Ответ Империи Измеров Олег

Измеров Олег Васильевич

Дети Империи

Часть I. Попаданец, XX век

— Узел наблюдения двадцать девятый докладывет седьмому. Сквер Сталинских Соколов: есть подозрение на наличие объекта "Дрозд".

— Двадцать девятый, ответьте седьмому. Что конкретно зафиксировали?

— Двадцать девятый, отвечаю. Зафиксирован сигнал аппарата мобильной связи зарубежного стандарта СПС-900. Сигнал непродолжительный, прекратился.

— Может, какой мажор с комиссионной трубой балуется? Сейчас привозят из Финляндии на два стандарта, волемотовский и ихний.

— Расшифровка сигнала — поиск неизвестного нам оператора.

— Доложите действия.

— По камерам наблюдения пока ничего подозрительного. К выходам из сквера вызваны машины.

(Фрагмент расшифровки журнала aud12300075.log)

1. Осень в Зазеркалье

В сквере тихо играла музыка. Что-то приятное, чуть в стиле ретро, чуть с элементами "русского шансона", но без пошлости, чуть с влиянием дворовых песен семидесятых, но без надрыва, обычного для певцов на лавочке у подъезда. "Я вновь и вновь ловлю глазами твой силуэт на остановке, шепчу усталыми губами слова, что я сказать пытался…" По голосу артист напоминал Саруханова. Вечная тема.

И вообще это был очень приличный сквер, чуть затронутый золотой осенью. Аккуратные новые скамейки из квадратного стального профиля и деревянных реечек, пропитанных современным защитным лаком, дорожки, устланные бетонными шестигранниками, уже опаленная ночными холодами листва на излете бабьего лета, мамаши и бабушки с колясками, детвора, блестящие цилиндры урн из нержавейки и литые чугунные фонари под старину. Ветер трепал кроны деревьев, гнал по светло-голубому предзакатному небу пухлые космы облаков и кружил в стремительном танце по дорожкам и газонам то окрашенные лимонной желтизной, то наполовину побуревшие, усталые от жизни листья. На одной из скамеек с краю расположилась чугунная скульптура летчика, в человеческий рост, в довоенной форме и пилотке, с букетиком цветов в руке. Летчик смотрел на часы, а та, которую он ждал, все не шла.

В общем, несмотря на порывы ветра, который явно желал хулиганским образом сдувать с головы прохожих легкие кепки и прочие головные уборы, все было очень хорошо и пристойно и дышало светлой грустью ранней осени. За исключением одного — мгновенье назад на этом месте был гипермаркет и асфальт автостоянки. И еще как-то сразу потеплело. Было на улице градусов пять-семь, а сейчас теплынь, наверное, под двадцать. И ветер был потише, хоть и неприятный, пронизывающий, а этот вот-вот крыши срывать начнет. Яблоки в садах, что собрать не успели, точно попадают.

Он стоял посреди аллеи с двумя пакетами и пытался собраться с мыслями. "Я, Еремин Виктор Сергеевич, попал сюда случайно… Хотя почему случайно?"

Это было три недели назад.

На мобильник ему позвонила какая-то женщина, представилась Марией Сергеевной, менеджером по каким-то там опытам, от которых человеку кажется, будто он попал в другое время. Говорила, что он, Виктор, случайно стал участником этих опытов, и за это ему положена компенсация. Он вежливо объяснил ей, что это какая-то ошибка, и видений странных у него не бывает. Тем более, если вам ни с того ни с сего предлагают деньги, то это почти всегда означает, что у вас еще и свои отнимут.

А полчаса назад ему звякнул какой-то мужик по поводу той же непонятной Марии Сергеевны, говорил недомолвками и предложил встретиться в гипермаркете — еще назвал этот гипермаркет по-старому универсамом. Мужика в гипермаркете Виктор так и не нашел, а вместо этого очутился в сквере, неожиданно появившемся на месте гипермаркета.

Ни испуга, ни отчаяния Виктор на этот раз не чувствовал. Было удивление. И тут же он задал себе вопрос, который показался ему самым естественным: а может, это действительно бред, или какие-то психические опыты? Даже несмотря на то, что уже хотелось есть, а во сне обычно есть не хочется. Кстати, он так и не узнал, кто такая Мария Сергеевна, менеджер по работе с пациентами, то-бишь, участниками опытов. Просто инстинктивно пошел в отказ и все.

Может, надо было сразу сказать — да, было? Дважды, в пятьдесят восьмой и в тридцать восьмой? Может, это действительно какие-то опыты над людьми? А если они таким способом шизиков ищут, сказать: да вы что, какие путешествия во времени, пошутил, конечно. Обратно ж компенсацией соблазнили. А, черт их знает, что правильно, что нет…

"Ладно, пусть это опыты", подумал он. "Но зачем ставить их в гипермаркете? Или они не знают, где я буду? И как быть с появлением в нашей реальности людей оттуда — Ковальчука, Ступина, Альтеншлоссера? Ну, Ступин тут же исчез, но Альтеншлоссер-то где-то шляется? А, черт, здесь-то я его найти не смогу."

"Ладно, пусть это не опыты", подумал он через минуту. "Скажем так: все это конкретные глюки. Включая пришельцев в нашу реальность, Марию Сергеевну и звонившего мужика. Да, звонок! Можно проверить."

Он достал "Самсунг" и посмотрел журнал звонков. Был входящий по незнакомому ему номеру в указанное время. Дальнейшее следствие заходило в тупик — мобильник не находил оператора. Виктор чертыхнулся и нашел в меню "Выключить".

Когда он перекладывал один из пакетов обратно в правую руку, то внезапно почувствовал какое-то беспокоящее ощущение на коже тыльной стороны правой ладони; чуть-чуть саднило. Он приблизил руку к глазам и увидел возле основания большого пальца короткую, не более сантиметра, неглубокую, тонкую и прямую царапину, как от бритвы; кровь почти не показалась. Царапина была свежей, и Виктор точно помнил, что до супермаркета ее не было, но когда и обо что он мог порезаться, он вспомнить не мог, хотя прекрасно помнил весь свой маршрут возле прилавков. И вообще чем-то она была ему даже знакома, но когда и где он видел что-либо подобное, он тоже не помнил.

Виктор уже давно перерыл Интернет, но так ничего и не нашел, кроме попаданческой литературы, дюжины необъясненных случаев, до бесконечности перетираемых желтой прессой, шатких, а то и вовсе лженаучных гипотез. Более-менее здравым объяснением подобных вещей была истерия или помрачение сознания. Допустим, у человека наступит затмение ума, а через пару часов отходняк, вот он и думает, что перенесся на час вперед. Часть происшествий под это вполне подходила. Но в его случае никакого сдвига во времени в нашей реальности не было: когда вышел, тогда и зашел. Это же отсекало и версию с глюками в период помрачения.

Развивая эту теорию, Виктор даже предположил, что глюки могут развиваться где-то в подсознании, а потом их человек в один момент вроде как вспомнит, и все действие будет отмечено как бы задним числом. Объяснение казалось логичным и вроде даже устраивало. Однако было одно "но".

Если другие реальности — игра воображения, думал Виктор, то они должны быть такими, какими мы их можем себе представить. А то, во что он попадал — почему-то другое: история идет не такими вариантами, которые мы привыкли себе представлять, даже в случае пресловутого "а если…", люди действуют не совсем по такой логике, даже исторические лица. Они ведут себя не так, как нарисованные нами образы. И есть вещи, которые вообще кажутся нам нелогичными.

Ну, хорошо, допустим, ему чего-то недоговаривали или же он что-то там не увидел. Но что можно утаить от человека в мире, который скроило его же воображение?

И, наоборот, с точки зрения рукотворного мира, живая реальность должна видеться лишенной логики. Положим, полвека назад у признанных гениев фантастики герой, сидя за столом, сосредоточенно копирует чертеж двухфазной кислородной установки средней мощности. Но тогда наш реальный двадцать первый век, в котором тот же герой в той же ситуации небрежно нажмет F5, чтобы скинуть файлы на флешку, будет с точки зрения этого рукотворного мира как раз нелогичен. Для жителя шестидесятых f5 — это пешка…

— Да! Ты уже взял билеты? Когда? Ну я перезвоню.

Мимо Виктора прошла девушка, судя по всему, с мобилой; с какой, Виктор не успел разглядеть, поскольку юное создание в черной короткой блестящей куртке и с волосами, выкрашенными в фиолетовый цвет, закончив разговор, на ходу засунуло аппарат в сумочку.

"Надо будет местную симку взять. Да, версия третья и последняя: оно есть и неизвестно ученым. Тогда я наверняка здесь не случайно. Сто пудов, замануха с этой бабой и звонком, в точку перехода. Отсюда вопросы: кто, куда и зачем. Ковальчук из пятьдесят восьмого говорил, типа, засылают в исключительных случаях, мир исправить. И что я должен здесь исправлять? И если это не Ковальчук? Да, с симкой: местной-то валюты, как и документов, опять нет. Вот уроды: посылают без денег, документов, рации, явки, логинов и паролей, вот как хочешь, так и крутись. Может, сдать хотят? Может, надо прямо в органы бежать и — добровольно? Не-е, нафиг, нафиг. В здешней Полпинке небось уже целые палаты попаданцев. Вместе с эльфами и вампирами на одних процедурах. Время, время, народ романы Ле Гуин читает в "Технике-молодежи", Спилберга смотрит на VHS. Даже мобила недалеко ушла. Короче, Склифософский: сначала обстановочку изучим, а там… а сначала обстановочку изучим."

Виктор осмотрелся вокруг: на крыше "китайской стены", где был магазин "Электроника", в просвете между кронами деревьев мелькнули буквы"…изм — это…"

"Коммунизм — это молодость мира, и его… понятно. Значит, советская власть… или недавно была, и буквы не успели убрать. Сзади тоже "китайская стена", и на углу Красноармейской и Камозина. Ориентировочно конец восьмидесятых или начало девяностых. Ну, история тут будет чуть другой, это ясно. Но пока не видно, чем. А может, тут только деталями отличается?"

Навстречу Виктору протопали двое пацанов в синих куртках нараспашку и красных фуфайках. У одного из них на груди красовался ленинский мавзолей, как в детстве на настенной тарелке, с двумя надписями — "Ленин", "Сталин", у другого, по типу Че Гевары — большой профиль Сталина и надпись "Leader of Peoples, Man of the Masses".

"Неформалы. Типа РКСМ или что-то вроде… Ого!"

Он дошел до того места, когда за сварной железной оградкой за сквером начиналась чисто выметенная площадь под памятником. Собственно, памятник был ему знаком с детства: "МиГ-17" на наклонной призме, чем-то похожей на обломок штыка, и отделанной листами чуть посеревшего от выхлопных газов алюминия. Официально вроде как героям Великой Отечественной, но в народе этот экспонат под открытым небом тут же окрестили "Памятник погибшим во Вьетнаме". А, может, и действительно, в честь Вьетнама поставили, или Кореи. В тот момент для Виктора это было неважным: на "китайке" над "Электроникой" ему во всей красе открылось:

"СТАЛИНИЗМ — ЭТО МОДЕРНИЗАЦИЯ".

Виктор протер глаза. Может, "социализм"? Гуманный, демократический, что там при Горбачеве было? Нет. На фоне неба огромными прописными буквами было начертано: "СТАЛИНИЗМ".

"А смысл?" — машинально подумал Виктор. "Ну, понятно, пацаны прикалываются. Но тут явно же развилка где-то в восьмидесятые пошла, иначе "китайка" по-другому бы выглядела. Значит, Хрущев был, разоблачение культа было, "голоса из-за бугра" слушали, анекдоты травили, "дорогой и любимый" всем надоел… Откуда снова почва-то для этого взялась?"

Он помнил, что даже пресловутая Нина Андреева, защищая Сталина, в культ его, однако, не возносила, и даже при этом добавляла типа что-то вроде — да, репресссии…

Он подошел к "зебре", ожидая переключения на зеленый для пешеходов. Впереди него стояла та самая девушка с сиреневыми волосами.

Взвизгнули тормоза. Мимо них со свистом сошедшего с постамента МиГа пролетела и замерла сразу же за "зеброй", оставив на проезжей части черные полосы содранной резины, желто-оранжевая тачка, приплюснутая к асфальту и похожая на гоночный болид. Колеса были чуть ли не в две трети общей высоты и сверкали большими накладными дисками со звездой из пяти отверстий. Между плоским, нагнутым к асфальту капотом, в который были утоплены фары и который рос прямо из закатанного назад, словно лепешка скалкой, лобового стекла, и коротенькой, как у модницы, юбкой бампера, виднелась неширокая щель переднего воздухозабора. К боковым воздухозаборникам, похожим на ряд акульих жаберных щелей, вела пластичная и экспрессивная, как скульптуры Шадра, выштамповка на боках. Задний стреловидный спойлер возле еще одной пары воздухозаборников — крышевых — довершал сходство с изделиями авиапрома. Единственно, чего не хватало — это невидимости, как у бондовского "Астон Мартина" в "Умри, но не сейчас".

Шипя, подскочила вверх крыша вместе с дверями, и из откупоренного, как консервная банка, салона, как чертик из коробочки, выпрыгнули четверо крепких парней в куртках с короткой стрижкой. Было в этом что-то очень знакомое по недавней российской истории.

"Братки, что ли? Разборки у них тут намечены? Угораздило попасть в неудачное время…".

Один из "братков" подскочил к девушке с сиреневыми волосами, махнув по воздуху какой-то красной пластиковой карточкой:

— Извините, гражданка, вы не позволите глянуть на ваш мобилфон?

— Ой. А вы что, шпионов ловите? Он у меня в сумочке, сейчас включу, там батарея почти на нуле…

— Проходите, гражданин, не задерживайтесь, — обратился к Виктору второй парень.

Виктор вспомнил, что на светофоре для пешеходов и впрямь действительно зеленый, и он уже выглядит, как проявляющий любопытство — по мнению чуваков из убервагена, излишнее. Он шагнул на "зебру".

— Стойте. — раздался за его спиной тот же голос.

Виктор повернулся и поставил ногу обратно на тротуар.

— Чем могу быть полезен?

Каким-то чутьем Виктор догадался, что пацаны не из ОПГ. Может, милицейская опергруппа. Может, задержание производят. Попасть в свидетели или понятые ему, как человеку без паспорта, совершенно не хотелось, да и проявлений явного насилия и произвола также не усматривалось.

— Сигареты у вас не найдется? — спросил парень.

Вообще-то для улицы это фраза двусмысленная.

— Увы, — ответил Виктор, чуть разводя руками и стараясь находиться на дистанции.

— Извините.

— Все нормально, гражданка, — донеслось до слуха Виктора, — простите за беспокойство.

— Да что вы, все хорошо, — послышался голос сиреневой девушки. — А что случилось?

Но Виктор уже спешил по переходу.

"С мобилами шмонают. Они что тут, вообще запрещены?"

2. Пассажир с "Титаника"

Остановка называлась "Улица Крахмалева", и это укрепило Виктора в мысли, что мода на сталинизм, скорее всего, пошла здесь где-то не раньше восьмидесятых. Крахмалев для Брянщины был такой же харизматической фигурой, как князь Роман Старый. Первый секретарь обкома обеспечил горожан молоком, яйцами, тепличными овощами, асфальтовыми дорогами, домами, пусть скромнее сталинок из второй реальности, но столь же массовыми, одеждой и обувью местного производства, которую в столице порой принимали за эфэргешную, и рядом других приятных мелочей, благодаря которым Брянск наконец забыл о следах послевоенной разрухи. Свердловчане, которых в это время обеспечили талонами, могли завидовать. Жаль, что хорошие люди уходят, а… Но мы отвлеклись.

На остановке были навес и теплый зимний павильончик для обогрева с киоском под ностальгическим названием "Союзпечать", где куковала продавщица из числа работающих пенсионерок, в синей почтовой форме. Один из стеллажей назывался "Электронные издания"; от вида слимов повеяло милым и домашним. Потертый, когда-то серебряный "Скиф" для нескучности негромко напевал "Регтайм на Титанике": "Мистер Хакли, играй, играй, обещай музыкантам рай…"

— Простите, а это сегодняшняя?

— Конечно! Вы же дату видите!

"Пятнадцатое сентября девяносто восьмого, вторник. Чего-то все время попадаю в ту же дату, что и в моей реальности. С точки зрения астрономии и календарей никак не объяснить. А вот если кто-то перебрасывает техническими средствами… Тогда разумно: тот же климат, время года, адекватная одежда, а то был бы в шортах среди сугробов. Через пару дней праздник, День Города… ну да ладно."

— Спасибо…

Заголовок на первой полосе "Известий" гласил: "Когда начнется война в Европе?"

Не "Не допустим войны в Европе!", а "Когда начнется война в Европе?". То-есть неизбежность войны признавалась официально. "Если завтра война, слепим пушку…" нет, как-то не так пели. И тоже — "если", а не "когда?".

Виктор рассмотрел обложки остальных печатных изданий. На обложку "Огонька" на сей раз попали футболисты с заголовком "Эпоха Яшина возвращается", "Домашняя сеть" собиралась рассказывать о новой поисковой машине "Джульбарс", "Компьютер-инфо" анонсировал обзор мониторов. Зато на обложке "Молодой гвардии" красовался F-117A с красноречивым заголовком "НАТО идет на…" (это полный текст заголовка — прим. авт.), а "Политическая жизнь" вопрошала: "Жители общеевропейского дома — пассажиры "Титаника"?"

"Девяносто восьмой. В девяносто девятом НАТО бомбило Сербию. И тогда наши не вступились. А сейчас точно вступятся. Если сейчас СССР, советская власть и сталинизм — точно вступятся. Как в первую мировую. Чего будет…"

— Скоро вообще газеты читать перестанут, — проворчала старушка, — вон мои теперь даже погоду в домолинию смотреть лезут. Вообще нас скоро автоматами заменят. Пойду магнитные карты продавать. Там еще с людями.

— Ну, до этого еще далеко…

— Да какой далеко? Мы вот с сами немолодые люди, и не видим, как далеко прогресс зашел, а тут приходят, дом раз — и подключили. И все вот, как раньше от телевизора не оторвешь, теперь от терминала.

"Почему "терминала"? Ну ладно. Может, она раньше в АСУП работала. "Домолинк", домолиния… ох уж эти вечные совпадения. Еще бы D-Link привязать. Если везде искать мистику…"

"…Но сбежавшим узникам из страны тене-ей

Отзовется музыка корабля-я огне-ей…"

— выводил поздний состав "Самоцветов" такими голосами, будто певцы читали рассказ про вампиров.

"Не надо втягиваться в разговор. Расколют. Вдруг тут стукач в каждом киоске. Поговорить ей хочется… "А вы что, шпионов ловите?" Почему та лиловая блондинко про шпионов? Потому что лиловая? Или? Картонка… Удостоверение КГБ? Кого ловили? Мобильник? Кто-то что-то ляпнул по мобиле и засекли? Или… Или засекли "Самсунг", как шпионскую рацию? Какие у них частотные диапазоны-то? Да пофиг, какие, мотать надо."

На улице загудел мотором подъезжающий троллейбус. Виктор выскочил наружу из павильона, как бы спеша, чтобы смешаться с ожидающими пассажирами, но тут же остановился, как вкопанный.

"А билет? А деньги за проезд?"

Подошедшая "шестерка" была похожа на те тролли, что ездили по Брянску в его реальности, сине-белый, с эмблемкой завода имени Урицкого на морде, только длинный, с гармошкой, как раньше "Икарусы". Кондуктора или контролера внутри не замечалось.

"Проехать остановку? Нет… не будем рисковать. Будем считать, что мне нужна "десятка". "

— Саш, чего мы мотор ждем? Поехали на этом. — раздался сзади женский голос.

— Да ну… Я что, не зарабатываю, что ли — стоя до Никитина трястись? Сейчас наша подойдет…

"Надо срочно финансовый вопрос решать. Хорошо, хоть жратвы два пакета набрал."

— Извините, вы не в курсе, за сколько в Брянске сейчас такие же достать можно? — Виктор показал свой "Ориент" стоявшему на остановке чуваку в новом черном кожаном полупальто стиля "Матрица всех поимела".звините, вы не в курсе, за сколько в Брянске сейчас такие же достать можно?

Чувак приподнял фирменные очки от агента Смита и спокойно взглянул на импортный девайс.

— А таких вы в Брянске не достанете.

— Такой дефицит?

— Это же Китай, — безразлично констатировал матричный чувак, — их все время подводить придется. Разве что браслет титановый, и то не чистый титан, а сплав. Зачем такие брать, лучше возьмите наши. "Восток Инспектор" или, еще лучше, "Полет Резидент", те тоже титан, а не нержавейка. Жалеть не будете. Вы не на двенадцатый, нет? Тогда всех благ. "Резидента" берите!

"М-да, вчерашняя хохма — это уже не хохма. Будем искать…"

Виктор уперся глазами в серый бетонный столб, на котором висело расписание маршрутов, изучая белевшие листки объявлений — как свидетельства деловой активности, не требовавшей паспорта и прописки. На павильоне, однако, не клеят, боятся. "Продаю", "Меняю"… в послебрежневских временах должна быть какая — нибудь неофициальная барахолка, спекулянты, не всех же извели, наконец, по знакомым… Стоп, а ведь есть же у него здесь знакомые. Пойдем по знакомым… только как это все объяснить? Типа, старший брат? А если они ему самому позвонят? И вообще, если он сам себя тут встретит? Черт, черт, об этом и не подумал… В Бежицу, стало быть, пока не суемся. "Собрание правления кружка бонистов…" Бонисты, оказывается, и тут в Брянске есть… Евпатий Коловатьевич! Да ведь самое главное в инновационном менеджменте, это что? Идея. Где у них офис, у этих бонистов? Чего-то знакомое…

Виктор вынул записную книжку, будто собираясь что-то записать, перелистал.

"А, вот же где я видел. Так это на площади Партизан дом, справа, если от проспекта Ленина смотреть, первый к Красноармейской. Видать, у кого-то на квартире собираются. Отлично. Можно и пешочком. Лишь бы кто-то был. Вечер, почему бы и не быть дома хозяевам?"

Он посмотрел на невостребованные в этом мире часы — вернее, сделал вид, что посмотрел на часы, будто решает, ехать или не ехать, — и пошел по тротуару вдоль забора городского кладбища, вдоль которого протянулись аккуратные павильоны цветочного мини-рынка, магазина ритуальных принадлежностей, районного похоронного агентства и художественной артели "Дань памяти" от промкооперации, предлагавшей памятники и ограды. Существование промкооперации в мире вероятного сталинизма показалось Виктору несколько неожиданным; впрочем, он тут же вспомнил, что при Сталине такая кооперация была и артели всякие, а свели ее уже при Хрущеве. Попутно на глаза попался плакат о том, что администрация кладбища, в целях повышения качества и расширения ассортимента оказываемых услуг, введет в строй православную часовню для отпевания усопших. Идя навстречу пожеланием верующих граждан и прочее. Судя по тяжеловесному слогу, рекламой религии это не назовешь.

У завода "Кремний" асфальт сменился шестигранной плиткой — и Виктор тут же пожалел, что не перешел на другую сторону: со стен и забора на него уставились глаза видеокамер в прозрачных колпаках.

"Спокуха. Ничего особенного. У нас в каждом приличном магазине такие. Я обычный советский человек, иду к Полтиннику. Мало ли нас таких тут."

"Полтинником" был кинотеатр имени 50-летия ВЛКСМ, первый широкоформатный в городе и благополучно закрывшийся в годы реформ. Здесь же он существовал, и реклама обещала новую систему объемного звука и мягкие кресла. Афиша, недавно наклеенная на стенд из изящного кованого железа у остановки, и еще шедшая пузырями, гласила:

"От создателей "Бригады". Смотрите новый художественный фильм "Бригада-2" с Сергеем Бодровым в роли Юры Крутова. Зрителей ждет новая встреча с полюбившимися героями — комсомольцами из локомотивной бригады, ведущей трудные и опасные испытания новых электровозов для Байкало — Амурской магистрали. Труженикам стальных магистралей скидка 20 %."

Наверху, в качестве эпиграфа, красным по белому было написано: "В чем сила, брат? В правде!"

"Одни и те же слова — а как по-разному они звучат в разных эпохах", подумал Виктор. "А впрочем, не все ли равно, мочить ли Бодрову бандюков или защищать новую машину перед начальством. Для многих в нашем мире первое сделать проще, чем второе…"

Вот торгового центра со стороны "Кремния" не было — вместо этого появился новый корпус завода, высокая угловатая призма, со стороны площади совершенно без окон, на месте которых красовалось масштабное мозаичным панно на тему древней истории города. Сталин на панно не присутствовал. Впрочем, несколькими минутами ранее Виктор заметил на заводской ограде плакат с означенной личностью: вождь народов глядел в глаза прохожим, наставив на них палец и спрашивал: "А вы подали рацпредложение?" Когда Виктор увидел этот плакат, у него несколько отлегло от сердца: возможность обращаться с культовой фигурой с некоторыми вольностями значило, что религиозных фанатиков здесь можно меньше опасаться, чем в сорок восьмом, хотя дураки, они, конечно, везде встречаются. Кстати, на своей вывеске завод "Кремний" обзавелся титулами "ГК РЭП" и "ГФПГ Электрон". О том, что такое "ГК" и "ГФПГ", Виктор не имел ни малейшего понятия, не говоря уже о "РЭП", который здесь был явно не этномузыкой.

На глаза ему постоянно попадались киоски для разных мелочей — одинаковые, оранжево-белые, с непременным козырьком, чтобы на покупателя не капало в дождь, и похожие своими полуобтекаемыми очертаниями на поставленные на бок продуктовые контейнеры для холодильника. Торчало их здесь не меньше, чем в нашей реальности, и Виктор сперва по привычке не обращал на них внимания, пока не просек, что это — автоматы. На небольшом черно-белом дисплее выбирали товар, который с жужжанием появлялся в окне выдачи. Платили той самой магнитной картой, о которой говорила бабушка из "Союзпечати"; та же карта шла и в телефонных ракушках, хотя там можно было и мелочью.

К Полтиннику можно было делать некоторые выводы и о местном автопроме. Часть машин была советскими шестидесятых-восьмидесятых. Из новых же в глаза Виктору бросилось прежде всего необычное обилие минивэнов-буханок с вагонной компоновкой и вазовской ладьей на кузове, что-то типа "Тойота Таун Эйс", только колеса побольше и подвеска повыше — видимо, чтобы можно было возить с дачи мешки с картошкой по проселочной дороге. Действительно, в большинстве таких минивэнов было четыре места и небольшое грузовое отделение. Некоторое однообразие моделей тачек с лихвой скрадывалось тюнингом, который здесь, похоже, расцвел пышным букетом и позволял передать в каждой машине характер владельца. И еще — на трети малолитражек красовалась надпись "Прокат".

Личных машин и маршруток было в разы меньше, чем в нашей реальности, зато один за одним сновали троллейбусы и однотипные с ними автобусы. Не было и характерного для наших родных девяностых западного подержанного автохлама, перепроданного в Россию по дешевке и вскоре украсившего ржавыми кузовами придорожные овраги — пока эти же кузова потихоньку не перетаскали в расплодившиеся пункты приема черных и цветных металлов, сплошь и рядом ворованных.

За Полтинником Красноармейская бурно реконструировалась в проспект: таксопарк и автохозяйства были снесены, частных избушек в краю не осталось, а вместо них до Рынка и Площади Партизан размахнулись заборы, за которыми высились подъемные краны и к небу тянулись остовы монолитного бетона. Но в этом гиганском преобразовании плоского мира в объемный не было того разнобоя, когда с особнячком псевдорусского стиля вырастает давящий куб торгового центра с площадями в аренду. Здесь, свободно откинувшись от проезжей части и тротуаров, закрывшись от них зелеными зонами и скверами с изящными фонтанчиками и дескими площадками, горделиво, словно львы среди африканской саванны, собирались возлечь многоэтажные жилые комплексы. Некоторые из них были закончены или уже приобрели окончательные формы; в них строго выдерживалось единство стиля, не вызывавшего, однако однообразия, и не похожего на то, что было принято в брежневское время. Казалось, архитекторы хотели выразить протест против надоевших им по предыдущим эпохам прямых линий и углов: везде, где не требовалось сочетать свободу замысла с диктатом рядом стоявших зданий другого времени, и где фантазию архитектора не сдерживала жесткая необходимость следовать рациональным конструктивным формам, появлялась плавная кривая, придававшая зданию скульптурные черты.

То, что получилось, более всего напоминало возврат к модерну, правда, без украшательства, без столь любимых в начале прошлого столетия изящных лепных рюшечек, которые на доме в двенадцать-шестнадцать этажей выглядели бы странно. С другой стороны, освобождение от оков типового проектирования не вылилось и в модернистские эксперименты, которыми любят пошалить в Западной Европе. Скругления в основном касались углов стен, балконов, эркеров и лоджий; для разнообразия, на фасадах встречались участки, выгнутые дугой снаружи или внутрь, хотя до того, чтобы несколько изящных кривых полностью определяли облик здания, как в работах Оскара Нимейера, здесь не доходило. Наверное потому, что не каждый архитектор — Нимейер.

Три нижние этажа каждого гиганта являли собой стилобат с пешеходными дорожками и площадками для отдыха с клумбами и маленькими деревцами. Внутри этих стилобатов поселились административно-конторские учреждения, разные обслуживающие комплексы, от прачечных и столовых до детских яслей и садов, и, в самом низу — магазины. В пристройках прятались заглубленные ниже уровня земли зимние бассейны и тренажерные залы. Узкими змеями под дома уходили тоннели подземных гаражей.

Послевоенные силикатные двухэтажки сиротливо жались островками, ожидая второй очереди сноса.

"Ну, вот и дошли" — подумал Виктор.

Площадь Партизан между памятником и музеем тоже была перерыта и огорожена рабицей; сквозь нее было видно, что на этой части площади разбивают сквер, строят фонтаны и какие-то постаменты. "Реконструкцию площади под музей боевой техники под открытым небом ведет фирма "Звезда"" — было написано на прикрученном к рабице чуть полинялом щите.

"Ага, значит, танки и пушки будут здесь, а не на Круглом озере. А, кстати, плакатов-то здесь не так много. Ну, с рекламой ясно, а вот с этим — сталинским курсом, ум честь и совесть, как-то здесь не густо. Да и над "Электроникой" буквы не новые. Может, они тут уже того… отказались?"

Виктор прикрыл рукой глаза от налетевшего со стороны раскопанной площади пыльного вихря, и это почему-то его успокоило. Обычная брянская осень, подумалось ему. Скоро тут будут золотые деревья и запах сжигаемой листвы, от которого почему-то всегда тянет снова пойти в институт и сесть за студенческую парту.

"Ладно, приступим к реализации безумного плана. Как там в "Бегстве мистера Мак-Кинли" — с топором под мышкой проще сойти за сумашедшего? Если не выгорит, под дурачка и закосим."

3. Привет из Туареда

Штаб-квартира бонистов действительно оказалась на чьей-то квартире, на четвертом этаже. Внизу на подъезде уже стояла дверь с домофоном, а возле нее, непривычной новинкой — список жильцов. Такие вешали в подъездах хрущевок в конце шестидесятых, но потом — то ли влом народу было исправлять переехавших, то ли с целью вводить в заблуждение всякое жулье — но только к девяностым они исчезли. Воскресший из небытия список был уже не простой жестянкой, а щитком с окошками, за которыми ставилась распечатка на лазерном принтере. Кстати, в отдельном окошке была дата обновления данных.

Значит, Финозов Г.А. есть Григорий Аркадьевич. Виктор поднял руку, чтобы надавить холодную сталь нужной кнопки на щитке, покрытом серой молотковой эмалью, но на полпути замялся, и вместо звонка почесал себя за ухом, как кота.

"Блин, как на конспиративную явку иду. Вдруг засада или провал… то-есть, наоборот, сначала провал, потом засада. К тому же свидетели. Наверняка запомнят, что я входил."

Он еще раз прокрутил в мозгу задуманную комбинацию. Из его реальности помнилось, что коллекционеры тусовались при одном из отделов Дома Книги на Фокина, магазина на Станке Димитрова, и, и… дальше Виктор не помнил, ибо марки и значки собирал еще в пионерском возрасте и это увлечение в серьезное не переросло. Тем более, Виктор никогда не интересовался бонистами. Указанный в объявление Финозов, возможно, был среди коллекционеров вообще не авторитетом, а каким-нибудь "общественником", взявшимся тянуть бумажную сторону дела, без которой нет коллекционерам каких-то льгот, а, может быть и само объединение тут без бумажек не допустят. Чтобы видно было, что не какие-то подозрительные личности кучкуются, а имеют хобби, отвлекающее от алкоголизма и иных антиобщественных занятий…

Да без разницы, авторитет Финозов или бюрократ. Главное, не загреметь. Во второй и третьей реальности повезло — нарвался на умных и просекающих ситуацию, и, самое главное, оказался нужен. И то в третьей до изобретения лазера все гадали — не дезинформатор ли засланный, а уж чтобы, как в книжках, где попаданцу все восхищаются, удивляются, смотрят в рот и ловят каждое слово — ну не бывает так. Все решают служебные интересы, а, главное, личные, которые со служебными могут и не совпадать.

В нерешительности Виктор оглянулся. За толстой стеной дома было затишье, и лишь неподалеку, из-под арки, как из аэродинамической трубы, столбом сифонила пыль. Дворик, протянувшийся неширокой полосой между пятиэтажкой и каменным забором какого-то заведения, был какой-то ненашенский: ни тебе совковой полуразрухи и полузапустения, что царили в стороне от дорог, по которым начальство проезжает, ни наших родимых бытовых отходов — пакетов, пластиковых бутылок со стаканами и всякой прочей гадости, которую бухающим у подъезда обычно влом донести до мусорки. Все те же аккуратные скамеечки из планок на гнутой железной полосе, в палисаднике альпийская горка из булыжников, видать при ремонте старой мостовой вывернули… Очень даже стильненько. И четыре бабушки у подъезда, из-за которых просто взять и уйти будет подозрительным. Точнее, не совсем у подъезда — из-за соседства с забором тротуар здесь шел прямо под окнами первого этажа, отведенного под магазины, а скамеечка стояла чуть в стороне, в тени деревьев меж забором и тротуаром, но дверь оттуда просматривалась, как сцена из зрительного зала.

Виктор вытащил из внутреннего кармана плаща записную книжку, словно сверяя адрес. Решаться надо.

— А мои шрифт побольше сделали, так все нормально. Я же раньше бухгалтером на "Дормаше", так что к машинке приучиться? — донеслось от скамейки

"Подрабатывает, наверное", — машинально отметил Виктор. Сквозь долетавший с угла гул машин из одной из форточек второго этажа донеслось шкворчание яичницы на сковородке, и обстановка показалась совсем уж какой-то домашней.

"Че я, Плейшнер, что ли?" — спросил себя Виктор и, повинуясь какому-то внезапному порыву, решительно надавил кнопку.

— Кто там? — донеслось из домофона через полминуты.

— Я по объявлению. К го… гражданину Финозову, насчет общества бонистов.

— Чичас, — вылетело из динамика, дверь щелкнула магнитом и чуть приоткрылась. Надо было идти.

В подъезде было чистенько и стены выкрашены в тон гранитно-серым и светло-голубым: с одной стороны, дешево, а с другой — не первое попавшееся, а дизайнер явно постарался. О странности сочетания скромности и изыска думать было некогда: наверху щелкнул замок двери.

— Заходите. На кухню проходите, тут я в отпуске фотообои клею.

Финозов оказался человеком немного за пятьдесят, чуть полноватым и залысиной на затылке, говорил хрипловатым баском и в воображаемый образ коллекционера не вписывался. Кухня, куда он привел Виктора, была вполне стандартна — бросались в глаза разве что название "Ока" на здоровенном двухкамерном серебристом холодильнике и "Сапфир" — на кухонном цветном тридцатисемисантиметровом телике, что висел на поворотном кронштейне над микроволновкой "Электроника" с ЖК-дисплеем.

— А мне не нравятся мужчины с татуировками, — истомленным нежными страстями голосом Маши Распутиной простонал с зеленоватого стенового кафеля прямоугольный ящик трехпрограммного "Апогея", — по-моему, если мужчина приукрашивает свое тело, он не уверен в себе, в своих возможностях, ну… овладевать нашими чувствами. Я за торжество природы.

— Спасибо, Алла Николаевна. А сейчас мы послушаем в вашем исполнении песню "Поезда" с вашего нового лазерного диска…

"Какая Алла? Это же Распутина!" — удивился Виктор, но Финозов уже прикрутил динамик.

На стене над столиком висел сувенирчик, подобные тем, кторые были популярны в шестидесятых. Это был отрывной календарь с доской, где сверху в монолите их оргстекла на синем фоне выступал барельеф в виде старинной армянской церкви; внизу было выгравировано "Привет из Сталинира".

— Интересуетесь?

— Никогда такого не видел.

— А-а, это редкость. Это вот был там в командировке, как раз переименовывать хотели, даже сувениры выпустили, а тут бац — и объявили, что перегиб. Я как раз и успел ухватить. Вообще в Цхинвали бывать не доводилось?

— Нет… — растерянно протянул Виктор, догадываясь, что Сталиниром хотели назвать Цхинвал, — так, по телевизору.

— Я вам так скажу: много потеряли. Это же маленький Париж! Минеральные источники, форель в реках водится, а народ какой! Обязательно съездите отдохнуть. Да, вот стул, присаживайтесь, рассказывайте. Вы, так понимаю, человек новый, раньше я вас что-то не примечал. Хотя я тоже человек новый. На пенсии вот, избрали, надо же человеку какую-то общественную функцию нести.

"Что-то рановато для пенсии. Хотя черт его знает, когда в СССР сейчас отправляют. А почему я решил, что здесь СССР? Потому что "Союзпечать", наверное. И над райсполкомом точно красный флаг был. Неосторожно, неосторожно… Непростительный промах. Решил, что раз другая реальность — значит, СССР. Может, извиниться и уйти?"

— Да что за дело-то?

— Знаете, Григорий Аркадьевич… Я даже не знаю, с чего начать, потому постороннему человеку может показаться странным и невероятным. Сам я не коллекционер. Но есть у меня один знакомый, человек довольно странный, в смысле, чудаковатый, ну, бывает с людьми такое.

— Чаю хотите?

— Нет-нет, спасибо, я ненадолго. Так вот, как-то он рассказал, что у него есть такое немного сумасшедшее хобби: подделывать деньги несуществующих государств.

— Несуществующих государств?

— Именно не существующих. То-есть как бы страсть у него есть такая рисовать такие вещи, но он не хочет закона нарушать, потому выдумывает какую-нибудь страну и рисует.

— Интересно… Ну, это, знаете, вполне может быть, вполне. Бывают разные люди вроде как с заскоком на разных хобби, мы вот тоже со своим. И где можно посмотреть на его работы?

— А, знаете, он их никому не показывает. Сделает несколько, полюбуется, а потом уничтожает. Боится, что если узнают, то или преступники захотят его в оборот взять, либо в милицию при каждой фальшивой купюре тягать будут.

— Ну это он зря, конечно. В милиции тоже ж не одни дураки сидят, хотя, конечно, иногда… Что, разве никогда дел не вешали на невиновных, чтоб закрыть? Я-то знаю. Но это ладно. И что, он так никому и не показывал?

— Так вот, как раз с этим и связано. Ему тут деньги срочно понадобились, вот он и попросил по знакомству узнать, не заинтересуется ли кто. Его работами в смысле, Вроде как курьез такой.

— Я так понимаю, вы их принесли?

— Да. Знаете, это у него вот такая фантазия, чобы вроде как старинные российские, но и вроде как современные… в общем, вы же специалист, вы лучше разберетесь.

Виктор выудил из бумажника три серо-зеленые купюры с Красноярской ГЭС и одну сине-сиреневую с Биржей — все, что осталось после гипермаркета.

— Ишь ты! — удивился Финозов, разглядывая узоры. — Это ж прямо как настоящие. Надо ж. какая у человека фантазия… В прошлом году делал?

— Да я не знаю, он попросил просто…

— Ну вон же написано — девяносто седьмой. Это ж знаете, произведение искусства. Погодьте-ка…

Он вынул из кухонного шкафчика старую лупу с черной пластмассовой складной ручкой и всмотрелся.

— Не может быть!

— Это насчет орла? Ну не наш же герб ему лепить, мало кто как подумает.

— Да я не об этом. Видите вот эту фольгу? Это он сам сумел сделать?

"Да", подумал Виктор, "идиотская была затея загнать коллекционерам дензнаки из другой реальности. И что дальше?"

— Товарищ, я в этих делах совсем не разбираюсь. Если бы он наши деньги делал или валюту, я бы просто пошел, и — заявил куда следует. А может, действительно, надо заявить?

— Слушайте, ну вы прямо как… вот будто в девяносто восьмой из тридцать восьмого…

"Кстати, да."

— Предметом преступления по статье восемьдесят семь-один, то-есть выпуск в обращение любых денежных знаков, отличающихся от официальной денежной единицы, находящейся в денежном обращении Российской Федерации, могут быть дензнаки, которые, во-первых, выпускаются должностными лицами, а во-вторых, предназначаются для обращения, обмена на товары по номиналу, а не предлагаются к продаже частным порядком в качестве вещи, а именно: сувенирного изделия кустарно-художественного промысла. Это я, как ветеран правоохранительных органов, вам точно скажу. Кстати, меня за это и избрали, что документы правильно оформлять, ну и знакомства всякие…

"Все. Задница. По полной. Сейчас раскрутит."

— Ну, если такой искушенный юрист, как вы, считает… просто успокоили. А то, знаете, все сомнение было, необычно уж как-то.

— Ну что необычно? Необычность еще не улика, это по молодости все спешат выдвигать версии, а не доказательства искать. Вы только подумайте: какой соблазн у человека своему таланту криминальное применение найти! А он не стал этого делать. Потому как если бы он хоть одну фальшивую купюру тиснул, он бы моего адреса вам не дал, да и с вами не связывался. И жизнь поломать человеку недоверием, особенно недоверием государства, проще простого. Ну так вы ищете, кто бы их мог, как сувениры, купить?

— Он ищет.

— Ну, вы по доброте решили помочь. А еще у него есть такие?

— Нет, говорит, он, это, как его, вроде пресс-формы, чем штампуют…

— Клише?

— Да, клише уничтожено. Вот это все.

Финозов внимательно взглянул в глаза Виктора.

— А знаете, мне почему-то хочется в вашу странную историю верить. Та же хренотень была в Японии в пятьдесят четвертом. Случились тогда массовые беспорядки, ну, полиция ихняя облавы устраивала, и взяли они, между прочим, гражданина со странным паспортом — паспортом государства Туаред. Государства нет, а паспорт есть. И, главное, подделывать-то такой незачем.

— Ага, я тоже читал.

— Тоже самиздат?

— Может, Самиздат, может, Флибуста. Не помню уже. И чего с ним потом стало?

— Вот этого я не помню. Слушайте, чего мы с вами будем сейчас кого-то искать, давайте я эти сувениры и возьму за триста рублей.

"Это ловушка? Надо не соглашаться. Уйти под благовидным предлогом."

— Спасибо, Григорий Аркадьевич. Я подумаю и как-нибудь зайду.

— Отчего ж "как-нибудь"? "Как-нибудь" и денег может не оказаться.

— Ну, он мне давал еще адреса тут… На всякий случай зайти, подумать.

— К Ругоеву, что ли? Да ну, не смешите. Зубы заговорит и меньше выручите. Ну хоть у кого спросите.

— Ну, не обязательно же мне там сразу и соглашаться. Поговорим, посмотрим.

— Да пожалуйста… И к Медиянцу только ноги собьете на Ковшовку топать. Что ж, что говорят, он такого не приобретает, ну вот сами убедитесь.

— Ну, для успокоения.

— Для успокоения… А давайте так: я беру у вас все эти сувениры за пятьсот. Это ж два минимума первой группы, приличная месячная, на что еще ваш приятель рассчитывает-то? Мы не барыги, не спекулянты, мы коллекционеры. Вот меня чего зажгло, что мало ли, ваш этот друг возьмет и плоды своего труда… а ведь это — произведение! Это ж какой Левша… сохранить для людей хочу, а не то, чтобы.

"А ведь он, пожалуй, так и не отпустит, пока не продашь. И что делать?"

— А, слушайте, действительно, чего я, нанялся, что ли, ему произведения загонять? Если мало покажется, пусть другой раз сам и бегает. Я вон спешу, — и Виктор показал пакеты с продуктами.

…Григорий Аркадьевич отсчитал деньги знакомыми советскими купюрами по десять и двадцать пять, только пару раз попался зеленый полтешок с Лениным на водяном знаке. Союз существовал, как и доверие к "деревянным", иначе при такой сумме дома наверняка у хозяина дома скопились бы сотенки.

— Чаю?

— Ой, нет, вы извините, конечно…

— Да ладно. А приятель как-нибудь пусть сам заходит. Передайте, замечательная работа…

На лестничной клетке Виктор протопал пару пролетов и плавно утишил шаг, прислушиваясь, не щелкнет ли внизу дверь. Вверх бежать было бесполезно — в этом подъезде люк на чердак был замурован и лестница срезана. Виктор подошел к окну на площадке, с новой, коричневой деревянной рамой, обработанной чем-то вроде акватекса, приоткрыл фрамугу и глянул вниз. В лицо тут же дунул поток воздуха, как из опущенного стекла автомобиля, засвистел в ушах; возле подъезда никто не ожидал, кроме бабушек. Стараясь не хлопать, Виктор закрыл фрамугу и рванул по лестнице вниз. На переходе через Красноармейскую светофорный человечек дрыгал зелеными ножками; Виктор поспешил перебраться. В ушах стучало. Он оглянулся: преследователей вроде было не заметно.

С ближайшей остановки у кинотеатра "Родина" в его бытность можно было рвануть до Бежицы, на Горбатова, с поворотом у драмтеатра, или на Брянск-первый, если спусттиться от Первой Школы за Баней, пустой остов которой в нашей реальности был для пристойности картины задрапирован зеленой сеткой. Можно было и до Кургана и на Радицу — путем, обратным тому, что шли они с Краснокаменной в тридцать восьмом. Лучше всего было проскочить на Бежицу: там проще всего затеряться. Возможность столкнуться с самим собой Виктора уже не так волновала. Он чувствовал, что его гонит инстинкт, проснувшееся чутье, то самое, что в его советском прошлом было так развито у профессиональных воров и успешных карьеристов, иными словами — людей, первыми ставших на ноги в новой экономической системе.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Информативные ответы на все вопросы курса «Нервные болезни» в соответствии с Государственным образов...
Большая часть попаданцев в прошлое знает, что творилось тогда, до минуты, и они легко в управленческ...
Халлея – страна сильных духом людей и могущественных драконов. И как покоряющий небо ящер никогда не...
Люк и Клаудия выросли вместе – на берегу океана, в роскошных номерах старомодного отеля «Ночи Тропик...
Угораздило меня попасть из 2010 года в 1965-й! С ноутбуком, RAVчиком и трагическим послезнанием о да...
Маленький городок у моря.Три женщины, мечтающие о счастье.Джемма собирает материал для газетной стат...