Тривейн Ладлэм Роберт
Теперь он знал, что тот, ради кого он пришел, его видит. В джинсах и какой-то рубахе, смахивавшей на нижнее белье, его информатор стоял в каких-нибудь восьми футах. Почему-то в сандалиях, длинные волосы падали на плечи как-то слишком уж неестественно аккуратно. «Похоже, парик», — подумал Боннер. Хороший парик, правда, абсолютно не вяжется со всем видом незнакомца.
Взмахнув пачкой сигарет, Боннер поднял стакан с «бурбоном», как бы его приветствуя.
В следующее мгновение информатор подошел к Боннеру, остановился с ним рядом и, наклонившись к самому его уху, спросил:
— Прекрасное место, не так ли?
— Несколько утомительно... Впрочем, вы хорошо сюда вписываетесь...
— Это моя гражданская одежда, майор...
— Весьма подходящая... Пошли отсюда!
— Ну нет, поговорим здесь.
— Почему вы хотите остаться?
— Не хочется попадать в досье.
— Вам нечего бояться, обещаю... Идемте, будьте благоразумны. Здесь не место для подобных разговоров. О черт! Здесь как в парной!
Человек в парике внимательно посмотрел на Боннера.
— Вы правы. Об этом я не подумал. Нет, вы на самом деле правы! Но сначала рассчитаемся.
Боннер спрятал сигареты в карман рубашки и достал бумажник. Вынув три стодолларовые купюры, протянул собеседнику.
— Ого, майор! Почему вы не выписали мне чек?
— В чем дело?
— Попросите бармена разменять.
— Он не захочет...
— Попробуйте.
Повернувшись к бару, майор с удивлением и неприязнью увидел, что бармен стоит совсем рядом, не спуская с них глаз. Через минуту в руках у майора была целая кипа пяти-, десяти— и двадцатидолларовых бумажек.
— Прекрасно! Теперь пошли. Пройдемся по улице, словно два ковбоя! Только одно условие, майор: мы пойдем туда, куда скажу я... Идет?
— Идет.
Покинув погребок, они двинулись в южном направлении по старому индейскому району. Продавцы, торговавшие с лотков и в палатках, шумно доказывали готовность племен принять независимую экономику. Здесь, в О'Лири-Лейн, — заявляли они, зарождается большая часть прибыли.
— Судя по вашей обычной предосторожности, — проговорил майор, — вы вряд ли что-нибудь записали?
— Конечно, нет! Но все помню, можете записать сами.
— Встреча длилась около трех часов?
— На то я и приставлен к делу «Дженис», чтобы не жаловаться на память, — усмехнулся информатор и махнул рукой налево. — Сюда...
Они пошли вдоль кирпичной стены, на которой висели разодранные порнографические плакаты, исписанные цветными фломастерами. Света, падавшего с О'Лири-Лейн, было вполне достаточно, чтобы лицезреть друг друга, однако Боннер постарался остаться в тени. Лицо информатора было хорошо видно. Майор любил наблюдать за лицами тех, кого он допрашивал, будь то поле битвы или одна из аллей Сан-Франциско.
— С чего я должен начать, парень?
— Забудьте про чай и коктейли. Начните с самого главного, к остальному мы так или иначе вернемся...
— Хорошо, пойдем по нисходящей... Первое — удорожание производства «Ф-90» из-за изменений в дизайне воздушного винта, которых потребовали в хьюстонских лабораториях. Вообще-то говоря, это связано со скандалом на «Роллс-Ройсе», если вы помните...
— И что?
— Что значит «и что?»? Эти новации стоят сумасшедших денег, вот и все!
— Это ни для кого не секрет.
— А я обратного и не утверждаю... Но команду Тривейна интересовали подробности. Возможно, вашим парням стоит все обдумать... Впрочем, меня это уже не касается... Я даю информацию, вы ее оцениваете... Ведь так?
— Продолжайте! — Боннер достал блокнот и стал что-то записывать.
