Скандинавские пляски (сборник) Куценко Николай

– Знаю-знаю, поэтому сразу тебе и позвонил, как они ушли. Матвей, ты не представляешь, какие они жуки, торговались опять, вплоть до туалетной бумаги. Это нервы какие… Всю душу вынуть готовы. Но я тебе скажу, я – молодец. Почти все отстоял, – сказал директор и налил себе коньяку.

– А что не смог отстоять? – спросил Матвей больше для продолжения беседы.

– Ну, есть там пара моментов, ты, кстати, выпей, – сказав это, Евгений Николаевич повторно налил себе и протянул одну из рюмок Матвею, – в общем, несущественных, конечно. Но ты пей давай! За сделку!

– За сделку!

– Матвей, в общем, я не хочу кривить перед тобой душой и вилять всячески. Ты меня знаешь, я человек прямой.

– Говори как есть, что случилось.

– Ну, они хотели своего генерала вместо меня поставить, но ты сам понимаешь – глупый ход, кто их тут знает? Дилетанты. Тут, в общем, я отбился. Но компромисс обошелся мне дорого. В общем, б***ь, инженера своего хотят на твое место. Но я…

В этот момент у Матвея закружилась голова и стали подкашиваться ноги, такого удара он не ожидал. Перед глазами образовалась пелена, а в ушах стоял нехарактерный звон. Как будто кто-то сильно стукнул его по голове. Он схватил бутылку с остатками коньяка и залпом ее допил. Слух стал возвращаться.

– Ну, ты чего, Матвей, ты чего творишь, тебя так и удар хватить может. Я же тебе говорю… Да ты дослушай меня. Они тебя не увольняют, просто хотят своего на твое место. Это нормальная мировая практика. Просто мы с тобой не знали, думали, все будет, как и прежде. Но я и тут постарался – должность тебе выбил новую.

– Какую?.. – уже безразличным тоном спросил Матвей.

– Да еще какую! Крутую должность. Будешь этим, как его, б***ь, написано же тут. – Директор стал нервно рыться в бумагах. – А, нашел, вот тут написано – Сениор Филд Инженер. Ты только послушай – это главный полевой инженер. Можно сказать, как и раньше было, но только теперь с ориентацией на поля… А ты всегда так хотел. Так что даже лучше получилось. Мы же только недавно по этому поводу ругались, помнишь? Ну, на прошлой неделе, – нервным голосом говорил директор, открывая новую бутылку коньяка.

– Помню… – так же безразлично ответил Матвей и выпил еще одну рюмку коньяка. В глазах у него стояли слезы.

Через неделю Матвея выселили из кабинета, куда переехал его сменщик-иностранец, а сам он полетел на свою первую работу на скважине в составе интернациональной команды. Работа это была знаковая – первый совместный опыт. Два инженера с российской стороны, два – с западной. Скважина при этом была очень сложной: находилась недалеко от Муравленко, в зоне почти что вечной мерзлоты. Добираться до нее было неудобно, а главное, что и условия проживания не радовали даже бывалых российских полевиков, не говоря уже об иностранцах, которые от увиденного пришли в полный шок и все время грелись в балке, практически не выходя на улицу. По этой причине всю работу делал Матвей Григорьевич со своим помощником. Иностранцы же больше помогали советами, так как оборудование было западным и нашим полевикам требовались советы по его эксплуатации. Несмотря на все сложности, через неделю работа была успешно завершена, и на скважину прилетели руководители компании, чтобы ее принять и поздравить коллектив с первым успешным опытом – Евгений Николаевич и Джон Маккай, новый главный инженер из Техаса.

Вечером в балках, где проживали инженеры, накрыли стол и приготовились к празднованию события. Перед тем как приступить к пиршеству, Евгений Николаевич подошел к Матвею и сказал:

– Ты чего опять в своей старой робе ходишь? Мы уже западная компания, а ну, давай быстро переоденься в новую, чтобы за столом сидел как образцовый инженер западной компании, а не как замызганный работяга, – строго начал Евгений.

