Тайна потерянной рукописи Максимова Надежда
© Надежда Максимова, 2019
ISBN 978-5-4474-2532-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1.
Мы знакомимся с энтузиастом
– Итак, задание вы провалили, – устало произнес генерал и пристально посмотрел на меня поверх очков.
Мои подчиненные, старший прапорщик Михаил Мигуля и эксперт-компьютерщик Ваня Зайкин, сидевшие смирным рядком за столом вышестоящего начальника, скромно опускали глазки и корпоративно страдали. Хотя в их сторону не прозвучало ни единого упрека. И это правильно. Раз я числился командиром, то в этом качестве отвечал за все.
– Причем произошло это перед выборами, – продолжал разнос генерал, – когда наша страна особенно нуждается в укреплении международного авторитета…
«Вот, блин, – думал я, сосредоточенно рисуя в блокноте закорючки, внешне похожие на стенографию. – И почему наша страна все время „нуждается“? Как нищие, право. Авторитет – не та штука, которую подают особо нуждающимся»…
– А средства, которые могли быть выручены после реализации предметов старинного клада, который вы не сумели найти, предполагалось направить на социальные пособия. На помощь старикам и малоимущим.
«Можно подумать, что старикам и малоимущим планируется выделять только средства, извлеченные из старинных кладов. И мы, негодяи, лишили бедняг последнего».
– И это важное правительственное задание вы сорвали, – подвел итог наш высокий начальник.
– Но товарищ генерал, – осмелился подать голос Зайкин. – Ведь самое главное, что и американцы, явившиеся за этим кладом, тоже ничего не нашли. Так что статус кво, в принципе, сохраняется. И в дальнейшем, если удастся добыть какие-нибудь дополнительные сведения…
– «В дальнейшем», «если удастся» – сардонически воздел руки начальник. – Уж не думаете ли вы, что до той поры вам будет позволено слоняться без дела?
Мы разом дружно замотали головами и горячо заверили руководство, что подобная безответственная мысль ни к кому из нас даже близко никогда не подходила!
– Ладно-ладно, – произнес генерал, на которого верноподданническая демонстрация не произвела особого впечатления. – Даю вам новое задание.
– Вот это правильно! – не удержался от восклицания старший прапорщик. Я испепелил его взглядом.
– Появился тут у нас один полоум… э-э, нетривиально мыслящий ученый, – продолжил высокий руководитель, не отреагировав на одобрение подчиненного. – Энтузиаст своего дела. И так всех достал, что для проверки его идей решено выделить группу сотрудников. Как вы понимаете, после вашего грандиозного провала вопрос о том, кому именно это дело поручить, даже не обсуждался.
– Кхм, – сказал я. – И что же за идеи у э-э… у энтузиаста?
– Ну-у, – генерал почесал висок кончиком пальца. – Он, видите ли, убежден, что у Александра Сергеевича Пушкина существовала некая тайная рукопись. Она никогда не была опубликована и в настоящее время является потерянной настолько, что даже крупные специалисты просто-таки не подозревают о ее существовании. Но Пушкин, якобы, придавал именно этой своей работе особое значение и перед последней дуэлью поместил ее в тайник, о существовании которого в последние минуты жизни поведал жене.
Наталья Николаевна свято хранила тайну, но частые переезды, второе замужество… В общем, след затерялся.
– Но у энтузиаста-то есть какие-то предположения о том, где искать? – поинтересовался старший прапорщик.
– В том-то и дело, что есть. Так что отправляйтесь к себе, к 10.00 должен прибыть ученый, и я распорядился, чтобы его без промедления направили к вам.
В нашу каморку, рассчитанную, вообще говоря, на одного человека, было втиснуто три стола, большой шкаф и корявый, советского производства железный ящик, исполняющий роль сейфа. Поэтому в ней трудно было разместиться так, чтобы не задеть соседа плечом или локтем. Так что сегодня, при дурном настроении, мне пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы ни с кем из подчиненных не столкнуться и не встретиться взглядом. Не хотелось объясняться.
Поскольку ожидалось, что придет посторонний человек, да еще и охарактеризованный как энтузиаст с нетривиальным мышлением, мы все постарались разложить всюду бумаги и придать обстановке максимально рабочий вид. Чтобы сразу, с порога стало понятно, что люди тут не просто отсиживают положенное время, а глубоко и сосредоточенно трудятся, забывая о личном и постороннем. Чтобы посетитель сразу мог понять, что отвлекать нас пустяками – дело не только неблагодарное, но, по большому счету, даже преступное и наносящее урон безопасности страны.
Пока мы все заняты хозяйственными делами, есть немного времени, чтобы ввести читателя в курс дела и рассказать немного о нашем подразделении.
Итак, мы существуем в рамках Федеральной службы безопасности и числимся в этом солидном ведомстве под номером 22—03/46. Никто не знает, откуда взялся этот ни с чем несообразный цифровой код, но я подозреваю, что это просто дата рождения нашего генерала. По инициативе которого подразделение и было создано.
Полное наименование засекречено, а к документам, в которых оно упоминается, имеет доступ исключительно узкий круг лиц из числа высшего руководства. Но поскольку слухи все равно просачиваются, я приоткрою завесу тайны – мы занимаемся расследованиями сверхъестественных явлений.
Что относится к данной сфере – никто точно определить не способен, так что нас могут бросить на любое задание. Первое дело, в котором мне довелось участвовать, привело к обнаружению средневекового оружия страшной поражающей силы (см. повесть «Тайна разрушенного храма»). Затем мы, наперегонки с американцами искали сокровища короны русских императоров (см. повесть «Тайна имперской короны). И вот теперь начальство решило отдать нам очередное безнадежное дело – общение с пушкиноведом. Ладно, мы не в обиде. Кто-то же должен делать и такую работу…
Старшим в нашей команде (по возрасту и опыту) является товарищ Мигуля (в обиходном обращении – дядя Миша). Родом он из далекого сибирского села и относится к той категории людей, про которых говорят: «Чем дальше за Урал, тем ближе к моральному кодексу».
В столичном регионе подобная приверженность нравственным нормам считается чем-то кондовым, совковым и вообще чуточку нелепо-смешным. Так что хотя в Москве дядя Миша давно, карьеры не сделать не сумел. Должность старшего прапорщика стала для него потолком.
К компьютерам, айфонам и прочим техническим новинкам, включая сотовый телефон, дядя Миша относится недоверчиво и с опаской. Он убежден, что старые вещи, если их вовремя ремонтировать, служат вернее и никогда не подводят. Мнение спорное, но, так или иначе, под рабочим столом нашего ветерана всегда громоздятся какие-то коробки с запчастями, разобранными карбюраторами, подержанными слесарными инструментами и прочим хламом, которые я неоднократно порывался выкинуть.
Второй персоной в нашем подразделении является Ваня Зайкин. В противоположность товарищу Мигуле, он – компьютерный гений, не представляющий жизни без разного рода технических наворотов.
В наше подразделение Ваня угодил за неоднократные и громкие скандалы с выпивкой и женским полом. Потому что несмотря на субтильную внешность пользуется у дам оглушительным успехом. (По крайней мере, если верить его рассказам).
Зайкин невысок, узкоплеч и стрижется наголо. Утверждает, что такая прическа позволяет окружающим разглядеть совершенство формы его головы. Но я лично думаю, что таким образом он просто прячет пробивающуюся лысину.
За успехи в профессиональной деятельности Зайкин получил прозвище «Киборг», которым чрезвычайно гордится. Он вообще считает себя человеком будущего, о чем непременно сообщает всем новым знакомым. Особенно дамам.
И третьим персонажем в нашем необычном подразделении являюсь я, Дмитрий Соболев. Рост 191, вес – 105, срочная служба – в спецназе ГРУ. Не удивительно, что окружающие при знакомстве всегда воспринимают меня, как тупого громилу. Другой бы обижался, а я не спешу опровергать. Подобно Сальвадору Дали, укрывавшемуся за усами, от которых собеседники не могли отвести взгляд, я прячусь за гориллообразной внешностью. А интеллектуальные способности использую, как Засадный полк в Куликовской битве. То есть до поры их не видно, но будучи введенными в дело в решающий момент, они могут стать для неприятеля фатальным сюрпризом.
Подозреваю, что именно брутальная внешность стала причиной моего попадания в нашу секретную команду. А высшее образование способствовало назначению на должность командира.
Последнее, о чем стоит сообщить – результаты. Каждое наше дело по завершению одаряет нас некими новыми знаниями и способностями. В частности, после нахождения одного сакрального клада было обещано, что у меня со временем проявятся некие особые умения, которыми прочие люди не обладают.
Что это за умения и как они будут проявляться не разъяснялось, так что пока хожу в ожидании и старательно прислушиваюсь к себе. Ничего нового пока не заметил.
К 10.00 мы как раз управились. И тут, практически без опоздания, в дверь постучали.
Полностью войдя в образ (Станиславский кричит «Браво!» и аплодирует стоя), я поднял затуманенный государственными заботами взор и обнаружил, что на пороге стоит крепкий круглоголовый мужчина в джинсовом костюме. Судя по общему контуру фигуры и манере держаться, – явный боец спецназа.
– Могу я поговорить с Дмитрием Соболевым? – вопросил вошедший.
– Извини, брат, – откликнулся я. – Сейчас никак. Вот-вот должен подойти один чудик, помешанный на Пушкине. Нам велели его принять. Так что давай попозже.
– Позже не получится, – вздохнул спецназовец. – Потому что чудик, помешанный на Пушкине, это я.
После короткой суматохи, в течение которой мы усадили новоприбывшего на стул, расчистили перед ним место на столе и угостили чаем с конфетками (запасливый дядя Миша поделился), выяснилось следующее.
Наш гость, как мы правильно определили, действительно до недавнего времени служил в милицейском спецназе. Во время командировок в Чечню неоднократно принимал участие в боевых действиях, что было отмечено несколькими правительственными наградами, включая медаль «За отвагу».
Но в последнем бою он получил серьезную контузию и осколочное ранение в позвоночник.
– На ноги врачи меня поставили, – поделился гость, задумчиво дожевывая очередную конфетку, – но осколок удалять не стали – опасно. Списали на гражданку и посоветовали побыстрее получить какую-нибудь сидячую специальность.
– В смысле?
– В смысле, что если осколок сдвинется, и меня парализует, то я к тому времени должен приспособиться зарабатывать, сидя за столом.
– Угу. А на Пушкине можно что-то заработать?
– Не знаю. Дело не в этом. Просто, когда встал вопрос о гражданской профессии, я сильно задумался. Потому как военная квалификация у меня – гранатометчик.
– Да, – проникся Зайкин. – С такой специальностью в Москве сложно трудоустроиться.
– К счастью, – продолжил рассказ гость (его, как выяснилось, звали Игорь Сикорин), – отцы-командиры не бросили в трудный час и пробили мне по линии МВД возможность бесплатно учиться в вузе. Правда, поскольку учебный год был уже в разгаре, вакансия нашлась только одна – на филологическом факультете.
– Вот так люди приходят в литературу, – глубокомысленно заметил дядя Миша.
– Ну да. А дальше все просто. Узнав о моих обстоятельствах, декан посоветовал написать кандидатскую диссертацию. И тему подсказал, на которой проще всего защититься.
– О Пушкине.
– Да.
– Но как же ты, едва поступив, уже о кандидатской задумался? Торопишься что-то.
– Тороплюсь, – серьезно подтвердил гость. – Осколок мой – штука непредсказуемая, так что курс я окончил за три года, и теперь собираю материалы для диссертации.
– Все ясно, – подвел я итог рассказу. – Но от нас-то ты чего хочешь? Мы, конечно, люди широкого образования, но как раз в литературоведении – ни бель мес. Ну так получилось!
– Да мне, собственно, не в литературоведении помощь нужна, – смутился гость.
– Тогда в чем?
– Видите ли, рукопись Пушкина, которую я пытаюсь найти, не была чисто литературным произведением. Ей придавали настолько огромное значение, что все (ВСЕ!) послы европейских государств, аккредитованные в то время в Петербурге, регулярно сообщали о ходе работы своим правительствам. В частности, сохранились доклады…
Тут он сделал паузу, выложил на стол кожаную офицерскую папку, извлек лист бумаги и громко зачитал:
– Доклады австрийского посла графа Фикельмона, неаполитанского посланника князя ди Бутера, шведко-норвежского поверенного в делах в Петербурге Густава Нордина, баварского посланника графа Лерхенфельда и прусского посланника Либермана.
– Ё-мое, – проникся Зайкин. – И чего же такого важного Пушкин мог в своем труде написать? Это ж прям международный заговор какой-то!
– Но это еще не все, – скромно продолжил литературовед-спецназовец. – Дело в том, что в Петербурге присутствовал еще и голландский дипломат, которого тоже исключительно интересовала рукопись Александра Сергеевича. Звали этого посла Луи-Якоб-Теодор барон ван Геккерн де Беверваард.
Мы зависли, переваривая информацию.
– Э-э, – прорезался наконец Ваня Зайкин, первым сумевший мысленно распутать этот клубок имен. – Вы хотите сказать, что это был тот самый барон Геккерн, приемный отец Жоржа Дантеса?
– Именно. И, похоже, его интерес к рукописи зашел так далеко, что дело закончилось дуэлью со смертельным исходом.
– То есть вы хотите сказать…
– Да, я хочу сказать, что Пушкина убили не из-за каких-то там сцен ревности, а исключительно…
– Ну, это спорно, – отмахнулся Зайкин. – Не может быть!
Ученый спецназовец пожал плечами.
– Ничего не буду утверждать. Дело требует расследования.
– Поэтому вы и обратились к нам за помощью? – спросил я.
– Не только, – ответил литературовед и поднял на меня ясный взор. – Просто с тех пор, как я начал заниматься поисками рукописи, меня уже дважды попытались убить.
Луи-Якоб-Теодор Барон ван Геккерн де Беверваард
Глава 2.
Загадка цветных стропил
Предусмотрительный пушкиновед заранее распечатал для нас три комплекта документов, распределив их в прозрачные канцелярские файлики.
Огорошив нас новостью об опасности литературоведческих занятий, он сообщил, что, прежде всего, нам необходимо войти в курс дела и поинтересовался, сколько времени требуется, чтобы мы смогли прочесть подготовленные им материалы.
Оценив на взгляд тощеватость прозрачных папок, я предложил встретиться после обеда.
Предложение было принято, после чего спецназовец удалился, а мы принялись работать с бумагами.
Первый лист в файликах был вполовину меньше стандартного (А4) размера и содержал хронологию.
Предпослано все было кратким эпиграфом: «Все висит на датах» А. Т. Фоменко.
Кто такой А. Т. Фоменко и какое отношение он имеет к исследованию жизни Пушкина, – не объяснялось.
Ниже, в левой колонке выстраивались даты, в правой – соответствующие им события из жизни Пушкина и названия произведений, написанных в указанный год.
Выглядело это так:
1799 год, 25 мая (6 июня) – рождение.
1811—1817 гг. – Царскосельский лицей. Кружок «Арзамас».
1814 год – первое опубликованное стихотворение.
8 января 1815 г. – «старик Державин нас заметил».
1817—1820 гг. – работа над поэмой «Руслан и Людмила».
1820 год – ссылка на юг России.
1824 год – ссылка в Михайловское.
1825 год – «Борис Годунов», «Граф Нулин»
8 сентября 1826 года аудиенция у Николая I.
1828 год – «Полтава».
1829 год – сватовство к Н. Н. Гончаровой.
1 мая 1829 года – отъезд в действующую армию на Кавказ.
1830 год – Болдинская осень №1.
18 февраля 1831 года – венчание в Москве.
1831 год, октябрь – «Дубровский», «Капитанская дочка», «Пиковая дама», работа над историческим трудом «История Пугачева».
20 августа 1833 года – поездка в Казань и Оренбург для изучения материалов по истории Пугачева.
1833 год – Болдинская осень №2. «Медный всадник»,
«История Пугачева», «Сказка о рыбаке и рыбке»,
«Сказка о мертвой царевне…».
30 декабря 1833 года – произведен в камер-юнкеры.
11 апреля 1836 года – выход первой книги «Современника».
27 января 1837 года – дуэль с Дантесом
29 января (10 февраля) 1837 года, в 2 часа 45 минут пополудни поэт скончался.
– И что это может означать? – спросил я после того, как мы вдосталь поизучали данный лист. – И причем тут многозначительный эпиграф насчет дат?
– Даты вполне стандартные, – сообщил Зайкин, сверившись с компьютером. – Соответствуют общеизвестным.
– Вот и я про то. Зачем переписывать цифры из учебника за восьмой класс? Если для того, чтоб объем нагнать, то жалкие полстранички погоды не сделают.
– Я знаю, – вдохновился Ваня. – Это шифр.
– Да ладно. Набор слишком стандартный: родился, учился, женился… Что тут можно зашифровать? Или ты думаешь, что Пушкин специально подгонял даты, скажем, аудиенции у царя под нужное для шифра число?
– А вот тут интересно, – подал голос дядя Миша, до сей поры вдумчиво изучавший свой листок. – Глядите, в 1820 году молодой поэт завершил работу над поэмой «Руслан и Людмила». И в этом же году его отправляют в ссылку. Типа, царю стихи не понравились?
– Щас глянем, – руки нашего эксперта запорхали над клавиатурой. – Вот. Энциклопедия Кирилла и Мефодия сообщает:
«Окончание работы над „Русланом и Людмилой“ совпало с резким недовольством императора поведением и возмутительными стихами Пушкина: речь пошла о Сибири или покаянии в Соловецком монастыре. Пушкин был вызван к военному губернатору Петербурга графу М. А. Милорадовичу и, сознавшись в том, что загодя уничтожил крамольные стихи, заполнил ими целую тетрадь (не найдена)».
– У, как интересно, – сказал я. – Значит, какие-то тайные тетради все же существуют!
– А я не понял, – вставил свое мнение Зайкин. – «Руслан и Людмила» – это сказка. Царь что, сказок не любил?
– Может, он там намек усмотрел? – предположил старший прапорщик. – Ну, помните: «Моя Наина неверна! Моя Наина охладела!».
– Не Наина, а Земфира, – закатил глаза эксперт. – И это вообще из другой оперы. Ты в школе-то учился? Или тебя, как во времена ликбеза, просто перевели из разряда неграмотных в разряд малограмотных?
– Так, прекратите, – пресек я. – Предлагаю высказываться без перехода на личности.
– Нет, все-таки странно, – гнул свою линию дядя Миша. – Пушкин в молодости был, вообще говоря, не подарок. Пил, кутил, писал оскорбительные эпиграммы. На дуэлях дрался с 17 лет… Все считалось как бы в порядке вещей.
Но стоило ему создать шедевр, вошедший в золотой фонд литературной славы России, как царь высказал резкое недовольство и готовность загнать молодое дарование в Сибирь. Совпадение?
– А знаете, – произнес я, задумчиво потирая ладонью подбородок, – сам Пушкин, похоже, не считал «Руслана и Людмилу» сказкой. Он начинает и заканчивает поэму словами:
- «Дела давно минувших дней
- Преданья старины глубокой».
Мои соратники переглянулись.
– Нет, стоп, – сказал Ваня. – Если мы так будем по поводу каждой буквы строить широкомасштабные предположения, то никогда не закончим. Давайте дальше.
– А вот тут любопытно, – тут же продолжил старший прапорщик. – Оказывается, «Бориса Годунова» Пушкин написал осенью 1825 года. Я не знал.
– И что тут особенного?
– Ну, 1825 год… Осенью написал, а 14 декабря восстание декабристов.
– Думаешь, это как-то связано?
– Не знаю. По датам – прямая последовательность.
– В огороде бузина, во Киеве дядька. Или ты думаешь, что у царя Бориса и у декабристов политическая программа совпадала?
– Может, и совпадала, – обиделся дядя Миша. – Вы вообще знаете, чего там декабристы хотели? Я лично из школьного курса помню только то, что они разбудили Герцена1.
– А он спал?
– Кто?
– Герцен.
– Прекратите, – снова был вынужден вмешаться я. – Чувствую, что при нашем уровне образования проблемы не решить.
– Верно, – одобрил старший прапорщик. – Надо Елену подключать. Она ведь не только спортсменка и красавица, но еще и отличница.
Идея подключить к обсуждению мою сестрицу мне самому уже не раз пришла в голову. Но выдергивать ее с уроков я не хотел. Другое дело, если вечером, в свободное время…
– Так. Думаю из первой странички мы больше ничего не выжмем. Давайте продолжим чтение.
Второй листок начинался заголовком: «Общество «Арзамас»
Далее сообщалось:
Кружок литераторов «АРЗАМАС» существовал в Петербурге в 1815—1818 годах.
Возник по предложению Д. Н. Блудова (племянника Г. Р. Державина).
Блудов предложил организовать общество «друзей литературы, забытых фортуною» – некий «ковчег Арзамаса».
Предложены были так же такие варианты названия, как «Арзамасская академия» и «Арзамас». Членов же сообщества полагалось величать, как «их превосходительства гении «Арзамаса».
(Пометка карандашом: «Названия разные, но слово «Арзамас» присутствует во всех)
Справка: ГЕНИЙ (лат. genius, от gens – род), в римской мифологии божество, дух-покровитель рода, семьи, гражданской общины. Первоначально олицетворял мужское начало, жизненную силу. Рассматривался также, как самостоятельное божество, которое рождалось вместе с человеком и определяло его жизненный путь.
Общество имело устав, написанный В. А. Жуковским в соавторстве с племянником Державина.
Русский мемуарист Филипп Вигель информирует:»«Арзамас» сделался пародией в одно время и ученых академий, и масонских лож, и тайных политических обществ».
В общем, шутки шутками, а без политики не обошлось.
В заключительных строках второго листа значилось, что «Дядя поэта, Василий Львович Пушкин, охарактеризовал заседания общества так: „Здесь острое словцо приязни всей дороже. И дружество почти на ненависть похоже“».
Больше на втором листе ничего не было.
– И зачем такая многозначительность? – пожал плечами Ваня, переворачивая страницу и изучая ее пустую обратную сторону. – Ну, «Арзамас». Мало ли сообществ у студиусов, жаждущих попить пивка в компании?
– Сообществ, может быть, и много, – не согласился дядя Миша. – Да уж больно название особенное.
– Да? И чем же?
– У меня племянник читал «Код да Винчи» Дэна Брауна и очень возмущался. Почему, мол, автор все важные исторические реалии переносит в Европу?! «Мы ничем не хуже, – бушевал племянник. – У нас свой Грааль есть».
– Грааль? При чем здесь это?
– А вы посмотрите на герб Арзамаса. По версии наших справочников на нем изображены цветные стропила. А по версии Дэна Брауна, две линии, образующие угол, направленный вверх, это символ мужского начала. Другие две линии, образующие угол с острием вниз – символ женского лона. А все вместе они обозначают чашу Христову, Святой Грааль.
Герб Арзамаса
– Ты веришь Дэну Брауну?
– Я верю своим глазам. Во-первых, где ты видел стропила с острием вниз? Во-вторых, мужской и женский символы на гербе выделены разным цветом. Типа цветные стропила. Разве такое бывает? И, в-третьих, эти ломаные линии на гербе совместно образуют букву, с которой начинается имя Христа.
Повисла пауза. Мы с Ваней смотрели на дядю Мишу и просто не знали, что сказать. Вот так ничего себе открытие!
– Да не, – выдавил, наконец, Зайкин, отмахиваясь ладошкой, как от привидения. – Не может быть.
– А я что, – пожал плечами старший прапорщик. – Просто высказал мнение.
– И потом у тебя цвета не совпадают.
– В смысле?
– Ну, Христа всегда изображают в красных одеждах и синем плаще. А на гербе Арзамаса стропила красные и зеленые. Не синие, ясно?
– О цветах я не подумал.
– Вот именно. А строишь глубокомысленные версии.
– Но если уж речь зашла о таких нюансах, то скажу: у герба основной фон – желтый. А на желтом синий цвет всегда превращается в зеленый. То есть цвета все-таки совпадают.
– Стоп. Стоп! – Я решил прекратить дискуссию, пока мы не договорились бог знает до чего. – Думаю, все эти наши рассуждения – пустое. Ну, выбрали лицеисты в качестве названия имя некого провинциального городка. Наугад. Попало на Арзамас. Случайность. Потому что никакого Святого Грааля (Sangraal), или, иначе говоря, Святой крови (San Greal), в Арзамасе никогда не было и быть не могло.
– А пояснения какие-то есть? – не унимался дядя Миша. – Может, там строительство особо широкомасштабное велось, и из-за этого в герб города вынесли стропила?
– Подробного описания символики герба, – зачитал с компьютерного экрана Зайкин, – в законах Российской империи нет, и теперь сложно объяснить ее смысл. Известно только, что герб принят указом Екатерины II в 1781 году, а автором является член конторы Геральдмейстеров Франциск Санти2. Итальянец.
– Во как.
– Ну да, кругом засилье иностранцев, – подытожил я, складывая бумаги. – Пойдемте обедать.
– То, что он иностранец, понятно, – ответствовал дядя Миша, вытягивая из-под стула свой неизменный баул. – Неясно другое. Что же все-таки этот геральдический Святой Франциск изобразил на гербе Арзамаса: только ли странные цветные стропила или все-таки Святой Грааль?
Глава 3.
Спецназ не выходит из боя
Поскольку на последней страничке в папках нашего нового друга-пушкиноведа обнаружился его контактный телефон, мы решили не обедать в конторской столовке, а вызвонить ученого товарища и пообедать вместе на свободе, в городском кафе.
Погоды в эту осень стояли дивные, левитановские, так что мы шли, подставляя лицо нежаркому золотому солнечному сиянию, и испытывали чувство глубокого внутреннего удовлетворения.
Возле обговоренного для встречи пункта общественного питания мы остановились и огляделись по сторонам. О! На противоположной стороне улицы как раз нарисовался наш литературовед. Он, приветственно помахивая нам ладошкой, стоял на остановке общественного транспорта, и за его спиной, ожидая автобуса, толпилось еще человек двадцать. Мы дружно заулыбались в ответ.
В этот миг неизвестно откуда вынырнувшая мощная иномарка, даже не пытаясь притормозить, со всей дури выскочила на тротуар и врезалась в группу людей, целясь прямиком в нашего спецподготовленного ученого.
Тот подпрыгнул и перекатился по капоту.
Практически никто больше не успел отскочить. Удар был страшный, и асфальт мгновенно сделался мокрым и липким от крови.
Дурная иномарка, взревев на месте мотором, сделала движение, чтобы вырулить из образовавшегося месива. Но дядя Миша, единым духом выхватил из своего баула что-то тяжелое, и в классическом стиле, подобно античному дискоболу метнул ей это что-то в лобовое стекло.
Тут же, неведомо каким образом оказавшийся на ногах, спецназовец рванул дверцу со стороны водителя и выволок того, мотавшего очумелой головой, из машины.
Ваня уже набирал телефон Службы спасения, а я ринулся помогать пострадавшим.
От момента мирного московского полдня до наступившего ужаса прошло всего несколько секунд и люди еще не успели осознать, что произошло, их только теперь настиг первый удар боли.
Вообще человеческий организм страшно хрупкий и исключительно выносливый одновременно. Если не дать истечь кровью, предотвратить наступление болевого шока, то даже самые тяжелые раны, и самые жуткие переломы с торчащими из кровавого месива обломками костей заживут. И люди, может быть, даже не останутся инвалидами. Было бы кому оказать первую помощь!
К счастью, нас этому обучали, так что я действовал, как хорошо отлаженный автомат. Руки-ноги-туловище работали как бы сами собой, а в голове билась только одна мысль: «Спасти, спасти, спасти!».
Когда подъехала первая машина «скорой помощи», у большинства пострадавших кровотечение мы уже остановили. Остановка, бывшая когда-то вполне мирной и заурядной, напоминала теперь переполненный полевой лазарет, возле которого прямо на асфальте лежали тела.
Я выглядел жутко: в процессе оказания экстренной помощи перемазался, как вурдалак во время пьяного пиршества, но зато люди уже не кричали от боли. А когда подоспевшие медики начали укладывать их на носилки, пожилой врач даже спросил у меня: «Вы что, промедол им вкололи? Что-то они тихие…». «Да нет, – удивился я. – У нас ничего такого с собой не было. Никто же не ожидал…». «Ну-ну»…
На этом скверные новости не закончились.
Читать бесплатно другие книги:
