Холодный огонь Кунц Дин

Глава 1

Холли сидела за своим рабочим столом в редакции, уставившись на пустой экран компьютера. До рассвета оставалось еще несколько часов. В эту минуту больше всего на свете ей хотелось вернуться домой, забраться под одеяло и проваляться там несколько дней. Сама Холли презирала людей, которые вечно плачут о своих невзгодах. Но, решив пристыдить свою гордость за жалость к себе, она вместо этого пожалела себя за проявленную слабость и окончательно приуныла. Комизм ситуации бросался в глаза, но ей было не до улыбок. Холли упивалась своим несчастьем, размышляя о собственной глупости и нелепости.

К счастью, работа над утренним выпуском подошла к концу, редакция опустела, и Холли радовалась, что коллеги не увидят ее в таком позорном состоянии. Кроме нее в комнате находились двое — Томми Вике, высоки-; худой уборщик, который шуршал веником и бумагой. к подметая пол и вытряхивая корзины с мусором, и Джордж Финтел.

Джордж писал о деятельности городских с властей. Он сидел в дальнем углу комнаты да так и заснул, навалившись грудью на край стола и уронив голову на руки. Время от времени а Джордж громче всхрапывал, и Холли оглядывалась в его сторону. Иногда, когда бары закрывались, Джордж возвращался в редакцию, вместо того чтобы идти домой. Так старая лошадь, если отпустить поводья на знакомой дороге, будет тащить повозку к месту, которое она считает своим домом. Проснувшись посреди ночи, он с трудом соображал, где находится, и шел к себе, тяжело передвигая ноги.

Политики, частенько говорил Джордж, низшая форма жизни, существа, которые деградировали с тех пор, как первая тварь выползла из грязи первичного моря. Джордж был человек конченый, пятьдесят семь не тот возраст, чтобы начинать жизнь заново. Он продолжал писать статьи об отцах города, ругая их в узком кругу, и все это так ему опротивело, что старый журналист возненавидел себя и постоянно искал спасения в вине, причем пил каждый день и лошадиными дозами.

Имей Холли склонность к спиртному, она бы всерьез задумалась о том, что и ее может ожидать похожий финал. Но если от первой рюмки она чувствовала приятную легкость, после второй начинало шуметь в голове, то третья укладывала ее спать.

Проклятая жизнь, до чего я ее ненавижу, думала она.

— Ты жалкая тварь. — произнесла она вслух, обращаясь сама к себе.

— Ну и пусть. К черту! Все так беспросветно.

— Меня тошнит от твоих истерик, — сказала Холли тихо, с отвращением.

— Это вы мне? — спросил Томми Вике, подметавший пол в нескольких шагах от ее стола.

— Нет, Томми, так… сама с собой разговариваю — Придумаете тоже! Вид у вас неважнецкий. О чем печалитесь?

— О жизни.

Томми выпрямился и оперся о щетку, скрестив длинные ноги На его широком веснушчатом лице появилась добрая сочувственная улыбка.

— Что-то не ладится?

Холли посмотрела на его оттопыренные уши, копну волос морковного цвета, достала из пакета несколько конфет и бросила в рот. Откинулась на спинку кресла.

— Когда я закончила университет в Миссури и получила диплом журналиста, мне хотелось перевернуть весь мир, писать сногсшибательные статьи, получать Пулитцеровские премии — и что вышло?! Знаете, чем я занималась сегодня вечером?

— Понятия не имею, но готов поклясться, вам это было не по душе.

— Торчала на ежегодном банкете портлендской Ассоциации лесопромышленников, брала интервью у изготовителей пульмановских вагонов, торговцев трехслойной фанерой и облицовкой из красного дерева. Они присуждали премию «Призовое бревно» — так они его называли. Мне пришлось брать интервью у победителя — «Лесопромышленник года». Потом летела сюда, чтобы успеть дать статью в номер. Горячий материал, только успевай поворачиваться, не то ловкачи из «Нью-Йорк тайме» оставят тебя с носом.

— Я думал, вы пишите об искусстве и досуге.

— Надоело до чертиков. Знаете, Томми, один-единственный графоман может внушить вам такое отвращение к поэзии, что пройдет лет десять, прежде чем вы снова начнете читать стихи.

Холли бросила в рот еще несколько конфеток. Обычно она избегала сладостей — не хотела растолстеть, помня о печальном примере собственной матери; но сейчас глотала конфеты одну за другой. Все равно настроение хуже некуда.

— Если верить кино и телевидению, журналистика — блеск, романтика, слава. Какая ложь!

— У меня ведь тоже жизнь не удалась. — Томми почесал за ухом. — Думаете, я мечтал подметать полы?

— Наверное, нет, — ответила она, готовая расплакаться от жалости к нему — судьба Томми была еще печальнее.

— Куда там! Я еще мальцом был, а уже мечтал ездить на большом грузовике, из тех, что возят мусор. Как представлю, что сижу в кабине, жму на кнопки, включаю гидравлику… — Его голос стал мечтательным. — Гляжу на мир сверху, и вся эта силища в моих руках. Я это все во сне видел, но врачи зарубили вчистую. Говорят, почки не в порядке. Так, ничего серьезного, но водителем мне не бывать.

Он оперся о щетку, глядя вдаль и чуть заметно улыбаясь своим мыслям — наверное, представлял себя в королевской кабине мусороуборочной машины.

Холли уставилась на него, не веря своим ушам. Широкое лицо Томми больше не казалось ей добрым и приятным. Как она сразу не разглядела! Это было глупое лицо.

Ей хотелось крикнуть: «Идиот! Я мечтала завоевать Пулитцеровскую премию, а пишу всякую дребедень о проклятых „Призовых бревнах“! Это трагедия! Ты подметаешь мусор щеткой, вместо того чтобы жать на кнопки мусорной машины. Какое ты имеешь право сравнивать!»

Но она ничего не сказала, потому что поняла: он имел право сравнивать. Несбывшаяся мечта, неважно, высокая или совсем скромная, всегда трагедия для человека, потерявшего надежду. Невозможность оказаться за рулем мусороуборочной машины, как и неполученные Пулитцеровские премии, рождает отчаяние и лишает сна. И эта мысль была самой страшной из всех, какие приходили ей в голову.

Глаза Томми приняли свое обычное выражение:

— Постарайтесь отвлечься, мисс Тори. Жизнь — это ведь как кафе. Вы заказываете абрикосы с орехами, а вам подсовывают черничные оладьи. Ни орехов, ни абрикосов. Но, если все время о них думать, можно, пожалуй, и свихнуться. Куда лучше сообразить, что черника — тоже вещь неплохая.

Боже мой, ну и жизнь! Захламленная комната редакции в полночь. Доморощенные философы-уборщики. Репортеры-пропойцы, храпящие за столами.

— Мне уже лучше, этот разговор мне очень помог, — солгала Холли. — Спасибо, Томми.

— Не за что, мисс Тори.

Томми вернулся к прерванной работе, а Холли проглотила еще одну конфету и подумала, не пройти ли комиссию на профессиональную пригодность в качестве водителя мусороуборочной машины.

Тут были свои преимущества: работа куда чище, чем журналистика, и потом, приятно сознавать, что, по крайней мере, один человек в Портленде будет ей смертельно завидовать.

Она посмотрела на циферблат настенных часов. Половина второго. Спать не хотелось. Какой смысл идти домой, валяться на кровати, глядя в потолок, и чувствовать себя несчастной. Вообще-то, именно этого ей и хотелось — как раз под настроение, но, конечно, это не самый лучший способ убить время. На ее беду, выбирать особенно не приходилось: и днем и ночью Портленд был огромной забегаловкой с круглосуточным графиком обслуживания.

До отпуска оставался всего один день, даже меньше. Она ждала его с таким нетерпением! Не строила никаких планов, хотела просто отдохнуть, отрешиться от всего, забыть о том, что в мире существуют газеты. Можно сходить в кино. Что-нибудь прочесть. Или отправиться в реабилитационный центр Бетти Форд и пройти курс лечения от жалости к себе.

Она достигла опасной стадии, на которой начинались горестные размышления о собственном имени. Холли Торн Красота! Нечего сказать! И как это родителей угораздило наградить ее таким ботаническим имечком? Да разве станет Пулитцеровский комитет присуждать премию женщине, имя которой больше подходит герою детских мультфильмов?! Иногда по ночам так хотелось позвонить родителям и спросить: за что? Кто виноват? Плохой вкус, глупая шутка или сознательная жестокость?

