Механизм преступного насилия Петин Игорь
Редакционная коллегия серии «Теория и практика уголовного права и уголовного процесса»
Р. М Асланов (отв. ред.), А. И. Бойцов (отв. ред.), Н. И. Мацнев (отв. ред.), Б. В. Волженкин, Ю. Н. Волков, Ю. В. Голик, И. Э. Звечаровский, В. С. Комиссаров, В. П. Коняхин, А. И. Коробеев, Л. Л. Кругликов, С. Ф. Милюков, М. Г. Миненок, А. Н. Попов, М. Н. Становский, А. П. Стуканов, А. Н. Тарбагаев, А. В. Федоров, А. А. Эксархопуло
Рецензенты:
Г. О. Петрова, доктор юридических наук, доцент, зав. кафедрой уголовного права юридического факультета Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского
Г. М. Ралдыгина, доктор юридических наук, профессор, зав. кафедрой Государственного муниципального управления Оренбургского государственного аграрного университета, заместитель директора Института Управления Оренбургского государственного аграрного университета
Editorial Board of the Series “Theory and Practice of Criminal Law and Criminal Procedure”
R. M. Aslanov\(managing editor), A. I. Boitsov (managing editor), N. I. Matsnev (managing editor), B. V. Volzhenkin, Yu. N. Volkov, Yu. V. Golik, I. E. Zvecharovsky, V. S. Komissarov, V. P. Konyakhin, A. I. Korobeev, L. L. Kruglikov, S. F. Milyukov, M. G. Minenok, A. N. Popov, M. N. Stanovsky, A. P. Stukanov, A. N. Tarbagaev, A. V. Fedorov, A. A. Eksarkhopoulo
Reviewers:
Doctor of Law, associate professor, Head of the Department of Criminal Law of the Law Faculty of Nizhni Novgorod State University after N. I. Lobachevsky G. O. Petrova
Doctor of Law, professor, Head of the Department of State Municipal Administration of Orenburg State Agrarian University, Deputy Director of the Institute of Administration of Orenburg State Agrarian University G M. Raldyguin
For the first time in domestic legal science the book tries to make an integral approach to the mechanism criminal violence.
On the basis of special literature, widely applied judicial practice in three regions (1929 registration cards, 488 criminal cases were studied and generalized), traditional and formalized analysis of criminal judicial statistic data, sampling sociological research of different categories of population the author analyses the mechanism of criminal violence in a complex and comprehensive way.
The problem of violence is considered at the meeting point of theories of criminal responsibility, culpability, justice and their realization in human behavior. As a result the author offers complete and logical conception of the mechanism of criminal human behavior, and measure of violence elimination resulting from it.
The book is addressed to researchers, post-graduates of law schools, representatives of legislative, judicial and investigative bodies as well as to everybody who is interested in criminal law.
© I. A. Petin, 2004
© R. Aslanov Publishing House “Yuridichesky Center Press”, 2004
Введение
Вопросы совершенствования уголовного законодательства в России являются особенно актуальными, поскольку темпы прироста преступности в нашей стране в 4–5 раз выше среднемировых[1]. При этом отмечаются ее опасные проявления в виде эскалации насилия, жестокости, агрессивности, коррупции, взяточничества и, как следствие, роста масштабов социальных и экономический последствий преступности[2].
Проблемы насильственной преступности уже не раз обсуждались многими исследователями. Однако прогрессирующий рост насильственной преступности, в особенности в настоящее время, свидетельствует о том, что действительные причины и условия насилия не устраняются, и, следовательно, механизм воспроизводства преступного насилия практически не затрагивается принимаемыми для этого мерами противодействия.
Отсюда – кризисное состояние криминологической ситуации в данной сфере. В настоящее время характер и распространенность насилия представляют серьезную опасность для сосуществования людей. Нередки случаи применения насилия или оружия при похищении людей, захвате заложников и совершении актов терроризма или диверсий, которые могут иметь тяжелые материальные, психические и иные последствия[3].
Преступное насилие является неотъемлемой составной частью таких проблем, как наркобизнес, коррупция, безвестное отсутствие граждан, организованная преступность, которые, по обоснованному заявлению А. И. Гурова, создают угрозу национальной безопасности России[4]. Растет рынок работорговли, в том числе в целях трансплантации человеческих органов.
Несмотря на постоянное сокращение численности населения России, абсолютное количество преступлений превышает существующий прежде уровень в несколько раз. Объективные данные свидетельствуют о том, что действующая уголовная политика не достигает поставленных целей. Увеличение сроков наказания в виде лишения свободы, казалось бы, должно приводить к «очищению» общества от опасных «элементов» и уменьшению преступности. Но факты свидетельствуют о росте рецидива преступлений, в том числе за счет преступных насильственных посягательств.
Продолжает возрастать уличная преступность – за счет совершения убийств и покушений на убийство[5], причинения тяжкого вреда здоровью, изнасилований и других насильственных преступлений[6]. Тревожным является тот факт, что в России ежегодно подвергается насилию около 2 млн детей[7], что не может не влиять на будущее страны. А число осужденных, совершивших особо тяжкие и тяжкие преступления в несовершеннолетнем возрасте в Оренбургской области за период с 2001 по 2003 г. выросло с 708 до 1692, т. е. более чем в два раза[8].
Особую тревогу вызывает женская насильственная преступность, которая, как справедливо отмечает Ю. М. Антонян, является показателем «нравственного здоровья общества, его духовности, отношения к основным общечеловеческим ценностям»[9]. Исследователь указывает на разлагающее действие насильственного поведения женщин на несовершеннолетних и непосредственную связь с преступностью молодежи. В частности, число несовершеннолетних женщин, осужденных за преступления в Оренбургской области за период с 2001 по 2003 г., выросло с 86 до 121[10].
Рост насильственной преступности наблюдается не только в масштабе страны, но и по отдельным регионам. Так, в 1996 г. в Оренбургской области было совершено 1364 преступления против личности, что составило 4,1 % от общего числа зарегистрированных преступлений, в Самарской области за тот же период совершено 1766 (3,7 %), а в Свердловской – 3964 соответствующих преступлений (3,7 %)[11]. Из них в Оренбургской области зарегистрировано 440 убийств и покушений на него, в Самарской области – 755, в Свердловской – 941[12]; умышленных тяжких повреждений соответственно – 729, 821 и 2707[13]; изнасилований и покушений на него – 192, 164 и 298[14].
В 1998–1999 гг. продолжался рост общего числа зарегистрированных преступлений, причем преимущественно за счет насильственной преступности[15]. В 1999 г. было выявлено 523 преступления, квалифицированные по ст. 209 УК РФ (бандитизм), 155 убийств по найму, 1554 похищений людей[16]. В 2001 г. совершено 465 факов бандитизма, 327 террористических посягательств, 101 убийство по найму, 1417 похищений людей[17].
В целом по стране фиксируется неуклонный рост убийств (с 23 тыс. в 1992 г. до 32,3 тыс. в 2002 г.), умышленных причинений тяжкого вреда здоровью (с 53,9 тыс. в 1992 г. до 58,5 тыс. в 2002 г.), грабежей (со 112 тыс. в 1997 г. до 167 тыс. в 2002 г.), разбоев (с 30,4 тыс. в 1992 г. до 47,1 тыс. в 2002 г.), хулиганства (со 121 тыс. в 1992 г. до 133 тыс. в 2002 г.)[18].
При этом, рассматривая статистические показатели, необходимо учитывать, что под зарегистрированным преступлением понимается не только «выявленное», но и «взятое на учет» правоохранительными органами преступное деяние[19]. То есть латентная преступность может внести в официальную статистику весьма значимые коррективы.
В настоящее время преступность, в особенности исследуемая[20], фактически «бросает вызов XXI веку»[21].
Помимо количественного роста происходят качественные изменения насильственной преступности – она становится все более организованной, профессиональной, коррумпированной. Обострение проблем неразрывно связано с деятельностью человека, его поведением. Ситуация осложняется тем, что в XX в. началось стремительное развитие технических и прикладных наук, результаты которых могут оказаться и оказываются в руках преступников, что многократно увеличивает опасность насилия и ведет к возникновению глобальных проблем человечества.
При такой ситуации предпринимаются попытки регулирования преступного поведения при помощи вторжения в неизученный в системном отношении генетический механизм человека, что чревато выходом из-под контроля результатов непродуманных и неосознанных экспериментов и созданием угрозы всему разумному человечеству.
Настораживает и следующий факт. Исследователями отмечается, что стремительный рост преступности, в частности корыстно-насильственной, и низкая раскрываемость (не более 50 %) ставит перед необходимостью обсуждения вопроса «о мерах стабилизации преступности или хотя бы о резком замедлении темпов ее роста»[22]. Отмечаемая криминологами чрезвычайная ситуация в сфере насильственных преступлений ставит перед необходимостью принятия чрезвычайных мер «по ее осмыслению, выработке нестандартных мер профилактики»[23].
Насилие является признаком составов многих преступлений и, как правило, квалифицирующим, что говорит о важности совершенствования мер уголовного воздействия на насильственную преступность. Особую актуальность в современном информационном обществе приобретает психическое насилие. По результатам проведенных автором эмпирических исследований, до 63 % респондентов оценивают опасность психического насилия как чрезвычайно высокую. При этом до 91 % опрошенных обоснованно считают, что уголовное законодательство не предусматривает ответственность за все виды психического насилия. В связи с этим вопросы защиты нарушенных прав, свобод и законных интересов потерпевших от преступлений и полного восстановления причиненного им вреда требуют своего разрешения.
Вместе с тем в правовом государстве нельзя не принимать во внимание, что преступник также обладает правами, свободами и законными интересами. Данный вопрос приобретает особое значение с учетом того, что причины и условия насильственного поведения людей обусловлены существующими общественными институтами. Поэтому юридическая сложность проблемы заключается в том, что реформирование законодательства, регулирующего криминальную сферу, и основанная на нем правоприменительная практика должны учитывать права, свободы и законные интересы обеих сторон конфликта при строгом соблюдении принципов законности, виновности, справедливости, равенства и гуманизма.
Фактический рост насильственной преступности, несмотря на принятие нового уголовного законодательства, неустойчивая уголовная политика, характеризующаяся многочисленными изменениями уголовного законодательства, введение в систему наказаний смертной казни и пожизненного лишения свободы свидетельствуют о неэффективности существующего уголовного закона и необходимости пересмотра парадигмы модели познания преступления, его субъекта, а также сущности мер исправительного воздействия как в криминологии, так и в уголовном праве. Проблема насильственного поведения, как частная проблема человека, превращается в общую проблему наук криминального цикла. Поэтому требуется принятие реальных мер к достижению криминологической обусловленности, логичности и соответствия диалектическим законам норм, отдельных институтов и уголовного законодательства в целом.
