Где Цезарь кровью истекал (сборник) Стаут Рекс
— Я бы с большей охотой свернул ей шею! Что вам известно о пари, которое заключил мой сын с Праттом?
— Бога ради, Осгуд, — не выдержал Пратт, — уймитесь. Я же вам всё рассказал.
— Я хочу выслушать его версию. Так вы знаете условия пари?
— Конечно, как и многие другие, в том числе ваша дочь. — Я посмотрел на него с сочувствием. — Примите совет, сэр, от старого профессионала, повидавшего, как работает Ниро Вульф. Поверьте, у вас это скверно выходит. Вы напоминаете тупоголового сыщика, пытающегося поймать за руку ловкого воришку. Я видел многих людей, выбитых из седла внезапной смертью близких. Я вам искренне сочувствую, поверьте. Но если вы хотите непременно расследовать эту историю, наймите профессионалов. У вас есть определённые подозрения?
— Да, есть.
— Что вам кажется подозрительным?
— Я точно не знаю, но просто никак не могу понять, как же это случилось. Ни за что не поверю, что мой сын в одиночку вдруг полез на выгон. Пратт считает, что он хотел похитить быка. Это чушь! Мой сын не самоубийца и не слабоумный. Да и в обращении со скотом он знает толк. А по вашей версии выходит, что он залез на пастбище, раздразнил в темноте быка, а потом стоял и ждал, пока тот подденет его на рога?
— Вы же слышали, что сказал Мак-Миллан! — запротестовал Пратт. — Ваш сын мог поскользнуться и упасть, а бык находился слишком близко…
— Я этому не верю. Что там понадобилось Клайду?
— Он хотел выиграть пари.
Осгуд вскочил. Широкоплечий, ростом повыше Пратта и с наметившимся брюшком, он двинулся на Пратта, сжав кулаки, и процедил сквозь зубы:
— Ах ты, вонючка, я ведь предупреждал, чтобы ты это не говорил…
Я втиснулся между ними, ощущая себя в родной стихии — не то, что с быками. Я повернулся к Осгуду:
— Доктору придётся первым делом бинтовать вас обоих. Миленькое дело! Что из того, что Пратт считает, что ваш сын хотел выиграть пари? Это его личное мнение. Вы же хотели его узнать — и узнали. И хватит валять дурака! Мой совет: либо проспитесь и утром всё обдумайте на свежую голову, либо вызывайте шерифа. Послушайте, что он скажет. Завтра всё это попадёт в газеты вместе с мнением Дэйва, с версией Лили Роуэн и других. Дело завертится, и мы узнаем, что об этом думает общественность. Потом какой-то смышлёный репортёр из Нью-Йорка тиснет интервью с Цезарем.
— Простите, мистер Пратт! Сожалею, что задержался…
Мы обернулись и увидели невысокого коренастого человечка, голова которого, казалось, росла прямо из туловища. В руках он держал чёрный саквояж.
— Я был на вызове, когда позвонили… О, мистер Осгуд! Это просто ужасно! Кошмар! Невозможно поверить!
Я проследовал за ними в соседнюю комнату, где стояли фортепиано и диван. Врач быстро подошёл к дивану и поставил саквояж на стульчик. Осгуд пересёк комнату и встал у окна спиной к нам. Врач отвернул полы брезента, взглянул на тело, и у него невольно вырвалось: «Боже мой!» Осгуд чуть заметно вздрогнул, но не повернулся.
Через полчаса я поднялся наверх и доложил обо всём Вульфу, который уже успел облачиться в жёлтую пижаму и усердно драил зубы в ванной:
— Доктор Сэкетт констатировал смерть от несчастного случая. Причина — рана, нанесённая быком. Фредерик Осгуд, убитый горем отец, подозревает, что дело нечисто. Руководствуется ли он той же логикой, что и вы, не знаю — вы мне ход своих мыслей не поведали. И не дали указаний выяснить у него…
Вульф прополоскал рот и сказал:
— Я просил тебя изложить только факты.
— Всё не так просто. Осгуд не желает верить, что всё случилось так, как ему изложили. Главный его довод в том, что Клайд при его опыте и сметливости ну никак не мог попасть быку на рога. Да и вообще ему нечего было делать ночью на пастбище. Всё это Осгуд выложил доктору и всем присутствующим. Доктор Сэкетт отнёс это на счёт стресса и шокового состояния и отказался подождать с оформлением свидетельства о смерти. Он его и выписал, не сходя с места. Тогда Осгуд, не спросясь разрешения позвонить, вызвал по телефону шерифа и полицию.
— В самом деле? — Вульф повесил полотенце на крючок. — Напомни завтра, что надо послать телеграмму Теодору. Я обнаружил мучнистого червеца на одной орхидее.
