Записки о капитане Виноградове (сборник) Филатов Никита
Если на этом месте стоял «ограничитель», то ушастый его проскочил, не заметив:
– Собственно, вам спасибо. Вы же успели данные «вдовы» сообщить – мы ее в Питере по возвращении и встретили. Взяли аккуратненько в оборот… Убедили помочь!
– А она что была – в курсе? – Когда Виктория покидала лагерь Полковника, майор еще валялся без сознания. – Я думал – просто разовая девочка.
– Мужчины… Мы, мужчины, иногда излишне откровенны с теми, кто нам постель греет! – Ушастый улыбнулся, как человек, которого половые вопросы еще интересуют, но уже не волнуют. – Она жила с Полковником, его ребенка воспитывала.
– И сдала с потрохами?
– Пришлось объяснить, что когда у ребенка есть мама – это еще ничего… Полным сиротам в жизни куда сложнее!
Все, что на это мог сказать Виноградов, относилось к области морали, – а такими категориями в бизнесе собеседника никто не оперировал. Ушастый вынужден был оставаться сугубым прагматиком:
– Впрочем, хуже всего оказалось «зачищать бахрому»… Эва, хозяйка пансиона, ну никак не могла понять, почему русские у нее поселяются, платят вперед, – а потом неизвестно куда исчезают! Нужно было, чтобы она не просто без шума обошлась, – а чтоб еще все вещи отдала.
– Да, классно – даже сувениров мне накупили: жене, детям!
– Все понравилось?
– А как же! У вас отменный вкус… – Честно говоря, сам Виноградов ни в жизни не стал бы покупать гипсовую Афродиту или же заводного «попрыгунчика» в виде детородного органа. С открытками и фотографиями достопримечательностей ребята тоже перестарались, но из лучших побуждений – в конце концов, дома были так рады, что глава семьи вернулся… Вообще, он же прекрасно понимал, что легендирование и локализация непредвиденных отклонений от хода операции – задача из самых сложных, тем более в такие сроки и за границей. Куда проще оказалось обставить несчастный случай по пути из Шереметьева до вокзала в Москве! Сразу получили объяснение и травмы, и задержка, и потерянный в суматохе загранпаспорт…
Именно тогда Владимир Александрович окончательно уверовал в мощь организации и положение в ней ушастого.
– Вы о чем-то задумались?
– Нет, – встрепенулся Виноградов. – Простите.
– Вы уже приступили к службе?
– Нет, еще только со второго числа. У меня же отпуск продлен из-за больничного.
– Это – хорошо! Социальная защищенность – это большой плюс для государственных служащих.
– Издеваетесь? Второй месяц мужикам зарплату задерживают!
– У нас тоже… Обещали погасить задолженность.
– А где вы служите?
Проскочить «на дурачка» не получилось. Собеседник поморщился, как от чужой бестактности, но ответил: – Какая разница, кто какие погоны носит? Где работает? Главное – где зарабатывает! Вы же получили компенсацию за… доставленные неприятности? Это, если не ошибаюсь, больше, чем оклад плюс звание за год?
– Знаете, государева служба приучает к стабильности, ведь верно?
– Пожалуй! – кивнул ушастый. Судя по всему, у него-то льготная пенсия уже была в кармане. И он не совсем понимал, к чему клонит Виноградов.
– Я хотел бы стабильности и в наших отношениях.
– То есть вы предлагаете свои услуги?
– Да! – Это вышло несколько более темпераментно, чем хотелось бы претенденту.
– Даже не зная толком, с кем собираетесь иметь дело?
– Ну вы свернули башку Полковнику и его конторе… Я пытался сообразить – зачем? Кажется, понял.
– Я вас с интересом слушаю…
– Видимо, вы – конкуренты?
– Допустим… В порядке бреда! Дальше?
– Вся разница в мотивации. Полковник опирался на криминал, ему все равно было – кого, где… лишь бы платили.
– К тому же он создавал излишнюю суету на рынке… специфических услуг. Он был дилетантом! Талантливым, но – дилетантом. – Ушастый плавно и неожиданно легко для собеседника переключился в режим монолога. – Мы опираемся на профессионалов. На людей с принципами, патриотов… Лично меня вы устраиваете – по ряду причин. С самого начала, с той встречи у Наумыча: иначе, поверьте, инцидент в Москве, на обратном пути, запросто можно было обставить как несчастный случай со смертельным исходом. И мы не повторили бы чужих ошибок с Батей! Рад, что не ошибся… Всегда стараюсь подбирать себе людей сытых, но битых – и от шальных денег голову не потеряют, и от страху не обделаются.
– Я недавно прочитал в интервью… Один «авторитет» говорил: счастье не в том, чтобы трахнуть кого-нибудь или упиться до потери пульса. А в том, чтобы на следующее утро проснуться живым и на свободе.
Вероятно, Виноградов сказал то, что требовалось. Потому что собеседник кивнул и продолжил:
– Мы подобрали хозяйство Полковника… Оно сейчас в некотором смятении, но потенциал имеется. Хотите взять под себя?
– Но я же… Что – увольняться? Второй раз милиция расставания со мной не переживет!
– Зачем? – удивился новоприобретенный Владимиром Александровичем босс. – Великолепное прикрытие… Мы же все почти носим погоны. И служим Отечеству – так ли, этак ли… Наоборот, создадим условия, подстрахуем!
– Прямо масонство какое-то, – засомневался Виноградов.
– Вы, чувствуется, слабоваты в теории! Ничего, будет время пообщаться. – Это звучало обнадеживающе. – Итак?
– Что надо делать?
– Для начала… Магаева еще не забыли?
– Помню. – Как же, забудешь тут: когда майора вывозили от оппозиции, в глазах бритого садиста светилась досада кота, у которого из-под носа уносят недодушенную до смерти мышку.
– На него появился заказчик… Вот и начните – регион знаком, опыт имеется.
– Но ведь вы же сами его?..
– Тогда – спасли, а сейчас время подошло. Беретесь?
– Почему – нет? – Для почина это было вовсе не плохо. Начальник штаба оппозиции, враг Отечества – с моральной точки зрения никаких проблем…
Контакт был неплановый – экстренный и скоротечный.
Выбирая – на глаз и на ощупь – из множества пакетов тот, в котором картошка поприличнее, Виноградов нечаянно задел пенсионера:
– Ой, простите, ради Бога!
– Осторожнее надо…
Оба снова склонились над проволочной тележкой. Народа в окраинном универсаме почти не было – домохозяйки досматривали «Санта-Барбару».
– Как прошло?
– Все в порядке. Меня приняли. Передают хозяйство Полковника.
– Ого! Сразу? Осторожнее только.
– Попробую… Способы связи?
– Остаются. Но сам без нужды не вылезай, внедряйся. Желаю удачи.
– Спасибо…
От стеллажа с приправами приковыляла дамочка в шляпе, и, не меняя интонации, Виноградов продолжил:
– …мелочь одна! Выбирать не из чего.
– Разбаловались, молодой человек! Спасибо, хоть такая имеется, а то работать-то никто не хо…
Не дослушав стариковского ворчания, Владимир Александрович направился в винный отдел…
Ловушка для умных
Все согрешили и лишены славы Божией.
Римл. 3:23
1
Огромный пенистый гребень, стремительно разрастаясь, заполнил экран, несколько мгновений рокочущий водяной вал еще продолжал движение, но наконец стих, распластавшись изумрудным ковром, и, сломленный, откатился, обнажив гладкое золото песка. Камера дала панораму: сосны и островерхие крыши коттеджей на фоне заходящего солнца…
– Нет, это, к сожалению, только фрагмент рекламного ролика! – Ветер настойчиво трепал прическу популярной тележурналистки; на эту съемку она предусмотрительно надела брюки. – Но господин Крамской, насколько я понимаю, обещает воплотить сказку в реальность – и не где-нибудь, а прямо здесь, в получасе езды от нашего юрода. Не так ли?
– Абсолютно верно! – обаятельно улыбнулся в объектив коренастый мужчина лет тридцати. – Но ведь курортная зона, зона отдыха и развлечений – отнюдь не роскошь. Мы – деловые люди, исходящие из того, что во всем мире индустрия туризма – одна из наиболее прибыльных. Любой из моих земляков может стать акционером…
– Ну а новый порт? Разве сейчас, после пережитых Россией геополитических катаклизмов, когда Прибалтика и Украина…
– Это несерьезно! Со всей ответственностью могу заявить – тот проект, который сейчас представлен на рассмотрение властных структур, не выдерживает никакой критики – ни с точки зрения экологии, ни с точки зрения экономического обоснования… Это авантюра! И до тех пор, пока Южная губа…
Экран японского телевизора погас, превратившись в почти черное матовое зеркало. Толстая волосатая рука отложила ставший лишним брусок пульта.