Родители прожили честную трудовую жизнь, во всем себе отказывая, зато дочь получила хорошее образование. Они желают ей только добра, и для них будет тяжелым ударом узнать, что она ненавидит свое имя. Идея дать дочери имя, которое вместе с фамилией звучало как название растения — «шип остролиста», — казалось им удачной и не лишенной изящества. Холли безумно любила своих стариков, и надо было дойти до точки, чтобы обвинить их в собственных неудачах.

Испугавшись, что не выдержит и позвонит родителям, Холли быстро повернулась к компьютеру и нашла файл с утренними номерами американских газет. Работа над выпуском закончилась, все материалы сверстали и отправили в печать, но с помощью системы «Пресса»

Холли могла отыскать страницу любой газеты. Шрифт на экране был мелкий, легко читались только заголовки, но при желании можно укрупнить любую часть текста. Иногда чтение сенсационной статьи, о которой публика узнает только на следующий день, поднимало ей настроение, рождало смутное ощущение причастности к таинству. Именно об этом мечтают юные, желающие избрать карьеру журналиста. В поисках интересной статьи она пробежала глазами несколько заголовков на первой странице и нахмурилась. Большой пожар в Сент-Луисе, девять человек погибли. Предчувствие войны на Ближнем Востоке. Нефтяное пятно у берегов Японии. Ураган и наводнение в Индии, тысячи людей остались без крова. Правительство снова повышает налоги. Она всегда знала, что газеты питаются несчастьями, катастрофами, скандалами, насилием и политическими склоками, но сейчас эта мысль показалась ей омерзительной. Холли осознала: она не хочет быть причастной к этому, не хочет первой узнавать отвратительные черные новости.

Она уже собиралась выключить компьютер, как вдруг внимание привлек заголовок: «Таинственный незнакомец спасает мальчика». Со дня происшествия в Мак-Элбери не прошло и двух недель, и эти четыре слова показались ей ужасно знакомыми. Охваченная любопытством, Холли дала команду укрупнить текст статьи. Рядом со статьей располагалась фотография. Изображение было темным и размытым, но текст можно было прочесть. Холли еще больше укрупнила изображение и стала просматривать первый столбец.

Она пробежала глазами первую строчку и выпрямилась в кресле: «Бесстрашный незнакомец, о котором известно только, что его зовут Джим, спас жизнь шестилетнему Николасу О Коннору, который едва не погиб при взрыве трансформаторной будки, принадлежащей компании „Электростанции Новой Англии“».

«Черт знает что…» — прошептала Холли. Ее пальцы забегали по клавишам компьютера, текст передвинулся вправо, и его место заняла фотография. Холли увеличивала изображение до тех пор, пока лицо не заняло весь экран.

Джим Айренхарт.

Как громом пораженная, не веря собственным глазам, она застыла перед экраном компьютера. Затем возникло внезапное желание, настоящая физическая потребность, похожая на острые спазмы голода, — разузнать о нем как можно больше.

Она погрузилась в чтение статьи. Мальчик сидел перед домом на тротуаре недалеко от большой трансформаторной будки. Играл с машинками, родители с крыльца наблюдали за сыном. Вдруг на улице появился незнакомый мужчина. «Подбегает к Ники, — прочла Холли интервью с отцом спасенного ребенка, — хватает его… Я решил, какой-то маньяк хочет украсть моего сына». Схватив кричащего мальчика, незнакомец перепрыгнул через невысокую ограду на лужайку у дома О'Конноров, и в тот же миг за его спиной взорвалась линия высокого напряжения на семнадцать тысяч вольт. Бетонная стена трансформаторной будки, возле которой играл мальчик, разлетелась вдребезги, к небу рванул столб пламени. Незнакомец, смущенный шумным выражением признательности со стороны родителей и соседей, подоспевших к месту происшествия и видевших его смелый поступок, объяснил, что почувствовал запах горящей изоляции, услышал шипение, доносившееся из трансформаторной будки, и понял, что произойдет взрыв, так как, по его словам, он «одно время работал электриком». Недовольный тем, что его сфотографировал один из очевидцев, он решительно покинул место происшествия еще до прибытия журналистов, объяснив, что не хочет привлекать слишком много внимания к своей персоне.