— Дальше. Идем на юг, в Пасадену... Заводы уже восемь месяцев опаздывают с производством из-за отсутствия специального оборудования. Они настолько в запарке, что вздохнуть некогда. Прибавьте к этому столкновения с рабочими, жалобы на загрязнение окружающей среды, изменения в кадрах... В общем, неурядиц хватает. Армбрастер должен взять эти заводы, так сказать, на поруки и обеспечить их очистительными сооружениями...
— И что Тривейн хочет на этот раз?
— Как ни смешно, он полон сочувствия... Непреднамеренные ошибки, забота об окружающей среде и все такое! И больше, чем деньги, его интересуют люди — те, у которых возникли сложности... Далее наш любимый Северо-Запад. Капиталы понемногу перекачивают в Сиэтл. «Дженис» приобрела компании «Белстар», истратив огромные суммы для того, чтобы заставить их работать.
— Если не ошибаюсь, эти заводы производят ракеты?
— Ракеты, ракетное топливо, оборудование, направляющие приспособления...
— Все это нужно, — пробормотал Боннер. — Заводы должны работать...
— А-а-а, это, мистер Мото! Не заставляйте меня давать оценку. Помните?
— Помню. Это не ваше дело. Что еще?
— В общем, они утратили лидерство. Лидеры они теперь только по убыткам, Чарли. А причина — та, о которой и подозревает Тривейн. «Дженис» не делает бизнес с самой собой... Ну, а теперь моя очередь давать оценки. — Длинноволосый рассмеялся. — Тривейну нужна информация. Как можно больше информации о «Белстар». И здесь, как и в Пасадене и Хьюстоне, он продолжает копаться в личных делах. Откровенно говоря, особо беспокоиться нечего: никто не намерен ничего ему сообщать. Этот номер у него не пройдет...
— Докопался он до чего-нибудь интересного? — спросил Боннер, делая очередную пометку в блокноте.
— Нет, не смог... Этот ваш мистер Тривейн либо тупица, либо большой хитрец!
Неожиданно от стены отделился какой-то пьяный. По всей видимости, это был заблудившийся турист, одет он был в куртку, слаксы и фуражку Американского легиона. Повернувшись спиной к Боннеру и его спутнику, он, расстегнув «молнию», стал мочиться. Информатор взглянул на Боннера.
— Идемте отсюда, — сказал он. — Подобное соседство может привести черт знает куда! И если это хвост, то вы достаточно изобретательны, майор.
— Можете мне не верить, но я ненавижу таких профессиональных героев.
— Верю, верю. Что-что, а ненавидеть вы умеете, сразу видно... Здесь неподалеку есть одно уютное местечко, закончим нашу беседу там.
— Закончим! Да мы еще не начинали! Я вижу, вам не терпится потратить те двести девяноста долларов, что лежат у вас в кармане?
— Так точно, майор!
Через час с небольшим блокнот Боннера был уже полон заметками. За свои три сотни долларов он получил веские подтверждения тому, что информатор действительно обладает прекрасной памятью. Он мог, если, конечно, ему верить, повторить целые фразы и специфические выражения, которые слышал на встрече.
Конечно, информацию следовало бы проверить. Пока же ясно одно: Тривейн и его команда больше копают вширь, нежели в глубину. Тут можно прийти к ошибочным выводам. Может, другим известно что-то еще...
— Ну как, майор, — проговорил сотрудник «Дженис» из-под своих длинных фальшивых волос, — надеюсь, в ваши силки заскочит пара наших «птичек», если вы, конечно, настоящий солдат, а не авантюрист с большой дороги...
— А если авантюрист?
— Тогда вы прижмете «Дженис индастриз» к ногтю.
— Я вижу, что, когда надо, вы можете быть гибким!
— Даже резиновым... Особенно если учесть, что моя цель — избавление человечества от мерзавцев!
— Наверное, с такой целью легко жить?
— Очень удобно! И за это удобство я должен благодарить таких, как вы!
— То есть?
