Круг Матарезе Ладлэм Роберт
– Друзья из Праги, работающие в Вашингтоне и имеющие связи с Союзом. Это бывшие друзья Беовулфа, которые знают, что он сделал.
Талейников молча смотрел на него. Голландец говорил правду, поскольку его объяснения были основаны на части правды, которую открыли ему. Скофилд, конечно, осторожен, но он не выгнал бы человека из Амстердама. Такую роскошь он себе позволить не смог бы. Он бы взял его как заложника и выжидал, следил, невидимый. Василий надавил дулом на глаз голландца.
– А эти из Марселя и Праги, где они? Где они должны быть?
– Один у служебного лифта, другой у главной лестницы. Это все выходы, которыми может воспользоваться Скофилд. Он не поедет на обычном лифте.
– Кто из них где?
– Человек из Праги должен быть на лестнице, мар-селец возле лифта.
– Как у вас расписано по минутам?
– В общем по обстоятельствам. Я должен появиться у его дверей примерно в десять минут первого.
Талейников взглянул на псевдостаринные часы на столе. Было одиннадцать минут первого.
– Они уже на своих местах.
– Я не знаю. Я не вижу часов, у меня глаза залиты кровью.
– Каков способ устранения американца?! Если ты соврешь, я узнаю об этом, и смерть твоя будет такой, что ты и вообразить не сумеешь. Опиши мне ваши действия!
– Операция начинается спустя пять минут после того, как я пробуду возле номера полчаса. Если Беовулф не появится ни в одном из намеченных мест, то надо брать приступом его номер. По правде говоря, я не доверяю человеку из Праги. Он может открыть огонь, не дожидаясь меня и марсельца. Он маньяк.
Василий выпрямился.
– Твои оценки превосходят твои способности.
– Я все сказал тебе. Только не бей меня! Ради Бога, дай мне вытереть глаза, я ничего не вижу!
– Хорошо. Протри глаза и вставай. Я хочу, чтобы ты все видел. Поднимайся! – Тот поднялся, закрыв обеими руками лицо. Ствол "бурана" дежурил у его шеи.
Талейников молча выжидал, глядя на телефон в дальнем углу комнаты. Он был готов говорить со своим врагом, ненависть к которому снедала его последние десять лет. Теперь он стремился услышать его голос.
Он попытается спасти жизнь своему врагу.
Скофилд поспешно увернулся, и лезвие прорвало накрахмаленную рубашку, царапнув о спрятанное под ней оружие. Дама оказалась почти невменяемой, с маниакальной страстью к убийствам. Ему бы следовало убрать ее, но он не хотел ее убивать. Он же сказал ей, что осталось еще две пули. Она прекрасно поняла, что он разделается с ней, и впала в ярость.
Так, где ее пистолет?
Она тем временем попыталась сделать новый выпад, свирепо размахивая ножом, но он уворачивался, и нож лишь резал воздух слева направо и наоборот. Надо было, чтобы нож вонзился во что-нибудь, полоснул или порезал какой-то предмет, чтобы она пришла в себя.
Скофилд прицелился ей в голову и спустил курок, но раздался лишь сухой щелчок – осечка.
Он пнул взбесившуюся дамочку правой ногой, попав ей куда-то в предплечье, ближе к подмышке, и вырубил ее на секунду. Но всего лишь на секунду. Она мгновенно пришла в себя и, озверев еще больше, ринулась на него вновь, выставив нож перед собой, словно свой пропуск в жизнь: если она коснется Скофилда, она будет свободна. Она пригнулась и, размахивая левой рукой перед собой, попыталась прикрыть правую руку с ножом. Скофилд вновь отпрянул, ища глазами какой-нибудь предмет, чтобы закрыться от ее выпадов.
Почему она не бросилась на него сразу, как вошла к нему в номер? Почему остановилась и заговорила с ним, сказав ему нечто, что заставило его насторожиться? Он понял: перед ним была не просто злобная птица, но мудрый ястреб. Она знала, когда дать себе передышку, чтобы собраться с силами, знала, что надо отвлечь противника, усыпить его бдительность, дождаться одного-единственного, но верного мига и всадить нож абсолютно неожиданно.
Она бросилась снова, как-то снизу, нож ее, нацеленный ему в ногу, описал дугу. Он перекувырнулся, она подалась назад и сделала следующий выпад, полоснув по воздуху в сантиметре от его коленной чашечки. Скофилд лупанул ее правой ногой в плечо, и она отлетела назад, но не удержалась на ногах и упала.
Скофилд схватил что подвернулось под руку – торшер – и с размаху опустил на нее, успев перед тем увернуться от очередного взмаха ножа.
Рука ее была согнута в этот момент в запястье, и удар лампы спровоцировал конвульсивное движение – нож вонзился ей в левую грудь, распоров униформу.
То, что произошло дальше, Скофилд не хотел бы вспоминать. "Горничная" стала вдруг медленно оседать на пол с остекленевшим взором, губы ее искривила жуткая предсмертная ухмылка, губы как-то разъехались, и. оскалившись, она повалилась на бок, поджав худые ноги к животу, дрожа и дергаясь. Агония длилась, дикие вскрики вырывались из горла упавшей, она перекатывалась с боку на бок, царапала ковер, слизь поползла из ее рта, и несчастная заглотила собственный язык.
Послышался ужасающий хриплый вдох, последнее усилие угасающего дыхания. Какой-то спазм почти выпрямил ее скрюченное тело. Глаза ее, безумные, широко раскрылись, глядя в пустоту, рот приоткрылся, и лицо исказила гримаса смерти. Все длилось не больше шести секунд.
