Козырные валеты Леонов Николай

Глава 2

В микрорайоне, где вчера застрелили двух полковников милиции, с самого утра бесцельно шатался высокий худой опер и розыскник, бывший начальник, Валентин Петрович Нестеренко.

Прибыв поутру, практически в одно время с Котовым и Станиславом, старый мент проехал по всему своему участку, очертив его контуры. Участок был невелик, представлял собой прямоугольник. Если спуститься с Войковского моста в сторону Шереметьева, у светофора свернуть в сторону Головинского шоссе, а через квартал у станции метро «Водный стадион» вновь повернуть направо, то через несколько минут опять окажешься у Войковского моста, только с другой стороны.

Прочертив прямоугольник на своих стареньких «Жигулях», Нестеренко оставил машину на улице Адмирала Макарова у аптеки, рядом с Выборгской, где стоял шикарный, светлого кирпича дом, возле которого и застрелили офицеров.

По валявшимся на тротуаре стреляным гильзам еще вчера определили, где находились киллеры. Проведя невидимую черту от одного киллера к убитым, затем ко второму киллеру и снова к первому, получался правильный треугольник со сторонами девять-десять метров. Спрятаться на улице и не попадаться местным на глаза было негде, и Гуров вчера выразил предположение, что киллеры изображали прохожих, поджидая, когда полковник Сотин приедет домой. Ждали у дома Сотина, значит, именно он являлся объектом нападения, а полковник Веткин оказался жертвой случая.

По логике киллеры должны были находиться во дворе, куда выходят подъезды. Никто не предполагал, что машина остановится в переулке, а не свернет сразу во двор. Дом длинный, три подъезда, если машина заезжала во двор, убийцы, находясь в переулке, на линию огня не успевали. Но и дежурить во дворе было плохо, вечер, детей и бабушек уже нет. Машины подъезжают и уезжают, двое мужчин могут привлечь к себе внимание.

Исходив «свой» прямоугольник вдоль и поперек, Нестеренко пришел к выводу, что машины у киллеров скорее всего не было. Вся территория проходная, пешеходные дорожки переплетаются, люди ходят вдоль и поперек, метро рядом, так что машина оказывалась обузой. Кроме того, тридцать метров – и Ленинградка, по которой движется поток различного транспорта, считай, каждый третий готов подвезти. Легче остановить частника и уехать, чем бежать к своей «тачке», которая может случайно засветиться.

Нестеренко вспомнил, как полковник Гуров удивлялся, почему Сотин не подвез друга до метро, а остановился у своего дома. Во двор не заехал, в гости не пригласил. Так почему сто метров не довез?

Между полковниками явно произошел какой-то разговор. Хотели еще немного погулять и договорить? Возможно, и все равно странно. И киллеры необычные. Они либо стреляют из автоматов, что называется от живота, а если используют пистолеты, то стреляют практически в упор. Десять метров – не дистанция для тира, в боевой же обстановке надо очень уверенную руку иметь, тем более, когда стреляешь в голову.

На Нестеренко был обычный, уже поношенный плащ, нечищеные туфли на толстой подошве. Он выпил у киоска банку пива для запаха и начал искать магазин, у которого собираются жаждущие и обсуждаются новости. Подходящего магазина не оказалось, два супермаркета сверкали витринами и иностранными этикетками. Опер заглянул в магазин, увидел охранников в форме, понял: здесь делать нечего. Новые времена, и магазины с охраной, конечно, красивые, но жизнь опера сильно затрудняют. Раньше бы потолкался у винного отдела, сообразил на троих, уселись бы в скверике, поговорили, как люди. И вопросов задавать не надо, все бы изложили в лучшем виде. Скорее всего в том рассказе и слова правды не услышишь, однако имена какие-то наверняка проскочат. Глядишь, из десяти пустых номеров хоть один, да оказался бы стоящим. А сейчас чистота, порядок и никакого клуба для отдыхающих и жаждущих.

Опер равнодушно прошел мимо автомагазина для миллионеров, набрел на парикмахерскую, заглянул, около мужского зала сидели трое модно одетых парней. Сыщик понимал, люди не те, однако за неимением речки забрасываешь удочку и в собственную ванну. Он подошел, поздоровался, спросил, кто крайний, ответа не получил и робко присел с края.

