Судьба на выбор Аткинс Дэни

Глава 3

Все внутри онемело. Как при уколе новокаина. Или в ледяной воде. Но не в хорошем смысле, когда боль отступает и становится легче. Нет, это чувство было сродни тому, как ты медленно замерзаешь насмерть, понимая, что совсем скоро все, конец…

Ричард и я сидели в полной тишине, пытаясь усвоить невыносимо страшную мысль, не укладывающуюся в рамки нашей реальности. Эми, яркая и безбашенная, всегда жила так, будто каждый день для нее – последний. И вот… это случилось.

Ее смерть, похоже, потрясла даже персонал больницы, потому что к нам вдруг стали относиться иначе. Медсестра, измерявшая артериальное давление, прежде чем снять манжету, на секунду стиснула мои пальцы. Врач, заявив во время утреннего обхода, что я могу отправляться домой, после некоторой паузы с неловкостью похлопал меня по плечу. И хотя он промолчал, возникло ощущение, что в ближайшие дни нам придется выслушать немало соболезнований.

Ричард помог мне переодеться – снять накрахмаленный больничный халат и снова надеть короткое вечернее платье, совершенно теперь неуместное. Я вздрогнула, когда ткань коснулась голой кожи – на подоле темнели багряные пятна, которые могли быть только кровью. Я не знала лишь, чьей. Моей? Джека? Или Эми? Да и какая разница? Все равно дома оно отправится в мусорное ведро.

Чтобы не тратить зря время, Ричард решил сходить в аптеку за обезболивающим.

– Я быстро, – пообещал он, целуя меня в лоб чуть ниже белой повязки. – С тобой ведь все будет хорошо?

Я печально покачала головой. Ричард, замешкавшись, понимающе кивнул. Для нас уже ничего не будет «хорошо». И сильно подозреваю, что за пределами больницы станет еще хуже.

В дверь тихо постучали, и в палату заглянула молоденькая медсестра. Я решила, она хочет сообщить о приехавшем такси, однако вместо этого услышала:

– Мисс Маршалл, к вам гость. Вообще-то сейчас не часы посещений, но учитывая обстоятельства…

Вот оно – одно из преимуществ лечения тех, кто пережил особую трагедию. Правда, я бы предпочла не состоять в этом вип-клубе.

Медсестра шагнула в сторону, позволяя визитеру войти. Джек, помедлив, произнес те самые, роковые слова:

– Эмма, мои соболезнования.

Я отчаянно пыталась сдержаться. В горле заклокотало, как у оперной певицы, собирающейся взять особенно высокую ноту. И с громким звуком – что-то среднее между икотой и собачьим воем – я в очередной раз нырнула в объятия Джека, заливаясь слезами, которые сдерживала в присутствии Ричарда. Теперь они наконец нашли трещину в плотине.

В общем-то, я никогда не была плаксой. Поэтому удивительно, что писатель из Америки, которого я знаю всего двенадцать часов, пережил больше моих истерик, чем жених за последние двадцать лет.

Я не слышала, как вошел Ричард, хотя к тому времени более-менее взяла себя в руки, и поняла, что мы с Джеком не одни, только когда услышала холодно-отстраненный голос:

– Эмма?

Джек поднял голову, так и не выпуская меня из рук. В его объятиях не было ничего порочного, он просто хотел меня поддержать, однако в светло-карих глазах Ричарда мелькнул хищный огонек, совершенно неуместный в данный момент. Я поспешно высвободилась, отступая от Джека на шаг. Тот протянул Ричарду ладонь:

– Джек Монро. Простите, вчера не было шанса нормально представиться.

Ричард медлил. И лишь когда ситуация из простой невежливости пообещала перерасти в откровенную грубость, он пожал Джеку руку. Правда, в этом жесте, так же как и на лицах обоих мужчин, не было ни капли дружелюбия.

– Ричард Уизерс, – коротко сказал он. – Жених Эммы.

У Джека дернулся уголок рта.

– Тебя что, тоже оставили здесь на ночь? – спросила я.