Брэй нагнулся над ней и осторожно вытащил нож, раздвинув костистые пальцы. Он подошел к столику, где лежал коробок спичек, зажег одну и подставил ее под лезвие. Пламя вспыхнуло с неистовой силой, чуть не опалив ему лицо и спалив клок волос. Он бросил нож на пол и наступил на него ногой, гася пламя, пожиравшее зелье, которым было обработано лезвие. И тут зазвонил телефон.
– Это Талейников, – быстро заговорил русский в беззвучную телефонную трубку. – Я так понимаю, что твое положение не ухудшится, если ты пойдешь со мной на контакт.
– Допустим… – последовал краткий ответ.
– Ты отклонил мое предложение, проигнорировал выброшенный мной белый флаг, и, если бы я был на твоем месте, я сделал бы то же самое. Но ты не прав. Так же был бы не прав и я. Я поклялся тебя убить и, возможно, сделаю это когда-нибудь, но только не в данный момент и не таким способом. Я не школьник, который возглашает о победе до выхода на поле для игры в регби. Это неразумно в делах такого рода. Полагаю, я прав?
– Ты прочел мой ответ в шифровке, – услышал он спокойный голос. – Ты убил мою жену. Ну так приходи и попробуй взять меня. Я готов к встрече.
– Перестань! Мы оба убивали. Ты убил моего брата… и еще, задолго до этого, наивную молодую девушку, которая была вооружена лишь лозунгами и не представляла никакой угрозы для тех зверей, что расправились с ней.
– Что?!
– У нас нет времени! Есть кое-кто, кто жаждет разделаться с тобой, но я не вхожу в их число. Мне удалось схватить одного из них, он сейчас при мне…
– Ты прислал мне другую, – прервал его Скофилд. – Однако она уже мертва. Нож попал в нее, не в меня, и похоже, его можно было не всаживать так глубоко.
– Ты не должен был провоцировать ее. Это не входило в ее планы! Но мы теряем время, а у тебя нет и секунды. Послушай, что скажет тебе голландец. Его лицо несколько помято, и глаза повреждены, но говорить он вполне может. – Василий прижал трубку к губам голландца, продолжая другой рукой держать пистолет у его шеи. – Скажи ему, голландец!
– Из Вашингтона были посланы шифровки… – зашептал бедняга. – Пункты назначения: Амстердам, Марсель и Прага. Беовулф Агата должен исчезнуть. Мы все будем убиты, если он останется в живых. Шифрограммы снабжены обычными для таких ситуации грифами срочности и секретности… Это были сигналы тревоги, призывавшие нас принять меры предосторожности. Но мы поняли, что это значит: никакого промедления. Мы сами должны убрать вас. В этом нет ничего нового для вас, герр Скофилд. Вы сами многократно посылали такие шифровки и отдавали подобные приказы, герр Скофилд, и вы хорошо знаете, что они не могут не выполняться.
Талейников оторвал трубку от губ голландца и заговорил сам:
– Теперь ты слышал все. Ловушка, которую ты расставил для меня, будет использована для тебя и твоими же людьми.
В трубке повисла тишина. Беовулф молчал. Терпение Василия начало иссякать.
– Неужели ты не понимаешь? Они обменялись информацией и таким путем сумели установить место нашей встречи. Москва предоставила им эти сведения, неужели ты не можешь понять? Каждого из нас используют для того, чтобы уничтожить другого, а значит, уничтожить нас обоих. Наши действуют более грубо, и приказ о моем устранении разослан по всем управлениям советских спецслужб, военных и цивильных. Ваш Госдепартамент делает это более осторожно и в несколько ином стиле, но так, чтобы не брать на себя ответственность за эту акцию. Они просто поставили в известность тех, кому дороги не идеалы, а их собственная жизнь.
Скофилд молчал, и Талейников поспешил продолжить:
– Что тебе еще надо? Голландец должен был выманить тебя. И у тебя не было бы выхода, так как двое ожидают тебя на всех возможных путях отступления. Одного из этих двоих ты должен знать. Это человек из Праги, услугами которого ты нередко пользовался. А теперь он поджидает тебя на лестнице, а марселец у грузового лифта. И если в течение пятнадцати минут ты не появишься ни там, ни тут, они направятся к тебе. Чего ты еще хочешь?
Наконец Скофилд ответил:
– Я хочу знать, зачем ты говоришь мне все это?
– Еще раз прочти мою шифровку! Это уже не первый случай, когда нас с тобой хотят использовать. Происходят невероятные вещи, надвигается нечто, что не зависит ни от тебя, ни от меня. Об этом мало кому известно и в Вашингтоне и в Москве. Но эти люди молчат, они ничего не расскажут. А последствия будут катастрофические.
– Какие последствия?
– Я имею в виду наемных убийц. И с вашей и с нашей стороны. Этот феномен восходит корнями к прошлому…
– Но при чем здесь я? Меня это не волнует.
– Они говорят, что это ты убил его. Дмитрия Юревича.
– Ты лжешь, Талейников. Я был о тебе лучшего мнения. Юревич был устранен с помощью КГБ, так как они опасались предательства с его стороны. Ведь им было известно, что вокруг Юревича ходило много наших агентов, а я контролировал эту операцию. А для КГБ менее опасен мертвый физик, чем перебежчик.
– Ты не прав!.. Но об этом позже! У меня нет времени на споры и аргументы. Тебе нужны доказательства? Так слушай! Я надеюсь, твои уши лучше воспринимают, чем твой рассудок!