– Слушай, у меня уже все это вот здесь сидит. – Матвей поднял два пальца и приставил их к своему горлу. – Я тут за всех неделю батрачил, эти иностранцы даже в туалет на улицу выйти не могли, а теперь тебя еще моя одежда не устраивает.

– Матвей, уймись, пожалуйста, ну, я тебя прошу, как друга, как брата своего прошу. Ну, не порть все.

– Ладно, надену я их форму. В конце-то концов, это не повод для ссоры.

– Ну и здорово! Ты только не сердись, Матвей, ну правда все очень серьезно, торжественно, я бы сказал. Надо все это на фотоаппарат снять, на камеру. Они, кстати, хотят это все в Штаты отправить. Ну, любят шумиху всякую.

– Ладно-ладно, уговорил ты меня.

Матвей подошел к своему ящику и быстро переоделся – через минуту на нем уже была абсолютно чистая, накрахмаленная форма западной компании. Через полчаса все инженеры и приехавшее руководство сидели за столом и откупоривали бутылки с привезенной водкой, разливая ее по рюмкам. Первый тост произнес Евгений Николаевич:

– Хочу выпить за нашу интернациональную команду, которая успешно справилась с первой работой! Молодцы ребята! Ура! И сразу еще отмечу работу Матвея Григорьевича, который, со своей стороны, все это организовал и проявил, можно сказать, инициативу.

– Да он у вас талант… управлять людьми, я думать. Вон даже одежда не испачкать, как новенький, – в шутку сказал Джон на ломаном русском.

– Да, он талант, особенно в управлении, – поддержал его Евгений Николаевич, который боялся возражать своему новому главному инженеру.

– Извините, мне надо выйти, – вскочил вдруг Матвей и выбежал на улицу. То ли от нервного напряжения, то ли от обиды у него свело живот, и он судорожно искал первый куст, чтобы сходить в туалет. Подобрав нужное место, Матвей стал стягивать с себя комбинезон, который оказался сплошным, с болтающимся огромным капюшоном. На улице было минус тридцать пять и царила кромешная тьма, поэтому Матвей, наученный выживать в суровых зимних условиях, сделал свое дело по-быстрому и вернулся в балок. В этот момент шел уже третий тост, который произносил Джон:

– Хотел бы выпить за… дружба, потенциал и, как его там, – он посмотрел в заранее подготовленную бумажку, – за загадочную русскую душа. Вот!

Все засмеялись и выпили водку. В балке становилось все теплее, то ли от того, что в крови сильно подскочила концентрация алкоголя, то ли от специально расставленных обогревателей у стола по случаю приезда начальства. Однако с приходом тепла в воздухе появился какой-то сероводородный запах, не обращать внимания на который становилось все сложнее и сложнее. Первым не выдержал американец:

– Smells like shit! – вдруг сказал он.

– Что, извините? – вмешался Евгений Николаевич.

– Запах какой-то нехороший, как дерьмо!

– Да это тут всегда так, от болот воняет. Тут местность такая специфическая, – соврал директор, но ему никто не поверил.

Через полчаса запах стал еще сильнее, и некоторые из сидящих стали выходить на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Решено было проветрить балок – на какое-то время это помогло, но не надолго. Евгений Николаевич быстро разлил водку по стаканам, в надежде, что Джон скорее захмелеет и перестанет интересоваться источником зловоний. Техасец попросил слово:

– Хочу выпить за то, чтобы дерьмом перестало вонять! Вот!

– Позволю себе поправить вас – не дерьмом, а сероводородом, – аккуратно вставил Евгений Николаевич.

Вдруг Джон устремил свой взгляд на отвисший капюшон Матвея, шмыгнул носом, как будто что-то пытаясь там понюхать, и спросил:

– Матвей, а почему у вас из капюшон торчит туалетный бумага и он как-то странно висит, будто там что-то лежать?

Матвей нервно сунул руку в капюшон и сразу все осознал – причина истошного запаха была найдена. Не ответив на вопрос американца, он подошел к своему ящику, переоделся в свою старую форму, а новый комбинезон выкинул на улицу. Собрав на скорую руку вещи, он вышел из балка и попросил водителя довезти его до ближайшего вокзала. Утром он написал заявление об уходе. Через месяц Джон перешел на должность директора компании. Евгений Николаевич наконец-то занялся своими внуками.

Метель

Юрий вглядывался в маленькое окошко иллюминатора и не мог разглядеть почти ничего – вокруг на многие километры все было затянуто белой пеленой снега. Иногда попадались какие-то отдельные строения – не то деревни, не то вахтовые города, – но все это были маленькие песчинки на фоне распростершейся тундры. Несмотря на всю скудость пейзажа, Юрий не мог оторвать от него глаз – это была его первая в жизни командировка, а точнее, выезд на скважинную работу в другой город. По этой причине он пытался фотографировать все, что попадалось на глаза, дабы по возможности показать родственникам и друзьям те места, в которые его направили.

Юрий вырос в небольшом провинциальном городке. Отец с матерью держали собственное хозяйство и торговали мясом на местном рынке по выходным. Другой работы в городе они не нашли – ее просто не было. Все заработанные деньги складывали на обучение Юрия – верили, что он единственный из их семьи сможет пробиться в люди и сделать хоть какую-то карьеру, а не перебиваться временными заработками. Где-то внутри они надеялись, что сын вытащит их из той дыры, где они жили, и они смогут посмотреть мир на старости лет. Надеялись, что это еще не поздно, и настоящая жизнь только начинается, поэтому подходили к воспитанию Юрия самым трепетным образом. Кормили сына только самыми свежими продуктами, особенно кропотливо следили за его здоровьем – единственный сын был надеждой и опорой для всего их рода. Действительно, вырос Юрий на этом подсобном хозяйстве здоровым русским парнем двухметрового роста с весом далеко за сотню. Со стороны напоминал богатыря из былинных русских сказок. Но особенно поразительным было его лицо – оно было искренне добрым и светлым, словно у ангела. Голубые глаза как-то по-особенному ярко выделялись на белой коже, а светлые кудри спускались до самых плеч.

Юрий был оптимистом и верил, что сможет всего добиться. Доказать себе и окружающим, что он особенный, не такой, как все, что если очень захотеть и поставить цель, то можно и горы свернуть. А цель у него была, и он твердо к ней шел. Поступив в университет, он все время занимался, пытаясь хорошо сдавать сессии и не отвлекаться ни на что. Иногда занимался спортом. Шумных университетских компаний пытался избегать, девушек – сторонился. Учеба, однако, давалась трудно. Недостаток образования в провинциальном городе особенно ярко дал о себе знать в одном из ведущих московских вузов. Несмотря на усердность всех занятий Юрия, сессии с трудом удавалось сдавать на тройки. Но он потихоньку двигался вверх и, доучившись до третьего курса, уже обгонял многих в своей группе, а после и вовсе выбился в лидеры. Недостаток способностей компенсировался колоссальными усилиями.

Университет Юрий закончил почти на «отлично» и сразу же устроился работать полевым инженером в западную сервисную компанию. Сбывалась его мечта: зарплата хоть и не была огромной, но все же превосходила компенсацию большинства из его однокурсников. Английский язык являлся основным в общении и переписке, поэтому появился шанс его наконец-то подтянуть, чтобы можно было со временем и вовсе уехать из страны в поисках лучшей жизни. Юрий хорошо помнил о мечте родителей и не хотел тянуть с ее реализацией. В общем, все складывалось по плану. У Юрия даже появилась девушка – Наташа, не москвичка. С последними он старался не общаться – они казались ему слишком заносчивыми и высокомерными и смотрели на него с каким-то явным пренебрежением, про себя обзывая «деревенщиной». О последнем Юрий, конечно, не знал, но, встречая недобрый взгляд москвички, думал что-то вроде «я тебе еще покажу, какой я деревенщина». Хотя он и был амбициозным человеком, но был по-своему очень добрым и спокойным – относился к людям с некоторой заботой и любовью.

