Запретный плод Гамильтон Лорел

47

Николаос танцевала вокруг него, и развевалась вокруг ее ног юбка пастельно-розового платья. Подпрыгивал большой розовый бант в волосах, когда она вертелась с расставленными руками. Тонкие ноги ее были покрыты белым трико. Туфли были белыми с розовыми бантами.

Она остановилась, смеясь и запыхавшись. На щеках ее играл здоровый румянец, глаза блестели. Как она это делает?

— Правда, он совсем как живой? — спросила она, потрепывая его по руке.

Он отдернулся, следя глазами за каждым ее движением, испуганный. Он ее помнил. Помоги нам Боже, он ее помнил.

— Хочешь посмотреть, как я буду его испытывать?

Я надеялась, что я ее не поняла. И изо всех сил старалась сохранить бесстрастное лицо. Наверное, мне это удалось, потому что она топнула на меня ножкой и уперла руки в бока.

— Ну, — сказала она, — хочешь посмотреть, как работает твой любовник?

Я проглотила желчь. Может, мне следовало просто на нее блевануть. Чтобы ей неповадно было.

— С тобой? — спросила я.

Она подобралась ко мне, сцепив руки за спиной.

— Можно и с тобой. Если хочешь.

Ее лицо было вплотную к моему. Глаза такие широкие и невинные, что это казалось просто богохульством.

— Меня ни то, ни другое не прельщает, — сказала я.

— Жаль. — Она скользнула обратно к Филиппу. Он был обнажен, и его загорелое тело было по-прежнему красиво. Что значит еще пара шрамов?

— Ты же не знала, что я здесь буду, зачем же было поднимать Филиппа из мертвых? — спросила я.

Она повернулась на каблучках.

— Мы его подняли, чтобы он попытался убить Обри. Убитые зомби так забавны, когда пытаются убить своих убийц. Мы думали дать ему шанс, пока Обри спит. Он умеет двигаться, если его побеспокоить. — Она глянула на Эдуарда. — Но вы же это знаете.

— Ты хотела дать Обри убить его еще раз.

Она закивала головой:

— Ум-гу!

— Сука ты — сказала я ей.

Бурхард ударил меня прикладом в живот, и я упала на колени, ловя ртом воздух. Это не получалось.

Эдуард смотрел, не отрываясь, на Захарию, который держал пистолет точно напротив его груди. На таком расстоянии не надо ни умения, ни везения. Просто нажми на спуск и убей.

— Я могу тебя заставить делать все, что мне захочется, — сказала Николаос.

Меня окатило новой волной адреналина, и это было избыточно. Меня вывернуло в угол. Я получила сильный удар по нервам живота прикладом. Нервы были мне не в новинку; приклад — это был новый опыт.

— Ай-ай-ай, — сказала Николаос. — Так я тебя напугала?

Я, в конце концов, заставила себя встать.

— Да.

Зачем отрицать.

Она хлопнула в ладоши:

— Вот и хорошо.

Ее лицо будто переключилось на другую передачу — сразу. Девочки больше не было, и никакие платья с розовыми кружевами не могли ее вернуть. Лицо Николаос стало тоньше, стало нечеловеческим. Глаза — как бездонные озера.

— Слушай меня, Анита. Ощущай мою силу в твоих жилах.

Я стояла, опустив глаза в пол, и страх бежал по коже холодной волной. Я ждала, что меня что-то ухватит за душу. Что ее сила собьет меня с ног и потащит. Ничего.

Николаос нахмурилась. Маленькая девочка вернулась вновь.

— Я укусила тебя, аниматор. Ты должна была бы ползать, если я скажу. Что ты сделала?

Я произнесла короткую молитву от всего сердца и ответила:

— Святая вода.

Она зарычала:

— На этот раз ты будешь с нами до третьей метки. Займешь место Терезы. Тогда, быть может, ты охотнее будешь искать, кто убивает вампиров.

Я изо всех сил не давала себе обернуться на Захарию. Не потому, что не хотела его выдавать, я это запросто сделала бы, но я ждала момента, когда это будет нам полезно. Иначе Захария будет убит, но это не уберет ни Бурхарда, ни Николаос. Захария был в этой комнате наименее опасен из всех.

— Я так не думаю.

— Зато я думаю, аниматор.

— Я скорее умру.

Она развела ручками:

— Но я ведь и хочу, чтобы ты умерла, Анита. Я хочу, чтобы ты умерла.

— Это у нас взаимно, — ответила я.

Она хихикнула. От этого звука у меня зубы заболели. Если она захочет меня пытать, ей достаточно запереться со мной в комнате и смеяться. Это будет сущий ад.

— Давайте, мальчики и девочки, на игровую площадку!

Николаос повела процессию. Бурхард сделал нам знак идти за ней. Они с Захарией пристроились сзади с оружием в руках. Филипп неуверенно стоял в середине комнаты, не зная, что делать.

— Пусть он идет за нами, Захария, — бросила через плечо Николаос.

— Иди за мной, Филипп, — позвал Захария.

Он повернулся и пошел за нами, глаза его были неуверенными и блуждали.

— Идите, — сказал Бурхард, чуть приподнимая винтовку, и я пошла.

— Глазеешь на своего любовника? — обернулась Николаос. — Как это мило.

Путь к подземной тюрьме был долог. Если они попытаются приковать меня к стене, я на них брошусь. Я заставлю их меня убить. Значит, бросаться лучше на Захарию. Бурхард может просто ранить меня или послать в нокаут, а это будет очень, очень плохо.

Николаос свела нас по ступеням и вниз на пол. Прекрасный день для парада. Филипп шел за нами, но теперь он оглядывался и действительно видел. Он застыл, глядя на место, где Обри его убил. Протянув руку, он коснулся стены. Согнул руку, проведя пальцами по ладони, будто, в самом деле, что-то чувствовал. Его рука поднялась к шее и нашла шрам. Он закричал, и эхо отдалось от стен.

— Филипп! — позвала я.

Бурхард удержал меня винтовкой. Филипп скорчился в углу, спрятав лицо, охватив руками колени. И издавал высокий непереносимый звук.

Николаос смеялась.

— Хватит! — Я бросилась к Филиппу, и Бурхард упер ствол винтовки мне в грудь. Я заорала ему в лицо: — Стреляй, гад! Застрели меня, черт тебя возьми! Чтобы я этого не видела!

— Хватит, — велела Николаос. Она кралась ко мне, и я отступила. Она шла, заставляя меня отступить, пока я не уперлась спиной в стену. — Я не хочу, чтобы тебя застрелили, Анита, но я хочу, чтобы ты страдала. Ты своим ножиком убила Винтера. Давай посмотрим, что ты умеешь на самом деле. — Она отошла от меня. — Бурхард, верни ей ножи.

Он ни секунды не колебался, не спросил, зачем. Он только подошел ко мне и протянул мне ножи рукоятками вперед. Я тоже ни о чем не спросила и взяла их.

Николаос вдруг оказалась рядом с Эдуардом. Он попытался отодвинуться.

— Если он еще раз двинется, Захария, убей его.

Захария подошел ближе с наставленным пистолетом.

— На колени, смертный, — велела она.

Эдуард не подчинился. Он взглянул на меня. Николаос пнула его в колено так, что он ухнул и упал на одно колено. Она схватила его за правую руку и завела за спину. Тонкая ручка схватила его за горло.

— Если ты шевельнешься, человек, я вырву тебе горло. Твой пульс как бабочка в моей руке. — Она засмеялась, и комната наполнилась горячим напирающим ужасом. — Теперь, Бурхард, покажи ей, что значит работать ножом.

Бурхард взошел по лестнице к двери. Винтовку он положил па пол, расстегнул перевязь меча и положил меч рядом с винтовкой. Потом вынул длинный нож с почти треугольным лезвием.

Быстро потянулся, разминая мышцы, а я смотрела на него. Я умею работать ножом. Я отлично его бросаю — натренировалась. Почти все боятся ножей. Если ты покажешь, что по-настоящему хочешь кого-то порезать, тебя испугаются. Бурхард не был «почти все». Он стал в стойку и пошел вниз, держа нож в правой руке свободно, но твердо.

— Бейся с Бурхардом, аниматор, или вот этот умрет.

Она резко потянула его за руку, но Эдуард не закричал. Она могла бы вывихнуть ему руку, и он не издал бы ни звука.

Я вложила один нож в ножны на правом запястье. Драка двумя ножами выглядит эффектно, но я никогда ею толком не владела. Это мало кто умеет. Да и у Бурхарда ведь один нож, верно?

— Это бой насмерть? — спросила я.

— Тебе никогда не убить Бурхарда, Анита. Это просто глупо. Бурхард только тебя порежет. Даст тебе попробовать твою кровь, Анита, ничего серьезного. Я не хочу, чтобы ты потеряла слишком много крови. — В ее голосе послышалась скрытая струйка смеха и тут же исчезла. Голос ее крался по комнате, как суховей. — Я хочу видеть, как течет твоя кровь.

Классно.

Бурхард стал кружиться вокруг меня, и я старалась держаться спиной к стене. Он бросился на меня, сверкнул клинок. Я не отступила, уклонившись от клинка и нанеся встречный удар. Мой нож распорол воздух. Он стоял вне досягаемости, глядя на меня. У него было шестьсот лет практики, плюс минус сколько-то. Мне это не превзойти. Даже не приблизиться.

Он улыбнулся. Я слегка кивнула. Он кивнул в ответ. Может быть, знак уважения между двумя воинами. Или это, или он надо мной издевался. Как вы думаете, какой из этих вариантов казался мне вероятнее?

Вдруг его нож оказался рядом, вспоров мне руку. Я махнула ножом наружу и зацепила его поперек живота. Он бросался ко мне, а не от меня. Я ткнула ножом и сделала шаг от стены. Он улыбнулся. Черт возьми, он выманивал меня на открытое место. Доставал он ровно вдвое дальше меня.

Боль в руке была острой и обжигающей, но и у него на плоском животе появилась алая полоска. Я улыбнулась. Глаза его дернулись — чуть-чуть. Могучий воин нервничал? Я на это надеялась.

Я отступила от него. Это было смешно. Нам предстояло умирать по частям, нам обоим. И я бросилась вперед на Бурхарда, нанося удар. Он застал его врасплох, и Бурхард шагнул назад. Я повторила его стойку, и мы закружили по полу.

И я сказала:

— Я знаю, кто убийца.

Бурхард приподнял брови.

— Что ты сказала? — спросила Николаос.

— Я знаю, кто убивает вампиров.

Вдруг Бурхард скользнул мне под руку, прорезав блузку. Это не было больно. Он просто со мной играл.

— Кто? — спросила Николаос. — Говори, или я убью этого человека!

— Отчего не сказать, — ответила я.

— Нет! — крикнул Захария, повернулся и выстрелил в меня. Пуля свистнула над головой. Мы с Бурхардом оба упали на пол.

Эдуард вскрикнул. Я поднялась бежать к нему. Рука его торчала под странным углом, но он был жив.

Пистолет Захарии рявкнул дважды, и Николаос выхватила у него оружие и бросила на пол. Она схватила его и прижала к себе, перегибая назад в поясе, ломая. Голова его откинулась назад, и он завопил истошным голосом.

Бурхард стоял на коленях, глядя на представление. Я всадила нож ему в спину. Он с глухим звуком ушел по рукоять. Спина Бурхарда выгнулась, он потянулся выдернуть клинок рукой. Я не стала смотреть, сможет ли он это сделать, вытащила нож и всадила ему в горло сбоку. Когда я вытащила нож, кровь текла у меня по руке. Я еще раз ударила, и он медленно свалился на пол лицом вниз.

Николаос бросила Захарию на пол и повернулась с измазанным кровью лицом, розовое платье спереди заалело. На белое трико капала кровь. У Захарии была разорвана глотка. Он лежал на полу, ловя ртом воздух, но еще шевелился и был жив.

Она уставилась на тело Бурхарда, завопила, и эхом по всей камере разнесся дикий вой баньши. Она бросилась ко мне, вытянув руки. Я метнула нож, и она отбила его в сторону. Она ударила меня всей инерцией тела, вбила в пол и навалилась сверху. Она все кричала и кричала. Схватив мою голову, она отвела ее в сторону. Никаких ментальных фокусов, грубой силой.

— Нет! — закричала я.

Раздался выстрел, и Николаос дернулась раз, другой. Она вскочила с меня, и я услышала ветер. Он полз по комнате предвестием бури.

Эдуард прислонился к стене, держа упавший пистолет Захарии.

Николаос пошла к нему, и он разрядил в нее всю обойму. Она даже не замедлилась.

Я села и глядела, как она крадется к нему. Эдуард бросил в нее пистолет. Вдруг она оказалась над ним, прижимая его к полу.

Меч лежал на полу и был почти с мой рост. Я вытащила его из ножен. Тяжелый, неуклюжий, тянущий руку вниз. Я подняла его над головой, положив серединой на плечо, и побежала к Николаос.

Она снова говорила высоким песенным голосом:

— Я сделаю тебя своим слугой, смертный! Слугой!

Эдуард вскрикнул, а почему — я не видела. Я подняла меч, и под собственным весом он пошел вниз и наискось, как ему и полагалось. Он ударил в шею с тяжелым хлюпающим звуком. Клинок уперся в кость, и я его вытащила. Острие заскребло по полу.

Николаос обернулась ко мне и стала вставать. Я снова подняла меч и ударила наотмашь, повернувшись всем телом. Кость хрустнула, я свалилась на пол, а Николаос бухнулась на колени. Ее голова все еще висела на обрывках кожи и мяса. Она мигала и пыталась встать.

Я с воплем вознесла меч из последних оставшихся сил. Удар пришелся ей меж грудей, и я стояла, проталкивая меч внутрь. Лилась кровь. Я пришпилила ее к стене. Лезвие показалось из спины, заскребя по стене, когда Николаос соскользнула вниз.

Я упала на колени рядом с телом. Да, с телом! Николаос была мертва.

Я оглянулась на Эдуарда. У него на шее была кровь.

— Она меня укусила, — сказал он.

Я ловила ртом воздух, дышать было трудно, но было чудесно. Я была жива, а она нет, А она, мать ее так, нет.

— Не волнуйся, Эдуард, я тебе помогу. Святой воды еще хватит, — улыбнулась я.

Он посмотрел на меня, потом засмеялся, и я засмеялась вместе с ним. Мы еще хохотали, когда из тоннеля появились крысолюды. Рафаэль, Царь Крыс, оглядел бойню пуговичными глазками.

— Она мертва.

— Динь-дон, ведьмы больше нет, — сказала я.

— Злобной старой ведьмы — подхватил Эдуард старую песенку.

Мы снова свалились от хохота, и доктор Лилиан, вся укрытая шерстью, стала лечить наши раны, начав с Эдуарда.

Захария все еще лежал на полу. Рана у него на горле начала закрываться, кожа срасталась. Он будет жить — если можно назвать этим словом.

Я подобрала нож с пола и подошла к нему. Крысы смотрели на меня, но никто не вмешался. Я опустилась на колени возле Захарии и вспорола рукав его рубашки, обнажив гри-гри. Он все еще не мог говорить, но глаза его расширились.

— Ты помнишь, когда я пыталась коснуться этой штуки своей кровью? Ты мне не дал. Ты вроде бы испугался, и я не поняла, почему. — Сидя возле него, я смотрела, как залечивается его рана. — У каждого гри-гри есть что-то, что ты должен для него делать, и что-то, чего делать никак нельзя, или магия кончится. Пуф — и нету. — Я приподняла руку с очень аккуратной каплей крови. — Человеческая кровь, Захария. Разве это плохо?

Он смог выдавить из себя что-то вроде: «Не надо!»

Кровь стекла к локтю и повисла каплей, дрожащей над его рукой. Он пытался качать головой, что-то вроде «нет-нет». Капля сорвалась и расплескалась у него на руке, не тронув гри-гри.

Все его тело будто отпустила судорога.

— У меня сегодня нет терпения, Захария, — сказала я и втерла кровь в плетеную ленту.

Глаза его закатились под лоб, показав белки. Горло издало задушенный звук, руки заскребли по полу. Грудь дернулась, будто он не мог дышать. Из тела вырвался вздох, долгий и мощный, и он затих.

Я проверила пульс — нету. Я срезала гри-гри ножом, взвесила на руке и сунула в карман. Произведение искусства зла.

Лилиан подошла и перевязала мне руку.

— Это временно. Надо будет наложить швы.

Я кивнула и встала на ноги.

— Ты куда? — спросил Эдуард.

— Собрать наше оружие.

Найти Жан-Клода. Но этого я вслух не сказала. Я не думала, что Эдуард меня поймет.

Со мной пошли двое крысолюдов. Ладно. Пусть идут, лишь бы не вмешивались. Филипп все еще корчился в углу. Там я его и оставила.

Я собрала оружие. Повесила автомат через плечо, а обрез взяла в руки. Заряжен на медведя. Я убила тысячелетнего вампира? Нет, не я. Точно нет.

Мы с крысолюдами нашли комнату наказаний. Там стояли шесть гробов. На каждом — освященный крест и серебряные цепи, удерживающие крышку. В третьем гробу был Вилли, спящий так глубоко, будто никогда не проснется. Я его так и оставила, чтобы проснулся ночью и занялся своими делами. Вилли совсем неплохой. А для вампира — лучше и желать нечего.

Все остальные гробы были пусты, только последний еще не был открыт. Я отстегнула цепи и сняла крест. На меня глядел Жан-Клод. В его глазах горел огонь полуночи, он ласково улыбался. У меня мелькнуло видение из первого сна, когда он лежит в гробу, полном крови, и тянется ко мне. Я отступила, и он поднялся из гроба.

Крысолюды с шипением попятились.

— Все в порядке, — сказала я. — Он вроде как на нашей стороне.

Он вышел из гроба, будто после хорошего сна. Он улыбнулся и протянул мне руку:

— Я знал, что вы сможете это сделать, ma petite.

— Ты наглый сукин сын! — Я ткнула его прикладом в живот, а когда он согнулся — как раз настолько, насколько нужно — я двинула ему в челюсть. Он покатился на спину.

— Убирайся из моего мозга!