Василий заткнул "буран" за пояс и отнял телефонную трубку от уха, чтобы Скофилд мог слышать, что происходит в комнате. Затем левой рукой принялся душить голландца, но, решив не терять времени, ловким приемом сломал ему шею. Человек из Амстердама повалился на пол с душераздирающим криком. Талейников снова заговорил в трубку:
– Найдется ли хоть одно живое существо, которое заслуживает того, что я только что сотворил?
– А он что, заслужил лучшей участи?
– Ты дурак, Скофилд! Ну и помирай! – Василий в отчаянии махнул рукой. Он терял самообладание. – Нет-нет… постой! Ты не должен! Ты не можешь понять меня, но ты постарайся, я попробую объяснить в двух словах. Я ненавижу тебя, ненавижу то, за что ты выступаешь и на чем стоишь. Но именно сейчас только мы вдвоем, вместе, можем сделать то, на что мало кто Другой способен. Мы заставим людей слушать, заставим их высказаться. Если они не побоятся нас, то испугаются того, что нам известно.
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Ты блефуешь, как эти твои кагэбэшники. Небось тебе посулили тихий уютный домик на старости лет. Но я не продаюсь. Я повторяю: приди и попробуй взять меня!
– Ну, хватит! У тебя остается одиннадцать минут. Теперь ты знаешь, где последние доказательства: одно поджидает у лифта, другое – на лестнице. Но тебе вроде все хочется узнать, как ты погибнешь? Поднимешь шум, привлечешь толпу. Они только и ждут этого. Однако я не обязан рассказывать тебе, как это произойдет. Ты можешь узнать человека из Праги, но марселец тебе неизвестен. Ты не можешь вызвать полицию, не можешь позвать управляющего. Мы оба знаем это. Продолжай искать доказательства, Скофилд! Проверь, не обманывает ли тебя твой враг! Ты все поймешь, как только сделаешь первый шаг по коридору! Если ты останешься жив, что маловероятно, то я нахожусь на пятом этаже. Комната пятьсот пятая. Все! Я сделал все, что мог… – Василий с грохотом швырнул трубку. Он был взбешен. Может, хоть это заставит американца задуматься.
Теперь ему была важна каждая секунда. Он сказал Беовулфу, что сделал все, что мог. Но это было не так. Он встал на колени и снял с потерявшего сознание голландца черное пальто.
Брэй положил трубку и задумался. Если бы он мог хотя бы выспаться, если бы не неистовая атака той женщины, так измотавшая его, если бы не Талейников, сказавший ему так много похожего на правду… Но все это уже произошло, и с Брэем случилось то, что часто случалось в последнее время. Он почти впал в ступор, ему надо было все обдумать, чтобы выбрать единственно верное решение.
Кто только на него не охотился? Ему не привыкать. Он имел дело с оппозиционерами из другого лагеря, хотя те не ставили цель убрать его. Перебежчики шли на контакт, но не для того, чтобы убить его. В нынешней ситуации необычным было то, что время обеих операций совпадало: ему одновременно угрожали и те и другие. Но, впрочем, это можно понять…
Помощник госсекретаря Конгдон действительно мог предпринять такой шаг! С виду безобидный клерк-вегетарианец нашел в себе мужество следовать своим убеждениям. Более того, он выследил Талейникова и догадался о его действиях в отношении Беовулфа. Какие еще более убедительные резоны могли понадобиться Конгдону, чтобы принять решение о ликвидации уже отстраненного от дел агента, казавшегося ему таким опасным!
Какой чудный предлог связаться с русскими! Те лишь поблагодарят за помощь в ликвидации их обоих, и Скофилда и Талейникова.
Все ясно. И так просто… Такие опытные ребята, как он или Талейников, могли бы постичь эту стратегию. Опровержения и возгласы удивления будут сопровождать друг друга, государственные деятели и в Москве и в Вашингтоне не устанут порицать и обличать жестокость двух офицеров разведывательных служб, чьи злобные амбиции были поставлены выше государственных интересов, но не преминут подчеркнуть, что так было прежде, якобы в другую эпоху, а теперь, мол, этих обоих мстителей нет, и все будет по-иному.
Скофилд уже почти слышал голос и интонации Конгдона, произносимые им ханжеские банальности в адрес бывшего резидента, слышал многозначительное покашливание этого человека, скрывавшего ложь за красивыми словами.
Но что действительно привело Скофилда в бешенство, так это то, что фальшивые заверения чиновников приобрели законную силу после того, как Талейников признался, что охотится за ним, Скофилдом, с целью мести. Русский так и сказал: "Клянусь, я убил бы тебя, Беовулф, и, возможно, в один прекрасный день сделаю это".
И вот сегодня настал этот день. И это "возможно" ничего не значит в устах русского, ибо Талейникову самому нужен Беовулф, он бы не потерпел вмешательства убийц по найму, подключенных Вашингтоном и Москвой. "Я услышу твой последний вздох", – так он пообещал Скофилду шесть лет назад. К этому он стремился тогда и об этом мечтает сейчас. Разумеется, он бы уберег Брэя от пули марсельца или человека из Праги. Еще бы! Ведь его враг достоин лучшего выстрела, то есть сделанного самим Талейниковым. И тут годятся любые игры, любые заверения, лишь бы подвести врага под этот выстрел.
О, как я устал от всего этого, подумал Скофилд, устал от напряжения и придумывания ответных ходов. Да и кто в состоянии вынести такое? А окружающие станут выжидать и ничему не помешают. Кому нужны два выведенных в тираж спецагента, для которых единственная цель в жизни убить друг друга?
