На полшага впереди смерти Макеев Алексей

Глава 5

Москва недаром называется Третьим Римом. Многие традиции Римской Империи сохранились именно у русских. Например, общаться и решать важные вопросы в термах, то бишь в банях.

Сегодня баня – это и комната для переговоров, и конференц-зал, и исповедальня, и питейное заведение. По количеству заключенных соглашений, сделок и договоров баня в легкую заруливает в минуса офисы, отели, банкеты и фуршеты. Россия-матушка. Пар размягчает огрубевшие души и вытапливает жир из заплывших холестерином мозгов.

Вот и сейчас собравшиеся в отделанном эксклюзивным итальянским кафелем, с вычурными архитектурными излишествами просторном предбаннике люди думали думу о делах жизненно важных. А именно – как обустроить Россию без Мопса.

– Блин, сколько бабла мимо. Все на него было завязано. А счета. А контракты, – загибал пальцы Лелик, время от времени прикладываясь к кружке с английским элем – ничего другого он не признавал.

За длинным дощатым столом с резными ножками собралась примечательная компания. Лелик и Болек, давние боевые товарищи канувшего в неизвестность бизнесмена. Высокий, худощавый, жилистый, с породистым длинным лицом, изрезанным глубокими морщинками, Григорий Рубакин, в прошлом авторитетный бандит, а по совместительству старый и достаточно близкий друг Мопса. Также там были другие заинтересованные лица паразитического сословия – генеральский чин из Генпрокуратуры, сотрудник таможни. Важнее и бестолковее всех выглядел депутат от правящей партии, горделиво завернутый в полотенце, как в римскую тогу, и служащий иллюстрацией к известному анекдоту про то, как Петька листал книгу и обращался за консультациями к Чапаеву:

– Василь Иваныч, смотри, что пишут. Патриции занимались в термах пирами и оргиями. Что такое термы?

– Банька, Петька.

– А пиры?

– Ну это пьянка.

– А оргии?

– Это когда по бабам.

– А патриции кто такие?

– Это опечатка. То партийцы.

Вот один такой правящий партиец, грудью отстаивающий интересы избирателей, а именно Мопса и его приближенных, общался сейчас с народом – хоть табличку на баню вешай «депутатская приемная».

Собравшиеся сжимали крепко в своих руках кружки в модном ныне стиле «а ля советикус» – такие были в пивных заведениях СССР и потому вызывали у гостей, выросших в те благостные времена, острое чувство ностальгии. Ну а содержимое кружек – это уже дело другое. Напитки были изысканные, на разборчивый вкус каждого – кому эль, а кому чешское пиво да баварское, но только не российского мутного розлива, а прямо с родных пивоварен.

Закуска тоже не подкачала. Рыбка, икорка красная и черная, нарезки из роскошного окорока, твердых французских сыров. Эдакий знаковый «хамон-пармезан» – все как в приличных домах, где собираются со вкусом, от пуза, по-свински пожрать и надраться до поросячьего визга.

Всех собравшихся в элитной бане на Кутузовском проспекте объединяло одно – они кормились за счет Мопса.

Кличка к пропавшему коммерсанту прилипла из-за его выразительной внешности – он поразительно походил на эту собаку. Невысокий, коренастый, с приплюснутым носом, поросший короткой шерстью, больше похожей на щетину, а не на волосы, его немножко выпученные глаза были полны вечной скорби еврейского народа. Конечно, когда-то давно эта кличка его дико нервировала, но постепенно он сросся с ней настолько, что не каждый человек знал, кто такой Гольдин, но Мопса знали все деловые люди.

Нагрузились присутствующие уже прилично, пивко было умело подлакировано более крепкими напитками, вследствие чего бурным селевым потоком хлынули эмоции.

– Столько бабла накрывается, – жалобно причитал Лелик, сжимая кружку, как последнюю гранату.

– Тебе все бабло да бабло, – укоризненно произнес Болек. – Друг пропал. А ты только о деньгах.

– Вот именно. Пропал друг с деньгами. О нем и думаю.

– Ну Лелик…

– Чего Лелик?! У меня семья, дети. Это ты птица вольная, разведенная. А у меня обязанности перед близкими…

Лелик жадно отхлебнул эль, и его затуманенный возлияниями взор сфокусировался на Рубакине:

– Гришенька, ты у нас главный преступный авторитет, что очень почетно. Может, ответишь мне, наивному, на один м-а-аленький вопрос.

– На какой?

– Где Мопс?!!

– Понятия не имею, – пожал плечами бывший бандит, а ныне президент компании со странным названием «Ортодокс». – Возможны варианты. Я их сейчас пробиваю.

– Он хоть жив, собака страшная? – всхлипнул Лелик.

– Возможно. Но маловероятно.

– Значит, его грохнули. – Лелик обиженно посмотрел на опустевшую кружку, схватил две бутылки эля, наполнил из них кружку, сделал глубокий глоток. – И куда теперь нам, неприкаянным, податься? Что с его шлюхой делать?

При этих словах лицо Лелика перекосила гримаса. Он до сих пор находился под впечатлением от визита начинающей вдовы в офис «Альгамбры».

– А что ты с ней сделаешь? – пожал плечами Рубакин.

– Да эта мразь его и убила! – встрял воинственный Болек. – К бабушке не ходи… А ментовка не мычит и не телится.

– Полиция вообще не работает, – со знанием дела подтвердил прокурор. – Гнать их всех в шею давно пора.

– Палыч, ты же генерал, ну скажи им, чтобы эту тварь посадили, – вцепился в прокурора Болек. – Пусть работают полицаи – чтоб до седьмого пота. До кровавых мозолей. Чтобы изобличили ее!

– Э, Борис, ты что, хочешь, чтобы полицаи рылись в наших документах?! – завопил Лелик, со стуком поставив кружку на стол и расплескав содержимое.

– Да если с Маргаритой вопрос не решить, мы останемся вообще не при делах. Она перетянет на себя все активы, – резонно заметил Болек.

– Гришенька. Ты же большой авторитет. Может, ее в подвал как-нибудь, паяльничком подработать, чтобы рассказала, куда мужа закопала, – мечтательно произнес обычно миролюбивый соглашатель и примиритель Лелик. – Ну или на крайняк ее того…

Прокурор, хватанув рюмку виски, крякнул от удовольствия и важно кивнул – мол, тоже метод.

Рубакин насмешливо посмотрел на бизнесмена:

– А что, мысль. Давай закопаем ее в огороде. И ты сразу становишься первым подозреваемым, Леня. А ты в курсе, как менты выбивают показания?

Лелик побледнел и зашарил рукой в поисках кружки.

– А ты не думал, что если она причастна к исчезновению нашего друга, то в этой истории не на первых ролях, – продолжил Рубакин. – И за ней кто-то стоит гораздо более серьезный, который пришлет тебе ответку.

– Кто пришлет?

– Кто решил отжать бизнес, активы, клиентов, да что угодно.

– Ну, у нас много партнеров и конкурентов, – обескураженно произнес Лелик. – Но все они с виду вполне приличные люди.

– Ох, святая простота. Как ты дела ведешь, Леня? Есть множество людей, кто заинтересован в смерти Гольдина.

– Даже так? И ты все знаешь и молчишь.

– Если бы я все знал. Кому-то не поздоровилось бы. – Рубакин мрачно посмотрел на присутствующих, и кое-кто нервно отвел взгляд.

Глава 6

– Это что, полиция? – вздохнул Капанадзе, озирая кабинет и присутствовавших в нем сотрудников. – Это международная лига аутистов.

За три дня отгулов, от щедрот кинутых начальством после успеха очередного внедрения, он отоспался, потом слегка загулял с друзьями, снова отоспался. И теперь новым взором окинул столь привычный кабинет.

Всегда возвращаясь после странствий и отлучек в родное подразделение и окидывая его свежим взором, он не переставал удивляться тому, что представало перед ним. Бравое отделение убойного отдела, сливки, так сказать, криминальной полиции, выглядело феерично.

Действительно, все как аутисты были погружены в свой богатый внутренний мир.