— О да... Несколько лет назад я одевался точно так же, как вот сейчас. И мне это нравилось. Протесты, марши мира, манифестации — все это было мое, близкое мне. Как были близки и все люди, независимо от цвета их кожи: белые, черные, желтые... Все они были мне братьями. Я хотел изменить мир! Но такие, как вы, майор, послали меня во Вьетнам. Веселая история! Там я лишился половины желудка. А ради чего? Ради жалких, искусственных людишек, пережевывающих одно и то же дерьмо?
— Думаю, что полученный вами опыт мог бы снова подвигнуть вас на передел мира!
— Других, возможно, но не меня. Я потерял слишком много мяса, к тому же рассчитался с долгами. И понял только одно: все святые — сводники, а Иисус Христос — никакая не суперзвезда... Все это лишь чей-то скверный спектакль, а я бы хотел сыграть свой...
Боннер поднялся из-за грязного столика.
— Что ж, замолвлю словечко. Возможно, вас сделают президентом «Дженис индастриз»!
— Бросьте, майор... Я сказал то, что сказал. Хочу сыграть собственный спектакль! И если Тривейн останется в силе, пусть назовет мне свою цену. Я хочу, чтобы все это знали.
— Опасный поворот, парень. А если я выбью оставшуюся половину твоего желудка? Дважды меня просить не нужно...
— Не сомневаюсь... Но я люблю играть честно. А потому вы первым узнаете о моем решении. Если Тривейн, конечно, в силе...
Боннер смотрел на странное выражение лица своего собеседника, на его загадочную улыбку. Не чертовская ли ошибка — весь этот вечер? Может, человек «Дженис» с ним просто играет? Опасная игра... Наклонившись вперед и схватившись обеими руками за стол, Боннер спокойно, но твердо сказал:
— На вашем месте я бы трижды подумал, прежде чем закинуть сети на обоих берегах... Аборигены могут этого не понять...
— Успокойтесь, майор. Мне просто хотелось проверить вашу реакцию. Что ж, реакция мне понятна... Не стоит нервничать: я весьма дорожу тем, что у меня осталось от желудка! Чао!
Пол резко встал со своего места. Хорошо бы никогда больше не встречать этого странного, явно больного парня. Наихудший тип информаторов, хотя работают они прекрасно. Как крысы, что ютятся в грязных подвалах, но не боятся яркого света. Они знают одно лишь чувство: презрение, потому что всем обязаны только себе.
Но как бы там ни было, Боннер допускал существование и таких людей.
— Чао! — ответил он.
Глава 20
Молодой адвокат Сэм Викарсон сроду не видел Рыбацкую пристань. Может, это и глупо, но он пообещал себе, что непременно там побывает. И — сегодня, когда до заседания у Тривейна, назначенного на пять тридцать, оставалось целых два часа. Эти два часа Тривейн даровал ему как премию за прекрасно проведенную конференцию с «Дженис». «Лучше бы дал премию Академии», — подумал тогда Викарсон.
Такси остановилось у бара: рядом с ним стояли корзины с морскими водорослями и валялись большущие рыболовные сети.
— Вот здесь и начинается Рыбацкая пристань, мистер. И тянется отсюда вдоль побережья, на север... Может, вас отвезти куда-нибудь? Например, в «Маджио»?
— Нет, благодарю, я выйду здесь...
Викарсон расплатился, вылез из машины, и в нос ему ударил крепкий запах рыбы. Интересно, здесь всегда так пахло? Улыбнувшись самому себе, Сэм двинулся вдоль улицы, с интересом разглядывая окрестности. Тут было на что посмотреть: стилизованные ресторанчики и такие же бары — «с атмосферой», рыболовные шхуны и лодки, качавшиеся на легкой волне у стапелей, развешанные всюду сети. Он словно увидел перед собой огромный каталог о морском рыболовстве, подготовленный весьма компетентной в этом деле торговой палатой.
Два часа обещали быть весьма занимательными.
Он заглянул в несколько магазинов, шутки ради послал кое-кому из друзей почтовые открытки с жуткими сценами, купил Тривейну и Алану Мартину два маленьких, в три дюйма, электрических фонаря, сделанных в виде акул: стоило нажать на спинной плавник, как в пасти зажигалась лампочка.
Затем он прошел на самый конец пирса, чтобы посмотреть на рыбацкие суденышки вблизи. Возвращаясь, несколько раз останавливался взглянуть на живописное зрелище: как команды выгружают улов. Сети были полны рыбы самой различной формы и различной окраски. Поражали рыбьи глаза: широко открытые и пустые, уже познавшие смерть...
Взглянув на часы, Сэм увидел, что уже четверть пятого. Такси должно прийти минут через двадцать, поскольку перед встречей у Тривейна он хотел принять душ. Значит, впереди целых пятнадцать минут, он успеет что-нибудь выпить. Он зайдет в бар у самой воды: это тоже входило в программу.
Все просчитав, Викарсон наконец оторвал взгляд от часов и сразу заметил двух работяг, не сводивших с него глаз. Они, правда, тут же отвернулись, оживленно о чем-то беседуя. Сэм подумал и понял, почему они «засветились»: он повернулся слишком резко, стараясь, чтобы циферблат оказался в тени — яркое сан-францисское солнце мешало...
Тут было над чем призадуматься. Хотя, может, это лишь игра воображения, вызванная постоянными напоминаниями Тривейна?
Группа девочек-скаутов в сопровождении целой толпы взрослых собралась у входа на пирс. Подбадриваемые собственным хохотом и отеческими наставлениями старших, девочки явно собирались взять пирс штурмом. Вот они двинулись вперед, и туристы расступились, пропуская их.
Викарсон буквально нырнул в эту группу и под подозрительными взглядами родителей добрался до выхода. От улицы его отделяли каких-то десять ярдов. Он резко свернул направо и смешался с толпой.
Через два квартала увидел кафе с интригующим названием «Напитки у бухты» и вошел. Бар имел форму лошадиной подковы и открывался в сторону главного входа, повторяя странные очертания самого строения. Да уж, действительно — «Напитки у бухты».
Викарсон сел посередине, чтобы видеть и северную часть доков, и улицу, заказал «Кулак рыболова» и стал размышлять, встретится ли снова со своими двумя преследователями.
Ждать пришлось недолго, правда, на этот раз парней оказалось трое: к тем двум присоединился здоровый толстяк, лет пятидесяти. Викарсон взглянул на него и чуть не выронил из рук стакан с коктейлем «Кулак рыболова»: он несомненно уже видел этого человека! Он прекрасно помнил, как они впервые встретились, — на площадке для гольфа, в трех тысячах миль отсюда, в Чеви-Чейз, штат Мэриленд. Именно этот самый парень той памятной ночью бросился на пьяного калифорнийского сенатора и повалил его наземь. Теперь, собственной персоной, он шел по Рыбацкой пристани к бару.
Тривейн стоял у окна в гостиничном номере и слушал Викарсона. Сомнений быть не могло: Сэм видел Марио де Спаданте. А раз так, раз де Спаданте находится в Сан-Франциско, значит, в игру с «Дженис индастриз» подключилась третья сторона. Об этом-то он и не подумал.
Надо было заняться этим Марио! Тем самым «парнем из Нью-Хейвена, занимающимся строительством, который тяжким трудом и с Божьей помощью создал себе состояние». Впрочем, Тривейн никогда ничем подобным не занимался. Не было смысла, видимо, и теперь...
— Я не ошибся, мистер Эндрю. Это был тот самый человек! Кто он, черт бы его побрал?
— Отвечу после нескольких телефонных звонков...
— Вы знаете?
— Надеюсь... Ладно, этим займемся позже, а теперь поговорим о делах сегодняшних...
Тривейн подошел к своему креслу. Алан Мартин и Сэм расположились на кушетке, рядом с которой стоял чайный столик с разложенными на нем бумагами.
— У нас еще есть время, чтобы все обдумать и наметить хотя бы небольшую программу... Что вы думаете по этому поводу, Алан? Как все это прошло?
Бросив взгляд на бумаги, бухгалтер потер переносицу и, прикрыв глаза, сообщил:
— Годдард явно испуган, хотя всячески пытается это скрыть.
Алан открыл глаза.
— Он в замешательстве, понимаете? Вы заметили, как у него вздулись вены, когда он положил руки на стол?
Мартин взял со стола бумаги.
— Я сделал кое-какие заметки... Первое, что смутило Годдарда, — урегулирование спорных вопросов с рабочими в Пасадене. Похоже, он этого не ожидал. И не очень-то обрадовался, когда Сэм буквально выдавил из его людей имя посредника от «АФТ-КПП»...
— Как, кстати, его зовут? — спросил Тривейн. Викарсон заглянул в свои бумаги.
— Маноло... Эрнест Маноло... Контракт вообще-то весьма корректен с точки зрения местных условий, но на уровне страны не выдерживает критики...
— Что же будет?
— Договорятся... — предположил Сэм. — Рыбак рыбака видит издалека... Как раз на это рассчитывали Маноло и его люди!
— По-вашему, «АФТ-КПП» отдаст часть своих полномочий этому Маноло?
— Да он всего лишь посредник, хотя быстро идет в гору. Многого ему не дадут, но то, в чем откажут, он возьмет сам! По своей натуре этот человек — зачинщик, завоеватель... Похож на Чавеза, только с образованием:
окончил экономический факультет университета в Нью-Мехико...
— Теперь вы, Алан. — Тривейн достал из кармана пиджака конверт.
— Похоже, вы весьма озадачили этого Годдарда тем, что не набросились на подчиненные «Дженис» фирмы и компании. Ведь у него были подготовлены досье на «Питтсбург цилиндер компани», «Детройт аметьюс ран», «Детройт эллой стил», а также на хьюстонские лаборатории, «Грин эйдженси» в Нью-Йорке и Бог знает на кого еще. Он готов был предоставить нам все эти тома со всевозможными оправданиями... Мне удалось узнать имя управляющего отделом дизайна в Хьюстоне; оно никогда раньше не появлялось в документах. Некто Ральф Джемисон... Годдард и представить не мог, что мы выйдем на этого вроде бы мелкого чиновника, которого и не видно за конверсией в сто пять миллионов долларов... Вены на его руках вздулись как раз тогда, когда мы спросили его о проектах относительно «Белстар». Впрочем, неудивительно, поскольку у «Дженис» возникли осложнения с «Белстар» из-за антитрестовских законов...
— Как лучший юрист из присутствующих, — ухмыльнулся Викарсон, — могу сказать, что если бы «Белстар» послала свое заключение кому угодно, но не судье Студебейкеру, то этому делу был бы дан ход еще несколько месяцев назад!
— Что вы имеете в виду, Сэм? Я в курсе дела...
— О Господи, мистер Энди! Спросите любого знающего юриста, и вам скажут, что документы по совместной деятельности «Дженис» и «Белстар» пестрят провалами... Но заключение попало к старику Джошуа Студебейкеру — он не очень известен как судья. Конечно, он мог бы разобраться, но предпочел спокойно сидеть в своей конторе в Сиэтле. А ведь Джошуа очень толковый юрист! Правда, он негр, мистер Тривейн. Вот когда речь идет о делах, связанных с наказанием кнутом, ссорах из-за картофелины и прочей чепухи — тут старина Джошуа на высоте! И правосудие всегда на его стороне...
— Никогда о нем не слышал! — воскликнул Алан Мартин, явно заинтригованный информацией.
— И я, — подхватил Тривейн.
— Неудивительно! Ведь Студебейкер старается оставаться частным лицом: не дает интервью, не пишет книг, печатается только в самых престижных, специальных журналах. Его статьи всегда посвящены сложнейшим правовым вопросам. Он почти сорок лет потратил на то, чтобы сначала запутать, а потом распутать юридические решения...
— К нему, говорите, невозможно подступиться? — спросил Тривейн.
— Да, и по нескольким причинам! Ну, во-первых, он гений, во-вторых — негр. У него своеобразная, я бы даже сказал, эксцентричная манера поведения и, наконец, — мания беседовать на абстрактные темы, связанные с правом, что, возможно, объясняется цветом его кожи... Надеюсь, я нарисовал довольно яркую картину?