Этот поразительный случай произошел вчера вечером около восьми часов по бостонскому времени. В Портленде в этот момент было около пяти. Холли взглянула на часы: стрелки показывали две минуты третьего. Прошло меньше девяти с половиной часов.

Она шла по свежему следу.

У нее накопилось немало вопросов к репортеру из «Глоб», написавшему статью: но в Бостоне сейчас пять утра. Придется подождать, пока они начнут работу.

Холли закрыла файл с утренними выпусками, подождала, пока изображение газетного текста исчезнет, подключилась к гигантской информационной сети, соединенной с системой «Пресса», и дала компьютеру команду отыскать все статьи, опубликованные в американских газетах за последние три месяца, в которых на десять слов встречалось имя «Джим» или слова «прийти на помощь», «спас жизнь», и распечатать их на принтере, не повторяя информацию об одном и том же происшествии.

Машина занялась выполнением этого поручения, а сама Холли схватила со стола телефонную трубку и стала обзванивать междугородные справочные, набирая коды 813, 213, 714 и 619. Она пыталась узнать номер телефона Джима Айренхарта, но ни один из операторов в Лос-Анджелесе, Орандже, Сан-Бернардино и Сан-Диего не смог ей помочь. Если Джим сказал ей правду и действительно живет в Южной Калифорнии, его номера нет в телефонных справочниках.

Тихо загудел лазерный принтер, выдавая первую страницу с найденным материалом.

Холли подавила желание броситься к машине, выхватить лист и прочесть. Вместо этого она сосредоточила внимание на телефоне, размышляя, каким еще способом определить адрес Джима Айренхарта, живущего в части Калифорнии, которую местные жители называют «Южная Земля».

Несколько лет назад она бы просто связалась с компьютерной системой Калифорнийского департамента автотранспорта и за скромную плату получила адрес любого владельца водительских прав, зарегистрированных в штате. Но после убийства актрисы Ребекки Шеффер, совершенного свихнувшимся фанатом, который получил сведения о своей жертве именно таким способом, вышел новый закон, ограничивающий доступ к информации департамента.

Будь Холли закоренелым компьютерным вором, искушенным в различных хитростях, она бы добралась до их картотеки несмотря на все системы защиты или проникла в банк данных страхового агентства, где наверняка хранится информация об Айренхарте. Она знавала репортеров, которые совершенствовали свое компьютерное мастерство как раз для подобных целей, но сама всегда действовала в рамках закона и никогда не прибегала к обману.

Вот поэтому тебе и приходится писать о таких увлекательных вещах, как награждение «Призовым бревном», уныло подумала она.

Ломая голову, как решить эту задачу, Холли направилась в буфет и, опустив в автомат монету, получила чашку горького, как желчь, кофе. Сморщилась, но выпила — до утра далеко, нужно взбодриться. Налила еще одну чашку и пошла к себе в комнату.

Принтер молчал. Она сгребла пачку лежащих возле него страниц и уселась за стол. Компьютер выдал ей внушительную кипу статей, в которых на протяжении десятка слов встречалось имя Джим или слова «прийти на помощь», «спас жизнь». Она их быстро пересчитала. Вышло двадцать девять.

Самой первой лежала статья из «Чикаго сан тайме». Первая строка гласила: «Житель Оук-Парк Джим Фостер спас жизнь десяткам бездомных кошек…»

Холли скомкала лист бумаги и бросила в мусорную корзину. Глаза впились в следующую страницу. Статья из «Филадельфия инкуайерер» сообщала: «Джим Пилсбури, выступающий за „Филлиз“, спас свой клуб от унизительного поражения в матче бейсбольных команд..»

Лист полетел в корзину, а Холли уже пробегала глазами третью статью. Ею оказалась рецензия на фильм, и Холли не стала терять время на поиски упоминаний о Джиме. Четвертая страница рассказывала о писателе Джиме Харрисоне. Пятая поведала любопытную историю о находчивом политике из Нью-Джерси, спасшем жизнь крупного мафиозо. Оба сидели в баре за кружкой пива, как вдруг «крестный отец» едва не погиб, подавившись перченой сосиской. К счастью, политик не растерялся, надавил бедняге на живот, и все закончилось благополучно. Сосиска называлась «Тонкий Джим».

Она уже стала беспокоиться, что все ее усилия окажутся напрасными, но шестая статья из «Хьюстон кроникл» подействовала на нее лучше всякого кофе. Широко раскрыв глаза, Холли прочла: «Женщина спасена от мести мужа». Четырнадцатого июля Аманда Катер, выигравшая долгий бракоразводный процесс, едва не погибла от руки своего бывшего мужа Космо. Узнав о решении суда, Космо Каттер впал в ярость и дважды выстрелил в Аманду, встретив ее в районе Ривер-Оукс, но, к счастью, промахнулся и был схвачен и обезоружен случайным прохожим, который, по словам потерпевшей, «словно вырос из-под земли». Незнакомец, сообщив только то, что его зовут Джим, испарился в сыром воздухе вечернего Хьюстона прежде, чем на место происшествия прибыла полиция. Похоже, что его появление оставило неизгладимый след в душе спасенной им женщины. Молодая, привлекательная Аманда живописала своего героя следующими словами: «Красивый, весь из мускулов, настоящий супермен, какие бывают только в кино, а глаза синие, мечтательные».

В голове у Холли возник живой образ Джима Айренхарта. Она так ясно помнила взгляд его ярко-синих глаз, как будто они виделись только вчера. Она бы не назвала глаза Джима «мечтательными», хотя, без сомнения, такой поразительной чистоты и магической притягательности ей раньше встречать не приходилось… Хотя нет, они действительно мечтательные. Ей не хотелось думать о том, как, встретив Джима, она вдруг смутилась и почувствовала себя маленькой девчонкой. Но себя не обманешь. Холли вспомнила нечеловеческий холод во взгляде Джима, когда глаза их впервые встретились, и удивительное тепло его улыбки.

Седьмая статья описывала еще одного скромного Джима, который, вместо того чтобы принимать поздравления, выслушивать благодарности и купаться в лучах заслуженной славы, незаметно скрылся сразу после того, как спас из горящего дома тридцатилетнюю Кармен Диас. Случай произошел в Майами пятого июля. Очевидцы запомнили голубые глаза.

Просмотрев двадцать две оставшиеся статьи, Холли обнаружила две, где речь шла об Айренхарте, хотя в обоих случаях упоминалось только имя. Двадцать первого июня в Гарлеме четверо подростков из местной молодежной группировки едва не сбросили Тадеуша Джонсона с крыши восьмиэтажного дома. Таким путем с ним хотели рассчитаться за отказ участвовать в торговле наркотиками. Неожиданная помощь пришла в лице синеглазого мужчины, который провел серию приемов тэквондо, мгновенно разбросав и обезвредив нападавших. «Как Бэтмен, только без смешного костюма», — рассказывал Тадеуш репортеру из «Дейли ньюс». А двумя неделями раньше еще один синеглазый Джим, «непонятно как оказавшийся» возле дома калифорнийца Луиса Андретти, который собирался чинить трубу в подвале, посоветовал тому не спешить с работой. «Сказал, что под домом поселилось семейство гремучек», — читала Холли рассказ Андретти. Агенты из санинспекции, обследовавшие дом с помощью галогенной лампы, обнаружили не просто змеиный выводок, а нечто такое, что «может присниться только в страшном сне». Они извлекли из подвала сорок одну гремучую змею. «Одного не могу понять, — удивлялся Андретти, — как этот парень узнал о змеях? Я прожил здесь столько лет и ничего не замечал».

Теперь Холли знала о четырех эпизодах из биографии Джима Айренхарта, не считая спасения Ники О'Коннора в Бостоне и Билли Дженкинса в Портленде. Все шесть случаев произошли после первого июня. Она повернулась к компьютеру и дала машине новое задание: провести точно такой же поиск, включая предшествующие месяцы: март, апрель, май.

Надо выпить еще кофе. Холли встала и пошла в буфет.

Только сейчас она заметила, что место Джорджа Финтела опустело. Старик все-таки проснулся и потащился домой. Холли не слышала, как он уходил. Томми тоже покинул комнату. Она была одна.

Холли отхлебнула глоток кофе, отметив, что напиток не так уж плох, по крайней мере лучше, чем в первый раз. Конечно, кофе ничуть не изменился, но две предыдущие чашки заглушили все вкусовые ощущения.