Худосочный очкастый Айфоныч, что-то нашептывая себе под нос, возился с планшетником и даже не обратил внимания на начальника – ему все было сугубо до фонаря и лампочки в придачу. Похожий на одесского биндюжника румяный и высокий Йог медитировал, тупо глядя в одну точку, а может, и придуривался – кажется, это одно и то же. Стройная, как тополь, натурально блондинистая Принцесса, сонно позевывая, красила ногти лаком с таким ядовитым запахом, как от аварийного химкомбината, и, похоже, вспоминала очередную экскурсию по ночным клубам, которые она знала как свои пять пальцев.

Отделение у Капанадзе было, можно сказать, экспериментальное. За какие-то грехи, ведомые лишь руководству, ему дали в подчинение толпу детишек важных родителей. У Йога папаша генерал, руководитель одного ГУВД на юге страны. У Айфоныча родословная включает длинную череду сотрудников госбезопасности, но в чекисты он сам идти наотрез отказался, занесла его нелегкая в полицию – сначала в информцентр, а потом в МУР. У Принцессы папаша вообще депутат, и все ее окружение – это суровое московское гламурье.

– За что ты меня так, Николаич? – спросил Капанадзе у начальника убойного отдела после того, как ознакомился со своим воинством.

– Сережа, толку с них все равно никакого нигде не будет. А ты показатели и в одиночку вытянешь, я в тебя верю. Ну, будут они у тебя на побегушках. Пора тебе кем-то руководить. Не век же в операх ходить будешь.

– Ты не начальник убойного цеха. Ты сам убийца, – вздохнул Капанадзе.

И после этого погрузился в атмосферу легкого безумия и сюрреализма. Потому что компашка вся оказалась не просто из блатных, а со странностями.

Но что удивительно, ему быстро удалось их заставить работать, притом порой достаточно эффективно. Кроме того, через некоторое время он понял, что эта компания ему по душе. От подчиненных исходил какой-то бесшабашный задор, не проходило ощущение вечной буффонады. Если разобраться, вся жизнь – театр, а жизнь в полиции – цирк, так что ребята вполне вписались.

Принцесса первая отреагировала на появление Капанадзе и даже оторвалась от стула со словами:

– Здравия желаю, товарищ подполковник.

Она была единственный член коллектива, который не чурался устава. Похоже, это у нее игра такая. И в детстве она играла не в куклы, а в солдатики.

– Эх, сатириков на вас нет, – посетовал Капанадзе, присаживаясь за свой самый просторный, как положено начальнику, и самый пустой стол у окна. – Жванецкий нервно курит в сторонке.

– А, привет, шеф, – проснулся Йог.

– Здравствуйте. – Айфоныч тоже вынырнул из Интернета и ошарашенно глядел на начальство. Покраснел – он всегда краснел, где надо и где не надо. – Извините.

– Работать будем? – спросил Капанадзе.

– Конечно. – Принцесса воодушевилась. – Когда возьмете на задержание?

Это у нее была такая идея фикс. Хотя папа депутат запретил давать ей держать что-то тяжелее карандаша для ресниц и выходить дальше КПП в рабочий день, внутри Принцессы кипела нерастраченная атомная энергия, толкавшая ее на подвиги и разрушения.

– Сначала найдите, кого задерживать, – сказал Капанадзе. – Смотрю, тут без меня какая-то расслабуха.

– Не, мы работаем. Вон бумаг сколько. – Принцесса поднесла ему папку с документами и положила на стол.

– Эх, тяжела доля каторжанская. – С этими словами Капанадзе принялся разгребать ненавистные бумаги.

Жалоба – одна штука. Айфонычу ее – пусть поработает. Сводки происшествий – одно убийство в Выхино поставлено на контроль. Капанадзе слышал о нем, там подозреваемые есть, остается только задержать, для чего необходимо попинать местных оперативников. Пускай этим Йог занимается, у него почему-то разнос нижестоящих подразделений получается на пять баллов, умеет на себя напустить загадочно важный вид, который земельных сотрудников вводит в ступор… Так, методические рекомендации по ведению документации – это пусть Принцесса читает, все равно, кроме нее, в этой канцелярии никто ничего не сечет.

– Сводки телефонных переговоров Гурама получил? – обратился Капанадзе к Йогу.

– Вестимо, – ввернул Йог новое в его лексиконе словечко.

– Что есть там ценного?

– Да треп о погоде, – отмахнулся Йог. – Мне кажется, он знает, что его телефон слушают. Хоть бы один разговор по теме был.

– Значит, у него еще одна мобила должна быть. Встреться с кем-нибудь толковым с Управления специальных технических мероприятий, узнай, могут ли они вычислить другие мобилы, которыми он пользуется.

– Могут они все, если захотят, – сказал Йог. – Им задание нужно.

– Афанасий, что по Текстилям? – обернулся Капанадзе к Айфонычу.

– Возбудили сто пятую.

– Кто порешил негодяя?

– Да разборка какая-то бомжовая.

– Фигуранты есть?

– Пока нет.

– Контролируй.

Надавав указаний, Капанадзе понял, что отведенные ему на весь рабочий день силы иссякли за десять минут. Ну, кто скажет, как заставить себя работать после удачной реализации и бурного отдыха? А никак!

Больше всего ему хотелось смыться с работы. Но куда? Куда еще смыться оперу? Конечно, на встречу с агентом. На них, незримых борцов, вся надежда… Только завтра придется агентурную записку отписать. И что писать? А, придумаем. Не впервой.

– Так, Родион, – сказал он Йогу. – Мне на встречу надо. Буду к вечеру. Ты за меня.

– Я же в управление спецмероприятий.

– Тогда ты, – обернулся к Принцессе. – Цени доверие.

– Есть.

Капанадзе прикинул, что сейчас рванет в японский ресторан и сегодня вряд ли вернется. За целый рабочий день оставленная на хозяйстве Принцесса, пользуясь служебным положением, проест плешь Айфонычу и заставит его сожрать свой компьютер. И поделом ему.

Оставалось только отпроситься у начальника отдела. Сказать, что отбывает ну просто на очень важную встречу с источником. Начальник сразу поймет, что подчиненному просто хочется смыться. Поймет и простит.

Он уже собрался звонить руководителю, но тот опередил – позвонил сам и вызвал к себе.

«Кирдык культпоходу и суши», – подумал Капанадзе.

Полковник Третьяков был подозрительно озадачен, что не то чтобы не к добру, но к большой суете.

– Отошел после скачек своих по лесам Подмосковья? – спросил он, что-то чертя в календаре, лежащем перед ним на начальственном столе.

– Неплохо бы недельку отпуска. А лучше две. За боевые подвиги даже в войну отпуска давали.

– Бог подаст, – отмахнулся от него Третьяков, как от назойливой мухи. – Чай не война, значит, подвиги не засчитываются.

– Я и не сомневался в доброте вашей душевной, господин начальник.

– И правильно. Вот халтурку тебе припас.

– Это как палач приходит домой с мешком – вот взял халтурку на дом.

– Пообщайся с честной самаритянкой. Знойная женщина. Говорит, хочу опера убойного отдела.

– Звучит многообещающе.

– Чтобы поведать ему как на духу информацию по убийству.

– По какому? – оживился Капанадзе. Почувствовав горячую тему, он моментально переключался на нее, напрочь забывая обо всех отвлекающих факторах, в том числе о суши и саке. Охота в жизни – это главное…

– Да коммерса какого-то завалили. Она обещала рассказать, кто именно. Глядишь, глухарь поднимем. Она в бюро пропусков ждет. Фамилия Полубогатова. – Начальник протянул подписанный пропуск.

Вернувшись в кабинет, Капанадзе с трудом, как впиявившегося в ухо клеща, оторвал Айфоныча от планшетника.

– Друг мой Афанасий. Тебе партийное задание. Приведешь сюда одну женщину. И мы решим, что с ней делать.

Опера заинтригованно посмотрели на него.

Айфоныч поправил очки и отправился за дамой.

Через пятнадцать минут в дверном проеме возникла полная, но с ярко выраженными чертами былой красоты, высокая женщина возрастом от сорока пяти до шестидесяти лет – кто их теперь с этой пластической хирургией разберет. Насколько Капанадзе ориентировался в шмотках – облагороженное фитнесом и солярием тело было сплошь завернуто в Гуччи и Версаче, украшено часами «Ролекс» и бриллиантами от Гарри Винстона. По скромным подсчетам шмоток и цацек на ней было тысяч на пятьдесят-сто вечнозеленых американских рублей. Судя по всему, Полубогатова была богата…

Капанадзе кинул своему воинству:

– Покурите пока.