Два кавказца в кожаных штанах и толстых свитерах на непонятном языке азартно спорили между собой. Опер выступал в роли глухонемого. Один из спорящих закурил дорогую сигарету и раздраженно сказал:

– Вах! Зачем говоришь, когда и выстрела никто не слышал!

– Я слышал, – спокойно сказал Нестеренко, продолжая смотреть прямо перед собой, словно ничего не говорил.

Парни взглянули на Нестеренко удивленно, обменялись несколькими словами между собой, затем враз замолчали.

– Русский? Откуда наш язык знаешь? – спросил один.

– Я и не знаю, – безразлично ответил опер, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Не знаешь – не говори! – Парень раздраженно махнул рукой.

– А я и молчу, – Нестеренко сидел с совершенно безразличным лицом, на спорящих не смотрел.

Кавказцы вновь заспорили между собой. Нестеренко ждал, многолетний опыт научил его: если хочешь что-то узнать – не спрашивай, заинтересуй собой человека, сделай вид, что знаешь по данному вопросу больше его, и помалкивай. Тогда он сам тебе расскажет все, что знает, и еще будет просить дополнений и объяснений. Такой способ не всегда срабатывал, но шансы на успех имел.

Парни вновь повернулись к оперу, старший спросил:

– А когда стреляли?

– Стреляли? – удивился Нестеренко.

– Слушай, отец, ты дурака из себя не строй, сам сказал, что слышал! – вспылил младший. – Я тут «мазу» держу с приятелем, свидетелем будешь. Долю получишь.

– А ты, сынок, с отцом так же разговариваешь? – поинтересовался опер. – Я на Кавказе не бывал, но слышал, там к старшим уважение имеют.

Из зала выглянула девушка, сказала:

– Ашот, я освободилась.

– Извини, дорогая, у нас мужской разговор. Мы позже зайдем, – старший кивнул Нестеренко на дверь и пошел вперед.

Младший дышал оперу в спину. Нестеренко нехотя поднялся, вышел на улицу.

– Отец, извини, ты сказал, что слышал выстрелы?

– Ну? – Опер утер ладонью лицо.

– Когда слышал?

– И где? – добавил младший.

– А доля? – спросил опер.

– Да, может, совсем не о том разговор. Давай сначала выясним, где и когда, потом к палатке Акопа пойдем, может, и доля будет, – сказал младший. – Вчера вечером неподалеку разборка была, я с земляком поспорил, что он врет и выстрелов не слышал. А я слышал, у нас время не сходится.

– Разборка, может, убили кого, – протянул Нестеренко. – Мне такое надо? Я лучше помолчу.

– Никого не убили, отец, – успокоил старший. – Только Акоп соврать любит, всегда все знает и треплется. – Он подумал, заговорил иначе: – Ну, замочили тут двоих, а чуть что – кавказцы виноваты, мы были недалеко, выстрелов не слышали, нас всю ночь в ментовке держали.

– Пойдем к твоему земляку, я его послушаю, – неохотно согласился Нестеренко.

Они уже дошли до угла Выборгской и Ленинградского, отсюда был хорошо виден дом, у которого застрелили полковников милиции. Оба кавказца взглянули на дом из светлого кирпича и быстро зашагали к расположенной на углу палатке.

– Отец, правду скажешь, я тебе литр «Абсолюта» поставлю.

– Много, захлебнусь, – усмехнулся Нестеренко.

Парни заскочили в палатку, младший тут же вышел, встал рядом с Нестеренко, видимо, решил стеречь ценного свидетеля. Пустышку тяну, думал опер. Ребята сами ничего не знают. Киллеры стреляли из пистолетов с глушителями, шоссе шумит, слышимость нулевая. Да и время убийства установлено довольно точно, нужны свидетели, которые могли видеть киллеров. Оба парня, кажется, никого не видели и сами на роль исполнителей никак не подходили: те были профессионалы, а парни – болтуны, обеспокоенные, чтобы их местная милиция не трогала.