Юра с Наташей снимали небольшую однушку недалеко от офиса западной компании. Наташа подрабатывала на кафедре и пыталась поступить в аспирантуру, чтобы, по возможности, остаться работать преподавателем в университете. Вечерами они после ужина садились пить чай и обсуждать планы на будущее:

– Вот получу, Наташка, «Синиор Филда» – сразу заживем! Им больше сотки сейчас платят! Можно и машину будет взять в кредит, и родителей в Москву перевезти.

– Да ты еще и в командировки-то не ездил, пока только тренинг прошел. Какой тебе «Синиор», рановато еще и думать об этом.

– Да ладно тебе, уже и помечтать не дает. Скучная какая-то! В корпорациях главное – политика и выстраивание отношений. Я это сразу понял. А так будешь батрачить до конца дней своих и не вырастешь никуда.

– Ладно-ладно, помечтай! А родителей-то зачем тянуть сюда решил, нам и на двоих-то с трудом хватает денег, а еще и их содержать?

– Про родителей вопрос отдельный. Они всю жизнь мечтали из нашего городка съехать, посмотреть мир хоть. Пусть пока в Москве покантуются, а потом… туда их отправим.

– Куда это туда?

– Ну, в Лондон, к примеру, или в Хьюстон какой-нибудь. Посмотрим, где лучше.

– Ой… насмешил ты меня, да они у тебя и в Москве-то потеряются. За всю жизнь ни разу так и не выехали из своего Урюпинска.

– Ты это, того… не тяни на них. Они у меня хорошие. Возьму им репетитора тут, пусть язык пока учат.

– Ладно, глупости все это. А куда тебя посылают-то на скважину? В какой город?

– Под Усинском скважина, километрах в двухстах от города. В тундру отправляют, – с гордостью добавил Юрий.

– Ничего себе, далеко как. Главное, осторожнее там, в этой тундре. Я слышала, там медведи есть.

– Мужская работа! А ты чего хотела? Это тебе не бумажки в офисе перебирать.

…Самолет приземлился в аэропорту Усинска. Юрий все еще смотрел в иллюминатор. Перед ним располагалось небольшое двухэтажное здание убогого вида, скорее напоминающее барак, чем то, что он видел в Домодедово. Вокруг их самолета стояло несколько вертолетов и пара затянутых снегом старых советских лайнеров, которые до этого он видел только в кино. «Ух, жопа-то какая, не ожидал я, что все так скромненько тут!» – промелькнуло в его голове. Дождавшись своего багажа, он нашел встречающего водителя и направился на базу. Путь был неблизким, но от обилия снега вокруг и солнечных лучей, отражающихся от всех поверхностей, он вначале прищурился, а после и вовсе задремал. Через два часа машина остановилась у крыльца базы, на котором стоял и курил матерый полевик по имени Дмитрий.

– О, молодняк привезли, пополнение! – в шутку сказал Дмитрий, протягивая руку Юрию. – Ну, привет, меня Димой зовут, будешь пока со мной работать.

– Здравствуйте, я – Юрий. Очень приятно.

– Да можно на ты. Нам с тобой тут много чего надо сделать. Так что лучше сразу – без всех этих формальностей. Работа на Севере не простая, Юра, но и не сложная, если, конечно, привыкнешь. Но ты вроде, как я вижу, не из пугливых – кровь с молоком!

– Ну, есть такое дело, родители хорошо кормили, – застеснялся Юрий.

– Тут твоя силушка пригодится, Юра. На этих работах дохлякам делать нечего.

– Я вас не подведу. Я справлюсь.