– Нет. Сделал перевязку и отправился домой.

Ах да, он же в другой одежде, а еще побрился. Под закатанным рукавом белел бинт куда меньших размеров.

– Тогда что ты здесь делаешь? – в лоб спросил Ричард.

Я сердито уставилась на него, но в ответ получила притворно удивленный взгляд.

– Позвонил утром, узнать, как дела, и мне сказали, что… Ну… в общем, я решил, что надо бы заехать.

– Очень любезно с твоей стороны, – процедил Ричард.

– Да, спасибо, – отозвалась я с куда большей искренностью.

– Как видишь, я забираю Эмму домой – ей надо отдохнуть. Так что благодарю, у нас все под контролем.

«Под контролем»? Да наша жизнь летит наперекосяк, но сейчас Ричарду для полноты ощущений не хватало разве что общения с парнем, который спас его любимую девушку. И я понимала, что должна поддержать жениха, пусть даже это будет совершенно неправильно.

– Джек, спасибо, что заглянул. Для меня это очень важно.

Подтекст гласил: «А теперь, пожалуйста, уходи».

– Хотелось бы, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. И чтобы я смог сделать что-то большее. Для Эми.

Наверное, последние слова Джек добавил нарочно, не давая Ричарду в ответ ляпнуть какую-нибудь гадость. Как ни парадоксально, почему-то жениха заметно бесил тот факт, что Джек меня спас, – будто это как-то принижало самого Ричарда. Ну что за бред? Он должен испытывать благодарность, а не ерничать и ревновать.

– Тебя уже выписали? Может, подвезти?

– Нет, спасибо. Нас ждет такси, – поспешно возразил Ричард, словно испугавшись, что я приму предложение. Как по команде, опять постучала медсестра, сообщая о прибытии машины.

Ричард повел меня к двери, обнимая за талию. Обернувшись, я посмотрела на Джека – и ничего не смогла прочесть по его бесстрастному лицу. Я печально улыбнулась на прощание мужчине, который рисковал собой, спасая мою жизнь. Казалось, оставлять его вот так – сродни незавершенному делу или неоплаченному долгу. Хотя, может, это чувствуешь всегда, если обязан кому-то жизнью.

В машине я не возмущалась поведением Ричарда. Перед нами стояли куда более серьезные проблемы. Чем ближе мы подъезжали к дому родителей, тем острее ощущалась глобальность катастрофы. Когда такси остановилось и Ричард достал портмоне, чтобы расплатиться с водителем, я положила руку ему на плечо.

– Давай ты сначала съездишь к себе, умоешься и переоденешься?

– Разве тебе не будет легче, если я пойду с тобой?

Тоскливо покачав головой, я поцеловала его в надежде, что меня поймут правильно.

– Что бы мы ни сделали, легче не будет. Просто приезжай чуть позже, хорошо?

Я вылезла из такси и направилась к дому. Жаль, что моя смелость была такой же фальшивкой, как и благодарность, которую Ричард испытывал к моему спасителю.

Родители сидели за кухонным столом. Папа вскочил, как только я зашла, и сгреб меня в по-отечески крепкие объятия, пытаясь выразить свою любовь и тревогу. Я позвонила ему из больницы, поэтому он уже знал про Эми. Судя по красным глазам, он тяжело принял случившееся. Мои подруги заглядывали к нам при любой возможности. Родителям они были практически как родные.

– Чай будешь? – хрипло спросил он. – А то в этих больницах обычно предлагают всякую дрянь.

Пить совершенно не хотелось, но отцу следовало себя чем-то занять и успокоиться, поэтому я кивнула.

Пока он возился с чайником, я села рядом с мамой. Теребя в руках скатерть, она повернулась ко мне со страдальческим выражением на лице, невероятно похожим на мое собственное – точно я смотрела в волшебное зеркало будущего. Раньше это успокаивало, дарило ощущение связи времен… Теперь до ужаса пугало.

Я украдкой покосилась на папу, и он едва заметно кивнул. Что ж, уже легче. По иронии судьбы сегодня у нее хороший день – в то время как у меня худший в жизни.