Из модной, добротно оборудованной палатки вышли двое, хозяин был в аккуратном халате. Нестеренко решил ломать разговор, протянул руку, торговец несколько растерялся, видно, привык к отношению более уважительному. Нестеренко, высокий, жилистый, очень сильный, положил ладонь на плечо торговца, слегка придавил и милицейским тоном сказал:

– Здравствуй, Акоп, меня зовут Валентин Петрович. – Приведшие его парни подрастерялись. Опер не обращал на них внимания и продолжал: – Ну, расскажи, сынок, в котором часу ты вчера слышал выстрелы и чего интересного не рассказал в отделении милиции.

Акоп заговорил на своем языке, даже замахнулся на одного из парней. Нестеренко жестко перехватил руку торговца, строго сказал:

– Говорить только по-русски, – и продолжал: – Ты где находился, когда услышал хлопки? Ведь выстрелы походили на хлопки, и ты не сразу сообразил, что стреляют? – Руку с плеча торговца опер не убирал.

– Я товар разгружал с машины, здесь и стоял, – Акоп сник, важность с его полного лица исчезла.

– Значит, ты стоял лицом к «Волге», у которой и застрелили офицеров милиции. Следовательно, ты должен был видеть и стрелявших, особенно того, что стоял у мусорного бака.

Конечно, следовало парня задержать, доставить в прокуратуру, передать Гойде, допросить официально. Но случается, что внезапный, пусть и неофициальный опрос дает больше, чем допрос под протокол.

– Как я его видел, гражданин начальник? – попытался возмутиться продавец. – Темнело, он по плечи виден, да и растерялся я!

– Ты, парень, себе срок не мотай. Молодой, в зоне не был, поверь, там медом не намазано! – Нестеренко повернулся к молодому парню, держателю пари. – Стой, где стоишь! Герои живут в соседнем подъезде! Так вот, Акоп, объясняю для дурных. Что палатку у тебя заберут – то семечки. Тебя в отделении следователь допрашивал официально. Ты заявил, мол, ничего не видел, и показания подписал. А дача ложных показаний, да еще по делу об убийстве – статья верная, колом не вышибешь. Ты сейчас в присутствии друзей мне правду расскажешь, а с отделением я дело улажу. Я подполковник из Главка уголовного розыска. – Он достал свое удостоверение, разворачивать не стал, а пистолет переложил в другой карман, словно ненароком.

– Вы правы, господин подполковник, хлопнуло несколько раз, – признался Акоп, – я и не понял, что стреляют. Когда увидел, что менты… – он смешался.

– Нормально. Менты так менты, мы сами себя порой так зовем, – подбодрил парня Нестеренко. – Они упали?

– Ну да. Тут я трехнулся. Одного, хозяина «Волги», я знал, он пиво любил, заходил.

– А стрелявшие? – спросил Нестеренко.

– Я только одного видел. Вы верно определили, он у мусорки стоял. Второго не видел, но шаги его слышал. Он за углом, на Макарова, прятался, когда побежал, на консервную банку наступил. А ближний – в сторону «Магистрали».

– Так магазин называется, – пояснил молчавший до этого парень, старший из всех.

– В «Магистраль». Да, – продолжал Акоп. – Но, думаю, не в магазин, а двором двинулся. И все шел, не бежал. Только когда за угол дома свернул, так побежал.

– Значит, они в разные стороны подались? – не столько спросил, сколько утверждающе произнес Нестеренко.

– Точно, в разные, – подтвердил Акоп.

– Ну лады. Теперь самое неприятное, пойдем в отделение бумаги писать. Извини, сам не люблю, но порядок. Вы мне покажете, как тем двором на Ленинградку выйти, зайдем в опорный пункт, все запишем. Ашот! – Опер взял самого молодого за плечо. – Ты горячий, не шали! Я тебя и в бегу достану и ноги без всякого оружия бантиком завяжу. Договорились?

Около девятнадцати опергруппа собралась в кабинете, настроение было не из лучших. В принципе никто и не ждал, что за день удастся выйти на что-нибудь существенное. Надо отдать должное сотрудникам отделения и райуправления, люди работали сутки, работали серьезно, а не отбывали номер.