Глава 6
Во вторник, в одиннадцать утра, я, стоя, потягивал молоко из бутылки, приобретённой в одном из доброй сотни павильончиков, окружавших огромное круглое здание главного выставочного зала кроуфилдской ярмарки, и наблюдал, как Ниро Вульф обменивается комплиментами с соперниками. Я был немного не в своей тарелке. Блюстители закона нагрянули к Пратту около полуночи и тянули из всех жилы добрых пару часов. Так что лёг я уже в начале третьего, а Вульф поднял меня из постели, когда не было и семи. Завтракали мы вместе с Праттом и Каролиной. Лили Роуэн и Джимми отсутствовали. Пратт, по лицу которого казалось, что он вообще не смыкал глаз, сказал, что Мак-Миллан по собственному настоянию сторожил Цезаря до самого утра и теперь отсыпается наверху. Джимми отправился в Кроуфилд рассылать по списку телеграммы об отмене намеченного приёма. Похоже, что Гикори Цезаря Гриндона уже не удастся изжарить в назначенный день. Впрочем, его судьба оставалась неясной. Одно было ясно — в четверг его не съедят. Шериф и полицейские уже признали быка виновным в убийстве Клайда Осгуда, возле тела которого обнаружили обрывок верёвки — такой же, что оставалась на заборе. Хотя всё это не убедило Фредерика Осгуда, полиция отвергла его подозрения как туманные, неподтверждённые и даже безответственные. Укладывая наверху наши вещи, я осведомился у Вульфа, удовлетворён ли он. В ответ он пробурчал:
— Я же сказал тебе вчера вечером, что Осгуда убил не бык. Если бы не моё чёртово любопытство, никто бы этого не заметил, равно как и орудия убийства. Впрочем, я не хочу забивать себе голову, так что обсуждать детали мы не будем.
— Хотя бы назовите убийцу…
— Оставь, Арчи.
Я вздохнул и снова занялся багажом, благо нам предстояло перебазироваться в кроуфилдский отель. Контракт по охране быка был расторгнут, и, хотя Пратт из вежливости промямлил, чтобы мы оставались, сама обстановка в доме нас выпроваживала. В итоге мне пришлось и паковать багаж, и таскать его в машину, и обрызгивать и грузить орхидеи, и следить, чтобы Каролина не отвлекалась за рулём, и выдержать бой за комнатушку в гостинице, и доставлять Вульфа с его драгоценными корзинами на выставку, искать там подходящее место, аккуратно вытаскивать и расставлять орхидеи и прочая, прочая… Совсем с ног сбился.
И вот теперь, в одиннадцать часов, я пытался компенсировать полный упадок сил бутылкой молока. Орхидеи были обрызганы, расправлены и красовались на выделенных нам стендах. Вышеупомянутый соперник, Чарлз Э. Шенкс, с которым любезничал Вульф, приземистый толстый субъект с двойным подбородком и бегающими карими глазками, был облачён в шерстяной костюм, который давно нуждался в чистке и утюжке. Прихлёбывая из бутылки, я наблюдал довольно любопытную и поучительную сценку. Дело в том, что Шенкс знал причину, по которой Вульф пошёл на беспрецедентное нарушение традиции никогда не отлучаться из дома, и прибыл в Кроуфилд с орхидеями-альбиносами, полученными в результате скрещивания с Paphiopedilum lawrensianum hyeanum. Вульфа обуревали мечты завоевать главный приз и обставить Шенкса, который получил новый гибрид от скрещивания Р. callosum sanderae с новым видом из Бирмы. Знал Шенкс и тайное намерение Ниро Вульфа выставить его на посмешище за отказ от участия в нью-йоркской выставке и за нежелание обменяться с Вульфом новыми альбиносами. Достаточно было посмотреть на конкурирующие экспонаты, чтобы понять, что после решения судей Шенкса ждёт неминуемый позор. Оба они прекрасно это понимали и догадывались о мыслях соперника, но, глядя на их милое воркование, можно было подумать, что цветоводы изливаются друг другу в любви. Именно поэтому да ещё потому, что уж я-то знал, что только жажда мести толкнула Вульфа на неслыханный шаг — поездку в Кроуфилд, — я утверждаю, что наблюдать за этой сценкой было весьма поучительно.
На ночных неприятностях мои злоключения не кончились. Во время битвы за номер в отеле ко мне приблизился юнец с пылким взором, оттопыренными ушами и блокнотом в руках и потребовал, чтобы я ему расписал во всех красках ночную корриду, репортаж о которой он собирался тиснуть в местной газетёнке и передать также в Ассошиэйтед пресс. Пришлось пойти на сделку: я бросил ему кость в виде нескольких живописных подробностей, а в ответ заполучил долгожданный номер. Ещё несколько газетных ищеек, направленных, как я понял, для освещения ярмарки, околачивались вокруг меня, пытаясь выведать неофициальную версию о случившемся. Когда я помогал Вульфу расставлять орхидеи, ко мне привязался долговязый, тощий тип в клетчатом костюме и со слащавой улыбочкой борца за голоса избирателей. Пугливо оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами не подглядывают, он представился помощником прокурора кроуфилдского округа и, стерев с лица уже неуместную улыбку, горестным тоном, каким говорят о смерти избирателя, попросил сообщить ему подробности трагедии, случившейся на земле мистера Пратта.
Мне уже порядком надоели бесконечные приставания, поэтому я коварно повысил голос и провозгласил:
— Помощник прокурора, говорите? Неужели прокурор хочет предъявить быку обвинение в убийстве?
Это его смутило — ведь он должен был показать, что оценил моё остроумие, не уронив при этом собственного достоинства. К тому же моя выходка привлекла внимание нескольких проходивших мимо посетителей, и вокруг нас уже стали собираться зеваки. К его чести, долговязый помощник прокурора выпутался довольно ловко. Он заверил, что никого в убийстве не обвиняют, но желательно просто дополнить рапорты шерифа и полицейских сведениями, полученными из первых рук, чтобы избежать возможных жалоб на небрежность следствия…
Я быстро и без прикрас обрисовал всю картину, а он задал несколько достаточно разумных вопросов. После его ухода я попытался оповестить об этой встрече Ниро Вульфа, но на уме у шефа были только орхидеи и Чарлз Э. Шенкс, так что интереса моё сообщение не вызвало. А вскоре появился и сам Шенкс, и вот тогда я отправился на поиски молока.
