Красные огурцы Маленков Александр

28

Нет ничего прекраснее, чем быть на одной волне с толпой веселых людей в приятном месте. Но и нет ничего ужаснее, чем быть на другой волне по отношению к толпе веселых людей, пусть даже и в приятном месте. Хотя, если ты заранее не убедил себя, что заброшенная шахта «Беломухинская» — это приятное место, то угольная пыль, грязь, сырость и дождь могут заставить в этом усомниться. Чем большие обороты набирал опенэйр, чем бесшабашнее становились танцы, чем сильнее моросил дождь, тем мрачнее становился Антон. Он выпил виски, но это не помогло. В сложившихся обстоятельствах не было и речи о том, чтобы влиться в общее веселье, и спасительный выход — взять и пойти домой — тоже не присутствовал в сегодняшней программе. Антон сходил в виплаундж, там на полу, покрытом искусственным розовым мехом, обнимались парочки и лежали по углам индивидуалисты, не рассчитавшие своих сил. Закипавшая мизантропия гнала его вон из випа, на улицу, где дождь придавал происходящему дополнительный привкус безумия, хотя диджей Пингвин и угольная шахта и так неплохо справлялись. Белые наряды — балахоны, комбинезоны, платья, космические штаны и совсем непонятные мешки, выступавшие в роли одежды, быстро перестали быть белыми. Холод начинал красться по не успевшим разгорячиться спинам. А много ли надо уставшему городскому жителю с его не первой свежести гедонизмом, чтобы сойти с дистанции в погоне за счастьем? Первые разочарованные начали покидать танцпол, лепились у барной стойки и самым пошлым образом искали укрытие от дождя.

Антон заметил Дуню в компании модных юношей наркоманского вида — ей надели киберпанковскую шапку с рогами и светящимися трубочками и белые меховые наколенники, она пила коктейль и смеялась, он не стал подходить. Ближе к полуночи надежды на то, что дождь перестанет, окончательно размокли, веселое безумие плавно превращалось в унылое безумие. Два раза выключалось электричество, из темноты доносились пьяные крики, в поле зрения начали появляться грязные плачущие девушки без обуви. В лесу слышался рев буксующих автомобилей. Музыка замолкала и принималась играть снова, но на танцполе осталась всего пара десятков людей, которым в принципе музыка была уже не нужна.

Под козырьком, где пристроился Антон, сидели несостоявшиеся весельчаки в грязных нарядах. Они обнимали себя за коленки, дрожали и тихо переговаривались охрипшими голосами. К нему подбежал мокрый, но не сломленный Кирилл, похожий на капитана корабля, попавшего в шторм, и попросил помочь вытянуть машину одного важного гостя. Антон был рад вырваться из круга ненависти к себе, наркоманам и дождю, по которому он мысленно ходил, и ринулся в пучину спасательной операции. В свете фар он пристегивал тросы, трактор плевался струями жидкой грязи изпод колес прямо на модных владельцев застрявших машин, так тщательно подошедших к соблюдению белого дресскода.

Часа в три начало светать, он пошел греться в випзону и по дороге наткнулся на Дуню. В ней боролись две степени опьянения: высокая — когда она совершала порывистые движения конечностями, и крайне высокая — когда она закрывала глаза и покачивалась. Вторая постепенно побеждала. Дуня отбивалась от юноши с вытаращенными глазами во флуоресцентной футболке. Увидев Антона, она молниеносно сдала позиции и стала усердно целовать юношу в светящееся плечо.

Антон потянул Дуню за локоть. Она издала сердитое междометие, загородилась от своего энергетического опекуна юношей и, заново прицелившись, присосалась к его губам.

— Дуня, тебе хватит, — строго сказал Антон.

— Нет, не хватит… Это… только начало! — ответила Дуня, пытаясь делать два дела одновременно — презрительно щуриться и стоять на ногах. — Я вот за него замуж… Возьмешь меня, ты?

Поскольку юноша с самого начала не переставал судорожно трясти головой в такт музыке, это движение можно было расценить и как начало эпилептического припадка, и как согласие. Дуня выбрала второй вариант.

— Вот видишь! Он возьмет. Так что иди, Антон. Я пристроилась!

— Дуня, пойдем, тебе пора.

— А ты мне кто? Что ты раскомандовался?

— Все, хватит!

Антон легко выдернул Дуню из объятий припадочного жениха и потащил сквозь толпу. На воде в випзону их поймал Кирилл.

— О, Антоха! Давай вас сфотографируем для светской хроники!

Не успел Антон обдумать это лестное предложение, как ему в глаза два раза выстрелила вспышка, и, совершенно ослепший, он на ощупь добрался до виплаунджа и повалился вместе с Дуней на лежанку из розовых шкур. Какоето время она брыкалась и испускала гневные местоимения в разных падежных формах — «Ты!», «Мне!», «Тебя!», потом затихла, потом ей стало плохо. Антон водил ее в кусты, держал ее волосы и приговаривал: «Дура ты, дура!» В четыре часа, когда стальное холодное небо уже блестело сквозь сосны, он соорудил из пледов гнездо в випзоне и уснул в обнимку с отключившейся Дуней, прялкой «Россия Великая» и корзинкой с миллионом.

Степан Трофимович все рассчитал точно. Укол реланиума ввел его в полусонное состояние, он сквозь дрему, как бы со стороны наблюдал и погрузку своего тела в ладью, и отплытие в Валгаллу. Когда реланиум отпустил, ладья была уже далеко. Он попил водички, пробормотал «Слава науке» и взялся за весла.

Вернувшись домой, изобретатель пообедал жареной картошкой с опятами, переоделся, сложил в рюкзак палатку, спальный мешок, плащпалатку, горелку на сухом спирте, консервы, бинокль, смену белья и телефон. Вышел на крыльцо, запер избу, сверился по навигатору с координатами, присланными Дуней, и отправился в путь.

Он волновался за начитанную внучку, так мало знавшую людей и жизнь. И невзирая на ее протесты настоял, что будет идти следом и приглядывать за ходом эксперимента, не вмешиваясь в него.

К вечеру он добрался до шахты «Беломухинская», поставил палатку и, рассудив, что сможет в толпе молодых безумцев незаметно подобраться поближе, отправился на дискотеку. Степана Трофимовича снедало беспокойство. Ему казалось, что Дуню могут обидеть эти загадочные для нее существа под названием «люди». Он забрался на дерево, с которого хорошо просматривалась вся танцплощадка, и, укутавшись в плащпалатку, видел и Дуню, и Антона, и все перипетии эксперимента. Дуня здорово притворялась пьяной, объект нервничал.

На рассвете дедушка не выдержал и сходил в виплаундж. Объект и Дуня спали, обнявшись. Степан Трофимович подивился, на какие жертвы женщины рода Коробкиных готовы идти ради науки. Прялка лежала рядом в целости и сохранности. Успокоившись, он вернулся к себе в палатку и тоже лег спать.

29

Антону всю ночь снились какието трубы и провода, а под утро приснился и сам изобретатель Коробкин — он стоял в розовом виплаунже в саване цвета хаки и укоризненно качал головой. За ночь гнездо подтопило, грязь втопталась в искусственный мех, попахивало туалетом. Проснувшись, Антон некоторое время оглядывал все это великолепие, потом приподнялся на локте и увидел Дуню. Чумазая, опухшая и босая, в безумной шапке, она прекрасно вписывалась в этот постапокалиптический интерьер.

— Как самочувствие, тусовщица? — хрипло пробулькал Антон.

— Плохо, — мрачно ответила Дуня.

Она вертела в руках квадратную картонку. Антон встал на четвереньки и подполз посмотреть — это было их фото для светской хроники. Судя по фото, миссия энергетического наследника вчера была с треском провалена. Вместо того чтобы беречь юную внучку, как было указано в завещании, наследник притащил ее в какойто вертеп, напоил, обрядил, как космическую проститутку, да еще сфотографировал в такой позе, что юбка задралась до пупка, являя миру белые трусы.

Антон вздохнул, встал и пошел посмотреть, что происходит снаружи, и, может быть, раздобыть чтонибудь на завтрак.

Заброшенная шахта «Беломухинская» в последние годы представляла собой печальное зрелище. Ржавые рельсы, кучи никому не нужного каменного угля, выбитые стекла огромных окон, развалившиеся кирпичные стены и огрызки проводов, срезанных собирателями цветного металла. Шахта была свидетелем и участником драматических коллизий страны, документом эпохи, гордо и трагически предъявлявшей свою мумию современникам. Но то, что с ней сделали московские рейверы за одну ночь, нельзя было назвать иначе как надругательством. К мумии подключили ток, нарисовали перламутровую улыбку на окаменевших губах, обрядили в перья, заставили плясать, а потом бросили в этом трагикомичном виде обратно в саркофаг. Настил на пустыре перед складом размяк и поломался, флажки, буклеты, пустые бутылки, фантики и окурки покрывали всю территорию опустошенного промышленного объекта. Шины разворотили заросшие было травкой куски земли, в лужах плавала брошенная обувь вперемешку с испражнениями. Осквернение помойки, акт чистого искусства.