Гуров внимательно изучил все рапорта, закрыл уже пухлую папку, сказал:

– Мы обязаны были такую работу проделать. Рассчитывать на успех наивно. Отбросив шелуху, можно предположить, что один из киллеров чуть выше среднего роста, худощавый, темно-русый, лет тридцати пяти. Он ушел дворами в сторону Ленинградского шоссе. Приметы второго неизвестны, судя по размеру обуви и ширине шага, преступник имеет рост около ста восьмидесяти сантиметров, вес семьдесят пять или около того.

– С такими приметами мы далеко уедем, – заметил Станислав и, упреждая замечание Гурова, поднял руку. – Я не критиканствую, Лев Иванович, констатирую, что эта печка не годится, требуется другая. Самое лучшее – выявить мотив. Здесь мы мало, но имеем. Остаточные следы героина на ладони покойного Веткина и следы уколов на руке девочки. Я в наркоте не дока, но знаю, героин – штука серьезная. И если в семье употребляли, то героин вполне может оказаться мотивом.

Гуров согласно кивнул, после некоторой паузы сказал:

– Подсчитаем, что имеем. Два киллера, приметы – одни слезы. Два мертвых полковника, причина убийства не установлена. Она обязательно имеется и очень весомая. Из-за пустяков профессионалов не нанимают.

Гуров помолчал, закурил, долго смотрел в окно. Оперативники терпеливо ждали, паузы в речи шефа были делом привычным.

– Героин, – задумчиво произнес сыщик. – Героин у нас имеется, но в историю не вписывается. Вскрытия показали, что ни Сотин, ни Веткин никакой наркотик не употребляли.

Ольга Чекина. Гриша видел на ее руке следы уколов. Я консультировался с серьезным специалистом. Он убежден, что, возможно, девушка какой-нибудь наркотик себе и колола, только не героин. Если бы она колола героин, то была бы в настоящее время прочно «на игле». Котов описал ее поведение, профессор героин исключает на сто процентов. Однако на ладони убитого Веткина обнаружен именно героин. Факты не вяжутся, рассыпаются, – Гуров взглянул на Станислава, усмехнулся. – Ну, говори, Станислав, не терпи через силу, взорвешься.

– Можно нарисовать такую картину, – начал было Станислав.

Гуров перебил:

– Извини. Рисуй, не стесняйся. Только не подделывайся под Пикассо, изображай в стиле Шишкина. Медведь так медведь, будь реалистом.

– Постараюсь, – Станислав вздохнул. – Не установлено, но есть основания предполагать, что Ольга была влюблена в мужа старшей сестры полковника Николая Сотина. Ситуация в жизни очень распространенная. Сотин взаимностью не отвечал, девушка травмирована, появляется наркотик. Не героин, дрянь менее опасная. Ольга одинока, хороша собой, чтобы отвлечься, она крутит роман с полковником Веткиным. Он замечает пагубное увлечение девушки, пытается на нее повлиять. На последнем свидании Веткин отбирает у девушки порошок, выбрасывает в туалет. Стремясь узнать, чем себя травит девчонка, полковник стряхивает часть порошка на левую ладонь. Вечером Веткин рассказывает о случившемся Сотину…

– Медведь как медведь, очень похоже, – соглашается с другом Гуров. – Все реалистично, правдоподобно. Остается понять: кто и почему нанимает профессиональных киллеров?

– Я поднял столько, сколько смог, – без обиды ответил Станислав. – Пусть другой поднимет больше.

– Верно. Давайте копать вместе. – Гуров повернулся к Котову. – Григорий, ты молодец, сегодня сработал хорошо.

– Мне лишь повезло, – ответил Котов, подмигнув Нестеренко. – Еврейское счастье. Если бы меня хозяйка не определила в сиделки, мыл бы посуду.

– Скромность – хорошо, но удача лучше, – скорее себе, чем коллегам, сказал Гуров. – Ты считаешь реальным встретиться с девушкой?

– Полагаю, что мать догадывается или даже знает о пристрастии младшей дочери и на время ее изолирует, – Котов развел руками. – Будь я помоложе, покрасивше, не родись иудеем, можно было бы попытаться установить личный контакт, прикинуться влюбленным.