– Мне нужен этот парень!
– Да? И давно у тебя смена сексуальной ориентации? Как-то не замечал раньше.
– Заткнись, умник! Ты понимаешь, о чем я…
– Мы пытались…
– А мне!.. Ясно? Он что – такой неподкупный? Идеалист? И ничего не боится? Жена, папа, мама, дети…
– Я ведь докладывал, хозяин. Работа ведется, но…
– Ведется! Этот говнюк поливает меня перед всем светом… Ладно! Но то, что эти «курортники» каждый день вынимают из моего кармана – понял? – такую хренову кучу денег!
Крик толстяка, перейдя критическую отметку, уже превратился в рев, – почувствовав это, собеседник покорно прижал руки к груди:
– Я понял, хозяин. Понял. Как раз хотел сказать – есть договоренность с Пинкертоном, он берется. Дорого, конечно, но…
– Плевать! Лишь бы сделал.
– Пока срывов не было…
– Посмотрим, – буркнул толстяк, успокаиваясь: репутация у названного исполнителя была безупречная.
Ожил селектор:
– Алле! Мы едем? Нет?
Голос капризного ребенка – очередная любовница хозяина, чернявая девица по прозвищу Микроша. Особую пикантность их отношениям придавало то, что сутки через трое Микроша надевала зеленую форму с сержантскими погонами и выходила на службу – старшим контролером знаменитого следственного изолятора. В просторечии – надзирателем…
– Иду! – отозвался толстяк.
– Ох, хозяин… Как говорила моя тетка: «Кабаки да бабы доведут до цугундера!»
– Заткнись! – уже беззлобно бросил тот, кого называли хозяином. – Жена позвонит – знаешь, что сказать… Сиди и работай!
Обитая кожей дверь приглушенно хлопнула. Оставшийся в кабинете встал, неторопливо вытянул из открытой пачки сигарету и подошел к окну. Был он высок, светловолос, рубашки носил только с галстуком, из всех видов спорта предпочитал теннис, а отпуск любил проводить в Доме писателя. Он идеально соответствовал образу классического «консильоре» – советника влиятельного семейства мафии. Собственно, он и был им – этакий Том Хайден отечественного разлива[1], определявший стратегию и тактику одного из контролирующих город преступных сообществ.
За окном суетился вечерний проспект. Красно-желтая россыпь автомобильных огней перетекала двумя потоками мимо собора, безмолвно пульсировали витрины уже закрывшихся магазинов. В скверике кто-то опять митинговал – человек двадцать, облепив парапет, устало помахивали флагами перед любопытствующими туристами и проститутками… Все как обычно, декорации те же – меняются только актеры.
Советник вернулся к столу. Не торопясь, открыл замаскированную ореховой панелью дверцу – сейф был швейцарский, небольшой, но вместительный. Достал бордовую кожаную папку, рабочий блокнот с отрывными листами… Сверившись с записями, поднял трубку радиотелефона: вообще-то он не доверял техническим средствам связи, вполне резонно исходя из того, что «большое ухо» компетентных органов всегда начеку, но сейчас был как раз именно тот самый случай, когда…
Каждое нажатие кнопки отзывалось в трубке мелодичным звоном.
– Алле! Слушаю…
Владимир Александрович взялся за телефон без особого удовольствия – было не так уж и поздно, но он собирался пораньше лечь спать, уже и зубы почистил…
– Слушаю! Да, это я. Здравствуй…
– Не меня? – подала голос из спальни жена. С некоторых пор она тоже не любила вечерних звонков.
– Нет. Все нормально. Это по поводу «халтуры» – помнишь, я говорил? – прикрыв ладонью мембрану, ответил Владимир Александрович. И вновь в трубку: – Да. Можешь говорить… завтра? Конечно, смогу. Только знаешь… Во второй половине – устроит? Часа в четыре? А то в десять митинг, пикетирование у мэрии… Думаю, часов до двух, слава Богу, морозец обещают. А кто их разберет, чего хотят, послушаем – узнаем… Нет, если что – позвоню… Хорошо. Я знаю, где это. Всего доброго!