– Ну, будем надеяться, сегодня давай отдыхай, а завтра утром с рассветом выезжать надо. Нам до скважины километров двести добираться. По тундре это нелегко. Тебе надо еще очки подобрать, а то так и ослепнуть можно от белизны этой.

– А нас туда на вертолете отвезут?

– Ишь ты… на вертолете! Сами поедем на машине. У меня джип тут специальный для этих дел есть, везде проехать может. Пока еще не подводил.

– А тут дорога к этой скважине идет?

– Не совсем, где-то поедем по снегу, а где и дорога проходит. Так что ориентиры есть, не ссы, главное.

– Так тут, наверно, заметает все, ветрина вон какой дует.

– Вдоль дорог стоят специальные маяки, которые отражают солнечный свет, по ним и ориентируемся. Правда, местные чукчи часто их ломают, в этом проблема большая.

– Зачем?

– Ну, может, на подарки детям, а может, на что другое. В общем, кто же их знает, этих чукчей?! Что у них там в голове… Уже сто раз их просили не трогать, но с ними разве договоришься? Ладно, ты в голову не бери. Я уж тут не первый год – доберемся.

…Они выехали с рассветом, как только стали видны очертания дороги. Несмотря на недостаток сна, Юрий чувствовал себя прекрасно – он ехал на первую в своей жизни работу, где наконец-то мог попробовать применить все то, чему его учили. Дмитрий же, напротив, был не в самом хорошем настроении и постоянно курил. Его смущал утренний снег и неприятный боковой ветер, который еще не создавал сложностей, но мог со временем и перерасти в метель или вьюгу. Дмитрий не боялся потеряться – в джипе был спутниковый телефон и запас еды на два дня. К тому же он хорошо знал места вокруг. Однако несвойственное ему предчувствие чего-то нехорошего давало о себе знать. Сигареты скуривались одна за одной.

– А почему вы все время курите? – поинтересовался Юрий.

– Потому что хочется.

– Ну, так это же вредно?

– Много чего вредно. Жизнь вообще вредная штука, Юра. Поживешь с мое – узнаешь.

– А я вот жить люблю! Надо просто быть оптимистом. Специально настраивать себя позитивно. В жизни все можно преодолеть и всего добиться.

– Ну, здесь у тебя будет возможность и для того и для другого. Суровая работа – хорошая проверка, Юра.

…Через несколько часов они добрались до скважины. На ее устье был выстроен небольшой домик со всеми удобствами, поэтому работы проводились не на улице, а в этом своеобразном строении. Такое встречалось нечасто и среди полевиков могло считаться сильным везением – несколько часов работ предстояло провести не на лютом морозе, а при почти комнатной температуре. Домик чем-то напоминал по форме юрту – на стенах висели местные ковры и стояли лавки. Был также специально оборудованный уголок, где можно было разогреть еду и попить чаю. Все это хозяйство охранялось парой охранников, одетых в форму какой-то западной компании.

– Ну, Юра, смотри, как тебе подфартило. Не скважина, а целый дом с удобствами. Там и туалет, наверно, есть.

– Я и не знал, что такое бывает. То есть нам рассказывали на тренинге, но я никогда не видел.

– Бывает, но редко. Я сам такое первый раз, если честно, вижу. Так что первую свою работу будешь выполнять в райских условиях. Везучий ты у нас, – ехидно пошутил Дмитрий.

Иностранцы специально оборудовали скважину как образцово-показательную. Она была пробурена первой на всем месторождении и давала большие притоки. По этой причине на нее периодически прилетали большие начальники со всех частей света, которых надо было встречать и устраивать для них небольшие приемы с учетом местного колорита.

Дмитрий быстро собрал компоновку из нескольких приборов, подключил к ней кабель и опустил в скважину. Юрий скорее наблюдал за всем происходящим и лишь изредка присоединялся к работе, в основном когда Дмитрию нужна была физическая помощь. Многолетний опыт полевика и желание поскорее сделать работу существенно ускорили процесс – Дмитрий хотел все закончить, пока не стемнело, и уехать на базу до конца дня, хотя по плану они должны были отстоять на скважине не меньше суток. Однако все складывалось гладко, и торчать на скважине сутки не имело большого смысла.

