Когда стреляет мишень Серегин Михаил
– Я подумаю об этом, – просто ответил Коваленко.
Коваленко не смог собственноручно представить супруге вновь нанятого личного бодигарда, потому как на утро у него намечался деловой завтрак с обсуждением ряда важных вопросов по акционированию концерна «Сибирь-Трансойл», одним из руководителей которого он и являлся.
Поэтому в поездке Свиридова сопровождал уже известный ему господин Чечеткин, которого шеф после некоторого колебания все-таки отпустил с гостем из провинции.
Загородный дом вице-президента «Сибирь-Трансойла» находился примерно в тридцати километрах за городской чертой Москвы в одном из престижных районов ближнего Подмосковья.
Вилла нефтяного магната намного превосходила по размерам и роскоши его московскую квартиру. Ее сложно было назвать домом, даже домом очень больших размеров, и все по той очевидной причине, что загородная резиденция Коваленко скорее являла собой комплекс зданий, нагроможденных одно на другое. Венчала всю эту громаду фигурная башенка восточного типа, сильно смахивающая на ту, что Влад видел в Стамбуле.
Она еще более усугубляла впечатление архитектурной эклектичности и разноголосицы, что сразу бросалось в глаза при виде этого эксцентрично и попросту бестолково выстроенного здания.
По всей видимости, несчастный архитектор, воздвигший все эти пропилеи, просто не понимал, что же от него хочет заказчик, и несколько раз менял проект уже в процессе строительства.
– Перестраивали недавно, – заметил обычно несловоохотливый Чечеткин, – Анна Михайловна так захотела.
Охранялась вилла вполне профессионально и очень тщательно. Уже на подъезде к ней метров за сто пятьдесят – двести Свиридов стал замечать замаскированные на деревьях дорожных указателях наблюдательные мини-камеры, многие из которых были применены к элементам местности так ловко, что ни за что не бросились бы в глаза львиной доле проезжающих.
В которую, естественно, нельзя было отнести Свиридова.
У шлагбаума перед основательными железными воротами в кирпичной кабинке сидел человек в защитного цвета полушубке. Он помахал автоматом, приказывая «Ауди» со Свиридовым и Чечеткиным остановиться.
– Да, у вас тут серьезно, – проговорил Владимир. – Чувствуется основательный подход к делу.
– Это все работа Фокина, – прокомментировал Чечеткин. – Это он установил тот порядок, по которому ведется сейчас охранная служба.
...По мере того как автомобиль стремительно поглощал расстояние, отделяющее его от загородного дома Коваленко, Свиридов все чаще ловил себя на мысли, сколь двойственно его вхождение в события последней ночи и в расхлебывание их последствий. С одной стороны, он чувствовал себя обязанным сделать все возможное для того, чтобы найти Афанасия и обезопасить Аню от легко предугадываемой, но всегда тем не менее неожиданной беды.
С другой стороны, он понимал, что, быть может, взялся не за свое дело. Нельзя дразнить собственную память такой магнетически желанной и притягательной близостью к той, которая потеряна для тебя навсегда. Та, вернуть которую может только безумство – безумство судьбы или собственное, самое опасное и непредсказуемое.
Смертоносный, нелепый жребий судьбы.
Все давно потухло, и незачем ворошить угли безвозвратно потухшего костра, – в который раз говорил себе Владимир. Ему уже давно не восемнадцать лет. Он профессионал, и Аня для него отныне только объект тщательной охраны и наблюдения, а не женщина.
Тем более женщина любимая.
И все-таки всякий раз, когда он произносил ее имя – даже мысленно, даже в разладе с собственной совестью, – что-то начинало трепетать в его, как ему казалось, так обманчиво холодной и насмешливо-циничной душе.
Что-то продолжало гореть под мертвым пеплом старого осеннего костра.
Точно так же, как в Москве, его провели в комнату и оставили ждать. В комнате, затененной жалюзи на всех трех больших окнах, было довольно темно, а так как ждать пришлось достаточно долго, то он все-таки заставил себя чуть задремать, надеясь на отлаженные сигнальные системы своего организма. На то, что в нужный момент он всегда успеет проснуться.