Капитан милиции Владимир Александрович Виноградов привычно сделал пометку в «ежедневнике», разделся и лег в постель. Нужно было выспаться – предстоял важный день. Хотя, конечно, не важных дней не бывает…
2
– Ненавижу демократов…
Заместитель командира второго батальона Рябинкин кряхтя заворочал своим двухметровым телом, безуспешно пытаясь втиснуть его поудобнее в промежуток, разделявший спинку переднего сиденья и самодельный шкафчик для аппаратуры. Больше всего мешала длинная резиновая дубинка, норовившая вывернуться из специального ремешка и ткнуть хозяина в печень. Кобура и наручники вели себя в этом отношении куда как приличнее.
– А коммунистов? – лениво поинтересовался Виноградов.
– Тоже. И этих тоже терпеть не могу, – со спокойной уверенностью констатировал замкомбата. Ему, кажется, удалось наконец добиться компромисса со своей боевой упряжью. – Курить дай?
– О-ох! – в свою очередь застонал водитель, молодой парень в берете и сером форменном ватнике без погон. – Ну только что же травились… Владимир Александрович, вы хоть скажите!
В машине действительно было накурено сверх меры. Вонючий папиросный дым плотными слоями колебался в замкнутом пространстве, перемешиваясь с отработанными бензиновыми парами. У Виноградова уже всерьез побаливала голова.
– А что с них взять? Наркоманы! – уныло отмахнулся он.
– Кому не нравится – сходите прогуляйтесь, – махом пресек вольнолюбивые разговоры подчиненных начальник отделения профилактики Сычев, перегибаясь с переднего сиденья, чтобы передать Рябинкину мятую пачку. – Спички дать?
– Имеются… Вот так, ребята! – отметил, прикуривая, майор. – Человечество делится на курящих и некурящих. Этот антагонизм покруче всех классовых.
– Ну, так что там насчет прогуляться? – закрепил успех Сычев.
Виноградов вплотную придвинулся к запотевшему окошку, протер его рукавом: в полусотне метров пестрела флагами начавшая редеть толпа, очередной бородатый оратор в пыжиковой шапке с опущенными ушами занудно вещал что-то в мегафон, а продавцы газет потихоньку собирали в рюкзаки свой малопопулярный товар. Морозец был изрядно за двадцать.
– Да они уже заканчивают. Смысла нет.
– Ла-адно, – примирительно пробасил Рябинкин, – скоро домой поедем.
Внезапно передняя дверь «уазика» со стороны Сычева распахнулась, и в теплую утробу машины просунулась сначала рука с микрофоном, а затем длинный прыщавый нос какой-то энергичной девицы.
– А вот вы! Вы, милиция, как думаете…
– Мы не думаем. Мы работаем… Да закрой ты дверь, дура! – Сычев решительно выдворил на мороз сначала микрофон, а затем и его обладательницу.
– Прессу я тоже ненавижу, – одобрил действия приятеля майор.
Чувства Рябинкина в той или иной степени разделяли все присутствующие…
– «Королево» – «тридцать второму»! – На сегодняшнем мероприятии старшим считался Рябинкин, он и связывался с дежурной частью.
– На приеме «Королево»! – бодро отозвался динамик.
– У нас – все. Без происшествий. Возвращаемся на базу!
– Понял вас, «тридцать второй»! Понял.
– «Триста пятый», «триста шестой», «двадцать седьмой»! – майор вызывал подразделения, задействованные на обеспечении митинга. – Поехали домой, как поняли?
– Понял… понял вас… едем домой… – отозвалось радио, и почти сразу же мимо пронесся звероподобный «ЗИЛ» с зарешеченными окнами.
– Второй взвод, – хмыкнул водитель, – Они бы так на работу летали!
– Трогай! – мотнул головой Сычев.
– Олег! А за что ты так ненавидишь политически наиболее активные слои нашего общества? – спросил вдруг Рябинкина Виноградов.
Ответ он, собственно, и так знал. Ему было интересно, как сформулирует свою мысль майор.
Милицейский офицер ответил не задумываясь. Но процитировать его оказалось невозможно – из слов, относящихся к категории цензурных, во всей сложносочиненной фразе были только местоимение «я», два-три союза и один предлог…
Действительно, с чем ассоциируются у нормальных граждан такие мероприятия, как «митинг», «шествие», «пресса»? Черт его знает! У каждого, очевидно, по-разному. У офицеров и бойцов Оперативного отряда милиции ассоциации общие – подъем в пять утра, прибытие на место загодя, ни свет ни заря, долгие злые часы в душных металлических коробках автомобильных кузовов или наоборот – на пронзительных зимних ветрах оцеплений. Плевки, ругань, камни – и от тех и от этих, истерические вопли телекомментаторов и тонкая издевка газетных полос… Поломанные планы на выходные, пропавшие билеты в кино, безысходные скандалы в семье – ведь перестраховывающееся начальство отпускает, как правило, через добрый час после того, как вдоволь наговорится последний словолюбивый пустобрех.
Так, наверное, ответил бы на вопрос коллеги майор Рябинкин. Мог бы ответить. Но не стал…
– Да, прошу! Проходите, присаживайтесь… Кофе?
– Спасибо, с удовольствием, – первый из вошедших сунул руку во внутренний карман пиджака, но в то же мгновение замер – в ближайшем углу кабинета зарычал, оскалившись, огромный мраморный дог.
– Сидеть! Свои… Простите великодушно – время такое. Приходится беспокоиться о безопасности, – Эдуард Михайлович Крамской ухмыльнулся, наслаждаясь произведенным эффектом. Он не любил милицию. – Сережа! Уведи Барсика. И сам там побудь.
Здоровенный, под стать собаке, телохранитель принял четвероногого коллегу на короткий поводок, и они молча исчезли за дверью.
Переведя дух и уважительно покачав головой, посетитель закончил начатое движение – на свет появилось темно-красное удостоверение с гербом.
– Беляев Александр Борисович. Региональное управление по борьбе с организованной преступностью… А это мой коллега из госбезопасности.
Его спутник, смуглый мужчина с тяжелым подбородком и явственной лысиной, также продемонстрировал запечатанные в потертую кожу «корки» – хозяин заметил, что его удостоверение «по-комитетски» пристегнуто к карману цепочкой.
– Александр Ибрагимович.
– Очень приятно, – отмахнулся от предъявленных документов Крамской. – Мне звонили… Чем обязан?
– Видите ли, Эдуард Михайлович… – начал Беляев, погружаясь в бежевое кресло, обшитое кожей. – Мы, к сожалению, редко появляемся, чтобы сообщить кому-нибудь нечто радостное…
Ожил пульт на столе:
– Все готово.
– Хорошо. Несите.
На пороге возникла одетая в строгое темное платье женщина лет пятидесяти с великолепной фигурой и умным запоминающимся лицом. Ловко сервировав столик, она вопросительно посмотрела на хозяина.
– Благодарю вас. Мы сами, – отпустил ее Эдуард Михайлович.
Когда дверь за секретаршей закрылась, он утвердительно кивнул в ответ на изумленный взгляд Беляева:
– Да. Это она.
– Однако! – повернулся сыщик к своему спутнику. Тот, судя по всему, тоже узнал Марию Мягкову – звезду экрана, заслуженную артистку страны, прекрасную Ассоль семидесятых и роковую героиню русской классики в сериалах эпохи ранней перестройки…
– Недавно пришлось дать отпуск на неделю – приглашение пришло на кинофестиваль в Венецию… Ну и оплатил, конечно! – барски похвастался хозяин.
– Сколько же ей сейчас? Подождите-ка…
– О-о! Женщины не стареют – они увядают, как говорит мой парикмахер…
– Интере-есно! – протянул Беляев, предвкушая вечерний рассказ жене. – Как же…
– Все просто. Перефразируя известную мудрость – слава приходит и уходит, а кушать хочется всегда! Я плачу ей в тридцать раз больше, чем сможет любая киностудия. Да и работа не пыльная… Ей хорошо – и мне лестно, не так ли?
– Александр Борисыч! Давайте к делу… – на мгновение Крамскому показалось, что в голосе «комитетчика» прозвучал отголосок профессионально скрываемой неприязни.
– Да-да! К делу…
Беляев дожевал бутерброд, запил его и отставил опустевшую кофейную чашку.
– Эдуард Михайлович! Полагаю, вы не удивитесь, услышав от меня, что у вас есть враги?
– Правильно полагаете.
– И что в связи с решением вопроса о Южной губе их меньше не стало?
– Я не склонен драматизировать ситуацию…
– Хочется надеяться. Однако поверьте, мы не стали бы без крайней необходимости беспокоить вас – человека, не последнего в российском бизнесе, известного и, следовательно, в высшей степени занятого.
Беляев говорил безукоризненно вежливо, но твердо, как человек, хорошо знающий, что и зачем он делает.
Крамской кивнул:
– Слушаю вас.
– Скажите, договор о бессрочной аренде земли на побережье Южной губы был заключен вами с областной администрацией?
– Да. В июле позапрошлого года… Обе стороны действовали в пределах своей компетенции, это подтвердил суд…
– А арбитраж?
– Видите ли… Собственно, если вас опять прислали по этому поводу… – лицо Эдуарда Михайловича приобрело откровенно брезгливое выражение.
– О, не беспокойтесь! Мы не по этому департаменту. Дело в другом… Вы собирались создать что-то вроде «Дисней-ленда» прямо тут, под боком…
– Почему «собирался»? Собираюсь! И уже делаю. И буду делать! – Крамской не мог разговаривать на эту тему спокойно – речь шла о реализации его мечты, затеи не только престижной и прибыльной. – Вот у вас есть дети?
– Да. Сын.
– Это же не для меня, не для вас – для него! Поймите, что…
– Мы отвлеклись, – негромко перебил Крамского молчавший до того третий участник встречи Александр Ибрагимович.
– Хорошо… – кивнул Беляев. – Но в октябре прошлого года принимается правительственное решение о строительстве нового порта, призванного компенсировать потерю гаваней «ближнего зарубежья». И место определяется – Южная губа. Так?
– Так, – неохотно согласился хозяин. – Но по существующему законодательству…
– Да, я читал. Вы обратились в суд, потом были арбитражи, протесты, какие-то иски, кассации. Черт ногу сломит – я не вдавался в подробности, но при существующем бардаке в законодательстве и судах… Короче, как я понял, пока вы сами не откажетесь от права на аренду, там порт никто строить не будет, верно?
– Ну уж, вы прямо совсем меня собакой на сене изобразили! – развел руками Крамской. – Право собственности субъектов Федерации…
– Умоляю! Не надо! У меня от своих проблем голова пухнет…
– Хм. Тогда мне не совсем ясно…
– Эдуард Михайлович! Если я не ошибаюсь, сооружение порта поручено концерну «Росморинженерия»? Ему выделены правительственные кредиты – валютные, рублевые? Налоговые льготы, таможенные? «Под порт» – так?
– Совершенно верно.
– И из-за вашего, так сказать… упорства все это «повисло»?
– Давайте все-таки к делу, – в голосе Крамского не было уже и следа прежней расслабленной доверительности.
– А я, собственно, к делу уже и перешел, – не реагируя на явную неприязнь собеседника, продолжил Беляев. – Вы, конечно, знаете, кто контролирует «Росморинженерию»?
– А вы?
– Мы знаем. Концерн контролируется так называемой центральной преступной группировкой, более того, их «папа» – Демидов, по кличке Сникерс, стал вице-президентом и членом правления. Что?
– Нет, ничего. Кто бы мог подумать!
– Бросьте. Все это красочно описано в «Ведомостях» – помните статью Чухмана?
– Не припоминаю.
– Что вы! Он же от вашего заместителя получил все материалы: фотографии, ксерокопии документов… Убойная получилась статья! Жаль только Чухмана – до сих пор, бедняга, в больнице. Наверное, на всю оставшуюся жизнь инвалидом будет…
Крамской отстраненно улыбнулся, припоминая:
– Вы неплохо информированы. Надеюсь, бандиты будут пойманы?
– Разумеется!
– Итак? Если вы пришли, чтобы предупредить меня о необходимости соблюдения мер предосторожности…
– Эдуард Михайлович! Ученого учить – только портить. Чего вам бояться? Охрана – лучше, чем у президента, своя служба безопасности… Родителей нет, жена с детьми где-то в Швейцарии третий месяц, вон даже ведомство Александра Ибрагимовича не смогло их местонахождение установить, куда уж демидовским ребятам!
– Захотят – доста-анут… – в глазах Крамского тоскливо полыхнул вековой страх собственника перед разбойничьей шайкой.
– Не дай Бог! Так ваг… Скажите, сколько раз с прошлой осени вас пытались убить?
– А что?
– По нашим данным, дважды. Первый раз «мерседес» взорвали – так? А потом на даче?