– Дохлое дело, – констатировал Нестеренко. – Девчонку требуется уложить в больничную койку, провести анализы.

– Дочь Чекина? – Станислав скорчил гримасу. – Идея интересная, но смешная. Даже если и удастся, мы к девчонке не подойдем и врача своего не подведем.

– Закроем тему, – сказал Гуров. – Зайдем с другой стороны. Мог Николай Сотин запутаться в финансовом бизнесе?

– Удалось сделать на него поверхностную установку, – ответил Станислав. – Умен, пишет докторскую, ведет замкнутый образ жизни. Ученый-теоретик, круг знакомых крайне ограничен, женщин не наблюдалось. В милицию служить мужика засунул тесть, пользуясь своей дружбой с министром. Сослуживцы относились к покойному неплохо, даже хорошо, карьеру он не делал, сидел целыми днями в лаборатории, вечерами работал дома. Выпивал лишь по принуждению, разговоры о девочках не поддерживал. Как выразился его руководитель, сосредоточенный, упертый человек. Есть основания предполагать, в семейной жизни Сотин был несчастлив. Он любил жену, с тестем и тещей почти не разговаривал. Последние годы молодые супруги вместе бывали лишь на семейных праздниках. Елена предпочитала шумные компании, фуршеты, приемы, где пользовалась успехом у мужчин. Но о какой-нибудь конкретной связи я ничего не слышал. Все.

– Как тебе удалось за неполный день столько накопать? – удивился Гуров.

– Надо влюбиться в подругу объекта, которую не позвали на похороны и поминки, и пригласить даму на обед. Смотреть влюбленно, вставлять комплименты и не перебивать, – ответил Станислав.

– Талантливый ты мужик, – пробормотал Гуров. – Какое блюдо из твоей добычи изготовить прикажешь?

– Обидеть младшего каждый может, – Станислав демонстративно отвернулся.

– Может… Может. – Гуров сильно потер лицо ладонями, жест сыщик заимствовал у генерала Орлова. – Хреново. Мотив не проглядывается. А он должен быть крайне серьезным. Киллеров пригласили, чую, они не москвичи. Прибыли, убыли, и с концами. Сотин, именно он, а не Веткин, располагал информацией. Он не мог ее получить в лаборатории, ухватить дома. Скверно работать по одной версии, но иной у нас нет. Героин, девочка Оля.

– Слабо, Лев Иванович, – сказал Станислав. – Но я тебя понимаю и поддерживаю. Ты гений, ты и думай, как нам к девчонке подобраться.

Действовать решили по старинке. Когда через два дня Ольга вышла из дома, за ней увязался Станислав, сменив свой броский «Мерседес» на замызганные «Жигули» Нестеренко. Как и ожидалось, когда девушка отъехала от дома, за ней последовал неприметный «Москвич», в котором находились двое мужчин и женщина. Присутствие женщины нарушало планы Станислава, но он решил работу продолжить. В конце концов, мы разыскиваем убийц, и «наружка» за сестрой вдовы вполне объяснима, даже естественна.

Машины развернулись на Ленинградку в сторону центра. Шел одиннадцатый час дня, Тверская была забита. Ольга вела машину неуверенно, вести наблюдение не составляло труда. Когда Чекина свернула на Беговую, стало очевидно: она едет в университет. Станислав пропустил машину охраны вперед, занял третью позицию и начал рассуждать. С одной стороны, университет – дело естественное, девочка там учится, с другой – сейчас лишь начало августа и занятия не начались. Возможно, у нее встреча. Можно допустить, что она едет за героином. Все это в области догадок и допустимых вариантов. В любом случае в университете сейчас гулко и пусто, подумал Станислав и тут же обругал себя неоригинальными словами. Вступительные экзамены! Сейчас там может твориться черт знает что! Ну я, старый пень, задним умом крепок. О чем думал «гений»? Там одному и делать нечего, тем более что за Ольгой дамочка следует!

На Мосфильмовской свернули налево, покатили к университету. Станислав позвонил Гурову и ласковым голосом спросил:

– Скажи, великий, тебе приходила мысль, что сейчас идут приемные экзамены?

– Кажется, а тебе? – ответил Гуров.