Скофилд закрыл глаза, стараясь сдержать слезы. Глаза слезятся от усталости, эмоции тут ни при чем. Но сейчас не время умирать от бессилия, ибо именно он, Скофилд, должен сдюжить Если ему предстоит погибнуть, – а смерть не раз поджидала его за углом, – то уж конечно не от пули марсельца, пражанина или этого.. из Москвы. Он достоин лучшей участи. Он всегда стоил лучшего.
Талейников сказал, что Скофилду осталось ждать одиннадцать минут. Две уже прошли с тех пор, как закончился разговор с русским. Значит, он в ловушке. Если человек из Праги был именно тем, кого имел в виду Талейников, то штурм номера не заставит себя ждать, и при этом риск для нападающих будет минимальный. Они применят газовые пистолеты, человек из Праги не раз побеждал в таких переделках Следовательно, нужно немедленно выбраться из номера. Но в холле могут быть люди. Как правило, если многолюдно, то это на руку убийцам, отнюдь не жертве Голландец должен был выманить Скофилда, но его миссия кончена, значит, оставшиеся двое непременно ворвутся в номер. Правда, есть одно преимущество: поскольку известно, где и когда начнется атака, можно использовать людей в холле как прикрытие и попытаться добраться хотя бы до первого этажа. Хорошо бы сменить внешность. Мудрить не стоит, лишь бы ввести в заблуждение и избежать перестрелки в холле
Восемь минут. Возможно, уже меньше. Надо подготовиться.
У него есть в распоряжении только то, чем он обладает от природы. Ему предстоит бежать, бежать не останавливаясь, не думая о том, как долго он пробежит и как далеко уйдет. Он и представить себе не мог последствия своего побега. Во всяком случае сейчас у него не было времени, чтобы обдумать это. Он должен выбраться из засады, выставленной тремя врагами, жаждущими его смерти. Причем один из троих был наиболее опасен, ибо его не посылали ни Москва, ни Вашингтон. Он пришел за жизнью Скофилда сам.
Брэй ринулся к лежавшей на полу женщине, перетащил труп в ванную и закрыл дверь. Затем поднял с пола торшер и с силой ударил по замку на входной двери. Теперь открыть ее снаружи можно было лишь выломав.
Его одежда, разбросанная по номеру, не имела никаких меток прачечной или других характерных признаков, по которым можно было бы установить его личность. Что же касается отпечатков пальцев, то на это потребуется время, но к тому моменту он будет уже далеко отсюда, если, конечно, останется в живых. Единственное, что было ему нужно, так это портфель-чемоданчик с различными вещами и предметами, необходимыми человеку его профессии. Он закрыл его, закодировал замок и положил на кровать. Затем надел пиджак, подошел к телефону и набрал номер коммутатора.
– Это номер двести тринадцатый, – медленно проговорил Скофилд, переходя на шепот и стараясь сделать вид, что теряет силы. – Мне не хотелось бы обременять вас, но мое состояние оставляет желать лучшего, у меня приступ… мне необходима помощь…
И с размаху швырнул телефон на пол.
Глава 10
Талейников надел черное пальто и, нагнувшись, снял серый шарф с голландца. Обмотав его вокруг шеи, он подобрал серую шляпу, валявшуюся рядом с опрокинутым стулом. Она оказалась слишком велика, он сдвинул ее на затылок, чтобы сидела более ловко, и направился к двери. Проходя мимо шкафа, он приказал сидевшим внутри молодым американцам:
– Оставайтесь здесь и не произносите ни звука! Я буду рядом в коридоре и, если услышу шум, вернусь, и вы пожалеете об этом.
Пройдя холл, он поспешил к центральным лифтам и, миновав их, подошел к небольшому служебному подъемнику в темном конце коридора. У стены он заметил сервировочный столик на колесах, обычно используемый прислугой. Василий достал из-за пояса "буран" и переложил его в карман пальто, а левой рукой нажал кнопку вызова. Над дверью лифта зажглась красная лампочка с цифрой "2", значит, лифт находился на втором этаже. Следовательно, марселец прибыл на место. Вскоре цифра "2" погасла, затем загорелась цифра "3", а потом "4". Василий обернулся спиной ко входу в лифт и приготовился на случай непредвиденной реакции – на свое черное пальто и серую шляпу. Но когда дверь лифта открылась, он с удивлением обнаружил, что кабина пуста. Он вошел и нажал кнопку второго этажа.
– Сэр?! Алло, сэр?! О Бог мой, что-то случилось в двести тринадцатом номере! – Взволнованный голос телефонистки потревожил персонал. – Пошлите наверх пару мальчиков! А я буду вызывать "скорую помощь". У него, похоже, сердечный приступ или что-то в этом роде…
Поднялась суета.
Скофилд стоял у двери и ждал. Наконец в коридоре раздались торопливые шаги и шум голосов. Скофилд заранее отпер сломанный замок. Дверь распахнулась, и на пороге появился дежурный в сопровождении мальчика-посыльного.
– Скажи спасибо, что дверь не закрыта! А где?..
В этот момент Брэй вышел из-за двери, держа пистолет наготове.
– Никто не собирается стрелять, – спокойно заявил он. – Просто делайте все точно так, как я скажу. Вы, – обратился он к дежурному, – снимайте униформу. А вы, – он повернулся к мальчику, – позвоните и попросите телефонистку прислать сюда управляющего. Сделайте вид, что вам показалось, будто я умер, и вы ничего не хотите здесь трогать без управляющего.
Тот, что постарше, покосился на пистолет в руке Скофилда и среагировал быстрее. Он кинулся к телефону. Начало было положено, паника росла.