Компьютер справился с заданием и выдал одиннадцать статьей, опубликованных в различных газетах с марта по май. Однако, просмотрев новую стопку листов, Холли заинтересовалась лишь одной. Пятнадцатого мая в Атланте в момент вооруженного ограбления хозяйственного магазина на сцене появился синеглазый Джим. Он застрелил грабителя Нормана Ринка, намеревавшегося убить двух покупателей — молодого мужчину Сэма Ньюсома и его пятилетнюю дочь. Накачавшись наркотиками и потеряв всякий рассудок. Ринк уже успел застрелить продавца и двух других покупателей, причем сделал это просто так, от нечего делать. Покончив с Ринком и убедившись, что с Ньюсомами все в порядке, Джим исчез, не дождавшись приезда полицейских.

Рядом публиковалась размытая фотография мужественного спасителя. Ее получили при помощи установленной в магазине телекамеры. Вторая фотография за все время. Изображение никуда не годилось, но Холли мгновенно узнала Джима Айренхарта.

Некоторые детали этого происшествия выбили ее из колеи. Допустим, Айренхарт обладает экстрасенсорными способностями — поразительным даром предвидеть фатальные случаи и возможностью вмешиваться в ход событий, предотвращая неминуемую трагедию. Но тогда почему он не появился в магазине на несколько минут раньше? Продавец и покупатели остались бы живы. Почему он спас Ньюсомов и позволил другим людям умереть?

Но еще больше ее потрясло то, как Джим расправился с Ринком. Он всадил в грабителя четыре заряда из дробовика двенадцатого калибра, а затем, хотя Ринк был уже мертв, перезарядил ружье и выстрелил в труп еще четыре раза. «Он был в такой ярости, — рассказывал Ньюсом, — лицо красное, в поту, на висках и на лбу жилы вздулись. В глазах слезы… Жуткое зрелище».

Потом Джим попросил прощения за то, что так жестоко вел себя на глазах у маленькой Эмми Ньюсом, сказав в свое оправдание, что подонки вроде Ринка, убивающие невинных людей, «приводят его в бешенство». Ньюсом сказал репортеру: «Он спас нам жизнь, мы благодарны ему, но он был страшен, почти так же страшен, как Ринг».

Сообразив, что в некоторых случаях Айренхарт мог и не называть своего имени, Холли занялась поиском статей, опубликованных за последние полгода, отбирая из них те, где рядом со словом «прийти на помощь» и «спас жизнь», попадалось слово «синие». Она заметила, что многие свидетели путались в описании его внешности, но зато почти все помнили удивительно синие глаза.

Холли выпила кофе, подошла к принтеру. Машина гудела и одну за другой выдавала новые страницы. Холли хватала очередной лист, пробегала глазами текст, комкала, швыряла бумажный шарик в корзину или погружалась в чтение рассказа о еще одном поразительном происшествии. Компьютер нашел четыре статьи, в которых, без сомнения, говорилось о Джиме Айренхарте, хотя ни в одной из них его имя не упоминалось.

Холли дала команду компьютеру искать фамилию Айренхарт в американских газетах, вышедших за последние полгода.

В ожидании ответа она принялась разбирать полученные материалы. Составила список людей, спасенных Джимом Айренхартом, включив четыре последних случая и расположив имена в хронологической последовательности. Она выписала возраст, место, где случилось происшествие, и вид смерти, от которой спасли этих людей.

Внимательно просмотрела список, сделав несколько пометок в местах, привлекших ее внимание. В это время компьютер завершил работу над последним заданием, и Холли все отложила в сторону.

Она встала с кресла, чтобы подойти к лазерному принтеру, и застыла, с удивлением обнаружив, что не одна в комнате. Три репортера и редактор сидели на своих местах. Все они отличались привычкой начинать работу спозаранку. Хэнк Хокинс, редактор экономического отдела, вообще любил приходить к открытию финансовых рынков на Восточном побережье. Она и не заметила, как они здесь очутились. Двое обменивались анекдотами и громко смеялись, Хокинс разговаривал по телефону, но все это время Холли их не слышала. Она посмотрела на часы: десять минут седьмого.

Сквозь стекла окна в комнату пробивался серый утренний свет. Ночь отхлынула, уступая дорогу новому дню. Холли посмотрела на стол и удивилась, сосчитав пустые чашки из-под кофе: на две чашки больше, чем она думала.

Отчаяние прошло.

Она никогда не чувствовала себя так хорошо. Лучше, чем за последние дни, недели, годы. В ней снова проснулся дух настоящего репортера.

Она подошла к лазерному принтеру, собрала оставшиеся листы и вернулась к столу. Похоже, пресса не баловала Айренхартов вниманием. За последние полгода эта фамилия упоминалась в газетах всего пять раз.

Кейвин Айренхарт, Буффало, штат Нью-Йорк, сенатор штата. Выставил свою кандидатуру на пост губернатора.

Анна Дениз Айренхарт, Бока-Ратон, Флорида. Обнаружила в своей спальне живого аллигатора.

Лора Айренхарт, Лос-Анджелес, Калифорния. Композитор. Выдвинута на Академическую премию за лучшую песню года.

Валери Айренхарт, Седар-Рэпидз, Айова. Родила четверых малышей.

Последним в списке шел Джим Айренхарт.

Холли взглянула на название газеты. Статья была напечатана в апрельском номере «Орандж каунти реджистер» за десятое число и представляла собой один из вариантов сообщения, опубликованного всеми газетами штата. Компьютер выбрал только эту статью, поскольку Холли дала команду не печатать материалы разных газет, посвященные одному событию.

Холли посмотрела на выходные данные. Лагуна-Нигель. Калифорния. Южная Калифорния. «Южная Земля».

Фотографии не было, но автор статьи описывал синие глаза и густые каштановые волосы. Без всякого сомнения, это ее Джим Айренхарт. Холли не испытывала удивления от того, что в конце концов нашла Джима. Она не сомневалась, что рано или поздно сумеет сделать это. Но содержание статьи, в которой шла речь о Джиме Айренхарте, поразило ее в самое сердце.

Она предполагала прочесть еще одну историю о чьем-нибудь чудесном спасении из объятий смерти и застыла с открытым ртом, глядя на заголовок: «ЛОТЕРЕЙНЫЙ ВЫИГРЫШ — ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ — ДОСТАЕТСЯ ЖИТЕЛЮ ЛАГУНА-НИГЕЛЬ».

Глава 2

После спасения Николаса О'Коннора впервые за последние четыре дня Джиму удалось спокойно выспаться. Двадцать четвертого августа, в пятницу днем, он вылетел из Бостона, пересек всю страну и, выиграв три часа, приземлился в аэропорту Джон Уэйн. Часы показывали шестнадцать десять. Еще через полтора часа он был дома.

Он сразу направился в кабинет и приподнял край ковра, скрывавшего тайник. Набрал код, открыл люк и извлек из углубления в полу пять тысяч долларов — десять процентов всех денег, хранившихся в сейфе.

Усевшись за стол, Джим вложил стодолларовые купюры в конверт из плотной бумаги и сколол его несколькими скрепками. Написал адрес отца Лео Гиэри, священника церкви Святой Девы Пустыни, и наклеил марки. Завтра утром первым делом надо бросить конверт в почтовый ящик.

Джим прошел в гостиную и включил телевизор. Попробовал несколько каналов — ничего, стоящего внимания. Оставил новости и сел в кресло, слепо уставившись на экран. Никак не мог сосредоточиться, мысли плавали где-то далеко. Пошел на кухню, разогрел пиццу в микроволновой печи и открыл банку пива. Поел, вернулся в комнату, взял книгу. Прочел несколько страниц и отложил в сторону — скучно. Просмотрел стопку свежих журналов — ни одной интересной статьи.

Когда наступили сумерки, Джим, прихватив банку пива, вышел на улицу. Расположился на веранде, слушая шорох пальмовых листьев, подставляя лицо дуновению ветерка. Жасмин, растущий вдоль стены забора, источал сладкий дурманящий аромат. В тусклом дымчатом свете сияли красные, фиолетовые, розовые пионы. Солнце скользнуло за горизонт, и они погасли, как гаснут сотни маленьких лампочек отключенного реостата. Ночь спускалась на город, точно огромный плащ из легкого черного шелка.

Трудно представить более мирную картину, но он не мог обрести долгожданный покой — такая сумятица царила в сердце.

С тех пор как пятнадцатого мая Джим спас Сэма Ньюсома и его дочь, прошло немало времени. И с каждым днем он все больше терял интерес к заботам и радостям старой привычной жизни. Постоянно находился в напряжении. Думал о пользе, которую мог принести, о человеческих жизнях, которые можно спасти. Ждал, когда прозвучат магические слова: «Линия жизни». Все остальное потеряло для него всякий смысл.

Превратившись в орудие высших сил, он перестал быть самим собой.

Проведя весь следующий день за сбором информации о Джиме Мэдисоне Айренхарте и выкроив для отдыха всего пару часов, что было довольно слабой компенсацией за бессонную ночь, Холли получила долгожданный отпуск и вылетела в Апельсиновую Страну. Прибыв на место, она взяла напрокат машину, поехала в Лагуна-Хиллз и остановилась в местном мотеле.

В отличие от прибрежных курортов Лагуна-Бич и Лагуна-Нигель, где летом места в гостиницах нужно заказывать заранее, этот городок лежал вдалеке от океана и не испытывал наплыва отдыхающих. Но Холли все равно не собиралась терять время на пляже. Хотя она и принадлежала к огромной армии энтузиастов, стремящихся заполучить рак кожи, на этот раз она приехала не купаться и загорать, а работать.

В мотель Холли приехала совершенно обессиленная. Веки налились свинцом. Она еле доволокла чемодан до двери номера, вошла, и туг гравитация сыграла с ней жестокую шутку: навалилась пятикратной силой тяжести и намертво припечатала к постели.

Обстановка небольшой чистой комнаты пленяла простотой и естественностью. Работал кондиционер. Окажись обитателем номера эскимос, измученный тоской по дому, он запросто бы воспроизвел климат далекой родной Аляски.

Она все-таки заставила себя спуститься вниз и купила в автомате пакет арахисового печенья с сыром и банку пепси. Забралась с ногами на постель и стала ужинать. Тело онемело от усталости. Все чувства притупились. Она жевала какую-то безвкусную массу. С таким же успехом можно есть сахарную вату и запивать лошадиным потом.

Как только голова коснулась подушки, щелкнул невидимый выключатель, и Холли моментально уснула.

Ночью ей привиделся страшный сон. Она шла на ощупь в полной темноте. Откуда-то доносились звуки, долетали запахи. Наверное, такие сны снятся слепым от рождения. Было сыро, зябко. Слабо пахло известкой. Она не испытывала страха, только непонятное смущение. Осторожно двигалась вдоль длинных стен, касаясь рукой холодных, плотно уложенных кирпичей. Некоторое время спустя поняла, что стена всего одна, и она все время шла по кругу. Все шорохи и звуки шли от нее самой, кроме шума дождя, который высоко над головой барабанил по черепичной крыше.

Холли отступила от стены и, вытянув руки вперед, сделала несколько шагов по толстым доскам деревянного пола. Ладони наткнулись на пустоту, но любопытство улетучилось, и ее внезапно обуял страх. Она застыла, затаив дыхание. Прислушалась, пытаясь понять, откуда донесся зловещий звук.

Трудно уловимый звук, заглушаемый негромким монотонным шорохом дождя. Вот снова. Еле слышный писк.

Воображение мгновенно нарисовало жирную лоснящуюся крысу, но странный звук, слишком долгий и неестественный, не мог принадлежать живому существу. Больше похоже на скрип, но не так скрипят половицы под ногой. Воцарилась тишина… через несколько секунд звук повторился… затих… и раздался снова… установился ритм.

Сообразив, что слышит скрип несмазанного механизма, Холли не только не успокоилась, а, наоборот, почувствовала, как все быстрее бьется ее сердце. Она стояла в черной мрачной комнате, пытаясь представить невидимую машину.

Звук немного усилился, машина набирала обороты. Теперь скрипы следовали не через пять-шесть секунд, а через три-четыре, две, каждую секунду.

Внезапно к скрипу присоединился новый странный звук: «Ссшш… ссшш… ссшш…» Невидимая широкая плоскость резала воздух.

— Ссшш…

Она приближалась.

— Ссшш…

В голову пришла дикая мысль — это лезвие.

— Ссшш…