Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт
— Что значит «не будет»? Разве ты не звонил Уэсу?
— Я говорил с его женой. Однажды я с ней встречался и ни с чем не спутаю ее полуамериканского, полуанглийского произношения. Я попросил ее передать директору, что на авиабазу Эндрюс в четыре десять утра по их времени прибудет пакет под кодовым названием Питер-Пэн-Два. Она обещала передать это Соренсону как только он явится.
— Это не слишком надежно, Стэнли. Тебе следовало попросить подтверждение.
Зазвонил телефон. Полковник поднялся и, быстро пройдя через комнату, взял трубку.
— Да? — Через шесть секунд он повесил трубку. — Это Соренсон, — сказал Витковски. — Они расставили взвод морских пехотинцев на поле и на крышах. Есть вопросы, господин Разведчик?
— Да, — сказал Лэтем. — Отменяем магазин, где шьют обувь, и увеселительный парк?
— Я против, — сказала Карин, ставя перед Дру кофе и садясь. — Двое нео мертвы и двое летят в Америку. Остальные сбежали — по моим подсчетам, их тоже двое.
— Всего было шестеро, — согласился Дру. — Далеко до взвода, — добавил он и посмотрел на Витковски.
— Даже половины не будет. Сколько же их там еще?
— Попытаемся выяснить. Я возьму на себя увеселительный парк.
— Дру! -воскликнула Карин.
— Ничего ты на себя не возьмешь, — заявил полковник. — У тебя короткая память, малыш; они же хотят получить твою голову — вернее, голову Гарри, ты что, забыл?
— А что же мне прикажете делать — открыть люк и спрятаться в канализационной трубе?
— Нет, сидеть здесь. Я пришлю двух морских пехотинцев охранять лестницу, а стекольщик заделает окно.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я был как-то полезен?
— Ты и будешь полезен. Здесь разместится наша временная база, и ты будешь нашим контактом.
— С кем?
— Со всеми, кому я велю связаться с тобой. Я буду звонить тебе, по крайней мере, каждый час.
— А я? — заподозрив подвох, спросила Карин. — Я могу принести пользу, находясь в посольстве.
— Думаю, да, особенно если будете сидеть в моем кабинете с охраной у двери. Соренсон знает, кто вы, и, несомненно, Нокс Тэлбот тоже.
— Это новый директор ЦРУ?
— Совершенно верно. Если один из них позвонит мне по надежной линии, вы выслушаете, позвоните сюда Дру, и он мне передаст. Вот только как доставить вас в посольство, если на улице окажутся нежелательные элементы?
— Пожалуй, я знаю. — Карин протянула руку к сумочке, встала и направилась в спальню. — На это уйдет минута-другая, но это требует некоторых усилий.
— Что она собирается делать? — спросил Витковски, когда Карин скрылась за дверью.
— Кажется, я догадываюсь, но пусть это будет для тебя сюрпризом. Может, тогда ты повысишь ее и назначишь своим помощником.
— Лучший выбор трудно сделать. Фредди научил ее многим трюкам.
— Которым ты научил его.
— Только насчет пожарной лестницы, а все остальное придумывал он сам и обычно обскакивал нас... всех, кроме Гарри.
— А как с ней быть, когда она выйдет из посольства, Стэнли?
— Она оттуда не выйдет. У нас там много комнат для обслуживающего персонала. Я кого-нибудь на несколько дней удалю, а Карин там поселится.
— С охраной, конечно.
Полковник посмотрел на Лэтема в упор.
— Ты беспокоишься?
— Конечно, — ответил Дру.
— Обычно я этого не одобряю, но в данном случае не возражаю.
— Я же не говорил о своих намерениях.
— Нет, но если это к чему-то приведет, ты обскачешь меня. Она ведь из одной с нами компании.
— Не понимаю!
— Внуки появляются не потому, что их выдает квартирмейстер. Я был тринадцать лет женат на отличной женщине, прекрасной женщине, но она под конец объявила мне, что не может жить такой жизнью, со всеми этими сложностями. Один раз в жизни мне пришлось умолять, но тщетно: она знала, чего стоят мои мольбы. А я слишком привык к своей работе, каждый день набирался опыта. Она, правда, проявила великодушие: позволила мне сколько угодно видеться с детьми. Но, конечно, я не мог встречаться с ними очень уж часто.
— Прости, Стэнли, я об этом не знал.
— Такого рода истории в «Старз энд страйпс» нынче не печатают, не так ли?
— Пожалуй, нет, но ты ведь несомненно ладишь с детьми, то есть посещаешь внуков и так далее.
— Черт возьми, да, они считают меня старым чудаком. Их мать удачно вышла замуж, а что мне делать с деньгами, которые я зарабатываю? Разных штуковин у меня больше, чем нужно, поэтому, когда они приезжают в Париж, ну, ты представляешь, что происходит.
Внезапно в дверях появилась очень светлая блондинка в темных очках. На ней была мини-юбка и блузка, расстегнутая до середины груди. Она переступала с ноги на ногу, И в этом движении было что-то неуловимо сексуальное.
— Что будут пить мальчики из задней комнаты? — низким голосом спросила она, подражая затасканному киношному клише.
— Великолепно! — воскликнул пораженный Витковски.
— Еще как! — восхищенно сказал Дру и присвистнул.
— Сойдет, полковник?
— Не то слово, только теперь мне придется перепроверить охрану — надеюсь, что найду несколько голубых.
— Можешь не волноваться. Кудесник, — сказал Лэтем. — Под этой игривостью скрывается стальная воля.
— Вас, мсье, мне явно не одурачить, — рассмеялась Карин, опустила юбку, застегнула блузку и направилась к столу. Тут снова зазвонил телефон. — Сиять трубку? — спросила она. — Могу сказаться горничной и поговорить на чистейшем французском, конечно.
— Буду вам признателен, — ответил Витковски. — Сегодня день прачечной, и посыльный обычно звонит в это время. Попросите его приехать и нажать у двери подъезда на кнопку «шесть».
— Allo? C'est la residence du colonel[71]— Карин немного послушала, затем прикрыла микрофон рукой и посмотрела на Стэнли. — Это посол Кортленд. Он хочет немедленно поговорить с вами.
Витковски быстро поднялся со стула и взял трубку.
— Доброе утро, господин посол.
— Слушайте, полковник! Не знаю, что произошло вчера ночью в вашей квартире или на поле аэропорта Орли — и даже не хочу этого знать, — но если у вас есть планы на это утро, отмените их, это приказ!
—Значит, вам сообщили из полиции, сэр?
— Мне сообщили больше, чем нужно. А теперь к делу. Я услышал об этом от германского посла, который с нами сотрудничает. Несколько часов назад Крейтпу сообщили из германского отдела Кэ-д'Орсей, что в нескольких комнатах конторских помещений на одном из складов «Авиньон» пожар. Обнаружены остатки аксессуаров «третьего рейха» и тысячи листов обугленной бумаги, на которых ничего не разобрать, — бумаги сожгли в мусорных корзинах.
— И от бумаг загорелось помещение?
— Судя по всему, окно оставили открытым, и ветер разметал пламя, включив таким образом дымовой сигнал и огнетушители. Немедленно поезжайте туда!
— А где эти склады, сэр?
— Ну, откуда же мнезнать? Вы говорите по-французски, спросите кого-нибудь.
— Сейчас посмотрю по телефонной книге. Но, господин посол, я предпочел бы ехать не на своей машине и не на такси. Будет очень любезно с вашей стороны, если вы попросите секретаршу позвонить в транспортный отдел, чтобы ко мне на рю Диан прислали надежно оборудованную машину. Адрес известен.
— "Надежно оборудованную машину"? Что это значит?
— Бронированную машину, сэр, с морским пехотинцем.
— Господи,ну почему я не в Швеции! Узнайте все, что сможете, полковник. И поспешите!
— Пусть поторопится транспортный отдел, сэр; — Витковски повесил трубку, погрозив кулаком телефону. Затем повернулся к Карин и Лэтему. — Все указания отменяются — пока. В случае удачи мы сорвем куш. Карин, оставайтесь здесь. А ты, малыш, открой мой шкаф и посмотри, не найдешь ли себе подходящую форму. У нас с тобой почти одинаковый размер, и одна из них должна подойти.
— Куда мы едем? — спросил Дру.
— В конторские помещения склада, которые подожгли нацисты. Группа нацистов сжигала бумаги в мусорных корзинках и плохо сработала. Какой-то дурак открыл окно.
В штабе неонацистов все носило печать разрушения — стены почернели, занавески сгорели, повсюду виднелась пена из огнетушителей. В комнате, где раньше было полно электронного оборудования и где, несомненно, сидел главарь, стоял большой запертый стальной шкаф. Когда его взломали, там оказался целый арсенал — от мощных ружей с телескопическими прицелами и до коробок с ручными гранатами, миниатюрных огнеметов, связок проволоки, разнообразных пистолетов и клинков, в частности, таких, которые выбрасываются из тростей и зонтов. Все совпадало с описанием нацистских убийц в Париже, которое дал Дру Лэтем. Это была их нора.
— Пользуйтесь щипцами, — приказал по-французски полковник Витковски полицейским, указывая на обгоревшие листы бумаги. — Раздобудьте стекла и кладите все, что не совсем уничтожено, между ними. Пока мы не знаем, что можно найти.
— Все телефонные розетки выдраны из стен, и патроны уничтожены, — сказал французский детектив.
— Но линии не уничтожены?
— Нет. Сюда едет техник из телефонной компании. Он восстановит связь, и мы выясним, куда они звонили и откуда звонили им.
— Куда звонили — возможно, но не откуда звонили им. Как я знаю, счета за разговоры по этим телефонам направлялись одной старушке в Марсель, которая получала одновременно распоряжение об оплате и гонорар.
— Словом, все налажено так же, как у торговцев наркотиками.
— Да.
— И все-таки должны же где-то быть инструкции, верно?
— Конечно, но пока следов не видно. Они приходили из швейцарского или кайманского банка с указанием, что данные о тайных счетах не должны раскрываться. Так теперь ведут дела.
— Я расследую, мсье, то, что происходит в Париже и его окрестностях, но не в международном масштабе.
— Тогда свяжите меня с тем, кто этим занимается.
— Вам придется обратиться на Кэ-д'Орсей, Сервис этранже. Это не в моей компетенции.
— Я их найду.
В помещении появился Лэтем в форме и Карин де Фрис в светлом парике — они ступали осторожно, стараясь не наступать на обгоревшие листы.
— Что-нибудь выяснили? — спросил Дру.
— Немногое, но здесь наверняка было их гнездо, и отсюда они вели операции.
— Те, что напали на нас прошлой ночью? — спросила Карин.
— Почти уверен в этом, но куда они делись? — сказал Витковски.
— Monsieur l'Americain![72]— крикнул полицейский в штатском, выбегая из соседней комнаты. — Посмотрите, что я нашел под подушкой на кресле. Это письмо — начало письма.
— Дайте-ка сюда. — Долковник взял листок. — «Mein Lubchen, — начал, прищурясь, Витковски. — Heute Nacht ist recht schockemd...»
— Дайте мне, — попросила Карин, потеряв терпение, ибо полковник с трудом читал по-немецки. Она быстро перевела на английский: «Моя драгоценная, сегодня была ужаснейшая ночь. Мы должны немедленно уехать, чтобы не нанести ущерб нашему делу. Нам всем приходится страдать из-за чужих ошибок. Никто в Бонне не должен об этом знать, но мы летим в Южную Америку, где найдем прибежище, пока не сможем вернуться и продолжать борьбу. Я обожаю тебя... Закончу письмо потом — кто-то идет по коридору. Я отправлю письмо из аэро...» Дальше не прочесть — буквы слились.
— Аэропорт! — воскликнул Лэтем. — Но который? Какие авиакомпании летают в Южную Америку? Мы же можем перехватить беглецов!
— Забудь об этом, — сказал полковник. — Сейчас пятнадцать минут одиннадцатого, а самолеты двух десятков авиакомпаний вылетают между семью и десятью утра в двадцать или тридцать городов Южной Америки. Нам не достать мерзавцев. Однако есть в этом и кое-что позитивное. Наши убийцы поспешили убраться из Парижа, а их братишки в Бонне понятия об этом не имеют. И пока сюда не пришлют других, мы сможем передохнуть.
Герхард Крёгер был на грани безумия. За последние шесть часов он раз двенадцать звонил на склад «Авиньон», используя надлежащие коды, и всякий раз телефонистка отвечала ему, что все линии в контору «в данное время не работают. Наши компьютеры показывают, что телефоны отключены». Его протесты ничего не меняли. Ликвидаторы закрылись. Почему? Чтопроизошло? Парижский Ноль-Пять говорил так уверенно: фотографии убитого будут вручены вам утром.
Гдеони? И гдепарижский Пятый?
Не оставалось ничего, как связаться с Хансом Траупманом в Нюрнберге. Должен же кто-то знать, в чем дело!
— Какой идиотизм звонить мне сюда! — воскликнул Траупман. — У меня же нет здесь соответствующего телефона.
— Выбирать не приходится. Вы не можете так поступать со мной. Боннне может себе этого позволить! Мне приказано найти то, что я создал, любой ценой, вплоть до использования так называемого «беспрецедентного опыта» наших коллег здесь, в Париже...
— Чего же вы еще хотите? — высокомерно спросил Траупман.
— Чего угодно, но в пределах разумного! Со мной возмутительно обращаются, дают одно обещание за другим, но их ничто не подкрепляет. Сейчас, например, я не могу даже добраться до наших коллег!
— У них своя, особая система связи, какую и положено иметь конфиденциальным консультантам.
— Я ею воспользовался. Телефонистка утверждает, что, судя по показаниям компьютеров, телефоны отключены и шнуры выдернуть! из розеток. Что еще вам нужно, Ханс? Наши коллеги прекратили с нами связь, со всеми нами! Гдеони?
Прошло несколько секунд, прежде чем Траупман ответил:
— Если то, что вы говорите, соответствует истине, это весьма тревожно. Полагаю, вы звоните из отеля?
— Да.
— Оставайтесь на месте. Я поеду домой, свяжусь кое с кем и позвоню вам. Это займет немногим больше часа.
— Не важно. Я подожду.
Прошло почти два часа, прежде чем зазвонил телефон в «Лютеции».
Крёгер подскочил к аппарату.
— Произошло нечто крайне необычное. То, что вы сообщили, — верно... и это катастрофично. Единственный человек в Париже, который знает базу наших коллег, ездил к ним и обнаружил, что там полно полиции.
— Значит, наши коллеги действительноисчезли!
— Хуже того. Сегодня в четыре тридцать семь утра их «бухгалтер» позвонил в наш финансовый отдел и, изложив вполне правдоподобную, хоть и возмутительную, историю про женщин, молоденьких мальчишек, наркотики и высоких французских чинов, попросил перевести очень большую сумму денег, которая, конечно, будет потом занесена в соответствующую графу расходов.
— Но никакого «потом» не будет.
— Несомненно. Они трусы и предатели. Но мы их выследим, где бы они ни были.
— Это мне не поможет. Мой пациент вошел в критическую стадию. Что мне делать? Я долженего найти.
— Это мы обсудим. Предложу вам не самый желательный ход, но, вероятно, единственный. Свяжитесь с Моро из Второго бюро. Он знает все, что происходит во французской разведке.
— А как мне добраться до него?
— Вы знаете, как он выглядит?
— Я видел фотографии.
— Это надо сделать на улице — никаких телефонных звонков, никаких записок, встретьтесь с ним на улице или в кафе, так, чтобы никто не заподозрил, что это запланированная встреча. Скажите ему одну-две фразы, но чтобы слышал только он. Главное произнести слово «Братство».
— А потом?
— Он может от вас отмахнуться, но при этом скажет, где с ним встретиться. Это будет какое-нибудь общественное место, скорее всего людное и в поздний час.
— Раньше просили не слишком доверять ему.
— Это учтено, но мы располагаем кое-чем против него на случай, если он заартачится. На сегодняшний день мы перевели на его счет в швейцарском банке свыше двадцати миллионов франков, и это подтверждено документально. Если мы пошлем эти документы анонимно французскому правительству, Моро на много лет упрячут за решетку. А уж о прессе я и не говорю. Он не сможет отвертеться. Воспользуйтесь этим, если понадобится.
— Немедленно отправляюсь на поиски Моро, — сказал Крёгер. — А завтра, возможно, и Гарри Лэтема.
Глава 17
У себя в офисе Клод Моро изучал дешифрованную телеграмму от своего человека в Бонне. Она была не слишком содержательной, не очень проясняла ситуацию, но все же кое-что в ней могло помочь.
«На вчерашней сессии в бундестаге широко обсуждалась проблема возрождения и распространения нацизма в Германии. Все партии, объединившись, единодушно выступили с осуждением. Однако мои внутренние источники — и некоторые из них часто ужинают с лидерами правых и левых группировок — сообщают, что и те, и другие относятся к этому весьма цинично. Либералы не верят разоблачениям консерваторов, а небольшая Группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов. Промышленные магнаты, конечно, потрясены: они боятся, как бы нацистское движение не закрыло для них заграничные рынки, но не желает поддерживать социалистически ориентированные левые партии и не знают, кому из правых доверять. Их деньги растекаются как чернильные пятна по Бонну без определенного направления».
Моро откинулся в кресле, раздумывая над одной фразой. Она не только привлекла внимание Моро, но и заставила его мозг лихорадочно работать. «Небольшая группа консерваторов намеренно игнорирует собственных ораторов». Кто же это? Их фамилии? Почему его человек в Бонне не назвал их?
Он взял трубку селектора и соединился с секретаршей.
— Дайте мне абсолютно непрослушиваемую линию, исключающую какие-либо подключения.
— Сейчас включу, мсье, и вы услышите, как всегда, гул на третьей линии в течение трех секунд.
— Спасибо, Моника. Мы с женой через несколько минут должны встретиться, чтобы пообедать в «Эскарго». Она наверняка позвонит, когда я буду занят. Пожалуйста, скажите ей, что я задерживаюсь, но скоро буду.
— Конечно, мсье. Мы же с Региной добрые друзья.
— Еще бы. Вы вечно устраиваете заговоры против меня. Так непрослушиваемую линию, пожалуйста.
После того, как на третьей линии отгудело, Моро набрал номер своего человека в Бонне.
— Алло, — ответили ему.
— Ist der Mann aus Frankreich[73].
— Говорите, — услышал Моро.
— Я прочел ваше сообщение. Там опущено несколько моментов.
— Например?
— Из кого состоит эта «небольшая группа консерваторов, которые намеренно игнорируют собственных ораторов»? Вы не дали имен, даже не намекнули, кто они.
— Конечно. Разве не таково ваше приватное соглашение? Неужели вы хотите, чтобы все Второе бюро получило эту информацию? Если да, то ваш банк в Швейцарии слишком щедро награждает за жульничество.
— Хватит! — отрезал Моро. — Вы отвечаете за свою работу, а я за свою, и ни один из нас не обязан знать, что делает другой. Ясно?
— Должно быть, ясно. Так что вы хотите знать?
— Кто руководит этой «небольшой группой» или кто стоит за ней?
— В основном не слишком способные авантюристы, которые хотят, ничего не делая, попасть в старые времена. Другие шагают под грохот старых барабанов, потому что у них нет собственной музыки.
— Лидеры? — коротко спросил Моро. — Кто они?
— Это будет стоить вас, Клод.
— Это будет стоить вам,если вы не назовете мне их. И не только в денежном выражении.
— Верю. Увы, мое исчезновение с этой земли едва ли заметят. А вы крутой человек, Моро.
—И безусловно справедливый, — сказал глава Второго бюро. — Вам хорошо платят — и с записью в книгах и без оной, причем первое для вас куда опаснее. Мне достаточно, не выходя из кабинеты, отдать приказ: «Потихоньку выдайте совсекретную информацию нашим друзьям в Бонне». Весть о вашей отставке, скорее всего, даже не попадет в газеты.
— А если я сообщу информацию, которой располагаю?
— Тогда наша приятная и продуктивная дружба продолжится.
— Это не так уж много, Клод.
— Надеюсь, вы не собираетесь ничего от меня утаивать?
— Конечно нет. Я же не дурак.
— В этом есть логика. Так дайте мне эту ничтожную информацию о «небольшой группе».
— Мои информаторы сообщают, что каждый вторник вечером они собираются в одном или другом доме на Рейне, обычно — в большом доме, в имении. У каждого из этих домов есть причалы, и гости приезжают по реке, не на машинах.
— След судна установить труднее, чем след от машины, — прервал его Моро. — Или, скажем, заметить его номер.
— Конечно. Поэтому встречи эти проходят тайно и личности гостей засекречены.
— Но дом-то известен, верно? Или об этом ваши информаторы не подумали?
— Я подбирался к этому. Ей-богу, поверьте.
— Жду с нетерпением узнать. Итак, фамилии владельцев.
— Это смешанная компания, Клод. Трое — известные аристократы; их семьи выступали против Гитлера и поплатились за это; трое, возможно четверо — нувориши, которые оберегают свое достояние от посягательств правительства, и двое — священники: один — католический, другой — лютеранин, который, судя по всему, очень серьезно соблюдает данную им клятву жить не высовываясь. Он арендует самый маленький дом на реке.
— Фамилии,черт побери!
— У меня есть только шесть...
— А почему нет остальных?
— Трое неизвестных — всего лишь арендаторы, агенты их в Швейцарии, и у них ничего не узнаешь. Так обычно поступают очень богатые люди, которые не хотят платить налоги на добавочную прибыль.
— Ну так назовите хоть шесть фамилий.
— Максимилиан фон Лёвенштейн — у него самое большое...
— Его отец-генерал был казнен эсэсовцами за покушение на Гитлера. Следующий?
— Альберт Рихтер, когда-то — плейбой, а сейчас серьезный политик.
— Он по-прежнему дилетант, у него собственность в Монако. Семья собиралась лишить его всего, если он не изменит образа жизни. Позер. Следующий?
— Гюнтер Ягер — лютеранский священник.
— Этого я не знаю; не вызывает никаких ассоциаций. Следующий?
— Монсиньор Генрих Пальтц — священник.
— Известный правый католик, прикрывающий свои антипатии ханжеской болтовней. Следующий?
— Фридрих фон Шелль, видимо, третий богач. У него имение больше...
— Ловкач, — прервал его Моро, — и весьма жестокий, когда дело касается профсоюзов. Пруссак девятнадцатого века в костюмах от Армани. Следующий?
— Аксель Шмидт — выступает очень резко; инженер, специалист по электронике, заработавший миллионы на экспорте аппаратуры, неизменно в оппозиции к правительству.
— Сущая свинья — переходил из компании в компанию, каждую обкрадывал, а завладев кучей технических секретов, основал собственную.
— Вот и все, что у меня есть, Клод. За это едва ли стоит рисковать жизнью.
— А кто швейцарские агенты, через которых оформляется аренда?
— Все делается через компанию по недвижимости здесь, в Бонне. Приезжает человек с сотней тысяч немецких марок, что указывает на серьезность намерений, компания переводит деньги в банк в Цюрихе вместе с данными о предполагаемом арендаторе. Если деньги возвращаются, значит, сделка не состоится. Если же нет, кто-то едет в Цюрих.
— А телефонные и хозяйственные счета? Надеюсь, вы заглянули в счета трех неизвестных нам лиц?
— Они отсылаются управляющим: двое посылают их в Штутгарт, один — в Мюнхен, все закодировано, никаких имен.
— Но в бундестаге, разумеется; есть список адресов.
— Местонахождение частных резиденций, как и правительственных, держится в тайне — так везде. Могу попытаться выяснить, но дело опасное: меня могут поймать. А я, признаюсь, не выношу боли, мне нестерпима даже мысль о ней.
— Значит, у вас нетадресов?
— Вот тут, боюсь, я подвел вас. Я могу описать дома, но номера с них сняты, ворота заперты и вдоль заборов и снаружи ходят охранники с собаками. Никаких почтовых ящиков, конечно, нет.
— Значит, это один из троих, — тихо сказал Моро.
— О ком вы? — спросил некто из Бонна.
— О лидере «небольшого кружка»... Поставьте ваших людей да дорогах, ведущих к этим трем домам, и прикажите записывать номера машин, въезжающих в ворота. Затем сверьте их с номерами из бундестага.
— Дорогой Клод, кажется, вы не поняли меня. Эти имена охраняются изнутри и снаружи, на участках установлены десятки камер. Если я и смогу нанять нужных людей, что весьма сомнительно, и их поймают, след приведет ко мне, а я вам уже говорил, что не выношу боли.
— Удивительно, как вы вскарабкались на такой пост.
— Я живу на широкую ногу, средства позволяют мне общаться с сильными мира сего, а главное, я стараюсь не засветиться. Ответил я на ваш вопрос?
— Да поможет вам Бог, если вас когда-нибудь поймают.
— Нет, Клод, да поможет Бог вам.
—Не хочу это обсуждать.