Тем временем Брэй переоделся в форменный пиджак и скомандовал:
– Фуражку!
Ему немедленно была вручена и фуражка.
– Боже мой, пошлите сюда кого-нибудь еще, скорее! – прокричал в трубку перепуганный дежурный.
Скофилд жестом приказал ему встать рядом с собой у двери, а мальчику велел скрыться в ванной. Держа оружие нацеленным на дежурного, он подскочил к двери в ванную и запер ее.
– Теперь отойди вправо, – приказал он мальчишке, – и постучи мне в дверь оттуда.
Мальчик повиновался.
Брэй снова ударил торшером по замку, пытаясь выбить его. Дверь закрылась надежно. Он выстрелил из пистолета в ту часть двери, за которой, по его представлению, не стоял мальчик.
– Это была пуля, – пояснил он, – что бы ты ни услышал, держи язык за зубами, а то я всажу вторую, но уже в тебя. Помни, я здесь, под дверью!
Так, мальчишка будет молчать, что бы ни случилось. Брэй повернулся к дежурному.
– Где лестница? – быстро спросил он, беря с кровати свой чемодан.
– Через холл к лифтам, а там направо…
– А где служебный лифт?
– Через холл туда же, но с левой стороны…
– Слушай меня внимательно, – прервал его Скофилд, – и запомни, что я тебе скажу. Через несколько секунд мы услышим, как сюда поднимается управляющий и с ним, возможно, еще несколько человек. Когда они появятся в холле, я открою дверь, а ты выскочишь и заорешь, а затем припустишь по коридору, а я за тобой.
– Бог мой! Что же вы хотите, чтобы я кричал?!
– Можешь кричать, что ты мечтаешь скорее убраться отсюда. Что хочешь, то и кричи. Я думаю, это тебе будет нетрудно.
– А куда мы победим?.. У меня жена и четверо детей!
– Вот и хорошо. Почему бы в таком случае тебе не побежать домой?
– Что-о-о?
– Как быстрее всего добраться до вестибюля?
– О Боже! Я не знаю!
– Лифта придется ждать…
– Может, по лестнице?.. Только по лестнице! – Дежурный был в восторге от своей догадки.
– Ну что ж, значит, по лестнице, – проговорил Скофилд, приложив ухо к двери и прислушиваясь.
Голоса были слышны еще невнятно, но шум нарастал. Отдельные слова, впрочем, можно было разобрать. Он услышал: "скорая помощь", "полиция", "несчастный случай". Похоже, к номеру спешили три или четыре человека.
Брэй открыл дверь и вытолкнул дежурного в коридор.
– Давай! – резко скомандовал он.
Как только лифт остановился на втором этаже, Талейников повернулся спиной к выходу. Но появление человека в черном пальто и серой шляпе и на этот раз не произвело никакого эффекта. Марсельца поблизости не было. Зато так же, как и на пятом этаже, здесь у лифта стоял столик с остатками позднего завтрака. Держа руку на "буране", спрятанном в кармане пальто, Василий вышел из лифта и осмотрелся. В дальнем конце коридора, как раз там, где находился номер 213, Талейников заметил фигуру в грубом твидовом пиджаке. Человек жался к стене. Талейников взглянул на часы. Стрелки показывали 12.31. До штурма оставалось четыре минуты.
Василий подумал, успел ли Скофилд подготовиться. К примеру, позвонить по телефону, забаррикадировать дверь.
Да, Скофилд все обдумал. Василий понял это, когда увидел, как появились трое встревоженных мужчин, одним из которых был управляющий. Второй походил на врача, а третий скорее всего был частный детектив.
Они торопливо прошли мимо марсельца, который при их приближении ретировался, и направились в номер Скофилда. Француз выхватил из кармана оружие.
В другом конце холла, под надписью "Выход", светившейся красными буквами, распахнулась тяжелая дверь, и появился человек из Праги. Он кивнул марсельцу. В правой руке он держал длинноствольный автоматический пистолет, а в левой – какой-то странный предмет. Талейников присмотрелся и понял, что это гранатомет. Наверняка у него есть и другое оружие, подумал Василий. Он знал, что человек из Праги обычно экипирован, словно ходячий арсенал. Скорее всего, они применят дымовую завесу, а затем начнут палить без разбору, рассчитывая, что первым из номера в коридор выскочит Скофилд. Василий выхватил пистолет и занял исходную позицию. Он уже готов был крикнуть, как услышал шум, ор, топот ног.
– Скорее отсюда! Ради Бога, дайте мне уйти отсюда куда-нибудь, чтобы не видеть этого! – кричал обезумевший дежурный. Он вылетел из номера Скофилда, а за ним помчался еще какой-то служащий отеля в форме. Оба бросились бежать по коридору, но один свернул вправо, на ходу сбив с ног человека из Праги. Тот вскочил и ударил бежавшего стволом пистолета, крикнув что-то марсельцу. Марселец оказался не дурак и среагировал мгновенно. Он кинулся за вторым, побежавшим налево к лифту. Но было поздно. Двери кабины закрылись, и загорелась надпись "Занято".
Значит, успел, подумал Василий.
Беовулф Агата прорвал цепь атакующих.
Талейников так и остался за стеклянными дверями, отделявшими лифтовой холл от коридора. В общей суматохе его никто не заметил. Но марселец и его напарник отлично видели, что второй вырвавшийся из номера 213 уехал на лифте. Оба наблюдали за табло, на котором загорались номера этажей. Талейников смотрел туда же, ожидая увидеть цифру первого этажа. Но, к его удивлению, лифт остановился на цифре "3".
