Лекарство от жизни Леонов Николай
– Если бы я знал, Саша. Если бы я знал, – Гуров вздохнул и уткнулся носом в дело Сысоева, что принесли от майора за минуту до появления Веселова.
Собственно, ничего нового, что могло бы пригодиться при опросе свидетелей, в материале не было. Те же факты, плюс описание расположения тела самоубийцы, кое-какие фотографии, отпечатки пальцев с монтировки да предварительное заключение врача о полученных Сысоевым травмах.
У коммерсанта оказались сломаны несколько ребер, рука и повреждено основание черепа. Если были правильны предварительные выводы доктора, то ничего смертельного в травмах Сысоева не было. Жить он будет, правда, со скаканьем по лестнице ему придется несколько повременить.
«Интересно, зачем водитель Сысоева поднимался наверх, на седьмой этаж?» – подумал Гуров, и в это время открылась дверь.
В кабинет заглянул сержант из дежурки и доложил, что привел свидетелей. Полковник уже собрался пригласить первого, но в дверь ввалился Крячко. Он был в своих повседневных джинсах, «найковских» кроссовках и аляповатой бело-синей майке. Увидев разодетого Гурова, Станислав театрально застыл в дверях.
– Разрешите войти, товарищ полковник? – гаркнул он с порога и закрыл за собой дверь. Крячко сделал картинный жест рукой, обводя помещение, и заговорил елейным голоском: – Уважаемые господа, посмотрите нашу звезду экрана на рабочем месте. Вот такие они, трудолюбивые работники российского сыска! Строгие, элегантные и преданные делу…
– Хватит паясничать, болтун, – с усмешкой оборвал его Гуров. – Говори, зачем пришел, да проваливай. Меня люди ждут.
– Вот вам, товарищи, и результат! – не успокоился Крячко, обращаясь к невидимой аудитории. – Стоило человека один раз по телевизору показать, и он себя Брюсом Уиллисом возомнил. Товарищ полковник, я как-никак у вас в подчинении. Соизвольте распоряжения на сегодняшний день сделать.
– Кончай, Стас, – на этот раз Гуров не улыбнулся. – Это уже становится не смешно.
Крячко вздохнул и уселся на стул напротив Гурова. Он достал из кармана пачку «Мальборо» и закурил. Гуров не шелохнулся, ожидая продолжения.
– Ладно, Лева, – Станислав выпустил дым в потолок. – Меня уже и без тебя нашлось кому в известность поставить о твоем новом увлечении. Рассказывай теперь, что за элитный клан убийц ты откопал. Поделись со старым другом.
– Ой, что-то много вас, старых друзей, вдруг отыскалось, – проворчал полковник и добавил: – А если серьезно, Стас, ничего я не откопал. Разве что одни предположения.
– Лева, ты же сам мне часто говоришь, что лгать грешно, – Крячко подозрительно посмотрел на Гурова…
После пяти минут безрезультатных препирательств Крячко обиделся. Он считал, что такой ерундой, как эти неумные покушения, Гуров заниматься никогда бы не стал. Станиславу казалось, что полковник придумал себе это расследование в качестве ширмы, а сам тайком раскапывает золотую жилу. Он не хотел верить никаким объяснениям Гурова и в конце концов плюнул.
– Ладно, конспиратор! – проговорил Крячко уже в дверях. – Мудри сколько хочешь, дело твое, – и ушел, хлопнув дверью.
Перед тем как начать опрос свидетелей, Гуров вызвал Тяжлова и Багаева. Как это глупо ни звучит, но в кармане брюк человека, напавшего на Сысоева, уже в морге обнаружили удостоверение работника трамвайного депо ь 6 на имя Гришина Василия Андреевича.
Этот факт был не менее удивителен, чем его самоубийство после неудавшегося покушения. Гурову еще не доводилось видеть преступника, идущего «на дело» с документами в кармане. Если, конечно, убийство было не преднамеренным. Вот только не прогуливался же Гришин по лестнице с монтировкой в руке?
В отчете Липченко был и еще один интересный факт. Медику пришлось взбираться на седьмой этаж пешком и таким же образом спускать вниз Сысоева, поскольку лифт в здании не работал. Не бог весть какое небывалое событие, но Гуров решил проверить и это.
Он послал Тяжлова в дом на Большой Ордынке, узнать причину поломки лифта, а заодно побеседовать с соседями. Может, кто-то вспомнит интересный факт. Разговор с женой Сысоева тоже выпал на его долю. Багаеву же достался визит в депо и выяснение всего, что касалось личности Гришина. Домашний адрес, привычки, манера общения с людьми и тому подобное.
Растасовав таким образом всю группу Веселова, Гуров приступил к опросу свидетелей. В этот раз их оказалось гораздо больше, чем при убийстве Калачева, хотя большинство людей видели только падение Гришина из окна. Поблизости от места преступления оказались только водитель да старичок-ветеран с девятого этажа.