Как ни странно, на сцене все еще трудился диджей, бодрое техно разносилось по серосырым окрестностям. Последние сумасшедшие перетаптывались на танцполе с закрытыми глазами, вздымая руки к равнодушному небу. Вид их был страшен.

У барных стоек перетаптывались выжившие, Антон подошел поближе. К алкогольному репертуару прибавились чай, кофе, йогурты и печенье. Он купил пару бутылок жидкого йогурта, большой стакан кофе, пачку печенья и собрался с этой добычей улизнуть обратно в свою сырую розовую нору.

— Антоха! — окликнул его Кирилл. — Ну ты как, брат?

— Чума! — хрипло ответил Антон и для убедительности показал оттопыренный большой палец.

— С погодой, конечно, не повезло, в целом угар.

— Согласен, — кивнул Антон. — Отожгли!

— Ваще жара! — согласился Кирилл. — Вечером афтепати в «Фисташковом самурае», приходите.

Дуня раньше никогда не напивалась и сейчас переживала все стадии первого похмелья, включая легендарное обещание самой себе больше никогда в жизни не выпить ни капли алкоголя. Физический упадок усугублялся моральным. Эксперимент провалился. Пора признаться: если Антон когданибудь и испытывал к ней теплые чувства, то разве что в вечер знакомства. А дальше все пошло наперекосяк. Особенно стыдно было вспоминать вчерашнюю дискотеку, последние попытки вызвать его ревность, проделанные уже назло. Назло самой себе. К счастью, подробности растворились в пьяном дыму… Но как не хотелось возвращаться домой! Дед, конечно, начнет: «А я ведь говорил! А я предупреждал!» Дуня отбила деду сообщение: «Доброе утро! Все идет хорошо» — и тяжело вздохнула. Голова трещала, как будто ктото лупил ее изнутри дедушкиным молотком на резиновой ручке. О том, чтобы спланировать дальнейшие действия, не могло быть и речи. Ну и отлично. Раз эксперимент закончен, можно наконец побыть самой собой. Дуню несколько утомило вчерашнее притворство.

Явился Антон. Дуня молча приняла йогурт и выпила его, все так же сидя на полу и остекленело глядя в стену. От печенья она отказалась, трагически помотав головой.

Антон ел с аппетитом и два раза переспросил, точно ли она не хочет, а то он сейчас все съест. Дуня точно не хотела не только печенья, но и, судя по ее виду, жить дальше. Но у ее молодого организма, видимо, были свои планы, и он заставил хозяйку встать, научиться заново переставлять ноги и дойти на них до туалета.

— Так плохо мне никогда не было, — сообщила она, вернувшись.

— Это тебя еще вырвало, — радостно поведал Антон. — А так было бы еще хуже.

Дуня застонала и закрыла лицо ладонью. Антону захотелось отвезти ее в свою уютную квартиру, где можно принять душ, переодеться, нормально поесть и поспать. Но в квартиру было нельзя. Разве что найти гостиницу…

— Поедем, что ли? — нерешительно предложил он.

Дуня обреченно кивнула.

Трактор полз по мокрому шоссе. Дождь перестал, поля зеленели сквозь голубой туман, как на картинах Моне. На Дуню было жалко смотреть, она молчала, подрагивая от холода, и только морщилась, когда трактор подпрыгивал на ухабах.

— Ты пей, пей водичкуто, — посоветовал Антон.

Дуня отстраненно глядела перед собой.

— Похмелье, оно же абстинентный синдром, — это прежде всего обезвоживание организма, — завел Антон поучительную речь. — На расщепление алкалоидов уходит жидкость, потом тебя тошнило, это тоже потеря жидкости…

В стремлении развлечь мрачную собеседницу Антон рассказал все, что знал о похмельном синдроме и сложных взаимоотношениях человека и алкоголя. А знал он, как окаалось, немало. Вот что значит широкий кругозор, мысленно похвалил он себя. Дуня, очевидно, тоже находилась под большим впечатлением от его познаний, потому что не проронила в ответ ни слова.

