Мы над собой не властны Томас Мэтью

30

Эйлин сидела на крыльце. Сегодня шум ее почти не раздражал. В небе с далеким гулом пролетел самолет. В сторону Северного бульвара проехал автомобиль, в салоне глухо бухала музыка. Из просвета между домами доносился дежурный смех очередной телевизионной комедии. Терпеть мелкие неудобства гораздо легче, когда есть надежда вскоре вырваться отсюда. А те, кто купит их старый дом, будут знать, на что идут, — значит, их все устраивает. Вряд ли Эйлин станет скучать по этому району, однако, подписав бумаги о продаже, она сможет вспоминать его без ненависти. Можно будет приезжать сюда стричься; никто не умеет справляться с ее кудряшками лучше Курта, и цены у него вполне приемлемые. И к Артуро можно заглянуть иной раз. Впрочем, сказать по правде, ресторан у него хоть и неплохой, прямо-таки светлое пятно в этих трущобах, но не более того. Будут и другие — намного, намного лучше.

Коннелл отскочил, чтобы его не задело дверцей машины. В одной руке он держал книжку комиксов, запакованную в прозрачный пакет, словно вещественное доказательство, в другой — туго набитую сумку.

— Все деньги оставили в книжном? — нахмурилась Эйлин.

— Он молодец, с хорошими отметками окончил в этом году, — отозвался Эд.

— И хорошо разгулялся по такому случаю?

— Это капиталовложение, — сказал Эд. — Он ерунду не покупает.

Эйлин зашла в комнату сына. Коннелл расставлял комиксы на полках с серьезностью библиотекаря в фонде редких книг.

— Выклянчил? Воспользовался моментом?

— Нет! Каким еще моментом?

— Ты наверняка заметил, как папа рад, что учебный год закончился.

— Он сам предложил! Пришел с работы и говорит: «Сходим в магазин за комиксами». Я говорю — не хочу. А он не отстает. Я ему объяснил, что больше туда не хожу. Мне там не нравится.

— А что такое? С тобой там плохо обошлись?

— Нет. Просто не нравится, и все. В общем, я туда больше не хожу. А он: «Тогда поедем, куда мы тебя возили к ортодонту, там есть книжный». И повез меня в Бейсайд. Я не хотел столько покупать. То есть хотел, но как-то совестно было. А он говорит: «Бери-бери, не стесняйся».

— Много потратили?

— Порядочно.

— Сколько?

— Двести... Чуть больше.

— А точнее?

— Двести сорок восемь, — сказал Коннелл. — И семьдесят восемь центов.

Эйлин не верила своим ушам. Неужели можно столько потратить на комиксы? Это же целый грузовик получится.

— Ты таки не упустил момента!

— Неправда! — возмутился Коннелл.

Он аккуратно расставлял комиксы по ячейкам, всовывая к каждому в прозрачный пакет картонку для прочности. Вдруг его коллекция в самом деле имеет какую-то ценность? По крайней мере, хранит он ее бережно.

— Папа без конца повторял: «Пусть у тебя будет все, чего тебе хочется». Не отстал, пока я не набрал полную корзину. Я самые дорогие не брал.

Эйлин вздрогнула — словно холодным сквозняком потянуло. За необычной щедростью Эда угадывалась печаль. Сын, кажется, тоже это почувствовал и не мог безоблачно радоваться неожиданному подарку. У Эйлин сердце заныло — так бывает, когда человек чувствует боль другого на огромном расстоянии. Хотя Эд был всего лишь в соседней комнате.

Старик-метрдотель с церемонной учтивостью проводил их к столу. Ресторан «У Артуро» ничуть не изменился за долгие годы: все те же черные костюмы с белыми передниками, перекинутые через руку салфетки, тонированные зеркала от пола до потолка, негромкая музыка, свежайший хлеб и очень недурное красное вино. Такие итальянские ресторанчики встречаются по всему городу; еда вполне сносная и какое-нибудь одно особо выдающееся фирменное блюдо. Этот чуточку более изысканный, потому Эйлин его и предпочитала. Нынешний владелец — Сандро, сын Артуро, — вел дела с большим вкусом, избегая дешевого шика. И все же скорей бы оставить все это в прошлом и переключиться на рестораны действительно высшего класса.