– Папа сказал, – печально подтвердила она. – Поверить не могу. Малютка Эми…

Я молча кивнула, чувствуя, как слезы текут по щекам. Мама посмотрела на мою повязку.

– Что у тебя с головой?

– Порезалась слегка. Пустяки, почти ничего и нет, просто так замотали. Ты не волнуйся.

Она послушно кивнула, и любой, кто знал ее прежде, сразу понял бы, что это не моя мама. Настоящая Фрэнсис Маршалл никогда не была покладистой.

– Представить не могу, что чувствуют Линда и Дональд… – пробормотала она, и мы с папой обменялись удивленными взглядами. Кажется, это она про родителей Эми. Как странно – я совсем забыла их имена, а мама, хоть и не общалась с ними целую вечность, вспомнила в один момент. Ее болезнь абсолютно непредсказуема: никто не знает, что она отберет, а что оставит.

В тоскливом молчании мы сидели и пили чай. Голова казалась слишком тяжелой для шеи, в глаза словно насыпали горячего песка.

– Дочка, может, пойдешь и немного поспишь? – наконец предложил отец.

– Не могу, слишком много дел. Надо все распланировать… Узнать, как там Кэролайн, а то я про нее совсем забыла, съездить к родителям Эми. А еще свадьба… Придется отложить…

– Почему? – резко спросила мама. – Вы что, с Ричардом поссорились?

Я в замешательстве уставилась на нее.

– Нет. Вовсе нет… Но нельзя же вот так, прямо сейчас… Сразу после того, как Эми… – Я не договорила. Бесполезно, она все равно не поймет…

Папа буравил ее взглядом, словно пытаясь заставить нейроны в мамином мозгу работать должным образом. Последнее время он часто так на нее смотрел.

– Ах да. Конечно. Она ведь будет подружкой невесты?

Я кивнула, не найдя в себе сил поправить ее ошибку. Теперь об Эми надо говорить в прошедшем времени. Но думать об этом было слишком больно.

– Дела подождут до вечера, – отрезал отец, отворачиваясь от мамы. – В подобном состоянии от тебя мало толку. Иди, отдохни.

Казалось, это неправильно – позволять себе такую роскошь, как сон, а вместе с ним хоть и краткое, но бегство от реальности. Однако отец прав. Мне предстоит уйма дел, а сейчас я даже думать не могу. Кое-как поднявшись на ноги, я поцеловала отца, потом маму.

– Только чуть-чуть, – предупредила я папу. – Разбуди через пару часов. Скоро приедет Ричард, я хочу встать к этому моменту.

– О, Ричард приедет? – восхищенно спросила мама. – Как мило с его стороны.

Следующая ее фраза застала меня уже в коридоре:

– Эмма?

Я повернулась.

– Что у тебя с головой? Откуда повязка?

Нет, сегодня у нее вовсе не хороший день.

Судя по темным кругам под глазами, Ричарду, как и мне, выспаться не удалось. Всякий раз, когда я опускала веки, я опять видела события прошлой ночи во всех жутких подробностях, будто смотрела фильм ужасов, не загрузившийся до конца и прокручивающий один и тот же жуткий эпизод снова и снова.

Чувствуя, как давят стены, я набросила старую шерстяную кофту и вышла в сад. Побродив немного, села на скамейку под голым деревом. Сквозь стеклянную дверь я заметила, как в уютно освещенную гостиную зашел Ричард. Они с отцом обменялись рукопожатием, а потом неловко обнялись. С матерью он вел себя душевнее – наклонился к ее креслу, чтобы о чем-то поговорить. Слов я, конечно, не слышала, но видела, как он терпеливо кивает, держа ее за руку. Ричард чудесно к ней относился – ласково, без лишней фальши, раздражения или снисходительности. Я пыталась ему подражать, но ничего не получалось. Ричард считал: это потому, что мы с ней были очень близки – тяжело и несправедливо терять день за днем родного человека.

Папа махнул ему в сторону сада. Через минуту Ричард сидел рядом со мной, обнимая за плечи. Я привычно, будто недостающий кусочек мозаики, устроилась в его объятиях. От Ричарда пахло гелем для душа и лосьоном, и впервые за последние сутки я почувствовала, как удавка напряжения ослабевает.

Мы молчали – в разговорах не было необходимости. Считается, что когда долго живешь с кем-то, начинаешь угадывать его мысли. Но на этот раз я не имела не малейшего понятия, как он отреагирует на мои слова.

– Ричард, придется отложить свадьбу.

Он ничего не ответил, и я повернула к нему голову. Ветер трепал русые волосы, тень от удивительно длинных ресниц падала на лицо, когда он с непонятным выражением смотрел куда-то вдаль. Какие бы картины ни стояли у него перед глазами, он явно не видел ни аккуратный газон, ни ровно подстриженные кусты. Молчание затягивалось, и когда мне показалось, что Ричард уже собирается запротестовать, он вдруг печально вздохнул и ответил:

– Согласен.

Заготовленные аргументы застыли на губах. Я была уверена, что он начнет спорить, и согласие застало врасплох. Как ни глупо, его покладистость на мгновение даже вызвала разочарование.

– Так надо, – пробормотала я, невольно следуя заготовленному сценарию.

– Да.

Взяв меня за руку, он осторожно потрогал бриллиант на безымянном пальце. Я носила кольцо всего три месяца и все еще ощущала его вес.

– На какое-то время, – согласился Ричард, нежно целуя костяшки. – Просто отложим – не отменим.

Он смотрел мне прямо в глаза, и я кивнула, не доверяя голосу.

Темнело, и ветер усиливался, но мы оставались на улице, не замечая холод.

– Знаешь, а ведь если бы не Эми, мы с тобой и не начали бы встречаться, – прошептала я, положив голову Ричарду на плечо. Тот озадаченно посмотрел на меня сверху вниз. – Я, наверное, тебе не рассказывала, но в средней школе я с ума сходила по одному парню, Гаррету Флетчеру. Он всем девчонкам нравился, не мне одной. Мы считали, что он невероятно клевый, потому что играет в рок-группе.

Ричард многозначительно приподнял брови.

– Я умирала от желания, чтобы он позвал меня на выпускной. – Я слегка улыбнулась: даже двенадцать лет спустя детские страсти были свежи в памяти.

– Но на бал ты пошла…

– Он позвал не меня, а Эми, – перебила я, возвращаясь в прошлое и заново переживая тот ужаснейший для девочки-подростка момент, когда Гаррет подошел в переполненном коридоре и пригласил мою лучшую подругу на свидание.

– Я всегда знал, что он идиот, – буркнул Ричард.

– Представляешь, Эми ни секунды не раздумывала, хотя он считался самым классным парнем в школе. Знаешь, почему она отказала?

– Потому что лучше тебя разбиралась в мужчинах? – усмехнулся Ричард.

Я толкнула его в бок.

– Потому что она знала, как он мне нравится, и не хотела делать больно.

– У нее доброе сердце, – сказал Ричард и тут же поправился, отчего к моим глазам подкатили слезы: – …Было доброе сердце.

Горло перехватило. И только переведя дух, я смогла продолжить рассказ:

– И вот Гаррет Флетчер с этой своей обаятельной улыбкой поворачивается ко мне и говорит что-то вроде: «Ну что ж, тогда приглашаю тебя. Всем известно, как ты по мне сохнешь».

– Надеюсь, ты доходчиво объяснила, куда он может запихнуть свое приглашение?

Я улыбнулась, вспоминая, как шокировало меня публичное унижение. И фыркнула, то ли смеясь, то ли плача:

– Нет, тогда я потеряла дар речи. Эми сделала это сама. Прямо там, в коридоре, при всех, она заявила, что меня уже пригласил парень куда круче его, и если Гаррет хоть однажды разует глаза, то поймет, что вовсе не так хорош, как ему кажется.