– Юра, сейчас привяжемся тут, отпишем интервал и на подъем уже.

– А почему так торопимся?

– Да вроде бы успеваем все сегодня сделать. Не хочу тут на ночь оставаться.

– Понятно. Но вы говорите, если что надо. Я, как смогу, буду помогать.

– Ты пока начинай все складывать, что на поверхности осталось. Потом достанем приборы, закинем их в машину и поедем на базу.

– Не страшно вечером-то ехать?

– Тут светло все равно, да и маячки вечером лучше светятся. Так что с точки зрения вождения – даже лучше.

…Через пару часов они подняли оборудование из скважины, закинули его в машину и тронулись в путь. Хотя Юрий толком и не работал, но где-то внутри чувствовал какую-то гордость, что он все-таки был участником процесса. И что теперь он – настоящий полевик, прошедший тест пусть и в немного мягких условиях, но все же прошедший. Он сидел и думал о том, как будет рассказывать Наташке о тундре, о юрте-скважине, об огромном джипе, который их вез, о матером полевике Дмитрии. Юрий понимал, что впереди еще много таких скважин и это лишь начало длинного пути его карьеры, но, как и любой первый опыт, – этот не будет исключением и запомнится ему на всю жизнь. На горизонте уже заходило солнце, и Юрий стал засыпать. Редкие маячки, попадавшиеся вдоль дороги, мелькали перед его глазами, словно гирлянды на елке, погружая его во все более глубокую дрему. Внезапно внутренняя гармония Юрия была нарушена:

– Юра, проснись! Я, по ходу, дорогу потерял, уже пять минут как ни одного маяка нет. Метель, б***ь, еще эта… мать ее! Короче, просыпайся и смотри в оба, я поеду медленно.

– Ага, понял, извините.

Через несколько минут они наткнулись на первый маяк и выехали на дорогу. Напряжение спало, но снегопад не отступал, и на улице уже вовсю хозяйствовала вьюга, которая со временем усилилась настолько, что стала забивать дворники машины. Дмитрий вынужден был остановиться.

– Юра, так дальше не поедем – дворники забивает. Надо, чтобы ты сел на капот и показывал мне, куда ехать, мы все равно из салона не видим маяков больше.

– Как это сел на капот? – испугавшись, ответил Юрий.

– Жопой, – озлобленно отрезал Дмитрий, – я поеду тихо. Ты не упадешь, не бойся. Будешь мне руками направление показывать.

– Я попробую.

Юрий забрался на капот, натянул очки и шапку и стал вглядываться в контуры дороги. Дмитрий завел мотор. Первые полчаса Юрию удавалось цепляться взглядом за маячки, но потом начался участок дороги, где их просто не было – местные чукчи сломали все, какие были в окрестности нескольких километров. В какой-то момент Юрий повернулся к Дмитрию и развел руками, показывая, что больше ничего не видит. Так они проехали еще минут пятнадцать, пока окончательно не остановились.

– Все, пиз***ец, приехали! Слезай с капота, – озлобленным голосом сказал Дмитрий.

– В каком смысле приехали? – не понял его Юрий.

– Не видишь, что ли? Потерялись мы!

– И что же теперь? Что с нами будет? – испуганным голосом спросил Юрий.

– Да сдохнем тут, если метель не уймется! Дальше смысла ехать нет, мы от дороги окончательно уедем, и тогда и тел наших не найдут. А так хоть есть шанс продержаться, – выпалил Дмитрий. В багажнике его машины был спутниковый телефон и запас еды на пару дней, но Юрий об этом не знал. Дмитрию хотелось немного встряхнуть Юрия, поставить его в нестандартную ситуацию и посмотреть, как он себя поведет, сможет ли преодолеть страх или нет, сможет ли проявить свои лучшие человеческие качества или сломается при первой же опасности. Теперь Юрию предстояло пройти настоящий тест и вовсе не в классе и не на скважине-юрте, а находясь в нескольких километрах от трассы, которая еще оставляла шансы вернуться домой.

– Я… я не хочу! Я сдохнуть не хочу. Понимаешь? Мне еще много… нам с Наташкой… у меня родители, – вдруг заревел Юрий.

– Да не паникуй ты, может, пересидим метель, а там и фуру заметим какую-нибудь. Не нагоняй раньше времени!

– А сколько ждать надо?

– Ну, может, сутки, а может, и несколько, бензина хватит – не замерзнуть. Жратвы вот только нет, но ничего – человек без жратвы может долго.

Так прошло еще пару часов. Метель не унималась, и лобовое стекло уже покрылось плотной коркой спрессованного снега. Дмитрий докуривал сигареты, а Юра тихонько плакал:

– Дима, а может, тут животные есть? Ну, лисы там или волки хоть? Может, приманим их и убьем – будет еда!

– Есть, но только это скорее они нас сожрут. Ты думаешь, они такие тупые? Они дождутся, пока мы сдохнем тут, а после уже придут и сожрут нас!

– Ну, неужели мы тут сдохнем из-за какой-то поганой жратвы? Ведь должен быть выход?

– Не мы первые, не мы последние. Так многие померли.

– Ах… б***ь, что же делать? – прокричал Юрий и резким движением схватил с заднего сиденья тяжелый ключ для сборки приборов. – А ну, выходи из машины!

– Ты чего дуришь? А ну, брось ключ! Ты спятил вообще?!

– Выходи, а то прямо тут прибью! – заорал уже Юрий.

Дмитрий осторожно выполз из машины и встал напротив капота.

– Юра, ты, того, успокойся… не дури, мы выберемся отсюда. Тут дорога в нескольких километрах. Ты ключ, главное, отдай мне сейчас, – уже почти шепотом попросил Дмитрий.

– А знаешь, что я решил? – с какой-то ухмылкой сказал Юрий.

– Что?

– Я тебя съем! Сожру! Ты меня понял?

– Ты спятил совсем! У меня в машине еды на два дня и телефон спутниковый. Открой багажник и посмотри! – заорал на него Дмитрий.

– Врешь, гад, жить захотел и придумал. Я видел, как ты испугался, когда мы потерялись. Нет там ничего у тебя. Было бы – не боялся б так!

– Да ты посмотри только. Я же не убегу, мне бежать некуда.

– Врешь, сука, врешь ты все… – И Юрий стал потихоньку подходить к Дмитрию. Тот сначала попятился назад, затем повернулся и побежал куда глаза глядят. Юрий рванулся за ним.

Они бежали минут пятнадцать. Более грузный Юрий отставал, но не сбавлял темп – его дыхалка уже сбилась, руки обледенели, но все еще сжимали ключ. Дмитрий почти не оборачивался. Такое ощущение, что он знал, куда надо бежать. Через несколько минут он выбежал на трассу и стал махать приближающейся фуре. Увидев это, Юрий бросил ключ, упал на колени и простонал что-то типа: «Я не хотел… простите меня…»

Они молча доехали до базы. Дмитрий разгрузил оборудование и подошел к Юрию, который все еще пребывал в шоковом состоянии.

– Юра, я никому ничего не расскажу. Но работать с тобой больше не буду. Ты понял? Да, и еще. Не советую тебе полевиком работать. Не твое это.

– Я понял, извините, что все так вышло…

Но Юрий все же остался работать полевиком. Через пару лет его сделали «Синиор Филдом». Он женился на Наталье и перевез родителей в Москву. Однако при встрече с Дмитрием всегда опускал глаза. Жизнь Юрия так и идет по плану, но все-таки уже с каким-то особым осадком.

