Нежилец Глебов Виктор

– Долго, но осуществимо, – возразил Самсонов. – Надо просто выяснить, какие интернет-магазины предлагают изображения Кали. Это редкий товар, вряд ли их закупают десятками.

– Я узнаю, – вызвался Коровин.

Еще час прошел в разговорах. Но все понимали, что, пока криминалисты не закончат работу, делать им особенно нечего. Здесь даже не было Интернета, чтобы начать проверять заказы.

Наконец в дверях появился Полтавин. Вид у него был усталый, на плечах блестели капли дождя. Он вытер комбинезон первой попавшейся на глаза тряпкой, налил себе кофе в пластиковый стаканчик и сел за стол у окна.

– Ну что? – спросил Самсонов.

– Это женщина, – ответил патологоанатом, дуя на и так чуть теплый кофе. – Возраст пока назвать не могу, но, судя по лаку на ногтях, ей меньше тридцати. Впрочем, это только предположение.

– А сразу по ногтям нельзя было понять, что это не мужик? – поинтересовался Дремин.

– Такая мысль у меня возникла, – кивнул Полтавин. – И не только из-за лака, но и из-за крашеных волос. Однако преступник мог попытаться ввести нас в заблуждение.

– Покрасить жертве волосы? – удивился Коровин.

– Точно. И ногти тоже.

– А отпечатки? – спросил Самсонов.

– Есть. Кое-что сохранилось. Правда, нам это поможет, только если девушка занесена в базу данных.

– Это маловероятно, – пробормотал Самсонов.

– Да, – согласился патологоанатом. – Шансы мизерные. Разве что у нее были приводы.

– Проститутка?

– Она стала бы легкой добычей.

– Что сейчас? Забираете останки?

Полтавин наконец решился отпить из стаканчика и тут же сморщился.

– Уже упаковали, – ответил он, брезгливо поставив кофе на стол.

– Значит, сворачиваемся?

– Да. Могу только еще добавить, что не хватает примерно трех литров крови.

– Как, по-твоему, убийца ее собирает? – спросил Самсонов.

– Думаю, тут не так много вариантов.

– Не представляю, как собрать кровь, если человек уже перемолот, – заметил Дремин.

Полтавин уставился на него непонимающим взглядом:

– А с чего ты взял, что он так делал?

– А как еще?

Криминалист пожал плечами:

– Самым простым и логичным способом, я полагаю: разрезал артерию и сцеживал столько крови, сколько нужно.

– А я говорил! – тут же вставил Коровин.

– Зачем тогда перемалывать жертву утилизатором? – спросил Самсонов.

– Откуда ж я знаю? – развел руками Полтавин.

– Есть следы крови, указывающие, что ее собирали именно так, как ты сказал?

– Нет. Крови нет нигде, кроме как на утилизаторе и вокруг него.

– Напоминает алтарь, верно? – заметил Морозов.

– Что? – переспросил Полтавин.

– Для жертвоприношений.

– Хм. – Патологоанатом снял очки и потер переносицу. – Ну, не знаю. Может быть. Это вы из-за рисунка так решили?

– Да, – сказал Морозов. – Это Кали.

– Мне это ни о чем не говорит.

– В Индии ей приносили жертвы.

– Ясно. При помощи утилизатора?

– Нет, наверное.

Полтавин залпом выпил холодный кофе и встал.

– Ладно, – сказал он. – Тут мы закончили. Отчет будет вечером или завтра до полудня. Так что пока отдыхайте.

Через час все покинули территорию завода. Оставили только заградительные ленты и опломбировали ворота.

У Самсонова зазвонил телефон. Это был Фридрих Николаевич Тимченко, психолог. Следователь посещал его некоторое время из-за кошмаров, которые мучили его после смерти сестры. Самсонов нехотя ответил на вызов:

– Да?

– Валера, это Фридрих Николаевич.

– Здравствуйте.

– Извини, что беспокою. Мне звонил твой начальник, сказал, ты занимаешься делом, которое может быть связано с тем… старым.

– Да.

– Не хочешь встретиться?

– Пока нет. Со мной все нормально.

– А кошмары?

– Никаких кошмаров, – соврал Самсонов. – У меня все отлично.

Тимченко помолчал.

– А провалы в памяти? – спросил он.

Самсонов почувствовал волну раздражения.

– Ничего такого не было уже давно, вы же знаете, – ответил он резко.

Кажется, психолог почувствовал его настроение.

– Если что-нибудь… – начал он.

– Я вам обязательно позвоню, – перебил Самсонов.

– Обещаешь?

– Да! Мне нужно идти.

– Хорошо. – Тимченко отключился.

Сев в машину, Самсонов включил радио. Нашел любимую станцию, прибавил звук. Еще не хватало, чтобы с ним носились, как с больным! Его это раздражало раньше, а теперь – просто вывело из себя. И на кой черт Башметов влез со своей заботой?!

Несколько минут, стараясь успокоиться, Самсонов наблюдал за тем, как грузятся криминалисты и опера, затем протянул руку и открыл бардачок. Там лежал пластиковый пузырек с лекарством. Он не принимал его уже давно, но срок годности еще не вышел. Самсонов подержал пузырек в руке, затем открутил крышку и высыпал на ладонь две таблетки. Полминуты неуверенно смотрел на них, раздумывая.

Нет! С ним все в порядке! Самсонов решительно бросил таблетки обратно и сунул пузырек назад в бардачок. Захлопнул его, завел мотор и вывел автомобиль на трассу.

Самсонов ехал в своем синем «Шевроле», слушая по радио «Welcome to the jungle» и думая о том, что это убийство не может быть подражанием. Он не знал, почему у него такое ощущение, но был готов побиться об заклад, что поклонник Кали снова вышел на охоту. Теперь он, наверное, снова затаится, хотя, скорее всего, на меньший срок. Говорят, когда речь идет о серийных убийствах, то после каждого последующего проходит все меньше времени: преступник входит во вкус и чувствует безнаказанность.

На соседнем сиденье лежала папка с делом Хоботова – Самсонов собирался лично проштудировать ее и проверить, насколько весомы были улики. Расследование тогда вел старший лейтенант Лукин – его фамилия стояла на обложке и вложенных документах. К нему Самсонов и решил направиться в первую очередь – сразу после того, как выяснит все, что касается Кали.

Дождь почти прекратился, но тучи не разошлись, хотя на горизонте виднелся синий краешек неба. Следователь опустил стекло и вдохнул теплый влажный воздух. Скоро он опять станет горячим и сухим и принесет запахи гниения – вечный букет большого города.

В управе полицейские первым делом собрались у Башметова. Начальник был в мрачном расположении духа, лицо у него выглядело помятым, глаза покраснели от табачного дыма. Он курил – на этот раз не сигару, а обычные сигареты. В пепельнице уже лежала гора окурков, вокруг серел просыпавшийся пепел.

– Праздник отменяется, – проговорил Башметов, когда все уселись. – Сами понимаете. Если бы по этому делу не осудили мужика, которого в тюрьме прикончили сокамерники, все можно было бы расследовать в обычном темпе, но сейчас будет скандал. Это точно. Газеты раструбят о том, что у нас в стране сажают невиновных. Может, и по телеку пройдутся. Так что уж извините, но все выходные отменяются. Поймать убийцу надо в кратчайшие сроки! – Башметов несильно хлопнул ладонью по столу, взметнув тучку пепла. – Лучше всего дня за три. Понимаю, зацепок почти нет, особенно если учесть, что опознать жертву вряд ли удастся. Полтавин мне позвонил и сказал, что с этим могут быть серьезные проблемы. Отпечатки он по базе прогонит, но шансов, что девчонка в ней есть, конечно, маловато. Так что делайте что хотите, но преступника мне сыщите! Ясно?! Вопросы есть? Нет? Тогда работайте. Самсонов старший, его группа – Дремин, Морозов, Коровин. Если понадобятся еще люди, говори, Валера.

– Спасибо, Павел Петрович.

Башметов кивнул и отвернулся, давая понять, что совещание окончено. Полицейские начали расходиться.

– Я займусь заказами изображений Кали, – сказал Коровин уже в коридоре. – Как и договаривались.

– А я возьму у криминалистов отпечатки шин и поищу машину, – предложил Морозов. – Думаю, их-то они уже обработали. Это ж минутное дело, если есть компьютер, подключенный к базе.

– А я схожу в магазин и куплю нам всем пожрать, – практично добавил Дремин. – Раз мы работаем в авральном режиме, то будем питаться прямо здесь. А потом займусь фирмами, в которых ламинируют документы.

Расставшись со своими подчиненными, Самсонов направился в кабинет, где были компьютер и Интернет. По пути он позвонил Карине:

– Алло, привет.

– Привет! – Голос был радостный, как всегда.

Самсонов вздохнул: он не любил расстраивать Карину.

– Слушай, тут такое дело, я сегодня никак не смогу.

– Ты шутишь?!

– Да нет, я серьезно. Извини, пожалуйста.

– А что такое? – Голос у девушки сразу упал.

– Работы много.

– Срочно, что ли?

– Срочно, да.

Короткая пауза.

– Жаль.

– Мне тоже жаль.

– А завтра ты будешь свободен? – спросила Карина. – Не забыл, надеюсь, что обещал?

Самсонов надеялся, что она не задаст этот вопрос. Он отлично все помнил, но надеялся по возможности оттянуть ответственный момент. Так что полицейский был даже рад тому, что придется работать с утра до вечера.

– Забыл? – строго повторила Карина, по-своему расценив короткую паузу.

– Нет, – поспешно ответил Самсонов. – Помню, конечно же, но завтра тоже не смогу. Извини, я бы с удовольствием, – тут он соврал, – но такое дело, сама понимаешь. Мы все работаем в авральном режиме. Как только станет посвободнее, так сразу.

– Ладно, так и быть, – отозвалась девушка. – Дам тебе отсрочку. Но, чур, больше не увиливать! Я уже сказала папе, что он скоро с тобой познакомится, так что не подводи меня. А то он решит, что мой парень от него прячется! – Она хихикнула.

– Нет-нет, я не собираюсь от него бегать, – кисло ответил Самсонов. Видимо, Карина уловила его тон.

– Слушай, все нормально? – Голос у нее стал напряженным.

Следователь понимал почему: в последнее время он не задерживался на работе и тут вдруг накануне знакомства с ее отцом все отменяет, потому что неожиданно появилось дело, которое нужно срочно раскрыть.

– Конечно, все нормально, – сказал он как можно увереннее. – Я позвоню вечером.

– Ладно, – отозвалась Карина. – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже, – с облегчением сказал Самсонов. – Целую.

Отсоединившись, Самсонов открыл дверь кабинета и вошел. Сразу открыл форточку, чтобы проветрить: воздух показался ему спертым. Затем достал из папки с делом Хоботова рисунок, сделанный убийцей больше десяти лет назад.

Кровожадная богиня танцевала, сжимая в четырех руках орудия смерти. Ее красные губы были раздвинуты, и между ними виднелись белые клыки. На шее висело ожерелье из человеческих черепов.

Самсонов достал новый рисунок, заламинированный. Положил оба на стол и отступил на шаг. Прекрасно выполненные копии древнего изображения. Символы смерти двух девушек, принесенных в жертву темной богине.

Полицейскому пришло в голову, что убийца мог оставить на новом рисунке какую-нибудь подсказку: он читал, что некоторые маньяки именно так и поступают, предлагая следователям поиграть в кошки-мышки.

Самсонов взял листок и поднес поближе к глазам, чтобы всмотреться в детали. Но все линии в точности повторяли те, которые он изучил за прошедшие годы вдоль и поперек. Зато полицейский почувствовал едва уловимый, но приятный запах. Самсонов сильнее втянул ноздрями и понял, что это духи. Аромат даже показался ему знакомым.

Полицейский тут же набрал номер Полтавина: рисунок следовало вернуть на экспертизу и установить, какой именно марки духи остались на поверхности ламината.

Когда на месте преступления находят улику, прежде всего следователь должен постараться выяснить, что это: часть преступления или часть преступника? Оставил он ее намеренно, и тогда нужно говорить о его почерке, или случайно, по неосторожности?

Например, кусочек мела, завалившийся под тело. Что он означает? Может быть, убийца положил его туда, чтобы намекнуть на то, что… А может, мел выпал из кармана, и преступник не заметил этого. Тогда логично предположить, что преступник – человек, постоянно использующий мел, всегда носящий его в кармане. Скорее всего, он нужен ему для работы. Едва ли это учитель: учителя не таскают мел в карманах, потому что пользуются им лишь в одном месте – у доски. Носить мел с собой приходится тому, кто делает пометки на ходу, все время перемещается из одной точки в другую.

Но что касается рисунка Кали, сомнений быть не могло: преступник оставил его нарочно, даже заламинировал, чтобы с ним ничего не случилось и он наверняка попал в руки полиции. Это был важный элемент почерка убийцы, его подпись.

Самсонов открыл браузер и ввел в строку поисковика слово «Кали». Выпало множество ссылок. Полицейский открыл несколько и стал читать. Параллельно он копировал то, что могло оказаться важным, и переносил в отдельный файл.

Минут через двадцать в дверь постучал Дремин.

– Привет, – сказал он, входя. – Чем занят?

– Да вот, ищу материал по Кали.

– Хочешь сказать, что не делал этого раньше?

Самсонов понял, что имеет в виду Дремин. Конечно, он штудировал эту тему, когда погибла Марина, но прошло столько лет.

– Надо освежить знания, – сказал он.

– И что нарыл?

– Ничего особенного, если честно. Ты вообще что-нибудь знаешь о Кали?

Дремин усмехнулся:

– А сам ты как думаешь? Могу узнать по картинке – не больше того. Да и то только потому, что жена недавно какой-то ужастик смотрела, и там действие в Индии происходило.

– Ясно. Рассказать?

Дремин досадливо поморщился, но тут же мужественно кивнул:

– В самых общих чертах.

– Кали – это темная ипостась Парвати, Шакти и Шивы, она символизирует разрушение, освобождение. При этом она же поддерживает мировой порядок и олицетворяет материнское начало.

– Как оригинально! – хмыкнул Дремин.

– Образ Кали связан также с понятием времени и черным цветом, – продолжал Самсонов. – Среди вариантов ее имени – Каликамата, то есть «черная земная мать», и Каларати – «черная ночь».

Дремин взял один из рисунков и внимательно его разглядел.

– Что означают все эти штуки у нее в руках? – спросил он, привычным движением поглаживая усики. Жена говорила, что они делают его похожим на Кларка Гейбла, хотя сам Дремин был уверен, что у него одно лицо с Антонио Бандерасом.

– Тут есть описание, – ответил Самсонов. – Слушай. Кали, как правило, изображается в виде четырехрукой женщины с синей кожей. В одной руке она держит меч, уничтожающий сомнения, в другой – голову демона, которая означает эго. Третьей рукой она делает избавляющий от страха знак, а четвертой благословляет на исполнение желаний. Руки Кали символизируют четыре стороны света, а три глаза управляют творением, сохранением и разрушением, а также соответствуют прошлому, настоящему и будущему. Пояс из человеческих рук обозначает неумолимое действие кармы. – Во время чтения Самсонов водил пальцем по рисунку, как бы иллюстрируя описание. – Синий цвет кожи символизирует смерть и незамутненное сознание. Это космос, который вбирает в себя все сущее.

– А черепа? – спросил Дремин.

– Это чередование человеческих воплощений. Их пятьдесят – как и букв в санскрите.

– Реинкарнации? Переселение душ?

Самсонов кивнул.

– Под ногами Кали труп, который означает, что физическая оболочка вторична по отношению к жизни духа. Вот еще что, по-моему, может быть интересно: Кали символизирует недостижимую красоту, неразделенную любовь. Красота не имеет формы. – Самсонов сделал паузу.

– Думаешь, убийца поэтому пользуется утилизатором? Уничтожает форму? – спросил Дремин.

– Не знаю. Может быть.

– Что там еще есть?

– Кали уничтожает неуверенность, сомнения, двойственность. Она как проблеск молнии, не терпящей компромиссов. Ее символ – это полумесяц.

– Надо запомнить. На всякий случай.

– А вот это, мне кажется, должно интересовать нашего убийцу. Не удивлюсь, если он часто бывает в Кунсткамере.

– Почему?

– Потому что там выставлен алтарь Кали из слоновой кости. Восемнадцатый век. Наверное, убийце очень хотелось бы принести на нем жертву.

– Можно устроить там наблюдательный пункт, – неуверенно предложил Дремин.

– Не можно, а нужно. Особенно сейчас, когда он набрал крови. Организуй кого-нибудь туда, только толкового, чтобы не спугнул.

– Ладно, как скажешь. Все?

– Пока да. Дома постараюсь найти побольше информации, а сейчас хочу съездить к Лукину. Он вел дело Хоботова.

– Ты знаешь его?

– Нет. Адрес возьму в справочном.

– А я пошлю в Кунсткамеру Горелова и займусь фирмами, делающими ламинирование.

Самсонов одобрительно кивнул:

– Удачи. Кстати, я изучил отчет Полтавина. Он помогает примерно представить картину преступления.

– Выкладывай.

Самсонов набрал в грудь побольше воздуха:

– Убийца, по всей вероятности, знакомится с жертвами, втирается к ним в доверие. Наверное, он молод и обаятелен, раз девушки ведутся на него. Или, наоборот, изображает слабость и давит на жалость. Вызывает желание помочь, и жертвы теряют бдительность. Если девушке кажется, что мужчина слаб и немощен, она перестает его опасаться.

– Вспоминается Тэд Банди, – вставил Дремин.

– Много кто вспоминается, – кивнул Самсонов.

– Как преступник заставляет жертв сесть в машину?

– Мало ли способов? Удар по голове – самый простой. А может, угрожает пистолетом или ножом. Затем он делает им укол морфина, чтобы обездвижить, и увозит. Куда – не знаю. Но у него должно быть подходящее укромное место, где никто ничего не увидит и не услышит. Так что сделай вот еще что: проверь или организуй кого-нибудь, чтобы проверил случаи пропажи морфина. Больницы в первую очередь.

Дремин кивнул:

– Ладно, я поручу это Рогожину.

– Убийца фиксирует жертв в утилизаторе при помощи тонких, но очень прочных шнуров. Скорее всего, синтетических. Знаешь, вроде тех, на которых вешают белье.

– Ага, – кивнул Дремин. – Меня как-то жена просила такие купить в строительном. Вроде очень толстой лески. Я зеленую брал, но бывают и других цветов.

– Короче, он ждет, пока они придут в себя, прежде чем убить. А чтобы не кричали, заклеивает губы мгновенно застывающим клеем.

– А как Полтавин узнал, что жертва была в сознании, когда ее раздавило?

– Благодаря клею как раз. Девушка не выдержала и вскрикнула.

– Понятно. Разорванные губы.

– Да.

– Но… тогда убийца не мог собрать кровь жертвы до того, как ее перемолоть, – подумав, заметил Дремин.

– Почему?

– Потому что у первой девушки не хватало четырех, а у второй – трех литров крови.

– И что?

– Человек умирает, если у него откачать два.

– Значит, убийца все-таки собирал кровь во время или после… перемалывания. – Самсонов с силой потер переносицу. – Честно говоря, не думаю, чтобы это было так уж важно.

– Как криминалисты вообще разобрались в этой… кровавой каше?

– Не знаю. Наверное, есть способы. Я вот тут подумал: убийца не закрывает утилизатор, стоит под кровавым дождем. Как он потом добирается до дома? Даже ночью есть вероятность того, что его остановят, да и от машины до квартиры дойти надо. Откуда такая уверенность, что никто не попадется по пути? Кроме того, салон в автомобиле будет весь в крови, а ведь это улика.

– Ну, может, он убивает голышом, а потом моется, – предположил Дремин.

– Он не мог знать, есть ли в цехе вода. Ее могли отключить.

– Логично.

– Я думаю, он пользуется специальным комбинезоном – вроде того, который носит Полтавин.

– Это возможно, – согласился Дремин. – Но вероятно, он приобрел его очень давно, так что проверка закупок ничего не даст.

– На всякий случай уточни.

– Хорошо. Если что-нибудь обнаружу, сообщу.

– Давай. А я пошел.

– Перекусить на дорожку не хочешь? Я принес пиццу, надо только разогреть, и несколько…

– Потом, если получится, – перебил его, вставая, Самсонов.

– Ладно, как знаешь. Я тебе оставлю пирожок. Может быть.

– Спасибо и на этом! – усмехнулся следователь.

Ему показалось, что Дремин в последнее время какой-то напряженный. Он уже не раз ловил на себе его внимательный задумчивый взгляд. Самсонов решил, что пришло время все выяснить. Он остановился на полдороге.

– Слушай, все в порядке? – спросил он, оборачиваясь.

– В смысле? – Дремин поднял брови, но жест показался Самсонову каким-то преувеличенным.

– Ты ничего не хочешь мне сказать?

Следак деланно пожал плечами:

– Да… в общем, нет.

– Точно?

Самсонов и Дремин несколько секунд стояли, глядя друг на друга. Наконец следак смущенно кашлянул и сказал:

– Валер, я просто думаю, что тебе не следовало брать это дело. По крайней мере не возглавлять его.