Меня мучил один этический вопрос, решить который до часу дня не представлялось возможным. После всего, что случилось у Пратта, я не знал, захочет ли Лили Роуэн пообедать со мной и если нет, то как быть с двумя долларами, уплаченными мне Каролиной? В конце концов я пришёл к выводу, что если и не отработаю гонорар, то вовсе не по своей вине. К счастью, мои намерения хорошо согласовывались с планами Вульфа, который договорился пообедать вместе с Шенксом. Я всё равно не стал бы обедать с ними — я был и так сыт по горло разговорами о хранении пыльцы, питательных растворах и противогрибковых прививках, так что незадолго до часа вышел из главного выставочного павильона и свернул к расположенной под навесом закусочной, обслуживаемой дамами из первой методистской церкви. Я прикинул, что это не самое подходящее место для того, чтобы пасть жертвой коварной блондинки, но та лично заверила меня, что в этой закусочной кормят так, что пальчики оближешь, а Каролина подтвердила это утром по дороге в Кроуфилд.
Стоял ясный день, и толпы народа подымали тучи пыли. Ярмарка бурлила: торговцы флажками и воздушными шариками, игорные павильончики бойко делали своё дело, не говоря уж о разносчиках сосисок, прохладительных напитков и воздушной кукурузы, заклинателях змей, владельцах рулетки и тиров, лоточников с двухцветными авторучками и мадам Шастэ, готовой предсказать ваше будущее за каких-нибудь десять центов. Я прошёл мимо помоста, на котором красовалась улыбающаяся девушка в раззолочённом лифчике и мохнатой юбке длиной дюймов в одиннадцать, а зазывала в чёрном котелке осипшим голосом возвещал, что через восемь минут в их шатре будет показан таинственный и мистический танец Дингарулы. Человек пятьдесят толпились вокруг помоста, глазея на девицу. Лица мужского пола всем своим видом являли, что не прочь приобщиться к мистике, женщины же глядели с презрением и деланным безразличием. Я не спеша потопал дальше. По мере продвижения по главной аллее, ведущей ко входу на трибуны, народу становилось всё больше. Я споткнулся о мальчугана, норовившего проскользнуть у меня между ног и догнать свою мамашу, удостоился свирепого взгляда пышной доярки (довольно, кстати, симпатичной), которой наступил на ногу, увернулся от игрушечного зонтика, который пыталась воткнуть мне в рёбра миленькая девчушка, и наконец, пробившись через весёлую толпу, добрался до палатки, в которой помещалась методистская закусочная. Закусочную баптистов я миновал с высокомерным видом светского льва, знающего толк в еде.
Хотите верьте, хотите нет, но Лили уже расположилась за дальним от входа столиком возле полотняной стены. Скрывая удивление, я величаво продефилировал к ней по посыпанному опилками полу. В светло-коричневом трикотажном костюмчике, с синим шарфом и в изящной синей шляпке, она выглядела в окружении простоватых сельских жителей, как газель среди стада гернзейских коров. Я сел напротив и поделился с ней этой мыслью. Лили зевнула и заметила, что, представив себе форму ног газели, к сожалению, вынуждена вернуть мой комплимент на доработку. Не успел я придумать остроумную реплику, как нас прервала методистка в белоснежном фартуке, которой не терпелось выяснить, что мы желаем есть.
— Два куриных фрикасе с клёцками, — заказала Лили Роуэн.
— Подождите, — запротестовал я, — здесь написано, что у них есть говядина, запечённая в горшочках, и телячьи…
— Нет, — Лили была непреклонна, — фрикасе с клёцками готовит миссис Миллер, которую четыре раза бросал муж из-за её несносного характера и все четыре раза возвращался из-за её кулинарных способностей. Так, во всяком случае, рассказал мне вчера Джимми Пратт.
Методистка ретировалась. Лили улыбнулась уголками рта и словно невзначай обронила:
— Вообще-то я пришла только для того, чтобы посмотреть, как вы удивитесь, увидев меня. Вы же не только не удивились, но ещё вдруг принялись сравнивать мои ноги с газельими.
Я пожал плечами.
— Придирайтесь, придирайтесь. Признаюсь, мне приятно, что вы пришли, так как в противном случае я не узнал бы об этом фрикасе. Нападки из-за ног — чистое кокетство. У вас необычайно стройные ножки, и вам это известно так же, как и мне. Ноги нужны для того, чтобы на них ходить или любоваться ими, но не рассуждать о них, тем более в методистской цитадели. Вы, кстати, католичка? Знаете, в чём разница между католиком и рекой, текущей в гору?
Она не знала, я рассказал, и мы разговорились. Принесли фрикасе, и первый же кусочек с подливкой заставил меня затрепетать: каким чудовищным характером должна обладать миссис Миллер, чтобы вынудить мужа раз за разом бросать её. Это всерьёз меня озаботило, поэтому, когда несколько минут спустя я заметил, что в палатку вошли Вульф и Чарлз Э. Шенкс и устроились за столиком в стороне от нас, я извинился, подошёл к ним и рассказал о фрикасе. Вульф кивнул с серьёзным видом.
Я дожёвывал последний восхитительный кусочек, как вдруг Лили спросила, когда я уезжаю в Нью-Йорк. Я ответил, что всё зависит от того, в котором часу в среду огласят решение судей на конкурсе орхидей; в любом случае мы уедем либо в среду вечером, либо в четверг утром.
— Мы, конечно, увидимся в Нью-Йорке, — как бы между прочим заметила Лили.
— Да? — Я проглотил остатки риса. — А зачем?
— Просто так. Но я уверена, что мы увидимся, потому что, если бы я вам не нравилась, вы не держались бы так грубо. Кстати, вы меня заинтриговали ещё до того, как я разглядела ваше лицо. Вы тогда шли через пастбище. У вас довольно своеобразная походка. Вы ходите, словно… Даже не знаю, как сказать…
— Своеобразно — вполне сойдёт. А как вам понравилась моя своеобразная техника прыжков через забор после бега наперегонки с быком? Кстати, о быках: насколько я понимаю, пир отменяется?
— Да, — девушка вздрогнула, — естественно. Сегодня же отправляюсь домой… Когда я ехала сюда, у забора толпились зеваки. Они кишели повсюду, даже там, где стояла ваша машина… где мы встретились вчера вечером. Спасибо, что там дежурил полицейский, не то они разбрелись бы по всему пастбищу.
— Несмотря на быка?
— Бык в дальнем конце. Там, где его привязал Мак-Миллан. — Лили поёжилась. — Никогда не приходилось видеть подобного… Я вчера чуть не потеряла сознание… А зачем они задают все эти вопросы? Почему хотят знать, была ли я с вами? Какое это имеет отношение к тому, что бык забодал Клайда?
— Так положено, когда расследуют смерть от несчастного случая. Берут показания у всех очевидцев. Кстати, если они решат начать дознание, вам не позволят уехать сегодня. Вас спрашивали, видели ли вы Клайда после ужина? До встречи со мной.
— Да. Но я его не видела. Почему их это интересует?
— Не знаю. — Я положил в чашечку с кофе сахар и размешал. — Может быть, подозревают, что вы отняли у него последнюю надежду и он полез к быку, чтобы покончить жизнь самоубийством. Им порой такое в головы взбредёт… Они спросили, не из-за вас ли Клайд заявился в дом к Пратту?
— Да… — Она посмотрела на меня и тут же опустила глаза. — Этого я тоже не понимаю. Почему они решили, что он пришёл повидаться со мной?
— Возможно, отец Клайда их навёл. Вчера вечером, узнав, что вы здесь, он чуть не лопнул от злости. Такое впечатление, словно вы являлись ему в ночных кошмарах. Я, конечно, далёк от мысли, что с такой смазливой внешностью вам место в кошмарах, но впечатление осталось такое.
— Он просто зануда, — Лили небрежно махнула рукой, — и не имеет права злословить обо мне. Тем более при вас. — Она одарила меня оценивающим взглядом. — При тебе, Эскамильо.
У меня вдруг руки зачесались дать ей оплеуху. Под её взглядом я ощутил себя картофелиной, с которой счищают кожуру.
— А что он говорил? — как ни в чём не бывало спросила Лили.
— Ничего особенного, в основном всё сводилось к тому, что он хотел бы свернуть вам шею. Я понял, что вы когда-то дружили с его сыном. Думаю, он не преминул сообщить об этом полиции и шерифу. Потому их и заинтересовало, не по вашу ли душу пожаловал Клайд.
— Вовсе нет. Скорее он предпочёл бы увидеться с Каролиной.
Неожиданный поворот! Но я скрыл удивление и безмятежно осведомился:
— Вы имеете в виду мисс Пратт? Разве между ними что-то было?
— Да. — Лили вытащила пудреницу и принялась изучать в зеркальце свою наружность с целью её возможного усовершенствования. — Кажется, они были помолвлены. Вы, вероятно, не знакомы с историей отношений между семьями Осгудов и Праттов. Осгуды богатели в течение многих поколений, ведя род от некоего генерала, участника американской революции. Их родственники в Нью-Йорке презирают нуворишей вроде Пратта. По-моему, всё это чушь. Моя мать была официанткой, а отец, иммигрант, зарабатывал на жизнь прокладкой канализационных труб.
— Надо же, по вам и не скажешь. Пратт вчера говорил, что родился в старой хибаре на месте, где теперь стоит его новый дом.
— Да, его отец служил у отца Осгуда конюхом. Клайд рассказывал мне об этом. Молодой Пратт был помолвлен с фермерской дочерью, красавицей Марсией, а Фредерик Осгуд, вернувшись домой после колледжа, отбил её у Пратта. Она родила ему Клайда и Нэнси. Пратт уехал в Нью-Йорк и вскоре научился делать деньги. Он так и не женился и стал выискивать способы досадить Осгуду. Приобрёл здесь землю, начал строиться и вот, похоже, нашёл способ наступить Осгуду на хвост.
— И тогда, — подхватил я, — Клайд занялся изучением истории семейной розни и пришёл к выводу, что для примирения ему следует жениться на племяннице Пратта. Конечно, в таких случаях лучше дочь, но и племянница тоже подходит.
— Нет, это всё Нэнси придумала. — Лили Роуэн захлопнула пудреницу. — Зиму она провела в Нью-Йорке, пропадая в лучших ночных клубах, и как-то повстречала Джимми и Каролину. Ей взбрело в голову, что неплохо бы познакомиться с ними поближе, и вот, когда приехал Клайд, она устроила совместную встречу. Вскоре она сошлась с Джимми, а Клайд — с Каролиной. Затем, однако, Клайд увлёкся мною, и это, видимо, отразилось на взаимоотношениях Нэнси и Джимми.
— Вы были помолвлены с Клайдом?