Исследованием различных проявлений насилия занимались С. Н. Абельцев, В. М. Анисимков, Ю. М. Антонян, В. Д. Блувштейн, С. В. Бородин, Б. С. Волков, Л. Д. Гаухман, А. А. Герцензон, П. С. Дагель, А. И. Долгова, Н. П. Дубинина, Н. Д. Дурманов, М. И. Еникеев, Н. И. Загородников, Н. Г. Иванов, И. И. Карпец, И. Я. Козаченко, Л. В. Кондратюк, А. Н. Красиков, В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова, В. В. Лунеев, Р. И. Михеев, А. В. Наумов, В. А. Никонов, Н. А. Носов, В. Г. Павлов, А. А. Пионтковский, Р. А. Сабитов, А. Б. Сахаров, В. И. Симонов,О. Д. Ситковская, Н. Г. Иванов, С. А. Тарарухин, М. Д. Шаргородский, В. С. Устинов, Д. Н. Узнадзе, Г. Й. Шнайдер, А. А. Яковлев и др. Многие вопросы насилия рассматривались в диссертациях В. Ф. Ивановой, И. Я. Козаченко, Г. К. Кострова, С. К. Лесного, А. В. Мазукова, И. М. Мацкевич, В. С. Метельского, Т. А. Плаксиной, А. Л. Ренецкой, В. И. Симонова, Л. В. Сердюка, Р. Д. Сабирова, А. В. Усса, А. Д. Чернявского, Г. И. Чечеля, А. В. Шеслера, Б. В. Яцеленко и др.
Вместе с тем проблема преступного насилия в обществе остается открытой. В частности, в настоящее время в практическом плане не разрешен вопрос о механизме взаимосвязи теории и практики насильственного поведения. Формальное совершенствование уголовного закона, не устраняющее реальные причины насилия, неспособно предотвратить следствие существующих причин. Рассмотрение отдельных, разрозненных аспектов проблемы насилия не привело к их разрешению. В этой связи требуется комплексное рассмотрение насильственного поведения и разрешение ситуации на уголовноправовом, криминологическом и социальном уровнях. Только после выявления подлинных причин и условий совершения преступления облегчается задача по их устранению и предупреждению таких преступлений в дальнейшем.
Объектом настоящего исследования является механизм преступного насилия: основные элементы данного механизма, их взаимосвязи и связи с внешней средой. В структуру явления входят социально-экономические и политические условия, влияющие на механизм насилия. В связи с этим изучены не только онтологические, но и гносеологические моменты преступного насилия.
Исследованы также причины и условия возникновения и существования преступного насилия в обществе; уголовно-правовые и криминологические аспекты данного явления; функциональные особенности насилия как элемента обратной связи общественного организма, роль потерпевшего в генезисе насилия; особенности квалификации насильственного поведения, степень соответствия нравственным требованиям деятельности правоохранительных и судебных органов, направленной на борьбу с насильственной преступностью.
Одновременно предложены новая концепция предупреждения преступного насилия, варианты совершенствования уголовного законодательства, меры для достижения криминологической обусловленности норм уголовного права и выполнения их предупредительно-охранительных функций, а также диалектический путь гармоничного развития человека, общества и государства.
Методологическая основа исследования строится на диалектическом методе научного познания, отражающем, в частности, неразрывную связь теории и практики. Автором использованы различные методы исследования общего и частного характера: исторический, формально-логический, сравнительно-правовой, системный, анализа и синтеза, индуктивный и дедуктивный, статистический, анкетирование, принцип неразрывности метода и истины, диаграммы и др. В целях методического и информационного обеспечения исследования в работе, помимо традиционных методов анализа действующих юридических норм, их исторического, систематического и грамматического толкования, использовались социологические приемы обработки информации.
Автором реализован комплексный и нетрадиционный подход к анализу механизма насилия и его основных элементов, выявлению взаимодействия между ними и проявления их в поведении человека в целом. Рассмотрены первоначальные этапы формирования моделей насильственного поведения и их трансформация в социальной действительности, раскрыты содержание и общественная опасность преступного насилия, основанного на скрытом управлении поведением человека при помощи подсознательных процессов психики, а также особенности механизма воздействия насилия на индивида. Насильственное поведение рассматривается как признак неадекватной оценки субъектом целостного устройства мира и взаимосвязанности физических и психических явлений. Субъект преступления и потерпевший также представляют собой единое целое. При этом в целях предупреждения насилия из двух сторон конфликта следует обращать больше внимания на роль потерпевшего и его предшествующее поведение.
Проблема механизма насилия рассматривается на стыке теорий уголовной ответственности, виновности, справедливости и поведения личности. Выяснение содержания механизма насилия, его элементов, взаимосвязи и особенностей их проявления в поведении человека, а также анализ правоприменительной практики, законодательства зарубежных стран об уголовной ответственности за насилие позволили автору обосновать выводы о необходимости оптимизации правоприменительной практики, изменения и дополнения действующего уголовного законодательства.
С учетом выводов о социальной обусловленности, значимости поведения субъекта, степени его свободы предложена целостная конструкция понятия преступного насилия, определены его элементы и признаки, понятие и содержание вины, рассмотрена профилактическая роль процесса квалификации насилия. Проанализированы различные аспекты применения правовых норм к оценке характера и степени общественной опасности насильственного поведения субъекта, назначению уголовного наказания за него, исправлению лица, совершившего преступление, стабилизации криминологической ситуации и ее сокращению.
Глава I
Социально-правовая характеристика преступного насилия
1. Преступное насилие и криминологическое значение его признаков
Несмотря на давно отмечаемую криминологами чрезвычайную ситуацию в сфере насильственных преступлений[24], в действующем уголовном законодательстве отсутствует само понятие насилия[25], что отмечал, в частности, В. И. Симонов[26]. Ю. А. Тихомиров подчеркивал важное значение нормативных понятий и терминов, применяемых в законодательстве[27]. Л. Д. Гаухман выделял среди проблем УК РФ 1996 г., вытекающих из его содержания и вызывающих трудности при его применении на практике, такие как бланкетность, декларативность и казуистичность норм закона[28]. Ю. Ляпунов отмечал в качестве нерешенной проблемы неполноту дефинитивных уголовноправовых норм[29].
По результатам социологических опросов 40 % судей и осужденных женщин, до 55 % студентов юридического факультета университета указали на то, что от четкой и ясной формулировки закона в большей степени зависит соблюдение принципов уголовного права. Следует отметить, что в настоящее время все больше исследователей обращают внимание на умаление принципа законности, игнорирование в поведении человека права, упадок его престижа[30], при этом возвышенные представления о нем, его верховенстве в жизни демократического общества превращаются в «уходящие в прошлое рудименты правовой романтики и юридических иллюзий»[31].
К методологии правопонимания в научной литературе имеются различные подходы. Среди основных правовых направлений познания можно отметить государственно-организационную, психологическую, социологическую, нормативную теории и их различные сочетания. Вместе с тем было бы неправильным отдавать приоритет какой-либо одной теории, поскольку каждая из них имеет право на существование, отражая соответствующие закономерности реальности. Следует согласиться с А. В. Корневым, отмечавшим, что право «не может быть понято вне связи с фактами и условиями действительной жизни»[32]. Тем более, что происходящие процессы реформирования российского общества и изменение приоритетов и ценностей «заставляют задуматься о путях и перспективах развития современной российской государственности»[33].
Структура понятий права была предметом исследований таких ученых, как Л. О. Резников, Д. П. Горский, Г. А. Курсанов, A. Н. Филатова, Е. К. Войшвилло, А. С. Арсеньев, В. С. Библер, B. М. Кедров, И. Я. Чупах, М. Н. Алексеев, В. В. Копнин, В. И. Мальцев, А. К. Манеев, В. Т. Павлов, М. М. Розенталь, В. И. Черкесов, А. И. Уемов и многих других.
К тому же существует также проблема толкования закона, «изначальной возможности многоосмысленности правового текста при функциональном требовании его однозначности»[34]. Данная проблема будет существовать до тех пор, пока не будут решены вопросы гносеологических и логических закономерностей восприятия определений права на уровне конкретной личности. Причем наибольшие трудности вызывает гносеология как теория познания[35]. Действительно, вопрос о том, что есть знание, а что – мнение, что есть истина и что заблуждение, всегда является актуальным. Знание, по существу, является отражением предмета знания. Насколько психическая модель мира соответствует окружающей действительности, зависит от аппарата восприятия индивида[36].
Ни в какой науке не может устанавливаться свод незыблемых правил и норм, поскольку истина относительна и отражает объект не полностью, а в известных пределах, при определенных условиях, отношениях, которые постоянно изменяются и развиваются. Каждая ступень познания обусловлена историческими условиями жизни общества и уровнем его практики, т. е., практически любая истина относительна. Абсолютизация истины неизбежно приводит к заблуждению и догматизму мышления. Целью метода познания является установление истины, т. е. воспроизведение объекта познающим его субъектом «таким, каким он существует сам по себе, вне и независимо от человека и его сознания»[37]. И нередко познание истины связано с возникновением и разрешением противоречий.
Степень приближения к истине зависит от качества познавательного аппарата анализирующего объект исследователя. Но, поскольку «охватить сознанием все его многообразие невозможно – приходиться отвлекаться от части обстоятельств»[38], абсолютная истина вряд ли достижима, да и нет необходимости учитывать буквально все существующие связи, свойства того или иного явления. Для соблюдения принципов и норм уголовного права достаточно выявить элементы, определяющие или влияющие на причинно-следственные связи событий и явлений.
В практической деятельности для субъекта интерес представляет конкретная истина, предполагающая точный учет всех существенных условий объекта познания, выделение главных, существенных свойств и тенденций его развития. «Абстрагирование допустимо в тех пределах, в которых оказавшимися за «бортом» обстоятельствами можно пренебречь. Весь вопрос, следовательно, в том, чтобы правильно оценить роль внешних обстоятельств по отношению к избранному предмету исследования»[39]. Принцип конкретности является одним из основных принципов диалектического подхода к познанию и требует подходить к исследуемым фактам с учетом реальных условий и конкретной обстановки.
Г. К. Мишин в целях раскрытия сущности и правильного использования диалектического метода для разрешения проблем уголовного права и уголовной политики обоснованно предлагает использовать научное наследие, в частности, Гегеля, рассматривающего мир как систему, и Канта, «указавшего на неразрывность идеального и материального и обосновавшего таким образом невозможность разделения субъекта и объекта научного познания»[40].
Р. Ф. Абдеев предлагает в качестве универсального критерия любого организационного процесса считать количественный информационный критерий. Формирование новой структуры (общества, закона) начинается в условиях максимальной информационной энтропии (хаоса, неопределенности), развитие которой подчиняется законам диалектики, со временем амплитуда колебательного процесса уменьшается и он переходит в эволюционную стадию развития[41].
Соотношение объективного и субъективного в познании в методологическом отношении важно для любой науки. Указанные категории представляют в совокупности единое целое, но в целях познания истины окружающая реальность рассматривается с определенных позиций, абстрагируясь от тех или иных отношений. Таков метод познания, который «локализует действительность, дробит ее на части и «конструирует в понятие такую реальность, которая как таковая не встречается в действительности»[42].
Разделение преступного деяния на элементы и признаки, на объективную и субъективную стороны имеет вспомогательное и методологическое значение, а именно – способствует процессу постижения истины. Сначала происходит разделение и изучение отдельных сторон, а затем – синтез, т. е. соединение, обобщение и соответствующие выводы о наличии или отсутствии насильственного преступления. «Границы объективного и субъективного определяются целями, задачами и уровнем проводимого исследования»[43]. Во избежание заблуждения следует строго определять критерии выбираемых границ и в дальнейшем четко их придерживаться. Поэтому необходимо стремиться к тому, чтобы понятия насилия, его форм и видов имели достаточно определенное содержание и не порождали различные толкования при правоприменении.