– Курение в здании запрещено, – занудливо и совсем не в тему выдал Айфоныч.

– Ну, напейтесь. Дайте поговорить тет-а-тет.

Братву волной смыло.

– Рассказывайте, – произнес Капанадзе, когда гостья устроилась напротив него на скрипучем стуле – притом с явной опаской – вшей она, что ли, боялась?

– Вы правда можете помочь? – требовательно осведомилась она. От нее веяло властностью, уверенностью. Да, дама была с харизмой.

– А как же. Всех негодяев в асфальт закатаем, – привычно откликнулся Капанадзе.

– В асфальт. – Дама прищелкнула пальцами, и в глазах мелькнул злой азартный огонек. – А это идея…

– Это я фигурально выразился.

– В общем… Она его заказала.

– Кто кого?

– Эта шалава подзаборная заказала Мопса.

– Что?!

– Леву Гольдина заказала. Моего бывшего мужа.

– Интрига присутствует. А теперь подробности в студию.

Глава 7

Клубника призывно нежилась в серебряной вазочке в окружении взбитых сливок и вопила – съешь меня, побольше, сразу, проглоти и не жди. Но именно этого делать было нельзя.

Можно только серебряной ложечкой отщипнуть, положить на язык и жевать минут пять. Потом еще кусочек.

Анна Федоровна, диетолог, чуть ли не по минутам расписала, что можно Маргарите есть, как, когда. Инструкции были длинные, грузили реально сознание, но Гольдиной это даже нравилось. Ее завораживало ощущение надежности такого подхода. Бесспорно, это не очередной развод на деньги богатых придурков, а настоящая наука. Во всяком случае, диетолог утверждала именно так. Правда, ложкой дегтя был недавний скандал, когда, как говаривали злые языки, на ее диете загнулся от истощения и сердечной недостаточности известный телеведущий. Еще поговаривали, что это не первая жертва «черного диетолога», но Маргарита была выше досужих пересудов. Такого просто не может быть. Хотя бы потому, что она сама сбросила по методике диетолога за месяц пять килограммов и чувствовала себя прекрасно. Вот только все время хотелось сожрать жареного цыпленка… Именно цыпленка в чесночном соусе. Лучше целиком. Чтобы хрустела корочка. Чтобы соус был такой остренький… Ой, надо сдерживать свои фантазии. Лишние килограммы – это ужас, беда. Это катастрофа!

В настоящий момент она, как никогда, должна держать себя в форме. Во-первых, она ныне пребывает в новом качестве – почти что вдовы – и должна выглядеть элегантно. Чтобы за спиной шептались – как же она хороша, хоть и несчастна. Во-вторых, у нее теперь любовь. А любовь, как известно, требует жертв, на ее алтарь кинуты и эти лишние килограммы, и истекающий чесночным соусом цыпленок табака.

Отпустив прислугу, Маргарита осталась одна в огромной семикомнатной квартире. Наедине с клубникой со взбитыми сливками.

Взяв вазочку, Маргарита с ногами забралась на огромный, рассчитанный, наверное, на взвод солдат бежевый диван перед двухметровой жидкокристаллической панелью. Потянулась за дистанционным пультом. Сейчас должен начаться сериал «Заклятые подруги». Это ее любимый. Были еще не любимые, которые все равно надо смотреть, ибо они тоже выдавливали слезу. Но это был любимый. Пятидесятая серия про золушку, покорившую мексиканский город. Такие страсти. И актриса похожа на нее саму. И жизнь похожа. И любовь! Вот только героиня была размазня и всех вокруг жалела. Странная какая-то. Маргарите с детства было известно, что жалеть нельзя никого. Нас бы кто пожалел. Да и нет в жизни людей, которые заслуживают ее жалости. Хотя дона Себастьяна из сериала она бы пожалела, он такой лапочка.

Зажегся экран телевизора. После титров, прокатившихся по экрану в сопровождении бравурной музыки, появилась героиня.

– Нет, Маркос, – печально произнесла она стоящему перед ней на колене мужчине. – Я бы могла тебя простить. Если бы не любила так сильно.

Хорошо сказано, оценила Маргарита. Аж до печенок пробирает.

Героиня телесериала привычно закрутилась в диком водовороте, разрываясь между бизнесом, больными родителями, какими-то бандитами.