— Нет, — она стрельнула в меня глазами, лукаво улыбнулась и глубоко вздохнула, так что контуры груди чётко обрисовались под блузкой. Она опять взялась за чистку картофелины. — Нет, Эскамильо. Я вряд ли выйду замуж. Брак — это всего лишь экономическая сделка, а я, слава богу, уже обрела экономическую независимость. Представляете, как повезёт тому счастливцу, который мне приглянётся…
Я колебался, что делать: отшлёпать её, а потом расцеловать, или наоборот — сперва расцеловать, а потом… Потом спросил:
— Клайд вам очень нравился?
— Только какое-то время. — Она повела плечами. — Сами знаете, что случается, когда романтические поначалу отношения начинают тяготить. Он настаивал, чтобы мы поженились. Не думайте, что я такая бессердечная, вовсе нет. Просто Каролина ему больше подходит — так я ему и сказала. Я надеялась, что они поладят. Даже рассчитывала на это. Вот почему я сказала, что он, возможно, приехал повидаться не со мной, а с Каролиной.
— Возможно. Вы её спрашивали?
— Боже упаси!! Чтобы я спросила Каролину о Клайде? Я не осмелюсь даже упомянуть Клайда при ней! Она меня ненавидит.
— Разве не она пригласила вас приехать?
— Верно, из хитрости. Её брат Джимми подружился со мной, и она прикинула, что если он поближе рассмотрит меня здесь, в деревне, то поймёт, какая я легкомысленная и коварная.
— Понятно. Значит, вы коварная?
— Ужасно. — Уголки её рта снова приподнялись. — Потому что я откровенна и бесхитростна. Потому что я никогда не предлагаю того, чего не могу дать, и никогда не даю того, за что потом ожидаю платы. Я страшно коварна. Но я, наверное, зря упомянула легкомыслие, вряд ли Каролина считает меня легкомысленной.
— Прошу прощения, я на минутку, — прервал я и вышел из-за стола.
Даже в процессе сдирания кожуры я ухитрялся краешком глаза следить за столиком Вульфа, чтобы выяснить, понравилось ли патрону фрикасе. Очевидно, блюдо пришлось ему по вкусу, благо он затребовал вторую порцию. Но покинул я свою искусительницу вовсе не для того, чтобы пожелать Вульфу приятного аппетита. Я обратил внимание, что к столику шефа подошёл какой-то тип и завёл разговор. Когда Вульф посмотрел в мою сторону, приподняв бровь, я понял, что пора действовать, а потому извинился перед Лили и поспешил к его столику. При моём приближении незнакомец повернул голову, и я узнал Лу Беннета, секретаря национальной лиги по разведению скота гернзейской породы.
— Арчи, позволь поблагодарить тебя за фрикасе, — Вульф положил салфетку на стол. — Оно восхитительно. Только американские хозяйки, да и то немногие, способны делать вкусные клёцки. Ты знаком с мистером Беннетом?
— Да, мы встречались.
— Ты можешь без лишних эксцессов избавиться от… — Он ткнул большим пальцем в сторону моего столика.
— Прямо сейчас?
— Как можно скорее. Если это не слишком затруднительно. Мистер Беннет разыскал меня по просьбе мистера Осгуда, который ждёт нас в конторе.
— Хорошо, хотя это и впрямь чертовски затруднительно.
Я вернулся к своему столику, сообщил Лили, что нам придётся расстаться, и попросил счёт. Обед обошёлся в доллар шестьдесят, так что, оставив пару даймов на богоугодные дела, я с гордостью констатировал, что чистый доход фирмы составил двадцать центов.
Лили не сумела скрыть разочарования:
— А я-то надеялась, что мы проведём день вместе, посмотрим на скачки, покатаемся на карусели, побросаем в цель мячики…
— Нет! — Я сам подивился собственной непреклонности. — Днём я не могу. Что бы ни уготовило нам будущее, как бы ни повернулась фортуна, днём я на работе. Запомните раз и навсегда, что я служащий человек и могу развлекаться только в свободное время. Я работаю даже тогда, когда вы об этом не подозреваете. Даже во время нашего изысканного обеда я трудился не покладая рук, зарабатывая деньги.
— Значит, когда вы расточали мне очаровательные комплименты, ваш мозг корпел над решением сложной задачи?
— Именно.
— Милый Эскамильо! Славный Эскамильо! Но ведь день когда-нибудь кончится, да? Что вы делаете вечером?
— Одному богу известно. Я служу у Ниро Вульфа.
Глава 7
Беннет привёл нас в просторную комнату с высоким потолком и голыми стенами, в одной из которых были прорезаны два окна с давно не мытыми стёклами. Обстановка была небогатая: три больших, наспех сколоченных стола да дюжина стульев. На одном из столов, заваленном выцветшими флажками, стояла наполовину заполненная корзина с яблоками. На других столах не было ничего. Зато три стула были заняты. Сидней Дарт, председатель совета Североатлантической ярмарки, при нашем появлении привстал; Фредерик Осгуд, местный князёк, сидел, устало ссутулившись, лицо его выражало одновременно горечь и решимость. Подле него понуро притулилась Нэнси Осгуд. Она казалась совсем убитой.
Беннет представил всех. Дарт пробормотал, что его где-то ждут, и испарился. Вульф уныло осмотрелся по сторонам и остановил взор на мне, моля взглядом разыскать для его туши подходящее сиденье. Поскольку это было безнадёжно, я сурово покачал головой. Он поджал губы, тяжело вздохнул и уселся на стул.
— Если угодно, я могу остаться, — предложил Беннет. — Не знаю, будет ли от этого польза…
Вульф взглянул на Осгуда, а тот помотал головой.
— Спасибо, Лу. Можешь идти.
Беннет чуть помедлил, давая понять, что не прочь задержаться, потом вышел. Когда он закрыл дверь, я придвинул себе стул и сел.
Осгуд посмотрел на Вульфа с плохо скрытым высокомерием.
— Итак, вы Ниро Вульф. Я слышал, вы прибыли в Кроуфилд выставлять орхидеи?
— Кто вам сказал? — огрызнулся Ниро Вульф.
Осгуд изумился было, но спохватился.
— А это имеет значение?
— Нет. Как и то, зачем я приехал в Кроуфилд. Мистер Беннет сказал, что вы хотели посоветоваться со мной — очевидно, не о том, как выращивать орхидеи?
Я подавил улыбку, понимая, что Вульф не просто ставит выскочку на место, но и вымещает на нём своё раздражение. Слыханное ли дело — за ним послали, и он пришёл, хотя ему и было по пути.
— Плевать я хотел на ваши орхидеи, — Осгуд продолжал хорохориться. — Я должен знать, почему вы здесь. Быть может, вы друг Тома Пратта или работаете на него. Вас вчера видели в его доме.
— А почему вас это так заботит? — спросил Вульф. — Вы желаете со мной посоветоваться или нет? Если желаете, а я сочту, что не могу нарушить определённые обязательства перед противной стороной, я так вам и скажу. Начали разговор вы грубо и в оскорбительном тоне. Почему, чёрт побери, я должен объяснять вам, с какой целью я нахожусь здесь или ещё где-нибудь? Если вы нуждаетесь в моих услугах, то я перед вами. Что вам угодно?
— Вы друг Тома Пратта?
Вульф огорчённо хрюкнул, с великим трудом поднялся и шагнул к двери.
— Пойдём, Арчи.
— Куда вы? — вскричал Осгуд. — Проклятье, имею же я право спросить…
— Нет, — свирепо отрезал Вульф. — Вы не имеете права меня допрашивать. Я профессиональный детектив с высокой репутацией. Когда я берусь за дело, я довожу его до конца. Если по какой-то причине я не могу выполнить его добросовестно, то отказываюсь от него. Пойдём, Арчи.
Я неохотно поднялся со стула. Дело уже достаточно меня заинтриговало, и мне не хотелось от него отказываться, да и выражение лица Нэнси Осгуд пробудило моё любопытство. Когда Вульф собрался уходить, она, как мне показалось, вздохнула с облегчением, когда же Вульф повторно позвал меня следовать за ним, Нэнси уже не пыталась скрыть свои чувства. Подобные наблюдения всегда будоражили моё воображение, и я невольно возликовал, когда Осгуд наконец сдался.
— Ладно, — буркнул он. — Я прошу извинить меня. Садитесь. Я, конечно, наслышан о вас и о вашем упрямстве. Придётся с этим смириться — вы мне нужны, ничего не попишешь. Здешние идиоты… Во-первых, они безмозглые, а во-вторых, отчаянные трусы. Я хочу, чтобы вы расследовали обстоятельства смерти моего сына Клайда.
Ясное дело — Вульф принял извинения, вернувшись на место, и выражение облегчения, как я и ожидал, мигом стёрлось с лица Нэнси, а руки судорожно сцепились.
— Что конкретно вас интересует? — деловито спросил Вульф.
— Я хочу знать, как он погиб, — с мрачной решимостью сказал Осгуд.
— Его убил бык. Разве не так? По-моему, к такому заключению пришли врачи и блюстители порядка.
— К чертям их заключение! Я им не верю. Мой сын знал, как обращаться со скотом. Что он делал ночью в загоне? Мысль Пратта, будто Клайд забрался туда, чтобы украсть быка, просто абсурдна. И не такой Клайд был олух, чтобы позволить забодать себя в потёмках.
— И всё же бык умертвил его. — Вульф уже начал ёрзать на неудобном стуле. — А если не бык — то кто и как?
— Не знаю. Вы специалист, и я хочу услышать ваше мнение. Говорят, вы чертовски умны. Вы были у Пратта. Вам и карты в руки.
— Мнение специалистов стоит денег, мистер Осгуд, — вздохнул Вульф. — Особенно моё. Мои услуги ценятся дорого. Сомневаюсь, что смогу взяться за расследование гибели вашего сына. В четверг утром я намереваюсь выехать в Нью-Йорк и не хотел бы здесь задерживаться. Я домосед, и, когда оказываюсь вне родных стен, меня неудержимо влечёт домой. Поэтому я не могу обещать, что возьмусь за расследование, а мой гонорар за мнение, которое я могу сообщить вам сейчас же, составляет тысячу долларов.
Осгуд уставился на него, выпучив глаза:
— Тысячу долларов за одно лишь мнение?
— За дедуктивные умозаключения, к которым я пришёл. Впрочем, сомневаюсь, что вы способны их оценить.
— Тогда какого чёрта вы просите столько денег?
Нэнси хрипло запротестовала:
— Папа, я же говорила тебе. Это глупо… ужасно глупо…
Вульф посмотрел на неё, потом на её отца и пожал плечами.
— Такова моя цена, сэр.
— За догадку?
— О, нет. За истину.
— Истину? И вы готовы представить доказательства?
— Нет. Я продаю истину, а не доказательства.
— Хорошо, я заплачу. Говорите.
— Так вот. — Вульф поджал губы и полуприкрыл глаза. — В загоне Клайд Осгуд очутился не по собственной воле. Когда его туда втащили, он был без сознания, хотя и жив. Бык его не забодал, а следовательно, и не убил. Его убил, по всей видимости, мужчина — в одиночку или с сообщником, скорее тоже мужского пола.
Нэнси, судорожно глотнув, выпрямилась и застыла в неподвижной позе. Осгуд уставился на Вульфа.
— Это… — Он замолк и стиснул зубы. — И это истина? Вы утверждаете, что моего сына убили?
— Да. Но без гарантии. Я продаю только моё мнение.
— Насколько оно верно? Откуда вам известно? Чёрт побери, если вы водите меня за нос…
— Помилуйте, мистер Осгуд! Я профессионал. Заверяю вас, что моё мнение вполне квалифицированно. Оно стоит тех денег, которые вы уплатите.
Осгуд поднялся, подошёл к дочери и пристально посмотрел на неё.
— Ты слышишь, Нэнси? — провозгласил он, словно обвиняя её в чём-то. — Слышишь, что он говорит? Я так и знал… Мой сын… Его убили…
Он обернулся к Вульфу, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и молча вернулся на место.
Нэнси возмущённо напустилась на Вульфа:
— С какой стати вы это заявили? С чего вы взяли, что Клайда убили? Почему вы ведёте себя так, будто… будто знаете…
— Потому что я пришёл к такому мнению, мисс Осгуд.
— Но как? Почему?
— Успокойся, Нэнси. — Осгуд повернулся к Ниро Вульфу. — Хорошо, ваше мнение мы услышали. Теперь я хочу знать, на чём вы его основываете.
— На моих умозаключениях. Вчера ночью я был там с фонариком.
— На чём строятся эти ваши умозаключения?
— На фактах. — Вульф назидательно поднял палец. — И вы можете их получить, если пожелаете. Но вы упомянули «здешних идиотов» и обозвали их всех трусами. Вы имели в виду власти?
— Да. Окружного прокурора и шерифа.
— Вы считаете их трусами потому, что они не решились взяться за расследование смерти вашего сына?
— Не то, что не решились, они отказались! Заявили, что мои подозрения беспочвенны и высосаны из пальца. Быть может, они выразились не совсем так, но имели в виду именно это. Видимо, просто не хотели ввязываться в столь безнадёжное дело.
— Но у вас есть положение, и власть, да и политическое влияние…
— Вовсе нет. Особенно если взять окружного прокурора Уодделла. Я выступал на выборах против него. Его избрали главным образом благодаря финансовой поддержке Тома Пратта. Но ведь речь идёт об убийстве! Вы же сами сказали, что это убийство!
— Возможно, они убеждены в обратном. Это вполне вероятно при данных обстоятельствах. Вы полагаете, что они способны замять убийство, чтобы избавить Пратта от неприятностей?
— Я только знаю, что они не хотят слушать меня, но я добьюсь, чтобы убийца моего сына был наказан. Вот почему я обратился к вам.
— Так, так… — Вульф поёрзал на стуле. — Дело в том, что вы не смогли им сообщить ничего вразумительного. Вот, например, вы говорили, что ваш сын не полез бы в загон, но ведь он там оказался; или что у него хватало опыта, чтобы не позволить быку забодать себя, — это опять же ваши догадки, а не факты. Да, вы просили меня расследовать убийство вашего сына, но я не могу взяться за это дело, если одновременно со мной им не займётся полиция. Предстоит серьёзная работа, а у меня здесь, кроме мистера Гудвина, помощников нет, и мне трудно собирать улики. Если я возьмусь за это дело, то прежде всего необходимо подключить к нему власти. Окружная прокуратура находится в Кроуфилде?
— Да.
— Прокурор сейчас там?
— Думаю, что да.
— Тогда я предлагаю встретиться с ним. Я берусь убедить его незамедлительно начать следствие. Разумеется, за это положено дополнительное вознаграждение, но я не стану требовать непомерную сумму. Когда мы с этим покончим, то вернёмся к вашей просьбе о моём участии в расследовании. Вдруг вы решите, что в этом уже нет необходимости, или же я сам откажусь от него. Ваш автомобиль здесь? Вы позволите мистеру Гудвину сесть за руль? Мою машину он разбил о дерево.
— Я сам вожу свою машину. Иногда моя дочь. Ох, до чего же мне не хочется ехать к этому ослу Уодделлу…
— Боюсь, что этого не избежать. — Вульф с трудом поднял свою тушу со стула. — Некоторые меры надлежит принять безотлагательно, и помощь властей будет весьма кстати.
Большой чёрный «седан» Осгудов вела Нэнси. Я сидел рядом с ней. И шоссе, и улицы Кроуфилда были забиты машинами посетителей ярмарки. Хотя Нэнси правила автомобилем, руководствуясь скорее чутьём, нежели опытом, своё дело она знала неплохо. Оглянувшись разок, я заметил, что Вульф цепко держится за ремешок. Наконец мы подкатили к внушительному каменному зданию в старинном стиле, с высеченной над входом надписью: «Кроуфилдский окружной суд».
Осгуд первым вылез из машины.
— Отправляйся домой, Нэнси, и побудь с матерью, — велел он. — Тебе вообще не стоило приезжать сюда. Когда будут новости, я позвоню.
— Пусть она подождёт нас здесь, — вмешался Вульф. — Возможно, мне потребуется переговорить с ней, если я возьмусь за ваше дело.
— С моей дочерью? — Осгуд нахмурился. — С какой стати? Ни к чему всё это!
— Как угодно, сэр. — Вульф пожал плечами. — Я уже почти уверился, что не стану с вами связываться. Для клиента вы чертовски воинственны.
— Но какого дьявола вам втемяшилось говорить с моей дочерью?
— Чтобы получить нужную информацию. Позвольте дать вам один совет, мистер Осгуд: отправляйтесь вместе с дочерью домой и забудьте о мести. Компетентное расследование убийства — дело весьма щепетильное и отнюдь не деликатное; я опасаюсь, что вы не подготовлены к тому, чтобы его вынести. Оставьте свои замыслы. Чек можете выслать мне по почте, когда вам будет удобно…
— Я не пойду на попятный!
— Тогда приготовьтесь к вмешательству в вашу личную жизнь, всяческим назойливым приставаниям, оскорблениям, возможной огласке…
— Всё равно не отступлюсь!
— Ну что ж, — Вульф слегка наклонил голову и посмотрел на хорошенькую и очень озабоченную девушку, сидящую за рулём. — Пожалуйста, подождите нас здесь, мисс Осгуд.
Глава 8
При обычных обстоятельствах непомерная гордыня и самоуверенность Вульфа не вызвала бы ничего, кроме отвращения, но в этот день мне было жаль шефа. Его вновь и вновь принуждали нарушать самые незыблемые правила. Ему выпало на долю ездить с незнакомыми водителями, продираться сквозь толпу, подчиняться требованию потенциального клиента, наносить визит государственному чиновнику и при этом всё время искать место, где он мог бы с удобством пристроить свою тушу. Номер в гостинице, который нам удалось заполучить (забронированный накануне номер уже сдали), оказался маленьким, тёмным и шумным. Единственное окошко выходило на строительную площадку, где одуряюще громыхала бетономешалка. Стоило открыть окно, как в комнату влетали клубы пыли. У наших стендов в выставочном павильоне присесть было некуда. В закусочной у методистов стояли только складные стулья. В комнате, где мы вели беседу с Осгудом и Нэнси и где Вульф рассчитывал на более сносное сиденье, стулья превосходили методистские лишь на самую малость. Прокуратура оставалась последней надеждой Вульфа, да и то призрачной. Когда мы вошли в кабинет, блуждающий взор Вульфа мигом зафиксировал единственное кресло с подлокотниками, обтянутое вытертой чёрной кожей. Он с невиданной доселе прытью устремился к этому чуду и, с трудом дождавшись, пока закончится обмен приветствиями, рухнул в кресло.
Окружной прокурор Картер Уодделл оказался невысоким пухленьким человечком средних лет, довольно вспыльчивым, как вскоре выяснилось.
Поначалу он излил свой пыл на Осгуда, выражая ему сочувствие в связи с постигшей утратой, заверяя также, что прошедшие выборы не оставили у него никаких враждебных чувств, говорил о любви к родному округу (две тысячи акров земли которого принадлежали Осгуду), изъявил пылкое желание продолжить утреннюю дискуссию, присовокупив, впрочем, что мнения не изменил. Осгуд в ответ заметил, что обсуждать ничего не собирается, поскольку считает это пустой тратой сил и времени, но вот мистер Вульф имеет кое-что сообщить.
— Ну ещё бы, — Уодделл сразу вышел из себя. — Репутация мистера Вульфа хорошо известна. Нам, бедным провинциалам, есть чему поучиться у него. Не так ли, мистер Вульф?
— Речь не о том, мистер Уодделл, — сказал Вульф. — Сейчас я хочу вам кое-что сообщить об убийстве Клайда Осгуда.
— Убийстве?! — Уодделл выпучил глаза. — Ничего не понимаю… Petito principii[6] — не лучшая завязка для столь серьёзного разговора. Не так ли?
— Согласен. — Вульф устроился в кресле поудобнее и вздохнул. — Я употребил слово «убийство» не как аксиому, но как нечто, что требуется доказать. Вам приходилось наблюдать, как бык убивает человека рогами? Или хотя бы увечит?
— Нет, бог миловал.
— А доводилось ли вам видеть быка после того, как он забодал человека, или лошадь, или любое другое животное? Сразу после того, как это случилось?
— Нет.
— А я видел… Правда, давно… Добрую дюжину раз на корридах. Убитые лошади, раненые люди… один даже убитый. — Вульф поднял палец. — Видели вы это или нет, вы, разумеется, в состоянии представить, что происходит, когда бык вонзает рога в живое тело, подбрасывает его, терзает… Кровь жертвы обрызгивает морду быка, заливает его туловище. Убитый буквально истекает кровью, она хлещет потоком. Так было и с Клайдом Осгудом. Вся его одежда была пропитана кровью. Я слышал, что в полицейском протоколе упоминается лужа запёкшейся крови на том месте, где обнаружили тело. Это верно? Вы признаёте. Вчера вечером мой помощник, мистер Гудвин, видел, как бык рогами перекатывал тело Клайда Осгуда по земле, впрочем, особой ярости бык не проявлял. Естественно было предположить, что бык и убил Клайда. Не более чем через четверть часа после того, как быка привязали, я внимательно осмотрел его вблизи с фонариком. Морда у быка белая, и на ней я заметил лишь одно пятнышко крови, и только самые кончики рогов были в крови. Этот факт занесён в полицейский протокол?
— Не знаю… кажется, нет, — задумчиво произнёс Уодделл.
— Тогда я настоятельно рекомендую, чтобы быка поскорее освидетельствовали, если, конечно, его морду ещё не вымыли. — Вульф опять поднял палец. — Я пришёл сюда, мистер Уодделл, не для того, чтобы строить догадки. И вступать с вами в спор я не собираюсь. Часто, рассматривая различные аспекты явления, мы встречаемся с подозрительными обстоятельствами, которые требуют изучения и вызывают дискуссии, но факты, которые я вам изложил, безусловно, свидетельствуют о том, что Клайд Осгуд погиб не от рогов быка. Вы говорили о моей репутации. Готов поставить её на карту.