Что это со Скофилдом? Он должен был стремглав бежать на улицу и, смешавшись с толпой, исчезнуть из опасного района как можно скорее, скрыться в любом из убежищ. А вместо этого он остался в горячей точке! Опять какое-то безумие.
Но спустя секунду Василий все понял: Беовулф Агата вернулся за ним.
Василий следил за марсельцем и чехом. Один, жестикулируя, убеждал другого. Наконец француз кивнул и нажал на кнопку вызова лифта, а человек из Праги бросился к дверям на главную улицу.
Талейникову очень хотелось знать содержание их краткого, но содержательного разговора: это помогло бы сберечь драгоценное время. Он сунул свой "буран" в карман пальто и бросился из холла в коридор к служебному лифту прямо навстречу марсельцу. Его внешность – черное пальто, серый шелковый шарф и огромная серая шляпа – должна была убедить марсельца, что перед ним человек из Амстердама. И француз и чех видели его лишь один раз в кафе напротив отеля, да и то мельком, помня, что по плану он должен был караулить у номера Скофилда. Василий прокричал на плохом французском "Что случилось?", и "акцент" должен был помочь создать впечатление, что на французском говорит голландец.
Судя по реакции марсельца, этот достаточно примитивный розыгрыш тем не менее имел успех. Француз в свою очередь бросился навстречу Талейникову, поясняя на бегу:
– Что ты делаешь здесь? Все полетело к чертям! Какие-то люди вломились в комнату Скофилда, разбили дверь, но он сбежал! Человек из Праги… – Но тут марселец запнулся: он разглядел лицо того, кто находился прямо перед ним. Потрясение было так велико, что он на мгновение застыл, а Василий резко выбросил вперед правую руку и, выворачивая кисть противника, выбил его оружие. Боль была очень сильной – француз вскрикнул. Талейников ударил еще пару раз, чуть не размазав его по стене, а правой ногой влепил ему в пах. Он успел схватить марсельца за ухо и, выкручивая его, прокричал:
– Быстро говори, где чех?! В твоем распоряжении одна секунда!
– Мы хотели добраться до крыши… постепенно… проверяя этаж за этажом.
– Зачем?
Боже мой, подумал Василий, неужели им известно о вентиляционной трубе, которая ведет из отеля в соседнее здание? Он еще раз ударил коленом в причинное место марсельца.
– Почему?
– Человек из Праги уверен, что Скофилд опасался ваших людей, ждущих на улице, и поэтому что-то придумал в своей комнате, чтобы выкрутиться!.. О, отпустите, ради Бога!
Василий ударил француза его же пистолетом в челюсть, а затем по голове, и тот рухнул, теряя сознание. Затем он подтащил своего противника к номеру 213 и оставил тело у стены. Пусть те, кто выйдут из номера Скофилда, натолкнутся на этого субъекта с проломленной головой. Это усилит панику, а Талейников сумеет отвоевать таким образом еще несколько минут.
Тем временем подъехал лифт, который марселец успел вызвать, Василий быстро вбежал в кабину. В тот момент, когда двери уже закрывались, из номера 213 вышли двое мужчин, один из них – управляющий отелем. Увидев неподвижное тело и рядом лужу крови, он в ужасе заорал.
Скофилд сорвал с себя пиджак и форменную фуражку, отшвырнул их и торопливо надел пальто. Лифт остановился на третьем этаже, но выйти Скофилд не успел. В кабину вошла горничная с кипой полотенец. Она кивнула ему, он машинально ответил. Горничная нажала кнопку четвертого этажа, доехала и вышла. Брэй нажал на цифру "шесть". Оставшись один в лифте, он решил, что с шестого сразу спустится на пятый этаж. Ему надо было убедиться, что Талейников в отеле, и только после этого принять решение о дальнейших действиях.
Комната 505. Этот номер Талейников сообщил ему по телефону, пообещав, что будет ждать. Брэй пытался еще раз вспомнить содержание шифровки, полученной от русского, но не мог припомнить ничего, что подтвердило бы местонахождение Василия. Пять-ноль-пять.
Пять – смерть – пять…
"Я жду тебя на пятом этаже. Один из нас погибнет". Неужели так просто? Принял ли Талейников его вызов? Неужели он так возбужден или, наоборот, так измотан, что ему ничего не остается, как только предложить место для дуэли? Зачем он сказал, что он в номере 505?
Бога ради, пора кончать со всем этим. Я иду, Талейников! Будь ты хоть сам черт, но тебе не по плечу Беовулф Агата, подумал Скофилд.
Лифт остановился на шестом этаже, и в кабину вошли двое прекрасно одетых мужчин. У Брэя перехватило дыхание. Вошедшие не заметили, что человек в кабине взволнован. Они оживленно говорили о своих делах, но один все же бросил беглый взгляд на Брэя: заросшее щетиной лицо, покрасневшие от бессонницы глаза. Наверное, видок у меня, догадался Брэй. Он подступил к дверям, стараясь держаться спиной к вошедшим, избегая их неодобрительных взглядов. Сжимая одной рукой портфель, а другой, спрятанной в кармане, оружие вышел на пятом этаже.
В длинном коридоре никого не было. Планировка была такая же, как и на втором этаже. Вправо по коридору виднелись стеклянные двери, за которыми находился служебный лифт. Именно лифт и привлек внимание Скофилда: створки его дверей продолжали вибрировать. Значит, кто-то только что вышел из лифта. Брэй выхватил "Магнум-4", но затем передумал. К чему нарываться, когда идешь убивать. Надо не делать шума, не привлекать до поры внимание к себе.