Эд с благосклонной улыбкой созерцал меню, словно там были записаны ответы на занятные, хотя и пустяковые вопросы.

— Рад, что учебный год позади? — спросила Эйлин.

— Очень рад!

Эйлин повертела в руках пакетик с сахаром.

— Слушай, Эд, — заговорила она после казавшейся бесконечной паузы, силясь улыбнуться, — мы с Коннеллом видели один симпатичный дом... Нам очень понравился.

— Ты нашла дом?

Эд смотрел на нее каким-то странным, ничего не выражающим взглядом.

— Ну, не то чтобы прямо уж нашла... Просто мы его посмотрели. Может, это и не идеал. Наверное, он нам вообще не по средствам.

— Ты хочешь переехать? Давай переедем.

— Что?

Эйлин ухватилась обеими руками за край стола. У нее даже голова закружилась. Почему Эд так легко сдался? Наверное, потому, что они в общественном месте, и к тому же не хотел устраивать скандал при сыне. Дома он ей еще задаст. И тут же явилась другая мысль, еще более тревожная: что, если он сказал правду? Может, он с самого начала был не так уж и против?

Эд обернулся к Коннеллу:

— А ты хочешь переехать?

Эйлин задержала дыхание. Живот так подвело, что она испугалась — вдруг стошнит.

— Очень хочу, — неожиданно серьезно ответил мальчик. — Я хоть сейчас.

— Да ну? — спросил Эд.

— Точно.

— Почему?

— Просто я много об этом думал.

Эйлин казалось, он и не вспоминал о той поездке.

— И я решил: раз все равно осенью в новую школу, так лучше будет нам всем начать с чистого листа.

Сын пришел ей на помощь! И в кого он такой рассудительный? Может, ее мечта еще сбудется — в семье появится собственный политик?

Эд смотрел на нее. Эйлин пожала плечами.

— И главное, дом классный мы нашли! — прибавил Коннелл. — Двор такой большой, там даже можно в баскетбол играть, в одно кольцо.

Да он сейчас в одиночку Эда уговорит, без участия Эйлин...

— Ты хочешь переехать? — еще раз спросил Эд, набив рот хлебом.

Коннелл кивнул.

— Так переедем, почему бы нет?

— Куда спешить? — возразила Эйлин.

Ее пугала такая внезапная перемена.

— Вы же уже нашли дом?

— Да, но...

— Вот и поехали.

— Правда? — спросил Коннелл.

— Ну да.

— Что ж, я рада, что ты в целом не против. Надо будет все подробно обсудить потом.

— И в целом, и в частности.

Эд так широко улыбался, намазывая хлеб маслом, что и Коннелл, глядя на него, расплылся в улыбке.

— У кого-то прекрасное настроение, — заметила Эйлин.

Эд словно не слышал.

— Я говорю: у кого-то прекрасное настроение.

Отец с сыном дружно жевали. Эд махнул официанту, чтобы принес еще тарелку с хлебом, а Коннелл тут же попросил еще колы.

— Оставь место для обеда, — сказала Эйлин, сама не зная, к кому из двоих обращается.

Пакетик, который она терзала, порвался, и сахар просыпался ей на колени. Эйлин смахнула крошечные кристаллики. Пальцы сразу стали липкими, но она не пошла мыть руки.

— Так, значит, Коннелл хочет переехать, и ты, Эд, хочешь переехать, и я хочу переехать. Значит, мы все согласны между собой?

Эд кивнул, намазывая маслом очередной кус хлеба.

— И если я начну оформлять покупку дома, ты не будешь возражать?

— Нет, конечно.

Эйлин рассердилась:

— Минуточку! Ты забыл, что категорически отказывался переезжать? Говорил, сейчас не время?

— Я помню, был такой разговор.

— А как ты меня уверял, что ни в коем случае не хочешь... не можешь переезжать?

Эд только кивал, явно не слушая.

— А теперь вдруг все хорошо и замечательно?

Эйлин, сама того не сознавая, повысила голос. За соседними столиками стали оглядываться.

— Прости меня! — воскликнул Эд. — Прости, пожалуйста!

Он не просто хотел от нее отделаться — в голосе звучало искреннее огорчение.

— Да ладно, пап! — вмешался Коннелл. — Это же здорово!

Он придвинулся ближе и обнял отца.

— Прости, — повторил Эд. — Я просто хотел еще хлеба. Хлеб здесь очень вкусный.

Эйлин стало не по себе.

— Скажи мне только одно: почему ты передумал? Что изменилось?

— Просто настроение хорошее. Я так счастлив, что отделался! Несколько недель можно не ходить на работу... Несколько месяцев!

Он был как пьяный. Может, у него не просто депрессия, а маниакально-депрессивный психоз?

Учебный год закончился, впереди три месяца без всяких напрягов, и на радостях он готов согласиться на что угодно. Это не значит, что ему в самом деле хочется переехать, — просто он вообще не в состоянии принимать никаких решений. Слишком много сил отняла борьба с депрессией, с кризисом среднего возраста, со студентами, с научными исследованиями, и теперь даже самые простые повседневные задачи, вроде проставления оценок, стали неподъемной ношей. У него что-то закоротило в мозгу от переутомления. Свихнулся из-за жалких подсчетов, из-за дурацкой ведомости, которую надо повесить на стенку. Подделал результаты контрольных, не спал по ночам, орал на Эйлин, плакал у нее на плече. Он уже ничего не хочет, остаться бы только одному и зализывать раны, а работа у него такая, что остаться одному невозможно. И он ложится на диван, закрыв глаза и отгородившись от всех музыкой, — тогда его демоны не могут к нему пробиться.

Эд и Коннелл наворачивали, как наперегонки. Эйлин ела медленно, уткнувшись взглядом в тарелку, чтобы не надо было разговаривать. Когда пустую посуду унесли, Сандро важно приблизился к столику. За ним официант нес блюдо с пирожными.

— За счет заведения! — объявил Сандро. — Прошу вас, возьмите по пирожному!

И надо было ему именно сегодня изменить своей обычной сдержанности!

— Ну что вы, зачем... — отказалась Эйлин.

— У нас годовщина, — ответил Сандро. — Хотите верьте, хотите нет — сегодня ресторану тридцать лет исполняется. А вы у нас из самых старых клиентов.

Должно быть, он заметил, как напряглась Эйлин, и быстро поправился:

— Не самых старых, конечно! Самых постоянных!

— Нам не нужно целых три пирожных.

— Видите? — обиженно воскликнул Сандро, обращаясь к Эду. — Вот потому-то у нее до сих пор такая прекрасная фигура!

Эд только улыбнулся, ничуть не смущаясь. Зато Коннелл заерзал в кресле.

Сандро наконец ушел.

— За окончание учебного года! — провозгласил Эд, одним глотком допивая оставшееся в бокале вино.

— За новый дом! — сказала Эйлин.

Эд чокнулся пустым бокалом, Коннелл — своим, с минеральной водой. Звякнуло стекло.

— За новую школу! — сказал Коннелл, и они снова чокнулись.

— Удачи, Эйлин! — сказал Эд.

— С чем?

— С поисками дома.

— Я же говорила, что уже нашла.

— Коннелл, удачи в новой школе!

— Спасибо, пап.

— Удачи нам всем!

31

Мама позвала Коннелла во двор. Он вышел и увидел, что мама стоит, опираясь на лопату, возле клумбы, где она теперь проводила много времени. В выходные, уезжая на матч, он каждый раз видел, как мама окучивает какое-нибудь растение или подсыпает удобрения из бездонного мешка.

— Помоги мне это закопать, пожалуйста.

Мама протянула ему статуэтку — похожие стояли у Лины на комоде. Фигурка человека в красном одеянии, с младенцем на руках. Младенец в розовой рубашонке, скорее всего, Иисус Христос.

— Здесь ямку вырой. — Мама указала место среди розовых кустов.

— Глубокую?

— Я скажу, когда хватит.

— А зачем надо закапывать?

— Говорят, святой Иосиф помогает продавать дома. Надо его положить в ямку вверх ногами, лицом к улице.

— Ты в это веришь?

— Вреда-то не будет, — сказала мама.

Лопата ударилась о что-то твердое. Коннелл разгреб землю — на дне ямки оказался большой камень. Коннелл обкопал его со всех сторон и потянул. Камень вылез неохотно, точно особо упрямый зуб. Коннелл снял рубашку, повесил на перила крыльца и продолжал копать, с удовольствием замечая, как сокращаются и расслабляются мышцы. Усиленные занятия физкультурой дали результат. К тому же за год Коннелл вырос на четыре-пять дюймов.