Маргарита подумала, что тоже крутится как белка в колесе, ни на что не хватает ни сил, ни времени. Фитнес, диетолог, косметологи – толпы народа вьются вокруг нее. А еще в элитный ночной клуб надо заглянуть, чтобы не отвыкнуть. А еще новая коллекция летней одежды в «Парадизе», девчонки оттуда звонили, ждут ее с нетерпением.

А еще эта любовь у нее!

Ну да ладно, эта вся каторга – дело привычное. Но вот фирма на ее хрупкие плечи легла. До этого Маргарита не особенно задумывалась над тем, откуда берутся деньги. Муж не подпускал ее к делам. А теперь все приходится самой.

Она счастливо улыбнулась, когда вспомнила, какие были лица у Болека и Лелика при ее триумфальном появлении в офисе. Как их чуть кондрат не оприходовал, когда они услышали о новом управляющем. Как грозный Болек перепугался и растекся, как ком грязи, стоило только настоящему мужчине на него цыкнуть. Недолго этим болтунам осталось. Надо подумать, как их вышибить из бизнеса навсегда. Или, может, приспособить к каким-нибудь делам? Все-таки эти насекомые могут быть полезными. Когда денег коснется, будут на задних лапках танцевать вальс.

Она хмыкнула, представив, как имеющий вечно несчастный вид Лелик подпрыгивает по щелчку пальцев и приносит ей тапки в зубах, глядя преданно, как дворняжка.

Эх, поглядим.

А пока у нее сериал.

А потом, часов в девять вечера, ЛЮБОВЬ.

Она томно выгнулась, погружаясь в мечты и ожидания, но тут настырно зазвонил мобильный телефон – тяжелая, как кастет, «Верту» за одиннадцать тысяч евро.

– Але, – томно протянула Маргарита.

– Маргарита Львовна, это Зоя.

– Что тебе? – сквозь зубы процедила Маргарита.

Она сумела выработать этот ледяной тон в общении с прислугой. Чтобы, не дай бог, у этой дворни не возникло мысли, что они хоть в чем-то ей ровня. И, надо сказать, действовало. Прислуга ее побаивалась, что являлось предметом ее гордости.

– Можно, я завтра задержусь на час? Мне брата на вокзале встретить надо. Он Москвы не знает.

– На час? – задумчиво протянула. – Ну, задержись, задержись.

Маргарита вложила в эти простые слова как можно больше угрозы. Домработница была иногородней и полностью зависела от своей работодательницы, грех этим не воспользоваться.

– Спасибо, – голос Зои дрогнул.

Боится, маленькая дрянь. И это правильно.

Может, правда выкинуть эту Зою за борт, как ненужный балласт. Надоела. Ее подобрал муж чуть ли не на улице. Может, у них чего-то и было. Не могло не быть. Потому что Лева не пропустил мимо себя ни одну юбку. Потому что он кобель и гад!

Так, решено, эту болонку надо рассчитать!

И Болека, и Лелика, и всю толпу, которая назойливыми мухами вьется вокруг нее. Всех рассчитать, одной остаться…

Зазвонил золотой смартфон «Тонино Ламборджини», который она приобрела по случаю за каких-то семь тысяч долларов. Его номер знаком лишь узкому кругу. Значит, звонят свои.

Маргарита взяла аппарат. Номер абонента не определился. Странно.

– Але-о, – томно протянула она.

– Ну что, цветочек ты ненаглядный, – послышался глухой мужской голос.

– Это кто? – вызывающе произнесла она с металлическими нотками, но внутри у нее все заледенело. Ее уже давно никто не называл так.

– Мужа зарыла и с хахалем новым забавляешься? – Голос был незнакомый, грубый.

– Ты кто? – воскликнула Маргарита. – Чего надо, убогий?

– Неужели ты, черная вдова, всерьез думаешь, что эта мокруха тебе с рук сойдет?

– Что?!

– Все только начинается, Маргарита! Только начинается…

Глава 8

Это была середина девяностых. Капанадзе тогда только пришел в МУР после юрфака МГУ, имея за плечами звание мастера спорта по самбо, а на груди медаль бронзового призера чемпионата России. Сбили тогда его с панталыку товарищи по спорту – мол, без таких, как ты, родина погибнет. Он, идеалист, и поверил. Вот и оказался на службе в угрозыске в самый разгар криминальной революции.

Девяностые – веселые беспечные времена лихих битв, война всех против всех. Кто не служил в ментах или бандитах, тот никогда не поймет по-настоящему, что же тогда творилось. Дикое поле, горы трупов, взрывы, смерть с косой дешевле, чем шалавы по вызову, упакованные бандитами кладбища, растущие как грибы громадные состояния, фирмы-однодневки и финансовые пирамиды – вот такое оно, первоначальное накопление капитала. И вечный раздел криминальных сфер влияния. Сегодня, когда первоначальные капиталы накопились, а сферы влияния утряслись, нет и следа от былого накала страстей. Но тогда…

МУР работал в девяностые как «Скорая помощь». Что ни день, так выезд – на стрелки, разборки, захваты. Ни дня без приключений. Стреляли тогда все во всех. Гибли боевые товарищи. Война шла по всей Руси, но битва за Москву, как всегда, была самая ожесточенная.

Капанадзе отлично помнил эту историю. Рассопливившийся, с круглыми глазами от ужаса коммерсант. Его душераздирающий рассказ, как обнаглевшая московская братва вымогает с честного работника биржевых услуг нереальную для него сумму. Помнит все детали подготовки к операции: собрать группу, выписать спецназ, проверить рации, зарядить магазины к компактному пистолету-пулемету «Клин» – лежала у него тогда в сейфе такая любимая игрушка, которой было так сподручно пугать бандитов, считавших этот скоросшиватель свидетельством принадлежности к засекреченным спецслужбам.

Операция прошла как по нотам. При передаче денег шайка вымогателей была задержана в полном составе – пара быков-спортсменов и их ранее судимый главарь. Брали тогда всех жестко, спецназ не упускал случая пересчитать бандитам ребра и уполовинить количество зубов. На войне как на войне. Отрихтованные тяжелыми бутсами бандитские тушки доставили на Петровку. Доказательства вины были налицо. Можно было отдавать задержанных в хоть и потерявшие тогда былую цепкость и силу, но иногда еще шевелящиеся руки правосудия.

– Ну что, на отсидку как на праздник? – осведомился Капанадзе, иронично разглядывая скованного наручниками, сидевшего напротив него предводителя шайки со странной кличкой Кунар.

– Да сажай, опер, твое право. Только знаешь, я по понятиям живу. А по понятиям этот хлыщ – сука конченая.

– Суду объяснишь.

– Ай, да чего кому объяснять. Менты вы и есть менты. Справедливость для вас пустой звук.

Почему-то это задело Капанадзе. И он начал копать эту историю в глубь. И чуток обалдел, когда раскопал все.

Получилась интересная картина. Потерпевший оказался профессиональным мошенником. На протяжении нескольких лет он брал у людей на реализацию товары, финансы под какие-то проекты, да все, что плохо лежало. И тут же забывал о своих партнерах. А когда те в лучших традициях девяностых посылали на разборки братву – иного арбитража в те годы не признавали, он писал заявление и натравливал на кредиторов милицию. В этом ему сильно помогал его приятель – полковник из ГУВД Москвы. В итоге из-под этого мошенника село в тюрьму девять коммерсантов за четыре года! Все по одинаковым обвинениям о вымогательстве.

Капанадзе удалось возбудить дело в отношении лже-потерпевшего. А Григорий Рубакин по кличке Кунар со статьи о вымогательстве спрыгнул. Осталось ему самоуправство, но и эта статья тоже была успешно похоронена с божьей помощью да добрым адвокатским словом.

В процессе работы у оперативника и преступного авторитета установились более-менее приличные отношения, какие только возможны у людей, борющихся на противоположных сторонах.

– А почему тебя Кунаром кличут? – как-то спросил Капанадзе.

– Провинция такая есть в Афгане, – сказал Рубакин. – И одноименная речка.

– И что?

– А то, что на ее берегах три года грелся начальник разведки полка капитан Рубакин.

– А дальше?

– А дальше у меня появились две новые дырки и комиссация из армии.

– И в конце восьмидесятых судимость за хулиганство.

– Было дело.