Через мгновение он с облегчением заметил сервировочный столик на колесах. Подтверждая его догадку, послышался звон посуды, которую ставили на поднос. Значит, этот человек, приехавший на пятый этаж служебным лифтом, – всего лишь кто-то из прислуги. Он, или она, убирает посуду в номерах. А если использовать этого служащего или прислугу, чтобы войти в номер 505? Но как с его настораживающе неряшливой внешностью, с его щетиной подойти к горничной? Она может испугаться. Нет, надо быть предусмотрительным. Приходится учитывать все мелочи. Ох уж это ожидание встречи! Он уже так измотан… Брэй быстро подошел к столику, на котором стояли стеклянные пепельницы, собранные для мытья, забрал четыре из них и разложил по карманам. Прижимая портфель-чемоданчик к груди, он остановился и прислушался. Удалось расслышать быстрые шаги где-то внизу, которые, правда, почти сразу стихли. Затем раздался странный металлический звук, но и он через секунду прекратился. Что это было? Наконец он понял, в чем дело. Лестница вела еще и к добавочному выходу на случай пожара. Похоже, кто-то этажом ниже воспользовался чем-то вроде металлической линейки, чтобы открыть замок и попасть с лестницы в коридоры этажа. Все звуки разом стихли.
Пять-ноль-пять. Ничего не значащий номер, вряд ли стоит понимать его как цифровой код и искать дополнительную информацию.
Теперь ему стала ясна тактика Талейникова. Он и сам поступил бы точно так же. Вряд ли русский поджидает его в номере. Это опасно. Не пойдет он и на шестой, последний этаж, хотя мог бы предположить, что Скофилд предпочтет пробираться на крышу, а не на улицу. Но наверху ждать неразумно, ибо там некуда отступать и негде укрыться. Скорее всего русский ожидает его появления со стороны лестницы. Скофилд поставил чемоданчик на пол и достал из кармана две стеклянные пепельницы. Близилась развязка, каждую минуту могло что-то произойти.
Дверь этажом ниже с легким скрипом открылась, и Брэй немедленно среагировал, швырнув в проем лестницы одну из пепельниц. Звук разбитого стекла раскатился по коридору.
Послышались тяжелые шаги, стихающие с каждой секундой: тот, кто поднимался вверх, вероятно, двигался теперь крадучись и жался к стене. Скофилд отправил вслед за первой и вторую пепельницу. Фигура на лестнице уже показалась. И тогда Брэй выстрелил. Человек вскрикнул, дернулся и куда-то отклонился, пытаясь выпасть из виду.
Скофилд спустился на три ступеньки ниже, держась стены. Вдруг он заметил чью-то ногу и выстрелил еще раз. Пуля рикошетом отскочила от чего-то стального и с поющим звуком впилась в цементную стену. Значит, он промахнулся. Он только ранил русского, но еще не убил.
Вдруг возник и стал расти, приближаясь, иной звук. Это была сирена. В здание уже вбегали люди, снизу в дверях раздались крик, шум, топот ног.
С каждым новым звуком, заполнявшим пространство, шансы на побег уменьшались. Вот-вот все кончится. Оставалось лишь сделать последний выбор. Он вспомнил старое правило, которое заключало весь опыт прошлых лет: открой огонь первым, вызови на себя ответный огонь. Но это означало, что следует обнаружить свое местонахождение. Тебя могут ранить, когда ты высунешься. Но что рана, что даже серьезное ранение в сравнении со спасенной жизнью?
Секунды уходили. Альтернативы не было. Брэй вынул две последние пепельницы и бросил их одну за другой в лестничный проем, а затем поспешно спустился чуть ниже и при этом взмахнул рукой, описав в воздухе дугу. Он надеялся, что его руку русский заметит и выстрелит или подберется к нему повыше. Тут-то Брэй и применит свое оружие.
Два глухих взрыва разорвали едва восстановившуюся на лестнице тишину. Внезапно кто-то выбил пистолет из его руки! Из его правой руки! Он беспомощно проводил глазами свой "магнум", выпавший из разжатых пальцев, увидел кровь, заливающую ладонь, и затем услышал звон пули, которая рикошетом отскакивала от стальных прутьев лестничных перил. Он был обезоружен шальным выстрелом. И словно убит стальным эхом отлетавшей пули. Его пистолет тоже с грохотом прыгал по ступеням. Он было нагнулся за ним, хотя понимал, что поймать его уже не успеет. Убийца, стоявший ниже, высунулся и направил ствол своего оружия на Скофилда.
Но это был не Талейников! Брэй увидел лицо другого человека, совсем не того, кого прекрасно знал по тысячам фотографий и ненавидел последние десять лет! В Скофилда целился человек из Праги, тот самый, которого Брэй слишком часто использовал для своих надобностей. И вот теперь этот человек собирался убить его.
Две мысли, одна опережая другую, пронеслись в голове у Брэя. Два итоговых соображения: смерть пришла, она вот-вот наступит (он возблагодарил судьбу) и еще – Талейников будет лишен возможности заполучить свой трофей.
– Каждый из нас делает свою работу, – заговорил человек из Праги. – Ты научил меня этому, Беовулф!
– Тебе никогда не выбраться отсюда.
– Ты забыл свои собственные уроки: "Брось оружие и смешайся с толпой". Я-то выберусь, а вот ты – нет. Ибо если ты выйдешь отсюда, многие погибнут!
– Подождите! – Голос незнакомца раздался сверху. Человек появился бесшумно и властно вмешался в чужой разговор.