— Еще бы, — смиренно ответил Алан Мартин, — ведь он черный...
— Он забрался на самую вершину горы.
— И тем не менее, — задумался Тривейн, — вы упустили одну важную подробность...
— Почему он принял это решение? — договорил за шефа Викарсон. — Попытаюсь объяснить... Как я уже говорил, его конек — абстрактные размышления по поводу законотворческих и правовых хитросплетений... Он часто говорил о «массовом стремлении» к равновесию в перешедших всякие границы нарушениях со стороны «Дженис». Оправдывал спорные пункты экономических взаимоотношений необходимостью соблюдать двусторонние интересы в крупном финансировании. А потом заявил, что государство ничем не доказало необходимость жизнеспособной конкуренции...
— И что значит вся эта белиберда? — удивился Алан Мартин. По глазам было видно, что он ничего не понял.
— Доходы чиновника...
— Не имеющие ничего общего с законностью, — сказал Тривейн.
— А вывод? — Сэм откинулся на спинку кушетки. — Или, вернее, выводы? Их два. Во-первых, он мог взяться за изучение этого послания из-за своей любви к абстрактным размышлениям на конкретных примерах человеческого несовершенства... И во-вторых, у него мог быть какой-нибудь иной мотив... Правда, последнее утверждать не берусь. Джошуа — настоящая энциклопедия в юрисдикции, он вполне способен залатать те провалы, которые мы с вами обнаружили...
— Что лучше всего для «Белстар», — заметил Тривейн, помечая что-то в блокноте. — Что еще, Алан?
— Годдард просто вышел из себя, когда вы упомянули сенатора Армбрастера, — помните, как он царапал ногтями стол? Сенатор для него — запрещенная тема... По-моему, он не понял, к чему вы клоните, как, кстати, и я, по правде сказать... Я знаю, что Армбрастер — своего рода бельмо на глазу у больших корпораций, таких как «Дженис индастриз». Годдард не понял вашего вопроса о том, консультировались ли с сенатором по вопросу занятости...
— Армбрастер не получал консультаций, он сам давал их!
— Ну и что? Не понимаю...
— Либеральный сенатор на последних выборах позволил себе выпады в духе нового либерализма!
— Вы не шутите? — широко раскрыл глаза Викарсон.
— Боюсь, что нет... — ответил Тривейн.
— И последнее, о чем я хотел бы сказать, — продолжал Алан. — Все данные относительно авиапромышленного лобби — вранье! У них на все готовы ответы. Они старались убедить нас в том, что их доля в фондах лобби — максимум двадцать два процента. Но по данным самого лобби, компании принадлежат двадцать семь процентов, еще процентов двенадцать скрываются. Если бы я провел дополнительную проверку и связался с «Грин эйдженси» в Нью-Йорке, то нашел бы эти двенадцать процентов! Известно, что «Дженис» усиленно предлагала вложить в лобби минимум семь миллионов, но получила отказ... И вообще, доложу вам, лозунгов и ярлыков, которыми они прикрывают свои отношения, у них больше, чем в каталоге «Сирс рабак»!
«Да, ярлыки... Нация ярлыков», — подумал Тривейн.
— А кто руководит «Грин эйдженси» в Нью-Йорке?
— Арон Грин, — ответил Сэм Викарсон. — Филантроп, покровитель искусств, издатель собственных стихов. Превосходный человек!
— Мой единоверец, — добавил Алан Мартин. — Только он из «наших» в Бирмингеме, а не в Новой Англии, Коннектикут, — там, где мы, евреи, ели свою колбасу или получали по шее от поляков... Все это я записал.
Ярлыки, нация ярлыков...
Эндрю Тривейн сделал еще пометку на обороте конверта.
— Ничего себе, ценная информация, раби Мартин.
— И это после того, как вы убедились в моей эрудиции? Жестокий вы человек, господин председатель!
— Мы ценим вашу эрудицию, Сэм... Не так ли, Алан? Как ценим и ваш изысканный вкус при выборе подарков!
