Зов Халидона Ладлэм Роберт
— Да.
— Есть номера телефонов... Не секретные. И определенные часы. Могу.
— Нам понадобится как минимум еще один человек. Флойд убит.
— О Господи, — выдохнула Элисон, инстинктивно схватив Алекса за руку. Он мягко погладил ее пальцы.
Доктор молча взглянул на Элисон, но никак не отреагировал на ее восклицание. Обращаясь к Маколифу, он произнес:
— Барак сказал мне. С этим могут возникнуть проблемы, по крайней мере, в первое время. За вашей экспедицией установлено наблюдение. Полиция легко обнаружит, что Флойд был в ее составе. Вас наверняка будут подробно расспрашивать. Разумеется, вы ничего не знаете. Вам придется несколько дней ходить в рубашках с длинным рукавом, пока бинты нельзя заменить на пластырь. А вот заменить Флойда сейчас кем-нибудь из наших людей значит элементарно подставиться.
— Понимаю, — вздохнул Маколиф. — Но мне необходим еще один человек. Лоуренс не может дежурить в три смены...
— Могу ли я дать вам один совет? — произнес доктор, хитровато улыбнувшись.
— Какой же?
— Привлеките британскую разведку. Не следует пренебрегать ими.
* * *
Доктор ушел; его помощник сидел рядом с постелью Мура. Элисон отправилась в комнату Маколифа и закрыла за собой дверь.
— Иди немного поспи, Сэм. И ты тоже, Лоуренс, — обратился Алекс к оставшимся на террасе мужчинам. — Сегодня уже ничего не должно произойти, разве что полиция... приедет расспрашивать меня о работнике, которого я со вчерашнего утра в глаза не видел.
— Вы знаете, что говорить им, чел? — спросил Лоуренс с внезапно появившейся уверенностью в голосе, словно предлагая готовый ответ.
— Доктор передал мне слова Барака.
— Вы должны быть очень сердиты, чел! Флойд просто паршивый ниггер, вор из Очо. Теперь вы знаете — ведь часть вещей экспедиции пропала! Ух, как вы, должно быть, злы, чел!
— Но ведь это несправедливо, — с грустью заметил Алекс.
— Делай, парень, как он сказал, — внезапно вмешался Сэм. — Он знает, что говорит... Пожалуй, я посплю здесь. Терпеть не могу эти проклятые кровати.
— В этом нет необходимости, Сэм!
— А тебе, парень, не приходило в голову, что полиция может прикатить сюда без предупреждения? Мне бы чертовски не хотелось, чтобы они вдруг перепутали комнаты!
— О Боже!.. — Алекс устало вздохнул. Усталость, конечно, была вызвана нервным перенапряжением последних часов. — Я об этом не подумал...
— Так же как и этот дурак доктор, — откликнулся Сэм. — Зато мы с Лоуренсом подумали. Мы подежурим по очереди.
— Тогда и я с вами.
— Вам на сегодня достаточно, чел, — сказал Лоуренс твердо. — К тому же вы ранены... Может, полиция и не будет слишком торопиться. У Флойда не было с собой никаких документов. А рано утром мы с Сэмом увезем Барака.
— Но доктор сказал, что он должен лежать!
— Доктор просто ненормальный, чел! Два-три часа Барак поспит. Если он за это время не умрет, мы увезем его в Брако-Бич. Перед рассветом океан как зеркало: плоскодонка идет очень мягко, чел. Мы увезем его.
— И опять он прав, Алекс! — поддержал Лоуренса Такер. — Наш друг медик может говорить что угодно, но это единственный вариант. И мы с тобой знаем, что даже тяжелораненых можно транспортировать, если перед этим дать им поспать несколько часов.
— А что мы будем делать, если полиция нагрянет раньше? И устроит обыск?
— Я уже говорил Таку, чел, — снова уверенно заговорил Лоуренс. — Человек в этой комнате болен индейской лихорадкой. Этот запах поможет нам. Полиция Фэлмаутса как огня боится индейской лихорадки.
— Так же, как и все остальные, — хмыкнул Сэм.
— Весьма изобретательно, — одобрил Алекс. Он знал, что «индейская лихорадка» — обиходное название одной из разновидностей энцефалита, не очень широко, но все же распространенной в гористой части острова. При этой болезни мошонка распухает до гигантских размеров, но главное — мужчина почти наверняка рискует остаться импотентом на всю жизнь.
— Вам сейчас надо идти спать, Маколиф-чел, пожалуйста!
— Да. Уже иду. Увидимся через пару часов. — Алекс, уходя, бросил быстрый взгляд на Лоуренса. Он был поражен. Флойд убит, Барак — едва жив, и этот улыбчивый, внешне беззаботный молодой парень, который казался воплощением наивности на фоне своих старших друзей, вдруг резко изменился. Буквально в течение нескольких часов он превратился в лидера, в вождя. Дух настоящего руководителя быстро прогрессировал в нем, хотя еще нуждался в постоянном подтверждении, обретенной власти.
«Сейчас надо идти спать... пожалуйста».Через пару дней «пожалуйста» исчезнет, останутся только команды.
Так всегда ситуация формирует мужчину. Алекс увидел улыбку на лице Сэма. Казалось, тот прочитал его мысли. Или, быть может, Сэм вспомнил ту первую экспедицию, которую возглавлял Алекс? Они тогда были на Алеутских островах, весной, и у них один человек погиб, провалившись под лед, потому что Алекс не проявил достаточной твердости в требовании строжайшей безопасности и дисциплины.
Александр Таркуин Маколиф быстро возмужал за ту-весну на Алеутских островах.
— Пока, Сэм!
В номере горел ночник; Элисон лежала в постели. Рядом находился архивный ящик из Кэррик-Фойла. Выглядела она очень спокойной, но Алекс понимал, что творится у нее в душе. Он снял рубашку, бросил ее на стул и подошел к стене включить вентилятор. Его четыре лопасти пришли в движение; звук моторчика напоминал отдаленный шум прибоя. Потом Алекс сделал несколько шагов по направлению к столику, где стояло ведерко с наполовину растаявшим льдом.
— Хочешь скотч? — спросил он, не глядя на Элисон.
— Нет, спасибо, — ответила она со своим мягким английским акцентом. Мягким и слегка изысканным, как вся английская речь, отмеченная печатью подчеркнутой, высокой рациональности.
— А я выпью.
— Думаю, тебе надо.
Он плеснул виски в стакан, бросил два кубика льда и обернулся.
— Хочу упредить твой вопрос. Я понятия не имел, что все так случится.
— А если бы знал, то пошел бы?
— Конечно, нет... Но все позади. И мы достали то, ради чего все это затевалось.
— Вот это? — Элисон показала на архивный ящик.
— Да.
— Из того, что ты сказал мне... со слов умирающего человека... который услышал это от уже мертвого фанатика...
— Мне кажется, ты слишком резка в формулировках, — произнес Алекс, присаживаясь, на стул рядом с кроватью. — Но я никого из них пока не хочу защищать. Потерплю немного. Сначала надо посмотреть, что в нем, сделать то, о чем они просили меня, и посмотреть, что из всего этого получится.
— Похоже, ты не сомневаешься в правильности того, что ты сделал, и я, кажется, понимаю почему. Ты ранен. Попади пуля на пять дюймов правее — и ты был бы убит. А теперь ты спокойно сидишь здесь и сообщаешь, что просто посмотришь, что получится. Алекс! Ради Бога! Что ты делаешь?
Маколиф улыбнулся и сделал большой глоток виски.
— Произошло то, чего я никак не ожидал, — заговорил он тихо и серьезно. — Действительно... Только что на моих глазах мальчик превратился в мужчину. В течение часа. За это заплачена ужасная цена, но это произошло. Это превращение как-то связано с верой. С нами такого случиться не может. Мы руководствуемся страхом, или жадностью, или и тем и другим вместе... Причем все мы. А он — нет. Он делает то, что делает, и становится тем, кем становится, — потому что верит... И, как это ни странно, таков и Чарли-чел.
— Ради Бога, о чем ты?
Маколиф опустил свой стакан и посмотрел на Элисон.
— У меня появилась мысль, что нам пора предоставить вести эту войну тем, кому она действительно нужна.
* * *
Чарлз Уайтхолл облегченно вздохнул и перекрыл кран ацетиленовой горелки. Он положил ее на стол и снял асбестовые перчатки, не без удовлетворения отметив, что полностью владеет собой. Он действовал, как опытный хирург: ни одного лишнего движения, четко представляя весь ход операции.
Он встал со стула и потянулся. На всякий случай оглянулся проверить, по-прежнему закрыта ли дверь. Глупо, конечно, подумал он про себя, ведь он сам запирал ее на засов. И в мастерской больше никого нет.
Почти сорок миль он пробирался проселками от Кэррик-Фойла до Сент-Энни. Потом он бросил полицейский автомобиль в поле и последнюю милю прошел пешком.
Десять лет назад Сент-Энни был местом встреч для членов движения, проживавших между Фэлмаутсом и Очо-Риос. «Богатые негритосы», как они сами себя называли, все они владели неплохими участками земли в Дракс-Холл, Чоки-Хилл, Дейвйс-Таун. Владельцы собственности и определенных состояний, нажитых на своей земле, они отнюдь не собирались делиться ими с сикофантами[21] Содружества из Кингстона. Чарлз Уайт-холл не забыл имена, не забыл все, что происходило тогда, и поэтому уже через пятнадцать минут после того, как он вошёл в Сент-Энни, рядом с ним остановился новенький «понтиак», а выскочивший водитель радостными криками приветствовал его.
Всё его пожелания были выслушаны, и он вскоре оказался в небольшой мастерской в Дракс-Холл, где на длинном столе с раковиной посередине лежали все необходимые инструменты. Помимо верхнего освещения, у стола крепилась яркая лампа на гибком стержне. И, что слегка удивило Чарлза, завершали обстановку ваза с фруктами и термос со льдом. Мессия вернулся.
И вот архивный ящик открыт. Края его взрезанного днища еще светились цветом остывающего металла — сначала ярко-оранжевым, потом желтым, который скоро тоже исчезнет, превратившись в черноту обожженной стали. Внутри Чарлз увидел коричневую толстую бумагу — стандартную упаковку для документов, слегка влажную на вид, в которую были завернуты конверты.
Надежный сейф в глубине земли. Способный пролежать тысячу лет.
Уолтер Пирселл закопал его на тот случай, если его собственный век окажется скоротечным. Он все предусмотрел. Он был настоящим профессионалом.
Как врач-гинеколог, принявший тяжелые роды, Чарлз Уайтхолл вынул бесценное дитя из чрева. Развернув документ, он начал читать.
Акваба.
Племя Аквабы.
Уолтер Пирселл добрался до архивов Ямайки и в записях о марунских войнах обнаружил маленькую зацепку.
«2 января 1739 года потомок вождей племени короманти по имени Акваба увел своих людей в горы. Племя Аквабы решило не участвовать в Куджойском соглашении с англичанами, которое предписывало ловить беглых рабов-африканцев и возвращать их белым владельцам...»
Там же была упомянута фамилия некоего армейского офицера, сообщившего эту информацию королевскому писарю в Спэниш-Тауне, бывшем тогда столицей колонии.
Миддлджон Роберт, майор Ее Величества Вест-Индского 641 полка.
Фамилия этого офицера в свете находки Пирселла приобретала большое значение.
Писарь Ее королевского Величества. Спэниш-Таун, 9 февр. 1739 [Документ, восп. Миддлджон. 641 В.-И. П.]
И еще раз:
Писарь Ее королевского Величества. Спэниш-Таун, 20 апр. 1739 [Документ, восп. P.M. 641 В.-И. П.]
Роберт Миддлджон, майор 641-го Вест-Индского полка, в 1739 году от Рождества Христова имел какое-то значение.
Какое?
И для кого?
Уолтер Пирселл потратил в институте несколько недель, чтобы найти следующий ключ. Второе имя.
Но уже не в XVIII веке, а на сто сорок четыре года позже, в 1883 году.
«Фаулер Джереми. Чиновник, министерство иностранных дел».
Некий Джереми Фаулер изъял несколько документов из архива, переведенного к тому времени в новую столицу — Кингстон, по распоряжению Ее Величества Министерства иностранных дел 7 июня 1883 года в период правления королевы Виктории.
Причем изъятые документы были поименованы просто: «Бумаги Миддлджона, 1739».
Уолтер Пирселл размышлял над тем, не являются ли бумаги Миддлджонапродолжением первого документа, содержащего историю племени Аквабы? Не было ли изъятие документов мерой предосторожности? Которую и предпринял некий Джереми Фаулер 7 июня 1883 года?
Пирселл слетал в Лондон и благодаря своим академическим регалиям получил доступ в Вест-Индский архив Министерства иностранных дел Великобритании. Поскольку он интересовался материалами почти столетней давности, особых сложностей при этом не возникло. Архивисты оказались очень любезны.
Но обнаружилось, что никаких документов из Кингстона в 1883 году в архив не поступало.
Джереми Фаулер, чиновник министерства иностранных дел, украл бумаги Миддлджона.
Все это дало Пирселлу две опорные точки: фамилию «Фаулер» и 1883 год, имеющий отношение к Ямайке.
Поскольку Пирселл был в Лондоне, он попытался найти потомков Джереми Фаулера. Это оказалось несложно.
Фаулеры — сыновья и дяди — владели собственной брокерской конторой на Лондонской бирже. Главой клана был Гордон Фаулер, эсквайр, праправнук того самого Джереми Фаулера, чиновника министерства иностранных дел, служившего в 1883 году на Ямайке.
Уолтер Пирселл напросился на беседу с Гордоном Фаулером под предлогом того, что занимается изучением Ямайки последнего периода правления королевы Виктории; фамилия Фаулера в то время была известной. Польщенный этим, старый джентльмен предоставил в его распоряжение все бумаги, альбомы и документы, имеющие отношение к Джереми Фаулеру.
Материалы поведали не совсем уж необычную для тех времен историю: молодой человек из среднего класса идет служить в колониальное ведомство, проводит много лет вдали от дома только для того, чтобы сколотить состояние и богатым вернуться на родину.
Достаточно богатым, чтобы заниматься скупкой ценных бумаг на бирже в течение последнего десятилетия прошлого века. Именно тогда были заложены основы нынешнего благосостояния Фаулеров.
Одна часть ответа была найдена.
Джереми Фаулер сколотил состояние на колониальной службе.
Уолтер Пирселл вернулся на Ямайку искать вторую часть ответа.
Он принялся изучать день за днем, месяц за месяцем все хроники Ямайки за 1883 год. Это была нелегкая работа.
И наконец он нашел то, что искал. 25 мая 1883 года.
Исчезновение небольших групп англичан, маленьких охотничьих экспедиций, обычно не привлекало большого внимания — такие экспедиции терялись довольно часто в Голубых горах или джунглях; потом их находили поисковые партии черных, возглавлявшиеся каким-нибудь англичанином.
В данном случае исчез и нашелся один человек.
Писарь Ее королевского Величества Джереми Фаулер.
Уже не простой чиновник, а писарь Ее Величества.
Вот почему его исчезновению уделили место в газете. Королевский писарь — фигура не из рядовых; не самая значительная, разумеется, но все-таки заметная.
Информация в старой газете была краткой, путаной и странной.
Последний раз мистера Фаулера видели на службе вечером в субботу 25 мая. В понедельник на работу он не вышел и отсутствовал в течение всей недели. Не было его и дома.
Через шесть дней мистер Фаулер вышел в расположение гарнизона Флиткурт, к югу от непроходимого района Кок-Пит, в сопровождении нескольких негров из племени марунов. В воскресенье он в одиночку отправился на верховую прогулку. Лошадь сбросила, его; он заблудился и несколько дней бродил по джунглям, пока его не нашли маруны.
Все это выглядело весьма нелогично. Уолтер Пирселл знал, что в те годы никто не отправлялся на конные прогулки по таким местам в одиночку. Но даже если такое и произошло, то человек, который был достаточно образован для того, чтобы занимать должность королевского писаря, легко мог в подобной ситуации сориентироваться по солнцу и добраться до южного берега в течение нескольких часов, по крайней мере — за день.
И через неделю Джереми Фаулер украл из архива бумаги Миддлджона.Документы, имеющие отношение к туземцам, исчезнувшим в горах сто сорок четыре года назад во главе с одним из вождей короманти по имени Акваба.
А спустя шесть месяцев он покинул королевскую службу в колониях и вернулся в Лондон очень и очень богатым человеком.
Он обнаружил племя Аквабы.
Это было единственным разумным объяснением. Но если так, то напрашивался следующий логический ход: племя Аквабы... и есть Халидон.
Пирселл был в этом уверен. Но хотел найти еще какое-нибудь подтверждение.
Подтверждение тому, что в горах Кок-Пита существует какая-то очень богатая изолированная община. Община, которая время от времени высылает своих эмиссаров во внешний мир, в Кингстон, чтобы влиять на происходящие события.
Пирселл опросил пятерых членов правительства Ямайки, людей совершенно респектабельных, но с темным прошлым. Он задавал лишь один вопрос: не связаны ли они каким-либо образом с Халидоном? Каждому он рассказывал одну и ту же версию о том, что владеет исключительной информацией о племени Аквабы.
О Халидоне.
Трое проявили любопытство, но ничего не поняли.
А двое исчезли.
Исчезли в том смысле, что их убрали из Кингстона. Пирселлу сказали, что один из них внезапно подал в отставку и уехал на острова Мартиники, а другого просто перевели куда-то подальше.
Таким образом Пирселл укрепился в своей догадке:
Халидон — это племя Аквабы.
И он существует.
Дополнительным и совсем уже необязательным доказательством правоты Пирселла стала поднявшаяся вокруг него невероятная суета. Он вдруг обнаружил, что кто-то неоднократно рылся в его бумагах, неизвестно откуда посыпались запросы о целях его научных исследований. Кто-то за спиной официального Кингстона начал пристально следить за ним. И это явно не имело отношения к обычным бюрократическим игрищам.
Племя Аквабы... Халидон.
Единственное, что оставалось сделать, — это добраться до его лидеров. Чрезвычайно трудная задача сама по себе. Дело в том, что на территории Кок-Пита нашли себе пристанище немало обособленно живущих племен, подчас влачащих нищенское существование. Халидон не будет выставлять на всеобщее обозрение свои богатства: попробуй, отыщи его среди прочих.
Антрополог снова погрузился в книги по культуре и языку африканских племен, преимущественно те, где говорилось о племени короманти семнадцатого и восемнадцатого столетий. Ключ к решению проблемы должен был быть там.
И Пирселл нашел его. Но источник не указал.
Каждое племя, каждый его клан имели свои индивидуальные опознавательные знаки — определенный свист, стук, слово. Этот знак, или символ племени, был известен только совету старейшин и был понятен лишь небольшому количеству избранных, ведущих межплеменные контакты.
Таким символом, звукосочетанием, словом и был «Халидон».
На то, чтобы расшифровать его значение, Пирселл потратил месяц бессонных ночей, изучая фонетические таблицы, иероглифы и африканскую бытовую символику.
Но закончил он вполне довольный собой. Он расшифровал древний код.
Из чувства предосторожности Пирселл не привел его в этом документе. В случае его смерти — или гибели — материалы могли попасть в чужие руки. Поэтому и возник второй архивный ящик. Каждый из них по отдельности не имел смысла.
Инструкции были даны только одному человеку. На тот случай, если сам Пирселл не сможет довести дело до конца.
Чарлз Уайтхолл дочитал последнюю страницу. Он почувствовал, что весь вспотел, хотя в помещении было прохладно. Легкий ветер с гор, проникающий в открытые на южную, сторону окна, не мог остудить бившую его нервную дрожь.
Все загадки разгаданы. Но еще более ошеломляющее событие его ждало впереди.
И оно произойдет, в этом Уайтхолл был уверен:
Ученый и патриот вновь объединились в его сознании. Претор Ямайки сделает Халидон своим союзником.
Глава 20
Джеймс Фергюсон ощущал душевный подъем, схожий с тем, который возникал у него за окулярами микроскопа, когда он впервые обнаруживал какое-то явление или когда его осеняла научная догадка.
Как в том случае с волокнами баракоа.
Изучая структуру и взаимодействие, микроскопических частиц, он ощущал себя гигантом, распоряжающимся жизнью и смертью этих густонаселенных миров.
Они были в его абсолютной власти.
Подобное чувство он испытывал сейчас по отношению к человеку, который до сих пор не переживал унижения от осознания бессмысленности; своего протеста только потому, что на него никто не обращал внимания; который никогда не знал, что такое исчерпанный счет в банке, потому что никто не желал оплачивать его труд по достоинству...
Но теперь все изменилось. Теперь он в состоянии реально думать о многих вещах, которые еще вчера могли только присниться, — о собственной лаборатории, самом дорогом оборудовании — электронике, компьютерах, о доступе к мировым банкам данных; о том, что уже больше никогда к нему не будут поступать напоминания об уплате по долговым обязательствам...
«Мазерати». Он купит «мазерати». У Артура Крафта есть «мазерати», почему бы и ему не приобрести такой же?
А заплатит Артур Крафт.
Фергюсон взглянул на свои часы, осточертевший дешевый «таймекс», и жестом попросил у бармена счет. Когда тот не возник перед ним через тридцать секунд.
Фергюсон потянулся к картонке, на которой подавали спиртное. На обороте значилась цена порции. Посчитать было несложно: два раза по полтора доллара.
И тут Джеймс Фергюсон совершил то, чего никогда еще в жизни не делал. Он вынул пятидолларовый банкнот, скомкал его, поднялся со стула и швырнул деньги в направлении кассового аппарата. Бумажка ударилась в стеклянную витрину с бутылками и упала на пол.
Он направился к выходу.
Это был именно мужественныйжест; так он определил его про себя.
Через двадцать минут он встречается с человеком от Крафта-младшего. В конце Харбор-стрит, у шестого причала. Человек, заискивая, — а что ему остается делать! — передаст ему конверт с одной тысячью долларов.
Одна тысяча долларов.
В одном конверте: не собранная по мелочам в течение долгих месяцев жестокой экономии, не облагаемая налогами, которые отрезали бы от: нее добрую половину. Которой можно распорядиться как заблагорассудится. Промотать, выкинуть на дурацкие покупки, снять девицу, которая устроит ему стриптиз и позволит делать все что угодно... о чем вчера можно было только мечтать.
И все-таки он занял деньги — взял аванс — у Makb-лифа. Двести долларов. Совершенно незачем теперь возвращать их; когда он вернется, то скажет Маколифу... нет, Алексу,отныне именно так, а еще лучше — просто Лексу,небрежно, спокойно... чтобы тот вычел эти дурацкие две сотни из зарплаты, может все сразу, если ему так захочется. Теперь это не имеет никакого значения.
Действительно не имеет, подумал Фергюсон.
Потому что Артур Крафт каждый месяц будет посылать ему конверт. По соглашению, ежемесячная сумма установлена в тысячу долларов, но она может измениться. С учетом увеличения стоимости жизни, а такое вполне вероятно. Увеличения согласно его растущим аппетитам и привычке к комфорту.
Это только начало.
Фергюсон пересек площадь Святого Джеймса и двинулся к набережной. Вечер был теплым, влажным, безветренным. Луна полностью скрылась за низкими тяжелыми облаками, грозящими пролиться дождем. Старинные фонари слабо освещали улицу, озаряемую бело-оранжевыми неоновыми вспышками рекламы, приглашающей к ночным увеселениям Монтего-Бей.
Фергюсон достиг Харбор-стрит и повернул налево. Под фонарем он остановился и взглянул на часы. Десять минут первого. Крафт назначил на четверть. Через пять минут у него будет тысяча долларов.
Шестой причал располагался напротив через дорогу, по правую руку. Он был совершенно пуст — ни одного корабля у стенки, никакой работы на его обширной территории за высоким забором. Яркая лампа в проволочной сетке высвечивала надпись:
Причал №6 пароходные линии «Хэммонд».
Ему сказали стоять под этой лампой у вывески и ждать человека в спортивном «триумфе». Человек должен спросить у него удостоверение личности. Фергюсон покажет ему паспорт и получит конверт.
Очень просто. Вся операция займет меньше тридцати секунд. И изменит его жизнь.
В первый момент Крафт остолбенел и потерял дар речи; потом разразился потоком ругани... А потом наконец осознал зыбкость собственного положения. Крафт-младший зашел слишком далеко. Он нарушил закон и потому мог понести соответствующее наказание. Ведь Джеймс Фергюсон мог и рассказать кому надо и о встрече в аэропорту, и о трюке с багажом, и о телефонных звонках, о промышленном шпионаже... и даже о данных ему обещаниях.
И каких обещаниях!
Но его молчание можно было купить. Крафт имел возможность обрести покой всего за тысячу долларов в качестве первого взноса. Если же Крафту это не по вкусу, Фергюсон уверен, что власти Кингстона с интересом выслушают все подробности в его изложении.
Нет, он никому ничего не говорил... пока. Но все записал (эту ложь Крафт, разумеется, проверить не смог бы). Да и сомневаться в этом особенно не приходилось — в обращении с аппаратурой Джеймс был в своей стихии... Так же как первая плата возвращала Крафта-младшего в его стихию. Одно исключало другое. Оставалось выбирать.
И Крафт выбрал.
Фергюсон пересек Харбор-стрит и остановился под яркой лампой, прямо напротив вывески. Примерно в квартале от этого места многочисленная толпа туристов спешила в одном направлении — к большому зданию пассажирского вокзала, рядом с которым стоял круизный лайнер. Из всех улочек и переулков, ведущих из центра города, выскакивали юркие такси и, отчаянно сигналя, прокладывали путь к причалу. Три низких басовитых гудка, раздавшиеся в ночи, требовательно призывали всех пассажиров подняться на борт.
Мотор «триумфа» Фергюсон услышал раньше, чем тот появился в поле зрения. Донесся резкий выстрел выхлопных газов, и из темноты узкого переулка вылетел низкий красный блестящий спортивный автомобиль, чтобы лихо затормозить прямо перед Фергюсоном. За рулем сидел один из работников Крафта; Фергюсон узнал его, хотя имя не вспомнил. В памяти осталось лишь то, что он отличался необузданным темпераментом, силой, упрямством и наглостью. Пожалуй, сейчас ему придется засунуть свою наглость куда подальше.
И действительно. Он широко улыбнулся в своем открытом автомобиле и приветственно помахал рукой.
— Здорово, Ферги!Давненько не виделись!
Фергюсон ненавидел свою кличку «Ферги»; она цеплялась к нему всю жизнь. Как только он решал, что она канула в прошлое вместе со школьной жизнью, тут же возникал какой-нибудь противный тип, непременно напоминающий о ней. Сначала он решил осадить этого парня, напомнив тому о его роли всего лишь посыльного, но передумал. Он просто не ответил на приветствие.
— Поскольку ты узнал меня, я могу не показывать паспорт, — произнес Джеймс, подходя к машине.
— О чем речь! Я рад тебя видеть!
— Спасибо. Конверт при тебе? А то я спешу.
— Конечно, конечно, Ферги. Слушай, а ты, оказывался, крутой парень! Наш-то чуть в штаны не наделал! У него просто крыша поехала, ты понимаешь, о чем я?
— Понимаю. Так и должно быть. Конверт, пожалуйста.
— Разумеется. — Водитель вынул из кармана конверт и протянул его Фергюсону. — Только пересчитай. Если все в порядке, поставь здесь какую-нибудь пометку и верни мне его... Вот ручка.
— Нет необходимости. Он не посмеет меня обмануть.
— Да брось ты, Ферги! Задницей рискую я, а не ты. Пересчитай и сделай пометку. Что тебе, трудно?
Фергюсон раскрыл толстый конверт, в котором увидел около сотни купюр по пять и десять долларов. Он не просил о мелких купюрах, но так действительно было удобнее, он не мог не признать этого. Гораздо менее подозрительно, чем сотни, полусотни и даже двадцатки.
Джеймс начал считать.
Дважды человек Крафта сбивал его пустяковыми вопросами, и приходилось начинать заново. Когда же наконец он закончил, водитель внезапно протянул ему запечатанную коробку.
— Наш друг хотел бы показать, что зла на тебя не держит, и в знак этого посылает тебе подарок. Здесь — новая «яшика». Он помнит, что ты любишь фотографировать.
Фергюсон увидел торговый знак знаменитой фирмы по производству фотоаппаратов «яшика» на верху коробки. Аппарат за семьсот долларов! Один из самых лучших! Крафт-младший действительно здорово перепугался.
— Поблагодари от меня... Артура. Но передай, чтобы не вздумал вычитать его стоимость из последующих платежей.
— О, я ему обязательно все передам... Но сначала скажу кое-что тебе, малыш Ферги, — спокойно заметил водитель. — Тебя поимели на пленку.
— О чем ты?
— Обернись, малыш Ферги!
Фергюсон повернулся лицом к ограде, отделявшей причал от проезжей части. Не более чем в тридцати ярдах от машины из тени ворот вышли двое и медленно двинулись прочь. Один из них нес треножник с прикрепленной видеокамерой.
— Что вы сделали?
— Небольшая мера предосторожности, малыш Ферги. Наш друг страхует ваш договор, если ты понимаешь, о чем я. Инфракрасная съемка, малыш. Думаю, тебе известна такая штуковина. И ты дал тут потрясающее представление перед камерой, считая деньги и принимая черт знает что от какого-то парня, которого уже полгода никто не видел севернее Каракаса. Представляешь, наш друг специально вызвал меня из Рио, чтобы запечатлеть в кадре... рядом с тобой!
— Вы не имеете права! Вам все равно никто не поверит!
— Почему же, малыш? Ты ведь просто голодный молодой сучонок, а такие голодные молодые сучата очень легко хватают наживку... А теперь слушай меня внимательно, ублюдок. У вас с Артуром ничья. Один — один. Только вес у него побольше. Эта пленка может вызвать кучу вопросов, на которые у тебя не найдется ответа. Я ведь очень неприятная личность, ты меня знаешь, Ферги. Тебя запросто вышвырнут с острова... если раньше не вышвырнут на помойку. Ты понимаешь, о чем я? А с местным отребьем ты не протянешь и четверти часа — с тебя просто спустят по кускам твою белую шкуру. Так что будь послушным мальчиком, Ферги. Артур сказал, что эту тысячу можешь оставить себе. Пожалуй, ты ее заработал. — Мужчина помахал пустым конвертом. — Здесь — отпечатки пальцев: твои и мои... Чао, бэби! Пора мне отсюда в ту страну, где не признают выдачу преступников.
Водитель пару раз газанул на холостом ходу, затем толкнул рычаг переключения передач и, описав шикарный полукруг, погнал свой «триумф» в полутьму Харбор-стрит.
* * *
Джулиан Уорфилд прилетел в Кингстон три дня назад и все это время, используя все ресурсы «Данстона», пытался понять причину необъяснимых поступков Александра Маколифа. Питер Йенсен неукоснительно выполнял инструкции: он держал Маколифа под постоянным наблюдением, щедро платя швейцарам, администраторам, таксистам за информацию о каждом его шаге.
И при этом он и его жена оставались в тени, никак не связанные со слежкой.