– Я лишь выполняю задание, мне иметь собственные мысли необязательно.

– Значит, ты ошибся с местом службы, – сухо произнес Гуров.

– Случается. Объект сопровождают, плохо, что в машине женщина.

– Упрости задачу. Уточнять возможную встречу необязательно. Получится – хорошо, а нет – так и черт с ней. Выясни, девушка приехала в университет по конкретному делу или разыскивает кого-то? – Гуров говорил привычно спокойно, но Станислав почувствовал, что друг и начальник нервничает.

– Извини, расстараюсь, – Станислав хотел пошутить, но Гуров положил трубку.

Как выяснилось, приемные экзамены имеют для розыскника и существенные преимущества. Большое количество беспорядочно толкущихся людей, и не только девочек и мальчиков, но и ошалевших родителей. На Станиславе были модные черные брюки, кроссовки и серый в мелкую клеточку пиджак. Одет он оказался вполне подходяще, но сорок лет – не восемнадцать, и не будь здесь родителей, опер светился бы, словно костер на ветру. А сейчас он смотрелся обыкновенным «болельщиком», толкался среди себе подобных, наблюдал Ольгу, которая, стоя у окна, обсуждала прошедшее лето с подругой, и не выпускал из поля зрения сотрудницу «наружки», которая, открыв сумочку, пристраивала направленный микрофон, пытаясь подслушать и записать заведомо пустой разговор.

Мужчины-оперативники в здание не вошли, остались у машины. Станислава подобное положение вполне устраивало, но он злился. Некачественно работают смежники. Наверняка им поручена охрана, и не более, а они на основное задание плевали, видимо, о наркотике знают и ловят момент передачи. Он, опер-важняк, занимается тем же самым, однако существуют в их работе различия. Станислав ищет связь и передачу наркотика как возможную ниточку к убийце, а конкуренты явно озабочены героином как таковым. Удачная фотография и запись нужного разговора – это петля на отца, советника президента Виктора Львовича Чекина. Какой бы он ни был человек, в данном случае он – отец, и ловить его через больную дочь – сплошное паскудство. Как работало КГБ, так и работает, называй их, как хочешь, хоть ангелами – хранителями, а души у них гнилые, смердят. Пусть девчонка десять раз в мучениях помрет, им главное – советника президента завербовать, иметь на него компромат.

– Паскуды! – повторил Станислав, взглянул на Ольгу и ее подругу, снова подумал, что оперативница подслушивает пустой разговор, и боковым зрением увидел парня.

Он был одет, как и большинство, ничем вроде бы не отличался от окружающих, разве что чуть постарше, лет двадцать с небольшим. Шел он по коридору не торопясь, улыбался дружелюбно, слегка покровительственно. Известно, короля играет свита. Абитуриенты на парня внимания не обращали, но присутствующие здесь студенты, особенно девушки, не сводили с пацана глаз. Причем одни, заметив незнакомца, прятались, загораживались друзьями, другие, наоборот, выступали слегка вперед, старались попасться на глаза.

«С такой популярностью – и до сего дня на свободе», – подумал Станислав, увидел, как Ольга прервала разговор с подружкой, нервно расстегнула, вновь закрыла сумочку, хотела шагнуть навстречу, но опер, отлично понимая, что ведет себя непрофессионально, преградил девушке дорогу, широко улыбнулся, громко сказал:

– Оленька! Все глаза проглядел! Здравствуйте, милая! Вам огромный привет. – Он взял девушку под руку, силой отвел в сторону и зашептал: – Мой друг без ума от вас! Я, собственно, и явился по его поручению…

Торговец наркотой прошел мимо, Ольга безуспешно попыталась освободиться, глаза у нее потухли, словно отсоединили батарейки.

– Кто вы такой? – Глаза у девушки вновь засверкали, но уже зло, ненавидяще. – Я вас впервые вижу!

– Так я и говорю, – шептал Станислав. – От влюбленного друга привет принес! Теперь я его понимаю! Вы, Оленька, дивчина высший класс!