С этими словами Тривейн взял фонарик и нажал на спинной плавник акулы. Однако лампочка в пасти акулы почему-то не загорелась.
— Надо было купить батарейку. Так... Что же намерен сообщить наш ученый советник?
— Чепуху... Забавно, терпеть не могу это слово, а пользоваться им приходится часто. В данном случае оно самое подходящее...
Викарсон встал с кушетки, подошел к телевизору и побарабанил по нему пальцами.
— Что значит «чепуха»? — спросил Тривейн.
— Есть такой термин — no volotore. По крайней мере, это мой термин. — Викарсон повернулся и взглянул на Мартина и Тривейна. — Годдард пригласил сегодня юриста, но тот ни черта не понял, no volotore — ни черта не смог предложить... Правда, Годдард и пригласил-то его только для того, чтобы убедиться, что никаких противоречий с законом нет! Вот и все. И тот, конечно, мало что знает об этом деле.
— Господи, — сказал Мартин, — я опять ничего не понимаю!
— Глупый еврей! — Викарсон запустил в Мартина пустой пепельницей, которую тот ловко поймал левой рукой. — Да это просто прикрытие — наблюдатель, который смотрит на происходящее, словно судья! Он ловил нас на слове и задавал вопросы не по существу, потому что его больше всего интересовали формулировки... Понимаете? Он убедился, что у него не будет проблем. И попомните мое слово: сегодня не было сказано ничего такого, что можно было бы использовать в суде...
Закончив эту тираду, Викарсон откинулся на спинку кресла.
— Все это, конечно, очень хорошо, мистер Блэкстоун, — проговорил Тривейн, — но почему это вас беспокоит?
Тривейн специально сделал так, чтобы показать молодому Сэму, что он весь внимание.
— Очень просто, командир! Никто не пригласит юриста, и уж тем более из корпорации, никто не поставит его в столь сложную ситуацию, если только юрист не запуган до смерти. Спросите его о чем-либо — этот человек ничего не знает! Поверьте, мистер Тривейн, он и в самом деле знает меньше, чем мы!
— Вы начинаете применять тактику судьи Студебейкера, — заметил Тривейн, — больше рассуждаете на абстрактные темы...
— Ни в коей мере, мистер Тривейн. — Викарсон перестал расхаживать по кабинету и направился к кушетке.
Усевшись, поднял один из лежавших на чайном столике листков.
— Я сделал несколько заметок, — продолжал он. — Конечно, не аналитических, как Алан. Я ведь имел дело с опытными людьми, мне пришлось изворачиваться, задавать разные вопросы... И все же удалось кое-что выяснить... Но сначала ответьте мне на один вопрос: что бы вы сказали о тайном сговоре между двумя как бы противниками в ущерб третьей стороне?
Тривейн и Мартин переглянулись и снова впились глазами в юриста.
— По-моему, ничего такого, что можно было бы использовать в суде, сегодня сказано не было, — проговорил Тривейн, закуривая сигарету.
— Конечно, вопросы о квалификации сотрудников оспорить в суде невозможно. Но если добавить еще кое-какую информацию и копнуть глубже, такая возможность появляется.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мартин.
— Годдард опустил тот факт, что он — то есть «Дженис индастриз» — не сообщил о квотах для стали, установленных президентом Комиссии по импорту в марте прошлого года, перед тем как были опубликованы статистические данные. То, что «Дженис» получила от «Тамисито» из Японии огромное количество железных болванок, было объяснено благоприятными рыночными условиями и умением заключать сделки.
Тривейн кивнул, а Мартин включил на несколько секунд подаренный ему фонарик.
— И что? — спросил он.
— А то, что в августе «Дженис» пустила в ход долговое обязательство на несколько миллионов долларов... Мы, юристы, всегда следим за подобными сделками: обидно, что нанимают не нас, ведь это всегда хороший гонорар... Простите, я несколько отвлекся. Фирмой, подписавшейся под долговым обязательством, была чикагская «Брэндон энд Смит», очень большая, и я бы даже сказал, аристократичная компания. Но почему именно Чикаго? У них полно своих фирм в Нью-Йорке...
— Продолжайте, Сэм, продолжайте! — сказал Тривейн. — И какой же вы сделали вывод?
— Я бы объяснил это так. Правда, мне пришлось кое-что для этого выяснить... Две недели назад «Брэндон энд Смит» приобрели третьего компаньона. Им оказался некто Йан Гамильтон, безупречный юрист и...
— Тот самый Гамильтон, — наклонившись вперед с конвертом в руке, перебил Сэма Тривейн, — что работал в президентской Комиссии по импорту?..
— Комиссия была распущена после того, как доклад отправили в Белый дом. В феврале, девять месяцев назад... И хотя никто не знал, примет ли президент предложенные ему рекомендации, пять членов комиссии, как и ожидалось, продолжали хранить молчание относительно своих выводов, несмотря на официальные запросы...
Выпрямившись в кресле, Тривейн сделал какую-то пометку на конверте.
— Отлично, Сэм... Это хороший след... Что-нибудь еще?
— Так, мелочь... Хотя, конечно, кое-что вы можете извлечь...
Они говорили еще целых сорок пять минут. Тривейн больше не делал пометок на конверте, он занялся приготовлением мартини из ингредиентов, затребованных из служебной комнаты. Анализ встречи с представителями «Дженис» был почти закончен.
— Вы перетряхнули наши мозги, мистер Тривейн, — сказал Викарсон. — О чем вы, интересно, думали?
Тривейн встал с кресла и показал конверт. Затем подошел к сидевшим на кушетке Викарсону и Мартину и положил конверт на кофейный столик.
— Я думаю, что мы получили то, к чему стремились...
Викарсон подвинул конверт так, чтобы он оказался между ним и Мартином, и оба они стали изучать аккуратно выписанные имена:
"Эрнест Маноло — Пасадена
Ральф Джемисон — Хьюстон
Джошуа Студебейкер — Сиэтл
Митчелл Армбрастер — округ Колумбия
Арон Грин — Нью-Йорк
Йан Гамильтон — Чикаго".
— Внушительный список, Эндрю, — сказал Алан Мартин.
— Весьма. Каждый из здесь упомянутых участвовал в проводимых «Дженис» крупных операциях, совершенных при обстоятельствах весьма необычных. И что самое интересное, все эти люди связаны друг с другом!
Судите сами: Маноло — урегулирование спорных вопросов с рабочими, Джемисон — вопросы дизайна, Студебейкер — в высшей степени подозрительный вердикт с точки зрения федеральных властей. Далее, Армбрастер и его люди, которые не имеют ничего общего с «Дженис индастриз» в Калифорнии, но заступаются за нее в сенате; Арон Грин распределяет большую часть денег национального лобби — интересная, между прочим, любезность со стороны «Дженис индастриз»... И наконец, Йан Гамильтон! Кто знает, что за ним стоит? Особенно меня беспокоят личности, так или иначе связанные с президентом, имеющие отношение к контракту в сто миллионов долларов, где главным подрядчиком выступает министерство обороны!
— И что же вы будете делать? — спросил Мартин, забирая у Сэма конверт. — Мы можем собрать на каждого из этих людей все интересующие нас сведения...
— Не возбуждая ненужного интереса?
— Думаю, что смогу, — сказал Викарсон.
— Я так и думал, что вы сможете, — рассмеялся Тривейн. — Пожалуйста, сделайте это быстро и хорошо... Кроме того, пусть у Маноло, Джемисона и Студебейкера возьмут интервью: по вопросам переговоров «АФТ-КПП» в Пасадене, об изменении планов в хьюстонских лабораториях и по поводу судебного заключения в Сиэтле. Возможно, мы ничего не добьемся, поскольку каждый мог действовать в одиночку, хотя лично я так не думаю... Кто знает, быть может, нам и удастся узнать, как «Дженис» проворачивает свои операции. И даже если эти люди не имеют к компании никакого отношения, мы все равно получим довольно полное представление о методах ее работы...
— Ну а что с тремя остальными? — спросил Мартин. — Я имею в виду сенатора, Грина и Гамильтона...