.
– Ох уж эти женщины, – послышался тяжелый вздох за соседним столиком.
Уваров обернулся и увидел мужчину, сидевшего к нему спиной. Он был в черном длинном пальто, на лоб была надвинута такого же цвета фетровая шляпа, широкими полями она полностью прикрывала лицо. На руках были кожаные перчатки. Следователь припомнил, что не видел, когда мужчина прошел мимо его столика.
– Н-да, – протянул Уваров, как бы соглашаясь.
– Хочешь им признаться в своих чувствах, а они играют с тобой в детектива, да еще так неумело, – продолжил мужчина, выпуская клубы сигаретного дыма.
Следователь бросил пытливый взгляд на соседний столик, пытаясь разглядеть мужчину, но тот не обернулся, продолжая сидеть неподвижно.
– Скрывает она что-то от вас.
– Возможно, – согласился следователь.
Уваров подозвал официантку, попросил завернуть заказ с собой и принести счет. Когда официантка удалилась, мужчина за соседним столиком снова заговорил:
– Загадочные существа эти женщины. Можно прожить с ними всю жизнь и так и не познать их.
Почувствовав неподдельный интерес к собеседнику, Уваров хотел пересесть к нему за столик и продолжить беседу, но в этот момент в зал вышла официантка с упакованной едой и протянула пакет следователю.
– Большое спасибо, – поблагодарил ее Уваров и, обращаясь к мужчине, добавил: – Мне кажется, женщины сами себя толком не понимают.
Ответа не последовало, и он обернулся к соседнему столику. Но в зале никого, кроме официантки, не было. Уваров обомлел. Он быстро осмотрелся по сторонам и, повернувшись к официантке, спросил:
– Вы видели здесь мужчину?
– Нет. Вы были сегодня первым посетителем, – ответила она в недоумении и с опаской отступила от него на два шага.
– Здесь за соседним столиком только что сидел мужчина в черном пальто и шляпе. Он курил сигарету.
– Не было здесь никого, и в головных уборах у нас запрещено, – твердо заявила официантка и добавила: – Проверьте свои нервишки, они у вас шалят. Сегодня галёлики, а завтра что? Пойдете топиться?
Слова женщины ввели следователя в еще больший ступор. Он сразу вспомнил про утопленника и нервно сглотнул. Глаза его расширились от удивления. Официантка пересчитала деньги и надменно спросила:
– Сдачу вам нести?
– Нет, не надо, – еле выдавил из себя Уваров и, взяв пакет с едой, пошел к выходу.
– Хм. Женщины, видите ли, себя не знают, зато мужики свои две извилины выучили наизусть – водка да молодка, – проворчала официантка ему вслед и спрятала чаевые в карман накрахмаленной блузки.
Кучевые дождевые облака заволокли все небо. Ветер усилился. Очередной вихрь, словно небесный дворник, собрал с дороги мусор и понес свою добычу в известном одному ему направлении. Мимо Клары проносились целлофановые пакеты, обрывки газет, листья и обломки веток. Где-то совсем близко молния прорезала облака, а затем ударил гром такой силы, что она вздрогнула и с опаской посмотрела на небо. Клара ускорила шаг и после очередной сотрясающей все вокруг канонады перешла на бег. Мысленно она себя укоряла за то, что, разделив безразличие мужа, не отдала следователю тетрадь сразу – из-за этого ее слова воспринимались Уваровым с настороженностью и недоверием. В его взгляде она читала немой укор и сама не понимала, почему для нее так важно, чтобы он ей доверял. Через несколько дней она с семьей уедет, и вся эта история останется в прошлом. Но ведь нет, вопросы Уварова о родимом пятне вызвали в ней бурю эмоций и, в первую очередь, стыд.