Некоторое время они ехали в молчании, и Антон, посчитав, что с его стороны было бы нечестно не поделиться с Дуней житейским опытом, рассказал, что самый правильной стратегией является не бороться с похмельем, а предотвращать его с помощью нескольких простых приемов. Ответом все так же было холодное молчание.

— Тебе неинтересно? — спросил Антон. — Я, между прочим, дельные вещи говорю.

— Помолчи, а… — ответила Дуня.

— Вообщето некрасиво так говорить, к твоему сведению.

— Некрасиво? Это ты мне говоришь про некрасиво? Ты, который вчера весь день назвал меня то пэтэушницей, то ложкомойкой, когда я всего лишь пыталась проявить заботу… Ты, который считает себя специалистом в архитектуре и называет дачу, которую построили в позапрошлом году, образцом русской усадьбы девятнадцатого века. Там на каждом флигеле по готической башне, это чистая эклектика, которую ты почемуто называешь классицизмом. Ты считаешь себя самым умным, поучаешь меня, хотя постоянно несешь чушь — даже не отличаешь похмелье — реакцию здорового человека на алкогольную интоксикацию — от абстинентного синдрома, который бывает только у алкоголиков. Ты, Антон, — самодовольный, недалекий, закомплексованный придурок. И не тебе говорить мне, что красиво, а что некрасиво. За один только вчерашний день ты ухитрился вывалить на меня столько унижений и оскорблений, сколько мне не доставалось за всю жизнь. Зачемто я это терпела, но больше не собираюсь… Останови трактор.

Ошарашенный Антон нажал на педаль тормоза.

— Дедушка сказал тебе, что ты хороший человек, помнишь?

Антон кивнул.

— Так вот, дедушка ошибся. Ты козел.

С этими словами Дуня спрыгнула на землю, взяла свой саквояж и закинула прялку на плечо.

— Да! И…

Но не успев договорить, она поморщилась, бросила вещи на землю, отвернулась и быстро шагнула в сторону от дороги. Там ее вырвало, потом еще раз.

— Да! И «Постороннего» написал Камю, а не Сартр! — вернувшись, сказала она с презрением и вытерла рот рукой.

После чего подхватила поклажу и гордо зашагала по обочине. Некоторое время Антон просто смотрел, как она ковыляет в своих красных туфлях на каблуках по мокрому гравию с рогатой шапкой на голове. Прялка была для нее тяжеловата, ноги то и дело подворачивались. Он нерешительно отпустил педаль тормоза, трактор тронулся.

— Дуня… — сказал он, нагоняя беглянку.

Дуня снова споткнулась, остановилась, сняла туфли, швырнула их в канаву и пошла дальше босиком.

Антон остановился, подсобрал туфли, а потом еще долго ехал рядом, уговаривал ее не дурить, обуться и доехать с ним хотя бы до города. Через полкилометра она сказала: «Ладно, до автобусной остановки».

30

Но не только Антон неожиданно для себя столкнулся в этот день с женскими капризами. Асланчик Бешеный, например, курил кальян в стриптизклубе «Нормалек», кабинет которого служил ему рабочим кабинетом, и уговаривал себя, что никакой катастрофы не произошло. Это был тот случай, когда разум Аслана спорил с его эмоциями. По опыту насыщенной предыдущей жизни он знал, что разум в конце концов оказывается прав, но примирить его доводы с доводами вспыльчивого темперамента всегда оказывалось непростой задачей. Темперамент настаивал, что его унизили этой, видите ли, контртеррористической операцией, этим награждением и нужно срочно наплескать в бубен обидчикам. Разум предлагал воздержаться от наплескивания в бубен, аргументируя тем, что в общем и целом дела идут под горку и ссориться с начальством нехорошо. Тем более что он, Аслан, отчасти сам во всем виноват. По крайней мере, если бы Володя не пал смертью храбрых на свой письменный стол, не было бы ни беглого дизайнера, ни перестрелки у сарая, ни награждения. Аслан, вооруженный Битой Спокойствия и Хрустальным Дворцом, совсем уже было пришел к внутренней гармонии, как вдруг дверь кабинета приоткрылась и в нее просунулась голова водителя Юры.

— К вам, Аслан Зелимханович.

— Кто? — спокойно спросил Аслан, отложил биту и положил руку на кобуру под мышкой.

Юра хотел ответить через щель, но был вместе с дверью вытолкнут внутрь кабинета Анжеликой, не считавшей двери и водителей преградой на своей пути к цели. Покраснев и снова неловко запнувшись о гостью, Юра коекак покинул помещение, а гостья одернула слишком тесный замшевый жакет и стала оглядываться.

Кабинет Аслана являл собой помещение без окон, с диванами вдоль стен, огромным низким столом посередине и шестом, соединяющим стол с потолком. Подразумевалось, что те редкие женщины, что посещают сей приют уединенных дум, сразу залезают на стол и начинают танцевать вокруг шеста. Но Анжелика не стала залезать на стол.

— А у тебя уютно, — сказал она.

Аслан почувствовал знакомую слабость при виде энергичной вдовы и загрустил.

— Что же ты пропал? На звонки не отвечаешь…

— Занят был, — мрачно ответил он.

— Ты ж мой трудяга… Кинуть меня решил, да? — пошла в атаку вдова.

— Нет, почему кинуть? Тут такое было… Твой дизайнер одаренный — раскидал моих бойцов. Пять человек. В муку.

— Кто? Антуан?!

— Да. С ментом этим… Но тот хоть мент, имеет право. А твой — вообще пробитый.

Анжелика любила разных мужчин. Красивых, сильных, интересных. Антон был довольно интересным, не то чтобы красивым, но определенно не сильным. Весть о том, что ее возлюбленный раскидал когото в муку, вызвала ощущение тепла гдето под сердцем. На мгновение ей явился образ Антона в белой блузе со шпагой в руке, протыкающего врагов на ступенях замка… И пара вороных коней… Нет, меринов, меринов, что бы ни значило это слово, нетерпеливо бьющих копытами, чтобы умчать маркизу и ее спасителя…

— И где он теперь? — спросила Анжелика дрогнувшим голосом.

— Пропал. С деньгами. Сам ищу.

Пропал. Вскочил на мерина и умчался с сокровищами, бросив ее на ступенях… Теплое ощущение под сердцем лопнуло.

— Вот гаденыш! То есть денег нет?

— Нет.

Это был неожиданный поворот сюжета. А ведь все так красиво складывалось! Благородные кавалеры разбегались, как тараканы. Снова бедной Анжелике приходилось брать повествование в свои руки. Но на руках у нее был козырь.

— Знаешь, Аслан, я тут стала разбираться с хозяйством после смерти Володеньки, и что оказалось? У нас по всем комнатам камеры наблюдения стоят. Понимаешь?

— Нет.

— Ты так хорошо получился в тот вечер — просто огоньмужчина! Такое лицо было, когда свинку мою увидел! Но я, конечно, ментам ничего не показала, у нас же общие интересы, ты не забыл?

Не без труда Аслан понял, что вдова применяет к нему мягкий шантаж.

— Суету не наводи, — сказал он примирительно, — где я его тебе найду? Тудасюда искал — нету. Убежал. Ищу.

— Ищи, ищи. Как найдешь — звони. Только не обижай его, он хороший. Чемодан возьми, и все.

Анжелика покинула кабинет, оставив по себе густой, как сладкая вата, запах духов. Аслан рассуждал. Теперь к чемодану с деньгами, метафорическому прянику, добавился кнут — видеозапись его несдержанного поведения в ту неудачную ночь. И это уже действительно походило на катастрофу. Он повертел в руках биту. И если бы это была волшебная бита, заряженная всего одним желанием, Аслан взмахнул бы ею и пожелал только одного — чтобы Антон сейчас появился в кабинете вместе с чемоданом. Но у Биты Спокойствия была другая специализация — дарить покой. Состояние, которое наименьшим образом подходило для поисков подлого дизайнера. «Я найду его. Я найду его, — повторил про себя Аслан. — И когда найду…» Он представил себе, что и как он сделает с Антоном, когда найдет, представил в таких подробностях, что сам испугался.

31

Туристическое агентство «Лечу!» не страдало от наплыва клиентов, несмотря на то, что было единственным заведением своего профиля в радиусе двадцати километров. Ни жители села Растеряево, в отором оно находилось, ни жители окрестных поселений не хотели никуда лететь, зато часто наведывались в «Лечу!» с жалобами на здоровье, сбиваемые с толку двусмысленностью эмоционального названия. В конце концов, устав объяснять клиентам разницу между глаголами «лечить» и «летать», владельцы заведения наняли в качестве туристического менеджера местного фельдшера и даже поставили аптечный прилавок. Скудные доходы с торговли безрецептурными препаратами позволяли турагентству оставаться на плаву.

Фельдшер Юрий Яковлевич добросовестно относился к своим обязанностям и очень любил сериал про доктора Хауса. Когда в помещение вошли мужчина с корзинкой и девушка с саквояжем, он как раз изучал интернетфорум о простатите. По вопросам пациентов и ответам врачей выходило, что простатит очень коварен и подстерегает каждого мужчину, который соприкасается со стрессами и сидячим образом жизни.

— Здравствуйте, — сказал посетитель, оглядывая тесное помещение турагентства, интерьер которого составляли стол, два стула, стойка с буклетами, стойка с лекарствами и телевизор на тумбочке.

— Туалет есть у вас? — хрипло спросила девушка в диковатом наряде, обдав Юрия Яковлевича волной холода.

— Добрый день, — ответил фельдшер. — Туалет там. Присаживайтесь, молодой человек. На что жалуетесь?

— Ни на что, — пожал плечами мужчина.

Девушка ушла в туалет, а пытливый мозг Юрия Яковлевича уже заработал. Корзинка! Значит, грибник. Но одет легко, значит, относится к здоровью безответственно. Наверняка сидел на холодном, пока собирал грибы…

Антон, конечно, мог бы на многое пожаловаться. Например, на обуревающую его смесь возмущения, удивления и стыда, которую вызвал демарш Дуни. На зыбкость своего положения в бушующем вокруг море событий. На Асланчика Бешеного и капитана Иванова… Но все это сейчас было неважно — в турагентство «Лечу!» его привело желание улететь. По возможности быстро и далеко.

— Я собственно… — начал Антон.

— Подождите. — Юрий Яковлевич многозначительно поднял палец. — Не спешите. Присядьте, присядьте.

Антон послушно присел. Его взгляд упал на глобус, стоявший на столе. Глобус был повернут к посетителям Западным полушарием, Южная Америка соблазнительно желтела среди голубизны океанов. В Бразилии или Аргентине с миллионом евро можно славно провести полгодика. Или взять Карибские острова…

— Вы часто устаете? — спросил турагент.

— Часто, — признался Антон, напряженно изучая глобус. Если выбрать страну, в которую не нужна виза, то можно улететь хоть завтра.

— Нервничаете часто?

— Бывает…

Надо только загранпаспорт както забрать из дома. Хотя есть страны, куда пускают и по внутреннему российскому…

— Жареное едите?

— Ем. Котлеты, мясо…

— Но трудностей с мочеиспусканием, я так понимаю, пока нет?

Это вопрос застал Антона врасплох. Он с трудом перенесся мыслью из экваториальных широт в своей туалет, но спохватился.

— Почему, собственно, вы спрашиваете?

— Голубчик, тут нечего стесняться. Хронический простатит часто протекает бессимптомно. Или, скажем так, без ярких симптомов. Вам кажется, что вы просто устаете, а это идет воспалительный процесс. И в один прекрасный день бабах!

— Что бабах? — испугался Антон.

— Вот то и бабах. Уже есть трудности с мочеиспусканием? По ночам встаете?

— Нет, вроде нет, не замечал.

— Но чувствуете себя както не так?

Антон подумал и понял, что действительно в последнее время чувствует себя както не так. Ничего не болело, но…

— Вы думаете, у меня простатит?

— Тут и думать нечего. При вашемто образе жизни. Пока хронический, но может стать острым.

— Что же делать?

Фельдшер встал и начал прохаживаться.

— О чем только люди думают?! Ведут безобразный образ жизни, а потом к нам прибегают: «Что делать?» А раньше надо было думать, не запускать. Теперь уж не знаю… У уролога давно были? Пальцевое ректальное исследование давно делали?

— Давно… То есть никогда.

— Нда, батенька… — Юрий Яковлевич сел за стол. — Вы думаете, я кто вам — волшебник? Сейчас взмахну волшебной палочкой и все пройдет? Давайте так: пока пропьете курс антибиотиков, сходите на УЗИ простаты, с результатами ко мне. И никаких походов за грибами. Избегать переохлаждения, поменьше сидеть, побольше двигаться.

Довольный собой, Юрий Яковлевич надел очки, записал на листке блокнота указания и протянул его безответственному грибнику.

— С вас четыреста рублей.

— Да, конечно, спасибо… — Антон полез было в кошелек, но спохватился. — Подождите, мы же насчет поездки. Нам бы улететь.

Фельдшер посмотрел на Антона поверх очков, как судья на безнадежного рецидивиста.

— Куда вам летать? Вот вы же взрослый человек, неужели не понимаете? Это ваше здоровье. Вам сейчас тише воды ниже травы надо. Никаких полетов! Диета, здоровый образ жизни, регулярная половая жизнь. Жене своей скажите. Девушка, это вас касается.

Девушка как раз вернулась из туалета и, не обращая внимания на страшные речи турагента, сосредоточилась на телевизоре. Антон тоже взглянул на экран и к своему огромному удивлению увидел лицо капитана Иванова.

— Дуня, сделай погромче!

Дуня сделала погромче, капитан Иванов докладывал: «…согласно оперативной сводке. Отделом по борьбе с терроризмом под моим руководством была организована операция по уничтожению банды в поселке Красные Огурцы. Со стороны наличного состава потерь нет. Криминальная обстановка района улучшилась, граждане могут спать спокойно, служу России!» Капитан замолчал и стал смотреть в камеру. Кадр сменился, на экране возник ведущий: «Это были криминальные новости. К другим новостям. В Сомали продолжаются поиски похищенной группы российских медиков…»

Антон попытался осмыслить услышанное. Уж не о битве ли возле сарая идет речь?

— Знаете, — сказал он, вставая, — мы, пожалуй, пойдем.

— Идите, — отпустил турагент. — Только не затягивайте с этим делом.

Антон пообещал не затягивать. Выйдя из белого пластикового павильона турагентства, он направился к своему трактору, пытаясь понять, что бы могла значить услышанная по телевизору новость лично для него. Иванов рапортовал о какойто операции… Его размышления прервала Дуня.

— Ну все, — сказала она, снимая с сиденья трактора прялку и взваливая ее на плечо, — спасибо, что добросил. Пока.

— Погоди… Куда ты пойдешь?

— На автобусную станцию и домой.

— А как же… Как же прялка? Я же обещал ее отвезти!

— Увы, Антон, не всем нашим планам суждено сбыться…

В голосе Дуни звучало такое презрение, что Антон не решился дальше ее уговаривать. Ну и ладно, решил он, насильно мил не будешь. Одному легче. Еще простатит этот, только его не хватало. Как будто мало других проблем.

Но другие проблемы были тут как тут. Их новая порция материализовалась возле трактора в лице двух сотрудников дорожной инспекции.

— Это ваш трактор? — спросил тот, что помладше, с детским лицом и огромными кулаками. — Что ж вы ставите так, ни пройти ни проехать?

— Я сейчас уберу. — Антон попытался спрятать руку с корзинкой за спину, одновременно изображая на лице приветливую законопослушность.

— Ты погоди, — вмешался тот, что постарше, с пузом, переливающимся через ремень. Он держал в руках листок бумаги и так напряженно щурился на него, что, казалось, ремень сейчас не выдержит. — Гражданин Опушкин Антон? Корзину на землю, руки на голову!

32

Энергетический наследник и его несостоявшаяся подопечная тряслись на заднем сиденье полицейской машины в ледяном молчании, которое стало стилем их общения в последние несколько часов. Только один раз, когда машина тронулась, Дуня бросила на Антона взгляд, который явственно приобщал это происшествие ко всем его остальным грехам. Взгляд, который без слов говорил: «Я так и знала, чего еще от тебя можно ожидать!» А потом уже нарочно не смотрела на него, изучая пейзажи за окном.

Антон тоже с тоской уставился в окно. Вот и все, думал он. Теперь посадят в тюрьму, обстригут. Ну, мама, понятно,умрет от разрыва сердца… Потом будет носить ему передачи… Он пытался вспомнить чтонибудь о тюремных порядках, но в голову лезли только кадры из фильма «Джентльмены удачи». Папаша, а вам не кажется, что ваше место возле параши? Как глупо дожить до тридцати двух лет и иметь представление о тюрьме только по кинокомедии сорокалетней давности! Жалко, что я так и не научился играть на гитаре, подумал Антон. Этот навык мог бы сделать меня душой тюремного коллектива и, наверное, избавить от побоев и унижений. Он не умел рассказывать анекдотов, не умел драться, даже толком не умел ругаться. Единственное, что он умел, это создавать интерьеры, но чтото подсказывало ему, что в рейтинге навыков, необходимых для выживания в тюрьме, этот вряд ли числится хотя бы в первой сотне. А еще простатит! В тюрьме так часто приходится сидеть на холодном. Наверное… Поля, поля, леса, деревни… Свобода! Как не ценил он ее! И когда теперь сможет просто идти по дороге, просто спать в своей квартире?..

Навстречу машине пролетел знакомый указатель «Красные Огурцы». Ну конечно. Именно там, в проклятых Огурцах все и произошло… Боже, какой бред! И как вообще огурцы могут быть красными?

Антона с Дуней ввели в знакомое отделение и сдали дежурному.

— Быстро как тебя обнаружили, Опушкин, — сказал флегматичный дежурный. — Только вчера разослали ориентировку, объявили во всероссийский розыск, и ты уже тут.

— Повезло вам сегодня… — мрачно произнес Антон, подыскав фразу, подходящую ситуации.

Дежурный посмотрел на него с уваженем и спросил, кивнув в сторону Дуни:

— А это кто?

— Это с ним была, вы сами разбирайтесь, — ответил румяный патрульный и ушел.

У задержанных изъяли паспорта, отвели их в изолятор временного содержания, посадили в камеру и оставили одних. Блудная внучка изобретателя стала нервно прохаживаться вдоль решетки, как пантера в зоопарке.

— Зря ты со мной связалась, — сказал Антон. — И я дурак, что взял тебя… Забыл, что со мной сейчас опасно быть…

Дуня остановилась в своих метаниях и с глухим звоном провела пальцами по прутьям решетки, как по струнам.

— Какая неожиданная самокритика! — сказала она и взяла еще один аккорд. — Хочешь чтонибудь рассказать?

— Мне казалось, тебя раздражает, когда я говорю.

— Все равно сидим… Я скажу, если надоест.

И Антон, глядя в пол, часто разводя руками и пожимая плечами, все рассказал. Дуня не перебивала его, а только наигрывала на прутьях решетки монотонную мелодию и искоса поглядывала на кающегося грешника.

— Прости, что не смог выполнить обещания, и прялку я теперь не смогу отвезти. Но тебя, я надеюсь, отпустят, а мой дом теперь — тюрьма, — патетически закончил Антон и развел руками. Но тут же снова продолжил: — Хотя в чем я виноват? Что конкретно я сделал не так? Любой нормальный человек на моем месте поступал бы так же. Разве нет?

— Плохо быть нормальным, — заключила Дуня, впервые с утра испытывая хоть какоето удовольствие.

— Это почему это?

— Да вот поэтому. — Дуня обвела рукой камеру. Однако Антон выглядел таким несчастным, что Дуня решила пока больше не злорадствовать и добавила: — Но ты не переживай, может, все еще и обойдется.

— Как оно обойдется?

— Ну какнибудь, откуда я знаю. Если бы я все знала, я была бы как ты — такой же самой умной, самой уверенной, самой нормальной. Трактор же нашелся.

— Это была случайность.

— А тебе не кажется, что случайностей в жизни намного больше, чем логики?

Антон задумался, чтобы дать исчерпывающий логический ответ, но тут дверь открылась и по ту сторону решетки материализовался капитан Иванов во всей красе. Сияя своей лучезарной улыбкой, он отпер решетку, заключил Антона в объятия и даже поцеловал в щеку, кольнув усами.

— Поедем на награждение! — сказал он без объяснений.

— Какое награждение? Я во всероссийском розыске.

— Да нет! Это я, чтобы поскорее тебя найти, объявил тебя в розыск. Забудь. Видал? — Иванов похлопал себя по новым майорским погонам. — Мы герои!

— Кто мы? — не понял Антон.

— Мы с тобой, братья по оружию.

— Опять случайность, дяденька? Кто бы мог подумать, а?

— Племянница? Это хорошо, — одобрительно констатировал Иванов. — Ну, пошли.

Антона не надо было просить два раза, он встал и потянулся к прялке.

— Это зачем? — удивилась Дуня. — Не беспокойся. Я справлюсь.

— В смысле?

— Я остаюсь, прялка со мной остается. Мне лично на награждение не надо.

— Как остаюсь? Здесь, в тюрьме?

— Ну, рано или поздно меня же выпустят.

— Нетнет, Дуня, ты что! Тебе нельзя оставаться. Товарищ Иванов, скажите ей.

— Брали вас обоих, выпускают тоже. Прошу очистить казенное помещение, — сказал Иванов и зачемто подмигнул Антону.