Ягодное лето Михаляк Катажина

«Областное управление «Счастливица» объявляет торги на имение «Ягодка», находящееся в собственности Министерства сельского хозяйства. В состав имения входят…»

И далее следовало краткое описание дома, парка и земель.

А в конце – цена.

Полтора миллиона злотых.

Габрыся откинулась на спинку сиденья, с трудом сдержав возмущенный вопль.

Полтора миллиона?! Полтора…

Да они совсем там сдурели, что ли?! Эта цена была взята явно с потолка. Наверняка, какой-то нувориш или родственник мэра присвоил себе имение, организовал эти торги, в которых никто не будет участвовать, и потом через пару месяцев оформит поместье себе в собственность за сущие копейки или даже совсем бесплатно.

Все оставшееся время полета Габриэла провела в мрачных раздумьях.

Не может быть, чтобы все это было случайностью, совпадением. Ведь ее не должно быть в этом самолете – она же не победила в конкурсе и не должна была лететь на международный конкурс. Она не должна была читать эту газету – ведь она приготовила себе в полет чудесную и очень интересную книжку, но по случайности засунула ее в багаж, а ведь книжка лежала отдельно от других вещей.

Но несмотря на все эти «не должно было быть», Габрыся сидела сейчас здесь с газетой в руках. С газетой, которую открыла именно на той странице, где находилось объявление про «Ягодку».

Нет, определенно это был знак судьбы.

Она даже не заметила, что самолет приземлился, и опомнилась только уже идя по аэропорту Туниса. Она не жевала жвачку во время посадки.

Зато, как только их выпустили из самолета, она схватила мобильный телефон и набрала номер Малины, несмотря на то что звонок должен был съесть кучу денег.

Малина! Ведь она в семье была специалистом по трудным и безнадежным делам.

– Привет, сестрица. Слушай, у меня к тебе просьба. Очень большая, просто огромная просьба! Если ты ее выполнишь – я тебе буду благодарна до конца жизни и никогда, никогда не припомню, что… ну ладно, ничего не припомню. Да, да, сейчас скажу, что за просьба, – она прервалась на секунду, спускаясь по трапу самолета. – Нет, еще нет, я тебе из аэропорта звоню. Там выставили на продажу имение моей тети, той самой, которая меня воспитала. Она очень любила это место, а коммуняки у нее его украли. А теперь вот эти торги, и цену они заломили в полтора миллиона злотых, а ведь тетя его законная собственница! Ты должна найти эту виллу и документы, которые подтверждали бы право собственности тети на нее. Доказать, что это частная собственность. Сможешь? Займешься этим делом? Очень, оооооочень тебя прошу!..

Услышав: «Разумеется!», Габриэла чуть не упала в обморок – так велико было нервное напряжение. Два долгих часа в самолете Габриэла металась между надеждой и страхом, теперь оставалась только надежда.

Она попрощалась с новообретенной сестрой и последовала за своей съемочной группой. Оливер подошел к ней, неся тяжелую дорожную сумку. Она смотрела на него так, будто видела впервые: красивый, стройный, уверенный в себе и в своем неотразимом обаянии, под которое попала и ее сестра. Да, возможно, он и был воплощением всех самых сокровенных желаний и самых сладких девичьих снов о принце из сказки, но она, Габриэла, уже выбрала. Другого. Поэтому она могла позволить себе дружески улыбнуться своему приятелю, понимая, что они целый месяц будут рядом друг с другом. Близко. Но никогда уже не будут по-настоящему БЛИЗКИМИ.

В эту секунду пикнул телефон – пришла смска. Она взглянула на экран.

«Люблю тебя. Возвращайся поскорее. Павел».

Теплая волна разлилась в сердце девушки.

– Твоя фишка – твоя неправильная нога, – заявил Гном.

– Она уже правильная, – возразила Габриэла, похлопывая себя по лодыжке. В окружении команды, которая работала с ней на шоу: визажистка, парикмахер, стилист, хореограф и еще парочка других, с которыми она только сейчас познакомилась, – она внимательно слушала Тадеуша.

– Окей, была неправильная. И в клипе с презентации в этом сможет убедиться весь мир. И жюри. Нам нужно их поразить и восхитить. Что скажешь насчет… насчет балета?

– Балет? – Габриэла едва выговорила это, потому что у нее захватило дух.

По понятным причинам она никогда в жизни не танцевала вообще, не говоря уже о балете.

– Ну да, именно. Балет. Ты любишь балет?

Ох, она обожала балет! Из года в год она ходила в Театр оперы и балета: и на «Спящую красавицу», и на «Лебединое озеро», а самый любимый балет у нее был…

– «Щелкунчик», а?

Она аж подпрыгнула, когда услышала слова хореографа.

– Танец Феи Драже из балета «Щелкунчик». Что скажешь?

– Ущипните меня… – только и прошептала она.

Гном подошел к проигрывателю, всунул диск – и через секунду раздались первые такты чарующей музыки. Все уставились в экран телевизора.

Танец Феи Драже в исполнении Ларисы Лежниной был настолько совершенен, что от него захватывало дух. Это было какое-то невероятное искусство, чудо грации и легкости, красота в чистом виде. И именно так – не дыша, со слезами восторга в глазах – смотрела этот танец Габрыся, а в конце неожиданно зааплодировала, потому что на эти две минуты она перенеслась в Оперный театр. Потом опустила руки, увидев, что теперь на нее уставились все члены съемочной группы.

– Ну что? – буркнула она смущенно. – Просто мне очень понравилось, это же классно.

– Да нет, нет, не об этом речь! – замахал на нее руками пан Тадеуш. – Ты что скажешь об этой идее? Принимаешь вызов?

– Вы о том, что я могу станцевать, как это видение в розовой пачке?

– Вот пачку получишь точно такую, это я тебе обещаю, мы тебе найдем! И даже диадему такую же тебе наденем! Я тебя спрашиваю: согласна ли ты попробовать… не станцевать – это будет ясно только в день финала, получится ли… А просто пока попробовать?

– Габи, на самом деле это не так уж трудно, – неуверенно вмешался хореограф.

Габриэле очень хотелось крикнуть: «Люди, вы что, с ума посходили?! Две минуты танца на пуантах?! Пируэты на калечной до недавнего времени ноге?! Простите, конечно, но за чудеса у нас отвечает сам Господь Бог, а не я!»

Но…

На самом деле она хотела попробовать!

Раз они вообще нормально относились к этому как к вполне возможному явлению, к тому, что Габрыся за месяц может превратиться в Фею Драже, – значит, это не было нереально в принципе. А о том, чтобы танцевать в балете, Габриэла мечтала всегда, с самого детства, хотя никогда никому в этом не признавалась по очевидным причинам. Разве можно было мечтать об этом с этой искривленной, укороченной конечностью?

А сейчас обе ноги у нее были здоровые и, после нескольких месяцев реабилитации, сильные, и поэтому…

– Что ж, нас ждут довольно напряженные четыре недели, – громко провозгласил Гном, увидев в глазах девушки молчаливое согласие. – Габи, все зависит только от тебя – от силы твоего характера, от твоей решимости. Мы, конечно, будем тебе всячески помогать и поддерживать, но тебе придется работать на износ. Но тогда зато тридцатого сентября… ух, дадим жару!

Все разулыбались, с симпатией глядя на Габриэлу.

– Ну так что? – вскочила она с места. – Начинаем?!

Вообще она не верила в то, что что-то получится, до того самого дня, как прибыла розовая пачка – идеальная копия той, из Оперного театра.

Габриэла три недели обливалась потом, кровью и слезами, сражаясь со своим непокорным телом и пытаясь заставить его сделать то, чего хотел от нее хореограф. Она стояла у станка с утра до ночи. Не раз буквально падала в обморок от усталости или от боли, потому что эта боль – боль во всем теле, каждая клеточка ее, казалось, вопила от боли и просила пощады – была просто невыносимая. Габриэлу приводили в чувство, массировали, делали ей компрессы – холодные, горячие, растительные, глиняные, применяли медицину традиционную и нетрадиционную – все, только чтобы тело снова было в состоянии тренироваться и работать.

К станку Габриэла практически приросла. Свое отражение в огромном, на всю стену, зеркале она уже видеть не могла: измученная, плачущая от боли горе-балерина…

Так было до того дня, когда стилистка принесла довольно большую коробку.

Как раз в это утро у Габриэлы случился кризис. Она просто больше не могла – силы закончились. Хотя нет, силы закончились еще пару дней назад. Она мечтала только о том, чтобы ее наконец погрузили в самолет до Варшавы, и ни о чем больше. Скрючившись в уголке зала, она безмолвно плакала, уткнув лицо в колени, а сидящий напротив нее психолог пытался как-то мотивировать ее и вдохновить на новые усилия. Но безуспешно.

Она слышала, что кто-то входит в зал, но даже головы не подняла, ей было совершенно все равно. У нее болело все: шея, плечи, на правую ногу она вообще не могла встать, что уж там говорить о пируэтах, которые она репетировала на протяжении долгих часов.

– Я не согласна! – крикнула она отчаянно, когда над ней с тревожным лицом склонился Тадеуш. – Я просто больше не могу, понимаете? Я вообще никогда больше не смогу встать на эту чертову ногу!

– Ладно, ладно, это трудно. Ты попробовала – не получилось. Ничего страшного. Никто тебя за это в гарем не продаст.

– Нет? – в голосе Габриэлы послышалась нотка разочарования, ей даже самой смешно стало.

– Нет. Но ты все равно получишь от нас подарок. Даже два. Нет, даже четыре.

Стилистка с загадочной улыбкой положила перед Габриэлой большую коробку и открыла крышку. Глазам девушки предстала торжественно возлежащая на белой шелковой подушке пачка бледно-розового цвета.

Габриэла не удержалась от восторженного вскрика.

Гном открыл коробочку, которую держал в руках: на гранатовом бархате сверкала тысячами маленьких бриллиантиков диадема.

– Примеришь? – предложил психолог.

Очарованная, Габрыся только кивнула головой. Она с трудом поднялась, опираясь на хореографа, а через мгновение, в розовой пачке и с диадемой в волосах, она уже не была Габриэлой – она была Феей Драже из своих собственных фантазий.

Раздались первые такты музыки. Тихие, таинственные звоночки.

Габриэла решительно расправила плечи, встала на пуанты и… начала танцевать. Легко, изящно, красиво. Она вкладывала душу в каждое движение, в каждый взмах руки, в каждый поворот. Душу освобожденной Феи.

Когда музыка закончилась, наступила тишина – полная и абсолютная, такая полная, что слышно было, как жужжат камеры.

А потом амфитеатр буквально взорвался аплодисментами.

– Amаzing! – кричал прерывающимся голосом комментатор. – Just amazing! That girl from Poland a few months ago had a broken leg, a few months ago she was a cripple!.. Just amazing! I have no words![2]

Габриэла стояла в свете софитов, смертельно уставшая, она репетировала до самой последней минуты, до самого выхода на сцену, но невероятно счастливая, такого счастья она еще никогда не испытывала. Она сделала это! Она вышла на сцену и на глазах миллионов телезрителей со всего мира станцевала партию Сахарной Феи. Всего после месяца занятий! Она сделала это!

Бриллиантики, украшающие розовый тюль пачки, рассыпали тысячи искорок по залу, диадема сверкала в каштановых волосах девушки будто своим собственным светом. Никогда еще Габриэла не выглядела более красивой…

Она поклонилась с благодарностью и направилась в сторону кулис, где ее ожидали члены съемочной группы, взволнованные, радостные. Пан Тадеуш – несносный Гном, Зося – визажистка, Янек – хореограф, парикмахер, стилистка, психолог, костюмер и даже Оливер – они все были здесь и все откровенно, не прячась, вытирали слезы с глаз, слезы гордости и счастья, и обнимали свою дорогую девочку. Она поклонилась им еще раз до самой земли и послала воздушный поцелуй.

Выиграла она конкурс или нет, Габриэле было не важно. Она не подвела. Она станцевала. И это единственное, что ее волновало. Две минуты и три секунды – от первого и до последнего такта, за которые она доказала себе самой, что может все. Две самые прекрасные минуты в ее жизни.

Она слышала аплодисменты зала и крики восторга и понимала, что заслужила их: тяжелым трудом, превозмогая себя, преодолевая сопротивление собственного организма, стиснув зубы, бесконечно репетируя, бесконечно упражняясь… Это была обратная сторона этих двух минут ее триумфа.

В конце своего выступления она улыбнулась улыбкой победительницы и легко, словно розовое облачко, упорхнула со сцены.

Стефания в который уже раз вытирала слезы с глаз.

– Моя девочка… моя маленькая девочка, – только и могла она выдавить из горла, в котором стоял ком, эти слова она повторяла и повторяла с той самой минуты, когда Габрыся за тысячу километров от дома закончила свой потрясающий танец.

– Это… это необыкновенно, – соглашались со Стефанией ее подруги. – Она такая невероятная! Она чудо, наша любимая, славная Габрыся…

– Ну сестра, – в голосе Малины звучало неподдельное удивление, – ты дала жару. Уделала их всех – всех этих американских тупоголовых умников! Твое здоровье, малышка! Забирай трофеи и возвращайся скорей к своему Павлу, потому что парень уже совсем зачах от тоски по тебе…

Анка и Юлька, две закадычные подружки Габриэлы, ничего сказать не могли, потому что просто плакали, уткнувшись друг другу в плечо, и недоверчиво покачивали головами: их подружка, их любимый Гадкий Утенок вдруг превратился в принцессу, и ему аплодирует весь мир на финале конкурса «Королева красоты»! Невероятно!

– That’s she! – кричал один мужчина с оливковой кожей другому мужчине с оливковой кожей. – That’s she, Your Highness![3]

– Ты уверен? – Его Высочество с сомнением смотрел на девушку, которая танцевала партию Феи Драже.

– Да, я помню! – первый уверенно ткнул пальцем в экран телевизора, на котором как раз высветилось имя участницы. – Габриэла Щщщщесссссливааа, Польша. О, и на пальце у нее твое колечко, принц!

Действительно, в этот момент Габриэла застыла с поднятой рукой, и голубой бриллиант у нее на пальце засверкал, как по заказу.

– Она похорошела, – буркнул принц.

– И она девственница! – добавил его товарищ.

– Так. Поезжай туда и спроси, не хочет ли она стать моей женой, – неожиданно распорядился Асмид аль Хаев. – Седьмой женой пятого принца Королевства Марокко.

– Я думаю, Ваше Высочество, что более правильно с политической точки зрения будет пригласить ее сюда, слегка на нее надавить и тогда уже спросить, – засуетился помощник.

Принц кивнул. Да. Да. Так, несомненно, будет лучше.

Полчаса спустя, после выступления последней участницы и перерыва, во время которого жюри подвело итоги конкурса, всех конкурсанток пригласили на сцену. Пять из них пройдут в финал. Через несколько минут жюри сурово будет оценивать их сообразительность, чувство юмора и осведомленность о проблемах, существующих в современном обществе, а потом наступит и самый волнующий момент – выбор Королевы.

– Вторая финалистка… – объявил по-английски ведущий.

Зал замер, пока ведущий пытался прочитать написанное на бумажке имя участницы.

– Габриэла Щщщщщщщщ – чччччастливая, Польша!

Когда Габрила услышала свое имя, которое прозвучало, правда, как-то странно, словно на суахили, ноги у нее подкосились. Она вошла в Большую Пятерку.

И что теперь?

Кто-то из соседок слегка подтолкнул ее вперед, она вышла – и раздался гром аплодисментов. После этого Оливер препроводил ее к тому месту, где стояла первая финалистка. Дрожащей рукой она коснулась лифа, где у нее было кое-что спрятано. Значит, у нее появился шанс! Она и правда получила один шанс на миллион, что сможет исполнить второе свое заветное желание! Ну, точнее – третье, если считать желание станцевать когда-нибудь танец Феи Драже.

К ним присоединились еще три девушки-финалистки, с которыми произошли такие же необыкновенные и невероятные метаморфозы, что и оценило жюри. Первая из финалисток вышла вперед, чтобы выслушать вопросы и блистательно на них ответить.

– Если ты будешь избрана Королевой красоты, какова будет твоя главная цель?

Девушка улыбнулась и начала складно вещать о том, что она сделает для мира во всем мире и для того, чтобы накормить всех бездомных детей на свете. Она собиралась отдать деньги на благотворительные цели, получить ученую степень и ездить в паломнические поездки, чтобы побольше молиться и смиряться.

Ее рассказ очень понравился публике, и девушку наградили громкими аплодисментами. Следующие две девушки сказали точь-в-точь то же самое – похоже было, что кто-то им написал эти речи, не заботясь о том, чтобы они звучали хоть немного оригинально, но ни публику, ни жюри это обстоятельство нимало не смутило.

Пришла очередь Габриэлы.

– А чего бы хотела ты, если бы ты получила титул Королевы красоты, Фея Драже? – обратилась к ней одна из членов жюри с улыбкой Мишель Пфайффер.

Габриэла вытащила из-за лифа то, что прятала там с самого начала выступления, – без особой надежды, но все-таки она должна была показать это всему миру.

Она откашлялась и сказала громко и отчетливо:

– Я хочу найти вот этого мужчину.

И продемонстрировала всем зажатую в руке фотографию.

В зале наступила полная и слегка обескураженная тишина.

– Дай приближение! – услышал в наушнике оператор. И одновременно миллионы людей на планете увидели черно-белую, выцветшую фотографию молодого мужчины, лет двадцати максимум, в камуфляже, с повязкой на рукаве, привалившегося к стене дома с колоннами.

– Это муж Стефании Счастливой, моей тети, – продолжала Габриэла. – Она взяла меня к себе, когда я была младенцем. Он пропал во время Варшавского восстания в тысяча девятьсот сорок четвертом году, но мы обе верим, что он жив. Самым заветным моим желанием является найти его и увидеть слезы счастья на глазах моей тети.

Тишина была просто невероятная – весь мир, затаив дыхание, смотрел на фото молодого повстанца.

– А… как же мир во всем мире? – растерянно поинтересовался председатель жюри, столь же ошарашенный происходящим, как и другие. – А как же бедные голодные дети?

– Ну, миром во всем мире и детьми займутся другие участницы. А я просто хочу найти этого человека, – решительно ответила Габриэла.

– Ээээ, ну хорошо. Спасибо за столь неожиданный и оригинальный ответ. Финалистка номер пять… – ведущий повернулся к последней участнице, и Габриэла могла вздохнуть с облегчением.

Она и это сделала!

Теперь можно было возвращаться домой.

И она вернулась.

Первый вице-мисс.

Правда, съемочная группа ее отругала – все были уверены, что если бы она говорила об угрозе терроризма и о голодных детях, то точно бы заняла первое место. Но Габриэла была на самом деле счастлива. Террористам было глубоко наплевать на призывы Королевы красоты к их совести, а голодные бедные дети как умирали, так и будут умирать, к сожалению. Хотя Габриэла, чтобы не показаться совсем уж махровой эгоисткой, пообещала перечислить всю награду за первое место, все двести тысяч долларов, Красному Кресту. Но ведь тетя у нее была одна-единственная, и она большую часть жизни ждет своего любимого. И шанс, что помогать в поисках Габриэле будет весь мир, тоже был один-единственный.

– Ну ладно, Фея Драже, – театрально вздохнул Гном, – ты и так сделала гораздо больше, чем мы могли предположить. Очень надеюсь, что муж твоей тети найдется, если он еще жив, конечно… Ты помнишь, во сколько начинается посадка?

Они были в аэропорту в Тунисе. Через два часа отправлялся самолет в Польшу.

Габриэла кивнула и пошла на свой первый и последний шопинг: она целый месяц не выходила из гостиницы, занимаясь, занимаясь и еще раз занимаясь у станка.

Местных денег – смешных тяжелых динаров – у нее было не так много, но ей хватило на кожаных верблюдиков для каждого, кто был мил ее сердцу. Павлу она купила брелок с надписью «Я люблю Тунис» с одной стороны и «Я люблю тебя» – с другой. Довольная своими покупками, она завернула в туалет «попудрить носик» и…

Кто-то с силой втолкнул ее в кабинку, и мужская рука закрыла ей рот.

– Тсссс, be quiet[4], – услышала она шепот прямо в ухе и почувствовала на шее острый нож.

Габриэла застыла, словно изваяние.

Что-то кольнуло ее в плечо, она ойкнула непроизвольно. Через пару секунд вдруг приятное тепло разлилось по всему ее телу, во всех членах образовалась необыкновенная легкость – и… мир стал таким веселым и смешным!

Каким чудесным теперь казался Габриэле этот туалет! И двери так изумительно скрипели. И… о, свет померк – ей на голову набросили черный хиджаб и никаб с узким отверстием для глаз, которое почему-то располагалось у нее где-то в районе подбородка, ну и ничего страшного! И так прекрасно! Супер! Света она не видит, зато видит вокруг себя танцующих космических собачек, а одну даже сейчас поймает, ой, нет, это солнечные очки того симпатичного араба, который ей надел на голову этот диван или что там.

Габриэла радостно засмеялась и закружилась вокруг собственной оси, не в силах сдержать рвущиеся изнутри эмоции.

Мужчина схватил ее за руку и остановил. Перевернул тряпку у нее на голове – и она увидела этот прекрасный и такой забавный мир.

– Успокойся! – буркнул он, пытаясь утихомирить хихикающую и кружащуюся вокруг себя девушку. Нервно взглянул на часы. – Пошли. Дома потанцуешь!

Он потянул ее за собой.

Реакция девушки на наркотик была странная, он не понимал, что происходит: она должна была стать покорной и одурманенной, а вместо этого танцует и смеется без удержу. К счастью, под чадрой ее не видно – узнать ее никто не сможет.

– А что это у тебя на голове? – заинтересовалась вдруг Габриэла, встав прямо посередине зала. – Колечко?! – и она сорвала у него с головы головной убор. – Давай поиграем в колечко?

Она отбежала чуть назад, слегка пригнулась и бросила кольцо в сторону мужчины.

– Ну лови же, лови! Мы же играем!

Двое похожих на него как две капли воды служащих охраны принца аль Хаева поспешили ему на помощь, деликатно, но настойчиво они взяли Габриэлу под руки, пока она не вызвала излишний интерес к своей персоне со стороны пассажиров и таможенников.

Вчетвером они подошли к стойке регистрации для дипломатов. Первый араб подал документы. Милая стюардесса уже хотела было открыть им выход, и судьба Габриэлы, казалось, уже была предрешена, но тут… вероятно, все-таки это наркотик на нее подействовал таким образом. Она застыла неподвижно.

Заснула.

– Прошу вас, проходите, мисс Щщщщчччччасливая, – пригласила стюардесса, но Габриэла спала с широко открытыми глазами и блаженной улыбкой, спрятанной под хиджабом. Мужчина взял ее решительно под руку, потянул и…

– Конфетку! – потребовала она, так же неожиданно пробудившись от сна, как и погрузившись в него. – Дайте мне конфетку! Немедленно!

Около стойки началась суматоха. Никто не понимал, что означает это «дайтемнеконфетку!» на этом странно шелестящем языке и чего вообще хочет эта девица, а она требовала это все громче и настойчивее. На них уже оглядывались многие пассажиры, в том числе и съемочная группа из Польши.

– Конфеткууу! – орала Габрыся, уже бросаясь обыскивать карманы своих похитителей и даже стюардессы.

– А где Габи? – забеспокоился вдруг Оливер: она пошла за покупками уже больше часа тому назад и уже должна была бы вернуться и идти с ними вместе на посадку.

– Похоже, там, – Гном ткнул в направлении мечущейся фигуры в черном. – Вон в том черном балахоне. Да ее же пытаются похитить, ах, сукины дети!

Аэропорт погрузилс в хаос. Кто-то бежал, кто-то догонял, Габриэла выла, что хочет конфетку, пока Оливер не сунул ей какую-то ириску, которую она жевала с блаженством на лице. Пограничники пытались поймать трех похитителей, но те уже поспешно скрылись в толпе, растворившись словно дым над водой.

Наконец был восстановлен порядок. Габрыся дожевала свою ириску и впала в здоровый, на этот раз настоящий наркотический сон. Ее внесли на борт самолета в бессознательном состоянии, посадили в кресло и пристегнули ремнем. Она ведь была героиня, настоящая героиня: она почти выиграла международный конкурс и ее почти похитили.

Она имела полное право отдыхать.

И даже жвачка в этот раз не понадобилась.

В аэропорту своего мишку-коалу встречала толпа.

Габриэла надеялась, что, когда она исчезнет на месяц, ее популярность пойдет на убыль, но получилось совсем наоборот. Особенно после новости, что трое неизвестных пытались похитить из аэропорта первую вице-мисс, Габриэлу Фею Драже, как ее теперь начали называть.

Были цветы, вспышки фотоаппаратов, транспаранты «Мы любим тебя, Фея!». И была полная сумятица в голове у новоявленной народной героини. Она юркнула, благодаря вмешательству охраны аэропорта, в машину… Малины, где уже ждала ее тетя Стефания, прыгающая от счастья, что ее дорогая девочка вернулась целая и невредимая.

– Люди добрые, если бы я знала, что на меня вот так будут кидаться толпы людей – я бы точно ни за что не стала подписывать этот договор! – Габриэла упала на сиденье, недоверчиво качая головой. – И как мне теперь жить дальше? Только не говорите «нормально». Надо купить темные очки и парик. Может быть, даже снова достану свои костыли из подвала и буду себе весело ковылять…

– Да упаси тебя от этого Господь! – воскликнула Стефания. – На Мариенштатской никто к тебе приставать не будет, а на Праге тем более: кто может себе представить, что звезда, Королева красоты, будет жить в таком гадюшнике…

– Мой дом вовсе не гадюшник! – обиделась Габриэла. – Но ты права: без макияжа и фиалкового платья в блестках никто меня не узнает.

Они приехали на Беднарскую, к дому Стефании: тетя приготовила на вечер небольшой камерный прием в честь Габриэлы.

– Может, и вы придете, пани Малинка? – пригласила она, но Малина покачала головой.

– Спасибо, но у меня еще очень много работы. Я отвезу Габриэлу и вернусь в офис.

Они поехали на Прагу.

– С каких это пор ты так подружилась с МОЕЙ семьей? – подозрительно спросила Габрыся.

– С процесса Павла. Все твои близкие свидетельствовали в его пользу, я с ними познакомилась – и мы подружились.

Габриэла не знала пока, нравится ей это или нет.

Машина остановилась около дома, в котором девушка свила себе гнездышко. Она уже хотела поблагодарить сестру и выйти из машины, но та схватила ее за руку.

– Подожди, еще несколько слов. Вот тут папка с документами, – она протянула Габриэле голубую папку. – Там все, что нужно для возврата имущества и вступления во владение. Мне удалось остановить торги по «Ягодке» и раздобыть документы, доказывающие право собственности пани Стефании. Я также осмотрела само поместье…

– И что? И что? – не выдержала Габриэла. – Оно цело? В каком оно состоянии?

– Оно цело, то есть оно сохранилось, но, конечно, довольно сильно разрушено. Стены в порядке, перекрытия тоже, но вот все остальное… трудно даже оценить. Но его можно восстановить, – утешила она Габриэлу. – Там десятки лет располагалась школа, поэтому поместье и уцелело – другим поместья и дворцам повезло меньше, ты же знаешь.

Габриэла пролистала материалы экспертизы. Перед глазами мелькали колонки цифр. Наконец она дошла до итоговой суммы и ойкнула.

– Пятьсот тысяч?! Столько будет стоить ремонт?! Но это же почти такие же космические деньги, как и те полтора миллиона!

– Ну, это уж, моя дорогая, меня не касается. Ты хотела поместье – ты его получила. А остальное в твоих руках. Я не знала, захочешь ли ты рассказывать об это пани Стефании, поэтому держала все это в тайне, – она подмигнула. – Наверно, теперь, когда ты знаешь про цены, лучше будет ей ничего не говорить, правда ведь?

– Неправда, – решительно возразила Габриэла. – Не для этого мне нос ломали! И ногу! Чтобы сейчас я отступила. Я принимаю это имущество – у меня есть доверенность от тети, она мне дала год назад, когда у нее сердце стало пошаливать… Пусть она с ним делает, что хочет. Начну ремонт на деньги от конкурса, а потом уже буду решать на месте. Импровизировать.

– Ну я и говорю: делай, что хочешь, – Малина пожала плечами. – Действуй, сестренка, – она поцеловала Габриэлу на прощание. – Можешь на меня рассчитывать. Никто из моей дурацкой семьи не может – а ты можешь. А, вот еще что: Жозефина Добровольская совсем разболелась, лечит сердечную болезнь в Анине. На отца Алека заведено дело по лишению родительских прав – сама я этим делом заниматься не могу, потому что защищала его на предыдущем процессе, но тот, кто этим занимается, тоже очень хороший адвокат: он этого козла с землей сровняет. А ты… у тебя для меня есть какие-нибудь новости?

– Ты про Оливера? Мы с ним выяснили между собой пару вопросов и остались друзьями, – ответила Габриэла многозначительно. – Так что можно сказать, что он твой.

– Хорошая девочка, – засмеялась Малина. – Я тебя приглашу на свадьбу.

Под дверью ее квартиры сидел на верхней ступеньке и читал книжку…

– Павел! Павлик! – последние ступеньки она преодолела как на крыльях и с разбегу бросилась на шею бегущему навстречу парню. Через секунду она утонула в его объятиях, чувствуя на своих волосах его поцелуи.

– Я тебя так ждал, – повторял он дрожащим от волнения голосом, а она прижималась к нему молча, без слов – у нее встал в горле ком, она не могла выдавить из себя ни слова. – Моя ты дорогая, прекрасная Фея Драже… Я так гордился тобой, когда ты танцевала там, на этой сцене… И потом, когда ты, даже рискуя потерять шансы на выигрыш, все равно сделала все, чтобы найти возлюбленного Стефании. Габрыся, девочка ты моя хорошая, самая лучшая…

Он смолк, чувствуя, что на глаза набегают слезы.

Она приложила палец ему к губам и, схватив за руку, нетерпеливо потянула наверх. Дрожащими от волнения и нетерпения пальцами повернула ключ в замке и повела Павла в глубь квартиры, к своей спальне, залитой ярким послеобеденным солнцем. Слов не надо было – они оба хотели этого с той самой минуты, как впервые увидели друг друга. С этим желанием стало невозможно бороться – и они украли для себя секунды наслаждения там, в подвале. А сейчас наконец-то, чувствуя себя в безопасности, они набросились друг на друга, словно изголодавшиеся.

Пару часов спустя Габриэла лежала головой на плече любимого и смотрела на звезды, которые заглядывали к ним через мансардовое окно. Она чувствовала себя абсолютно счастливой. Настолько счастливой, что готова была умереть от переполняющего ее счастья.

– О чем ты думаешь? – прошептал он, целуя ее в висок.

– О том, что я никогда в жизни не была более счастливой. И не смогу быть более счастливой.

Он обнял ее свободной рукой, и она вдруг оказалась под ним.

– Ты уверена? – прошептал он, совершая недвусмысленные движения, и она вдруг поняла, что может, пожалуй, стать еще чуточку счастливее. – А знаешь, что могло бы сделать еще счастливее меня?

Она вместо ответа поцеловала его прямо в губы.

– Ты станешь моей женой?

Она ждала этого вопроса, мечтала о нем, но сейчас, когда вдруг он прозвучал…

Она высвободилась из объятий Павла и уставилась в ночное небо.

Ведь она совсем не знает его. Не знает так, как нужно, чтобы решить связать с ним судьбу раз и навсегда. Если бы он предложил сейчас просто жить с ним под одной крышей, особенно если это будет ее крыша – она бы, не раздумывая, ответила «да». Но ведь он сразу повел речь о женитьбе!

– Не отвечай. Подумай. Я знаю, что слишком тороплюсь, и… может быть, ты даже вовсе и не рассматриваешь меня как серьезного кандидата на роль отца твоих детей, я понимаю…

Она закрыла ему рот рукой.

– Да, ты меня застал врасплох, я признаюсь. Но больше ничего не говори. Когда я буду уверена – я тебе дам ответ.

– Но ты хотя бы примешь от меня это колечко? – он держал в руке симпатичное, скромное колечко с небольшим сапфиром. – Оно, конечно, не такое дорогое и роскошное, как этот голубой бриллиант, но…

Габриэла улыбнулась, поднесла руку к глазам: она все еще носила тот перстень, который достался ей от принца. Теперь, конечно, она его снимет, а на его место наденет колечко с сапфиром, вот только еще чуть-чуть полюбуется на блеск сияющего голубого бриллианта. Она была похожа сейчас на сытую кошку – только что не мурлыкала.

И вдруг настроение у нее резко ухудшилось.

Ей вдруг пришло в голову, что не только она плохо знает, да почти не знает Павла. Ведь он тоже толком не знает о ней ничего. А вдруг он узнает про нее все, все подробности обо всех ее недостатках – и тогда не то что о свадьбе речи не может быть, а он просто убежит, сверкая пятками?

– Знаешь, я должна тебе кое в чем признаться. Я давно хотела, но все забывала… да и потом – хвастаться тут особо нечем. У меня есть одна… особенность. Такая, знаешь, придурь. Достаточно неприятная.

– Какая же?

– Я нарколептик.

Она почувствовала, как он втянул в себя воздух, и испугалась.

Неужели из-за этой дурацкой болезни она может его потерять?!

– Тяжелые или легкие? – спросил он, изо всех сил стараясь сделать вид, что совершенно спокоен.

– Что? – не поняла Габрыся. – Чемоданы?

– Наркотики! Какие ты употребляешь – тяжелые или легкие наркотики?

Она распахнула изумленно глаза и вдруг начала… хохотать. Он смотрел на нее недоуменно.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Все-таки непрошеный гость лучше трупа, да еще если последний вваливается к тебе в полпервого ночи! П...
У школьницы Миры оказывается необычная бабушка, рассказавшая ей историю их рода - они не земляне, он...
«Свершилось! Этот праздник со слезами на глазах, этот день мы приближали, как могли! У Таисии наконе...
«И вот еще что: существует „наука“ (говорят, „лженаука“) „О переселении душ“. Люди, знающие в этом т...
До тринадцати лет Петр Галкин рос нормальным парнишкой: отменно играл в футбол, ходил со шпаной бить...
Первокурсник Слава Костылев заваливает свою первую сессию в медицинском институте. В результате – от...