Тривейн Ладлэм Роберт
— Вот я и постарался это выяснить... И я выяснил. Энди, хотя Ральф не позволил себе никаких откровений, кроме одного. Так вот, вся интеллектуальная элита, особенно в лабораториях и проектных бюро, оплачивается грязными, подпольными деньгами!
— Под сукном, полагаю, есть другие, более точные описания, — сказал Алан Мартин.
— Да, — ответил Райен. — И не по каким-то мелким счетам, нет. Довольно крупные деньги, выплаченные, как правило, за границей, идут прямо в Цюрих и Берн, на зашифрованные счета!
— Неучтенные доходы... — протянул Мартин.
— Причем такие, за которыми невозможно уследить: ведь никто не кричит об обмане! — добавил Сэм Викарсон. — А Швейцария, как известно, не признает законов о налогах, которые существуют в других странах.
— И все это началось уже давно, насколько я мог понять, — продолжал Райен. — «Дженис» сначала изучает будущего сотрудника, его возможности, и... начинается любовь! Что там говорить, они умеют проверять людей, выискивают их слабости — так, во всяком случае, говорил Ральф. Ну а когда находят, начинают обрабатывать: в ход идут, например, всевозможные премии — естественно, из этих самых неучтенных денег. Через десять — пятнадцать лет сотрудник сколачивает себе кругленькую сумму в сто — сто пятьдесят тысяч где-нибудь в Швейцарии. Все так привлекательно!
— Понятно. Человек попадает в полную зависимость от «Дженис индастриз», — подытожил Тривейн. — Ведь это самый настоящий сговор! Сотрудник делает все, что требует от него компания, иначе судьба его будет печальна. И вот что я думаю: оплата осуществляется, скорее всего, через посредников...
— Именно так!
— Ну, а по самому грубому подсчету, Майкл, сколько может быть в «Дженис» таких Ральфов Джемисонов? — спросил Тривейн.
— У компании сотня организаций — головных и филиалов, как, скажем, те же хьюстонские лаборатории... Так что таких Ральфов может быть от семи сотен до тысячи...
— И все эти люди контролируют проектные решения и производственные линии? — Тривейн что-то записал в блокнот.
— Безусловно. Они ответственны.
— Таким образом, за несколько миллионов в год «Дженис индастриз» покупает себе мощное научное обеспечение? — Тривейн заштриховал цифры, только что записанные в блокноте. — Покупает людей, которые отвечают за сотню проектных установок, а те, в свою очередь, определяют политику для предприятий и филиалов «Дженис». Тут же пахнет миллиардами.
— Вот именно, — подтвердил озабоченно Майкл. — Подозреваю, что число таких сотрудников постоянно растет. Что же касается Ральфа Джемисона, он просто несчастная жертва. У него, кстати, есть очень серьезная проблема...
— Он пьет с ирландскими безумцами, — подсказал Алан Мартин, от которого не укрылось сострадание в глазах Майкла.
Взглянув на Алана, Майкл улыбнулся и, сделав небольшую паузу, мягко заметил:
— Нет, Алан, вы ошибаетесь: он по сравнению с ними любитель... Ральф — гений, который внес огромный вклад в научно-исследовательскую работу. Без него нам никогда бы не видать Луны! Но он буквально сжигает себя работой. Давно известно, что он может работать семьдесят два часа подряд, и вся его жизнь проходит в лаборатории...
— В этом и есть его проблема? — спросил Тривейн.
— Да. У него не остается времени ни на что другое, и он до смерти боится личной жизни: ведь у него уже было три жены, на которых он женился наспех и которые родили ему четверых детей. Дамы буквально терроризируют Ральфа, требуя поддержки и алиментов. Но главное — он волнуется за детей, поскольку прекрасно знает и себя, и своих дам. И вот в чем он признался: каждый февраль он отправляется в Париж, где некто от «Дженис» вручает ему двадцать тысяч долларов наличными, которые Ральф везет в Цюрих. Эти деньги, по его словам, предназначены детям...
— И это один из тех, кому мы обязаны посадкой на Луне... — тихо сказал Викарсон и взглянул на Тривейна.
Все почувствовали, что за этой фразой что-то скрывается: недаром все же Сэм был в Сиэтле и виделся с Джошуа Студебейкером.
Тривейн прекрасно понял скрытый смысл слов молодого юриста.
— Надеюсь, вы не предлагаете нам игнорировать сообщение о Джемисоне, Майкл? — спросил он Райена.
— Господи, нет! — медленно выдохнул тот. — Мне не хочется снимать скальп с Джемисона, но то, что я узнал о «Дженис индастриз», меня по-настоящему разозлило. Я хорошо знаю, на что способны все эти проектные бюро и лаборатории!
— Это скорее физическая сторона, нежели социологическая, — быстро и твердо проговорил Сэм Викарсон.
— Рано или поздно они сольются, если это еще не произошло, — ответил Райен.
— Спасибо, Майкл, — произнес Тривейн таким тоном, что всем стало ясно: обсуждение этих проблем закончено.
Наклонившись вперед, Викарсон взял со стола свою папку.
— Полагаю, теперь моя очередь... Судя по интонации, это обстоятельство не слишком радовало Сэма.
— Простите! — остановил его Тривейн. — Можно мне сказать несколько слов?
— Конечно...
— Сэм уже говорил со мной сегодня по этому поводу. Его доклад о Студебейкере еще не совсем готов. Сомнений в том, что и его запугали люди из «Дженис индастриз», у нас нет... Но нам пока неизвестно, как сильно их вмешательство повлияло на антитрестовское решение по «Белстар», принятое Студебейкером. Судья клянется, что никакого: решение было принято на основе законности и философских воззрений самого судьи с использованием современных дефиниций. Однако нам известно, что министерство юстиции не пожелало дать ход этому делу...
— А вы уверены, что его запугали? — спросил Алан Мартин.
— Да.
— Чем же? — поинтересовался Райен. — Я отвечу на этот вопрос позже...
— Все та же грязь? — спросил Мартин.
— Не знаю, — сказал Тривейн, — имеет ли то, что стало известным, отношение к делу, но если да, то мы занесем факты в досье!
Райен с Мартином переглянулись.
— С моей стороны глупо задавать вам вопросы, Эндрю, — обратился к Тривейну Мартин.
— Есть еще что-нибудь? — небрежно спросил Райен.
— Сегодня я улетаю в Вашингтон, — сообщил Тривейн. — Убедил Пола Боннера, что лечу в Коннектикут. По-моему, «Дженис индастриз» пошла в наступление... Так что настало время сенатора Армбрастера...
Глава 24
Бригадный генерал Лестер Купер по выложенной каменными плитами дорожке направлялся к главному входу в загородный дом, куда приехал на совещание. На лужайке горела лампа, освещая металлическую пластинку с надписью: «Нэпп, 37, Мейпл-Лейн»...
Дом принадлежал сенатору Алану Нэппу. Впрочем, сейчас там должен был находиться как минимум еще один сенатор. Так, во всяком случае, думал Купер, поднимаясь по ступенькам. Он переложил портфель в левую руку и нажал кнопку звонка.
Дверь открыл сам Нэпп. С видимым раздражением, которое он и не думал скрывать, произнес:
— О Господи. Купер! Уже десять, а мы договаривались на девять!
— Еще двадцать минут тому назад, — резко ответил Купер, который с трудом выносил Нэппа, — у меня ничего не было... К тому же это не светский визит.
Нэпп с трудом изобразил некое подобие улыбки.
— Ладно, генерал, оставим препирательства... Прошу вас, проходите! Извините: мы все несколько расстроены...
— И не без причины, — добавил генерал, входя в дом. Нэпп проводил его в гостиную. Французская мебель, мягкие белые ковры, прекрасные произведения искусства... Интересно, в какую сумму все это обошлось сенатору? Что ж, Нэпп из богатой семьи. Очень богатой.
А вот и сенатор Нортон от Вермонта. Удобно устроившись в изящном кресле, сенатор, с грубым лицом и крутым характером, совершенно не вписывался в интерьер. Еще один гость, в темном английском костюме, — его Купер не знал — свободно раскинулся на кушетке. Четвертым из ожидавших был Роберт Уэбстер.
— Нортона и Уэбстера вы уже знаете, генерал. Хочу представить вам Уолтера Мэдисона... Мэдисон, генерал Купер...
Генерал и юрист обменялись рукопожатием.
— Мистер Мэдисон работает у Тривейна, — сообщил, указывая на кресло, Нэпп.
— Что? — Генерал удивленно взглянул на сенатора.
— Все в порядке, Купер, — кратко сказал со своего места Нортон, не считая нужным что-либо добавить.
Уэбстер — он стоял у рояля со стаканом коктейля в руке — понимал удивление генерала.
— Мистер Мэдисон в курсе наших дел, — сказал он. — Более того, помогает нам в нашей работе...
Купер открыл портфель и вытащил оттуда несколько машинописных страничек. Мэдисон, сидевший в кресле, элегантно закинув ногу на ногу, как ни в чем не бывало спросил:
— Как там Эндрю? Давненько я о нем не слышал.
Купер удивленно взглянул на Мэдисона: вопрос в данной обстановке был неуместен. Тем не менее генерал ответил:
— Он очень занят...
— Ну и что же вы все-таки выяснили, генерал? — нетерпеливо спросил Нортон. Он встал и подошел к кушетке. Сел напротив Мэдисона.
Нэпп, не спуская с Купера глаз, тоже уселся в стоявшее рядом с генералом кресло.
— Майор Боннер провел большую работу, чтобы выяснить маршруты передвижений членов подкомитета. Оказалось, что ни на один рейс они не зарегистрированы. Может, путешествовали под чужими именами? Он собрал сведения обо всех пассажирах аэропорта Бойсе, но ему все равно ничего не удалось выяснить. Тогда он обратился к владельцам частных авиакомпаний, и опять — ничего...
Купер сделал паузу, давая возможность собравшимся оценить исполнительность его людей, и продолжил:
— Он порасспрашивал летчиков, и те сказали ему, что есть еще аэродром для некоммерческих рейсов. Взлетно-посадочная полоса — всего пятьсот футов, для небольших самолетов. Этот аэродром находится в восьми — десяти милях от города и называется «Ада-Каунти».
— Послушайте, генерал! — нетерпеливо перебил его Нэпп: военные всегда многословны, когда речь заходит о проблемах, которые они не в состоянии решить. — Уверен, что майор Боннер превосходный офицер, но для чего нам вся эта лирика?
— Скоро скажу для чего, сенатор. Я пришел сюда, чтобы сообщить всю информацию, которую вам надлежит знать! Это весьма важно для понимания того, что предпринимает подкомитет...
— В таком случае умолкаю. Продолжайте, пожалуйста.
— "Ада-Каунти" сам управляет своими полетами. В полетные листы обычно вносятся только пилоты, компания, а иногда заказчик. Как правило, списка пассажиров нет. Поначалу Боннер решил, что больше ничего выяснить не удастся. Тривейн знаком со многими в частных авиакомпаниях, мог попросить не вписывать имена в листы... И все-таки он нашел эти самолеты! Ими оказались два «леара», зафрахтованные Дугласом Пейсом...
Уолтер Мэдисон напряженно выпрямился в своем кресле.
— И кто же, черт бы его побрал, этот Дуглас Пейс? — спросил Нортон.
— Шурин Тривейна, — ответил Уолтер Мэдисон. Роберт Уэбстер негромко присвистнул, а генерал повернулся к Нэппу.
— Тривейн не только презрел все коммерческие авиалинии, но и частными самолетами воспользовался под чужим именем!
Нэпп вовсе не нуждался в объяснении, но, чтобы угодить генералу, сокрушенно покачал головой.
— Да... Ничего не скажешь, прекрасная работа. И куда, интересно, они летали?
Купер посмотрел в бумаги.
— Как нам сообщили из «Флайт сервис стейшнз», первый «леар» вернулся в Сан-Франциско, где и был зарегистрирован «Эйр трэфик контрол» как направляющийся в Сан-Бернардино... Однако в документах данных о перемене курса нет.
— О чем вы говорите, генерал? — недоуменно взглянул на Купера Нортон. Его раздражали упоминания агентств и компаний, о которых он даже не слышал.
Уэбстер, все еще стоявший у рояля, опять оказался более догадливым. На сей раз он пришел на помощь Нортону.
— Планы полетов могут меняться в течение нескольких минут после того, как самолет покинул аэродром, сенатор. Именно это и регистрирует «Трэфик контрол». Что же касается «Флайт сервис», то она получает информацию слишком поздно, если получает вообще... Подобные игры помогают сбить с толку преследователей, если таковые имеются...
Пока Уэбстер говорил, Нортон смотрел на него через плечо с подозрительным уважением: он и понятия не имел, о чем говорит Уэбстер. Купер тем временем продолжал:
— Пока самолет находился в Сан-Бернардино, его пассажир Тривейн был в Сан-Франциско, а вот Алана Мартина там не было...
— Вы говорите о бывшем инспекторе, работавшем на компанию «Пейс — Тривейн» в Нью-Хейвене? — спросил Нэпп.
— Да, — ответил Купер. — А Сан-Бернардино расположен в двадцати минутах от Пасадены, где находятся заводы «Дженис индастриз», с которыми, как вы знаете, сейчас возникло столько проблем...
Нэпп взглянул на Нортона.
— Продолжайте, генерал!
— Итак, «Леар» улетел во вторник утром; пунктом его назначения значился Бойсе в Айдахо. Простояв на аэродроме всего час, он взял курс на Такому, штат Вашингтон. Боннер утверждает, что именно с этого момента на сцене вновь появился Алан Мартин, а молодой горист Сэм Викарсон исчез...
— Такома! — раздраженно воскликнул Нортон. — А там-то что, черт побери?
И снова ему ответил Роберт Уэбстер, который, потягивая виски, к этому времени уже опьянел. Взглянув сверху вниз на встревоженного сенатора, он спокойно пояснил:
— Такома находится в штате Вашингтон, сенатор Нортон, в часе езды от Сиэтла... Рядом с городом возвышается целый комплекс зданий, обнесенных забором в десять футов высотой. По чистому совпадению этот комплекс также связан с «Дженис индастриз». Называется он «Белстар».
— О Господи! — На этот раз Нортон не смотрел на посланца Белого дома. Он не спускал глаз с Нэппа, который говорил с генералом Купером.
— Ну, а второй «леар»? Есть у вас о нем что-нибудь?
— Все! — ответил Купер. — Он вылетел из международного аэропорта в Хьюстоне. А до этого был в аэропорту Даллеса. Наши информаторы из «Потомак-Тауэрз» сообщили, что специалиста по аэронавтике Майкла Райена и эти дни в офисе не было, а Боннер утверждает, что он находился в Бойсе...
— Значит, Райен смотался в Хьюстон, — спокойно произнес Нэпп. — Можно даже предположить, что наведался в лаборатории «Дженис». У них есть книга регистрации посетителей, надо проверить, к кому он там приходил...
Он встал с кресла, подошел к бюро времен античности, на котором стоял французский телефон, и сказал:
— Я знаю, кому позвонить...
— Не беспокойтесь, сенатор. Мы уже звонили и выяснили, что Райен никогда не показывался в лабораториях!
— Вы уверены, генерал? — застыл на месте Нэпп. — То есть, я хочу спросить, как вы можете быть в этом уверены?
— Но мы тоже знаем, кому надо звонить! Во всяком случае, я знаю!
Некоторое время они пристально смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Это было поражение Нэппа. Генерал более чем убедительно доказал, что военные имеют доступ к таким дверям, о которых прочие официальные лица и не догадываются. И Нэпп понял это.
— Хорошо, генерал. Райен не был в лабораториях... Но где же он тогда был и зачем летал в Хьюстон?
— Час назад я получил ответ на первый вопрос, но не успел разобраться со вторым.
— А сможете?
— Потребуется некоторое время.
— Дело как раз в том, — закричал со своей кушетки Нортон, — что у нас его нет! Черт бы их всех побрал! Вот уж воистину штормяга в девять баллов.
— Ради Бога, — поморщился Нэпп: бывший морской офицер, он терпеть не мог, когда Нортон к месту — не к месту сыпал морскими шуточками, — оставьте свои боцманские штучки при себе.
— Сию минуту! — запальчиво отозвался Нортон. — Только прикажите!
— Хорошо, хорошо, — пошел на попятную Нэпп. — Извините, Джим... Так что вы думаете по этому поводу, генерал?
— Надо обсудить ситуацию. И как можно серьезнее.
Отойдя от рояля, Уэбстер произнес:
— Тривейн посылает высококлассного специалиста по финансам в Пасадену. Сразу возникает два вопроса: с кем он должен увидеться и для чего? В то же время специалист по аэронавтике, тоже один из лучших, летит в Хьюстон. Райен, конечно, мог и не заходить в лаборатории, но он, разу греется, прибыл в Хьюстон, чтобы встретиться с кем-то, так или иначе с лабораториями связанным... А юрист копает вокруг «Белстар». Все это мне очень не нравится... — Сделав глоток из своего вновь наполненного стакана, Уэбстер договорил: — Еще немного, и Тривейн прижмет нам сонную артерию!
— Думаю, — произнес Уолтер Мэдисон, вытягивая руки — модные рукава поползли вверх, — что вам всем нужно помнить: Эндрю не мог и не может прицепиться к чему-нибудь серьезному. Мелкая коррупция... На этом он и успокоится. Удовлетворит свою пуританскую стерильность!
— Легкомысленное заявление, — заметил Нэпп, возвращаясь к своему креслу.
Сенатор прекрасно помнил, как возбужден был юрист на слушаниях, и его удивляло его нынешнее спокойствие.
— Но это сущая правда. Ведь любая сделка «Дженис» может быть оспорена, это больше всего и занимает Три-вейна. Я провел недели в изучении каждого вопроса, обсуждавшегося в конгрессе. Мои лучшие сотрудники тщательно рассматривали эти проблемы. Все, на что способен Тривейн, — так это вынюхать какое-нибудь мелкое воровство, не больше...
— О вас хорошие отзывы, — заметил Нортон. — Надеюсь, вы на самом деле так же хороши, как ваши рекомендации...
— Уверяю, сенатор, что да! Думаю, мои гонорары помогут, вам в это поверить!
— Сейчас меня больше волнует вопрос о том, за чем охотился Тривейн. Когда вы это узнаете, генерал?
— В ближайшие сорок восемь часов...
Глава 25
В Вашингтон он прилетел в пятницу утром, и никто не знал об этом. «Леар» приземлился в аэропорту Даллеса в семь тридцать, а уже в десять минут девятого Тривейн входил в дом на Таунинг-Спринг. Приняв душ и переодевшись, он позволил себе немного посидеть в кресле, стараясь собраться с мыслями. Он постарался расслабиться и отогнать от себя напряжение, связанное с перелетом из Бойсе. В общем-то, Тривейн был доволен: он хорошо поработал, стараясь, чтобы постоянное напряжение не приводило к изнеможению. В ближайшие несколько дней потребуется осторожность. Малейший сбой — и стресс, беспокойство приведут к тому, что он не сможет ясно мыслить.
Он позвонил, вызвал такси и попросил шофера отвезти его в Вашингтон, к зданию сената.
Двадцать минут одиннадцатого... Сенатора Митчелла Армбрастера ожидают в половине одиннадцатого — он должен приехать с минуты на минуту. После какого-то собрания его партии у него нет срочных дел, значит, приедет.
Энди стоял рядом с кабинетом сенатора, прислонившись спиной к стене, просматривая «Вашингтон пост», и ждал. Передовая статья была посвящена работе конгресса: палата представителей обвинялась в нерешительности. Доставалось и сенату, который автор упрекал в весьма туманном представлении о стоящих перед ним задачах.
Что ж, конец ноября в Вашингтоне... Вполне нормальная статья...
Сенатор первым увидел Тривейна и резко остановился, изумленно на него уставясь. Постояв немного, пришел в себя и подошел ближе. Тривейн взглянул на него поверх газеты.
— Приятный сюрприз, мистер Тривейн, — улыбнулся сенатор и протянул руку. — А я-то думал, что вы в отъезде, наслаждаетесь океаном...
— Так оно и было, сенатор. Однако пришлось вернуться, слегка нарушив свой график... Вернуться, чтобы увидеть вас.
Армбрастер вопросительно уставился на Тривейна, улыбка его исчезла.
— Все это так неожиданно... Боюсь, что не смогу уделить вам сегодня ни минуты... Может быть, завтра утром? А можно выпить где-нибудь по стаканчику в половине шестого... Обед у меня, к сожалению, занят...
— Это срочно, сенатор. Мне нужны ваши совет и помощь, поскольку речь идет о данных по найму рабочих в Северной Калифорнии...
Митчелл Армбрастер поперхнулся, помолчал. Глаза его забегали, он не смотрел больше Тривейну в лицо.
— Я не могу говорить с вами здесь, у себя в офисе... — сказал он наконец. — Встретимся через час!
— Где?
— В Рок-Крик-парке... Рядом с павильоном... Знаете, где это?
— Да, конечно. Значит, через час... И еще одно, сенатор... Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о предмете нашего разговора. Вы не знаете, что я собираюсь сказать вам, сэр. Так будет лучше всего.
— Вы слишком прямолинейны, мистер Тривейн. Если я и буду с кем-то советоваться, то только с самим собой. Вы честный человек, Тривейн. Впрочем, я говорил вам об этом на слушаниях.
— До встречи, сенатор...
Два человека ходили и ходили по одной из аллей Рок-Крик-парка. Тот, что пониже, то и дело чиркал спичками и раскуривал трубку. Тривейн понимал, что трубка для сенатора — способ сохранить душевное равновесие. Он вспомнил, что тот постоянно возился с нею во время тех памятных слушаний в сенате, выбивая и снова набивая трубку табаком. Теперь он с такой силой зажал ее в зубах, что на скулах у него выступили желваки.
— Значит, — спокойно проговорил Армбрастер, глядя прямо перед собой, — вы пришли к выводу, что я использовал свое положение в личных целях...
— Именно так, сэр. И откровенно сказал вам об этом... Вы установили максимальный капитал, необходимый «Дженис индастриз», считая его достаточным для того, чтобы восполнять потребность в рабочей силе. Так вы получили поддержку и рабочих и администрации, обеспечив себе победу на выборах...
— Разве это плохо?
— Это не что иное, как политические манипуляции, они обошлись налогоплательщикам в кругленькую сумму. Разве не так? Да, должен сказать, это плохо.
— Что ж, вы, богатые святоши, любите образные выражения! А известно ли вам, что думают на этот счет те тысячи семей, которые я представляю? Знаете ли вы, что в некоторых областях безработица достигала тринадцати процентов? А они — мои избиратели, мистер Тривейн, и я горжусь тем, что сумел им помочь! По-видимому, стоит напомнить сам, молодой человек, что я старший сенатор от Калифорнии! И если вы так уж хотите знать правду, Тривейн... — Армбрастер сделал паузу и, взглянув на собеседника, рассмеялся приятным гортанным смехом. — Ваши рассуждения просто смешны!
Тривейн повернулся на этот добродушный смех и увидел, что глаза Армбрастера не смеялись. Напротив, в них была настороженность, которая появилась еще в коридоре сената, и сейчас она, казалось, усилилась.
— Другими словами, я смешон, потому что не признаю в ваших действиях ни мудрой политики, ни здоровой экономики. Не вижу особого смысла и с точки зрения обороны.
— Вы чертовски правы, черт знает как правы, молодой человек!
— Это, конечно, проблема приоритетов? Избиратели... Чрезвычайное положение...
— Это уже почти стихи...
— Подобное происходит каждый день, хотите сказать?
— Это делается сотни раз на дню, и вы это знаете так же хорошо, как я. В Белом доме, в сенате, в каждом агентстве Вашингтона! Как по-вашему, для чего мы существуем в этом городе?
— С такими огромными суммами денег?
— Определение весьма смутное...
— А контракты на сотни миллионов долларов — смутное определение?
— К чему вы клоните? Ваши речи — это речи десятилетнего ребенка!
— Только один вопрос, сенатор... Сколько подобных сделок, прикрытых политическим славословием, проводит «Дженис индастриз» по всей стране?
Митчелл Армбрастер резко остановился. Они стояли на небольшом деревянном мостике, перекинутом через один из многочисленных ручьев, протекающих по Рок-Крик-парку. Опершись о дубовые перила, сенатор молча смотрел на бегущую внизу воду. Затем вынул изо рта трубку и постучал ею о дерево.
— Значит, именно из-за этого вы и прилетели сюда... — спокойно констатировал он.
— Да.
— Понятно... Но почему именно я, Тривейн?
— Потому что мне нужны реальные связи. Откровенно говоря, сенатор, мне бы самому хотелось, чтобы на вашем месте был кто-нибудь другой. Но у меня нет времени...
— Время имеет значение?
— Да...
— Но я всего лишь винтик... Стараюсь удержаться в политике, а значит, могу представить точку зрения, которая весьма успешно скрывается...
— Расскажите мне все.
Армбрастер медленно достал из кармана табак и принялся набивать трубку. Он несколько раз взглянул на Тривейна, и взгляд его был изучающим, полным сомнения. Набив трубку, закурил и, облокотившись о перила, сказал:
— О чем рассказывать? Вы вступаете в организацию, прекрасно понимая правила игры... И по мере того, как поднимаетесь по служебной лестнице, все чаще выясняется, что кое-что приходится обходить. В противном случае вы никогда не увидите результатов своей работы. Если вы ею увлечены, я имею в виду увлечены страстно, то буквально заболеваете: сомневаетесь в собственных способностях, в своем гражданском мужестве. Однажды вы начинаете ощущать себя евнухом... Но проходит какое-то время, и вам тонко намекают, что есть иные пути к успеху. При этом, естественно, добавляют, — опять же тонко, — что для этого нужно-то всего-навсего заткнуть ваш толстый либеральный рот! Хватит, мол, уводить людей в сторону вашей риторикой... Потом советуют быть гибче, уметь приспособляться... Усваиваются подобные правила довольно легко; на языке тех, кто втягивает вас в игру, это называется периодом созревания. Для вас же это последний шанс добиться чего-либо. Вы вспоминаете о пользе, которую приносите; крохотная уступка — и огромный результат... Да, черт побери, решаете вы, игра стоит свеч! Законопроектам присваивают ваше имя, а улучшения связывают с вашей деятельностью. Повсюду вы видите только пользу... только добро...
Армбрастер устало замолчал. Похоже, его утомила собственная логика, как видно не дающая покоя его голове. Однако следовало расшевелить этого человека, чтобы он дал ответ на интересующий Тривейна вопрос.
— Ну а что все-таки с «Дженис индастриз»?
— "Дженис индастриз" и есть этот чертов ключ! — Армбрастер поднял голову и посмотрел на Энди. — Своего рода огромная воронка, которая втягивает в себя все, это всем известно... Не знаю, что еще сказать... Представьте себе огромный бассейн, который мы постоянно наполняем, он не пересыхает! Вы спрашиваете, что такое «Дженис индастриз», Тривейн? Хорошо, я вам отвечу. Это, если вам так интересно, отец и мать, родина, либералы, консерваторы, республиканцы, демократы и — Господи помоги! — коммуны — все, что хотите, в одном лице! Но и это еще не все. «Дженис индастриз» — удовлетворение амбиций любого политика... Но самое странное, что она делает доброе дело. Вот ведь что замечательно!
— Едва ли поэтому вы приняли ее предложение, сенатор!
— Конечно нет, молодой человек! Но мне осталось всего два года, а потом я уйду... Мне стукнет шестьдесят девять, с меня достаточно... Буду бездельничать и удивляться...
— Тому, что вытворяет руководство «Дженис»?
— Возможно. Почему бы и нет? Прислонившись спиной к перилам. Тривейн достал из кармана сигарету, и Армбрастер дал ему прикурить.
— Благодарю вас... А что бы вы посоветовали мне, сенатор?
— Оставить «Дженис» в покое... Охотьтесь за спекулянтами, что, собственно, и надлежит делать вашему подкомитету, и не лезьте к «Дженис». Да, там много злоупотреблений, но они работают, Тривейн, и работают хорошо... К тому же за ними и так уже наблюдают и проверяют.
Теперь очередь смеяться была за Тривейном, что он и сделал. Громко и вызывающе.
— А проверить их сложно, потому что «Дженис» представляет собой чертовски большой и сложный механизм, я бы даже сказал, чересчур сложный. И вы так же хорошо знаете это, как я знаю о том, что происходит в каждой конторе Вашингтона! Одним словом, вершины мне не достичь... «Дженис индастриз», этот «водный бассейн», стала пятьдесят первым штатом Америки, и все остальные штаты ей подчиняются!
— Вы преувеличиваете...
— Нисколько, просто четко понимаю, с чем мы имеем дело... У «Дженис» нет ни конституции, ни двухпартийной системы, ни системы сдерживания и противовесов. Хотелось бы мне узнать, сенатор, кто же там правит бал? Кто короли, управляющие столь огромным королевством? Общие структуры меня не интересуют...
— Никого, кроме администрации, я не знаю...
— Какой администрации, сенатор? С некоторыми я встречался — даже с теми, кто имеет отношение к финансам... С Годдардом, к примеру... Но это все не то!
— Есть совет директоров...
— Совет директоров? Бросьте! Они лишь раскладывают на обеденном столе карты.
— Большего я сказать не могу. Заметьте, не «не хочу», а «не могу»...
— Кто выступает от имени «Дженис» в сенате?
— О Господи, очень многие! Ее представители входят з дюжину комитетов, но больше всего их в лобби, которое ведает самолетостроением...
— Арон Грин?
— Конечно, я встречал Грина, но не могу сказать, что хорошо его знаю...
— Может быть, он и есть самая важная персона?
— Ему принадлежит рекламное агентство и еще десять или двадцать компаний, если вы это имеете в виду.
— Я имею в виду то, что стоит за всем этим, сенатор! А все остальное — только часть главного...
— Не понимаю...
— Мы выяснили, что у Арона Грина в распоряжении от семи до двенадцати миллионов долларов в год, а возможно, и больше — для того, чтобы убеждать вашингтонскую бюрократию в том, что «Дженис индастриз» служит национальным интересам...
— Все зарегистрировано.
— Большая часть спрятана... Но любой, наделенный подобной ответственностью, наделен еще и большими возможностями...
— Вам это известно?
— Конечно, известно! Благодаря невероятному количеству мелких статей расхода. Причем из года в год! Всем этим заправляет Грин?
Читать бесплатно другие книги:
