Последыш Холин Александр

Глава 3

Слушая Иннокентия Васильевича, Шурочка протянула руку, подхватила со стола бутыль с изумрудным эликсиром, открыла притёртую стеклянную пробку и понюхала.

– Странно, – пробормотала она. – Пахнет миндалём.

– Что? – не расслышал Белецкий.

– Миндалём, говорю, пахнет! Прям, как цианистый калий.

– А откуда ты знаешь, как пахнет цианистый калий? – удивился друг девушки.

– Не помню. Но с детства на глупый вопрос «как дела?» – я обычно отвечала: Что тебе рассказывать напрасно о каких-то призрачных делах? Жизнь – она воистину прекрасна, с привкусом циана на губах… но это к делу не относится. Я очень жду дальнейших признаний. Ведь мы уже на пороге, не так ли?

– Так, – улыбнулся Белецкий. – Ты сейчас рассуждаешь, как истовая женщина: всё тебе желательно узнать здесь, сейчас и всенепременнейше до самого конца, независимо от того, каким он окажется.

– Конечно, – пожала плечами Саша. – Знать, как вы сделали винегрет из часов, обруча от видеокома и алхимического эликсира – это, мне кажется, не слишком большое преступление.

– Что касается часов, – Иннокентий Васильевич указал на бронзовую настольную безделицу. – Мне, можно сказать, они достались в наследство от одного старика-голландца. Это Колошин Юрий Дмитриевич.

– Кто?

Шурочка, вероятно, так раскрыла рот от удивления, что Белецкий весело рассмеялся. Он снова разлил по чашкам кофе и порезал на дольки припасённый лимончик. Его слушательница, забралась, как обычно, с ногами в кресло и потянула к себе свою чашку. Это значило, что девушку не на шутку заинтересовал рассказ о любопытном прошлом хозяина квартиры.

– Юрий Дмитриевич – прямой потомок Вангенгейма, обрусевшего голландца, получившего дворянство ещё до исторического материализма тысяча девятьсот семнадцатого года. Именем Алексея Феодосьевича Вангенгейма назван даже исторический музей города Дмитриева. Курская область, конечно, небольшая, да и городок невелик, но не каждый человек за свои дела удостаивается такой памяти даже в небольшом городе. А Юрий Дмитриевич получил другую фамилию во время Сталинского кошмаризма, то есть коммунизма, стараниями родственников. Тогда многим из «бывших» пришлось расстаться с родовыми фамилиями, чтобы просто выжить. Но дело не в этом. В семье Вангенгеймов остались эти вот часы, – Белецкий показал на бронзовые настольные часы. – Меня в первую очередь удивило, что часы имеют два циферблата – один впереди, другой сзади.

Иннокентий Васильевич встал со стула, подошёл к письменному столу, повернул часы оборотной стороной. Сзади они оказались такими же: маятник, мельтешащий в хрустальном прозрачном животике меж двух бронзовых колонн, выполненных в дорическом стиле и циферблат со стрелками, оборотный близнец лицевого. Но окружности обеих циферблатов были закованы в металлические обручи с прикованными к сплошному кругу буквами «Г», которых по окружности было ровно двенадцать.

– Вся штука в том, – продолжил Иннокентий Васильевич, – что с лицевой стороны стрелки движутся по циферблату как обычно по часовому кругу, а на оборотной стороне – против. Также и два обруча с металлическими указателями вращения. То есть два потока времени, направленные навстречу друг другу, или те самые два Огня.

Надо сказать, что Юрий Дмитриевич помог мне досконально разобраться в устройстве часов, а свои знания он получил от предков по наследству. Однажды в разговоре мы коснулись темы измерений времени, и я вспомнил, что тоже имею наследство из прошлого.

Вангенгейм к мысли о соединении двух наследственных частей времени, струящихся навстречу друг другу, отнёсся довольно скептически, долго меня отговаривал от алхимических опытов, но безуспешно. Потом сам загорелся изобретательской страстью и подарил мне часы.

Я вплотную занялся приведением машины времени в порядок. Здесь много и моих нововведений, которые родились с годами работы. Видишь ли, нигде ещё мне не доводилось встречать часы с двойным циферблатом, хотя упоминания в старинных манускриптах о таких часах встречаются часто.

Потом появилась ты. Я не мог не довериться близкому… нет, единственному из близких мне прожигателей жизни. Никто из нас не вечен и мне очень скоро придётся уходить из этого мира. Да-да, я уже упоминал, что все двойники умирают одновременно, только каждый в своём веке. Но я хочу научить тебя обращаться с этим нехитрым агрегатом хотя бы для того, чтобы мы могли встретиться в междувременьи.

– Это ещё одно измерение? – подняла Шура удивлённые глаза.

– Вроде того. В общем, так, – сосредоточенно сдвинул брови Иннокентий Васильевич. – Мы сейчас попробуем нырнуть в кольца времени. Вернее, ты попробуешь. Поступок серьёзный. Хоть я уже испробовал машину времени на себе и не раз, но обязан всё же предупредить: подумай, стоит ли?! Вдруг выпадут на твою долю какие-нибудь необратимые неприятности?

Кидаясь в этот омут с головой, ты ставишь на карту всю прожитую жизнь, всё грядущее, настоящее и даже ещё не свершившееся. Любая историческая запятая может изменить твою жизнь совсем в ином направлении.

– Я уже давно нырнула в этот омут, – улыбнулась Шура. – Так что хватит меня пугать непугливую, но навеки испуганную коварным временем. Не получается что-нибудь только у того, кто вообще ничего не делает. Разве я похожа на окаянную лентяйку, отлынивавшую от дел?

– Нет, не похожа, – кивнул Иннокентий Васильевич. – Тогда садись поудобней, будем отключаться от настоящего.

Шура снова плюхнулась в кожаное кресло возле инкрустированного письменного стола и на секунду закрыла глаза. Что её ожидает? И действительно, стоит ли пускаться во все тяжкие, если есть вероятность не слишком гладкого окончания опыта? Хотя эликсир бессмертия давно уже приготовлен какими-то средневековыми алхимиками, но никто из них не посещал будущего.