Пражанин среагировал мгновенно: он развернулся и направил свою пушку на остановившегося выше Василия Талейникова. Русский сделал только один выстрел, и чех свалился с дыркой во лбу, прямо на Скофилда, подавшегося в этот момент за своим пистолетом. Брэй резко увернулся, отскочил и ринулся вниз, щедро стреляя вверх в направлении ненавистного человека из КГБ. Он не позволит Талейникову спасти себя, Скофилда, от руки убийцы из Праги, чтобы потом стать добычей русского. "Я услышу твой последний вздох!.." Но не здесь, не сейчас, подумал Скофилд, вспомнив слова Талейникова. Не теперь! Пока я могу двигаться, я тебе не дамся!
Однако двинуться дальше он не смог. Внезапно он ощутил удар, и ему показалось, что у него раскололась голова, перед глазами мелькнула слепящая вспышка света, затем наступила темнота, и все шумы и звуки отошли куда-то вдаль.
При попытке уклониться от линии огня русского он ударился головой о стальные перила и потерял способность воспринимать что-либо быстро и верно. Но за секунду до опустившейся на глаза темноты он успел заметить силуэт русского, спешившего к нему вниз по лестнице. Силуэт этот был почти размыт, но почему-то у Брэя не оставалось никаких сомнений, что этот ладно скроенный, мощного сложения человек – никто иной, как Талейников. Почти ничего не видя, Брэй уже попытался поднять пистолет, но не смог. В следующий миг он получил по руке тяжелым ботинком, и пистолет выпал из его разжавшихся пальцев.
– Сделай это, – прошептал Скофилд. – Ради Бога, сделай это прямо сейчас! Ты победил случайно. Только случай помог тебе…
– Я никого не победил! И мне не нужна такая победа. Поднимайся! Шевелись! Полиция уже здесь, они в любой момент появятся на лестнице.
Брэй почувствовал, как сильные руки подняли его, и чужое плечо оказалось под его рукой.
– Какого черта?! Что ты делаешь? – Он не узнал своего голоса, ибо боль оглушила его.
– Ты ранен. Рана на шее открылась, но это не так страшно. Однако голова у тебя повреждена, правда не знаю, насколько серьезно.
– Что?
– Здесь есть выход. Я знаю это место, уже два года мне известен каждый закоулок в этом здании. Пошли! Помогай мне. Переставляй ноги! Нам надо на крышу.
– Мой портфель…
– Я взял его.
Они оказались в достаточно просторном металлическом туннеле, служившем частью вентиляционной системы. Потоки холодного воздуха лились вдоль вибрирующих гофрированных стен, пол тоже был рифленый.
Они пробирались ползком, и Талейников говорил глухим голосом:
– Это главная воздушная магистраль, она соединяет отель и соседнее здание. Обе постройки составляют единую систему инженерных коммуникаций и принадлежат одной компании.
Скофилд постепенно приходил в себя, ощущая, что руки и ноги повинуются ему. Русский разорвал шарф пополам и обмотал ему голову и шею. Кровотечение не останавливалось, но стало не таким обильным благодаря тугой повязке. Способность соображать вернулась к Брэю, и все же происходящего он не понимал.
– Ты спас мне жизнь. Хотел бы я знать почему?
– Старайся потише говорить, – прошептал человек из КГБ, – и продолжай двигаться.
– Но я хочу получить ответ.
– Я уже дал его тебе.
– Ты был неубедителен.
– И ты и я жили во лжи и ничего не видели кроме нее.
– От тебя я ничего другого и не жду.
– Через несколько минут ты обретешь ощущение определенности. Я тебе это обеспечу.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мы доберемся до конца трубы, нам нужно будет выбраться через фрамугу, которая находится на уровне трех-четырех метров от земли. Я сумею и помогу тебе спуститься и выскочить на улицу, но мы должны действовать быстро, каждая секунда на счету. Там поблизости могут оказаться люди. Они испугаются, поднимется паника. Зевак можно отогнать, если стрелять поверх голов.
– Что?
– Да. Я верну тебе твой пистолет.
– Ты убил мою жену…
– А ты убил моего брата… Но сначала вояки из вашей оккупационной армии доставили нам труп молодой девушки, почти ребенка… Я так любил ее… То, что я получил, было не слишком приятно для глаз.
– Я ничего не знал об этом.
– Зато теперь ты знаешь. Пора принимать решение.
Фрамуга шириной в метр двадцать выходила в полутемное помещение, заваленное какими-то ящиками. По всем признакам, вокруг никого не было. Талейников протянул Скофилду пистолет и принялся отодвигать металлический щит, налегая плечом. Это ему удалось, и щит с грохотом упал на цементный пол. Русский выждал, опасаясь, что на шум сбегутся люди, но кругом по-прежнему было тихо. Тогда он высунул ноги в окно и как-то ввинчиваясь начал спускаться. Ухватившись руками за металлическую раму, он повис над полом и приготовился спрыгнуть вниз, но тут услышал странный звук. Сначала слабый, затем громче и отчетливее. Талейников замер, повиснув на руках между фрамугой и полом.
– Доброе утро, приятель, – тихо произнес кто-то по-русски. – Моя походка улучшилась со времен Риги, не так ли? Они сделали мне новую ногу.
Брэй подтянулся и подался назад в темноту вентиляционной трубы. Внизу, рядом с большим ящиком, стоял человек с тростью, у которого вместо правой ноги был протез, точнее, даже не протез, а деревяшка, из тех, что обычно крепятся к культе на ремнях. Калека продолжал говорить, доставая из кармана оружие: