Кровавая вода Африки. Достояние Англии. Книга III Запольская Нина

Глава 3. Фульбе

Эта ночь была тёмная.

В назначенное время капитан подполз к первому туземцу-часовому, который стоял неподвижно очень давно и не подавал признаков жизни. Капитан бросил в сторону камешек. Тот глухо, но явственно стукнул о землю – часовой даже не повернул голову в ту сторону. Капитан понял к своему удивлению, что часовой спит, причём спит стоя, в сгорбленной позе, опираясь на копьё всем своим могучим телом – грудь часового мерно поднималась и опускалась. Капитан пополз ко второму часовому – тот тоже спал в такой же застывшей, окаменевшей позе. С другого конца лагеря, от другой пары часовых, капитану призывно махнул рукой Платон. Капитан встал на ноги и пошёл к нему.

– Кажется, они спят, – прошептал Платон, он тоже поднялся на ноги.

– Ещё как спят, – ответил ему капитан. – Да ещё в такой «удобной» позе… Мы могли бы даже собрать палатки… Собери хоть одну. И буди наших.

Платон скользнул к палаткам. Капитан приблизился к часовому и посмотрел ему в лицо – часовой спал, глаза его были закрыты, размеренное дыхание было отчётливо слышно. Капитан поводил рукой перед носом часового, потом оглянулся на Платона.

Из палаток уже вылезали матросы. Они молча шли в центральную палатку, брали оттуда заплечные мешки, закидывали их себе на спину, вешали на плечо патронные сумки и мушкеты и уходили к ближайшим зарослям. Жуан помогал Платону собирать самую маленькую палатку. Дон Родригу, мистер Трелони и доктор Легг тоже взяли свой груз и оружие и бесшумно растворились в темноте. Капитан дождался, когда Жуан и Платон уйдут, и ещё раз оглядел неясно озаряемые светом совсем прогоревшего костра палатки и застывшие фигуры часовых. Потом он тяжело поднял с земли и закинул себе на спину мешок, положил мушкет на плечо курком кверху и произнёс едва слышно, угрожающе:

– Но если кто-нибудь решится нас преследовать… Пусть молится тогда всем своим богам.

Он поторопился догнать остальных. Платон первым пошёл по узкой дорожке мимо деревенских наделов и посадок. Все двинулись за ним.

За ночь долина остыла, и к рассвету стало даже прохладно. Восходящее солнце высветило клочковатый ночной туман, и в этом зарождающемся свете нового дня отряд пошёл по мокрой от росы траве быстрее. Скоро утреннюю тишину робко проверила первая, ещё сонная птица, ей ответила вторая, потом птицы загомонили на все лады… «Петухов не слышно, – подумал капитан. – Значит, мы ушли уже далеко». Он вспомнил перекличку деревенских петухов: начинали кричать почему-то всегда молодые голоса, им вторили хриплые напевы петухов-ветеранов. Тут же, отпущенной пружиной, в деревне мандинка раскручивался очередной день – из островерхих хижин выходили женщины, азартно кудахтали куры, звякали колокольчики горбатых длиннорогих коров, которых босоногий пастух гнал на пастбище.

Скоро Платона, идущего впереди отряда, сменил Жуан – места начинались неизведанные, так далеко моряки, охотясь, ещё не заходили. Тропа давно кончилась, незаметно истаяв. Время от времени капитан, идущий последним, оглядывался, и вдруг ему показалось, что на оставленном позади пути стоит белёсая маленькая фигурка и машет ему рукой, прощаясь.

– Что? – обернувшись, спросил у него Платон.

Он тоже остановился, так же усиленно всматриваясь в клубящуюся рассветную мглу – за плечами его висел лук, в руках он держал мушкет.

– Нет… Померещилось что-то. Ты посматривай назад, ладно? – попросил капитан и, уже отходя от Платона, пробормотал: – А дождя так и не было.

Капитан быстро пошёл, обгоняя матросов и внимательно приглядываясь к каждому. Трава на земле была жёлтая и сухая, почти лишённая боковых побегов, она постепенно густела и становилась выше, а её сломанные ногами стебли упруго и чувствительно кололись.

Жуан, словно почувствовав что-то, оглянулся, увидел капитана и остановился. За ним встали и остальные. Капитан подошёл к проводникам, про себя отметив, что оба тяжёлых мушкета Жуан несёт сам, отдав отцу свой лук.

Глянув на дона Родригу, – тот выглядел усталым, – капитан спросил у него:

– Они далеко живут, эти фульбе?

– Не далеко… К вечеру придём, – ответил тот. – Совсем маленькая деревушка этих фульбе-язычников расположена вон на том плато.

И дон Родригу показал на виднеющиеся впереди уступы.

– А какой-нибудь ручей на пути будет? – спросил капитан и пояснил: – Нам надо поесть и отдохнуть.

– Да, сейчас найдём, – быстро ответил дон Родригу и обратился к сыну.

Жуан кивнул утвердительно, огляделся и через секунду направился в сторону, до опушки ближайшего леса, на которой, несмотря на жаркое лето, ещё сохранилась почти пересохшая речушка. Все занялись устройством привала. Доктор Легг с мистером Трелони подошли к капитану.

Доктор сказал:

– Капитан, когда вас вчера не было, мы с мистером Трелони сделали в деревне запас провизии на сегодня.

– Вот как? – удивился капитан и понимающе улыбнулся. – И во что вам это обошлось?

– Одно маленькое зеркало для Йаро, – ответил сквайр и хихикнул.

– Ну, тогда накормите нас, пожалуйста, джентльмены, – попросил капитан.

Он пошёл к речке, а доктор расстелил покрывало и с помощью мистера Трелони стал доставать и раскладывать еду из мешка. Потом доктор стал созывать остальных «к столу». Когда все расселись вокруг покрывала, доктор важно, не без гордости произнёс, изображая радушного хозяина и потирая руки:

– Итак, господа путешественники, прошу отведать – настоящий завтрак горных мандинка!

Потом он широкими жестами стал указывать на то, что лежало «на столе»:

– Пожалуйста… Лепёшки мандинка. Куры мандинка. Фрукты мандинка. И даже яйца.

– Яйца тоже мандинка? – спросил капитан, опустив глаза.

– Нет, – начал объяснять доктор, не раскусив подвоха. – Яйца кури…

Тут он остановился на полуслове, удивлённый взгляд его застыл на капитане.

– О, чёрт! – воскликнул он и добродушно рассмеялся. – Как вы меня поймали, капитан!.. Нет, друзья! Яйца не мандинка… Яйца куриные. Кушайте спокойно, пожалуйста.

Все довольно расхохотались и принялись за еду.

Скоро капитан скомандовал «подъём» – бивуак быстро свернули и тронулись в путь.

Какое-то время они шли по краю леса – здесь было не так жарко. Дорогу прорубать теперь нужно было самим, и всем по очереди пришлось поработать тяжёлыми ножами, и матросам, и джентльменам.

Африканский тропический лес поразил сквайра приглушённой тишиной и умиротворённостью. В этом лесу даже днём было темно, влажно и жарко, и он был настолько густой, что рассмотреть, что впереди, было невозможно – всё загораживалось кустами, глянцевыми листьями и стволами, заросшими папоротником, лианами и мхами. Солнечный свет, проникая сквозь густые кроны деревьев верхнего яруса мягкими лучами и размытыми пятнами, создавал иллюзию удивительной безмятежности и спокойствия. Вокруг порхали бабочки, гудели пчелы, собирающие мёд с цветов. Где-то высоко на деревьях перекликались птицы. Смешные обезьянки начинали пронзительно кричать и прыгать с ветки на ветку, завидев отряд – там, наверху, обитало многочисленное и разнообразное племя, которое рождалось и умирало высоко наверху, никогда не спускаясь на землю.

Но сквайр уже знал, что некоторые листья не так безобидны, как казались на вид, что они защищены смертельной смесью из танина, стрихнина и цианида, что ночью этот лес превращался в царство силы и страха, в арену неистовой борьбы за жизнь, и что человек со своими слабыми мускулами в этом царстве играл совсем незначительную роль.

Они вышли из леса к небольшой, круглой, как блюдце, долине, и дон Родригу сказал, вытянув руку:

– Деревня фульбе находится вон за теми деревьями.

Сквайр увидел отдельно стоящие деревья – они словно плавали в знойном мареве долины. Он сморгнул от пота, который застилал ему глаза, вытер мокрые брови тыльной стороной руки и двинулся за проводниками дальше. Несмотря на усталость и жару, все пошли быстрее, узнав, что конец перехода близок.

Скоро отряд уже подходил к деревне.

****

Деревня состояла из круглых хижин, стоящих на высоких глинобитных фундаментах.

Им никто не встретился на дороге, не повстречался и возле хижин, словно все жители разом легли спать. Домашних животных тоже не было слышно. Было тихо – до одури, до звона в ушах. Матросы насторожились. Джентльмены проверили порох на затравках пистолетов и пошли по деревне, оглядываясь. Жуан с капитаном шли впереди.

Подойдя к одной хижине, Жуан застыл на пороге, прислушался, потом что-то негромко спросил в дверной проём. Не получив ответа, он откинул циновку, занавешивающую вход, и заглянул внутрь. Постояв так недолго, он опустил циновку, покачал капитану отрицательно головой и медленно двинулся дальше.

Потом они нашли первых убитых.

Скоро убитые жители стали попадаться чаще. Некоторые лежали в хижинах, иные на пороге или в своих двориках, кто-то даже сжимал в руках копьё или лук, но по всему было видно, что на деревню напали врасплох, и что жителей убили внезапно. Женщин среди убитых не было – женщин и детей, как понял капитан, увели живыми.

Жуан вышел из очередной хижины и что-то закричал отцу, по его чёрному, искажённому отчаяньем лицу катились слёзы. Он их не стеснялся и не вытирал.

– Он говорит, что убитых надо похоронить, – сказал дон Родригу и просительно посмотрел на капитана.

– Конечно, мы их похороним, – согласился капитан.

– Похоронить надо сегодня… Ночью их съедят гиены, – сказал дон Родригу.