Впрочем, из грядущих эпох сюда тоже никто не заглядывал. А, может быть, всё-таки заглядывал? Ведь никто никогда не сможет определить, сколько сущностей скрыто на данный момент в человеке? Находясь не в своём теле, Иннокентий Васильевич выкинул штуку со своим двойником Шекспиром, превратив его в знаменитого, известного всем эпохам писателя.

Возможно, и Сашенька сможет на кого-нибудь повлиять или же кто-нибудь из её временных двойников сам окажет влияние на становление девичьего характера? Кто знает. Но отходить от избранного пути никогда не стоит. Иначе человек всю свою сознательную жизнь потратит на искания, метания и прочую анархичную ахинею, но никогда ничего ни для кого не сделает. Прожигание жизни – стоит ли тогда жить?

– Я готова, – просто ответила Шура, обрезая тем самым путь к отступлению и подстёгивая своего друга к выполнению задуманного.

Иннокентий Васильевич подошёл к девушке. В руках у него оказался какой-то серебряный амулет на кожаном ремешке. Он надел его на шею своей подружке и объяснил:

– Это Эгисхъяльм.[11] Древний амулет, способный концентрировать и приумножать личную физическую силу обладателя. Его можно применять в любых критических ситуациях. Самое интересное, что амулет перемещается вместе с путешественником, но уже в физическом состоянии. Он возникает на теле двойника вместе с переместившимся ментальным телом и не вызывает никаких отрицательных эмоций. Исторический двойник думает, что всегда носил этот амулет, к тому же знает, как им пользоваться. Стоит надавить сверху небольшую кнопку и амулет сработает наподобие одноразового выстрела и парализует стоящего или стоящих перед тобой врагов. Но только два-три человека. С обратной стороны к амулету припаян небольшой флакончик с нужной тебе жидкостью. Если появится непреодолимое желание вернуться в своё время и тело или возникнет такая срочная необходимость, то достаточно пригубить из флакона, либо добавить несколько капель в какую-нибудь жидкость и выпить. Тогда снова окажешься здесь в мгновенье ока. А отправляясь в дорогу, необходимо также принять несколько капель этого катализатора. Когда их временной стимул закончится, ты без проволочек вернёшься в своё время и тело.

Иннокентий Васильевич осторожно открыл притёртую пробку на бутыли, запустил в её широкое горлышко ложечку, подцепил толику зелёной жидкости и передал ложечку Шуре. Та осторожно взяла её, но глотать эликсир пока не решалась. Белецкий снова закрыл бутылку, взял со стола обруч для головы, прикрепленный тремя проводками к внутренним клеммам часов с двумя циферблатами, водрузил его девушке на голову и кивнул:

– Ну, с Богом! Можешь глотать.

Сашенька осторожно проглотила отмеренную ей жидкость и снова почувствовала горько-сладкий запах миндаля. Иннокентий Васильевич заводил большим квадратным ключом часы, маятник которых тут же принялся размеренно рассекать воздух по всем четырём сторонам света одновременно и, возвращаясь к изначальному вертикальному состоянию, как нулевой точке отсчёта.

Смотри лучше на маятник, – посоветовал Белецкий. – Он как хрустальный магический шар приковывает внимание, не позволяя ему разливаться в ненужных направлениях. Одной чайной ложечки, думаю, достаточно. Правда, я не знаю, в какой именно поток временного пространства тебя занесёт, но… полагаю, тоже в Средние века… потому что на часах… я сделал… надцать оборотов… мотри, не пред… ни каких…ствий…

Голос Белецкого стал куда-то исчезать, сливаться с возникающим шумом пространства, то пропадая, то вырисовываясь, струился вокруг часов удивительной разноцветной спиралью.

Где-то трижды прокричал петух, и Шурочке вдруг ни с того, ни с сего вспомнилась известная фраза, высказанная Иисусом Христом апостолу Петру: «Рече ему Иисус: аминь, глаголю тебе, яко в сию нощь, прежде даже алектор не возглаголит, трикраты отверзешься от Мене».[12] Не значит ли это, что играя со временем, девушка непроизвольно нарушает какие-то Божьи Заповеди? И причём тут петух, Шура так и не могла сообразить. Вернее, не успела.

Всё смешалось, перекрутилось в каких-то графических спиральных завихрениях, неся Сашеньку, как лёгкую пушинку то ли в безвоздушном пространстве, то ли в простом человеческом восприятии Космоса. Но, если перед девушкой распласталась Вселенная с кружащимися во всех направлениях спиралями времени, то, как же ей самой удаётся смотреть на это со стороны?

Всё было бы понятно, если б она сидела у окошка в натопленной тёплой комнате завьюженной декабрьской ночью и наблюдала через стекло сумасшедший пляс снежинок в сиротливом луче одинокого подоконного фонаря. Но здесь вовсе не зима и не обычный человеческий мир с его сакральными заботами и проблемами.

Она вдруг увидела какой-то зал, вынырнувший из подпространства, похожий на церковный придел, в котором стояло множество разношёрстного народа, одетого неизвестно во что. То есть, одежда на людях, безусловно, присутствовала, только какой народ мог одеваться в пышные придворные одежды эпохи Возрождения, и терпеть приютившихся здесь же непритязательных оборванцев, в накинутых на плечи мешковинах, подпоясанных простыми верёвками?

Сама она оказалась одетой в расшитое золотом атласное пурпурное платье с глубоким декольте и ниспадающим с головы кисейным занавесом красного цвета, который крепился к остроконечной шапочке такого же цвета, как платье и кисея. Слева от неё стоял мужчина в диковинном красно-чёрном кафтане и леггинсах, плотно обтягивающих мускулистые ноги. Причём, левую ногу мужчины охватывал красный цвет ткани, а правую – чёрный.

– Красно-чёрные леггинсы – это что-то, – мимоходом отметила Шура.

На голове у мужчины красовался огромный берет со страусовым пером, который пронзал белой молнией красно-чёрный колер нарядов жениха и невесты. А ведь верно! Её двойник, то есть двойняшка, выходила сейчас замуж за богатого гранда. Это Шура поняла как-то исподволь. Вероятно, сознание невесты проникло в ментальную сущность поселившегося в теле невесты «зайца».

В общем, Саша чувствовала себя, как в своей собственной физиологической оболочке, поэтому первым делом принялась осматриваться.

Перед ними на солее[13] стоял священник в католической сутане, покрытой сверху кружевным белоснежным саккосом, усердно читающий установленные молитвы. В католическом соборе со стрельчатыми потолками и окнами вдруг раздалась органная музыка. Видимо, так было положено по обряду, но музыка напоминала ураганные фуги Баха, поэтому по спине девушки пробежали мурашки.

Тут сама невеста, почувствовав внутри что-то необычайное, вздрогнула, инстинктивно приложила ладонь к груди и на секунду закрыла глаза, будто была поражена шквалом удушья. Ей, настоящей невесте, вдруг показалось, что сам ангел снизошёл в её тело с небес и устраивается внутри, словно собака на сене. Для этой девушки удивительное недомогание и раздвоение сознания было, конечно же, очень необычайно, поэтому нет ничего удивительного, что она немного испугалась.

– Дорогая, вам плохо? – услышала Шура, то есть невеста, голос жениха. – Может, поторопить падре и завершить ритуал?

– Нет-нет, всё нормально, барон, не стоит беспокоиться, – торопливее, чем обычно ответила невеста. – Я просто немного разволновалась, это сейчас пройдёт. Стоит ли обращать внимание на такие мелочи.

– Ага, – отметила про себя Шура. – Её двойняшка становится баронессой, и муж вроде бы представительный.

Одно плохо: лицо у него покрыто иссиня-чёрной бородой, которая на фоне красно-чёрного с золотыми галунами кафтана выглядела зловеще. Невеста, хотя и была в красном платье с золотыми и белыми кружевами по подолу, но оно выгодно подчёркивало её прекрасные светлые кудри, которые на белоснежном обычном подвенечном фоне обязательно потерялись бы. А розовое или красное платья, отороченные тонкими кружевами, у невест всех народов во все века могли считаться настоящим подвенечными.

За спиной невесты, впереди толпы присутствующих, стояли два гранда в бархатной зеленой одежде, да и похожи они были друг на друга, хотя разница в возрасте определяла каждому своё место. Заносчивые, чуть ли не брюзгливые физиономии господ, бросающих на присутствующих дам надменные откровенные взгляды, выдавало мужчин близко знакомых жениху и невесте, но не очень воспитанных.

– Родственники, – поняла Шурочка. – Скорее всего, братья – у обоих на лицах написано как они от всей души желают семейного счастья сестрёнке и выдают её замуж за Синюю Бороду.

А что? Жениху, хоть тот и носит титул барона, очень подошло бы такое прозвище.

Интересно, в жилище, то есть в замке этой Синей Бороды, так же, как в сказке, взаперти живут печальные красавицы, и там имеется комната, куда входить никому не разрешается? Только сам хозяин удаляется в эту комнату по вечерам, и всю ночь до утра оттуда доносятся чьи-то жалобные многострадальные крики.

Саша даже представить себе не могла, как она близка к содержанию сказки о Синей Бороде, но сейчас ей было не до мрачных воспоминаний о будущем. Её интересовала, прежде всего, сама невеста, оказавшаяся временной двойняшкой Шурочки. Во всяком случае, она вела себя довольно спокойно, хотя уже почувствовала необычное внутреннее состояние. Может, девушка всё списала на свадебное волнение и какое-то лёгкое недомогание, граничащее с мигренью, кто знает?

Собственно, необычайное состояние организма объяснить можно тысячью причин, но психофизическая оккупация чужого тела не могла пройти незамеченной. Тем не менее, двойняшка особо не паниковала. Возможно, первое бракосочетание и первая ещё не наступившая любовь оставляют в жизни любой женщины неизгладимые впечатления.

Шура этого пока не познала. Хотя нет, знакомство с любовью, настоящей Любовью, а не удовлетворением похотливых желаний, у неё уже было. И причиной любви всё-таки стал Иннокентий Васильевич. Вот к кому девушка чувствовала не просто какую-то привязанность, а необузданное влечение, пробегающее иногда мурашками по всему телу. Она действительно не могла представить иной жизни без своего приятеля, то есть друга. Настоящего друга! Будто без этого человека прекратится всё сущее и весь мир провалится в тартарары. Неудивительно, что Сашенька искренне пожелала передать своей красивой двойняшке великое и чистое состояние любви! Человек только тогда становится человеком, когда научится делиться с ближними радостью, переполняющей сердце.

Оказавшись в другом времени и пространстве, Шура не чувствовала себя чужой в этом мире. Наоборот, девушка ощущала и ловила некоторые мысли своей двойняшки. Например, знакомство с Синей Бородой у неё произошло совсем недавно, и что виноваты в этом её братья, стоящие чуть позади – Шарль и Анри, герцоги Анжуйские.

Анна – сестра Мариэль – была категорически против этого брака. Говорила, что Мариэль ещё слишком молода, что это не очень-то выгодная партия, но разве мужчинам что-то можно доказать? Для них избавиться от женщины, пусть даже родной сестры, было шикарным развлечением, уступающим по значению, пожалуй, только большой борзовой охоте.

И будущий муж Мариэль – выдающийся господин: маршал Бретани, один из самых богатейших людей Франции Жиль де Лаваль, барон де Рэ, Жиль де Райз, Жиль де Монморанси-Лаваль барон де Рец, господин Машекуля, Бенэта, Кутюмье, Бурнёф-ан-Рец, Буан, Сент-Этьен-де-Мер-Морт, Порник, Пранц, Вюэ, а также Тиффож и Шамптосе-сюр-Луар – это ли не завидная партия. Даже из дворца барон выезжал, как король: пажи в золочёных одеждах пышно несли родовые и государственные гербы, а перед ними слуги помельче, тащили фонарь и крест. За каретой барона следовало около двух сотен рыцарей, живших при замке. Это ли не собственный двор с пажами, слугами, лизоблюдством и интригами? Но такие помпезные выезды мог совершать лишь король Франции.

Барон недаром так себя превозносил – в недавнем прошлом он плечом к плечу воевал с самой Жанной д’Арк, и спас Францию от нашествия иноземцев. Это ли не заслуга перед Отечеством?! Правда, тесная дружба с женщиной-полководцем не прошла даром. Карл Седьмой Валуа, король Франции, предал Жанну и не препятствовал её сожжению разгулявшимися монахами страшного ордена святой инквизиции, выступавшими из-за такого случая на стороне англичан.

Шурочка почувствовала, что жених Мариэль когда-то относился к Жанне не как к собрату по оружию. Здесь таилось что-то большее, но что – этого понять было невозможно, потому что у жениха в других измерениях есть свои двойники и только им можно влезть в ментальное тело барона. А Шуре надлежало быть невестой этого таинственного человека. Знать судьба такая, то есть женская доля.

Единственно, что поняла Сашенька, барон всё же попытался спасти приговорённую к казни воительницу Жанну. Жиль де Рэ ворвался в город во главе тысячного войска, но Жанна была уже благополучно сожжена. Ей, приговорённой к смерти на костре, отказали даже в исповеди перед сожжением. Именно тогда барон понял, что инквизиторы, прикрываясь именем Божьим, вершат службу дьяволу, и что отомстить за сестру по оружию можно только, испросив разрешения у того же дьявола.

Так король Франции установил мир в затянувшейся войне с англичанами, а его маршал удалился от двора и уединился в замке Машекуль, что короля очень устраивало. Просто Его Величеству не хотелось без надобности казнить также и маршала. Но если бы тот не ушёл в отставку, то костёр для барона был уже заготовлен, ведь сам король неоднократно обращался к барону с денежными просьбами. А короли в долгу ходить не любят, тем более у вассалов. Собственно, французскому дворянину и маршалу не удалось-таки избежать очищения огнём, но уже по другой причине.

Жиль де Лаваль, барон де Рэ был близким другом Жанны д’Арк. В то же время он являлся маршалом Бретани, спасшим страну от погибели под башмаком чужеземцев-англичан. Маршал есть маршал, но и король есть король, от этого никуда не денешься. Барон де Рэ не мог повлиять на сумасбродство короля, хотя тот свои дела освещал, как стремление к миру.

Все эти сведения на Шурочку свалились как-то мигом. Она теперь знала, что двойняшку зовут Мариэль, что она анжуйская принцесса, что родные братья устраивают её замужество не столько ради заботы о сестре, сколько ради волнения о себе, что только Анна жалеет сестрёнку, потому как союз без любви никогда ещё не приносил ни одной женщине счастья.

Без любви! Саша снова принялась сравнивать себя с двойняшкой. Ведь как ни крути, а Мариэль ещё не познала, да и вряд ли познакомится с той теплотой, нежностью, лаской, тягой к любимому человеку, каким стал для неё Иннокентий Васильевич.

Девушка испытывала не просто влечение, а страсть к познанию мира. Именно через Белецкого Шура начала понимать мир, видеть его под разными ракурсами и с разных точек зрения. А такое обучение немалого стоит!

Узнав о Сашином друге, немногочисленные подружки, не сговариваясь, усиленно зафыркали, показывая общественное безоговорочное «Фэ», но девушке на это было ровным счётом наплевать, потому как в устройство своей жизни она не собиралась допускать никого, даже бабушку. Кстати, как раз бабушка была очень даже не против Шурочкиного увлечения мужчиной, намного старшим по возрасту.

– Если вам хорошо вдвоём, – говорила она, – то кому, собственно, какое дело? Разве могут эти безмозглые курицы, твои подружки, почувствовать что-то настоящее, человеческое, а не картинное выставление себя на продажу?

Женщина когда-то обязательно понимает, что только вдвоём с мужчиной они составят одно целое в этом мире и смогут не просто нарожать детей, а дать миру какую-то часть своей души, что позволит развиваться окружающим и ловить биологическую энергию, посылаемую из космоса. Уловителями могут стать только семейные пары. Недаром в Средние века во многих странах был утверждён Домострой, ибо эта наука семейной жизни влияла на порядок отношений в обществе. Несмотря на многочисленные войны, постоянно вспыхивающие там и тут, целостность семьи помогала сохранить нужный населению любой страны потенциал мирного сосуществования.

Только всегда в народе присутствуют особи, начинающие воевать меж собой, отбирая друг у друга остатки отпущенной им для развития жизненной силы. Кто ж знает, с кем человек должен составить то самое союзное сочетание, когда меж двоих навсегда исчезнет война и появится стремление дарить радость другим?!

Люди начали понимать сущность бытия только тогда, когда обратили внимание, что ни в одной войне, разыгравшейся на земле, не существовало победителей. Всегда те, кто, казалось бы, одержал блистательную победу над врагом, в результате оказывались отброшенными вниз на десятки ступеней развития.

То же самое происходит и в микромире, то есть меж двумя особями, старающимися создать свой мир, своё государство, свой таинственный остров. Если понимание приходит, то любой другой из окружающего мира сможет получить часть плодов из теплицы таинственного острова для собственного развития.

В этом девушка была совершенно согласна с бабулей и очень благодарна за понимание. Во всяком случае, бабушка с малых лет старалась вникнуть в девочкины проблемы и не чинить никаких безрассудных препятствий.

Может, причиной этому послужила Сашенькина мама, которую тоже звали Шурой?

А икона «Богородица, воскрешающая Русь», которую написала мама-Шура, до сих пор хранится в старообрядческом храме Покрова Богородицы, что на Рогожской заставе.

Старообрядцы спасли икону, но не смогли спасти создавшую этот Святой образ. Да кто бы смог, если охоту на художницу устроили аггелы Сатаны? Сколько бабушка ни пыталась отыскать следы дочери, сколько не исколесила инстанций – ни к чему это не привело. Всё везде сводилось к давнему российскому правилу, так любимому когда-то Иосифом Виссарионовичем: есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.

Бабушка ничего и не узнала о судьбе дочки, но имя и фамилию внучки отставила такими же – Александра Ослиная или просто Ослиная Шура. Девочку в школе пытались также дразнить, как и маму Ишачихой, но она живо сумела всех поставить на место, то есть расставить по местам, поскольку Шурочка всегда слыла непременной заводилой, и с ней сверстники считались. Умеющую постоять за себя девочку, теперь просто обходили стороной. Белая ворона – что с неё возьмёшь?

С Белецким она познакомилась необычайно и даже как-то очень просто. Был жаркий апрель, необычное состояние для вечно серого асфальтового города, а в набитых людьми вагонах метрополитена – духота кромешная. Шурочка возвращалась тогда то ли с какого-то светского раута, то ли просто из театра, делясь впечатлениями со стоящей рядом подружкой. Но решила всё же снять спенсер и хоть немного избавиться от духоты.

Это было замечено Белецким до тех пор безучастно стоящим рядом с девушками.

– О! У вас великолепно получается публичное раздевание! – ухмыльнулся Иннокентий Васильевич. – Класс!

Шурочкины щёки мгновенно покрылись пунцовым румянцем, правда, она ничего не ответила. Вернее, не нашлась, что ответить.

– Нет-нет, продолжайте, пожалуйста, – снова лучезарно улыбнулся Белецкий. – Принародное раздевание вы исполняете бесподобно. Профессиональным стриптизёршам до вас – как до Луны пешком.

– Надо же, привязался! – буркнула Шурочкина подружка.

– Вовсе нет, – парировала Шура. – Мужчинка умеет оценить настоящую работу, на то он и мужчинка. Вероятно, и опыта ему не занимать, потому как близко знаком с работой профессиональных стриптизёрш.

Девочка специально сделала ударение на слове «работа», надеясь, что тонкий намёк попадёт в нужное пятно на многоумном мужском челе. Так и получилось.

Завязавшийся лёгкий флиртовой разговор заинтересовал почему-то обоих и закончился обменом телефонов.

Шурочка хотела было сочинить какой-нибудь несуществующий номер, но к своему собственному удивлению дала настоящий. Вот так совершенно из ничего и возникла эта настоящая дружба, переродившаяся в Любовь. Да, Шурочка уже не боялась признаться себе, что беспробудно влюбилась. Почему? За что? А разве можно сказать, зачем ветер дует? Почему угадывается след облаков на безоблачном небе? К чему летучие мысли гоняются за пустыми головами?

Многие мудрые и не очень мыслители старались объяснить это явление, прилепив к самому светлому и человеческому чувству какую-то бирку, постепенно переходящую в аксиому. Но разве можно объяснить необъяснимое? Унюхать непахучее? Взвесить невесомое?

Любовь либо налетает, как яркая штормовая волна, сметая на своём пути все остальные чувства, либо попросту отсутствует. И никак её не позовёшь, ничем не заманишь, особенно деньгами. Тогда-то человека и посещает подленькое сомнение: может быть, никакой любви, никогда на свете не было, и нет? Может быть, всё выдумывают романисты и словоблуды? А может быть, это чувство всегда было, есть и будет, только видит и чувствует его далеко не каждый?

Вот это последнее, уже много ближе к истине, но, не познав Любви, не познаешь той же истины и не поймёшь смысла жизни. Сашеньке в какой-то момент всё это стало более чем ясно, так что доказательств никаких не потребовалось. Истину никогда не надо доказывать, для каждого она своя, очень неповторимая.

Первое Сашино путешествие в гости к временной двойняшке на этом и закончилось. Шурочка снова оказалась в библиотеке Иннокентия Васильевича, в том же мягком кресле за столом, в той же позе. Белецкий мерил прерывистыми нервными шагами свободное пространство, волнуясь за исход эксперимента.

Сам он не раз уже совершал путешествия. Всё оканчивалось нормально, даже великолепно, только на этот раз в путешествие отправился самый дорогой для него человек. Вдруг что не так?! Ведь эксперимент не всегда и не с любым человеком должен заканчиваться благополучно.

Он всё-таки мимолётом пожалел, что поведал девушке о своеобразной машине времени, что поддался женским уговорам и отправил Шурочку неизвестно куда на встречу неизвестно с кем. Стоило ли так рисковать?! Ведь до самой немыслимой настоящей потери был только шаг, даже шажок, причём очень небольшой.

Иннокентий Васильевич почувствовал это во всей полноте, когда его подружка уже отбыла в непривычное путешествие. Вот он и бегал сейчас, кляня себя последними словами за тягу к экстремальным ситуациям.

– Я уже здесь, – отозвалась Саша на его тревожные мысли. – Сколько времени меня не было?

Иннокентий Васильевич кинулся к ней, забросал сходу десятками нужных и не очень вопросов, не давая девушке ответить ни на один. Тогда Шура просто взяла его за руку, другой рукой показала на строгий стул с высокой спинкой, и в непривычной, мигом свалившейся тишине, прозвучал её усталый, но спокойный голос:

– Всё хорошо. Всё очень даже хорошо, милый. Я начала знакомиться с одной из своих двойняшек и выхожу замуж…

– Что?! – ахнул Иннокентий Васильевич.

– Выхожу замуж, – повторила Шура. – То есть, моя двойняшка отдаётся в жёны Жилю де Лавалю, барону де Рэ, французскому маршалу.

– Синей Бороде? – опять ахнул хозяин квартиры. – И что только судьба нам не преподносит!

– Вы слышали о Жиле де Рэ? – удивилась девушка. – Почему вы назвали барона Синей Бородой? Ведь именно это прозвище пришло мне в голову в момент бракосочетания.

– Шила в мешке не утаишь, – усмехнулся Белецкий. – Значит, твоя двойняшка стала женой Синей Бороды, то есть, Синим Подбородком?

– Фу, Иннокентий Васильевич. No comilfo,[14] – поморщилась Шура. – Quell horreur.[15]

– Да к слову как-то пришлось, – стушевался тот. – Во всяком случае, вы, девочка моя, сможете узнать несколько необычных историй из жизни средневековых рыцарей и хранительниц домашнего очага монументальных замков. Тем более, что подлинной исторической биографии об этом человеке в архивах Гохрана мало. Может, у французов что завалялось, но архивариусы пока что благоразумно помалкивают. На свет выныривают всё больше домыслы, досочинения, догадки. Я буду очень рад, если общение с двойняшкой пойдёт вам обеим на пользу. На всякий случай запомни: чтобы оказаться в этом временном кольце, достаточно чайной ложечки эликсира и пяти полных поворотов ключа на часах временного измерения. Только не забудь столько же раз повернуть ключ на втором циферблате встречного времени, иначе можешь просто не вернуться назад.

И ещё: никогда не снимай с шеи Эгисхъяльм, – Белецкий указал на диковинный брелок, который он надел на шею девушке перед пробным путешествием. – Я уже говорил, что эта ладанка обладает способностью переноситься с тобой во времени. Она возникнет на теле твоего двойника, когда ты поселишься в нём, поэтому нельзя допустить, чтобы твой двойник снял с шеи ладанку. Иначе ты тоже можешь не вернуться.

– Я уже запомнила, – девушка перебила Белецкого. – Там внутри есть мизерный пузырёчек, в котором ровно одна чайная ложечка этой же изумрудной жидкости. Если возникнет срочная необходимость возвращения, то следует любым способом заставить двойника проглотить эликсир. Лучше всего выплеснуть пузырёк в рюмку с вином, чашку с чаем или соком. Тогда в ту же секунду я окажусь там, откуда началось путешествие. Так?

– Так, – удовлетворённо кивнул Иннокентий Васильевич. – Запомни это, потому что повторять некому будет. Моё время подходит, и скоро я просто исчезну. Помнишь, мы уже говорили об этом?

Поскольку Саша подавлено молчала, внутренне сопротивляясь, то ли грядущему расставанию, то ли тому, что непроизвольно назвала его милым по возвращении, Иннокентий Васильевич попытался не останавливаться и не зацикливаться на ожидаемом грядущем. Он уже узнал, что связь меж кольцами времени существует. Только что узнала об этом и его подружка, а это значит, приобретённую сдвоенную силу нельзя растерять в сгустках времени.

Ванга подарила в своё время Белецкому прекрасный мостик, по которому перебраться можно куда угодно. Вот только неизвестными пока оставались все тонкости путешествия между кольцами времени, но познавание обычно приходит почти всегда эмпирическим путём. Поэтому грядущее расставание не сможет разлучить их навсегда. Иннокентий Васильевич точно усвоил все неадекватные прыжки времени, которые не могли отнять у человека жизни, дарованной Богом. Стоило только научиться перемещаться по кольцам времени и находить своих двойников. В чужом теле можно прожить другую жизнь, но стоит ли? Ведь все связи во временных пространствах тоже существуют не просто так. Догадывалась об этом и Шурочка, только она ещё не успела привыкнуть к расставаниям. Что поделаешь, необычное всегда воспринимается с трудом. Но ничего случайного в этом мире не случается, значит надо научиться перешагивать через случайности или вообще их не замечать.

Глава 4

Время.

Спираль времени.

Измерение, снующее туда-сюда по Вселенной. Да, есть оно. Существует. Но зачем? Зачем ограничивает жизнь какими-то вечными рамками, зачем сводит людей и тут же разлучает? Зачем показывает частицу благодатного счастья и тут же отнимает?

Разве настоящий смысл существования только в том, чтобы, переступая со ступени на ступень, преодолевать какие-то препятствия, жизненные рогатки, решать важные и не очень проблемы? Зачем нужна такая лестница? Зачем нужна такая жизнь? Кому не опостылит существование, ежели человек всё же находит свою половину, как птица, у которой отрастает второе крыло, и тут же должен, обязан согласиться с потерей?

Ведь только тогда птица сможет взлететь, взмыть в поднебесье, только тогда она сможет окинуть землю внимательным глазом с высоты своего полёта, когда оба крыла поднимают её над всем сущим, помогают ощутить полёт, осознать всю его красоту и величие.

Но вдруг Фемида беспощадно обрывает, обламывает одно крыло и птица бесконечно падает в бездонную пропасть. Это тоже полет, но при нём почему-то возникает сакральное желание: упав на дно, разбиться в лепёшку, рассыпаться тысячью частиц по многослойному телу земли, чтобы никогда больше не изведывать проклятый соблазн полёта.

Только дна в пропасти нет, и как будто бы не было никогда. Полёт остаётся, но какой?! Существование ради существования? Правда, земные твари пытаются и здесь отыскать смысл: одни существуют, чтобы всё-таки начать жить и, в конечном счёте, начинают, а другие так и существуют, чтобы существовать. Одни работают, чтобы жить, а другие живут ради того, чтоб работать, не давая себе роздыху. Причём, если и свалится на кого мизерный кусочек счастья – это тут же отнимается Высшими или Низшими силами.

Шуре казалось, что такое безвыходное положение есть только в России, что весь остальной мир живёт пляша и поя, не изведав горечь потери, не познав печаль расставания. Девушка потеряла счёт времени, уже несколько дней бездумно, безвыходно шляясь по квартире Иннокентия Васильевича.

Собственно, квартира была теперь уже её личной, поскольку хозяин, как и обещал, оставил ей всё это в наследство. Весь вопрос заключался в другом: а надо ли? Зачем квартира, зачем эти бесценные книги, да и машина времени зачем, если рядом нет того, с кем можно поделиться сокровенными мыслями, спросить совета, помощи или самой оказывать какую-то помощь?

Шурочка не могла отвязаться от мысли – почему же всё так происходит именно с ней? Неужели на преодоление жизненных рогаток обречены все белые вороны, каковой девочка считала себя с рождения. Ведь остальной мир живёт, радуется и не замечает неприятностей, а тем более несчастий, свалившихся на голову. Почему в этом мире кому-то постоянно приходится страдать, а кому-то кушать шоколадки?

Сейчас девушка снова вспомнила, как безотрадно всё получилось, и слёзы снова подступили к горлу.

Иннокентий Васильевич дождался как-то вечером свою подружку, впорхнувшую к нему как обычно с сияющими от встречи глазами. Сашенька тысячу раз так появлялась в квартире Белецкого, и каждая встреча была бурной радостью для обоих. Но на этот раз, то ли меж пальцев встретившихся рук, то ли в зеркальном отражении глаз проскочила какая-то необычная искорка. Шура вдруг почувствовала пробежавшую по телу волну упоительной дрожи.

С ней такого ещё никогда не случалось и девушка непроизвольно, даже как-то автоматически прижалась всем телом к стоящему рядом Иннокентию Васильевичу. Он, естественно, тоже почувствовал электрический шок и мотнул головой, пытаясь сбросить оцепенение, но от этого трудно было избавиться. Тем более, рядом находилась его маленькая подружка, от которой исходил запах мускуса, перемешанный с летучим ароматом гиацинта, а этот летучий вкус мутил разум, заставлял подчиняться безропотно и всеобъемлюще.

Шура тоже чувствовала удивительный лёгкий запах, разливающийся от тела мужчины, и ей почему-то безумно захотелось поцеловать своего друга. Он был совсем, совсем рядом, только девушка была ниже ростом и не могла впиться желанным поцелуем в мужские губы. Она всё-таки исполнила своё желание, нанесла поцелуйную рану, но только в шею.

От неожиданности мужчина обмяк, то есть таял на глазах, готовый расплыться лужей по паркету. Но вдруг неожиданный водопад сакрального бешенства настолько охватил его, что Шура с удивлением и мурлыкающей радостью почувствовала на своём теле тысячу тысяч поцелуев, которые Иннокентий Васильевич, может быть, уже не раз мечтал подарить Сашеньке, да всё как-то не решался.

– Ещё! Ещё! – непроизвольно подзадорила она и откинула назад голову, будто падая на спину. Сильные мужские руки подхватили девушку. В следующее мгновенье она почувствовала себя летящей по воздуху, обвила руками за шею своего возлюбленного и на этот раз впилась в губы, как бы закрепляя тем самым свою главную победу.

Среди мужчин постоянно проскальзывает байка о том, кто и как выбирает партнёра, где ведущая роль предоставляется, конечно же, мужчине. При этом мужчина обязательно чувствует себя пусть не Казановой, но где-то около того, начисто забывая о том, что выбирать и выбрать – удел девушки. Как она это делает, не знает никто и вряд ли такое кому-нибудь станет известно. Скорее всего, женщина даже сама не понимает, как она делает свой заветный выбор и как приручает дикое свирепое животное, частенько брыкающееся, встающее на дыбы, но всё же соглашающееся подчиниться дрессировщице. Выбор сделан! Именно это почувствовала Сашенька в отношении к своему возлюбленному. Может быть, он смог бы ещё какое-то время посопротивляться для очистки совести, но это вовсе ненадолго.

Какое там! Никто ещё, барахтающийся в ласковых женских объятиях, не спасался от капитального поражения. Некоторые также для очистки мужской национальной совести считают себя вершителями судеб, но неуклонно подчиняются женским ненавязчивым советам. Хуже всех, конечно, приходится султанам в многочисленных многострадальных гаремах, только в таком курятнике петуху приходится исполнять роль свадебного генерала, а иногда и подраться с соседским петухом, но весь микромир налаживают, как обычно, курочки. Они это всегда умеют. Вероятно, у женщин чувство организации микромира просто от природы, от сущности, и они с этим всегда успешно справляются.

Но справляться с Иннокентием Васильевичем не надо было. Он который год уже жил выдрессированным и только ждал своего часа. Вот здесь уже ни мужчина, ни женщина не знают, когда этот час придёт и придёт ли? А сейчас оба почувствовали, поняли и приняли эту ступень переходного развития, этот всеобъемлющий зов природы.

Оказавшись в постели, Шурочка дала волю своим фантазиям. Ведь не только мужчину постигают мечты о том, как женщина будет выглядеть в постели! Лучшей половине человечества это в головку приходит значительно чаще, с той лишь разницей, что женщина никогда не старается размениваться на многих и заниматься полиандрией,[16] а мужчина с ранних лет старается коллекционировать победные ночи, ничуть не подозревая, что среди многих женщин и случайных связей теряет свою личность, свою мужскую натуру и постепенно превращается в раба каскада страстей и сексуальных потребностей. Почти всегда мужчина соображает, что превратился в «сивого мерина», но соображение приходит слишком поздно. Такие обычно спиваются. Или же наоборот, пускаются во все тяжкие, надеясь хоть что-то урвать для себя.

На сей раз, страстям готовы были послужить оба. Влюблённые, соревнуясь в радости поцелуев, так увлеклись, что не ощущали больше ни окружающего мира, ни спиралей времени, захватывающих людей своими потоками. Шурочка сначала не поняла даже, что случилось, когда чувство сладостной боли пронзило всё её тело. Это было так восхитительно, так бесподобно, что девушка ничуть не отказалась бы ещё раз испытать такое. Но чаще всего с человеком случается что-то только раз в жизни и никак не иначе!

Сексуальные страсти отнимают очень много энергии и поселяют в душах влюблённых чувство лёгкого парения над землёй, вечного птичьего полёта, которое не оставляет обоих до тех пор, пока не начинаются бытовые разборки. Только нашим влюблённым бытовуха вовсе не мешала. Во всяком случае, пока. Оба, утомлённые, счастливые и умиротворённые в то же время, чувствовали, что стали сейчас двумя крылами одной удивительной птицы, парящей в поднебесье.

– Чижик мой, – прошептал Белецкий. – Возлюбленная моя, ты даже не представляешь, какая сегодня чудная ночь! Я сейчас почувствовал настоящий полёт над миром, увидел планету совсем другими глазами, понял очень много нужных вещей, разобрался, наконец, в самом себе. И это всё ты! Твой подарок!

Шурочка опустила веки, слушая восторженный голос любимого. У него даже интонации стали какими-то другими, более чувственными и проникновенными. Это был мужчина её мечты: настоящий, нужный, ласковый. В общем, Сашенька давно о таком и мечтала. Вот только до сих пор никаких любовных игр меж ними не наблюдалось.

Может быть, для кого-то это покажется удивительным, но девушка непроизвольно попала в отмерительницы. Ведь недаром говорится: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Наши предки не просто так выпускали в мир мудрые летучие фразы. Девушка все прошлые годы примерялась к Белецкому, вернее, несознательно примеряла его к себе. Это оказалось нужным для обоих. Пришло время и они отдались своим вызревшим чувствам полностью и безвозвратно.

– Любимый мой, – Шурочка подняла глаза не Иннокентия Васильевича. – Почему ты меня Чижиком назвал?

– Ах, это! – улыбнулся Белецкий. – Знаешь, я давно уже придумал для тебя это домашнее имя, да как-то сказать не решался.

– Почему именно Чижик? – не отставала Шура.

– Всё очень просто. В Петербурге на Фонтанке есть мостик, под которым в незапамятные времена городские власти водрузили крохотного бронзового чижика в память о народной песне: «Чижик-Пыжик, где ты был? – На Фонтанке водку пил». Слышала?

– Конечно, – кивнула Саша.

– Так вот, – продолжил её возлюбленный. – Этого крохотного бронзового чижика каждый год крадут из-под моста фанаты коллекционеры. Но городские власти всё же каждый раз восстанавливают чижика, как птицу Феникс. А я просто не отдам тебя никаким воришкам, даже самым молодым и привлекательным, потому что ты у меня одна единственная Чиженька.

– Не отдавай! – Шурочка снова прижалась к мужчине всем телом. – Никому не отдавай, хоть мне и так никто не нужен.

Всё же любовные страсти настолько вымотали человеческое тело, что оба незаметно отдались во власть тут же обрушившегося или просто налетевшего сна. Шурочке привиделся тот самый удивительный птичий полёт и, в то же время, пришло совсем иное понимание человеческого мира, в котором должно существовать вовсе не завоевание всего окружающего, а добровольное раздаривание биологической энергии. Именно тогда люди начнут развиваться по-настоящему, и развитие цивилизации пойдёт по другому пути.

А Иннокентий Васильевич чувствовал себя сразу греческим философом, которому вручили чашу отравленного вина; в то же время он был скифом, не покидающим седла; проповедником в стране Ариан Вэджа; русским князем Александром Невским; тем же англичанином Шекспиром, ставшим впоследствии знаменитым писателем и молодым сильным парнем, по имени Тришка. Даже во сне Иннокентий Васильевич сообразил, что все приснившиеся люди – его временные двойники. То есть, в тело любого из них он мог бы переселиться при желании.

Только сознание такой возможности уже не покидало голову. Более того, даже чем-то встревожило. Белецкий понял, что встреча со всеми двойниками неизбежна на спиралях времени и возможно даже очень скоро. Он об этом говорил уже Шурочке, только сам ещё не знал – когда! А сейчас все его двойники выстроились парадной шеренгой – этакий своеобразный парад планетных личностей, в котором не последнее место было приготовлено Иннокентию Васильевичу. Но почему двойники явились к нему? Неужели уже пришло время уходить в Зазеркалье? И прямо сейчас?!

Ведь только что им с Шурочкой было показано, что такое настоящее человеческое чувство любви! Неужели придётся так неожиданно расстаться?

Зачем?! За что?! Что я сделал не так?!

– Ни за что, а просто у всех нас своё время, – раздался чей-то успокаивающий голос из подпространства. – И не надо себя мучать бесполезным вопросом – что сделал не так, как надо? Лучше подумай, что не успел сделать? Ты же знаешь, никто не расстаётся навсегда, и вы сможете встретиться, но не сейчас. Тебе пора. Не трать себя на выспрашивание отсрочки, знаешь ведь, не поможет. У каждого своё время.

Сашенька каким-то седьмым или восьмым чувством восприняла, что в её жизни случилось какое-то неожиданное, непреднамеренное, что-то ужасное, неисправимое, не имеющее названия. Открыв глаза, она сразу принялась тормошить своего возлюбленного. И чем дольше он не просыпался, тем сильнее девушка трясла его отяжелевшее тело, испуская при этом жалобный звериный рык:

– О, Боже! Но зачем?! Почему?! За что мне такое?! Неужели это из-за меня?! Неужели нельзя никак иначе?! Господи! Верни его!! Я ведь действительно люблю его! Зачем же отнимать Свою любовь, или Ты не Бог, а палач?! Что мы Тебе сделали?! Боже, верни его… ну, пожалуйста!..

Крики девушки переросли в неутешное всхлипывание. Она даже потеряла сознание.

Очнувшись, и снова вникая в свалившуюся на голову беду, Шура уже не могла пролить ни капли слёз. Только снова попыталась зачем-то тормошить уже холодеющее тело возлюбленного.

Реальность заставляла поверить в случившееся. А ничего случайного в этом мире не случается. Это Шурочка усвоила прочно. Сколько раз сам Иннокентий Васильевич утверждал, что расставание неизбежно придёт. И всё-таки можно встретиться в потоках времени, потому что для любви нет ничего невозможного!

Именно эта мысль помогла ей справиться со свалившимися на её плечи заботами. Благо, что в это время бабушка оказалась в Москве и помогла внучке утрясти все бытовые неурядицы. К тому же, бабушка долго не хотела отпускать внучку из-под своей опеки. Только после нескольких серьёзных разговоров, Саше было позволено жить в квартире Иннокентия Васильевича.

Сегодня от печальных дум новую хозяйку квартиры отвлёк бабушкин звонок. Та обычно давала себе труд иногда поинтересоваться внучкиным здоровьем и настроением, особенно после утраты, ведь бабушка сама прошла сквозь эту неразбериху чувств, сознания и упаднических настроений.

Почуяв в голосе девочки невесёлые давнишние нотки, бабушка сразу же потребовала встречи. Она знала, что на Шуру нападает хандра после потери близкого человека, но, к счастью, умела легко разгонять внучкину тоску. Девушка поняла: надо было всё-таки что-то решать, ведь безделье всегда приводит душу к деградации, а сознанье к дистрофии.