– Очень на нее похоже, – одобряюще заметил Ричард.

– Конечно, она блефовала, никто меня не приглашал. Но ей не хотелось, чтобы какой-то идиот бросал мне подачки. Позже она сказала, что я заслуживаю кого-то получше, и если придется, мы пойдем на выпускной вместе. Пошлем к черту тупых мальчишек, которым не хватает смелости к нам подкатить.

– Но ведь я…

Усмехнувшись, я накрыла его руку своей:

– А этим же вечером позвонил ты. И так нервничал, что минут десять нес какую-то чушь, прежде чем перейти к делу.

– И ты согласилась, – расплылся в улыбке Ричард.

– Это и стало нашим первым свиданием, – напомнила я. – Если бы не Эми, я могла пойти с Гарретом.

Какое-то время мы молчали. В саду медленно сгущались сумерки.

– Знаешь, а я ведь его недавно видел. Флетчера, – произнес Ричард. – Мы встретились в автомастерской. Кажется, он меня не узнал. У него теперь большущий пивной живот и лысина.

Я прильнула к Ричарду.

– Эми была бы в полном восторге…

Не слушая протесты Ричарда и отца, я собиралась к Кэролайн. Я звонила ей уже несколько раз, но говорила с Ником – Каро наотрез отказывалась брать трубку. С каждым новым звонком в голосе Ника все отчетливее звучало отчаяние.

– Если не хочешь меня отвезти, сама доеду, – упрямо заявила я, ставя Ричарда в безвыходное положение. Он поддерживал отца, который считал, что сейчас не время ходить по гостям и вообще мне самое место в кровати. Однако я не собиралась уступать.

– Я нужна Кэролайн. Я должна, нет, обязана к ней поехать. Да и Нику не помешает сейчас твоя поддержка.

Это был решающий аргумент. Даже недовольное хмыканье отца не могло ослабить мою решимость. Мама наблюдала за нашей перепалкой, как за интереснейшим теннисным матчем.

– Ты уходишь так поздно? – недоуменно спросила она, когда Ричард протянул мне куртку и я стала просовывать руки в рукава.

– Мама, я скоро вернусь.

Кэролайн и Ник жили в новом комплексе на другом конце города – они первыми из нашего круга друзей обзавелись собственным домом. Что, впрочем, было логично, ведь Ник работал в банке, а Кэролайн – в агентстве недвижимости. Они выбрали тихий ухоженный район, заселенный такими же молодыми парами. Кэролайн, с детства копившая приданое (хотя это понятие уже век как устарело), оказалась прирожденной домохозяйкой и свила уютное гнездышко. Бедняжка никак не могла понять, почему ни я, ни Эми не следуем ее примеру.

После Рождества, когда мы с Ричардом объявили о помолвке, она взялась за меня с утроенными силами, соблазнительно размахивая перед носом образцами тканей и подбрасывая глянцевые каталоги домашних товаров, точно приманку для дикого зверя. Ее усилия пошли прахом. Ричард вполне уютно чувствовал себя на съемной квартире, а я собиралась переехать к нему. Мне с лихвой хватало подготовки к свадьбе, чтобы забивать голову еще и поисками дома. Наверное, тогда я здорово разочаровала Кэролайн.

Мы свернули на знакомую улицу, и Ричард припарковался сразу за автомобилем Ника. Там, где обычно стояла машина Кэролайн. Обменявшись с Ричардом печальными взглядами, мы пошли рука об руку по дорожке к дому наших друзей.

Вряд ли гостей можно было встретить с большим энтузиазмом. Ник распахнул дверь даже прежде, чем в обитой дубовыми панелями прихожей угасло эхо звонка, и обнял меня, стараясь не смотреть на белую повязку.

– Кэролайн у себя, – сказал он.

Я бы нашла ее комнату, даже если прежде ни разу не была в этом доме – дорогу подсказывала приглушенная музыка. Подойдя ближе, узнала песню, по которой мы трое лет десять назад сходили с ума. Однако саундтрек нашей юности не мог заглушить громкие рыдания, доносящиеся из спальни. Тихонько постучав, я вошла.

Кэролайн была вся растрепана, а в комнате царил настоящий бардак, выдававший, насколько ей плохо. Короткие светлые волосы торчали во все стороны, на лице проступили красные пятна. В одних пижамных шортиках и майке она стояла на коленях в центре двуспальной кровати, на красиво вышитом пододеяльнике, который сейчас скрывался под морем фотографий. Кажется, она собрала здесь все снимки с нами троими.

– Поверить не могу, что ее… больше нет, – задыхаясь от боли, выдавила Кэролайн. Она провела по матрасу руками, рассыпая карточки, с которых улыбалась Эми.

– Знаю… – всхлипнула я.

– Почему она? Почему?! В мире столько ужасных людей, почему умерла именно она?!

Даже сквозь слезы я различала в глазах Кэролайн немой вопрос, который весь день терзал и меня: «Почему Эми, а не я?» Я слышала, что в психологии существует понятие «вина выжившего», но даже представить не могла, насколько это жуткое чувство. Как несправедливо, что я получила пару царапин там, где Эми лишилась жизни, будущего… лишилась всего. Я разгребла фотографии и забралась на кровать. Мы с Кэролайн вцепились друг в друга, словно Гензель и Гретель в дремучем лесу.

– Мне все время кажется, она сейчас распахнет дверь и скажет, что это глупая шутка.

Кэролайн судорожно закивала, хватаясь за меня в страхе, что я тоже вот-вот исчезну. Я посмотрела на разбросанные фотографии.

– Хотела бы я знать, почему… Почему оборвалась ее жизнь? Она ведь такая молодая, у нее было столько идей, столько планов… – Я захлебывалась рыданиями. – Боже, Кэролайн, я просто не понимаю. Все должно было сложиться совсем иначе. Чтобы мы состарились вместе. Помнишь, как мы строили в детстве планы? Мы должны были выйти замуж, родить детей, и чтобы они тоже стали друзьями, и мы с ними гуляли бы в парке…

Мой голос сорвался, но Кэролайн подхватила – за годы нашей дружбы мы распланировали все до мельчайших деталей.

– А потом, в глубокой старости, выбрали бы дом престарелых поуютнее, где-нибудь на берегу, обязательно с большой верандой, и мы весь день могли бы сидеть там в креслах-качалках… И никогда, никогда не расставались бы.

Мы целую вечность не вспоминали об этой детской фантазии – и вдруг ее грубо отняли и растоптали.

– Не знаю, как мы теперь будем… без Эми, – всхлипывала я. – Так больно… словно умерла она, а предсмертную агонию переживаем мы. Больно дышать, больно думать… это невыносимо!..

Я бессвязно бормотала сквозь рыдания, но Кэролайн, казалось, понимала, кивая каждому слову.

– Мне весь день звонят и звонят… Не могу ни с кем говорить. Так и хочется заорать в трубку: «Неужели вы сами не понимаете, каково нам сейчас?! Не понимаете, что мы потеряли? Что жизнь больше никогда не станет прежней?!»

– Я чувствую то же самое…

Мы долго плакали, цепляясь друг за друга как за единственную надежную опору, не дающую утонуть в океане горя. Когда слезы кончились, я принялась шарить по матрасу в поисках салфеток. Они нашлись под кучкой фотографий школьных лет. Я взяла первую попавшуюся. Снимку было лет двадцать, его сделали после рождественской постановки. В центре кадра стояла Эми в длинном голубом платье; со своей дивной улыбкой она казалась идеальной Девой Марией, если не обращать внимания, что она держит куклу-Иисуса вверх тормашками. Справа – Кэролайн с большущими ослиными ушами и дурацкой ухмылкой. Слева – я с какой-то странной конструкцией из фольги на макушке.

Кэролайн, опустив голову мне на плечо, тоже рассматривала фотографию. Три лица – все разные и при этом одинаково светящиеся радостью и счастьем. Не надо было глядеть на остальные снимки, чтобы убедиться: такие же улыбки на каждом из них. Здесь была даже одна фотография со вчерашнего вечера – когда на девичнике мы сели рядышком, и Кэролайн щелкнула нас на мобильник. Веснушки спрятались под слоем макияжа, косички сменились стильными укладками, но в глазах по-прежнему сияла дружеская любовь. И вот оказалось, что снимок, который родился спонтанно, едва ли не на бегу, запечатлел последние мгновения жизни Эми. Я снова потянулась к салфеткам.

Возле левого колена я заметила незнакомую карточку и подняла фотографию ближе к свету. Снимок, судя по всему, был недавним – не старше пары лет. Девочки с тех пор практически не изменились, только Кэролайн была с длинными волосами, а последнее время она предпочитала короткую стрижку. Сделали его летом, на открытой веранде какого-то бара. Ник и Ричард в шортах и футболках сидели на длинной скамье, держа высокие бокалы с пивом. Напротив примостились задорно хохочущие Кэролайн и Эми. На заднем плане виднелись четыре велосипеда, прислоненные к дереву. Меня в кадре не было.

– Кэролайн, а это где?

Она взяла снимок, и легкая сентиментальная улыбка тронула ей губы.

– Да, было дело. Эми убедила нас прокатиться до Браунли – двадцать пять километров в одну сторону в самое жаркое воскресенье лета. Клянусь, мы тогда чуть не померли от теплового удара. Года три-четыре назад.

Внутри зарождалось непривычное чувство. Как раз в это время я с девочками не общалась – работа в Лондоне отнимала слишком много сил, поэтому я приезжала в Хэллингфорд буквально пару раз повидаться с родителями. Потом, спустя два года, мне выпал шанс на восемнадцать месяцев уехать в Вашингтон. Радуясь своей фантастической удаче, я не задумывалась, как без меня поживают старые друзья. И сейчас было жутковато сознавать, что у них остались свои воспоминания, о которых я ничего не знаю. Эта потеря даже обретала сакральный смысл: ведь я впустую потратила столько времени, которое могла бы провести с ними – вместе с Эми. И уже ничего не исправить…

– Бьюсь об заклад, таким ты Ричарда никогда не видела. – Кэролайн раскопала другую фотографию.

Она права. Ричард, кстати, предпочел бы, чтобы эта карточка не попадалась мне на глаза. Снимали, судя по развешанным повсюду украшениям и разноцветной гирлянде, обвивавшей большую арку, на рождественской вечеринке. Ричард смотрел прямо в объектив, держа в руке бокал, а в волосах у него…

– Господи боже, это что?! Он осветлял пряди?

Кэролайн радостно закивала, будто делясь сокровенным секретом.

– Ему ужасно не шло – словно привет из восьмидесятых. Но он считал себя невероятно крутым.

Я пристально разглядывала фотографию. Мое внимание привлекала вовсе не странная прическа, которая и впрямь делала его похожим на какого-то хипстера. Ричард выглядел очень расслабленным и довольным жизнью. Он, видимо, смеялся над какой-то шуткой, когда его неожиданно попросили повернуться к камере. Сбоку стояла Кэролайн с каким-то незнакомым типом, а рядом с Ричардом, прямо под аркой, пристроилась Эми в ультракоротком красном платье. Судя по ехидной улыбке, она собиралась оторваться по полной. Прямо над головой у нее висела веточка омелы, и я слишком хорошо знала подругу, чтобы понять: это место она заняла не случайно. Интересно, кого из парней на заднем плане она выбрала мишенью?

Тихий стук заставил нас обеих поднять головы. В комнату нерешительно заглянул Ник.

– Девушки, вы тут в порядке?

Как и большинство парней, он плохо переносил женские истерики.

Посмотрев на Кэролайн, я пожала ей руку.

– Нет. Но как-нибудь справимся. Ради Эми.

В конце концов я убедила Кэролайн выйти из спальни и поесть. Нику за последние сутки этого сделать не удалось. Значит, приехала я все-таки не зря.