Сома-блюз Шекли Роберт
После этого они курили молча. В разговорах нужды не было. Через полчаса Хоб поехал к себе домой, в состоянии приятного кайфа, с унциевым «храмовым шариком» в кармане. Питер делал эти шарики из отборного пакистанского гашиша и заворачивал в голубой целлофан — это был его фирменный знак. Ценный подарок В последнее время дела Питера шли так хорошо, что ему уже не было нужды торговать своими «храмовыми шариками» Теперь он приберегал их в качестве сувениров для близких друзей.
Глава 4
Сложность расследования на Ибице зависит только от вас Если интересующий вас человек проживает в поселке Санта-Эюлалиа, первое, что надо сделать, — это отправиться в «Эль Киоско», кафе под открытым небом в центре городка. «Эль Киоско» расположено в верхней части вымощенного плиткой прямоугольника) спускающегося к морю, рядом с памятником Абелю Матутесу.
Хобу не потребовалось много времени, чтобы разузнать о Стенли Бауэре. Этот мужик вечно жил в гостях у кого-то из англичан, вечно без гроша в кармане, но одевался весьма прилично: хороший костюм для профессионального «сеньора из общества» — такая же необходимая вещь, как гаечный ключ для автомеханика. И хорошие ботинки тоже. Стенли Бауэр запомнился обществу своей коллекцией туфель от Балли. И еще у него были золотые часы от Одмара Пике — скорее всего, гонконгская подделка, но ведь не станешь же ты заглядывать под крышку чужих часов, чтобы выяснить, настоящие они или нет.
Хоб удачно выбрал время для расспросов — послеобеденное, незадолго до открытия магазинов после полуденной сиесты. В кафе сидела толпа аборигенов, у ног которых, точно собаки, теснились соломенные сумки, ожидающие, когда их наполнят вечерними покупками.
Томас-датчанин сидел за средним столиком, высокий, белокурый, в своей обычной синей капитанской фуражке.
— Стенли? А как же Я его видел на той неделе. Говорят, в Париж уехал. А что, он тебе должен?
— Да нет Мне нужна его помощь в расследовании Томас и его приятели дружно расхохотались. В те времена никто не принимал Хоба с его агентством всерьез. Зауважали его позднее, когда на остров явился старый итальянец, за поимку которого была назначена награда.
— Попробуй узнать у его старухи, — сказал Томас.
— А кто она? — спросил Хоб.
— Аннабель. Не француженка, а другая Аннабель, из Лондона Ты ведь ее знаешь, верно, Хоб?
— Да, конечно. Но я не знал, что она жила со Стенли. Как она?
— Говорят, все еще на высоте, — сказал Томас. — Хорошенькая, как картинка, и хитрая, как лиса
— А где она теперь живет?
— Провалиться мне, если я знаю. Не в Санта-Эюлалиа, это точно. Большая Берта должна знать. Ты знаешь, где живет Большая Берта?
— Наверно, в Далт-Вилле, если не переехала, — сказал Хоб. — Слушай, Томас, сюда чуть попозже собирался завернуть Гарри, выпить пивка. Скажи ему, что наш сегодняшний обед отменяется. Постараюсь поймать его попозже у Сэнди.
И Хоб отправился на своей взятой напрокат машине в Ибице. Машину он оставил на окраине, на стоянке рядом с автомагазином, дальше пошел пешком к стоянке такси на Аламеде. Ехать туда на машине не имело смысла — в Далт-Вилле все равно нет стоянок. Большое черно-белое такси «Мерседес» провезло его по Ла-Калле-де-лас-Фармасиас, свернуло направо, и они очутились у римской стены Далт-Виллы. Это была самая высокая и самая старая часть города. Они проехали по узким крутым улочкам без тротуаров, мимо музея, потом еще раз свернули — и здесь такси остановилось Хоб заплатил, выбрался наружу и пошел дальше по переулкам, таким узким, что там с трудом можно было разойтись даже двум пешеходам.
Большая Берта жила в безымянном переулке в Далт-Вилле, в двух шагах от самой высокой точки Старого Города. На Ибице полно иностранцев, гордящихся своим местожительством и убежденных, что именно они живут в самом престижном районе. Чем меньше остров, тем разборчивей на этот счет живущие тут иностранцы. На Ибице каждая часть острова имела своих приверженцев, кроме разве что свалки и прилегающих к ней районов — шумного и вонючего места, более всего напоминающего дантов ад.
В Далт-Вилле было полно шикарных старых квартир в элегантных старых домах. Между домами росли деревья, и воздух там был чистый. Единственная проблема заключалась в том, как туда добираться. Подъем крутой, автобусы не ходят, а в самый центр и такси не проедет. Но Берта решила для себя эту проблему — она попросту почти не выходила из дому, разве что затем, чтобы сходить в соседний ресторан или на выставку в галерею Симса, расположенную на той же улице. Или если Берту приглашали на какой-нибудь прием. Для нее выбраться из дома было немалой проблемой. Большая Берта весила немногим меньше трехсот фунтов. Это была веселая, жизнерадостная американка. Говорили, что она в родстве с Дюпонами из Делавера. Она жила на Ибице с незапамятных времен — и при республике, и при Франко, и потом, когда Франко свергли и снова установили республику. Она знавала Элиота Поля, была общительна, любила людей, обожала музыку. И деньги у нее водились. Доходы Дюпонов — или, вероятнее, какого-нибудь другого, менее известного, но не менее процветающего семейства — позволяли ей жить со вкусом и принимать гостей с шиком. Большая Берта чуть ли не каждый месяц устраивала приемы, водила дружбу с артистами, музыкантами и художниками всех стилей и направлений, как талантливыми, так и бесталанными, кое-кому из них давала взаймы, другим разрешала пользоваться своей маленькой виллой в приходе Сан-Хуан. Говорили, что она лично знакома со всеми жителями острова. Ну, это, конечно, маловероятно. За туристский сезон через аэропорт Сон-Сан-Хуан проходило не меньше миллиона народу. Но она действительно была знакома с кучей народа, а про тех, кого не знала лично, могла при необходимости все разузнать.
Она встретила Хоба в своем цветущем палисаднике и провела к себе в квартиру. Квартира была большая и просторная, заставленная диванчиками, кушеточками, креслами с плетеными спинками, местными сундуками, столиками — и двумя разбитыми и склеенными римскими амфорами с остроконечным дном, на железных подставках Берта вывела Хоба на обдуваемую ветерком террасу. Пол из темно-красной терракотовой плитки был залит золотым солнечным светом. Внизу простирался весь Ибица-Сити, уступами белых квадратов и прямоугольников спускавшийся к гавани с, несколькими туристскими лайнерами у причала и бесчисленными кафе.
— Ну так, — спросила Берта, поболтав минут пять о том о сем, — что же привело тебя в мое орлиное гнездо?
— Я ищу Аннабель, — сказал Хоб. — И надеялся, что вы мне подскажете, где ее искать.
— Могу разузнать, — сказала Берта. — Дай мне пару дней, я кое-кого порасспрошу. А что у тебя еще новенького? Ты здесь по делу или просто небо коптишь, как все мы?
— Я расследую убийство Стенли Бауэра. Вы про него слышали?
Берта кивнула.
— Лоран звонил из Парижа. Прочитал об этом в «Геральд Трибюн». Он был в полной прострации.
— Я слышал, Аннабель много встречалась со Стенли?
— Да, они часто бывали вместе на вечеринках. Но Стенли не интересовался девушками, ты ведь знаешь.
— Слышал. Однако они были друзьями.
— Ну это ведь не преступление, верно? Хоб решил испробовать другую тактику.
— Берта, хотите работать на меня?
— Я? Частным детективом?
— Нет, помощником частного детектива.
Большая Берта улыбнулась, покачала головой, но не сказала «нет». Она встала, подошла к буфету и сделала два Джина с содовой. Хоб знал, что в деньгах она не нуждается. Дела Берты шли превосходно. У нее даже были кое-какие вложения, она владела какой-то собственностью. Но Берта была из тех, про кого говорят «каждой бочке затычка» — лезла во все дырки, любила все про всех разузнавать, любила посплетничать. А это даст ей повод сплетничать на законных основаниях.
Она вернулась с двумя бокалами, протянула один Хобу.
— Что мне надо будет делать?
— Да все то же, что и теперь. Встречаться с людьми. Давать приемы. Ходить на открытия выставок. Обедать в хороших ресторанах. Конечно, оплачивать все это я не смогу. Но ведь вы и так это делаете. А потом рассказывать мне то, что узнаете.
— Да, конечно. Это не проблема.
Хоб давно знал, что люди, даже самые болтливые, охотнее говорят тогда, когда им за это платят, даже если плата чисто символическая. Оплачиваемая болтовня становится уже не болтовней, а работой, то есть делом приличным, уважаемым и полезным. А даже самые бесшабашные и независимые не имеют ничего против приличий, если эти приличия оплачены.
— Звучит забавно!
Вот и Большой Берте понравилась идея сделаться полезным членом общества — если, конечно, это будет интересно, и к тому же не за бесплатно. Но много платить не придется. Что очень кстати: у Хоба много и не было. Все знали, что его агентство — скорее радужная мечта, чем солидное действующее предприятие. А что может быть привлекательнее радужной мечты, даже если ты не какой-нибудь декадент? Тем более что труда особого это не потребует, а все-таки оплачиваться будет.
— Так что же мне делать, Хоб? Я ведь уже не так легка на подъем, как в былые времена!
— Берта, вам не понадобится делать абсолютно ничего, кроме того, что вы и так делаете. В этом то вся суть!
— А что именно ты хочешь знать сейчас?
— Мне нужно раздобыть сведения об одном человеке. Узнать, кто он такой, и вообще все, что можно.
И Хоб рассказал ей про человека, которого видели в Париже вместе со Стенли Бауэром перед тем, как того убили. Все, что знал.
— Не густо, — заметила Берта.
— Если кто-то и сумеет выяснить, что это за человек, то только вы!
— Хоб, ты мне льстишь. Однако ты прав. Если ни я, ни мои знакомые не знают, что это за человек, значит, его вообще не существует.
Она поразмыслила. Потом спросила:
— Так тебе нужны сведения? Но я люблю делиться сведениями. Почему ты должен мне за них платить?
— Полезные услуги следует оплачивать, — сказал Хоб. — А я люблю пользоваться услугами своих друзей. Это девиз детективного агентства «Альтернатива».
— Благородный девиз.
— Я тоже так думаю
— Но чуточку дурацкий, как и большинство благородных девизов.
Хоб пожал плечами.
— Ну так что, вы согласны или нет?
— Согласна, черт возьми! — сказала Берта. — С удовольствием поработаю одним из твоих детективов. А что еще тебе надо узнать сейчас?
Хоб был озадачен. К подобной прямоте он не привык. Ему надо было подумать. Наконец он сказал:
— Ну, помимо того, где найти Аннабель и личности того таинственного испаноговорящего господина, мне надо знать, что вообще нового на Ибице. В смысле, не происходило ли в последнее время чего-нибудь новенького?
— Да здесь все время происходит что-то новенькое, — сказала Берта. — Новые выставки и бутики тебя интересуют?
— Да нет, вряд ли. А что-нибудь еще?
— Ты бы уточнил… А новый отель?
— А что, открылся новый отель?
— А ты не слыхал? Странно.
— Я только что из Парижа.
— А-а, ну тогда понятно. Возле Сан-Матео строят новый роскошный отель. Он вот-вот откроется. Недели через две. Говорят, в японском стиле. В следующую среду будет большой прием.
— Вы идете?
— Конечно Я — в списке "Б".
— А разве существует несколько списков приглашенных?
— Дорогой мой, ну конечно! Ты что, не знаешь, как это делается? Сперва состоится огромный прием — во второй половине дня, на территории отеля. Там будет половина острова. Попасть туда может любой, даже без приглашения. Это список "В". Потом, вечером, когда всякая мелюзга уберется, будет прием для избранных — с обедом и танцами. Человек на сто.
— И это список "А"?
— Нет, дорогой мой, это список "Б". Он все еще довольно большой.
— А кто будет в списке "А"?
— А вот когда те, кто из списка "Б", уберутся, где-нибудь после полуночи, останутся только самые-самые — человек восемь-десять Владельцы и инвесторы и, разумеется, их дамы — или их кавалеры, это уж у кого как. И они до утра будут сидеть, пить и ловить кайф. Но список "А" — не так занятно, как список "Б" Разве что с точки зрения сноба К тому же в него не попадешь, если ты не инвестор и не любовник или любовница инвестора.
— А кто инвесторы-то? — поинтересовался Хоб. — Кто его строит, этот отель?
— Я знаю только по слухам. Вроде бы как несколько богатых японцев и несколько богатых латиноамериканцев Поговаривают, что основное финансирование идет от якудзы — знаешь, это японская мафия так называется? Ну конечно, знаешь. Денежки отмывают за границей. Интересно?
— Очень, — сказал Хоб. — А нельзя ли устроить, чтобы и нас с Гарри Хэмом включили в список "Б"?
— Устроим, — пообещала Берта. — Теперь я работаю на тебя. Мои связи — твои связи Кстати, не то чтобы это было очень важно, но все-таки — сколько ты мне собираешься платить?
— Не могу сказать, пока не узнаю, сколько сотрудников мне понадобится. Вы получите процент от доходов, зависящий от того, сколько времени вы на это потратите и какой степени риска будете подвергаться — если, конечно, такое случится.
— Ну, там видно будет, — сказала Берта. — Но я предпочла бы обойтись без риска. Я поговорю с одним латиноамериканцем, который дружил со Стенли. Да, кстати: Аннабель живет в Фигуэретах, в «Улье».
— Вы ведь вроде говорили, что вам надо еще порасспрашивать?
— Так ведь это было до того, как ты меня нанял, дорогуша! Я просто собиралась узнать у Аннабель, захочет ли она тебя видеть. Ну а теперь это не играет роли.
Глава 5
Хоб спустился с холма, на котором раскинулся город, и вернулся к стоянке, где оставил свою машину. — Сел в нее и поехал за город, мимо жутких новостроек, в сторону Фигуэрет.
Он выехал из города и направился вдоль моря по ухабистой немощеной дороге. По одну сторону дороги шумело море, по другую возвышались отели пастельных цветов. Это была новая Ибица. В отличие от Далт-Виллы вокруг Фигуэрет не было древней римской стены. Они стояли сами по себе на дороге к Салинам, соляным пустошам, разрабатывавшимся еще римлянами и использовавшимся до сих пор.
Фигуэреты обошло стороной нынешнее процветание Ибицы. Это был городок захудалых мелких баров, крошечных лавчонок и второразрядных ресторанчиков, населенный неудачниками, наркоманами, алкоголиками, эмигрантами, живущими на деньги, присылаемые с родины, перегоревшими музыкантами, состарившимися карточными шулерами, разорившимися бизнесменами и прочей публикой того же разбора.
«Ульем» назывались три ветхих четырехэтажных здания с внешними лестницами, соединенных дорожками и веревками для сушки белья. Из окон открывался красивый, но чересчур удаленный вид на мол и море.
Аннабель жила на tercero piso <Третий этаж (исп.)> строения dos <Два (исп.)>. Хоб поднялся по лестнице мимо задних дверей, у которых громоздились кучи мусора и старые детские коляски Ребятишки орали на кошек, мужики — на своих старух, старухи рыдали, вспоминая прошлое, а нетрезвые поэты перелагали все это в неудобоваримые стихи, отмеченные натужным полетом фантазии. Короче, сценка из «Порги и Бесс» в европейском стиле.
— А, Хоб! — сказала Аннабель. — Заходи и падай. Пива хочешь?
— А как же!
Квартирка была маленькая и неухоженная. Лучшее, что в ней было, — это вид на низенькие домики на берегу и лазурное море. Большое окно распахнуто настежь. В него влетал легкий ветерок, полощущий белье, которое Аннабель развесила на балконе. Пахло кошкой. Сантана, старая черепаховая кошка Аннабель, сидела на спинке одного из шатких мягких стульев и недружелюбно смотрела на Хоба. Кошачья вонь смешивалась с запахами оливкового масла, чеснока и хозяйственного мыла. Сама Аннабель была в шелковом кимоно — а может, и нейлоновом, Хоб слабо разбирался в таких вещах. Во всяком случае, оно было ало-оранжевым. Ворот отвисал, приоткрывая полные, заостренные, чуть отвисшие груди Аннабель. Когда Аннабель закинула ногу на ногу, пола кимоно сползла вниз, обнажив кусочек загорелого бедра. Аннабель была, пожалуй, самой хорошенькой наркоманкой на острове. Родилась она в Лондоне, где-то в районе Свисс-Коттедж. Ей было лет под тридцать, и лицо ее смутно напоминало Хобу молодую Джоан Коллинз. Впервые она приехала на Ибицу еще подростком и связалась с Черным Роджером, торговцем героином из Детройта. Они очень славно жили вместе, пока Роджера не замели во время первой большой чистки, устроенной полицией. Тогда копы похватали многих торговцев наркотиками, наркоманов и прочего нежелательного элемента. Но Аннабель всегда могла бросить наркотики, если хотела. Увы, в последнее время эта способность начала ее покидать. Правда, на руках у нее все еще не было следов от шприца — Аннабель гордилась своим маленьким, ладным телом и вводила себе наркотик между пальцами ног.
— Чем ты теперь занимаешься? — поинтересовался Хоб. Аннабель пожала плечами
— Работаю официанткой у Чумазого Доминго. Сучья работа, но это только до тех пор, пока я не смогу продать несколько картин.
Помимо всего прочего, Аннабель была еще и художницей. Ее ребячья мазня, которую она гордо именовала «примитивами», изображающая работающих в поле местных старух ч овец на заднем плане, при полном отсутствии перспективы, некоторое время пользовалась шумным успехом у картинных галерей острова, пока ее не вытеснили другие художники, еще более примитивные, с еще более вопиющим отсутствием перспективы. Художники-примитивисты Ибицы все время состязались между собой — кто примитивнее.
— А ты как? — спросила Аннабель. Она встала, подошла к холодильнику и достала две бутылки пива «Сан-Мигель». Из холодильника донеслась могучая вонь тушеной баранины с турецким горохом, приготовленной явно еще на той неделе. Хоб пожалел, что согласился выпить пива. — Все еще занимаешься своим детективным агентством?
Хоб кивнул. Выходцы с Ибицы так редко заводили собственное дело где-нибудь за границей, что все подобные случаи были известны наперечет, и островитяне внимательно следили за успехами своих земляков, чтобы успеть занять у них денег во время коротких периодов процветания.
— Что, расследуешь какое-нибудь новое дело? Хоб кивнул.
— Помогаю французской полиции вести расследование.
— А, так ты к нам по делу?
— Да, по поводу Стенли Бауэра. Не могла бы ты рассказать мне о том, чем он занимался в последнее время?
— Ой, Хоб, какой же ты олух! Славный, но глупый. Ну почему я должна что-то рассказывать тебе про Стенли, даже если бы я что-то знала? Тем более что я ничего не знаю.
— А что, есть причины не рассказывать?
— Наверно, нет. Но я не хочу неприятностей.
— Аннабель, мы же старые друзья! Расскажи мне все. Я никому не стану доносить и, в случае чего, заступлюсь за тебя.
— Конечно, заступишься, Хоб. Если сумеешь. Но почему бы тебе не спросить у самого Стенли?
— Не могу. Его убили.
Аннабель уставилась на него расширенными глазами.
— Убили?! Что, правда? Хоб кивнул.
— Как?
Хоб рассказал ей, как погиб Бауэр.
Аннабель призадумалась, потом покачала головой.
— Хоб, я бы с удовольствием рассказала тебе все, что помню. Но не здесь. Своди меня пообедать в «Эль Оливо», и я запою, как канарейка. Только погоди минутку, я переоденусь.
***
— Ты пробовал эти блины с икрой? — спросила Аннабель часом позже, когда они сидели на балконе «Эль Оливо», на одной из крутых улочек Старого Города. — Это настоящая икра, Хоб, а не какая-нибудь жуткая датская подделка из трескового фарша.
Хоб отметил, что она чрезвычайно быстро оправилась от шока при известии об убийстве Стенли.
— Икра настоящая? — переспросил Хоб. — Хорошо. А то я беспокоился на этот счет.
Оба успели поприветствовать с десяток знакомых, пробегавших мимо «по делам», которые занимают большую часть суток любого жителя Ибицы. После пары рюмок домашней водки Аннабель наконец разговорилась.
— До прошлого месяца я проводила со Стенли Бауэром довольно много времени. Мы вместе ходили на вечеринки. Это было после того, как я порвала с Этьеном. Между нами ничего не было — он ведь был «голубой», ты же знаешь. А теперь его убили… Мне не особенно хочется о нем говорить.
Хоб ждал. Аннабель улыбнулась и заказала у нависшего над столиком официанта коктейль с шампанским.
— Что, и все? — спросил Хоб. — Это я мог бы узнать у первого встречного, и обошлось бы мне это в рюмку коньяка.
— Ну а я чем виновата? Спроси еще о чем-нибудь!
— Когда ты виделась со Стенли в последний раз? Аннабель прикусила длинный алый ноготь и призадумалась.
— Думаю, вечером накануне того дня, когда он улетел в Париж. Мы обедали у Арлен.
— Он не говорил, зачем едет в Париж?
— Сказал, что ему надо разобраться с каким-то делом, но с каким — не говорил.
— А потом?
— Наверно, он собирался вернуться сюда. Точно не знаю.
— Он не выглядел нервным, озабоченным, что-нибудь в этом духе?
— Стенли? У него был такой вид, словно у него вообще нет проблем и никогда не было.
— Замечательно… — буркнул Хоб. — А не встречала ли ты его с темнокожим или смуглым мужчиной, по всей видимости, испаноговорящим, вероятно, испанцем или латиноамериканцем, который носит кольцо с большим изумрудом и в имени которого встречается двойное испанское "p"?
— Не припомню такого.
— Слишком уж быстро ты ответила! — заметил Хоб.
— В смысле?
— Ты даже не дала себе труда подумать. Это заставляет меня прийти к выводу, что ты знаешь, о ком идет речь.
— Да нет. Я просто знаю всех знакомых Стенли. Это в основном французы и англичане. Ни одного латиноамериканца среди них нет.
— Может, ты хочешь еще коктейль с шампанским?
— Я его закажу, не беспокойся. Официант!
— Ты знала, что Бауэр собирается делать в Париже?
— Хоб, я вообще его довольно мало знала. Мы просто хорошо веселились вместе. Почему ты меня об этом расспрашиваешь?
Хоб закурил «Румбо», закашлялся и отхлебнул глоток своего «Сан-Мигеля».
— Жаль, что ты спросила. Я-то рассчитывал заманить тебя в ловушку и вынудить во всем сознаться!
— Ну, раз уж не вышло, скажи, зачем тебе все это?
— Да вот, французская полиция интересуется.
— В самом деле? И что, награда назначена?
— Аннабель, если бы за это была назначена награда, я бы тебе так сразу и сказал. Если за это заплатят, я выделю тебе твою часть. Но все-таки, расскажи мне о Стенли. Ты ведь любишь бывать в Париже?
— Конечно. А что?
— А то, что инспектор Фошон, мужик, который ведет это дело, позаботится о том, чтобы ты познакомилась с традиционной французской вредностью. Если ты не согласишься нам помочь. Как только ты появишься в Париже, тебя возьмут и допросят по всем правилам. Он может даже организовать тебе неприятности.
Аннабель спокойно поразмыслила над этим.
— Ну, тогда я просто не поеду в Париж.
— Но почему тебе отказываться от поездок в Париж, если тебе нечего скрывать?
Аннабель поколебалась…
— Хоб, я недостаточно хитра, чтобы водить тебя за нос.
На самом деле я просто ничего не знаю. Господи! Убили Стенли! Стенли убили! Вот невезение1
— По-моему, невезение здесь ни при чем.
— Да нет, я имею в виду, что это мне не повезло. Стенли-то, он вообще был невезучий. Не надо мне было давать ему взаймы триста фунтов на эту дурацкую поездку.
— Собирайся, Аннабель, — распорядился Хоб. — Нам пора идти.
Ему подали счет на сто семьдесят три доллара, не считая чаевых, которые Хоб дать позабыл. И не считая шампанского.
Глава 6
У ресторана, на маленькой площади с хипповским обувным магазином на углу, была стоянка такси. Хоб усадил Анна-бель в такси и сунул ей тысячу песет на проезд. На сегодня он был сыт ею по уши. Потом прошел узким переулком, ведущим на стоянку позади ресторана, где он оставил свой наемный «Сеат». Стоянка представляла собой не правильный прямоугольник, огороженный белеными каменными столбиками. Подойдя ближе, Хоб увидел, что на капоте его машины сидит какой-то мужик и курит сигарету. Мужик затянулся в последний раз и отшвырнул окурок. Огонек сигареты прочертил огненную линию в темноте.
— Эй, — сказал мужик, — это ты — Хоб Дракониан?
— А вы кто такой? — осведомился Хоб.
— На твоем месте я бы не стал этим интересоваться, — сказал мужик, поднялся и пошел навстречу. В его движениях было нечто, что не понравилось Хобу. Он медленно начал отступать, жалея, что не из тех детективов, которые носят пистолеты. Правда, в Европе не так-то просто получить разрешение на ношение оружия, но ведь мог бы запастись хотя бы ножом или кастетом! А так у него не было ничего, кроме шариковой ручки. Да и та во внутреннем кармане, так сразу не выхватишь. А мужик шел вперед, и вид у него был угрожающий. Хоб обернулся. Позади никого не было, да даже если бы там и были люди, вряд ли он разглядел бы их во тьме тропической ночи. А из «Эль Оливо» несся грохот рок-музыки, который наверняка заглушит любые отчаянные крики.
Хоб отступил на пару шагов, готовясь развернуться и бежать обратно в ресторан. Но слева донесся какой-то звук. Он обернулся. В проходе между двумя машинами показался другой мужик, застегивающий ширинку.
— Послушайте, — сказал Хоб, — у меня неприятности.
— Знаю, — сказал новоприбывший.
Хоб не был тормозом. Он сразу сообразил, что эти двое работают вместе.
— Мужики, вы чего? — спросил он, надеясь, что голос у него не дрожит.
Первый мужик, более высокий, был одет в темный костюм и дурацкую тирольскую шапочку с лисьим хвостиком, пристегнутым серебряной пряжкой. Он сказал:
— Нам стало известно, что ты суешь нос не в свое дело. Вот мы и пришли с тобой побеседовать.
Он говорил с акцентом, похоже, латиноамериканским.
Его приятель, низенький и злобный, с мелкими беличьими зубками, блестящими над черной рубашкой с белым галстуком, в ботинках с металлическими носами, добавил:
— Мы будем изъясняться грубым физическим стилем, которым владеем лучше всего.
Еще один латинос, похоже, необразованный, но с претензиями.
Во время предыдущих реплик мужики деловито оттесняли Хоба в угол. Они загнали его в узкий проход между машинами. В конце прохода была каменная стена в десять футов высотой, за ней — обрыв. Хобу некуда было податься, кроме как вперед, прямо к ним в лапы. А в лапы ему не хотелось. Да, вот уж неприятности так неприятности!
И тут Хоб услышал, как открылась дверца машины. Обернувшись, все трое увидели, как из большого пыльного старого «Мерседеса» выбрался еще один мужик. Поначалу Хоб разглядел только, что он одет в темные брюки и темную рубашку. Когда он подошел ближе, Хоб увидел, что у него вьющиеся белокурые волосы — единственное светлое пятно вокруг. Подойдя вплотную, человек осведомился:
— Мистер Дракониан?
— Я с удовольствием побеседую с вами как-нибудь в другой раз, — сказал Хоб. — А пока почему бы вам не сбегать за полицией? Возможно, «Скорая» тоже не помешает. — Вот именно, парень, — поддержал здоровый латиноамериканец. — Почему бы тебе не убраться к чертовой матери?
— Мне надо поговорить с мистером Драконианом, — возразил незнакомец. — И мое дело не терпит отлагательств.
Невысокий рассмеялся — противный короткий смешок противного коротышки.
— Не терпит, говоришь? Придется потерпеть, детка! А то щас как…
Он направился к белокурому незнакомцу, стоявшему в узком пространстве между машинами. Теперь его освещали слабые лучи убывающей луны, лениво выглянувшей из-за облаков.
— Завтра приезжает мистер Варгас. — сообщил незнакомец небрежным тоном.
Двое остановились, но всего на секунду.
— А нам какое дело? — спросил здоровяк.
— Он хочет, чтобы все было тихо-мирно.
— К тому времени, как он приедет, все и будет тихо-мирно, — сказал здоровяк. — А теперь иди к черту. Нам надо поговорить с этим мужиком.
— Нет, — лаконично ответил белокурый. — Убирайтесь отсюда.
Латиноамериканцы снова пошли в атаку, на этот раз на белокурого, заходя с двух сторон. Хоб уже собирался броситься на помощь — как только уймет противную дрожь в коленях. Незнакомец стоял на носках, легонько покачиваясь, а потом двинулся в сторону здоровяка легким танцующим шагом. Коротышка с крысиной физиономией достал что-то из кармана — пистолет, нож или бритву, что именно, Хоб в темноте не разглядел. Однако это было неважно, потому что незнакомец внезапно развернулся на одной ноге и ударил носком, легким изящным движением футболиста, забивающего гол. Предмет, который коротышка достал из кармана, улетел куда-то во тьму и с металлическим звоном упал на крышу какой-то дальней машины.
— Ни фига себе! — сказал здоровяк, нагнул свою круглую башку и ринулся вперед. Но белокурый уже снова развернулся, сделав странный балетный пируэт, нырнул в сторону и выбросил вперед руки. Раздался странный треск — это руки незнакомца соприкоснулись с плечом и головой верзилы. Верзила остановился, пошатнулся, неуклюже замахнулся на белокурого — но тот был уже вне пределов досягаемости. Пританцовывая на носках, он устремился на коротышку, пролетел мимо и с размаху врезал локтем ему в брюхо. Коротышка взревел и замахал кулаками. А незнакомец опять развернулся и выбросил назад ногу. Нога врезалась коротышке в солнечное сплетение. Тот сдавленно ухнул, упал на спину и принялся ловить ртом воздух. А незнакомец тем временем снова приблизился к здоровяку, размахивая руками с такой скоростью, что их было почти не видно, и нанося удары ногами. Верзилу внезапно подбросило в воздух. Некоторое время он повисел горизонтально, перпендикулярно белокурому незнакомцу, а потом рухнул на асфальт, треснувшись затылком. Там он и остался лежать, стеная сквозь окровавленные зубы, точно огромный жук с латиноамериканским акцентом, которого перевернули на спину и раздавили ногой.
Белокурый незнакомец обернулся. Здоровяк полежал-полежал, с трудом поднялся на ноги, но попыток напасть уже не возобновлял — а бросился бежать. Через пару секунд следом за ним уковылял и коротышка.
— Ну, полагаю, с этим мы разобрались, — сказал незнакомец.
— Спасибо, — произнес Хоб, с трудом сдержав порыв броситься в ноги незнакомцу и поцеловать его туфли на мягкой подошве. Как-никак тот спас ему если не жизнь, то, по крайней мере, шкуру. — Нельзя ли узнать, как вас зовут?
— Конечно. Мое имя Хуан Брага, хотя обычно называют меня Вана.
Брага! Испанское "p"! Правда, кольца с изумрудом нет, но ведь он мог его снять, когда принимал душ, и забыть надеть обратно… Нет, не будем делать поспешных выводов. Испанских имен с "p" — до черта. Тем более что у этого "p" не двойное. И вообще, "p" — один из популярнейших звуков во всех языках, если не считать японского.
— Я вас никогда не видел, — заметил Хоб.
— Это потому, что я большую часть своего времени провожу на фазенде.
— На какой?
— К'ан Соледад. Она принадлежит Сильверио Варгасу, моему патрону.
— Варгас… Нет ли у него сына по имени Этьен?