Не менее важным является закрепление выявленного в правовых формах. Вместе с тем, как указывал П. С. Юшкевич, все научные понятия имеют запутанную и длинную историю[44]. В. Е. Жеребкин также отмечал неразработанность проблемы логического анализа понятия права[45], что связано с недостаточно полной изученностью явления, логическими ошибками, уклонением от логических выводов. Только учет в содержании нормы действительной сущности явления, особенностей их проявления и понимания в реальности является необходимым условием выполнения нормой роли позитивного регулятора в развитии охраняемых отношений[46].
В явлении выражается внешняя форма существования предмета бытия. В мышлении же понятие при помощи категорий сущности и явления должно определять переход от многообразных форм предмета к его внутреннему содержанию и единству[47]. Под преступным деянием вообще понимается акт внешнего поведения человека, который может быть как насильственным, так и ненасильственным. Под насильственным понимается акт, совершаемый «путем насилия, притеснения»[48]. Для уголовного права имеет значение лишь та человеческая активность, которая проявилась вовне и при этом угрожает чьим-либо правам, свободам или законным интересам. Причем преступное деяние представляет собой единство объективной и субъективной сторон. Зная содержание и формы проявления деяния, нетрудно дать определение насильственной преступности.
Отсутствие в УК РФ понятия насилия и его признаков свидетельствует как о неизученности данного явления, так и о недооценке его правового урегулирования. Хотя и первое и второе взаимосвязаны между собой: неизученность является препятствием для отражения признаков насилия и оценки его в правовой форме. Задача науки криминология – правильное определение сущности насилия. Исследователями постоянно обращается внимание на недопустимость в борьбе с преступностью «не учитывать закономерности развития и функционирования этого явления»[49], поскольку это ведет к непродуманной уголовной политики в сфере насилия, ее конъюнктурной изменчивости, судебному произволу и приносит вред человеку и обществу, усугубляя имеющиеся противоречия.
Вместе с тем определение насилия существует в теории и в правосознании практических работников. Так, в частности, Л. Д. Гаухман считает, что под «насилием в уголовном законодательстве понимается только физическое насилие, а ответственность за угрозу насилием (т. е. психическое воздействие. – И. П.) должна оговариваться в диспозиции закона»[50]. Отсутствие законодательного понятия насилия вносит неопределенность в правоприменительную практику. Как показали результаты проведенных нами социологических исследований, из разных категорий опрошенных только 100 % судей считают психическим насилием любую угрозу. Среди других респондентов (студенты, сотрудники правоохранительных органов, персонал администрации исправительных учреждений, юристы-правозащитники, осужденные мужчины и женщины) не наблюдалось такого единообразия.
Как отмечает В. В. Лунеев, в основном о совершении насилия судят по его результатам в виде причинения смерти, телесных повреждений или психического вреда[51]. В правоприменительной практике, как правило, не существует особых препятствий для правильной квалификации физического проявления насилия, достаточно подробно рассмотренного в теории[52]. Что же касается психического воздействия, то здесь нередко возникают трудности, в том числе вследствие отсутствия законодательного определения насильственного действия.
Исходя из принципа законности насилие, как частная форма преступного поведения, также должно соответствовать признакам преступления[53], предусмотренным в ч. 1 ст. 14 УК РФ, т. е. быть общественно опасным, виновным и запрещенным названным Кодексом действием под угрозой наказания.
Действующий УК РФ также не дает определения общественной опасности. В современной теории уголовного права общественная опасность считается признаком материального понятия преступления, указывающего на критерий вреда охраняемым интересам[54]. Как верно замечает Г. П. Новоселов, проблема соотношения материального и формального в понятии преступления окончательно еще не разрешена[55]. В. Н. Кудрявцев и С. Г. Келина, отмечая, что под общественной опасностью понимается прямой ущерб охраняемым объектам преступного посягательства или возможность причинения такого вреда[56], вместе с тем считают, что общественная опасность не является отдельным, самостоятельным признаком, а как бы «разлита» по всему составу преступления[57].
По существу это означает, что общественной опасностью может обладать субъект сам по себе, независимо от последствий, а также виновность, т. е. форма мышления и, как правило, отдельно от мотивов и целей, которые далеко не всегда являются обязательными признаками преступления. В этом случае общественная опасность становится довольно неопределенным и трудноуловимым понятием и практически сводится к признаку противоправности, поскольку включение деяния в Уголовный кодекс, по мнению В. Н. Кудрявцева и С. Г. Келиной, свидетельствуют об его общественной опасности[58]. Однако самостоятельный признак преступления не может определяться через другой его признак.
Определение преступления, предусматривающее вместо аморфного понятия общественной опасности причинение вреда или создающее его угрозу, было верно отражено в проекте УК 1994 г.[59]Опасения, что «вредность» не сможет заменить «общественную опасность»[60] свидетельствуют о том, что уголовным законодательством не затрагиваются и не регулируются многие проявления преступного поведения и их последствия. Видимо, сторонники неравноценности названных понятий олицетворяют вред с очевидным, физическим вредом, а под общественной опасностью понимают и иные виды последствий преступлений, включая последствия психического характера.
Наиболее разумным является изучение механизма насилия, его элементов и их взаимосвязи, а также проявления его форм на всех уровнях деятельности человека в обществе. В этом случае станет возможным выявление определенного причиненного вреда охраняемым интересам. Одновременно можно будет учитывать причиненный вред конкретному лицу, а не выявлять некую «общественную» опасность. В конечном счете это даст более точное и конкретное определение признаков как преступления вообще, так и преступного насилия в частности.
В ч. 2 ст. 17 Модельного уголовного кодекса общественно опасным признавалось деяние, которое причиняет или создает возможность причинения ущерба охраняемым общественным отношениям[61]. В свое время Н. С. Таганцев неразрывно связывал преступность деяния с определенными и весьма разнообразными последствиями в реальности[62]. Б. С. Никифоров справедливо указывал на то, что общественная опасность является материальной характеристикой преступного действия[63].
Таким образом, показателем общественной опасности, тем более насильственного преступления, должен быть причиненный вред или реальная угроза его причинения. В качестве преступного деяния признается также угроза соответствующим охраняемым интересам совокупности индивидов, т. е. обществу в силу неразрывности части и целого. Критерий причиненного вреда делает состав насильственного преступления реально работающим, а защита интересов личности означает защиту общественных интересов как совокупности индивидов.
При рассмотрении признака виновности[64] всегда необходимо учитывать, что поведение любого человека всегда конкретно и в каждый момент обусловлено определенными предшествующими преступлению обстоятельствами. Научный эксперимент и научные дефиниции помогают познанию мира и его закономерностей, но они всегда отличаются от реальной жизни. Аспектом социологического изучения являются субъективные характеристики индивидов, но ранее, как отмечает В. В. Семенова, они теряли свое значение в результате обобщения массовых данных и применения количественного анализа. Данная тенденция сохранилась и в настоящее время[65]. Но каждый человек – это исключение из правил, и такое исключение должно стать правилом в науке и правоприменительной практике. Следовательно, преступное насилие должно быть, по меньшей мере, виновным и вредоносным действием, запрещенным УК РФ под угрозой наказания.
Несмотря на то, что понятие преступления по действующему уголовному законодательству признается в теории материальным, оно таковым не является. В соответствии со ст. 15 УК РФ характер и степень опасности деяния определяется в зависимости от размера уголовной санкции, устанавливаемой законодателем. Но данный критерий относится к формальному признаку состава преступления – его противоправности. Отсюда следует, что понятие преступления является формальным, а потому не всегда выражающим сущность явления. Сказанное не только полностью относится к понятию насилия, но и обостряет проблему квалификации и предупреждения насильственного поведения.
Рассматриваемая ситуация может быть осложнена тем, что умышленные действия субъекта могут привести к созданию таких обстоятельств, при которых дальнейшее развитие событий выйдет из-под контроля этого лица. Здесь возникает вопрос о виновности и наказании субъекта. Действующее уголовное законодательство не в полной мере разрешает такую ситуацию. В п. 2 ст. 28 УК РФ говорится, что деяние лица, которое предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но не могло предотвратить эти последствия в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психическим перегрузкам, признается совершенным невиновно.
Очевидно, что данное положение принято законодателем в целях недопустимости привлечения к уголовной ответственности лиц, деятельность которых правомерна по сути и в процессе которой невиновно наступает определенный вред. Но вряд ли можно исключить ситуацию, когда субъект какой-либо преступной деятельности заявит о невиновности причинения вреда со ссылкой на п. 2 ст. 28 УК. Например, террорист, запустивший взрывное устройство и решивший после этого предотвратить последствия взрыва, не смог сделать этого в силу возникших условий, сильных нервно-психических перегрузок, и т. д. Возможны и другие, более абсурдные ситуации, когда совершение конкретного действия также означает потерю контроля над развитием дальнейших событий, например производство выстрела.
Имеются два аспекта разрешения этого вопроса: предусмотреть в законодательстве, что деяние не должно быть преступным изначально, и уточнить момент возможности совершения предусмотренной обязанности поступать определенным образом. Любое событие возникает, развивается и разрешается в пространственных и временных рамках. В определенных границах лицо может оказывать влияние на дальнейшее развитие явления. И если в момент, когда обязанное лицо могло совершить предусмотренное действие, его не совершило, оно должно нести ответственность за наступившие последствия.
Поэтому выход из-под контроля ситуации в последующий момент не должен служить оправданием для виновного, если он мог и должен был предвидеть дальнейшее развитие событий. Отдавать разрешение данного вопроса теории, практике и здравому смыслу является нарушением принципов уголовного права и может быть условием или причиной судебного произвола. Точное установление в законе преступного деяния, критериев его проявления в объективной реальности способствует правильной квалификации объективной стороны преступления, являющейся важнейшей предпосылкой для уголовной ответственности лица.
В связи со сказанным предлагается следующая редакция п. 2 ст. 28 УК РФ: «Если в ходе деяния, не являющегося преступлением, наступают общественно опасные последствия, то лицо, причастное к этому, которое, хотя и предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия) и должно было предотвратить их в должный момент, но не могло этого сделать в силу несоответствия своих психофизиологических качеств требованиям экстремальных условий или нервно-психических перегрузок, признается невиновным в наступлении таких последствий».
Насильственное поведение имеет свою сущность, выражающуюся «в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия»[66]. В. И. Даль определял насилие как «принуждение, неволя… действие стеснительное, обидное, незаконное и своевольное»[67]. Совершать насильственные действия означает «принуждать… к чему-либо силой… управлять или вообще держать в подчинении силою, насильством»[68]. Насильник в массовом сознании рассматривался как «притеснитель, обидчик, своевольник, самоуправщик, достигающий воли своим насилием»[69]. Сама деятельность преступника может состоять из простых движений, например размахнулся и ударил, достал нож и нанес повреждение, или сложной умственной и физической деятельности, что характерно для случаев приготовления и покушения на преступление.
Поскольку насилие совершается человеком против человека или сообщества людей, понятие «насилие» должно учитывать сущность индивида, которую, в свою очередь невозможно уяснить без обращении к его психической основе.
Психика человека (от греч. psychikos – душевный) представляет собой «свойство высокоорганизованной материи, являющееся особой формой отражения субъектом объективной реальности. Будучи продуктом жизнедеятельности субъекта, психика, опосредствуя ее, выполняет функцию ориентации, управления ею»[70]. Основными теоретическими принципами психологии являются: 1) признание детерминированности психических явлений материальной действительностью; 2) изучение психики человека во взаимосвязи биологических и социальных факторов; 3) признание неразрывной взаимосвязи психики и деятельности[71]; 4) генетический подход к психическим явлениям, исследование их в развитии. Последний принцип, как было сказано выше, вытекает из остальных трех, а в объективной реальности его влияние на поведение индивида осуществляется через родителей при соблюдении оставшихся принципов. Из указанных принципов вытекают два важных вывода: а) полная обусловленность психических явлений различными факторами окружающей действительности; б) неразрывная взаимосвязь внешней деятельности человека и его психики[72].
Таким образом, человек – комплексная живая система, представляющая совокупность духовного, биолого-физического и социального начал. Как образно выразился Е. Бафия, человек состоит из трех пластов: а) тела; б) социальных связей; в) психики[73]. Интегрирующим началом, безусловно, является психическая сфера индивида. Соответственно деятельность человека может проявляться в психоэмоциональной, физиологической и социальной сферах.
Следовательно, и преступно воздействовать на человека путем применения физической или психической формы насилия, либо в их совокупности, возможно в этих сферах проявления деятельности. Таким образом, преступное насилие может быть направлено на жизнь, психику человека, его телесную неприкосновенность, включая воздействие на его внутренние органы, и совершено против либо помимо его воли. Оно способно причинить человеку какие-либо психические травмы, органические и физиологические повреждения, ограничить свободу его волеизъявления или действий, ущемить его достоинство, половую свободу, честь и доброе имя, свободу совести и вероисповедания, неприкосновенность жилища, а равно иные личные неимущественные права или нематериальные блага, а также права собственности.
Вместе с тем до последнего времени, как отмечает О. Д. Ситковская, юридико-психологические исследования отличались серьезным внутренним противоречием, заключающимся в том, что закономерности и механизмы психической деятельности при определении системы юридической психологии «по существу игнорировались»[74], а о потребности использования психологических знаний в уголовно-правовом регулировании, в том числе на законодательном уровне, как правило, не упоминается[75].
Применение насилия можно рассматривать в трех аспектах: 1) субъект насилия; 2) формы и средства преступного воздействия на охраняемые права, свободы и законные интересы; 3) сфера проявлений деятельности субъекта насилия. Насилие может совершаться как одним субъектом, так и в соучастии, формы и виды которого определены законодательством.
Формы и средства преступной насильственной деятельности могут быть довольно разнообразны. Их можно разделить на две группы: одушевленные и неодушевленные. К первой группе относятся не достигшие возраста уголовной ответственности или невменяемые лица, представители животного мира. Ко второй группе следует отнести все виды оружия, предметы, приспособленные или используемые в качестве оружия, иные подручные средства, различные силы и закономерности природы, охватываемые умыслом виновного.
Формы и средства насильственного воздействия могут быть классифицированы по иному критерию, а именно: а) непосредственные (путем личного контакта с физическим телом потерпевшего); б) при помощи иных орудий и средств (могут быть специально предназначенные для нанесения повреждений или поражения потерпевшего, в частности, предусмотренные в ФЗ «Об оружии», и вспомогательного назначения (естественного происхождения, бытового или иного характера)); в) путем посредственного исполнения (при помощи лица, не являющегося субъектом преступления, или иных живых существ); г) за счет опосредственного исполнения (при помощи осознанного и целенаправленного использования различных процессов и явлений внешнего мира, в том числе психического характера).
Для реализации насильственной цели субъект может использовать возможности своего организма (физические или психические) либо прибегать к содействию других лиц. Разрушительная эффективность насилия повышается за счет применения иных средств и предметов, приводящих к нарушению охраняемых прав, свобод и законных интересов отдельной личности, какой-либо группы или общества в целом. Обязательным элементом насилия остается причинная связь, достаточно подробно разработанная в теории уголовного права.
Л. Д. Гаухман физическое насилие определяет как внешнее «воздействие на организм человека, совершенное против его воли»[76], причем воздействие на человека помимо его воли здесь не выделяется[77], что не позволяет правильно квалифицировать не только действия в отношении человека, находящегося в бессознательном состоянии по различным причинам, но и скрытые формы психического насилия.
Деятельности, ведущей к совершению преступлений, предшествует возникновение мысли о преступном действии. Сама преступная мысль считается ненаказуемой. И только с момента, когда мысль в виде определенного мотива стала проявлять себя в объективной реальности, она может вступить в сферу действия уголовного закона. По материальным проявлениям деяния правоприменитель определяет иные признаки и элементы состава преступления, в частности субъективную сторону, решает вопрос о характере и размере наказания. Без признаков объективной стороны не может возникнуть вопрос о субъективной стороне преступления. По последствиям, отражающим объективную сторону состава преступления, устанавливаются также признаки субъективной стороны деяния: вина, мотивы и цели преступного посягательства.
Может возникнуть сложность при определении момента наступления тех или иных общественно-опасных изменений, вызванных преступным поведением. Данный вопрос, не являясь особо актуальным при рассмотрении физического проявления насилия, непременно возникает при исследовании психического посягательства.
Физическое насилие является действием, признаки которого соответствуют признакам состава преступления, характеризующих одну из основных частей объективной стороны состава преступления. Объективная сторона состава преступления характеризует преступное посягательство с внешней стороны, указывая, какие способы проявления человеческой деятельности в объективной реальности признаются законодателем обладающими признаками преступления и соответственно наказуемыми.
Учитывая единую психофизиологическую структуру человека и первостепенное значение психической стороны, а также принцип субъективного вменения, представляется уместным сделать краткий обзор общепринятых в настоящее время в теории[78] понятий физического насилия, поскольку в реальности такой самостоятельной и отдельной формы воздействия на человека не может быть, о чем сказано ниже. Кроме того, разделительный подход к единому насилию нередко порождает проблемы при квалификации и постоянные изменения законодательства, в подтверждение чего, собственно, и дается этот обзор.
Физическое насилие можно классифицировать по следующим критериям:
– степени опасности для жизни другого человека;
– степень тяжести причиненных последствий здоровью потерпевшего;
– форма проявления;
– функциональная роль;
– форма вины к действиям и последствиям.
Признак опасности физического насилия для жизни определяется в момент совершения насильственных действий и не связывается с наступившими в результате последствиями, что отвечает принципу субъективного вменения. Физическое насилие может быть опасным и неопасным для жизни человека. Опасным для жизни считается такой вред здоровью, который при нормальном течении заканчивается смертью или создает угрозу жизни потерпевшему, хотя в дальнейшем может и не иметь последствий[79].
Между 3., 31 год, и его сожительницей Р. после распития спиртных напитков возникла ссора, в ходе которой 3. ударил Р. рукой, а затем схватил лежащий на столе кухонный нож и нанес им один удар в область груди. Потерпевшей были причинены телесные повреждения в виде сотрясения головного мозга, колото-резаной раны грудной клетки с повреждением подмышечной артерии и основной вены, сопровождающейся кровопотерей и геморрагическим шоком III степени. Нанесенные повреждения повлекли тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни в момент нанесения и были квалифицированы по ч. 1 ст. 111 УК РФ[80].
К опасным для жизни могут быть отнесены как телесные повреждения, так и заболевания, и патологические состояния[81]. Совершение насильственных действий, влекущих возникновение таких повреждений или состояний, если нет умысла на убийство, квалифицируются по ст. 111 УК РФ. В судебной практике могут возникать сложности при квалификации таких действий, если опасность для здоровья исчезла, вследствие чего наличие такой опасности оценивается судом в судебном разбирательстве на основании судебномедицинской экспертизы, показаний свидетелей и иных судебных доказательствах.
Работник милиции У., стоя на проходной ВАЗа, увидел гражданина М., который находился в нетрезвом состоянии, не нарушая при этом общественного порядка. У. решил его задержать, но гр. М. не видел для этого оснований и хотел пройти мимо. Милиционеру это не понравилось и он схватил М. за рукав. Последний хотел освободиться, но не смог. У. в это время вызвал по рации других сотрудников. Когда они прибыли, то стали избивать гражданина М. После чего прикрепили наручниками к входной двери проходной, где М. в избитом состоянии простоял до момента приезда милицейской машины.
У потерпевшего М. имели место следующие повреждения: закрытая черепно-мозговая травма от ушиба головного мозга тяжелой степени, посттравматический тромбоз левой внутренней сонной артерии, сенсомоторная афазия, перелом кисти правой руки, порез правой ноги, кровоподтеки лица справа и гематома орбиты. От причиненных повреждений гр. М. утратил трудоспособность на 100 % и был признан инвалидом I группы, что явилось последствием ушиба головного мозга тяжелой степени, повлекшей выраженную моторную афазию, посттравматическую эпилепсию.
Действия сотрудника милиции У. были квалифицированы по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 118 и и. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ[82].
К группе опасных для жизни повреждений согласно и. 31 Правил судебно-медицинского опредения степени тяжести телесных повреждений (далее – Правила 1996 г.)[83] относились повреждения, вызвавшие развитие угрожающего жизни состояния, возникновение которого не имеет случайного характера, а также заболевания или патологические состояния организма, возникшие в результате воздействия различных внешних факторов, но закономерно осложняющиеся угрожающим жизни состоянием.
В последнем случае важно определить конкретную вину лица, совершающего насильственные действия, и правильно квалифицировать его действия, что вызывается необходимостью разграничения причинной связи между нанесением повреждений здоровью потерпевшего и действиями преступника, с одной стороны, и влиянием различных внешних факторов на возникновение и развитие телесных повреждений.
Неопасный для жизни вред здоровью может иметь различную степень общественной опасности, что зависит от характера причиненных последствий. Он может приравниваться и к опасному для жизни вреду здоровью и является тяжким, если приводит к потере зрения, речи, слуха; потере какого-либо органа либо утрата органом его функций; неизгладимому обезображению лица; утрате общей трудоспособности не менее чем на одну треть или к заведомо для виновного полной утрате профессиональной трудоспособности; влечет за собой прерывание беременности, психическое расстройство[84].
Если не имелось направленности действий преступника на убийство, насильственные действия квалифицируются по ст. 111 УК РФ. В данном случае объектом преступного посягательства является не жизнь, а здоровье человека (при этом заболевание наркоманией и токсикоманией Правила судебно-медицинского определения степени тяжести телесных повреждений (далее – Правила 1978 г.[85]) не считали причинением тяжкого вреда здоровью).
Характер опасности насильственных действий законодатель определяет, опираясь на положения специальной науки – судебной медицины. Это вполне нормальное явление, так как частные науки являются одной из форм знаний объективной реальности. Но данный факт может оказаться и недостатком при правоприменении, ведущим к нарушению принципа законности, поскольку Правила являются подзаконным актом, а установление уголовной ответственности относится исключительно к компетенции федеральных органов.
В частности, в п. 13 Правил 1978 г. говорится, что «предотвращение смертельного исхода в результате оказания медицинской помощи не изменяет оценку вреда здоровью как опасного для жизни». Из буквального толкования данного положения не совсем понятно, можно ли относить к оказанию медицинской помощи действия самого преступника по предотвращению повреждений здоровью и сохранению таким образом жизни потерпевшего. Ведь лицо, применившее физическое насилие, может иметь медицинское образование.
От решения данного вопроса зависит субъективная сторона преступления, наличие деятельного раскаяния, стадия преступной деятельности, вопросы квалификации и, соответственно, решение вопроса об уголовной ответственности.
Недопустимость отсутствия криминообразующих признаков в понятиях уголовного законодательства отчетливо проявилась в ситуации утраты силы ведомственного акта, что создало определенный правовой вакуум, нежелательный для практики. Так, приказом Министерства здравоохранения РФ № 407 от 10.12.1996 г. «О введении в практику правил производства судебно-медицинских экспертиз» в целях унификации научно-методического подхода к практическому производству судебно-медицинских экспертиз и повышению их качества были утверждены Правила 1996 г. Эти правила были приведены в соответствие с уголовным и уголовнопроцессуальным законодательством России, а Правила 1978 г. были признаны не действующими на территории РФ. Правила 1996 г. были опубликованы в УК РФ с постатейными материалами под редакцией В. М. Лебедева[86]. Данное издание было рекомендовано, в частности, работникам правоохранительных органов и исправительных учреждений.
14 сентября 2001 г. Министерство здравоохранения «в целях упорядочения ведомственных нормативных правовых актов Министерства здравоохранения РФ» издает приказ № 361, согласно которого Правила 1996 г. утрачивают силу[87]. Каких-либо разъяснений о «вступлении» в силу Правил 1978 г. не дается. Высшие судебные органы государства никакого официального документа по данному вопросу не приняли и ничего не «упорядочивали». Правоохранительные и судебные органы, экспертные учреждения при квалификации физического насилия вынуждены руководствоваться Правилами 1978 г., несмотря на то, что в них иные определения физического вреда здоровью, т. е. Правила 1978 г. стали применяться по аналогии. Подобная ситуация в очередной раз свидетельствует о необходимости законодательного определения насилия и его признаков.
Соответственно при регистрации в Министерстве юстиции данных подзаконных актов необходимо тщательно проверять их на соблюдение принципа законности и не допускать вторжения министерств и ведомств в компетенцию федеральных органов.
По степени тяжести вреда физическое насилие можно классифицировать на причинение другому человеку: смерти, тяжкого вреда здоровью, средней тяжести вреда здоровью, легкого вреда здоровью и побоев.
Умышленное причинение смерти вменяется в вину в случае, если насилие привело к наступлению указанных последствий.
В. в ходе ссоры, перешедшей в драку, с целью убийства нанес Е. два удара ножом в область груди и живота, причинив последнему телесные повреждения в виде колото-резаного ранения грудной клетки с повреждением сердечной сорочки правого желудочка сердца, ранения хрящевой части пятого ребра, колото-резаной раны на передней поверхности желудка. От причиненных телесных повреждений Е. скончался на месте происшествия[88].
Преступление считается оконченным при полном и необратимом прекращении всех функций головного мозга. Смерть мозга приравнивается к смерти человека. Решающим для констатации смерти мозга является сочетание факта прекращения функций всего головного мозга с доказательством необратимости этого прекращения[89]. Момент же прекращения функций головного мозга зависит от совокупности внешних и внутренних обстоятельств. К внешним можно отнести форму и степень физического и психического воздействия на потерпевшего. Внутренние обстоятельства характеризуют состояние и жизненные ресурсы человека. Вместе с тем сложно определить, что посягающий осознает в полной мере внутренние резервы потерпевшего. Для этого преступнику необходимо обладание нерациональным знанием, например ясновидением. Но в настоящее время это является трудноуловимым и недоказуемым при помощи имеющихся в распоряжении работников правоохранительных органов криминалистических средств.
Такое положение может привести к ошибочной квалификации деяния. Особых вопросов не возникает, если смерть не наступила. Покушение на убийство будет правильно отражать вину в попытке причинить смерть лицу. Но когда человек умер, в случае, когда субъект посягательства, сознавая определенную опасность для жизни, рассчитывал на то, что организм потерпевшего сможет перенести и остаться живым, существует опасность объективного вменения. Сложности могут возникнуть при разграничении умысла виновного на причинение вреда здоровью или смерти. Данная проблема должна разрешаться на основании принципов и норм уголовно-процессуального права, в частности принципа субъективного вменения на основе полного, всестороннего и объективного исследования обстоятельств дела.
В основном не выясняются на практике внутренние причины совершения убийства, как, впрочем, и причинения иных последствий. В материалах фиксируются, как правило, не поясняющие внешнюю агрессию мотивы корысти, мести, неприязненные отношения или хулиганские, ревности и т. д. Кровавая очевидность последствий может делать неуместным вопрос, почему обвиняемым были совершены данные действия. Вместе с тем поведение субъекта может быть объяснено путем функционирования в психике человека идеального образа[90], который взаимодействует с окружающей средой.
Н. А. Носов разделяет криминогенные состояния в ситуационных убийствах на два типа. В первом случае образ индивида может быть чрезвычайно энергетичным (следствие внушения или самовнушения) и тогда субъект получает возможность актуализироваться в обычной среде. Во втором случае среда создает идеальные условия для актуализации обычного образа личности. Примером может служить состояние опьянения, когда психика индивида становится более восприимчивой к действительности. Но само по себе наличие указанных обстоятельств не приводит к убийству или причинению иных последствий, необязательно физических. «Беда возникает тогда, когда момент актуализации совпадает с ситуацией реального присутствия потенциальной жертвы»[91]. Принятое в теории и практике искусственное разделение насилия на физическое и психическое не позволяет раскрыть эту криминологическую ситуацию. Механизм ее возникновения и, соответственно, разрешения выявляется на психологическом уровне и рассматривается в следующих главах.
К тяжким последствиям относятся потеря зрения (утрата глаза или снижение остроты зрения до 0,04 и ниже), речи (утрата голоса или способности выражать свои мысли членораздельными звуками, понятными окружающим) или какого-либо органа (руки, ноги, половых или внутренних органов) либо утрату их функций, а также если насилие привело к значительной стойкой утрате общей трудоспособности не менее чем на одну треть либо к заведомо для виновного полной утрате профессиональной трудоспособности.
Тяжкими последствиями считаются также прерывание беременности в результате примененного насилия и возникновение психического расстройства. Факт беременности должен быть подтвержден на основании медицинских документов, учетных данных женщины и заключения судебно-медицинской экспертизы, что прерывание произошло в результате совершенного насильственного действия, а не явилось следствием индивидуальных особенностей организма женщины. Срок беременности значения для квалификации не имеет.
Оценку тяжести вреда здоровью, повлекшего за собой психическое расстройство, а также заболевания наркоманией или токсикоманией следует производить на основании заключения комплексной судебно-психиатрической, судебно-наркологической и судебно-токсикологической экспертизы с участием соответствующих специалистов.
Вред здоровью средней тяжести должен исключать признак опасности для жизни и последствия, характерные для тяжких последствий здоровью. Признаками такого вреда является длительное расстройство здоровью (временная утрата трудоспособности свыше 3 недель), а также значительная и стойкая утрата трудоспособности менее чем на одну треть.
В ходе возникшей драки А., 46 лет, запустил в знакомого ему Т., 62 года, табуретку, которой попал по голове. После того как Т. упал на пол, А. стал избивать его ногами по различным частям тела. Согласно заключению эксперта у гражданина Т. имели место телесные повреждения в виде закрытого внутрисуставного перелома мыщелка большеберцовой кости слева, перелома надколенника справа, оскольчатого перелома дифизов 3-5-пястных костей слева, перелома дистального метафиза 2-пястной кости слева, ушибленной раны головы, кровоподтеков в области головы, груди, верхних и нижней конечностей, которые повлекли вред здоровью средней тяжести по признаку длительного расстройства здоровья свыше 3 недель[92].
Признаками легкого вреда здоровью является кратковременное расстройство здоровья (временная утрата трудоспособности от 1 до 3 недель) и незначительная и утрата общей трудоспособности до 10 %[93].
Т. в процессе ссоры на почве личных неприязненных отношений нанес Ж. несколько ударов кулаком в лицо и один удар ногой по телу, а затем вытолкнул его из квартиры и продолжал избивать около дома, нанося удары кулаками в лицо и ногой по различным частям тела. В результате Ж. были причинены телесные повреждения в виде сотрясения головного мозга, открытого перелома костей носа без смещения, ушибов, кровоподтеков лица и нижних конечностей, ссадин левой половины грудной клетки, повлекшие легкий вред здоровью[94].
До внесения в УК РФ изменений и дополнений ФЗ № 162 от 8 декабря 2003 г. уголовная ответственность за умышленное причинение легкого вреда здоровью было незначительным и не превышало, в частности, одного года исправительных работ либо от двух до четырех месяцев ареста[95]. Внесенная в ст. 115 УК РФ ч. 2 повысила санкцию за причинение легкого вреда здоровью до двух лет лишения свободы, если деяние было совершено из хулиганских побуждении[96] .
Побои не составляют особого вида повреждений. Побоями называется неоднократное нанесение ударов потерпевшему. В результате такого насилия объективных признаков их воздействия может не быть вообще либо они могут возникнуть, но не должны содержать признаков причинения легкого вреда здоровью. То есть при нанесении побоев кратковременное расстройство здоровья может быть до 7 дней, но уже без незначительной стойкой утраты общей трудоспособности до 5 %, что позволяли сделать Правила 1996 года. На практике такие условия могут вызвать определенные сложности при квалификации побоев.
Г., 20 лет, желая разобраться со знакомой Б., потребовал нажать на кнопку «Стоп» и остановить лифт. Но Б. воспрепятствовала этому. Тогда Г. ударил потерпевшую ногой в область живота, а когда Б. от удара согнулась и присела, Г. нанес ей 810 ударов ногой в область грудной клетки и живота, причинив телесные повреждения в виде ушиба мягких тканей правого лучезапястного сустава, кровоподтека нижней конечности, левого предплечья, не причинившие какого-либо вреда здоровью. Когда двери лифта открылись на 7 этаже, Г. рукой вытолкнул Б. из него, отчего последняя, потеряв равновесие, упала и ударилась головой о стену. Действия Г. были квалифицированы по ст. 116 УК РФ[97].
По формам проявления насилие можно дополнительно классифицировать на истязание и жестокое обращение.
Истязания признаются самостоятельным составом преступления, предусмотренным ст. 117 УК РФ. Истязание – причинение физических и психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иных насильственных действий. Определяющим признаком истязания являются не столько причиненные последствия, сколько длительность и неоднократность побоев либо иных насильственных действий.
Если в процессе истязания причиняются последствия, указанные вст. 111 и 112 УК РФ, то они, согласно диспозиции ст. 117 УК РФ, подлежат самостоятельной квалификации.
Сложности в правоприменительной практике могут возникать при определении степени страданий потерпевшего. Как правило, доказательством признаются медицинские документы, свидетельствующие о фактах обращения последнего к врачам и наличия у него соответствующих повреждений здоровья или его нарушения. В подтверждение физических страданий достаточно легко указать объективные признаки насилия. Но психические страдания не всегда возможно зафиксировать либо провести разделительную границу между следствием от насильственных действий или в связи с индивидуальными особенностями организма потерпевшего. Одной из мер по предупреждению злоупотреблений в данной сфере может быть тщательное и комплексное изучение истории болезни потерпевшего.
Жестокое обращение как одна из форм насилия не является самостоятельным составом преступления. В некоторых составах, например доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ), неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156 УК РФ), жестокое обращение признается способом совершения преступлений. В других составах, в частности, при убийстве (п. «д» ч. 2 ст. 5 УК РФ), умышленном причинении тяжкого вреда здоровью (п. «б» ч. 2 ст. 111 УК РФ), умышленном причинении средней тяжести вреда здоровью (п. «в» ч. 2 ст. 112 УК РФ) говорится о совершении преступления с особой жестокостью. Законодателем содержание жестокого обращения или особой жестокости не раскрывается. Вместе с тем трудно выявить, чем, например, жестокое обращение отличается от истязания. Раскрытие содержания истязания дается в научной литературе и судебными органами.
Так, в ст. 156 УК РФ уголовную ответственность влечет неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем или иным лицом, на которое возложены эти обязанности, если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним. Вполне очевидно, что под жестоким обращением в данной статье подразумеваются причинение и физических, и психических страданий ребенку. В целях совершенствования уголовного законодательства необходимо либо привести оба понятия к единому, либо дать определение жестокого обращения и истязания, на основании которых возможно будет различать их между собой. Тогда под жестоким обращением может пониматься систематическое причинение только физических страданий различными насильственными действиями. Хотя, учитывая целостность психофизиологии человека, это является трудноразрешимой, если вообще не невыполнимой задачей.
По функциональной роли причиняемое насилие можно классифицировать по объекту преступного посягательства или по цели совершенного деяния, так как цель виновного как раз и определяет объект преступления: например, причинение смерти из хулиганских побуждений, с целью скрыть иное преступление, в целях использования органов или тканей потерпевшего. Неустановление или неточное установление цели поведения или мотивов может привести к незаконной и необоснованной квалификации, в частности совершение действий, связанных со служебным или общественным долгом, в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и т. д.
Нанесение вреда здоровью может служить достижению корыстных мотивов, удовлетворению половой или иной потребности, желанию самоутверждения и самореализации своих возможностей или достижение определенных интересов. Указанные мотивы и цели могут приводить к посягательству на совершенно различные объекты охраны уголовного права, что зависит от конкретных жизненных обстоятельств, в которых находится виновное лицо и к чему оно стремится. Направленность же поведения определяется его мировоззрением и сложившейся системой ценностей. Физическое насилие является лишь способом достижения поставленных целей и само по себе не может полностью характеризовать субъекта.
Б. хотел, чтобы Ш., сожительствующий с его сестрой, не продавал однокомнатную квартиру, полученную им по наследству после смерти матери Ш., а оставил ее своей 5-летней дочери. При этом Б. предупреждал Ш., что если тот продаст квартиру, то он его убьет. Ш. квартиру продал. Узнав об этом, Б. решил расправиться с Ш. и для этого пригласил его за город отдохнуть. Там он стал расспрашивать Ш. о причинах продажи квартиры. Когда последний стал оправдывать свои действия, Б. стал наносить удары ножом в разные части туловища. Когда Ш. захрипел, Б. перерезал ему горло[98].
По форме вины к совершенному насильственному действию и при наличии признака вменяемости можно говорить лишь об умышленной форме вины, так как физическое насилие представляет собой сложное действие, руководимое и направляемое сознанием выполняющего его человека в определенных целях и с различными мотивами. А отношение к последствиям насилия, исходя из классической трактовки форм вины, может быть как умышленным, так и неосторожным. Также разделением насилия на физическое и психическое объясняется тот факт, что по результатам социологических опросов, большинство респондентов, в том числе судьи (50 и 30 %), работники правоохранительных органов (57 и 43 %), персонал исправительных учреждений (71 и 84 %), правозащитники (90 и 67 %) считают, что виновность и мотивы не всегда устанавливаются соответственно как работниками правоохранительных органов, так и судьями.
В научной литературе справедливо отмечается, что «понятие “физическое” в юриспруденции, в том числе и в уголовном праве, не совсем соответствует аналогичному понятию в естественных науках. Фактически оно охватывает еще и химическое, и биологическое, и ядерное и иное воздействие на организм человека. Например, отравление потерпевшего каким-либо отравляющим газом или введение в его организм ядовитых химикатов есть воздействие химическими средствами. В уголовно-правовом же смысле это – разновидность физического воздействия. Таким образом, “физическое” здесь понимается как любое воздействие извне непосредственно на организм человека»[99], т. е. имеющее различный материальный характер.
Отсутствие системного подхода к явлению насилия вызывает определенные сложности в теории и на практике. Так, Р. Д. Шарапов отмечает, что «в теории уголовного права нет однозначного решения по вопросу о возможности признания физическим насилием случаев причинения физического вреда тайно, с помощью обмана или психического воздействия»[100]. Если признать существующую неразрывность этих двух понятий, ответ представляется однозначным. Любое изменение взаимосвязанной части влияет в определенной степени на другую. Ранее уже отмечалось, что психические явления и процессы имеют преобладающее значение в жизнедеятельности человека по сравнению с физическими, телесными.
Физические насильственные действия влекут за собой определенные материальные последствия. Если понимать их применение только к другому человеку, то речь идет о нанесении физического вреда. Но данным вредом насильственные действия не ограничиваются. В силу существования в окружающем мире психических явлений нанесением физического вреда человеку может быть причинен психический вред не только непосредственно потерпевшему, но и близким для него лицам. Так, к причинению тяжкого вреда здоровью относится физическое насилие, выразившееся в неизгладимом обезображении лица.
Такой вред считается неопасным для жизни, но является тяжким по своим последствиям[101]. Его тяжесть заключается в причинении потерпевшему психических страданий не только в связи со своей физической ущербностью. Вследствие того, что нанесенные повреждения постоянно напоминают потерпевшему пережитую неблагоприятную ситуацию, они влияют на его психическое состояние и характер поведения.
Психические страдания потерпевшего могут передаваться лицам, тесно связанным с последним и сопереживающих ему, что, в свою очередь, увеличивает психический вред личности. Нельзя исключить, что физическое насилие может причинить психический вред и окружающим, очевидцам преступления. В этом случае степень психического вреда будет зависеть от отношения к событиям и чувствительности индивида.
Именно в деянии происходит проявление и материализация идей, мотивов и целей человека, включая преступника. Таким образом совершению физического насилия предшествует установка индивида на допустимость такого поведения, т. е. психическая причина[102]. Любое деяние человека так или иначе вносит определенные изменения в существующие в мире отношения и взаимосвязи. Деятельность преступника вносит нежелательные, по мнению законодателя, изменения в окружающую действительность, затрагивая охраняемые законом права, свободы и интересы физических или юридических лиц, общества или государства.
Сказанное означает, что между наступившими последствиями и осознанными действиями человека необходимо установление реальной причинной связи, которую последний также должен осознавать. В целях защиты установленных в обществе отношений и упорядочения их в определенном направлении устанавливается уголовная ответственность за их нарушение.
В так называемых формальных составах: разбой (ст.162 УК РФ), терроризм (ст. 205 УК РФ), захват заложника (ст. 206 УК РФ) и т. д. для квалификации не обязательно наступление определенных материальных последствий. Однако это не означает, что общественно опасных последствий от указанных действий не наступает. Иначе бы отсутствовал один из признаков преступления – общественная опасность. Совершением таких действий человеку, обществу причиняется вред психического характера в различных формах: организационный, идеологический, политический либо иной неимущественный вред.
Отдельной разновидностью насильственных посягательств на охраняемые уголовным правом объекты является сексуальное насилие. Данное противоправное деяние является характерным примером психофизического насилия[103]. В ходе сексуального посягательства возможны как угрозы причинением физического вреда, так и нанесение различных телесных повреждений от побоев до умышленного убийства с отягчающими обстоятельствами.
Ф. был привлечен к уголовной ответственности по п. «б» ч. 2 ст. 131 и п. «б» ч. 2 ст.132 УК РФ при следующих обстоятельствах. Проезжая по городу в автомобиле со своими знакомыми, Ф. увидел одиноко стоящую девушку на автобусной остановке. Л., 23 года, направлялась на работу и ожидала дежурный автомобиль, который немного опаздывал. Время было 04 ч 05 мин. Ф. предложил ей проехать с ними, но последняя отказалась. Тогда Ф. и два его знакомых схватили Л. за руки, затащили в автомобиль и отвезли на квартиру. По прибытии на место Ф. и четверо его знакомых под угрозой насилия заставили Л. раздеться, после чего поочередно вводили члены в рот, влагалище и заднепроходное отверстие. Преступные действия совершались в течение трех часов. По заключению эксперта, у потерпевшей Л. были обнаружены кровоподтеки, разрыв слизистой оболочки прямой кишки[104].
Поскольку причины и мотивы сексуальных посягательств обладают сложной социально-психологической природой, представляется целесообразным вернуться к данному вопросу при рассмотрении причин возникновения и механизма действия психического насилия.
Существуют проблемы и законодательной техники. Так, однократное нанесение удара может квалифицироваться по ст. 116 УК РФ, что противоречит ее грамматическому толкованию. Предполагается разумным однократное нанесение удара не рассматривать как преступление, предусмотренное ст. 116 УК РФ в силу причинения незначительного вреда, а расценивать его как оскорбление действием, т. е. квалифицировать по ст. 130 УК РФ. Возможен другой вариант разрешения ситуации: изменение редакции ст. 116 УК РФ, позволяющей к побоям относить и однократное нанесение удара или иного насильственного действия.
Отдельные авторы, в частности В. И. Симонов, к физическому насилию относят результат совокупного действия людей и сил природы, поведения других людей, животных и т. д., если такие действия совершались сознательно, а силы и закономерности управлялись людьми[105]. При названных условиях наступившие по вине субъекта последствия действительно должны характеризовать преступный вред.
Следует обратить внимание на способность насилия воздействовать на все, что имеет пространственную и временную структуру в окружающем нас мире и отражается на человеке через его органы зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса. Поэтому последствия насилия не всегда выражаются в прямом физическом проявлении результатов преступного деяния. Так, например, при угрозах убийства, клевете или оскорблении сущность насилия проявляется в словах, жестах, иным способом[106] или формой[107] информационного воздействия на потерпевшего. Материализация результата преступного посягательства в этом случае имеет сложный и опосредованный психикой индивида характер.
Реальность угрозы для потерпевшего должна иметь как субъективный, так и объективный характер. Иначе в случае чрезвычайно мнительной психики потерпевшего возможно объективное вменение уголовной ответственности субъекту действий либо последствий, не являющихся общественно-опасными. Одновременно будут выявляться обстоятельства, способствующие совершению насильственных преступлений.
Как подтверждают результаты проведенных исследований, отсутствие понятия насилия приводит к различному смысловому полю в сфере указанных отношений. Из различных категорий опрошенных большинство относит к психическому насилию любую угрозу. Так считают 43 % опрошенных мужчин, а из женщин такого мнения придерживаются лишь 15 % респондентов. Наибольшие показатели дал опрос студентов 5-го курса юридического факультета (80 %) и 84 % осужденных за тяжкие преступления. У части опрошенных наблюдается разброс мнений от угрозы причинением материального вреда до причинения морального вреда или угрозы насилием. Меньше всех признают любую угрозу психическим насилием сотрудники РОВД, т. е. непосредственно те, кто осуществляет правоприменение.
Как отмечалось, в теории уголовного права различают два пути воздействия на психику человека: информационный и внеинформационный. Последний способ означает воздействие на психику при помощи наркотических средств, психотропных веществ и сильнодействующих лекарств либо электронной стимуляции мозга человека. Сомнительно данный способ относить к психическому насилию, так как здесь опосредствующим элементом являются различные предметы материального мира или физический контакт с определенными участками мозга.
Вместе с тем в соответствии с Уголовным кодексом Франции 1992 г. торговля наркотическими средствами является объектом посягательства на физическую и психическую неприкосновенность[108], поскольку в результате потребления наркотических средств разрушается физическое и психическое здоровье. По этим основаниям ст. 222-15 Уголовного кодекса Франции 1992 г. предусматривает строгую уголовную ответственность за назначение в виде лекарств вредных веществ, которое привело к посягательству как на физическую, так и психическую неприкосновенность[109].
Поскольку информация имеет объектом своего основного воздействия психику человека, нельзя не затронуть вопросы психологии поведения человека. В. И. Даль охарактеризовал человека как «высшее из земных созданий, одаренное разумом, свободной волей и словесной речью»[110]. В последнее время ученые находят все больше доказательств сложности человеческого организма. Актуальность данного вопроса в теории уголовного права также не отрицается[111].
Длительное время считалось, что основные вопросы психологии можно научно объяснить с точки зрения диалектического и исторического материализма. Как отмечает П. Я. Гальперин, увлеченные перспективой объективного изучения предметной деятельности субъекта, мы не учли, что «проблема деятельности» внутренне связана с роковым вопросом о предмете психологии и довольствовались его интуитивным пониманием. Отсутствие теоретического преодоления его традиционного понимания исподволь, но «наглухо» закрывало путь к пониманию деятельности человека и его проблем[112].
В психологии имеет значение не содержание предметного действия само по себе, а то, как это содержание понимается субъектом и служит ему основанием для исполнения этих действий[113]. Абстрагироваться от этого и принимать данный процесс лишь за факт как таковой приведет нас к неправильному выводу, что недопустимо в психологии и тем более, в уголовном праве. Еще в 1982 г. А. Р. Ратинов обратил внимание на то, что наиболее актуальным является развитие научных исследований, в частности юридической психологии, не вширь, а именно вглубь[114]. Но этому мешает догматизм нашего мышления, который приводит к тому, что, по словам И. И. Карпец, происходит не углубленное изучение проблемы, а топтание на месте[115].
Л. Д. Гаухман и С. В. Максимов консервативность уголовного законодательства справедливо связывают с тем, что его нормы затрагивают основные права и свободы личности[116], но именно по этой причине консервативность не должна превращаться в застой и препятствие к изменению законодательства. Другое дело, что должен быть взвешенный, последовательный и научный подход к разрешению ситуации.
По мнению С. П. Никанорова, целенаправленные исследования в конечном счете обеспечивают открытие требуемых эффектов. Если же они отсутствуют, то тем самым возникает основание для пересмотра сделанных предложений[117]. И если стремление к абсолютно полному и достоверному знанию, полагает В. М. Богуславский, неосуществимо[118], добавим в силу ограниченности человеческого разума материальным миром, то это не должно приводить ни к отказу от глубоких научных исследований ни, тем более, к препятствиям, в том числе в сфере нормотворчества[119].
Психические состояния не есть чисто духовные явления, обособленные от телесных процессов. Последние посредством высшей нервной системы через эмоции и чувства переводят окружающую реальность в психическое отражение мозгом данного человека. Воздействие на один элемент неизбежно приводит к изменению другого и наоборот.
Психическим состоянием называется «устойчивость проявлений психики индивида, их закрепленность и повторяемость в структуре его личности… К психическому состоянию относятся проявления чувств (настроения, аффекты, эйфория, тревога, фрустрация и др.), внимания (сосредоточенность, рассеянность), воли (решительность, растерянность, собранность), мышления (сомнения), воображения (грезы) и т. д.»[120].
Психическим процессом называют «непрерывный, никогда изначально полностью не заданный, а потому формирующийся и развивающийся, порождающий те или иные продукты или результаты (психические состояния и образы, понятия, чувства, решение или нерешение задачи и т. д.)[121]. Психические процессы не представляют собой определенную последовательность тех или иных стадий во времени. Это более сложное интегративное явление, формирующееся в ходе непрерывно изменяющегося взаимодействия индивида и внешнего мира и также непрерывно развивающегося, «все более полно отражая эту динамичность окружающей действительности, участвуя в регуляции всех действий, поступков и т. д.»[122].
Психические процессы неразрывно связаны с деятельностью индивида, его мотивацией, способностями и актуальными для него потребностями. На каждом этапе своего развития человек исходит из сложившихся на настоящий момент целей, мотивов и потребностей, поэтому он является не только биологическим существом, на поведение которого действуют инстинкты самосохранения и выживания, но и социальным, т. е. продуктом развития своего общества. В ходе дальнейшей деятельности происходит постоянное преобразование указанных аспектов психических процессов. Сложность анализа заключается в том, что на психические акты оказывается воздействие не только осознанного, но и неосознанного, обеспечивая непрерывность психического процесса и проявляя его «в тесной взаимосвязи познавательного и аффективного компонентов любого психического акта»[123].
Психика возникает на определенном этапе биологической эволюции живого существа, выступая в «качестве одного из ее факторов, обеспечивая возрастающую по сложности приспособляемость организма к условиям существования»[124]. Но только психика человека формирует особое ее свойство – сознание как высший регулятор деятельности индивида и его личность, которое в своей основе опирается на память с ее свойствами распознавания прошлого или будущего в настоящем и врожденные инстинкты или приобретенные навыки научения.
Если физическому проявлению насилия свойствен открытый противозаконный способ, то для различных форм психического воздействия, практически не учитываемых в настоящее время уголовным законодательством, характерен скрытый способ. В. П. Шейнов под скрытым управлением человека понимал воздействие на него со стороны инициатора, при котором истинная цель скрывается от адресата а на первый план выдвигается иная, привлекательная для потерпевшего цель[125]. Иными словами, в основе скрытого управления индивида всегда имеется определенный обман, введение его в заблуждение. Происходит это, как правило, путем внушения или убеждения. Воздействие будет успешным в тех случаях, когда у человека, как сказал В. М. Бехтерев, не будет оснований для критики и суждения[126].
Способность психического воздействия приводить к масштабным последствиям нельзя назвать новым явлением. В истории и ранее имели место процессы, в том числе массового характера, в основе которых находилось психическое воздействие. Это естественно, поскольку, как отмечает В. С. Сокольский, человек связан с окружающей средой многочисленными информационными связями, которая осуществляется через подсознание индивида[127]. Именно с этой точки зрения можно найти объяснения примерам, которые приводит В. М. Бехтерев, описывая различные психопатические эпидемии в истории, в частности бессодержимости, имевшие место в Средние века. В основе данных явлений исследователь видел внушение, взаимовнушение и самовнушение, основанные на преобладающих воззрениях народных масс данных эпохи, общества или местности[128].
Все указанные элементы психического воздействия возникают, развиваются либо исчезают только при помощи информации. Но если раньше сфера такого насилия была уделом господствующих классов, то в век информационных технологий безграничное воздействие становится доступным любому, у кого есть соответствующие материальные средства. Возможные последствия опасны своей непредсказуемостью и непродуманностью. Роль и значение преступного психического посягательства выходит за рамки уголовного законодательства.
Основным элементом психического насилия является информация. А в современном информационном обществе, отмечает Л. А. Морозова, информация является уже производительной силой и «рождает власть «высшего уровня»»[129]. В условиях научно-технического прогресса и качественного увеличения информационного потока, указывает Б. С. Волков, особенно актуальным становится научная разработка теоретических проблем и их всесторонний анализ[130]. Тем более, что проблема не только в объеме информации, но и в ее качестве и истинности. Это позволяет А. А. Матвеевой выделять среди глобальных проблем современности, имеющих мировой уровень, проблему информационной безопасности[131], что имеет прямое отношение к психическому насилию. В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации констатировалось, что от обеспечения информационной безопасности зависит национальная безопасность Российской Федерации, и эта зависимость в ходе технического прогресса будет возрастать[132].
Тем не менее в правоприменительной практике складывается парадоксальная ситуация: психика индивида является наиболее уязвимым его местом, а значение психического насилия в правоприменительной деятельности недооценивается. Формы психического насилия зависят от навыков и жизненных установок личности, причем степень его воздействия зависит в большей степени от воспринимающего. Одна и та же угроза может одного человека парализовать, а другого – привести к оборонительным действиям, порой даже чрезмерно активным и переходящим в наступательные. Без психологии и изучения предшествующей жизни субъектов дать правильную квалификацию затруднительно.
Разнообразие форм психического насилия либо его воздействие возможно понять, учитывая роль и значение насилия, а также мотивацию его применения в поведении сторон. Насильственным действиям предшествует определенное взаимодействие условленных единиц: преступника и жертвы. Вычленение при анализе насилия поведения потерпевшего в различных формах также вряд ли будет способствовать установлению истины и правильной оценки деяния. В настоящее время данные аспекты насилия до конца не исследованы и нередко наблюдается упрощенный подход к ним в теории уголовного права и криминологии, не говоря уж о правоприменительной практике. Исследователи раскрывают различные стороны и формы насилия, но его суть и генезис остаются в стороне.
Характерный для психического насилия информационный способ, или нематериальное воздействие, заключается в передаче сигнальной и значимой для адресатов информации, способной повлиять на его психическое состояние или психические процессы. Данная информация может передаваться словами, жестами, определенными телодвижениями, содержащими явную или скрытую угрозу в целях изменения поведения потерпевшего либо иными действиями, оказывающими влияние на последнего через подсознательное в его психике. В частности, воздействие происходит путем изменения частоты колебаний мозга потерпевшего за счет внешних источников генерации, способные привести к различным аффектированным состояниям и последствиям, вплоть до самоубийства.
На практике информационный способ воздействия на человека сводится в основном к исследованию вербальных средств воздействия, т. е. учитываются слова, сказанные субъектом насилия потерпевшему. Ориентир на вербальное проявление как критерий наличия или отсутствия опасности поведения человека является примитивным, ненадежным доказательством соответствия формы и содержания деятельности человека. По свидетельству Г. Бейтсона, при помощи слов в процессе общения людей передается лишь 8 % информации, остальная сообщается невербально[133].
К тому же слова могут определяться сознанием правоприменителя в буквальном смысле и (или) в соответствии со своим личностным смыслом, а потому может быть скрыт истинный смысл и цели правонарушителя, ориентированные на конкретную личность. Особенно характерно это проявляется во время уголовного судопроизводства. Г. С. Абрамова указывала на существование неосознанных аспектов восприятия реальности органами чувств[134].
Субъективность психических явлений, оценок степени их общественной опасности, а также механизм психического воздействия можно объяснить тем, что человек живет, как отмечает С. Г. Кара-Мурза, в двух мирах – в мире природы и мире культуры, а по-другому – в мире вещей и мире знаков[135]. Любое насилие применяется в целях управления человеком, когда последнее удовлетворяет какие-либо внутренние или внешние потребности субъекта преступления. Если физическое насилие является грубым и открытым вариантом воздействия, то психическое – изощренным и скрытым. В мире вещей – материальных, осязаемых, наглядных и очевидных – управлять человеком возможно только при помощи физического насилия. Область психического насилия безгранична лишь в мире знаков, в мире психических образов.
Из древнегреческой философии пришел термин «логос», одновременно означающий «слово» (а также предложение, высказывание, речь) и «смысл» (понятие, суждение или основание). На заре человечества, развитие которого в некотором роде (этапы познания окружающего мира) повторяет каждый человек в процессе своего развития до момента сознательной жизни, каждое слово наделялось определенным смыслом и в неразрывном единстве проникало в подсознание индивида.
Таким образом, бытие человека происходит в особой, созданной им при помощи слова части искусственного мира культуры, которая называется логосферой. Изначально в этой структуре слово наделялось определенным смыслом. Как отмечает С. Г. Кара-Мурза, логосфера включает в себя язык как средство общения и все формы вербального мышления, т. е. словесного выражения мыслей[136].
Получив психическую интерпретацию объективной действительности, человек руководствуется ею в своем дальнейшем сознательном поведении. Т. Н. Березина внутренний мир личности в широком смысле слова считает формой психического существования вообще, а в более узком смысле – формой существования внутренних образов[137]. Психические процессы, являясь обратной связью индивида с окружающей средой, превращают его в саморегулирующуюся и самонастраивающуюся систему. Слово вызывает у человека определенный внутренний, психический образ, который для конкретного индивида является реальным и имеет криминологическое и уголовно-правовое значение.
В процессе развития человечества указанные закономерности были обнаружены и стали использоваться в качестве средств преступного воздействия на людей в целях управления их поведением в своих интересах. Для этого оказалось достаточно отделить слово от заключенного в нем смысла, мира вещей. С этого момента, как замечает С. Г. Кара-Мурза, слово перестало «выражать заключенную в вещи первопричину»[138], упорядоченное бытие начало разрушаться, а человек стал жить в разделенном мире[139]. Знаковые звуки-символы превратились в искусственный, специально созданный и приспособленный язык, имеющий власть над подсознанием человека. Устранение из слова истинности, самоценности, первоначального смысла превратило слово в средство преступного посягательства на психику человека. Такие же цели преследует и внедрение в сознание нового языка или неоправданное заимствование иностранных слов. В результате смысл явления искажается до обратного. К примеру, вряд ли кто заявит, что он хочет стать «убийцей», а сказать, что он «киллер» вполне реально и для кого-то привлекательно. С. Г. Кара-Мурза отмечает такие явления, как «семантический» и «фонетический» террор[140].
Помимо слова на человека по той же схеме оказывают влияние зрительные образы. Последние возникают в результате восприятия информации при помощи зрения. Источниками информации являются различные формы культуры, в частности театр, кино, телевидение, живопись и иные наглядные изображения, включая внешнее поведение человека с его жестами, мимикой, положением частей тела и т. д. Тексты, как содержащие слова, имеющие смысл, также относятся к средству управления. По этой причине, например, в Уголовном кодексе Франции 1992 г. разделяются угрозы различного насилия, материализованные в письменном виде[141]. С. Г. Кара-Мурза указывает на иные знаковые системы, нередко имеющие влияние на индивида вопреки его правам, свободам и законным интересам: язык чисел; акусфера, т. е. мир звуковых форм культуры; сигналы запахов[142].
Влияние языка чисел можно оценивать по различным отчетам, докладам, программам и т. и., в результате которых обилие цифр и их смысловое значение может создать у человека нужное субъекту информации мнение. Под воздействием последнего лицо может сделать определенные действия, которые причиняют различный вред его охраняемым интересам. Например, в результате вызванного у человека тревожного состояния от нестабильности общества и нагнетания мысли о худшем он может вложить все свои сбереженные деньги в какую-либо финансовую пирамиду типа «АО “МММ”», для почитателей Востока и его целостной мудрости предложат «АО “Тибет”» и т. д. В основе деятельности подобных учреждений лежит скрытый обман и заблуждение, т. е. психическое воздействие на поведение человека. В недалеком прошлом подобными аферами многим был причинен немалый материальный и психический вред, а виновные в этом не понесли заслуженной ответственности.
Особенность влияния звуковых форм культуры, отмечает С. Г. Кара-Мурза, заключается в том, что они воздействуют на чувства, минуя разум[143], т. е. затрагивают более глубокие слои психики личности и потому также должны относиться к преступному насилию. Звук представляет собой определенные колебания по амплитуде и частоте. На подсознание может влиять каждый элемент и их совокупность в бесчисленной вариации, что проявляется индивидуально. В реальности это выражается в громкости, темпе речи, интонации, тембре и т. д. Старшим поколения нашего общества хорошо известно влияние на сознание сообщений сводок Советского информбюро, которые произносил Левитан.
Особенность звукового воздействия на людей использовали и могут использовать для дезинформации и скрытого управления индивида, группы лиц или общества. В этих же целях может использоваться, указывал Хайдеггер, также отсутствие звука, тишина, техника молчания как подсознательная коммуникация людей[144]. Так, Уголовный кодекс Франции 1992 г. относит к посягательствам на психическую неприкосновенность, звуковые агрессии в виде недоброжелательных телефонных звонков[145], а также злостное нарушение тишины, неоднократно совершаемое с целью нарушить покой другого лица. Подобные действия согласно ст. 222-16 Уголовного кодекса Франции 1992 г. наказываются одним годом тюремного заключения и штрафом 100 тыс. франков[146].
Что касается сигналов запахов, то каждому известно их мощное, к тому же нередко скрытое воздействие. Недооценку данного факта С. Г. Кара-Мурза считает странным[147]. Современное развитие химической промышленности позволяет создавать всевозможные аналоги естественных запахов продуктов растительного, животного мира. Принося громадную прибыль производителям ввиду их дешевизны, они тем не менее способны причинить вред здоровью или жизни потребителя. Преступное психическое воздействие при помощи таких средств, как сигналы запахов, определяется в совокупности с возникающими подсознательными образами конкретного человека, связанными с данным запахом. Окружающая реальность искажается, и человек ведет себя по-иному, т. е. не так, как бы он поступил при отсутствии применяемого виновным раздражителя. Если в результате этого причиняется какой-либо вред правам, свободам или законным интересам личности, такое воздействие следует относить к преступному насилию.
Человек в целом представляет собой неразрывную психофизиологическую субстанцию, в которой физическое насилие обусловлено психикой личности, а психическое состояние индивида вызывает и формирует соответствующие физические формы его проявления в объективной реальности. Поскольку психика человека отражает окружающую действительность, выполняя роль сигнальной и управляющей системы в его выживании и приспособлении к изменяющимся условиям, то и психическим насилием следует признавать любое воздействие на психические процессы индивида, нарушающее его нормальную деятельность.
Психическому насилию подвергаются также и судьи, и потерпевшие, и свидетели по уголовным делам[148], что приводит к высокой латентности опасных преступлений и крайне отрицательно сказывается на динамике и структуре преступности.
Для оценки опасности психологического воздействия на личность, а также для выяснения истины в последующем необходимо использовать критерии оценки имплицитного, т. е. скрытого поведения, к которым можно отнести мимические и голосовые выражения, жесты кисти руки, позы тела и его расположение в пространстве. Как отмечал В. Вундт, слова как звуковые обозначения вызывают у воздействуемого ассоциации с определенными объективными процессами[149], которые для человека являются реальными. Исследователи Экман и Фризен установили, что наибольшей информативностью обладают мимические знаки, затем идет кисть, ступня и нога. Согласно их гипотезе, части тела, обладающие меньшей емкостью канала, дают больше информации о неискренности. Иными словами, как отмечает, А. Меграбян, положение ступней или ног человека передает наибольший максимум информации о скрываемой эмоции (или мотивах, целях. —И. П.)[150].
Как уже говорилось, с развитием техники, расширением информационных средств сообщения все большую актуальность начинает приобретать психическое насилие. Его опасность определяется неочевидностью и скрытностью воздействия на людей. Но в Уголовном кодексе РФ в настоящее время нет адекватных мер реагирования на опасные проявления такой деятельности человека. И потому насилие чаще уже выполняет не совершенствующую[151], а деструктивную, разрушительную роль в обществе.
Проявление насилия характеризует также формы и средства воздействия на объект воздействия, отражающие его потребности, обусловленные, в свою очередь, мотивами.
Природа манипуляции поведением человека, отмечает С. Г. Кара-Мурза, проста и состоит в наличии двойного воздействия на психику индивида. Первый уровень представляет собой открытое сообщение. Наиболее важным в управлении является второй уровень воздействия, при помощи которого объекту посылается «закодированный» сигнал. Действие второго уровня основано на уже имеющемся у адресата «неявном», подсознательном знании, которое влияет на его чувства, мнения и запускает процесс воображения в необходимом субъекту преступления направлении[152].
Таким образом, у насилия имеются дополнительные к общему понятию преступления признаки: открытый способ преступного воздействия, характерный для его физической формы, и скрытый способ, свойственный для психического воздействия.
Сфера проявления деятельности субъекта насилия может иметь несколько уровней проявлений преступного посягательства. К первому, внешнему (низшему) уровню, относятся последствия в виде причинения смерти, вреда здоровью, ограничение или лишение иных прав, свобод, законных интересов. На втором уровне вред может проявляться в виде различных соматических заболеваний и (или) расстройств. Третий, глубинный уровень, затрагивает нарушение внутреннего спокойствия человека, гармоничного развития его или определенного сообщества. Единство и взаимосвязь последствий насилия определяется единой центральной нервной системой индивида.
Следовательно, воздействие на человека оказывает не только реальное применение действий физического характера. Даже их угроза способна влиять на человека и заставлять изменить поведение в ущерб правам и свободам потерпевшего. По результатам проведенных нами социологических исследований, до 63 % респондентов отмечают невозможность защититься от психического воздействия. Тем не менее его значение в правоприменительной деятельности недооценивается.
В Уголовном кодексе РФ под психическим насилием понимаются различные действия. Вместе с тем в правосознании различных людей отношение к такому посягательству крайне неравномерное. Только 100 % опрошенных судей считают психическим насилием любую угрозу. Среди других категорий респондентов не наблюдалось такого единообразия. Так, до 21 % студентов юридического факультета, 30 % осужденных женщин, 47 % женского и 29 % мужского персонала РОВД отнесли к психическому насилию угрозу причинением морального вреда. 24 % студентов, 20 % осужденных женщин, 23 % женского персонала РОВД отнесли к психическому насилию угрозу нанесением телесных повреждений.
Непосредственно уголовная ответственность за угрозу насилием предусмотрена в ст. 119 УК РФ. В указанной статье наказуемыми являются угрозы только убийством или нанесением тяжкого вреда здоровью. Среди других форм психического насилия по УК РФ можно отметить угрозу причинением физического насилия, а именно – средней тяжести вреда здоровью, легкого вреда здоровью, нанесения побоев; угрозу уничтожения, повреждения или изъятия имущества (ст. 133); угрозу распространения сведений, позорящих потерпевшего или его близких, либо иных сведений, которые могут причинить существенный вред правам или законным интересам потерпевшего или его близких, то есть шантаж (ст. 163).