— Я сначала купила другую фигурку, — рассказывала мама. — За четыре доллара. Потом засомневалась. Какая-то она была не такая. Простая белая пластмасса, и только один Иосиф, без Иисуса. Я его вернула в церковную лавку и говорю продавщице: «Дайте мне хорошую статуэтку, а не ту безвкусицу». Она мне показала вот эту. Говорит, эта не для похорон.

— И сколько эта стоила?

— Сорок баксов.

Надо же, такую кучу денег закопать в землю! Расчистив ямку, чтобы стенки не осыпались, Коннелл сунул туда фигурку головой вниз, засыпал снова землей и утоптал.

— А если не поможет? — спросил он.

— Поможет, — сказала мама.

32

По поводу продажи дома Эйлин обратилась к сестре Синди Коукли, по имени Джен. Она работала в риелторском агентстве «Двадцать первый век» в Ист-Медоу. Можно было найти агентство и поближе, но Эйлин не хотела отдавать свои деньги местным.

Следующая задача — рассказать о продаже семейству Орландо. Поднявшись на второй этаж, Эйлин сперва прислушалась. За дверью смотрели «Колесо Фортуны» и громко смеялись. Гэри и Лина тоже пришли со своего третьего этажа. Донни выкрикивал ответы на вопросы и насмехался над участниками викторины.

Продать дом — значит выставить их на улицу. Или, по крайней мере, прибавить забот Донни: он платил за обе квартиры. Бренда в супермаркете «Пасмарк» зарабатывала совсем мало, Гэри нигде подолгу не задерживался, а Лина уже не могла работать.

Эйлин вернулась к себе, так и не постучав. На следующий день, собравшись с духом, пошла снова. Из-за двери доносились приглушенные голоса. Эйлин постучалась; ей открыла Бренда. Шерон и Донни сидели за столом.

— Я не вовремя?

— Да что вы! — Донни указал на свободный стул. — Поешьте с нами! У нас много наготовлено!

Эйлин растерянно перешагнула порог. Бренда скрылась в кухне.

— Вы еще не обедали?

— Ну что я буду вас беспокоить...

— Садитесь-садитесь! Сейчас тарелку принесу.

По правде говоря, Эйлин хотелось есть. Эд поехал на матч, в котором участвовал Коннелл, и они собирались где-нибудь перекусить после игры. Эйлин планировала подогреть себе остатки вчерашнего ужина, а тут на столе огромная миска спагетти с великолепными толстыми тефтельками, и все это полито густо-красным томатным соусом.

Шерон смотрела поверх стакана с лимонадом глазами сказочного эльфа. Бренда принесла горячий чесночный хлеб, завернутый в фольгу.

— Будете с нами?

Донни быстро нагреб в тарелку спагетти, зачерпнул поварешкой несколько тефтелек и налил рядом лужицу соуса. Эйлин и рта раскрыть не успела, а тарелка уже стояла перед ней.

— Наверное, буду, — сказала Эйлин.

Бренда взяла тарелку Шерон. Девочка сидела и молча улыбалась Эйлин. У нее было очаровательное личико и прекрасные прямые волосы. Девятилетняя Шерон, тихая и застенчивая, была для семьи утешением за все невзгоды. И совсем не капризная — удивительно, ведь все вокруг в ней души не чаяли. Родится же такое чудо — словно вдруг проявился рецессивный ген, много поколений дремавший в крови.

Бренда произнесла молитву. Эйлин пробовала завести у себя такой застольный обычай в первое время после рождения Коннелла, а потом забросила. Услышав знакомые слова, она ощутила укол совести и мысленно добавила несколько слов от себя.

— Все так вкусно, — пробормотала Эйлин, когда они приступили к еде.

— Спасибо большое! — Донни подмигнул. — Я стараюсь.

— Скажешь тоже! — фыркнула Бренда. — Ты и яйцо сварить не сумеешь.

Донни, играя бровями, ответил:

— А зачем я буду варить яйцо? Для этого у меня ты есть.

— Смотри, как бы однажды утром у тебя в кофе яд не оказался!

Донни показал ей язык, радуясь, что сестра попалась на подначку. Шерон во все время этого обмена репликами радостно хихикала.