Вероятно, он переоценил собственные возможности. Или же степень накопившейся почти за двое бессонных суток усталости. Но только проснулся он не от того, что внутренний таймер скомандовал «подъем».
Просто он почувствовал, что кто-то пристально и неотрывно смотрит на него.
Владимир открыл глаза, и в узкой полосе яркого утреннего света из-под жалюзи на него выплыло неподвижное тонкое лицо Ани.
Свиридов как-то по-собачьи дернул головой, и вся сонливость немедленно улетучилась.
– Ты так хорошо дремал, – медленно, без улыбки и приветствия произнесла Анна, – я даже не решилась тебя разбудить.
В последних словах, как показалось Свиридову, прозвучала оскорбительно тонкая ирония, но неуловимый аромат насмешки улетучился уже со следующими словами Ани:
– Хорошо, что ты все-таки приехал. Я все это время ждала, что ты перезвонишь и скажешь, что нет, дескать, я не пойду на поводу у взбалмошной бабы, которой взбрело в голову, что она в опасности... Такой, знаете ли, каприз заскучавшей жены миллионера.
– Разве я мог так поступить? – в тон ей без улыбки спросил Свиридов.
– Откуда я знаю, насколько ты изменился за этот год и как ты относишься ко мне теперь.
Владимир, скептически усмехнувшись, встал с кресла.
– Психологические изыски – это уже лишнее, – не сумев отказать себе в соблазне ядовитой насмешки, произнес он. – Во-первых, я решил, господин Коваленко не постоит за расходами. Хотя бы ради этого стоило поехать. Во-вторых, Афанасий...
– Ты уже виделся с Сергеем Всеволодовичем? – перебила его Аня.
– Да, в его московской квартире. Он даже любезно показал мне то место, где, по его словам, на него и было совершено покушение.
– И что?
– Я думаю, что исполнитель этого заказа был то ли круглым невеждой в своем деле, то ли перед ним не ставилась задача устранить Коваленко. По крайней мере, я проследил, откуда, судя по траектории полета пули, он мог стрелять. И сделал один интересный для себя вывод.
– Какой вывод? – встревоженно спросила Аня.
– С такой позиции я бы уложил вас обоих на месте за доли секунды даже сквозь закрытые жалюзи. Достаточно было бы знать, что вы находитесь в этой комнате, куда твой супруг накануне установил это занимательное кривое зеркало. Интересно, зачем?
Анна надменно опустила глаза, и ее лицо сразу приобрело выражение глубокой отчужденности.
– Пройдем в дом, – наконец сказала она.
Свиридов огляделся по сторонам.
– А это, простите, что такое?
– Это так... прихожая, – сквозь зубы коротко сказала Аня.
– А ты мало изменилась, Анька, – вдруг бросил он и двумя пальцами взял ее за тонкое запястье, украшенное тонким, очень стильным золотым браслетом.
– Ты так думаешь?
Владимир пристально посмотрел на нее исподлобья и крепко сжал губы, словно стараясь удержать слова, которые только чудом еще не сорвались у него с языка...
Аня действительно мало изменилась. По сути дела, она изменилась только в одном: она стала совершенно чужой.
Глава 3
После того как Свиридову была отведена комната прямо возле входа в крыло дома, занимаемое Аней, он принял ванну, позавтракал и милостиво получил от своей госпожи разрешение вздремнуть и привести свой истощенный недомоганием, усталостью и похмельным синдромом дорогостоящий телохранительский организм в норму, соответствующую высоким требованиям нанимателя.
Потом он переоделся и, сопровождаемый рослым детиной в белой рубашке, проследовал на территорию обитания Анны Михайловны Коваленко.
Они прошли череду комнат, отделанных белым мрамором, золотом, горным хрусталем и зеркалами, где обычными, а где замутненными и прихотливо изогнутыми, с такой же белой мебелью, стоимость которой, вероятно, была сопоставима с величиной эдак в треть пенсионных отчислений за месяц в масштабах всей Московской области.
Свиридов обратил внимание на то, сколь многочисленны были кривые зеркала, к которым хозяин всего этого великолепия, нефтяной магнат Коваленко, питал совершенно определенную слабость.