К ним подобралась дамочка с ридикюлем, микрофоном и прочими шпионскими принадлежностями. Тут Станислав выкинул номер, который изобрели до нашей эры: опер якобы поскользнулся, неловко взмахнул руками и ударил по шпионскому ридикюлю с такой силой, что он вылетел у дамочки из рук, врезался в чугунную батарею, содержимое рассыпалось по полу.

– Ольга, бежим! Иначе нам попадет со страшной силой! – Станислав подхватил девушку чуть ли не на руки и бросился по коридору. Они вскочили в пустую аудиторию.

– Гриша, очаровательный брюнет, который у вашего ложа третьего дня сидел, затем виски потчевал, мой лучший кореш, верный дружбан, – Станислав говорил быстро, не давая Ольге возможности вставить слово. – Гриша голову потерял, сегодня начальство его за можай загнало, он мне на прощание и шепнул слова заветные. Отыщи в университете самую красивую девчонку, ее Ольга Чекина зовут, поклонись низко и попроси ее с этим типом не встречаться и беречь себя пуще дитяти единственного.

В конце речи юмор из голоса Станислава исчез, глаза искриться перестали, словно ледком подернулись. Этому номеру опер у своего друга и начальника научился, долго тренировался перед зеркалом. Получалось у Станислава не так уж и здорово, но на новенького действовало безотказно.

– Так вы все знаете, – прошептала Ольга.

– Значительно больше. Знаю еще и то, о чем вы, красавица, даже не догадываетесь.

– Но мне уже не выбраться.

– Запросто. Мама вам поможет, – заверил Станислав.

– Вы, главное, отцу не говорите.

– Маленькая вы, Оленька. Совсем маленькая. Мудрецы говорят, ваш недостаток со временем проходит.

– А вы добрый или злой?

– Уж точно не добрый, – Станислав взглянул на свое отражение в оконном стекле и добавил: – Наверняка не злой.

…Машины Ольги Чекиной, Станислава и ФСБ стояли почти что рядом. Когда Ольга открыла свой «Форд», Станислав захлопнул дверцу, махнул рукой, сделал быстрый шаг в сторону, сказал подошедшим оперативникам:

– Никогда не подходите к мужчине сзади. Опасно.

– Документы! – рявкнул один, судя по всему, старший.

– С удовольствием, господин офицер! – Станислав продолжал отходить. – Только вы приближаетесь по одному, я предъявляю документы в обмен на ваши. Иначе считаю вас бандитами со всеми вытекающими последствиями.

– Мент? – то ли утвердительно, то ли вопросительно произнес старший.

– Авторитет? – усмехнулся Станислав и посуровел: – Слушай, лейтенант, или как тебя там. Проваливай отсель, иначе я позвоню генералу Кулагину и расскажу, как вы работаете, тебе мало не покажется.

– Не знаю такого, – неуверенно произнес фээсбэшник.

– Вот, заодно скажу Павлу, что ты его не знаешь, – уже откровенно рассмеялся Станислав.

– А пошел бы ты… – Парень кивнул напарнику, они сели в машину и укатили.

Вечером того же дня полковник Гуров позвонил в двери квартиры Чекиных и Сотиных. Горничная, предупрежденная о визите вахтером, открыла дверь на длину цепочки, спросила:

– Вам кого? Виктор Львович еще на работе, а Анна Павловна плохо себя чувствует.

Гуров протянул девушке свою визитную карточку, сказал:

– Передайте Анне Павловне, что мне необходимо ее видеть. В случае отказа я приду с участковым и понятыми. Поверьте, милая, скандал не улучшит самочувствия вашей хозяйки.

Визитку забрали, дверь захлопнули, стало тихо.

С юридической точки зрения мое положение безукоризненно, рассуждал сыщик. Я расследую убийство, мне необходимо переговорить с членами семьи. Конечно, их можно пригласить в прокуратуру, но это вряд ли им понравится, а хозяин так просто не придет. Его положение не из лучших, самый гонористый чиновник понимает: убили человека, милиция должна работать, и никто не может сказать, мол, не беспокойте родственников в такие тяжелые дни. Следует переговорить с Пашей Кулагиным, розыск убийц поручен мне, и контрразведчик это прекрасно знает. Хочет заниматься делом сам – флаг ему в руки, пусть начальники договариваются, я с удовольствием отойду в сторону.