Вот со старичка Гуров и решил начать.
Опрос свидетелей затянулся до второй половины дня, и к его окончанию Гуров изрядно утомился. Выматывала не сама процедура дознания, а бесконечные сетования старушек и немолодых женщин на хулиганство на улице, бездействие милиции и воровство властей. Пожалуй, только лишь один ветеран отвечал на вопросы четко и по существу, словно рапортуя боевому командиру.
Когда последний свидетель покинул кабинет, Гуров облегченно вздохнул и оценил плоды совместного труда. Картина получилась довольно ясная. Впрочем, она мало отличалась от убийства Калачева.
Счастливое появление водителя Сысоева на седьмом этаже объяснилось просто. Дело в том, что он каждое утро покупал на углу Зацепы и Большого Строченовского переулка свежее молоко и привозил его Сысоеву на завтрак. Только после этого водитель с коммерсантом ехали на Кожевническую в мастерскую.
Сегодня утром обнаружилось, что кто-то проколол передние колеса сысоевской машины. Водителю пришлось спешно бортировать их, поскольку запаска в багажнике была только одна. С помощью соседа он справился с этим за полчаса, но к Сысоеву все равно опоздал. Вот и бежал бегом на восьмой этаж, в квартиру к хозяину, чтобы побыстрей доставить молоко.
На некоторое время у Гурова возникла версия причастности водителя к покушению на Сысоева. Вполне могло случиться так, что водитель вместе с Гришиным пытались прикончить оного, но помешал ветеран, спускавшийся с десятого этажа. Тогда-то водитель и мог помочь Гришину выпрыгнуть с седьмого этажа. Эта версия выглядела бредовой, но сразу отбрасывать ее Гуров не хотел.
Приехавший к концу допроса Тяжлов дорисовал картину, расставив все точки над «i». Из разговора с женой оперативник узнал, что из-за опоздания водителя Сысоев нервничал и решил отправиться на работу на такси. Она просила мужа подождать еще десять минут, но Сысоев ее не послушался.
Тяжлову удалось отыскать и свидетельницу самого покушения. Ею оказалась девятилетняя девчонка, что как раз в это время собиралась в школу. Она услышала какой-то грохот на лестнице и выглянула за дверь из любопытства. Девочка увидела, как Гришин бьет Сысоева, и захлопнула дверь. Естественно, что после этого ребенка в школу не пустили.
Версия о причастности водителя отпала сама собой. Тем более что и ветеран сказал, что расслышал, как на крики кто-то бежал снизу. Пока смелый старичок спускался по лестнице, все уже закончилось, и он застал водителя около неподвижного Сысоева да разбитое окно. Собственно, это домыслы ветерана о том, что водитель помог Гришину выпрыгнуть, и были причиной возникновения у Гурова такой версии.
Еще одним достижением Тяжлова был нож. Оперативник нашел его около электромотора в будке лифта после того, как узнал о причинах его поломки. Как оказалось, кто-то взломал замок на будке и обрезком трубы застопорил подъемный механизм. Мотор лифта от этого сгорел, и от Тяжлова потребовали взыскать его стоимость с «диверсанта».
Гуров не сомневался, что взыскивать будет не с кого. Тяжлов привез с собой обрезок трубы и сломанный нож и отдал их на экспертизу. Полковнику было ясно как дважды два, что на обоих предметах найдут отпечатки пальцев Гришина. К тому же Гуров не сомневался, что именно этим ножом были проколоты колеса сысоевской машины.
Преднамеренность покушения на убийство была очевидна. К тому же при такой его подготовке не могла идти речь о сведении счетов. Да и какие счеты могут быть у слесаря трамвайного депо и владельца автомастерской? Конечно, исключать этот вариант с лета было глупо, поэтому Гуров выкинул его из головы до возвращения Багаева.
Круг замыкался, как и в случае с Артемовым. Причем покушение совершено без видимых причин. Хотя и подготовлено было лучше. Убийца скрыться и не пытался. При первой же угрозе задержания он покончил жизнь самоубийством. На этом все и заканчивалось.
Гуров вспомнил слова Крячко об элитном клане убийц и усмехнулся. Действительно, где-то в Китае существовал такой клан. Его члены были в высшей степени профессиональны и выполняли заказы безукоризненно. В случаях редких провалов они никогда не давались в руки правосудия живыми, мгновенно убивая себя. Глупо было проводить параллели. Ни Артемов, ни Гришин профессионализма не проявили. Да и какой у нас в России может быть клан? Наши киллеры были или «быки» из подворотни, или подготовленные еще в органах ГБ одиночки. Причем ни у одного из тех, кого вычисляла милиция, и мысли не возникало о том, чтобы тихо уйти из жизни, не принося больше вреда окружающим. Они скорее стали бы палить из ствола во все стороны с криком: «Подходите, суки! Все равно живым не дамся!»
И все же уверенность в том, что оба преступления связаны одним и тем же контекстом, крепла у Гурова с каждой минутой. Если среди данных, что собирает Веселов, удастся найти еще прецеденты, то полковник может праздновать победу и над скептиком Крячко, и над ворчуном Орловым.
Капитан выбрался из архива к двум часам. Он не стал стенать по поводу того, какую работу пришлось проделать. Гуров и сам заметил усталость в его глазах. Он отправил обедать Веселова с Тяжловым, а сам забрал у капитана дискету с информацией и пошел в приемную генерала.
Своего компьютера у Гурова не было. Он не хотел ходить по этажам и побираться, поэтому и решил воспользоваться машиной секретаря. Усевшись рядом с мягкосердечной Верочкой, напускавшей на себя строгий вид, чтобы соответствовать перед посторонними посетителями занимаемой должности, Гуров углубился в работу.
Информации оказалось действительно предостаточно. Сыщик поглощал кофе чашку за чашкой. Он настолько увлекся анализом, что даже не обращал внимания и на самого Орлова. Генерал дважды выходил из своего кабинета, качал головой, глядя на Гурова, и возвращался обратно.
К четырем часам нужный прецедент был найден. Он был только один в хаотическом нагромождении убийств на почве ревности, хулиганских нападений и прочей ерунды, но и этого Гурову хватило.
Три месяца назад несколькими ножевыми ранениями был убит банковский служащий. Этих ран вполне хватило для остановки сердца, но убийца не поленился и отрезал клерку голову. Свидетелей не было, и убийство осталось бы нераскрытым, если бы не счастливая случайность: парочка влюбленных, забравшихся в самый угол Ботанического сада, наткнулась на повешенного.
Чтобы опознать самоубийцу, какой-то оперативник предложил снять с него отпечатки пальцев, и оказалось, что именно эти пальчики были на ноже, брошенном рядом с трупом банковского клерка. То, что преступник покончил жизнь самоубийством, сомнения не вызывало. Следователь посчитал, что убийца сделал это в приступе раскаяния, и дело закрыли. Гуров решил забрать и этот случай в свою коллекцию.
Вернувшись в свой кабинет, Гуров застал там всю честную компанию во главе с полковником Крячко. Станислав как ни в чем не бывало восседал в гуровском кресле и слушал доклад Багаева.
– Ты уж извини, Лев Иванович, что я тут с твоими ребятами без тебя побеседовал, но картинка интересная вырисовывается. – Крячко поднялся, уступая Гурову место. – Боюсь только, что нам генерал ее даже в сортире прикрепить не позволит!
– Помолчи, остряк-самоучка, – предвидя новую волну ерничания, проговорил Гуров. – Сядь лучше в сторонке да послушай еще раз.
– Сяду на пенек, съем пирожок! – съязвил Станислав, но после этого затих и стал слушать.
Багаев выяснил достаточно, но ничего примечательного в собранных фактах не было. Родился, учился, женился и тому подобное. Сейчас живет с сожительницей, а двое детей от первого брака находятся в Ярославле вместе со своей матерью.
Единственным ярким фактом биографии Гришина был его беспросветный алкоголизм (тут Гуров насторожился). Первый раз Гришина пытались лечить еще при Михаиле Сергеевиче, отправив в ЛТП. Попытка успехом не увенчалась, и второй раз слесарь депо лечился сам. Он кодировался на год, пытаясь вернуть семью. Но после окончания срока кодирования на радостях запил и из запоя после этого выбирался редко.
Единственной причиной, по которой его держали на работе, были «золотые руки». В любое время и в любом состоянии Гришин был способен починить что угодно. От работы он никогда не отлынивал, и сердобольная председатель профкома устроила сбор средств на третье лечение Гришина. Нужную сумму собрали, и вчера абсолютно трезвый слесарь первый раз после лечения вышел на работу.
– Хорошая у тебя компания подобралась, Лев Иванович! – восхитился Крячко из своего угла. – Что ни убийца, так «синяк».
Гуров покосился на Станислава, но говорить ничего не стал. Действительно, ситуация складывалась глупо. Искал Гуров общее между двумя покушениями и нашел – оба преступника были алкоголиками. Очень ценный факт! Гуров поднял телефонную трубку и связался с архивом.
– Девочки, полковник Гуров беспокоит, – проговорил он, покосившись на Крячко. – Посмотрите, пожалуйста, дело трехмесячной давности по убийству клерка. Узнайте, не был ли преступник алкоголиком, и позвоните мне.
– Еще одного себе подобрал! – прокомментировал Крячко, едва Гуров положил трубку. – Слушай, может, перестанешь темнить и объяснишь нам, что происходит?
Гуров откинулся на спинку кресла и задумался. Крячко был абсолютно прав, требуя объяснений. Он-то знал из рассказа Орлова хоть что-то, а вот ребята из группы Веселова работали с закрытыми глазами. Хотелось этого или нет, но избежать объяснений не удастся.
– Ладно. Еще десять тысяч ведер – и золотой ключик у нас в кармане! – проговорил Гуров после затянувшегося молчания. – Сейчас мы имеем три покушения на убийство со странными обстоятельствами. На самом деле их может быть больше, но известны лишь те, где личность преступника была установлена.
Все три случая объединяет несколько общих черт. Во-первых, каждое покушение было совершено дилетантом, ранее к уголовной ответственности не привлекавшимся. Во-вторых, во всех этих покушениях отсутствует мотив. Ну, и в-третьих, каждый раз преступник после выполнения задуманного заканчивал жизнь самоубийством.
Зазвонил телефон, и Гуров прервал свои рассуждения. Глядя в лицо старого друга, Крячко окончил за него:
– А в-четвертых, все трое были конченые алкоголики…
Гуров положил трубку и утвердительно кивнул. Он подумал о том, что когда совпадений бывает больше двух, то это уже становится закономерностью. Здесь налицо было четыре, но никаких закономерностей, кроме повального сумасшествия, выявить не получалось.
– Лечат их, лечат, а толку никакого, – почему-то горестно произнес в тишине Тяжлов.
– Лечат? – переспросил Гуров и, поймав на себе четыре удивленных взгляда, прорычал: – Куда отправляли лечиться Гришина?
– В клинику, – не понимая, что происходит, ответил ему Багаев.
– Ясно, что не в роддом! – рявкнул Гуров. – В какую?
– Да я не записал, – замялся Багаев. – Думал, что не нужно. Знаю только, что это где-то в Хамовниках.
Первым желанием Гурова было отматерить оперативника. Такое игнорирование фактов можно простить сопливому стажеру, но не старшему лейтенанту. Впрочем, полковник быстро взял себя в руки. Не стоило отчитывать сотрудника, если сам ему ставишь задачу: «Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что».
– Несвижский переулок, дом 6? – на всякий случай спросил Гуров.
– Точно, Лев Иванович! – радостно завопил Багаев после секундной заминки. – Клиника доктора Запашного. Так она и сказала.
Гуров схватил трубку и вновь набрал номер архива. Девушка мгновенно нашла нужный полковнику файл и подтвердила его догадку – убийца клерка проходил лечение в той же самой клинике.
– Ну и что это дало? – после некоторой паузы спросил Крячко. – Можно еще проверить, не ходили ли они в детском саду на один горшок.
– Ну, например, то, что методы лечения Запашного отрицательно сказываются на психике пациентов. За такое и посадить можно! – влез в разговор Веселов и сам испугался своей дерзости. Он посмотрел на Крячко и пробормотал: – Ой, извините, товарищ полковник!..
– Ничего, ничего, он стерпит, – Гуров посмотрел на Крячко, ехидно улыбаясь. – Сам старших перебивать любит.
– А это, между прочим, некорректно, Лев Иванович, – обиделся Станислав. – Я твои привычки в присутствии младших по званию не обсуждаю.
– Зато другого много чего позволить себе можешь, – жестко оборвал Крячко Гуров. – Лучше бы думал о том, что можно предпринять.
Личная обида Станислава, как всегда, только подхлестнула. Несколько секунд он смотрел на Гурова из своего угла, словно наказанный ребенок на строгого родителя, а затем проворчал:
– Думать тут нечего. Внедрять туда своего человека нужно!
– Дельное предложение, – подыграл самолюбию друга Гуров. – Вот только кого?..
– Ну я могу, – откликнулся Тяжлов. – У меня отец спился, так я прекрасно знаю, как они себя ведут.
– Брось ерунду-то морозить! – осадил своего подчиненного Веселов. – Запашный на алкоголиках собаку съел. К тому же анализы еще существуют. Это же сколько тебя поить придется, чтобы ты на его клиента стал похож? Тут и пяти зарплат не хватит!
Все рассмеялись, глядя на смущенную физиономию Тяжлова. Реплика Веселова обстановку разрядила, но проблему не сняла. Клинику Запашного проверить следовало. Хотя бы потому, что это сейчас было единственной версией объяснения странных совпадений. Но сделать это не представлялось возможным. Веселов был прав. Если доктор хоть как-то замешан в убийствах, то агента милиции он раскусит в два счета.
Гуров решил, что утро вечера мудренее, и отпустил всех домой. Крячко попытался было набиться в гости, но Гуров его попытки проигнорировал. Нужно было многое обдумать, а размышлять полковник предпочитал в одиночестве.
Решив сегодня забрать из театра Марию, Гуров свернул к театру. До конца спектакля еще оставалось время, и он припарковал машину у служебного входа, решив посидеть в тишине.
Мария Строева была одной из самых популярных в Москве театральных актрис, и после спектакля у выхода всегда собиралась немалая толпа поклонников ее таланта. Гуров принимал это почитание своей жены как неизбежный атрибут профессии и относился к нему спокойно, старательно подавляя в себе редкие уколы ревности.
Однако сегодня проблема почитателей перед Гуровым не встала. Машину полковника в кругах театралов знали все, причем не хуже, чем его жену. И сегодня, завидев «Пежо» у служебного входа, поклонники Строевой разочарованно поворачивали назад. Только парочка самых фанатичных дождалась ее выхода из театра.
В первую секунду приветливое выражение на лице Марии сменилось удивлением. Она никак не ожидала увидеть на крыльце только двоих, хотя и с цветами. Затем ее глаза нашли «Пежо» мужа, и она, тяжело вздохнув, направилась к нему.
Гуров появления жены даже не заметил. Он сидел, погруженный в свои мысли, и лишь звук открываемой дверцы вернул его к реальности.
– Ты, Отелло цербероподобный, опять мне всех поклонников распугал своей дурацкой машиной! – весело проговорила Мария, усаживаясь на сиденье. – Чем я тебя теперь кормить буду?
– Привет, милая, – рассеянно отреагировал на ее появление Гуров и завел мотор.
Несколько секунд Мария удивленно смотрела на мужа, а затем хлопнула ладошкой по передней панели.
– Нет, ну до чего вы, менты, все нудные! – проговорила она, не отрывая от Гурова взгляда. – Гуров, ты вообще заметил, что я села в машину? И что я только в тебе нашла?
– Не скажу, – улыбнулся Гуров, окончательно возвращаясь к реалиям жизни. – А то ты еще задумаешься, есть ли это у меня.
– Вот только это у тебя и есть! – двусмысленно констатировала Мария. – Рассказывай, звезда телеэкрана, что тебя сегодня гнетет?
Раньше Гуров никогда не делился с близкими людьми тонкостями своей работы, но с Марией общаться было легко. Ее быстрый ум и нестандартное видение ситуаций не раз помогали Гурову находить выход из положения, казавшегося безнадежным.
Он рассказал жене все, что узнал сегодня сам. Более того, Гуров не скрыл от нее ни своих размышлений, ни сомнительных выводов. Он исповедовался перед ней, словно грешник у алтаря, и не чувствовал никакого дискомфорта.
Мария умела слушать. Она почти не перебивала Гурова, лишь изредка задавая наводящие вопросы. К тому моменту, когда супруги пришли домой, решение проблемы с внедрением человека в клинику Запашного плавало почти на поверхности. Вот только Гуров никак не мог его ухватить.
– Господи, проблему надумал, – с абсолютной уверенностью в своей правоте произнесла Мария, едва Гуров закончил свой рассказ. Она сбросила с ног узкие лодочки и блаженно пошевелила ступнями. – Мало из милиции людей за пьянку выгнали? Свяжись с кем-нибудь из них да пообещай вознаграждение, если он поможет. А с твоим генералом я об этом сама поговорю. Найдут денег, не разорятся!..
– Нет, милая, не тот контингент. Да они уже и навыки свои давно утеряли, – задумчиво проговорил Гуров и вдруг весело рассмеялся. – Умница ты моя! – нежно воскликнул полковник и, как мальчишка, подхватил жену на руки, закружив ее по комнате. – Как же я сам до этого не додумался?..
А решение действительно было на поверхности.
Глава 3
Вчера, после разговора с Марией, Гуров подумал о Викторе Терентьеве и сегодня окончательно понял, что не ошибся в своем выборе.
Когда-то давно, словно в прошлой жизни, они с Виктором несколько раз работали вместе. Терентьев тогда был старшим лейтенантом, а сам Гуров – майором. Терентьева прикомандировывали оперативником в группе Гурова по мере необходимости. Причем специализировался Виктор на захватах преступников. Что и немудрено.
Виктор был гигантом почти двухметрового роста и весом больше шести пудов. Мастер спорта по вольной борьбе, Терентьев скручивал кого угодно в считанные секунды. Единственным его минусом, пожалуй, было очень медленное мышление, но исполнителем Терентьев всегда был отличным. Он просто великолепно проявил себя при задержании психопата Петренко.
Терентьев дослужился до капитана, когда в стране поднялась шумиха по поводу милицейских штатов. В органах последовали сокращения, вызванные этой волной лжедемократии, и Виктора списали за ненадобностью. Он даже не пытался сопротивляться. Терентьев умел проигрывать.
Вот только после этого жизнь Виктора круто покатилась вниз. Он попробовал устроиться охранником в частную фирму, но быть «шестеркой» оказалось непосильным для его самолюбия. Да и не мог этот простой мент закрывать глаза на беспредел. Не той Виктор был закалки.
Из фирмы он уволился. Перебивался то грузчиком, то сторожем, то бог весть кем, пока не понял, что не может сводить концы с концами. Терентьев запил и, как следствие, остался в одиночестве. Молодая жена Виктора не смогла видеть этого жалующегося на судьбу гиганта, вечно ноющего и пьяного. Недавно она его бросила. Но именно это вдруг влило в Виктора новые силы. Терентьев бросил пить.
Эту неожиданную перемену в поведении отставного капитана и вспомнил Гуров, когда пытался найти решение проблемы с внедрением в клинику. Полковник понимал не хуже своих друзей, насколько бредовыми выглядят его предположения. Вот только жизнь научила его тому, что ничего нельзя отвергать, не проверив.
Клиника Запашного была пока единственным связующим звеном между тремя странными убийствами. Именно в ней лечились от алкоголизма преступники во всех рассматриваемых случаях. Причем самоубийца из Ботанического сада и Артемов совершили свои преступления на следующий день после выписки, а Гришин – через день.
Столько совпадений в трех совершенно не связанных на первый взгляд делах не могли быть случайностью. Это с одной стороны. А вот с другой – найти этим совпадениям разумное объяснение было задачей не из легких.
Гуров понимал, что оно должно быть. Как объяснимо практически все на этом белом свете, исключая только божественные откровения. Вот только и в бога Гуров не верил. Он верил в свои силы, свой разум и свой нюх сыщика.
Именно это чутье и позволило Гурову провести параллели между убийством в Докучаевом переулке и покушением на Большой Ордынке. Этот же нюх сыщика и помог ему отыскать клинику Запашного как отправную точку в своем расследовании. Впрочем, тут-то как раз не только нюх, но и титанический труд его самого и группы оперативников. Неясным было пока только одно – принесет ли эта работа свои плоды, или прав был Станислав, когда сказал: «Генерал нам и в сортире эту картинку прикрепить не позволит!»
Сделать из расследования настоящую картинку и должен помочь Терентьев. Полковник недавно случайно встретился с ним в магазине. Он поразился перемене, происшедшей с Виктором.
Что сближало Гурова и отставного капитана во время их недолгой совместной работы, так это фанатичная преданность делу. Виктор видел в каждом преступнике личного врага и готов был нести службу круглосуточно. Именно поэтому и переживал так тяжело свое увольнение из милиции. Он не умел пресмыкаться перед начальством, не умел просить и любой приказ руководства считал законом.
Гуров знал это и был в курсе того, как тяжело складывается у Терентьева судьба. Именно поэтому он так обрадовался, увидев Виктора, возвращающегося к нормальной жизни. Видимо, спортивная закалка и желание побеждать стали брать верх над слабостью Терентьева. Вот только надолго ли?
Гуров прекрасно знал, как часто опустившиеся люди, получившие новый сокрушительный удар от жизни, на некоторое время обретают новые силы. У них появляется желание переломить проклятую судьбу и вновь стать человеком. Но не у многих хватает запала.
Достаточно встретить новую преграду, и человек ломается окончательно. Тогда его уже ничто не удержит от падения на самое дно жизни. Гуров еще тогда подумал, что нужно как-то помочь Виктору устоять на ногах. Но он забыл об этом среди массы других неотложных дел. Теперь настала пора восполнить это упущение.
Проснувшаяся в отставном капитане сила воли была той важной черточкой, что отличала его от тех, кого Гуров думал послать в клинику. Полковник был уверен, что разыграть алкоголика здоровому человеку не удастся. Запашный не может быть профаном в своем деле, раз о его клинике идет такая громкая слава.
Другое дело, что и прийти с обыском в его клинику было нельзя. Дескать: «Здравствуйте, господин Запашный. Мы тут кое-что надумали, так что давайте мы у вас поищем, может, и найдем чего!»
Да и что было в этой проклятой клинике искать?! Никаких прямых улик, никаких доказательств. Да что там говорить, даже и обвинения никакого у полковника не было. Только одни догадки и предположения. Причем настолько размытые и фантастичные, что даже лучшие друзья – Крячко и Орлов – открыто насмехались над его предположениями.
Собственно, и предположений не было. Одни предчувствия, основанные на шатких фактах. И все же от этих фактов уйти было невозможно. Что бы ни говорил Орлов, над чем бы ни ерничал Крячко, но три покушения на убийство существовали. Три преступления, закончившиеся суицидом исполнителей.
Гуров не верил ни в бога, ни в дьявола, ни в случайные совпадения. Перефразируя известную фразу, он мог бы сказать: «Если совпадение произошло, значит, это кому-то было нужно!» Вот этого «кого-то» и собирался отыскать старший оперуполномоченный по особо важным делам. И в этом ему должен был помочь Терентьев.
Для этого нужно было всего два «пустячка» – уговорить Терентьева помочь бывшим товарищам да убедить Орлова в необходимости этой помощи. Потому что без генерала выполнить задуманное не получится. Гуров приготовился к бою.
Сражение началось быстрее, чем предполагал полковник. Едва он подошел к двери своего кабинета, как понял, что там кто-то есть. Ни на кого, кроме Крячко, это вторжение Гуров повесить не мог, но на этот раз ошибся. В кабинете старшего оперуполномоченного восседал на жестком стуле господин Горшков. Собственной персоной.
Гуров успел скрыть свое удивление. Он изобразил на лице гаденькую подхалимскую улыбку. Вот бы порадовалась Мария, увидев, что ее уроки актерского мастерства не проходят даром. У прямолинейного Гурова прямо талант лицедейства какой-то проснулся.
– Анатолий Алексеевич! – радостно завопил полковник, расставив в стороны руки, словно пытаясь обнять нежданного гостя. – Рад вас видеть. Как супруга, как собака?
– Спасибо, хорошо, – удивленный такой реакцией, Горшков не нашел что еще сказать. – Только у меня собаки нет.
– Ах, досада какая! Как же я так? На ровном месте и мордой об асфальт, – голосом, полным сострадания, вещал Гуров. Он совершенно не обратил внимания на растерянность следователя. – А вы заведите. Помогает, знаете ли.
Уточнять, от чего помогает присутствие собаки, Гуров не стал. Он стремительно прошел через кабинет к своему столу и взял трубку телефона.
– Верочка, у меня тут гость дорогой сидит. Ты уж, пожалуйста, организуй нам кофе, – проговорил в трубку полковник и обернулся к Горшкову. – И не возражайте, господин следователь. У нас, даже если гость самовольно в кабинет вламывается, кофе ему все равно предлагают. Традиция, знаете ли…
Только теперь Горшков начал понимать, что полковник попросту издевается над ним. От этой мысли он едва не поперхнулся, но быстро взял себя в руки.
– Я здесь нахожусь с разрешения генерал-лейтенанта Орлова, – проговорил он ледяным тоном. – После его распоряжения дежурный открыл мне дверь. К тому же вы, господин полковник, опоздали на работу.
– А у меня, товарищ следователь, ненормированный рабочий день, – Гуров сделал ударение на слове «товарищ», зная, как такое обращение неприятно следователю. – Так с чем вы пришли, Анатолий Алексеевич?
Горшков несколько секунд не сводил глаз с Гурова, словно пытаясь определить, что еще преподнесет ему общение со строптивым полковником. Гуров этот взгляд выдержал. Даже более того, преуспел. Горшков отвел глаза в сторону.
– Лев Иванович, вам, должно быть, известно, что следствие по делу Артемова закрыто? – задал риторический вопрос следователь. Ответа он не дождался, поэтому продолжил: – У меня имеется информация о том, что вы продолжаете расследование. Это является должностным преступлением и называется: злоупотребление служебным положением в личных целях.
Горшков сделал паузу, ожидая от Гурова каких-то реплик или пояснений. Если бы он знал полковника получше, то не стал бы на это рассчитывать. Последующие слова следователя лишь подтвердили этот факт.
– Вы не хуже меня знаете, чем вам это может грозить. Самое меньшее – выговором с занесением в личное дело, – проговорил следователь, недовольный реакцией Гурова. – Если вы имеете какие-либо конкретные факты для продолжения расследования, то должны доложить их мне как старшему группы. Если же у вас ничего не имеется, то я буду вынужден доложить руководству о вашем своеволии.
«А, вот это что-то новенькое. Первый раз слышу, чтобы прокуратура среди оперативников осведомителей имела. Бардак!» – подумал Гуров, но вслух сказал другое:
– Анатолий Алексеевич, вас дезинформировали. Никаким делом Артемова я не занимаюсь. Можете присылать официальный запрос, если это вам нужно…
В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошла Верочка. Она улыбнулась Гурову, поставила поднос с двумя чашечками кофе на стол и сказала:
– Извините, Лев Иванович, вас срочно требует к себе Петр Николаевич.
Девушка незаметно для Горшкова подмигнула полковнику и вышла. У них с Гуровым давно существовал договор о взаимопомощи. Вся суть этого неофициального документа сводилась к тому, что по условному сигналу Верочка помогала полковнику сбегать от нежелательных посетителей. Утренний звонок Гурова и был таким сигналом. Этакий «SOS» в милицейском варианте.
– Прошу меня простить, товарищ следователь, – Гуров вновь нарочно подчеркнул свое обращение к Горшкову, чем вызвал его недовольную гримасу. – Начальство требует. Придется вам кофе без меня попить.
– Спасибо, у меня дела, – холодно отклонил предложение Горшков. – Вы все же, Лев Иванович, примите к сведению мои слова…
– Приму-приму, – перебил его Гуров и распахнул дверь. – Ну, раз торопитесь, то не смею вас задерживать. Извините, я тоже не на посиделках. Поэтому до выхода вас провожать не буду. Дорогу найдете.
Гуров закрыл за собой кабинет и пошел в приемную Орлова. Он все равно собирался посетить генерала, поэтому не сильно приврал, послав сигнал о помощи Верочке. В приемной была тишина. Верочка вопросительно улыбнулась входящему Гурову. Он остановился у ее стола.
– Спасибо за помощь, Верочка! – ответил на улыбку Гуров и спросил, кивнув на массивную дверь: – Есть кто у него?
– Нет. И самого нет, – ответила секретарша. – Петр Николаевич с утра у замминистра.
– Позвони мне, когда генерал вернется, – попросил Гуров и вышел из приемной.
Когда Гуров вернулся к себе, Станислав уже был в кабинете. Он развалился в кресле и курил. Крячко сделал вид, что не заметил, как полковник вошел. Он не обернулся на звук открываемой двери, и Гурову пришлось толкнуть кресло.
– Ну-ка убирайся с моего места, бездельник, – рявкнул полковник и улыбнулся.
– Ой, извините, ваше превосходительство! – подскочил с кресла Крячко и состроил на широкой физиономии испуганную мину. – Замечтался. Не извольте гневаться.
– Брось, Стас, – не ответил на пикировку Гуров. – Не в масть сейчас твои шуточки. Лучше бы подумал, что нам с клиникой Запашного делать.
– А я подумал, Лева. – Гуров заметил, что Станислав обиделся. – Если хочешь, то могу своими гениальными идеями поделиться. Хотя о чем это я? Гений у нас – ты!..
– Это я и без тебя знаю. – Полковник достал из сейфа папку. – Расскажи, что мне неизвестно.
– Ну, это мне тогда и говорить нечего, – Крячко усмехнулся. – А если честно, Лева, то мне кажется, что у тебя маразм начинается. Подожди, не перебивай. Дай мне высказаться, а потом делай что хочешь.
Станислав достал новую сигарету. Он повертел ее в пальцах, но, уловив недовольный взгляд Гурова, убрал сигарету в пачку. Крячко перебрался за свой стол и бросил «Мальборо» в ящик.
– Не разбегайся, прыгай! – поторопил его Гуров.
– Давай плясать от печки, – проговорил Станислав, глядя Гурову в глаза. – Нам всучили дурацкое убийство, в котором неизвестно было только одно: на хрена его было нужно совершать. Из немотивированного поступка психа ты раздул целую теорию. Благо, психов у нас хватает, и на следующий день тебе новый подвернулся.
Станислав с грохотом выдвинул ящик стола и достал сигареты. Он закурил, не обращая внимания на недовольство Гурова.
Крячко злился. Понимал, что это глупо, но поделать с собой ничего не мог. Ему вдруг вспомнилось, как полковник ушел от «наружки» из квартиры Дурова, когда они разыскивали в Москве международного террориста по кличке Кобра.
Тогда Гурову привиделась жизнь в виде полосатой пижамы. Полоса черная, полоса белая. И Гуров, вместо того чтобы выйти в дверь, выбрался на улицу через окно по водосточной трубе. Ничем, кроме предчувствия, такое поведение полковник объяснить тогда не смог. Но оказался прав. И это сохранило им жизнь важного агента.
Станислав не понимал, почему Гурову удается увидеть что-то необычное там, где остальные не замечают вообще ничего. Он прекрасно знал, что это от бога. Станислав отдавал себе отчет, что обижаться на то, что он сам не наделен такими талантами, было не на кого. Но привыкнуть не мог. Как не мог и не завидовать. По-белому.
– Липченко бы следовало голову оторвать за его разговорчивость. Вот только спасает человека, что он о твоей прогрессирующей душевной болезни не мог догадываться. – Станислав выпустил дым в потолок и вновь посмотрел на Гурова. Тот улыбался. – Лева, ты сам прекрасно видел, сколько в Москве убийств с последующим суицидом. Проверь, и окажется, что среди остальных тоже найдутся сходные черты. Что ты к этим трем прикопался? Я понимаю, что ты человек настырный. Но попробуй найди своей энергии реальное применение. Ты не хуже меня понимаешь, какой глупостью решил заняться.
– Все сказал? – Гуров видел, в каком состоянии находится Станислав, и эта тирада его не удивила. Он улыбнулся и попросил: – Дай-ка мне, Стас, сигарету. Так и не бросишь с вами, занудами, курить.
– Ты бы свои завел, что ли, – пробурчал Крячко. – А то стреляешь все время, словно бомж какой-то!
Читать бесплатно другие книги:
