Прекрасна и очень несчастна, или Кто кинул маленькую принцессу Раевская Полина

© Раевская П., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Глава первая

Совет и нелюбовь

Люди сами себе устраивают проблемы, никто не заставляет их выбирать скучные профессии, жениться не на тех людях или покупать неудобные туфли.

Ф. Раневская

– Да поторапливайся ты, чего застряла! – Необъятного вида тетка, не иначе раздувшаяся так от злобы, довольно грубо толкнула меня в спину, отчего я едва не очутилась на асфальте носом вниз. Покидая стремительно маршрутку, неожиданно для себя оставила на ее порожке свой каблук. Уж чем так приглянулась ржавая ступенька гламурной итальянской шпильке, я не знаю, но вместе они составили нерушимый союз, в чем я тут же и убедилась, попытавшись отодрать деталь своей обуви от железного элемента «Газели».

– Твою ж дивизию! – воскликнула женщина, распластав огромную лапищу в видавшем виде шлепке рядом с моим каблуком. Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, она выгрузилась из маршрутки и, ворча себе под нос ругательства, огромным лайнером поплыла в сторону рынка. Дверцы лязгнули, и желтая «Газель» зашуршала шинами по асфальту. В последний момент мне все же удалось вызволить деталь туфельки из маршруточного плена, и теперь я вертела ее в руках, решая, как поступить. Оглядевшись по сторонам, заметила урну и, прежде чем успела как следует подумать, скинула обувь и запустила ею в емкость. Туда же отправился и сломанный каблук, прочертив в воздухе красивую дугу.

Надо же! Да во мне умер, не родившись, черный баскетболист Шакил О’Нил – удивительно, но обе босоножки угодили прямехонько в цель, скрывшись в темных глубинах мусорного бака.

«Совсем как моя жизнь», – горько усмехнулась я своим мыслям и тут же почувствовала соленую влагу, предательски скапливающуюся в уголках глаз.

Устало опустившись на бордюр, принципиально проигнорировав стоящую на остановке скамейку, я дала волю эмоциям. Вернее, они сами вырвались наружу, без особого труда сломав хрупкую плотину сдержанности, сооруженную моим хорошим воспитанием.

Я ревела белугой, не обращая внимания на удивленные, местами сочувствующие, а местами и раздраженные взгляды прохожих, справедливо полагая, что мнение окружающих – последнее, что меня должно сейчас волновать.

А день, как назло, был такой чудесный! Светлый и погожий, в меру теплый – не жаркий и не холодный. Прекрасная весенняя пора, еще не отмеченная назойливыми мухами да злыми комарами. Подняв глаза в небо, я увидела, а может, мне это только почудилось, как белые хлопья облаков сложились в надпись: «Fin». Жаль, я никогда не умела читать знаки, а то наверняка тут же, как есть, босая, помчалась куда глаза глядят. Да вон хотя бы до канадской границы – только подальше от этого места.

Но даром Кассандры Боженька меня не наградил, а потому, нарыдавшись вдоволь, отправилась я прямиком на рынок – маршрутом той самой тетки, из-за которой недавно лишилась обуви.

Внимательно глядя себе под ноги, то и дело рискуя пораниться или вступить в то, во что сама я и превратилась, я едва не пропустила нужный мне лоток. И только его хозяин, безошибочно распознав во мне потенциального покупателя, что, конечно же, неудивительно, сам меня окликнул, произнося фразы с характерным кавказским акцентом:

– Э-э-э, дорогая, куда спешишь, слЮшай? ЗачЭм мимо Ыдешь? Туда не ходи, ко мне ходи! Посмотри, какой туфли красивый. Любой есть – золотой, молотой, красный, зеленый!

А ведь это он отнюдь не для красного словца говорил! Беглого взгляда на предложенный ассортимент оказалось достаточно, чтобы убедиться в правдивости рекламных заверений – радужное обувное многоцветие просто слепило глаза! Подобному выбору обрадовалась бы любая восточная красавица, а представительница цыганского народа так и вовсе продала бы за него душу дьяволу. Одна незадача – если и текла в моих жилах восточная или цыганская кровь, то до сей поры никак себя не проявила. Пульс не участился, дыхание осталось ровным, глаза не загорелись ярким светом. Одним словом, предложенный продавцом товар оставил меня равнодушной. Это если не сказать больше. Но делать нечего – в конце концов, не могу же я явиться босой на встречу с Захаровым. Не то чтобы мне так уж хотелось произвести на него приятное впечатление, но и окончательно ронять себя в его глазах – тоже не дело. В конце концов, достаточно того, что мне предстоит.

Поэтому я выбрала самые простые и неприметные туфли, огорчив тем самым продавца, считающего, что «такие ножки заслуживают лучшего». Тут, конечно, не поспоришь, но что поделать, если из всего представленного на прилавке ассортимента черные лодочки без каблука и были тем самым лучшим? Правда, продавец полагал иначе, поэтому усиленно пытался сосватать мне клеенчатые сандалии светофорных цветов, уверяя, что эта модель у него самая ходовая и популярная. Кто бы сомневался!

– Алексей Юрьевич просил подождать, – секретарша приветливо улыбнулась, указывая на мягкий диван для посетителей.

Я аккуратно примостилась на самом краешке. Как же это в духе Захарова! Этой встречи он ждал и добивался весь последний год, потратив немало денег и сил, чтобы она состоялась. И вот теперь, когда его оркестр готов сыграть победный марш, дирижер не торопится взмахнуть палочкой. То ли растягивает удовольствие, то ли наоборот – получает его прямо сейчас, унижая меня еще больше. А может, это мое богатое воображение вкупе с огромным самомнением? Вполне возможно, Захаров действительно попросту занят, а мое дело не представляется ему таким уж и важным. В конце концов, что для его империи еще одно приобретение? По его меткому выражению, «такую шелупонь», как я, «он съедает за завтраком в качестве закуски». Так что…

Почувствовав знакомое щекотание в области носа, я глубоко втянула им воздух и мотнула головой, отгоняя неприятные воспоминания – для слез сейчас не время и не место, успею еще глаза выплакать.

– Да, Алексей Юрьевич. Да, она пришла. Хорошо, – секретарша, приветливо улыбнувшись, одобрила высочайшую аудиенцию. С тяжелым сердцем вошла я в кабинет Захарова. Он же, напротив, пребывал в благодушном настроении, что, учитывая обстоятельства дела, совсем неудивительно.

В кабинете своего врага я оказалась впервые, и меня крайне удивил аскетизм окружающей обстановки. Он совсем не вязался с образом эксцентричного богача, коим слыл Захаров Алексей Юрьевич – личность в нашем городе известная, в том числе благодаря своим затратным выходкам. Каждое организуемое им мероприятие, будь то день рождения любимой собаки или покупка нового галстука, может, врут люди, но слыхала я, что праздновал он и такое, превращалось в эксклюзивное шоу. Деньги в буквальном смысле слова бросались на ветер и пускались в трубу – знакомый рассказывал, что на одном из торжеств Захаров стрелял купюрами из духовой пушки, с удовольствием наблюдая, как «челядь» едва ли не дралась за дензнаки. Не иначе, слава Воланда не давала мужику покоя.

Учитывая все это, представительство бизнесмена мне представлялось совсем иначе. Стол, стул, офисная техника и скромный шкаф в углу – кабинет больше походил на келью монаха, нежели на рабочий кабинет состоятельного предпринимателя. Хотя что мне, собственно, известно о Захарове? Возможно, тот образ, который он старательно создавал для окружающих, не больше чем пиар, умело разработанная маркетологами программа по продвижению клиента на рынок.

Я аккуратно присела на стоящий возле стола стул, сложив руки на груди, пытаясь таким образом закрыться от негативной энергии собеседника. Хотя, конечно, почки уже отказали, и этот глоток боржоми явно не к столу. Но и демонстрировать благосклонность своему мучителю никак не хотелось.

– Елена Владимировна, – Захаров растянул жирные губы в улыбке. – Я очень рад, что вы наконец-то приняли верное решение. И стоило ли так долго сопротивляться? Помнится, я вас еще полгода назад предупредил, что в итоге именно так все и будет.

Я сначала открыла рот, а затем вновь его захлопнула. Не хватало еще метать бисер перед этим боровом. Если он намерен получать удовольствие от моего унижения, помешать не могу, но и помогать не стану. Длинные диалоги, воззвания к совести – все это мы уже проходили. Достаточно! Я пришла сюда раз и навсегда закрыть эту тему. Об этом своем намерении я и поведала Захарову, не слишком заботясь, правда, о деловом этикете. Галантные расшаркивания и дипломатические приемы прибережем для иного, более подходящего случая.

Притворно надув пухлые губки, право слово, как барышня на выданье, мужчина подвинул мне через стол лист бумаги. Я смотрела на него и не могла разобрать ни слова. Буквы расплывались, не желая складываться в слова. Взор затуманила пелена, по которой словно на экране кинотеатра проносились картинки моей жизни…

Мой бизнес строился на голом энтузиазме, без каких-либо финансовых вливаний и влиятельной поддержки. Фортуна благоволила мне, превратив в итоге из Золушки в успешную бизнесвумен. Большинство современных сказок имеет именно такой сценарий. В конце концов, где на всех принцев набраться? Вот и приходится барышням ковать свое счастье самим. Но моя жизнь особенно походила на сюжет самой знаменитой сиротской истории. Рано похоронив жену, папенька мой горевал недолго, а потому в нашем доме довольно скоро появилась злая мачеха. Ну, вернее, это я тогда думала, что она злая. На самом деле Тамара Ивановна была обычной теткой, не слишком далекого ума и не чересчур большого сердца. Ясное дело, перспектива воспитывать чужого ребенка ее мало прельщала. Но деваться-то некуда – новоиспеченный супруг, может, и не был способен на любовь, но определенные понятия имел. И по его кодексу чести в приюте ребенку при живом родителе делать нечего. На этом, правда, отцовские принципы и заканчивались – проводя большую часть времени в гараже да, как говаривала тетка Тамара, «по бабам», мне он особенного внимания не уделял, ибо не считал нужным. Одета, обута, сыта – чего еще желать?

А я желала! Страстно и горячо: родительской ласки, признания моих успехов, восхищения моими победами. Именно это стремление привлечь внимание родителя и двигало меня всю школьную жизнь, сделав в итоге первой ученицей класса, заводилой, активисткой, спортсменкой, да и чего там душой кривить, просто красавицей. Получая очередную награду из рук директора, тренера, а однажды и самого мэра, я всегда искала в толпе зрителей только отца. В выпускных классах, правда, больше по инерции, так как к тому времени уже осознала – что бы я ни делала, каких бы жизненных высот ни достигла, родительского одобрения мне не дождаться. И вовсе не из-за бессердечия отца. Просто, живя традициями, а не эмоциями, он не был способен на проявления сильных чувств. Именно традиции в свое время подвигли его на брак с моей мамой, именно они привели его к алтарю и во второй раз. Мой родитель существовал как положено, соблюдая давным-давно кем-то заведенный ритуал, и так же обычно для русского мужика и умер. Во цвете лет. Накушавшись водочки, попарившись в жаркой баньке, нырнул он в прорубь, да больше и не вынырнул. Его не слишком чуткое сердце, не выдержав нагрузки, а может, просто устав отстукивать ритм пустой жизни, остановилось в одночасье. Обратно же завести его оказалось некому – никто из друзей, отдыхавших вместе с отцом, не смотрел сериал «Скорая помощь», никто не оканчивал медицинских вузов и даже курсов оказания первой помощи не посещал. А потому никому и в голову не пришло сделать искусственное дыхание. Не говоря уже о массаже сердца и прочих уместных в таких случаях мерах. Да чего там! Они даже не сразу заметили, что тело и дух их приятеля находятся уже давно в разных измерениях. Спохватившись и обнаружив, что больно долго Петрович не выходит на берег, извлекли они моего папеньку из воды и потащили в жаркую парную отогреваться, полагая, что тот просто потерял сознание.

Эту историю в дальнейшем его друзья не раз рассказывали на поминках, и каждый раз она, как это часто бывает в таких случаях, обрастала все новыми и новыми подробностями.

Таким образом, уже к первой годовщине смерти отца выходило так, будто умер он не сразу, а даже пришел в себя и, обведя присутствующих полным святости взглядом, разразился прощальной речью, наказав приятелям любить Родину, близких, а также позаботиться о его бедной сиротке. То есть обо мне.

Нужно сказать, наказ этот выполнил только дядя Саша. Правда, это уже потом выяснилось, что его визиты в наш дом преследовали иные цели, нежели заявленные официально. Одним словом, спустя год после папенькиной кончины, моя мачеха обрела в лице его близкого друга нового спутника личной жизни. Что до бедной сиротки, то я к тому времени уже успешно окончила школу, поступила на филфак и усердно грызла гранит науки, пытаясь постичь все тонкости родного языка, и в новом отце, в общем-то, не сильно и нуждалась.

Катастрофическая нехватка денег, понятно, что ни тетка Тамара, ни дядя Саша содержать меня не стремились, вынуждала меня на постоянные их поиски. Какие только профессии я не примерила на себя в студенческие годы. Пробовала торговать косметикой, раздавала рекламные флайеры и даже в костюме гигантского осьминога завлекала клиентов в только что открывшийся японский ресторан.

Так продолжалось до тех пор, пока подруга не рассказала мне о копирайтинге – новой профессии, весьма популярной в Интернете. Оказалось, что виртуальное пространство остро нуждается в реальных текстах. До этого, рыская по его просторам, я как-то не задумывалась о том, кто именно пишет все эти статьи для сайтов и откуда они там берутся. Но затем я узнала, что создание контента для порталов – целая индустрия, весьма прибыльная и доходная. И несмотря на то что каждый школьник мнит себя Толстым, выполнить требования взыскательных заказчиков может не всякий. Зато я могла! И очень даже неплохо. В итоге очень скоро я обросла клиентами, приносившими мне стабильный и, по меркам студентки, весьма солидный доход.

Правда, и вкалывать приходилось так, что любой Папа Карло, вздумай он вступить со мной в соцсоревнование, сдох бы примерно на середине пути. Меня же спас синдром отличницы, который, как известно, стимулирует к работе почище, чем египетский надсмотрщик на строительстве пирамид. А потому уже к выпуску из института я зарабатывала в месяц больше, чем за год учительница словесности, которой мне, по идее, предстояло стать.

Так что, получая из рук ректора красный диплом, я точно знала – придется детишкам постигать азы «великого и могучего» без Елены Владимировны Маленькой.

Ах да, я же забыла упомянуть об еще одной интересной детали своей биографии – насмешница судьба, до кучи ко всем злоключениям, наградила меня довольно смешной фамилией. Вернее, сначала была фамилия, а уж потом злоключения, но не суть важно. В любом случае на небесах, подозреваю, громко хохотали, записывая на скрижалях историю моей жизни. Нет, ну сами подумайте – девочка с фамилией Маленькая, которая при этом уже в детском саду была на голову выше своих ровесников. К совершеннолетию мой рост и вовсе приблизился к отметке сто восемьдесят сантиметров. Не слабо так, да?

Вот такая я «маленькая». Хотя как знать, не случись на моем пути всех этих испытаний, возможно, ничего бы из меня и не вышло.

Не то чтобы я прям достигла каких-то необычайных высот, конечно, – в космос не полетела, статус первой женщины-президента в РФ не получила, да и на «Оскар» меня ни разу не выдвинули. Но на судьбу до недавнего времени жаловаться было грех. Статусом владелицы небольшой веб-студии, успешно создающей и продвигающей сайты, я очень гордилась.

А случилось это так: довольно быстро поняв, что копирайтер – это всего лишь планктон виртуального бизнеса, низшее звено в цепочке интернет-эволюции, и решив, что мне нужно все и сразу, я наняла талантливых технарей, авторов и менеджера по продаже и принялась принимать заказы на создание и продвижение виртуальных представительств различных компаний, достаточно умело руководя своим бизнесом.

Дело пошло, и уже через год в торжественной обстановке я, как «открытие года», получала приз в конкурсе «Молодая бизнесвумен». Правда, о том дне я по некоторым причинам вспоминать не люблю.

Впрочем, как и о событиях, случившихся через пять лет после этого. Хотя ничего необычного, конечно, не произошло. История весьма банальна. Богатый Карабас-Барабас решил отобрать у бедненького Буратино его Золотой ключик, и в отличие от сказки в жизни ему это удалось. Именно поэтому я сейчас и подписываю документы о продаже моей фирмы Захарову.

– Елена Владимировна, миленькая, маленькая вы моя, – мужчина засмеялся, получив удовольствие от своей шутки. Ну, слава богу, хоть кто-то оценил его юмор по достоинству. Что до меня, то я этот остроумный каламбур за свою жизнь слышала столько раз, что и не сосчитать, поэтому в обморок не упала, в конвульсиях от смеха не забилась и вообще никак не отреагировала. И пусть он мне за это спасибо скажет, могла бы тоже сострить, мало не покажется.

– Ну что вы так переживаете? Вы только подумайте, как хорошо для вас все складывается. Сколько еще продержалась бы ваша компания на плаву? – Захаров сложил губы в сочувствующей улыбке. Еще чуть-чуть, и я поверю в искренность его переживаний. – Ведь дела, как я понимаю, у вас идут ни шатко ни валко. Да за вашу «Мелену» и сейчас никто гроша ломаного не даст, а через месяц-другой вы еще и должны останетесь. Я же плачу вам за нее солидные деньги. – Захаров потянулся за лежавшими на столе четками.

Тоже мне восточный мудрец нашелся. Перебирая разноцветные камушки в руках, мужчина внимательно меня рассматривал, ожидая реакции на свою речь.

Не дождется! Гордо вскинув голову, я взяла ручку и решительным ее росчерком поставила подпись на договоре купли-продажи.

Вот и все… Так просто… Восемь лет жизни перечеркнуты одной закорючкой. Я задержала дыхание, пытаясь справиться с подкатившей к горлу тошнотой. Поборов желание освободить желудок, решительно поднялась и, холодно кивнув на прощание, на негнущихся ногах прошествовала к двери.

– Елена Владимировна, куда же вы? – хохоча прокаркал Захаров. – Давайте хоть выпьем чарку за нашу сделку. Хорошее дело и обмыть не грех!

Ничего не ответив, я решительно потянула на себя блестящую ручку двери и вышла в новую, свободную, не обремененную ни деньгами, ни работой жизнь.

Глава вторая

Что такое «не везет»

Жизнь – это небольшая прогулка перед вечным сном.

Ф. Раневская

Выйдя на улицу, я задержалась на крылечке, втянув носом благоухающий весенними цветами воздух, и огляделась по сторонам, наслаждаясь окружающим пейзажем – резиденция Захарова располагалась в красивом старом парке. Когда-то очень давно здание за моей спиной принадлежало старому графу. Ну или князю… Хотя, может, просто помещику, не удивлюсь, если байка про графа – выдумка пиарщиков бизнесмена. В любом случае место для своего офиса тот выбрал просто шикарное. Правда, изрядно потрепанное, из-за чего в реставрацию особняка Захарову пришлось вложить колоссальные деньги – предыдущие обитатели дома, шустрые, смелые и умелые пионеры, привели его почти в полную негодность. А вот старинный сад даже им разорить не удалось, и сейчас вековые деревья качали своими кронами, успокаивающе нашептывая своими листьями: «И это пройдет. Все пустое. Мы видели и не такое».

Благодарно им улыбнувшись, я подумала, что, пожалуй, все не так уж и плохо. Мне еще нет тридцати, зато есть опыт ведения бизнеса. Да, денег на раскрутку нового проекта у меня нет, но ведь и прежний начинался с нуля. Кроме того, у меня осталась квартира с почти выплаченной ипотекой. Если что, недвижимость можно будет обменять на стартовый капитал. Хотя тогда возникает вопрос с проживанием – не к тетке же Тамаре возвращаться. Хотя чего это я? А как же Лариса? Верный друг и товарищ, соратник во всех начинаниях, самый близкий на земле человечек. Уж она в беде не бросит, без крыши над головой не оставит.

Достав сотовый, я нажала кнопку быстрого вызова, чтобы сообщить подруге о намерении начать жизнь с чистого листа.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – механическим голосом сообщил оператор. Хм, странно… Мы ведь условились, что я позвоню сразу же, как только выйду от Захарова. Может, просто сбой. Я нажала на кнопку повторно, но от вызова меня отвлек шум за спиной.

– Вот она! Держи! Держи ее! – взволнованно кричал женский голос. Обернувшись, я увидела двух мчащихся ко мне с дубинками наперевес охранников и давешнюю секретаршу, еле поспевавшую за стражами порядка на своих высоченных каблуках.

Интересно, кого это они ловят? Оглядевшись по сторонам, никаких живых существ не обнаружила. Но, может, у них учения? Отрабатывают люди маневры на случай экстренной ситуации. Судя по тому, как грузно мужчины переваливались с ноги на ногу, их физическая форма оставляла желать лучшего. Да уж, ребята, случись и впрямь ЧП, вас любой мальчишка уделает. Чаще в спортзал ходить нужно.

Так как размышлять далее о профессиональных навыках службы безопасности Захарова мне не хотелось, то, удивленно пожав плечами, я шагнула с порога, намереваясь покинуть это место и никогда сюда больше не возвращаться.

Наверное, я чем-то разгневала богов, иначе как еще объяснить, что неудачи сыплются на меня словно из рога изобилия? Скорее всего, у них там в небесной канцелярии случился какой-то сбой в работе. Наверняка приняли на должность раздатчика бед ангела-новичка, а тот ленится: вместо того чтобы равномерно распределять неприятности, сыплет их на одну голову – и только мою. Мало мне их за утро было, как случилась новая напасть – вместо того, чтобы отправиться домой заливать вином и слезами свое горе, я отправилась прямиком в тюрьму.

Жизнь – удивительная штука. Только ты думаешь, что хуже уже быть не может, как она тут же доказывает обратное. Но есть тут и позитив: про утрату фирмы на фоне последующих событий я полностью забыла. В списке моих неприятностей эта оказалась далеко не на первом месте.

А случилось вот что: где-то минут через пять после моего ухода секретарша Захарова решила зачем-то проведать своего шефа. Уж не знаю, что там ей от него понадобилось, но удовлетворить ее запрос начальник не смог. Он вообще уже был не способен удовлетворить чьи-либо запросы и потребности. По причине своей полной, окончательной и безоговорочной кончины.

Выпущенная в голову пуля шансов на выживание Захарову не оставила, сразу же отправив его на свидание с праотцами. А все потому, что оружие, которое, кстати, прибывшие на место преступления оперативники нашли под окнами кабинета покойного, было серьезным и профессиональным. Такое бьет наповал и наверняка. Особенно с близкого расстояния, с которого, как мне пояснил следователь, я, Елена Маленькая, и стреляла.

Сама-то я об этом незначительном эпизоде тут же забыла. Напрочь стерся он из моей памяти, и, как я ее ни напрягала, ничего даже близко похожего вспомнить не удавалось. Но следователя это не особенно смутило. По его собственным словам, мое признание ему нужно как рыбе зонтик – улик против меня предостаточно, так что и без моей чистосердечки дело будет быстро закрыто.

Я лепетала что-то про смывы с рук, которые показывают следы пороха, если человек стрелял, и их отсутствие, если он этого не делал. Про одежду, на которой должны быть пятна крови, и про прочие улики, о существовании которых рассказывает детективный сериал «След», столь любимый теткой Тамарой и который я иной раз посматривала, бывая у нее в гостях. Но полицейские будни отличались от сериальных примерно так же, как борщ от фуа-гра. Мне быстро объяснили, что найденных под окнами перчаток и оружия вполне достаточно для обвинительного заключения. Перчатки и впрямь оказались моими, но я их с прошлой зимы не видела и уж тем более не надевала. Что до оружия, то мне вообще никогда не доводилось держать его в руках. Никакого.

В какой-то момент я и сама себе перестала доверять. Вдруг я страдаю особой формой психического расстройства и просто не ведаю, что творю? Иначе как объяснить, что все улики против меня. Ладно бы пистолет с перчатками, но что делать с видеозаписью из приемной? На ней отчетливо видно, что с того момента, как я покинула кабинет Захарова, в него никто не входил и не выходил. Вариант с окном также отпадал – все створки на момент прибытия полиции оказались заперты, да и выстрел произвели с близкого расстояния. Вот и получалось, что иных кандидатов на роль убийцы, кроме меня, нет. Но вот ведь незадача – как ни взывала я к своей памяти, пытаясь воскресить хотя бы намек на совершенное преступление, сознание выдавало исключительно живого Захарова, хоть ты тресни. О чем я как заведенная и твердила Сергею Михайловичу Орлову – молодому, по всему заметно не обремененному интеллектом парню, проводившему допрос.

– Ну, Елена Владимировна, миленькая, маленькая вы моя, – парень засмеялся.

Просто «Аншлаг» на выезде, Галкин отдыхает.

– Ну, давайте вы уже перестанете отрицать очевидное. Давайте сэкономим мое и ваше время. Тем более что чистосердечное признание, как известно…

– Вы уже говорили, – я кивнула, – облегчает наказание. Только как мне признаться в том, чего я не совершала? Вы меня простите, конечно, но мы с вами недостаточно близко знакомы, чтобы я ради вашего удовольствия брала на себя вину за тяжкое преступление. А и будь даже вы моим супругом, все равно не стала бы на себя наговаривать. Не убивала я Захарова. И точка.

Поразительно – несколько часов назад я рыдала из-за сломанного каблука, а сейчас сохраняю железобетонное спокойствие в кабинете следователя. Или это просто шок, и меня еще непременно накроет? Как знать…

Но сейчас, несмотря на маячащую угрозу тюремного заключения, я не проронила ни слезинки, что, к слову, наверняка может быть использовано против меня – отличный штрих к образу хладнокровной убийцы. Нормальная девица уже в истерике бы билась, а эта ничего – сидит, закинув ногу на ногу, и покачивает туфлей-лодочкой. Изобразить бы хоть страдание, да вот только актриса из меня никудышная.

– Я еще раз вам говорю, не было у меня мотива убивать Захарова. По крайней мере, не сегодня уж точно. Он год пытался отжать мою компанию, используя свое влияние и связи. Если и убивать его, то не тогда, когда я согласилась на продажу фирмы. Сами подумайте, что я от этого выигрываю? Сделка-то состоялась.

– Да неужели? – Сергей Михайлович изобразил удивление, выпучив глаза. Да уж, а парень тоже артист, не хуже меня. Этому парню не то что «Оскар», но и «Золотой орел» не светит. Пожалуй, мы с ним неплохая парочка – гусак и гагарочка.

Закончив представление и вернув глаза на место, парень, слегка нагнувшись ко мне, спросил доверительным шепотом, печатая каждое слово:

– А где договор-то?

– Как где? – пришла пора мне недоумевать. – В кабинете Захарова, я полагаю. По крайней мере, он был там, когда я его покидала.

– Да? – на этот раз мужчина добавил в голос сочувствия. Вот только с фальшью переборщил. Или я просто цепляюсь? – А почему же тогда мы его не нашли?

– Мне-то откуда знать? Может, искали плохо, а может, его убийца забрал. Вы – следователь, это ваша работа – отвечать на подобные вопросы.

– Ну да, конечно, – Сергей Михайлович усмехнулся. – Убийца забрал, кто же еще. А потом, по всей видимости, просто растворился в воздухе. Или, нацепив шапку-невидимку, проскользнул мимо секретарши и видеокамер незамеченным. Такова ваша версия событий? Да, Елена Владимировна?

– Послушайте, – я откинулась на спинку стула. – Допрос длится уже второй час, и я изрядно устала. Тем более что мы пошли уже по третьему, а то и по четвертому кругу. Во всяком случае, точно помню, шутка про шапку-невидимку уже звучала. Хотя нет… В прошлый раз вы упомянули мантию-невидимку. Я понимаю, перебирать волшебные предметы одежды мы можем до бесконечности, но вряд ли это поможет вам раскрыть это преступление. У меня нет ни малейшего представления о том, кто убил Захарова, куда делся договор, как преступник покинул кабинет и откуда взялись под окном мои перчатки со следами пороха. Но я точно знаю, – с упором на слово «знаю» произнесла я, – что я никого не убивала. Да мне даже оружие ни разу в жизни не доводилось держать в руках! Ну в самом деле, проверьте мою одежду, убедитесь, что на ней нет капель крови или что вы там обычно проверяете в таких случаях?

Дознаватель недовольно нахмурил брови:

– Давайте вы не будете учить меня делать мою работу, – пробурчал он. – Непременно проверим: и одежду, и обувь. Вам, кстати, есть кого попросить, чтобы привезли вам спортивный костюм и кроссовки?

– А почему, собственно, именно их? – удивилась я.

– Потому что там, куда вы сейчас отправитесь, эта одежда наиболее уместна. И советую выбирать обувь на липучках, так как шнурки все равно заберут, а без них передвигаться не очень удобно. Ну это я вам чисто по-дружески рекомендую.

Смысл сказанного до меня дошел не сразу, а когда все же постучался в сознание, ужас сковал грудь ледяным холодом. Уж не знаю, на что я в сложившихся условиях рассчитывала, но про тюрьму почему-то даже не подумала. Мне все казалось, что этот морок вот-вот рассеется, истина откроется, ну или, на худой конец, следователь поймет, что я не имею никакого отношения к убийству. Просто потому, что этого не может быть никогда. Но чуда не случилось, и вот уже видавший виды автозак везет меня в совершенно новую жизнь – в те реалии, о которых я имею весьма смутное представление.

Глава третья

Узница замка слез

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.

– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.

– Неостроумно, – замечает кто-то из сопровождавших.

– Действительно, неостроумно, – вздыхает Раневская. – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

– Ленка, ты где? Я тебе звоню, звоню, а ты не отвечаешь, – голос любимой подруги выдавал ее тревогу, в ответ на что мое сердце предательски сжалось.

– Ларис, тут такое… Такое, – я наконец-то разревелась, только сейчас до конца осознав случившееся. Как скоро свижусь я теперь с родным человеком? Что ждет меня впереди?

– Маленькая, – грубо ворвался в мои мысли охранник. – Не тяни резину, тут тебе не переговорный пункт.

Я шмыгнула носом и затараторила, стремясь передать Ларисе как можно больше информации за отведенное мне на звонок короткое время.

– В общем, Ларис, объяснять особо некогда. Я в тюрьме. Вернее, пока в СИЗО, но хрен редьки не слаще, сама понимаешь. И мне срочно нужна одежда. Привези мне пару спортивных костюмов, кроссовки и белье – несколько смен. Много не бери – отберут все равно, и выбери что попроще – я не собираюсь дразнить местную публику. Ты меня поняла?

– Как в тюрьме? Ленка, что случилось? Ты о чем вообще? Какие костюмы? Какое белье? – Лариса сорвалась на крик. Только ее истерики мне не хватало. Тут бы со своими эмоциями совладать.

– Слушай, давай все это потом обсудим, ладно? Мне разрешили только один звонок и то недолгий. Ты все поняла? Записывай адрес.

Дальнейшее происходило словно во сне. Меня раздели, забрали платье, выдав тюремную одежду, не полосатую пижаму, а темно-синий холщовый комплект, состоящий из прямой юбки и рубахи, провели санобработку, так здесь называется обычное посещение душа, и препроводили в лазарет. Старенький доктор неспешно и равнодушно опросил меня о наличии инфекционных и хронических заболеваний, заполнил какую-то форму и дал мне в ней расписаться. Он даже не удосужился провести личный осмотр.

Да уж! Первые часы тюремного заключения вышли довольно насыщенными. Умаялась я так, будто на рудниках весь день проработала. То ли еще будет? В камеру предварительного заключения я вошла, неся на вытянутых руках выданное мне постельное белье, чашку, ложку и тарелку.

Мне объяснили, что по закону мне полагалась «отдельная комната» на первые сутки, но ввиду ограниченности и ценности подобной «жилплощади» это правило соблюдается в СИЗО довольно редко. До моего сведения довели наличие права на обжалование данного нарушения, но предупредили, что ни к чему хорошему это не приведет. Честно говоря, жаловаться мне, конечно, очень хотелось, но вовсе не на отсутствие одноместной камеры – вряд ли здесь можно рассчитывать на номер «люкс», так что, какая, по сути, разница? По крайней мере, именно так я тогда думала. И очень сильно ошибалась. В том, что разница есть, убедилась я буквально сразу же.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я, входя в свое новое «жилище». Четыре пары любопытных глаз с интересом уставились на меня, но ни одна из их «хозяек» не удостоила меня ответом. Видимо, вежливость в этом заведении не в чести.

– Чего в дверях застыла? – грубо толкнула меня вперед сопровождающая надзирательница. – Думаешь, я тут с тобой до ночи, что ли, возиться буду? Вот твоя койка, – она ткнула пальцем в кровать возле окна. – Постельное белье сама заправишь, поняла? Располагайся. Судя по твоей статье, тебе тут долго париться. – Лязг железной двери возвестил о ее уходе, и я осталась один на один со своим горем, невеселыми мыслями и не слишком гостеприимными, судя по всему, сокамерницами.

– Ты посмотри, какую птицу дивную к нам занесло, – ко мне подскочила невысокого роста девица с не очень красивой, усыпанной прыщами мордочкой. Изобразив ребенка на новогоднем утреннике, она принялась водить вокруг меня хоровод. Со стороны, подозреваю, выглядело это довольно комично, ведь в обычном положении девушке открывался вид только на зону моего пупка и попы. А вот чтобы заглянуть мне в глаза, ей пришлось задрать голову, рискуя свернуть шею.

– Слушай, да ты прям пожарная каланча, – засмеялась она и повернулась к другим обитателям камеры, ища у них одобрения. Но те лишь молча наблюдали за происходящим, никак не выдавая своего к нему отношения.

Конечно, у меня намерения девицы сомнений не вызывали. Настолько, что мне даже на какой-то момент стало ее жаль, ведь если я чему и научилась за свою жизнь, так это не вестись на глупые провокации. Поэтому я просто подошла к «своей» кровати и принялась молча заправлять постель.

– Нет, вы посмотрите на нее, – сокамерница театрально всплеснула руками, притворно взывая к сочувствию присутствующих. Реакции вновь не последовало. Очевидно, пристававшая ко мне девчонка здесь не главная – опытным взглядом человека, выросшего на улице, я сразу выцепила спокойную молодую женщину, вполне себе интеллигентного вида, которая, готова поспорить, и носила гордое звание местного лидера. А девочка так – клоунесса, шутиха, развлекающая публику, как умеет.

Как по мне, так умела она это не очень, но, с другой стороны, где набрать талантов на каждую камеру? В конце концов, не каждый же день артистов Stend Up-шоу арестовывают.

– Гордая, значит, – девица притворно вздохнула. – Свет, погляди, еще одна гордая объявилась. Как та… э-э-э… как там ее звали? Ольга, кажется. Интересно, ей уже вправили нос, как думаешь? Наверняка в следующий раз подумает, прежде чем его от хороших людей воротить-то.

Я невольно вздрогнула и потерла свой маленький правильный носик. Перспектива тюремной ринопластики меня совсем не привлекала, а то, что она вполне возможна в местных условиях, сомневаться не приходится. И никакого тебе наркоза и анестезии.

Закончив возиться с постельными принадлежностями, слегка помедлив, чтобы обдумать предстоящую речь, я наконец обернулась к присутствующим и, игнорируя направленный на меня взгляд нахальной девицы, обратилась к той самой Свете, которую приняла за лидера.

– Светлана… э-э-э… – тут я запнулась, – простите, не знаю вашего отчества.

– Да мы тут не гордые, отзываемся и без них, – со спокойным достоинством, сильно контрастировавшим с нахальством пристававшей ко мне девицы, произнесла Светлана. – Но если что, Васильевны мы. Можешь звать по батьковне.

– Приятно познакомиться, – произнесла я, невольно запнувшись на слове «приятно». – А я Елена Владимировна, но можно просто Лена, – я улыбнулась, вложив в улыбку все свое миро– и дружелюбие. – Светлана Васильевна, – я проигнорировала насмешливое хмыканье молодой девицы. – Давайте сразу расставим все точки над «и». В подобном заведении я впервые и порядков местных совсем не знаю. То есть абсолютно. Поэтому буду благодарна, если вы сразу расскажете мне, что здесь к чему. Готова стать низшей ступенью в местной иерархии, но есть вещи, которые делать не буду ни при каких обстоятельствах – даже под угрозой смерти.

– Это, интересно, какие же? – поинтересовалась Светлана, растянув губы в широкой, но недоброй улыбке.

– Например, – тут я запнулась. – Ну, я… – слова подбирались с трудом, но произнести их следовало обязательно. – Например, я не стану ничьей любовницей, – закрыв глаза, словно перед прыжком в воду, выстрелила словами, которые, к моему удивлению, немало развеселили обитательниц тюремной камеры.

Они принялись дружно хохотать, чуть ли не утирая рукавами слезы. Даже моя обидчица не смогла удержаться, присоединившись в итоге к общему веселью. Продолжалось оно довольно долго, пока его не прекратила Светлана. Причем буквально одним взмахом руки.

– Да уж, повеселила ты нас, – произнесла она, явно претендуя на звание «мисс очевидность». – Ты, видать, по фильмам тюремные порядки изучала, да?

– Если честно, я вообще их не исследовала. Как-то не приходило в голову, что мне когда-либо может понадобиться подобная информация.

– А зря, – женщина направила на меня спокойный взгляд проницательных глаз. – Как говорится, от сумы да от тюрьмы… В общем, слушай сюда, девочка. В этой камере сидят все, кто совершил тяжкие преступления впервые.

– Я не совершала, – машинально поправила я.

– Это само собой, – усмехнулась Светлана, а остальные женщины довольно заржали. – Но речь не о том. А о том, что мы все тут впервые и, хотя и сидим подольше твоего, конечно, пока еще не так соскучились по любовным утехам, чтобы предаваться им друг с другом. А некоторые так и вовсе об этом деле думать не могут. Вон, Галка, к примеру, – Светлана ткнула пальцем в тихую неприметную женщину, которая при упоминании ее имени вздрогнула и затравленно вжала голову в плечи. – Ее муж бил и насиловал, насиловал и бил. Так теперь стоит ей услышать слово на букву «эс», как форменная истерика начинается.

Я бросила жалостливый взгляд на Галину, оставшийся, впрочем, без ответа.

– А Майка, – продолжила «главарь в юбке», кивнув головой в сторону пристававшей ко мне девицы, – и вовсе мужа имеет. Он к ней раз в месяц приезжает – им хватает. Он, поди, привлекательнее тебя-то будет.

– Ну а мы с Любовью Павловной, – Светлана кинула взгляд на пожилую тучную женщину, – и вовсе пара. Да, Любовь Павловна?

Та, к кому обратилась Светлана, громко засмеялась, обнажив гнилые зубы.

– Шутка, – моя собеседница вмиг посерьезнела и добавила: – Никто к тебе приставать не станет. По крайней мере, тут. На зоне, говорят, другие порядки, но до нее еще дожить нужно. Я вот уж третий год в СИЗО парюсь, все никак приговора не дождусь. Что до остального, то, конечно, тут тебе не курорт. Порядки строгие. Особенно для новеньких. Но будешь их соблюдать, никто не тронет. На Майку внимания не обращай. Это она так развлекается, шутит, значит.

– Ага, шучу я, шучу, – кривляясь, произнесла та, кого назвали Майкой и спросила: – Поесть есть че?

– Нет, – растерянно ответила я.

– Так позвони родне и скажи, чтобы привезли пожевать.

– Как же я позвоню? – растерянно развела я руками. – Телефон-то изъяли.

Майка метнулась к своей кровати, нырнула под матрас и достала мобильник.

– На, – протянула она мне аппарат, – с моего позвони. Сто рублей звонок, отдашь, как деньги тебе привезут. И сигарет попроси!

Я взяла сотовый и набрала первые цифры Лариного номера. Но тут железная дверь лязгнула, и в мгновение ока подскочившая Майка выхватила аппарат у меня из рук.

– Маленькая, на выход, – прокаркала надзирательница, и вся камера недоуменно уставилась на меня. Смысл сказанного не сразу дошел до женщин, а когда дошел, вызвал новый взрыв хохота.

– Это она к тебе? – наконец выдавила сквозь смех Светлана.

Я лишь равнодушно пожала плечами.

Женщины вновь разразились дружным смехом, который звучал в моих ушах еще довольно долго.

Я шла по длинному мрачному коридору, держа руки за спиной, и молча глотала слезы, оплакивая свою горькую судьбу и не ожидая от нее ничего хорошего.

Глава четвертая

Когда боги смеются

Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.

Ф. Раневская

– Ленка, ну как же так? Как же так? – наверное, в стотысячный раз повторила Лариса. На лице подруги столь отчетливо читались боль и отчаяние, что у меня защемило в груди от жалости к ней. И хотя если уж кто из нас и нуждался в сочувствии, так это я, мне действительно было больно и горько от того, что я доставила подруге столько хлопот и неприятностей. Верная Лариса сопровождала меня весь этот непростой год, вытирала слезы и сопли, выполняла различные поручения, изо всех сил старалась спасти мой бизнес, и вот теперь такой бесславный финал.

Я сглотнула ком в горле, взяла девушку за руки и, глядя ей прямо в глаза, от всего сердца поблагодарила за все, что она для меня делает. Дороже ее у меня никого нет! Не представляю, как бы жила без нее.

Подумав об этом, я разревелась. А следом заплакала и Лариса. От этого мне стало еще горше, и я заплакала еще сильнее. Видимо, та же история приключилась и с моей подругой, потому что теперь и ее плач превратился в рыдания.

Наконец стоящий за моей спиной охранник не выдержал и довольно грубо ткнул меня в спину.

– Ну, это, – жестко произнес он, – кончайте тут сырость разводить. Вот бабы, – с чувством, буквально выплюнул он это слово. – Сначала натворят дел, а потом ревут. Поди, когда в человека стреляла, так не рыдала, а как поймали, так давай жалеть себя. Раньше думать надо было!

Слезы на моих щеках тут же высохли. Гамма чувств – удивление, гнев, обида – клокотала в моей душе. Да кто он такой, чтобы меня так отчитывать! Довольно! И впрямь еще не хватало тут слезы перед подобными типами лить. Переживали всякое и это переживем.

– И правда, чего это мы, – я натянула на лицо улыбку – прием, которому обучилась на каких-то профессиональных курсах по успешному ведению бизнеса. Ничего дельного, кроме навыка в самые сложные минуты своей жизни растягивать губы пусть даже в неестественной улыбке, они мне не принесли, но это умение, поверьте, дорогого стоит. Ларисе этот прием также был знаком, поэтому и она оскалилась, немало удивив охранника. Посмотрев друг на друга, мы прыснули от смеха – на этот раз совершенно искренне. А ведь работает прием-то!

– Вы там это, – вновь вмешался стражник, – кончайте ерундой страдать, время-то того, тю-тю.

– Слушай, давай я тебе адвоката поищу, – затараторила Лариса. Я в ответ только равнодушно пожала плечами.

– Не надо. Денег на хорошего защитника у меня нет, а плохого мне и бесплатно предоставят, я уже написала соответствующее заявление.

– Да ты за деньги не переживай, – Лариса схватила меня за руки. – Я найду деньги, честное слово. Дай только срок!

– Нет, – решительно и твердо ответила я. – Где ты их найдешь? Не вздумай! Я не приму от тебя, откажусь сразу, имей это в виду.

– Но ведь тебя же посадят! – у Лары вновь выступили слезы на глазах.

– Не смей реветь, – брошенный мною суровый взгляд быстро высушил влагу на щеках подруги. – Мне и так нелегко. Я не убивала Захарова. Понятия не имею, кто и как это сделал, но уверена, все это недоразумение скоро разрешится. Иначе просто быть не может. Наверняка всему этому найдется какое-то логическое объяснение. А пока… Знаешь, тут не так уж и плохо – и люди вполне себе приличные. У меня все будет хорошо! В конце концов, отдохну, как давно мечтала, – я усмехнулась. – Похудею к пляжному сезону. Во всем нужно искать позитив. И в этой ситуации, если вдуматься, его также немало.

– Свидание окончено, – возвестил охранник, и мы с Ларисой суетливо заметались, судорожно пытаясь понять, ничего ли не упустили, все ли успели обговорить. Конечно, сказать хотелось так много, а расставаться оказалось так больно! Но ничего не поделаешь – теперь моя жизнь подчинена строгому распорядку, увы, не мною установленному и не мною контролируемому.

Поэтому, подарив друг другу на прощание ободряющие взгляды, мы с Ларисой расстались. Перед этим принесенные подругой вещи тщательно осмотрели, подозреваю, на местном наречии это называется «обшмонали», и предложили переодеться, вернув казенный наряд. Я несколько удивилась стремлению представителей тюремной администрации получить назад, прямо скажем, не самый модный в этом сезоне костюм, но так как прикипеть к нему душой и телом не успела, то рассталась без лишних разговоров и с великой радостью.

Поэтому в камеру я вернулась уже совсем другим человеком – в модном костюме «Adidas», остатки былой роскоши, и в суперстильных кроссовках «Nike». Когда-то этот комплект одежды приобретался мной для утренних пробежек, но привычкой впустую наматывать круги по городу я так и не обзавелась – моим бизнесом как раз заинтересовался Захаров, и уже очень скоро я носилась, словно загнанная лошадь, но по совсем другой причине и без всякого спортивного костюма, который все это время терпеливо дожидался своего часа в недрах моего гардероба. И вот наконец дождался. Знала бы, что так все повернется, изорвала бы в клочья еще в магазине.

– Вернулась, Маленькая? – Майка аж приплясывала от нетерпения. – Ого, а наряд-то – высший класс, – восхищенно присвистнула она.

– Спасибо, – я кивнула головой.

– Спасибом сыт не будешь, – Майка подскочила ко мне и, бесцеремонно выхватив пакет из рук, вывалила его содержимое себе на кровать. Равнодушно и без всякой брезгливости перебирая в руках нижнее белье, она явно что-то искала.

– Это все? – сурово вопросила она, нахмурив брови. – Ни сигарет, ни сладкого? – на этот раз в ее голосе мне почудилась скрытая угроза.

– Так я ведь не успела подругу предупредить, а она человек в тюремных делах неискушенный, совершенно неосведомленный. В другой раз принесет.

– В другой раз?! – Майка аж захлебнулась от злости. – Ты вообще думаешь, куда попала? Это тебе что? Курорт? Больница? Санаторий? Нет, милочка моя, это тюрьма, здесь свидания не чаще двух раз в месяц, и передачи не каждый день принимают. А ты такой шанс профукала, – девушка сжала кулаки и грозно уставилась на меня. Затем, окинув взглядом мою фигуру с ног до головы, добавила: – Снимай костюм!

– Что? – я удивленно уставилась на собеседницу.

– Что слышала! Костюм снимай, говорю. Это будет компенсацией за причиненный нам всем ущерб.

Я растерянно оглядывалась по сторонам, ища поддержки у присутствующих. Напрасно! Женщины лишь равнодушно следили за происходящим. Вмешалась только Светлана, да и то совсем не так, как я того ждала.

– Слушай, новенькая, – женщина откинулась на подушку. – Майка хоть и круженная, но в данном случае права. Ты нас, считай, всех сейчас опрокинула, так что мы вполне заслуживаем награды.

– Да на кой он вам сдался-то? – отчаяние в моем голосе сделало его тонким и писклявым.

– Не переживай, – усмехнулась Света, – найдем, куда пристроить. Обменяем или продадим – покупатель, поверь, найдется.

– Да, ну а мне-то в чем тогда ходить? В одном нижнем белье?

– Зачем в белье? – Светлана поправила рукой неспокойную прядь волос, выбившуюся из «конского хвоста». – Майка, дай новенькой что-нибудь из своей одежды.

– Да на кой она мне сдалась? – в отчаянии прокричала я. – Она же мне даже на нос не налезет!

– А ты попробуй, попробуй. Авось и налезет, – звучащая в голосе Светланы теплота меня не обманула – так удав гипнотизирует свою жертву перед тем, как сдавить ей горло. Сгорая от обиды и унижения, я стянула спортивный костюм и принялась натягивать на себя протянутую Майей одежду, качество которой оказалось столь отвратительным, что процедура далась мне с заметным трудом – даже прикасаться к синтетике было неприятно, не говоря о том, чтобы натянуть ее на свое тело.

А пожалуй, это тенденция – сначала утренние туфли, теперь этот наряд. Но, следуя своей привычке во всем искать позитив, я быстро утешилась тем, что дальше падать просто некуда. Так что это самое худшее, что могло со мной случиться. По крайней мере, на сегодняшний день.

Так как комплекция у нас с Майкой, не считая роста, была примерно одинаковой, в ее костюм я влезла. Вот только штаны и рукава куртки оказались безнадежно коротки.

Но я быстро нашла утешение – в конце концов, изящным движением мысли брюки можно превратить в бриджи. Что до рукавов, то сейчас как раз самой модной их длиной является три четверти, так что и тут все в порядке.

Правда, сама кофта едва-едва прикрывала мой живот, но если не поднимать руки вверх, а я надеюсь, что и не придется, то вполне удастся избежать демонстрации окружающим своего голого пупка. Все остальное я как-нибудь переживу. В конце концов, хуже, чем ТА история, быть уже не может.

По крайней мере, мне тогда так казалось…

Глава пятая

Судьба без чувства юмора

Я себя чувствую, но плохо.

Ф. Раневская

Первая ночь в заключении прошла без сна. Беззвучно глотая слезы, я тщетно пыталась забыться, хотя бы в дреме. Уснуть мешало и довольно ощутимое урчание в желудке – оказывается, по местной традиции свою «баланду» новички обязаны отдавать «на общак». Не то чтобы я очень жаждала отведать подобную еду, но учитывая, что у меня с утра маковой росинки во рту не было, порадовалась бы и такой пище. Но «бабовщина» есть «бабовщина» – в конце концов, меня не фуа-гра же лишили. Хотя даже если бы речь шла и о нем, я не стала бы затевать скандал с сокамерницами в первый же тюремный день.

Только под утро Морфею удалось заманить меня в свои объятия, и то ненадолго. Очень скоро громкий окрик «подъем» вырвал меня из не слишком цепких лап сна, и я, пошатываясь, встала около кровати, следуя примеру подруг по несчастью.

Дверная пасть распахнулась с металлическим лязгом, и в помещение вошли две надсмотрщицы. Одна застыла истуканом у входа, вторая приступила к осмотру. Бросив беглый взгляд на меня, тюремщица хмыкнула, явно оценив по достоинству мое новое одеяние, но промолчала и принялась проверять вещи. Причем особое внимание уделила именно моей сумке, в то время как сумки остальных удосужились лишь беглого осмотра.

После завтрака, во время которого порядком уставшие друг от друга женщины обменивались лишь редкими репликами, они решили устроить ток-шоу «Пусть говорит», сделав меня главной его героиней. Тюремная жизнь, судя по всему, не слишком богата на события, что делает любое отклонение от обычного порядка значимым явлением. Очень скоро я поняла, что мне уготована роль Шахерезады – рассказчицы, призванной развлекать местных жительниц своими повествованиями о жизни на воле.

К новой роли я отнеслась со всей ответственностью, понимая, что это единственный способ завоевать расположение сокамерниц и избежать насмешек и издевательств с их стороны. Ловко лавируя между правдой и вымыслом, вела я свое повествование. Лед, по которому я шагала, рассказывая о своих бизнес-успехах, был слишком тонок: ни в коем случае нельзя было позволить дамам заподозрить меня в снобизме или высокомерии, ни при каких обстоятельствах нельзя было возбудить у них чувство зависти. Благо годы успешного предпринимательства научили меня общению с самыми разными людьми.

Пока все складывалось достаточно сносно, за исключением того, что все эти расспросы и разговоры отвлекали меня от самого главного – разработки плана действия. Мне следовало что-то предпринимать. Но поразмыслить о том, что именно, никак не удавалось.

– Слушай, ты действительно думаешь, кто-то тебе поверит? – Майка повторила вопрос, наверное, уже в десятый раз. – То есть вот никто в комнату не входил, не выходил, все окна были заперты, иных дверей нет, но есть труп, и ты вообще тут не при делах. Лихо! – Майка насмешливо присвистнула, но тут же получила подзатыльник от Любови Павловны.

– Дай человека послушать, чего пристала, – прокаркала она.

– Ленка, – обратилась ко мне Светлана, которая до этого только внимательно слушала, но никак не комментировала мой рассказ. – Я, знаешь, тут чего подумала? – Женщина почесала пальцем нос. – Я в детстве жила в том старом здании… Ну, знаешь, в начале города? И вот однажды батенька мой, покойничек нынче, решил повесить на стену картину – ему ее на заводе дали. За хорошую работу. Папенька мой и впрямь знатный токарь был, хотя речь сейчас не об этом. Так вот, стал отец гвоздь в стену вбивать, да не удержался на шаткой табуретке. Возьми, да и упади. Стенка же, на которую он хотел полотно повесить, оказалась дряхлой. В отличие от папки моего. Тот, наоборот, мужчина был дородный, здоровый. В общем, в их схватке победа за ним оказалась. Потому перегородочка-то возьми, да и обрушься. А за ней ниша оказалась, а из ниши дверка потайная, аккурат к соседям в ванную комнату. С их стороны она, к слову, тоже была замурована. Дом-то – бывшая помещичья усадьба, а потом, как его под жилой-то передали, так и перестроили кое-чего. Я это к чему? – Светлана торжественно подняла указательный палец к потолку. – Я это все к тому, что в таких старых постройках всякие потайные ходы бывают. Может, и в твоем случае так есть? Я тут пока сижу, всякое повидала. Майка вон, дурында, умудрилась прохожего ограбить аккурат под видеокамерами.

– Дык, они незаметные были, – обиженно закричала девица.

– Ну да, ну да, – закачала головой Светлана. – Любовь Павловна тоже муженька-то пристукнула, да и в полицию сама пошла сдаваться. Но ты-то – другое дело. По всему видать – девка умная. Ну ладно б убила в порыве гнева, но тогда перчатки тебе зачем? Опять же не хотела отпечатков оставлять, а сама все улики прямо под окнами и выбросила. Почему не побежала, а стояла и ждала, когда тебя задержат? Или я в тебе ошибаюсь, и ты полная идиотка, или тут и впрямь подставой пахнет.

Мое сердце переполнилось благодарностью – наконец-то хоть кто-то усомнился в моей виновности.

– А я что говорю! – воскликнула я, едва сдержавшись, чтобы не кинуться к Светлане на шею. – Только почему же следователь этого не видит?

– Да что следователь? – равнодушно пожала плечами женщина. – Ему главное дело закрыть. Улик против тебя более чем достаточно, а появись сомнения, придется расследование проводить. А там еще неизвестно, чем оно закончится. Висяк ему на фиг не нужен. Вот и получается то, что получается.

– И как же мне быть? – в отчаянии воскликнула я.

Светлана равнодушно пожала плечами.