Пляжный клуб Хильдебранд Элин

К половине десятого все зонтики стояли на пляже. У Ванса отваливались руки. Брюс оказался поганейшим на свете установщиком зонтов. Кевин подавал надежды, но забивал мелковато. Ванс показал парням, где хранятся кресла под названием «Сонная лощина», и подробно объяснил, как их разобрать и собрать, не оттяпав себе пальцы, затем удалился с пляжа, дав новичкам задание отрабатывать новые навыки.

Вернувшись в кабинет, он застал там Мака, тот, как обычно, любезничал с гостями. Зашел в чулан, где хранились всевозможные инструменты, протолкнулся мимо стоящих в ряд пылесосов. Там, в потайном углу, находился ящик, который Ванс лично запирал на ключ. Внутри лежали шурупы, гвозди, молоток, набор гаечных ключей и ветхая газета с рассказом «Под откос», принадлежащим его перу. Там же был припрятан и пистолет мистера Биба. Тридцать восьмой калибр. Ванс взял его в руки и прицелился. Маку сильно повезло, что в тот момент, когда он вздумал острить, эта игрушка лежала в ящике. И еще, на его счастье, Ванс не спешил отправиться в тюрьму, иначе Мак точно стал бы первой мишенью. Без вопросов.

– Неплохо для коридорного? – тихо проговорил Ванс. – Паф!

В первые сутки летнего солнцестояния на остров приехали две женщины, сыгравшие в жизни Мака немалую роль: Андреа Крейн и Сесили Эллиотт.

В воскресный вечер Мак смотрел телевизор, Марибель мирно посапывала у него на коленях, когда раздался звонок.

– Я дома. Мама с папой попросили тебе звякнуть. Надеюсь, не разбудила?

– Сесили, ты? – поразился Мак. Марибель прищурилась, стряхивая сон. – Как дела, кроха?

– Слушай, устала как собака. Ночью кутила, в семь утра выползла, весь день пыталась навести порядок, чтобы папаня мог получить залог за комнату.

– Ну как ты, рада, что вернулась? Мы по тебе скучали, малявка.

– Я не малявка. Мне уже восемнадцать.

– Да знаю, знаю. Как выпускной прошел?

– Скучно и душно. Похмелье.

– А как твой приятель?

– Все, завтра просвещу, – ответила Сесили. – Мне бы Марибель. Можно?

Мак прикрыл трубку ладонью.

– Это Сесили. Хочет с тобой поговорить.

– Конечно, – сказала Марибель, забирая у Мака трубку. – Сесили, привет! Ты как там? Не-е, не обижается. Он понимает, что некоторые детали касаются только женщин. Давай, рассказывай все по порядку, – прощебетала Марибель и скрылась в спальне.

Мак прислушался. Из-за стены доносился приглушенный смех. То, что они дружили, было неожиданно. Вот уже несколько лет Тереза отчаянно пыталась разжечь пламя страсти между Сесили и Маком. Утверждала, что если они поженятся, будут вместе управлять «Пляжным клубом». Для Мака Сесили была все равно что сестра, он ее по-братски любил. Девчонка, как он полагал, отвечала ему тем же, хотя в иные времена нередко его подкалывала и дулась. Когда ей было одиннадцать или двенадцать, она в него не по-детски влюбилась, но вскоре это прошло, и нежные чувства сменились разочарованием – словно он не оправдал ее ожиданий.

Подружку Мака Сесили обожала. И было за что. Дружелюбна, красива, умна и естественна, дочь одинокой матери, выросшая в бедном районе Нью-Йорка. Мак повстречал ее на острове, когда та проводила там свое первое лето. В маршрут ее ежедневных пробежек входила дорога вдоль Северного пляжа. В какой-то момент Мак вдруг осознал, что каждый раз ждет ее, белокурую бегунью. По утрам он вызвался подметать парковку в надежде на то, что девушка снимет наушники и заговорит с ним, однако она все время пробегала мимо и лишь раз остановилась на миг, чтобы приложить к губам бутылочку с водой и полюбоваться океаном. И вот Мак вооружился бутылкой «Эвиан» и стал ждать ее на дороге. Она сперва отмахнулась, потом ее взгляд задержался на воде. День был жаркий, Марибель сдалась. Полбутылки опрокинула на лицо и грудь, смочила шею, жадно выпила оставшуюся. Вода струилась по ее подбородку. Оторвалась от горлышка, выдохнула, поблагодарила и уж было собралась бежать, как вдруг он спросил: «Можно тебе позвонить?» Она нацепила наушники и сказала: «Днем в библиотеке». Мак первый раз оказался в библиотеке, его поразили грозные белые колонны и пугающая тишина. Марибель среди стеллажей читала роман в бумажной обложке и, перелистывая страницы, слюнявила палец. Он похлопал ее по плечу, она резко обернулась и взглянула на него, точно пытаясь припомнить. Мак сказал: «Я заправляю «Пляжным клубом». Мы виделись на пробежке». Ее бросило в краску. Она молча поставила книгу на полку. «Любишь романы?» – спросил он, и она ответила: «Нет. Не люблю».

На самом деле романы она любила. В библиотеку Марибель устроилась лишь на лето, однако, когда пришла осень, решила остаться и задержалась на шесть лет.

На минувшее Рождество Марибель подцепила желудочный грипп и, несмотря на недомогание, решила сходить на полуночную службу в церковь. Едва хор затянул восхваление новорожденного, ее начало безудержно тошнить. Мак препроводил девушку наружу, и ее нещадно вырвало на Апельсиновой улице. Потом они сидели на ступеньках в тихой ночной прохладе под башней с часами и слушали голоса певчих, доносящиеся из-за толстых стен. «Самая прекрасная ночь в году, – проговорила Марибель, – и надо же было ее испортить». В ту минуту Мак готов был сделать ей предложение, но так и не набрался мужества. Под конец он взял Марибель за руку и, когда ей стало лучше, отвел домой. Хотя за последние шесть лет она ни словом не обмолвилась о женитьбе, Мак прекрасно понимал, что рано или поздно ему придется на что-то решиться. И первым делом надо выбрать между фермой и «Пляжным клубом», а после подумать насчет их отношений.

Через час Мак лег в кровать. Марибель уже крепко спала, забыв раздеться и крепко прижав телефонную трубку к груди. Она приоткрыла рот и пошевелилась во сне, дернув ногой.

– Опять мотоцикл заводишь, – нежно проговорил Мак и, поцеловав в лоб, добавил: – Спокойной ночи.

Марибель открыла глаза.

– Что я делаю? – спросила она.

– Бегаешь во сне, – ответил Мак. – А вы о чем разговаривали?

– Да так, – пробормотала она, смежив веки. – О любви.

Мак увидел Сесили на следующее утро сразу после завтрака. Он стоял на крыльце холла, а она выпорхнула из дверей родительского дома. Босоногая, в мешковатых шортах и футболке университетской команды по хоккею на траве. Высокая и голенастая, с копной курчавых рыжих волос, таких же, как у матери, только чуть темнее. Легкой походкой она направилась к Маку по горячему асфальту, усыпанному битыми раковинами моллюсков.

– Тебе бы на ноги что-нибудь, – сказал Мак.

– Предпочитаю ходить там, где растет трава. А сам-то по траве не соскучился?

– Если здесь будет трава, мне придется ее косить. – Сесили взлетела на верхнюю ступеньку, и они обнялись. – Говорят, ты поступила в Виргинский университет. Поздравляю. У нас тут коридорный из Виргинии.

Сесили задрала ногу и осмотрела стопу.

– Да, знаю, мама сказала.

– Так когда тебе на учебу?

– Мак, я только что приехала, можно хоть на денек расслабиться? Учеба – не предел моих мечтаний. Знаешь, я четыре года в общаге парилась, и снова куда-то ехать…

– Ну прости, – пожал плечами Мак. – Мне казалось, что университет – это круто. У меня за спиной только муниципальный колледж.

– Учеба – это учеба, и не более того, – ответила Сесили и добавила, пристально на него взглянув: – Не могу поверить, что ты до сих пор не сделал предложение.

– Какой же я грубиян, – улыбнулся он и припал на колено. – Сесили, выходи за меня замуж.

Та уперла руки в бока.

– Как только Марибель тебя терпит?

– Сам не знаю. Я невыносим.

– Это не ответ, – сказала Сесили. – Когда ты сделаешь ей предложение?

– Понятия не имею. Наверное, не раньше, чем ты окончишь колледж.

– Нереальный болван, – буркнула Сесили.

– Ты лучше про своего парня расскажи.

– Да уж он поумнее тебя. И посимпатичнее, – буркнула Сесили. – Не увиливай. Когда ты собираешься сделать ей предложение?

– Тебя Марибель науськала? – поинтересовался Мак.

– Нет. – Сесили упорно разглядывала стопу, избегая встречаться с ним взглядом. – Просто нам интересно.

– Кому это «нам»? – уточнил Мак.

– Окружающим. Ты когда женишься на Марибель?

– Не знаю, – ответил тот. – Мала ты еще. Вырастешь – поймешь: на некоторые вопросы не существует точных ответов.

– Ой-ой, подумаешь! Без нравоучений обойдусь, – отрезала Сесили. Устремив взгляд в общий холл, она сказала: – Представляешь, родичи считают, что я не в состоянии работать за стойкой. Папочка послал меня на пляж. Ну и ладно. Зато позагораю. А кто там сейчас за стойкой?

– Лав О’Доннел, новенькая, – ответил Мак. – Она не плохая, тебе понравится.

– Ладно, это обождет. Я спать пошла.

– Сегодня ведь открывается «Пляжный клуб». У тебя первый рабочий день.

Отмахнувшись, девушка направилась к дому, осторожно ступая среди разбросанных на асфальте битых ракушек.

– Ты забыл? Я хозяйская дочь, – сказала Сесили. – Хочу – сплю, хочу – работаю.

Андреа Крейн прибыла на остров на пароме; пятнадцатилетний Джеймс был при ней. В половине одиннадцатого вечера они сошли на берег. Мак сам встал за стойку портье. Тайни он разрешил сегодня поспать, Джема отпустил домой пораньше. В вестибюле царила тишина. Устроившись на крыльце, Мак смотрел на огни прибывающего парома. Андреа стояла на верхней палубе и пыталась разглядеть смутные огоньки отеля на погруженном во тьму берегу.

«Я – там, где мы и распрощались». В прошлом году, вот так же, в июле, он стоял на берегу и провожал взглядом уплывающий паром. Тогда было утро. Мак отчаянно размахивал руками, хотя и знал, что она все равно его не увидит.

Но вот паром миновал маяк Брант-Пойнт, и над водной гладью разлился протяжный низкий гудок. Мак зашел в отель и устроился за стойкой портье. Двадцать минут спустя в дверях показалась Андреа в тренировочных брючках и темном, как морская синь, дождевике. Волосы зачесаны в гладкий хвостик, тяжелая сумка через плечо, в руках – по чемодану. Мак вскочил и бросился к ней с намерением подхватить ношу.

– Я сама, сама, – буркнула она. – Не помогай, у меня сейчас все в равновесии.

Андреа подошла к стойке и опустила чемоданы.

– Все, мы на месте. – Перевела дух, огляделась по сторонам. Лоскутные одеяла, плетеные кресла, живой камин и цветы в кадках. – Господи, как же здесь хорошо. Я бы все это купила. Как думаешь, Билл с Терезой уступят мне эту благодать по сходной цене?… Не отвечай, не надо, дай просто полюбоваться.

Они не виделись без малого год. За все это время Мак ни разу не слышал ее голоса, не вдыхал ее аромата. Она ничуть не изменилась, все та же, такая, как и в прошлый раз, когда он на прощание чмокнул ее в щечку.

– Ну все, – сказала она. – Я готова.

Мак поцеловал ее.

– А можно еще раз? – проронила она.

Мак поцеловал ее чуть менее сдержанно, хотя и не так, как ему хотелось бы. И если бы она не придерживалась столь жестких правил, он подхватил бы ее на руки, отнес в восемнадцатый номер и набросился бы на нее со всем пылом.

– Как доехали? И кстати, где Джеймс?

– Он в машине, раскачивается. Думаю, теперь понятно, как мы доехали. Если его выбивают из привычного уклада, он начинает паниковать. Купила ему книжку про самолеты, чтобы хоть чем-то занялся в пути. У нас новое увлечение: в шесть утра как штык встаем и едем в аэропорт любоваться взлетами.

– Я приготовил его комнату, даже покрывало застелил то самое. Там ему будет уютнее.

– Ты прелесть, – растаяла Андреа. – Только смотри, не расстраивайся.

Мак познакомился с Джеймсом, когда тому было пять лет. В то время мальчик жутко боялся садиться на унитаз. Закрывал руками уши и орал так, словно его лупят. Год за годом Мак надеялся, что аутизм вылечат и мальчик поправится. Ребенок производил гнетущее впечатление. С нарастающей тревогой Мак пошел за Андреа к ее автомобилю.

Джеймс сидел на пассажирском сиденье зеленого «Эксплорера» и, уронив голову на грудь, раскачивался вперед-назад. Андреа открыла дверь, но мальчик не отреагировал. Эта монотонность позволяла ему отречься от остального мира, сохранять внутреннее равновесие.

– Джеймс, вылезай из машины, – обратилась к нему мать, выждала пару секунд и повторила просьбу: – Вылезай.

Джеймс перестал раскачиваться и выбрался из авто, скупостью движений напоминая автомат. Симпатичный, с золотисто-медовыми волосами, как у матери, с ее же серо-зелеными глазами. Он вытянулся, над губой проклюнулся подростковый пушок.

– Скажи: «Привет, Мак», – попросила Андреа.

– Привет, Мак, – проговорил Джеймс.

– Привет, Джеймс. Я рад, что вы благополучно добрались. – Мак перевел взгляд на Андреа. – Еще есть сумки?

– Я все принесу, – ответила она. – Ты отведи его в комнату.

– Пойдем, – сказал Мак. Он взял мальчика за руку, но тот ее отнял. Открыл дверцу, и Маку уже показалось, что паренек сейчас заберется внутрь и опять станет раскачиваться, но тот лишь достал из салона книгу.

– «Все о воздухоплавании». Триста двадцать пять страниц, иллюстрации, плотная ламинированная бумага. Копирайт 1990. Дополнительный тираж 1992, 1994, – протараторил мальчик. – Собственность Джеймса Кристофера Крейна.

Зажав книгу под мышкой, он последовал за Маком по дощатому настилу к семнадцатому номеру.

Мак зашел внутрь, Джеймс – за ним.

– Вот твоя комната.

Мальчик сел на кровать и погладил покрывало.

– Одеяло Джеймса, – сказал он.

– Да, это твое одеяло, – подтвердил Мак. – Им больше никто не пользуется, только ты.

Зеленое покрывало в мелкий рубчик, какими в отеле застилали кровати лет десять назад. Теперь им на смену пришли лоскутные одеяла ручной работы, но одно Мак приберег на случай приезда Джеймса.

Андреа открыла дверь, которая вела из номера восемнадцать в номер Джеймса.

– Мамина комната здесь. Ты помнишь, Джеймс?

Тот включил телевизор.

– Будь добр, разложи свои вещи в комоде, – сказала мать. – Мы пробудем здесь три недели.

– Двадцать один день, – подсчитал Джеймс.

– Верно. Двадцать один день, как всегда. Давай я покажу тебе, где туалет. – Андреа включила свет. – Вот, смотри. Мак убрал сиденье. Здесь больше нет сиденья, ты понял, милый?

Джеймс уставился в телевизор.

– Нет сиденья, – повторил он.

– Так и есть, нет сиденья. Тебе не надо бояться. Ты много раз жил в этой комнате. Тебе здесь уютно?

Джеймс сидел, уставившись в телевизор.

– Джеймс, я спрашиваю, тебе уютно?

– Мы поедем утром в аэропорт? – поинтересовался Джеймс.

– Да, конечно. Мы поедем в аэропорт Нантакета.

– Понял.

– Хорошо. Мама пойдет распаковывать вещи, а потом ляжет спать. Постучись ко мне, если что-нибудь будет нужно.

Андреа поманила Мака в свою комнату.

– Спокойной ночи, Джеймс, – сказала она.

– Спокойной ночи, – ответил Джеймс. – Спокойной ночи.

Андреа прикрыла дверь и упала на кровать.

– Как я сегодня измоталась! С Джеймсом всегда тяжело, но в дороге!.. Выжата как лимон.

Она расстегнула ветровку. Под ней была красная футболка.

– Ты не заметил, он изменился?

– Так нечестно, – ответил Мак, опустившись в кожаное кресло. – Ты знаешь его лучше, чем я.

– Я провожу с ним все время, мне трудно уловить разницу. Ты заметил какие-нибудь изменения по сравнению с тем, что было? Впрочем, ладно, давай лучше завтра поговорим. Он сейчас сам не свой.

– Хорошо, – ответил Мак. Его голова была занята другим. Он не запер на ключ общий холл, оставил телефон без присмотра, в любой момент мог кто-нибудь позвонить. – Я, пожалуй, воспользуюсь твоим телефоном. – Мак переключил все общие звонки на номер Андреа и лишь тогда опустился в кресло. – Он стал выше. И у него растительность на лице, ты заметила?

– Да, – ответила Андреа. Она сидела, обхватив колени. – Мало мне ребенка с особыми потребностями, так теперь у меня на руках мужчина… Он растет, а я не знаю, что делать. Как научить его бриться, как рассказать про девочек и все такое. Он уже проявляет к себе интерес. Когда я это вижу, я просто запираюсь в чулане и плачу. Через пару лет надо будет искать ему работу, подобрать другое жилье. И это – лишь вершина айсберга.

– А что Раймонд? Звонит? – поинтересовался Мак.

– Доходят слухи, что его жена ждет третьего ребенка. Он, конечно, высылает мне деньги – много, просто нереальные суммы. Я их откладываю. Но чтобы увидеться с Джеймсом – увольте, даже не пытался. Предпочитает о нем не думать. Решил от нас откупиться. Для обычного-то ребенка это беда, когда отец знать его не желает, а для Джеймса – представить страшно.

– Давай я научу его бриться, – предложил Мак. – Чуть позже на неделе. Когда он ко мне привыкнет.

Андреа заплакала.

– Спасибо тебе, – сказала она. – Я так и знала, что ты предложишь. Мне ужасно неловко тебя просить, но все равно очень приятно, когда можешь положиться на кого-то хотя бы три недели в году. Уже не так сильно чувствуешь одиночество.

– Ты не одинока, – поспешил утешить ее Мак. Он присел на кровать и обнял Андреа. Она уткнулась ему в плечо, смахнула слезу. Мак прикрыл глаза и сидел, вдыхая нежный аромат ее волос. Он обожал ее печаль, неизбывную печаль, связанную с непостижимой вереницей невнятных зашифрованных сообщений, которые блуждали в голове подрастающего сына. Необъятна была ее тоска. В ее сердце находилось место и восемнадцатилетнему пареньку из Айовы, в одночасье вдруг ставшему сиротой.

– Я люблю тебя, – проговорил Мак.

– Я знаю, – всхлипнула она.

Между ними никогда ничего не было. Андреа принципиально этого избегала. Она говорила, что близость все усложнит. К тому же это физически было трудно устроить. Она столь ревностно отдавала себя больному сыну, что на других ее просто не оставалось. Андреа никогда не говорила «люблю», она просто отвечала «я знаю». Она позволяла себя обнимать, целовать, и пару раз за лето, когда Джеймс крепко спал в соседней комнате, они заваливались на кровать и жарко обнимались. Мак прижимался к ней, обуреваемый страстью, но она не поддавалась, не допускала естественного хода вещей.

Зазвонил телефон, Мак встал с кровати, чтобы ответить.

– Неужели мне кто-то звонит? – удивилась Андреа.

– Марибель, – сказал он. Взглянул на часы на запястье. – Уже полночь. – Поднял трубку. – Нантакетский пляжный клуб.

– Мак, – сказала Марибель. – Что-то ты припозднился.

– Да, – ответил он. – Поздно вселялись жильцы. Скоро буду.

– Не удивляйся, если я усну.

– Спи, – нежно проговорил Мак. Неторопливо повесил трубку. Вспомнилось, как Марибель заснула вчера, прижимая трубку к груди, и как потом лягалась и ворочалась во сне. Как же она ему близка, как будто они – неразрывное целое. В голове пронеслась мысль: «А ведь я люблю двух женщин». Наверное, так бывает. Какое счастье, что ему не приходится выбирать. Во всяком случае, сейчас.

– Мне пора, – сказал он.

– Мак, когда ты на ней женишься?

– Не знаю. Мне вообще-то надоело, что все об этом спрашивают.

Андреа улыбнулась.

– А хочешь поехать с нами в аэропорт? Мы обычно в шесть выезжаем, но у меня вроде как отпуск, можно и до семи поваляться. Скатаешься с нами на часок?

– Конечно, – улыбнулся Мак. – Буду ждать вас на парковке. – Он поцеловал Андреа и вышел на террасу. – Спокойной ночи.

Андреа притворила дверь, Мак прошел по деревянным мосткам и спустился на песчаный пляж. Устремив взгляд на звезды, он слушал грохот прибоя и думал о родителях. Вдруг они видят его и думают о чем-то? Интересно было бы узнать, о чем.

Мак вернулся домой, когда Марибель уже спала, а в половине седьмого, когда он встал, она еще не проснулась. Мак хотел было ее разбудить и сказать, что уйдет пораньше, но ее вид в безмятежной дреме, прядь разметавшихся белокурых волос в уголке рта и трепет беспокойных ресниц остановили его.

– Что тебе снится? – прошептал он еле слышно. Она не шелохнулась, и Мак отправился в душ. Уходя из дома, он сорвал с клумбы желтую циннию и положил рядом с ней на подушку, чтобы первым делом, открыв глаза, она увидела цветок.

Когда Мак добрался до отеля, Андреа уже сидела за рулем «Эксплорера», Джеймс устроился на пассажирском месте и уткнулся в книгу. Мак плюхнулся на заднее сиденье.

– Заждались? – спросил он.

– Привычка – вторая натура, – устало улыбнулась Андреа. – Мы сидим здесь с шести.

– С шести, – подтвердил Джеймс.

По пути в аэропорт Андреа обратилась к сыну:

– Здесь, Джеймс, самолеты будут поменьше, чем те, к которым мы привыкли в Балтиморе.

– Может, нам повезет, и мы увидим настоящий лайнер, – предположил Мак.

– Я каждый день вижу лайнеры, – сказал Джеймс и, полистав книгу, добавил: – «Боинг-747», «767», «Ди-Си-10». А в этом аэропорту есть вышка?

– Что-то не припомню, – ответил Мак.

– Вышка есть в каждом аэропорту, – рассмеялся Джеймс. – Там сидят авиадиспетчеры и следят, чтобы самолеты не сталкивались. – Он издал губами громкий звук и хлопнул в ладоши.

Андреа припарковалась на самом краю взлетного поля, откуда было удобно наблюдать за посадкой самолетов. Заглушила мотор и, устало откинув голову, прикрыла глаза. Джеймс же, напротив, сильно воодушевился и ликовал. Сорванца было не узнать. Неужели это тот же ребенок, что сидел вчера, уныло глядя на экран телевизора?

– Один на подходе! – заорал Джеймс и принялся торопливо листать страницы справочника.

Мак подался вперед и стал разминать Андреа плечи, разглядывая самолет через ветровое стекло.

Солнце било в глаза, Джеймс щурился. Мак предложил пареньку солнечные очки, и тот с готовностью их нацепил.

– Мам, смотри! – воскликнул он.

Андреа приоткрыла глаза и улыбнулась.

– Тебе очень к лицу, – промолвила она.

Самолет коснулся земли. Шасси чуть подпрыгивали на взлетной полосе и дымились от трения. Джеймс захлопал в ладоши.

– Турбовинтовой! – сообщил он.

– А в Балтиморе мы такие видели? – поинтересовалась Андреа.

– Да, мам, – ответил Джеймс, как обыкновенный подросток.

Именно поэтому с ним было так трудно общаться. Только что перед тобой сидел нормальный ребенок, и вдруг – раз, полная непроницаемость. Как-то раз Андреа сказала Маку, что в мозгу Джеймса есть особый код, и лишь изредка, по большому везению, ей удается его «взламывать».

– Вон еще один! – заорал Джеймс. Самолет приземлился и встал перед ними, ну прямо как актер для поклона. Джеймс зааплодировал. – Мягкая посадка!

Так они сидели и смотрели на самолеты, наблюдая за взлетом и посадкой. Прошло минут сорок. Джеймс каждый раз заливался счастливым смехом и хлопал в ладоши, неистово шелестя страницами и зачитывая для Мака какие-то важные сведение о самолетах.

– Самолеты тяжелее воздуха, – сообщил он. – Для того, чтобы летать, им нужны крылья. Существует три способа движения: вдоль оси, по оси и кругом.

Он двигал в воздухе рукой, издавая характерные звуки губами.

– Да ты знаток, как я погляжу, – похвалил его Мак.

– Ага, – ответил Джеймс. – Разбираюсь.

Андреа помолчала, а потом, не говоря ни слова, повернула в замке ключ зажигания.

Джеймс вытянулся по струнке.

– Уже?

– Нам пора.

Джеймс указал на синий циферблат:

– Еще рано. Мы договорились до восьми. Смотри, семь сорок пять. Ты видишь? Вот.

– Мы не одни, – терпеливо объяснила Андреа. – Маку нужно привезти пончики, чтобы жильцы отеля смогли позавтракать.

Она отъехала от обочины.

– Привезти пончики, – проговорил Джеймс. – Привезти-пончики-привезти-пончики-привезти-пончики.

– Джеймс, – строго произнесла Андреа, – завтра мы снова приедем. И, обещаю, останемся до восьми. Не надо так переживать.

– Привезти-пончики-привезти-пончики-привезти-пончики, – бормотал Джеймс.

Мак подался вперед.

– Спасибо, что взяли меня с собой.

– Привезти-пончики, – пробормотал Джеймс. – Аэропорт, потом в душ.

– Сначала нам придется заехать в отель, Джеймс, – сказала Андреа. – В машине нет душа.

– Аэропорт, потом в душ, – повторял он.

– Все верно, Джеймс. Когда мы доберемся до отеля, ты сможешь принять душ.

Мальчик раскачивался взад и вперед и бормотал:

– Пончики, душ, пончики.

В зеркале заднего вида Мак поймал взгляд Андреа. Та устало улыбнулась и покачала головой.

Когда они подъехали к парковке у «Пляжного клуба», она проронила:

– Мак, спасибо, что с нами прогулялся. Джеймс, мы поблагодарим Мака?

– Аэропорт, – твердил Джеймс. – Потом душ. Спасибо.

– Похоже, тут кто-то жаждет помыться, – сказал Мак.

– Как ты догадался?

Андреа вылезла из машины. Джеймс направился к себе. Мак кинул взгляд на хозяйский дом, но там все было тихо, даже шторы не колыхались. Билл с Терезой, наверное, до сих пор спят. Еще не приехал Ванс, и Лав не видно, как и новых пляжных мальчиков. Мак прошел за Андреа в ее номер. Она отперла дверь Джеймса. Одежда была разбросана по всей комнате до самой ванной. И среди прочего на полу валялись очки от солнца, которые дал парнишке Мак.

– Я думала, тебе надо за пончиками, – сказала Андреа. – Не превращай меня в лгунью. Джеймс, закрой, пожалуйста, дверь!

Дверь закрылась, пошла вода.

– Надо, – кивнул Мак. – Просто мне неловко, что я нарушил ваш распорядок.

– Джеймс не очень легко подстраивается к обстоятельствам, – пояснила Андреа. – Извини, не стоило тебя звать с нами.

– Ты все время молчала, – заметил Мак. – Ты чем-то расстроена?

Она подняла с пола солнечные очки, задумчиво их потерла.