Они вышли в огромный зал с высоким, парящим не меньше чем в шести-семи метрах над ними потолком, увенчанным громадными и немыслимо красивыми шикарными люстрами, широко раскинувшими пышные гроздья резного хрусталя на позолоченных фигурных остовах. У дальней стены зала находился белоснежный же бассейн, над которым царила мраморная фигура Посейдона с золотым трезубцем в одной руке и ярко пылающим слепяще-белым шаром в другой.
«Хороший шарик, киловатта на два, не меньше», – подумал Свиридов.
У бортика глухо плеснула вода, и Влад увидел, как стройная загорелая девушка в закрытом, но тем не менее довольно откровенном и несколько даже вызывающем белом купальнике одним движением взлетела на край бассейна и уселась там, неподвижно свесив грациозные длинные ноги. Это была Анна.
– Иди-ка сюда, Володя, – не оборачиваясь, произнесла она.
– Так точно, Анна Михайловна, – пробормотал Влад и посмотрел на здоровяка в белой рубашке.
– А ты свободен, Данилов, – словно прочитав мысли Свиридова, добавила Аня. – Иди.
– У тебя хороший слух, – сказал он, приближаясь к ней. – Как это ты так ловко определила, что это я?
– А ко мне больше никого не пустят, – улыбнувшись одними уголками рта и передернув хрупкими изящными плечами, которые в свое время так восхищали Володю, ответила она. – А что, я в самом деле не изменилась?
– Да нет, – окинув ее оценивающим взглядом, негромко выговорил Свиридов, – немного изменилась... жаль.
– Что так?
– Просто стала еще красивее. – Свиридов усмехнулся и сел на бортик рядом с ней, не обращая внимания на то, что только что выданные ему дорогие стильные туфли и штанины брюк легкого строгого костюма – тоже, вероятно, не самого дешевого – погрузились в прозрачную голубовато-бирюзовую воду бассейна.
– Разве это плохо?
– Для меня – да. Я же должен быть твоим, понимаешь ли, телохранителем, как мне это сегодня буквально на пальцах объяснял твой дражайший супруг. Те-ло-хра-ни-те-лем, – по слогам повторил Владимир и весьма откровенно смерил насмешливым взглядом обтянутое мокрым купальником стройное тело молодой женщины.
– Володя, прекрати, – мягко сказала Аня и накинула на плечи тонкое полотенце. – Что это за мальчишество, в самом деле?
– Никакого мальчишества, – вздохнув, проговорил Владимир и отвернулся. – Так в чем будут заключаться мои обязанности? – после несколько затянувшейся неловкой паузы спросил он. – Сергей Всеволодович отдал меня всецело в твое распоряжение, но так и не уточнил, чем мне, собственно, предстоит заниматься.
– Ты будешь находиться при мне неотлучно, – глядя в сторону, сказала Аня, а потом вдруг резко повернулась к нему, и он увидел ее смелые и честные глаза, в которых был его смертный приговор. – Ведь все давно закончено, Володя, и нет смысла говорить о старом и даже вспоминать. А ты... просто так мне будет спокойнее. Я могу себе позволить разориться даже на такого дорогостоящего телохранителя, как ты.
Она приблизила свое лицо вплотную к его словно окаменевшим чертам.
– Ведь правда?
– Все верно, Анечка. Только один момент: я никогда прежде не работал телохранителем. Скорее обратное... диаметрально противоположные функции. Ну, кому я рассказываю, ты же все помнишь.
Аня беспечно махнула на него рукой.
– Ну что ж, – подвел итог своим разглагольствованиям Свиридов, – в конце концов, это далеко не самое неудачное для меня трудоустройство.
– Правда? – улыбнулась она.
«Даже улыбка у нее стала иной – уверенной, открытой и почему-то неискренней... – подумал Свиридов. – Ну что, значит, так и должно быть...»
Они сидели в одной из бесчисленных комнат коваленковской виллы, в ушах назойливо бился бодрый латиноамериканизированный звук риккимартиновской «Livin" la vida loca», которая за лето стала чем-то вроде похоронного марша для ценителей настоящей музыки.
К последним Владимир себя никогда не причислял, но от Рики Мартина у него начинались спазмы в горле и аллергические высыпания на коже.
Впрочем, сейчас ему было не до музыки.
– Каким образом вышло так, что Фокин стал начальником службы безопасности этого самого...»Сибирь-Трансойла»? Только не говори мне, Аня, что это простое совпадение. Я все равно не поверю.
– Не знаю... конечно, это не совпадение, только... – Аня посмотрела на Володю и, обиженно поджав губы, внезапно спросила в упор: – Ты ведешь к тому, что это я порекомендовала Афанасия на эту должность?
– Ну порекомендовала же ты меня, – пожал плечами Свиридов.
– Так это совсем другое! Ты отвечаешь только за мою личную безопасность, а Фокин являлся начальником секьюрити московского офиса огромного концерна! Сергей... м-м-м... Коваленко и слушать бы меня не стал.
– Возможно, что все это и так, – кивнул Владимир, – вот только кто, в таком случае, так удачно пристроил Афанасия прямиком к твоему мужу?
Губы Ани искривила досадливая усмешка, и она, не в силах скрыть раздражения, произнесла:
– Что-то вы стареете, Владимир Антонович. Подозрительны стали и недоверчивы. Что-то раньше я такого за тобой не замечала.
– Я тоже. Только ведь и ты уже не та, – не остался в долгу Свиридов. – Ладно, – он поднялся с кресла и, дотянувшись до пульта дистанционного управления, выключил стереосистему, из колонок которой доносились финальные завывания латиноамериканского идола. – Нам нужно возвращаться в Москву. Именно это следует из твоего недавнего телефонного разговора с Сергеем Всеволодовичем?
Аня согласно кивнула.
Великолепный «Мерседес», который Коваленко совсем недавно подарил своей жене взамен разбитого ею «Рено», легко вынес Свиридова по подъемной наклонной – градусов в тридцать – тридцать пять – плоскости из подземного гаража, где находилась большая часть коваленковского автопарка.
Он распахнул перед Аней заднюю дверцу, она села, и «мерс» выехал в распахнутые охраной ворота.
– Я не понимаю, – проговорил Влад, – тут столько охраны, что дальнейшее усиление службы безопасности – просто бессмысленный перевод денег. На территорию загородного дома Сергея Всеволодовича даже мышь не прошмыгнет.
– Ты опять за свое? – сумрачно откликнулась Аня. – То есть ты хочешь сказать, что в этой вилле я в полной безопасности?
– Разумеется.
– И никто не сумеет добраться до меня, раз мой муж снабдил этот особняк столь впечатляющей охраной?
– Ну конечно.
Аня неожиданно рассмеялась. Так, как смеялась раньше – звонко, открыто, искренне. Влад поморщился и машинально увеличил скорость автомобиля.
– Нет, Володька, это забавно! – наконец выговорила она. – Как основательно ты убеждаешь меня в том, что моя безопасность столь же незыблема, как пирамида Хеопса.
– Не говори фигурально, ек-ковалек!
– А что, – Аня понизила голос почти до шепота и, наклонившись вперед, почти коснулась губами уха Свиридова, – даже ты не сумел бы проникнуть в этот особняк... если бы тебя наняли уничтожить меня?
Свиридов ничего не ответил, да и несложно понять почему: ответ на такой вопрос требовал недюжинных усилий. Тем более что Владимир прекрасно осознавал, каков должен быть ответ. И в том, что этот ответ будет совершенно соответствовать истине, он нисколько не сомневался.
– Что же ты молчишь? Ты сумел бы проникнуть в этот особняк и потом так же незаметно уйти из него? – настойчиво повторила Аня.
– Да.
– Вот видишь, – горько усмехнулась она, – а ты еще говорил, что я в полной безопасности. Значит, есть люди, которые способны... Вот потому я и хотела, чтобы ты был моим личным телохранителем.
Свиридов продолжал сидеть с невозмутимым, каменным лицом, легкими поворотами руля ведя разогнавшуюся почти до двухсот километров машину по трассе.
– У меня создается впечатление, что ты что-то постоянно недоговариваешь, – наконец сказал он после минутного молчания. – Конечно, ты не обязана ничего мне объяснять, воля твоя. Просто... не нужно так со мной поступать...
– Я знаю, что ты опасный человек, – прервала его Аня. – Так что можешь не говорить, как с тобой стоит поступать, а как нет. Но именно потому, что ты самый опасный из всех, кого я когда-либо знала, я и чувствую себя с тобой в полной безопасности.
– Ух, какие парадоксы, – усмехнулся Владимир. – Ты играешь с огнем, Анечка. Кстати, спешу тебя обрадовать: некоторые твои подозрения были небеспочвенны.
Аня вопросительно посмотрела на его несколько взлохмаченный затылок.
– Обрати внимание, что вон та темно-синяя «бээмвэшка» уже минут семь прилипла к нам и не желает ни обгонять, ни отставать. Я уже проверял: так оно и есть.
– Почему ты так решил?
– Да так... Просто когда демонстративно сбрасываешь скорость до шестидесяти километров, а эти идиоты делают совершенно синхронно то же самое, это наводит на некоторые размышления. Да и вообще... у меня нюх на «хвосты».
– Интуиция?
– Так, кажется, ребята нас нагоняют, хотя машинка у них довольно старенькая, – пробормотал Свиридов. – Если они хотят пожелать нам доброго утра, то для этого у них самый удобный участок трассы – пустынный, с лесопосадками... одним словом, благодать для господ романтиков с большой дороги.
– Ты что, думаешь, что... – начала было Аня, но в этот момент машину резко рвануло под грохот и мерзкий скрежет металла, а потом раздался звук короткой автоматной очереди.
– Ложи-и-ись! – рявкнул Владимир, и Аня, ничком упав на сиденье, уткнулась лбом в правую дверцу.
– Все правильно, – пробормотал Свиридов, – я думал, что они именно так и поступят. Ну что... повеселимся.
Он резко сбросил скорость, и «БМВ» снова основательно клюнула зад «мерса», да так неудачно, что ее развернуло и вынесло на встречную полосу.
– Ага! – вырвалось у Владимира сквозь сжатые зубы. – Так их!
Он резко вывернул руль налево, и крыло «мерса» точно вписалось прямо в переднюю дверь «БМВ», смяло ее и вдавило внутрь. Машину неизвестных злоумышленников, вероятно не ожидавших такого поворота событий, сорвало с трассы и швырнуло на обочину.
– Ты что делаешь? – пробормотала Аня. – Ты сошел с ума?
– Эти козлы могут знать, где Афанасий! Возможно, что это они и...
Владимир, не успев договорить фразы, резко притормозил «мерс» напротив скатившейся в кювет «бээмвэшки» и, рывком распахнув дверцу, быстрым, по-тигриному гибким и опасным движением вылетел из машины и как-то сразу оказался возле «БМВ».
Сидящий за рулем русоволосый парень неподвижно сидел в кресле, свесив голову на грудь, а высокий лоб его наискось рассекала широкая багровая ссадина. Вероятно, он неловко подался вперед и ударился головой либо о лобовое стекло, либо прямо о руль.
Второй пытался выбраться наружу, но это ему плохо удавалось, потому что дверцу заклинило. Свиридов ударил дулом пистолета в стекло и, когда оно разлетелось вдребезги, протянул руку и буквально вытащил засыпанного осколками стекол парня прямо через окно.
Рослый парень, безуспешно пытаясь освободиться от железной хватки Владимира, мешком свалился на траву, скаля в хищной кривой усмешке крупные белые зубы.
– Ты что это?.. – прохрипел он, и все та же злобная кривая усмешка перечеркнула широкое загорелое лицо, как будто все то, что происходило последние две минуты, было только одной динамичной прихотливой игрой по обоюдной договоренности. – Ты что, брат?
– Какой я тебе брат, скотина? – произнес Свиридов и сильным ударом на коротком замахе дал парню понять, что никаких иллюзий в его отношении не питает и, как говорится, намерен обойтись с ним «по всей строгости революционного времени». – Лучше скажи, кому я обязан таким замечательным приключением?
– Ш-ш... што?
– Ты вот что, братец, – произнес Владимир, краем глаза следя за вышедшей из машины Аней. – Не рекомендую канифолить мне мозги, иначе пострадают твои собственные. Или то, что вам их заменяет. На кого работаете? Кто послал вас отработать Анну Михайловну?
– Да ты что, в самом деле, ничего не... – начал было парень, пытавшийся закосить под тупоумного амбала.
Свиридов вбил остаток ни к чему не обязывающей фразы негодяю в глотку сильнейшим ударом с правой. Правой ноги, естественно, потому что охота было об этого грязного ублюдка марать руки, в самом деле.
Грязного – это в том смысле, что парень умудрился основательно испачкаться в какой-то коричневой жидкости, судя по виду и запаху – машинном масле, причем явно не «Shell Helix Ultra».
– Ну, – угрожающе проговорил Владимир.
– Ты, конечно, парень крутой, – примирительно сказал парень, тяжело глядя на Свиридова. Он попытался подняться и сесть на редкую пыльную траву. – Но только ты полегче, и не таких в расход пускали.
– Сейчас ты у меня допрыгаешься, – предупредил Владимир. – Ну что, мне повторить свои вопросы или как?
– Или как, – буркнул тот, – а то знаю я, как ты повторяешь. «Допрыгаешься»... Что я тебе, блоха на сковородке?
Свиридов покачал головой, и в этот момент рука парня на траве скользнула в задний карман брюк.
– Только без фокусов, – предупредил Свиридов и, вытянув перед собой руку с зажатым в ней пистолетом, коснулся дулом лба парня. – Что у тебя там?
– Да всего лишь вот это, – проговорил тот и медленно вынул руку из-за спины. – Мое, так сказать, удостоверение личности.
– ФСБ? – воскликнул Владимир и развернул красные «корочки». – Теплаков Алексей Кириллович, капитан... И сколько нынче стоит такое удостоверение?
– Все дело в том... – начал капитан Теплаков и бросил короткий взгляд поверх свиридовского плеча. Какое-то сдавленное, еще не верящее самому себе торжество промелькнуло в его глазах, и Владимир интуитивно повернул голову, чтобы...
Выразительный взгляд Теплакова совпал по времени с испуганным предупредительным криком Ани.
На голову Владимира обрушился от души нанесенный удар, а потом сильные руки водителя грубо схватили его за горло и притянули к себе, пытаясь сломать шею.
Но даже оглушенный и полузадушенный, он полубессознательно извернулся и с силой ударил нападавшего затылком в переносицу.
И почувствовал, как вмялись и хрустнули под молниеносным ударом хрящи носа врага. От жуткой боли противник тут же разжал руки и слепо отступил на шаг, судорожно поднеся ладони к обезображенному лицу.
Останавливаться на достигнутом не имело смысла, и Свиридов подрубил столь неожиданно пришедшего в себя водителя добротным тычком в основание голени, а потом и вывел из строя окончательно, от души врезав жестким ребром ладони в самое основание черепа.
Водитель беззвучно ткнулся лицом в мелкую щебенку.
– ФСБ? – выпрямившись, рявкнул Свиридов на скорчившегося на земле капитана. – Хорошенькие у вас методы работы, мать твою!
Он легко подхватил капитана и тряхнул так, что из груди Теплакова вырвалось сдавленное хриплое клокотание.
– Вы все не так поняли, – быстро забормотал тот, – нам поручили просто проверить вас на предмет соответствия необходимым критериям... что-то вроде отбора.
Владимир отпустил Теплакова и отступил на шаг.
– Отбора? – медленно переспросил он. – Естественного, что ли?
Он повернулся к Ане и сказал:
– Сдается мне, Анна Михайловна, что эти люди действовали по указанию вашего мужа.
– Вот именно, – кивнул Теплаков с явным облегчением, – мы выполняли просьбу Сергея Всеволодовича. Вам ничто не угрожало. Автоматная очередь была холостой.
– Как это так? – бледнея, спросила Аня. – Значит, это Коваленко устраивает тут такие фокусы?
– Так точно.
– Такой, знаете ли, замечательный психологический эксперимент на кроликах. – Тонкие ноздри Ани раздулись и гневно затрепетали, на щеках выступил яркий румянец, а в глазах появились пугающие металлические отсветы. Владимир неожиданно увидел воочию ту, прежнюю Аню.
Впрочем, она быстро успокоилась, хотя обуздать себя ей, без сомнения, было ох как непросто.
– Я позвоню и проверю, так ли все на самом деле, как вы тут сказали.
– В машине есть телефон? – спросил у нее Владимир.
– Конечно.
Она набрала какой-то номер и уже через три секунды произнесла:
– Сергей? Это я. Слушай меня очень внимательно. Мало времени? Ничего, это подождет.
Она в двух словах передала ему суть происшедшего, а потом прямо заявила:
– Эти люди утверждают, что они действовали по твоему поручению и проверяли таким образом, соответствует ли Свиридов твоим требованиям. Это так?
Коваленко молчал.
– Это так? – повысив голос, переспросила Аня.
– Знаешь, дорогая, я не думаю, что это телефонный разговор, – сдержанно ответил Сергей Всеволодович. – Что касается капитана Теплакова и лейтенанта Степанова, то я признаю, что они на самом деле действовали по моему поручению. Я рад, что твой новый телохранитель оказался на высоте. Мои же действия были продиктованы заботой о тебе... Я хотел быть уверен, что отдаю тебя под охрану по-настоящему надежного человека. Ты не должна на меня обижаться, Аня. С тобой все в порядке?
– А у тебя есть сомнения? – ядовито спросила она, смешно наморщив лоб.
– Все было продумано, дорогая. Возможно, это было в самом деле несколько жестоко с моей стороны подвергать тебя таким встряскам, но это лучше, чем если бы ты попала в реальную переделку с ненадежным телохранителем.
– Ясно, – холодно проговорила Аня, но ясно было только то, что она с трудом сдерживает обиду – и за себя, и за Свиридова, которого подвергли унизительному испытанию.
– Я рад, что ты все поняла, – откликнулся Сергей Всеволодович и соизволил дать отбой.
Тем временем Владимир обратил внимание на пришедшего в себя водителя «БМВ», который незамедлительно был отправлен в прострацию повторно.
Внешний вид незадачливого субъекта не оставлял сомнений в том, что ему, то бишь лейтенанту Степанову, или как там его звали на самом деле, потребуется медицинская помощь, в том числе в отделении пластической хирургии, потому как его нос стараниями Влада был просто-таки размазан по его физиономии, как коровьи экскременты под железным катком асфальтоукладчика.
– А если все было разыграно, – проговорил Свиридов, пристально глядя на уже поднявшегося с земли и теперь тщательно отряхивающегося с видимым спокойствием Теплакова, – тогда почему же ваш напарник кинулся на меня, как человек, страдающий диареей, – на унитаз? Это что, тоже элемент проверки?
– Нет, – ответил Теплаков, – просто он не знал, кто вы такие и с какой целью проводится эта операция. Естественно, что, увидя своего непосредственного начальника на земле, а перед ним неизвестного с пистолетом, он принял меры. К счастью, неудачно.
– Что же вы так несолидно работаете-то? – усмехнулся Владимир и отвернулся от капитана. – Ни тебе прикрытия, ни какого-нибудь захудалого вертолета наблюдения.
– Я же говорил, что эта акция носит частный, внеслужебный, так сказать, характер.
– Все это так, – сказал Свиридов, – но я-то об этом не знал. Так что не думаю, что мне пришлось бы отвечать за вашу смерть в случае, если бы я не разобрался с вами так быстро и пришлось бы прибегать к кардинальным мерам. Поэтому в следующий раз, капитан, берите ношу по себе.
Теплаков покачал головой и медленно направился к своей «БМВ». С сомнением посмотрел на ее помятый салон, на разбитое стекло заклинившей к тому же дверцы, потом взглянул через плечо на неподвижное тело Степанова.
– Погодите! – окликнул он уже севших в «Мерседес» Владимира и Аню. – Погодите... вы не могли бы подвезти нас до Москвы? А то я не уверен, что машина заведется...
Аня продолжала сидеть неподвижно, словно и не слышала этих слов капитана, а Свиридов, широко улыбнувшись, похлопал ладонью по рулю.
– Ну конечно... – сказал он и после долгой паузы, во время которой Теплакова уже машинально потянуло к «мерсу», добавил: – Но как-нибудь в другой раз.
Огромное авто легко сорвалось с места и через несколько секунд уже растаяло за поворотом, а остолбеневший от такой выходки Владимира капитан ФСБ постоял некоторое время на обочине дороги, а потом, устало вздохнув, направился к уже начавшему шевелиться Степанову...
Глава 4
– Вот таковы вкратце наши условия, многоуважаемый Афанасий Сергеевич, – произнес высокий представительный мужчина лет около сорока пяти, в легком сером пиджаке поверх белой футболки с треугольным вырезом на шее. – Сами понимаете, дело серьезное, и на него мы можем пойти только при участии профессионала экстра-класса. Такого, как вы, Афанасий Сергеевич.
Фокин, сидевший в глубоком темном кресле где-то в углу огромной гостиной, в которой и происходил разговор, потер ладонью небритый подбородок и медленно выговорил:
– А вы вообще понимаете, кому вы это предлагаете?
– О, конечно! – Мужчина в сером пиджаке, прихрамывая на левую ногу, прошелся по комнате, а потом сел за стол, на котором находился компьютер, и пробежался длинными тонкими пальцами пианиста по его клавиатуре. – Пожалуйста. Фокин, Афанасий Сергеевич, дата рождения – 15 августа 1965 года... м-м-м, а кстати, вам известно, что пятнадцатого августа родились Вальтер Скотт и Наполеон Бонапарт? В разные годы, разумеется.
– Нет, – угрюмо буркнул Фокин.
– Жаль. А впрочем, это не суть важно. Занимательная у вас биография, Афанасий Сергеевич. Так... это все не столь интересно, а вот это уже лучше. «С 1983 по 1988 год проходил обучение в высшей школе при ГРУ Генштаба вооруженных сил СССР, в том числе с апреля 1985-го – в спецгруппе „Капелла“, на базе которой позже был сформирован одноименный отдел. В июле 1988-го – практика в Афганистане». Хорошая практика, – одобрительно произнес человек в сером пиджаке. – Правда, война на тот момент уже фактически заканчивалась, но у таких войн нет жестко фиксированной даты окончания. Ведь так, Афанасий Сергеевич?
– Совершенно верно, – по-военному четко ответил Афанасий.
– Так... работа в отделе... участие в подавлении августовского путча 1991... подавлении мятежа 1993... расформирование отдела и направление в Чечню на предмет ведения там боевых действий. Превосходная биография, господин Фокин! В особенности мне нравится предпоследний ее пункт. В период с июня 1996-го по июль 1999-го служил священником в Воздвиженском соборе в... господи, что это вас занесло в такую глушь? Да еще священником... cedant arma togae, то бишь оружие да уступит тоге, как мудро говаривали в Древнем Риме. Все это хорошо, вот только не могу я представить вас, Афанасий Сергеевич, священником.
– Митрополит тоже не мог, – проворчал Фокин. – Поэтому лишил меня сана, несмотря на то что я его племянник. А что касается глуши, так эта глушь – моя родина. Я там родился. Русские люди вообще имеют вредную и чреватую неприятными последствиями предрасположенность рождаться не только в Москве.
Его собеседник мягко улыбнулся.
– Я вижу, богатая военная биография не вытравила из вас чувства юмора. Нельзя за вас не порадоваться, Афанасий Сергеевич.
– Угу, – лаконично отозвался экс-священник Воздвиженского собора.
– Последние же два месяца, как нам обоим известно, вы провели в столице, будучи начальником охраны у милейшего Сергея Всеволодовича Коваленко. Весьма уважаемый и богатый бизнесмен. И жена, как говорят, у него просто красавица. Впрочем, кому, как не таким людям, как Коваленко, жениться на красавицах?
Фокин шумно вздохнул и зашевелился в кресле, а потом сказал, глядя в упор на своего столь образованного, культурного и понимающего толк в людях и жизни собеседника:
– И сколько вы заплатите мне, если я соглашусь убрать названного вами человека?