Яблонька

Наступило утро субботы, и Иннокентий Петрович, как обычно, стал собираться на дачу. Ездил он туда один – жена, коренная москвичка, так и не смогла привыкнуть к загородной жизни, а многочисленные дочери разъехались по миру получать западное образование. Выходные он привык проводить один, впрочем, иногда к нему приезжали друзья или старшая дочь, которая уже успела вернуться на Родину. За спиной Иннокентия много всего было: карьера крупного руководителя, непростые отношения с женой, множество детей. К своим пятидесяти годам он уже достаточно поистрепался. Нет, он не разочаровался в жизни, скорее, просто научился принимать ее такой, какая она есть. А была она непростой. В детстве он учился любить людей, проникаться к ним доверием и пониманием, в молодости – подстраиваться к ним и прощать, а после – просто не ненавидеть их. Он так и остался добрым человеком, но доброту эту уже старался прятать от других, да и сам старался прятаться – не ждал ничего хорошего в свой адрес. По этой причине ехал на дачу при первой же возможности. Иннокентий давно уже не думал о карьере, о власти, о деньгах – они были ему противны, хотя был он довольно состоятельным человеком. Его главной гордостью был его сад, вернее, даже не сад сам по себе, а несколько яблонь, которыми Иннокентий гордился и черенки от которых мечтали получить все жители поселка. Яблони эти были особенными – цвели не по погоде и плодоносили все время в разные периоды лета. Этот факт изумлял не только окружающих, но и самого Иннокентия, который, будучи по образованию математиком, не верил ни в какие мистические вещи, но то, что творилось с яблонями, так объяснить и не мог.

Хотя была у Иннокентия своя теория: каждое дерево он считал живым и наделенным своим характером. Несмотря на то, что общение с людьми доставляло Иннокентию дискомфорт, он мог часами сидеть в своем саду и как будто общаться с его обитателями. Нет, не словами, а какими-то видимыми только ему сообщениями. Деревья же отвечали ему по-своему и даже немного кренились в сторону хозяина, как отмечали соседи по участку. Иннокентий считал, что в этом нет ничего особенного, и любое живое существо – а деревья он относил именно к таковым, способно проявлять чувства различными способами. Так или иначе, но все жители поселка сходились во мнении, что имеет Иннокентий Петрович своего рода талант – плодотворно влиять на все живое своей внутренней энергетикой и заряжать теплотой не только людей, но и деревья.

В это утро он решил заехать на садовый рынок, докупить немного газонной травы и пару кустов малины. Деревья Иннокентий уже давно не покупал: их просто некуда было сажать. Пройдясь по рядам, осмотрев всевозможные сорта вновь привезенных растений, он обратил внимание на одну молодую яблоньку, немного треснувшую в основании. Она была слабой, но какой-то изящной и как будто брошенной. На ее стволе все еще красовались не завявшие листья, но некоторые из веточек начинали ссыхаться и крениться к земле. Трещина у корня не оставляла яблоне никаких шансов на выживание. Иннокентий взял ее в руку и подошел к узбеку-продавцу:

– Почем у вас эта яблонька? Я хочу ее купить.

– Она, отец, уже отжила свое. Посмотри, у нее трещина у корня. Через пару дней засохнет.

– Я спросил, почем она у вас?

– Да берите так, мы все равно ее выбросить хотели.

– Сколько она стоила раньше? Пока ее не поломали?

– Пятьсот рублей.

– Я все же заплачу. Пока что она еще жива.

– Ну, это ваше право. Но я хочу сказать, что не выживет она. Если бы еще не у корня сломали. А так шансов нет.

– Ну, это мы еще посмотрим.

Иннокентий вышел с рынка, упаковал в целлофан яблоньку, положил ее между сиденьями своего джипа и поехал на дачу. Несмотря на то, что сажать дерево было некуда, он все-таки нашел небольшой кусочек земли прямо за воротами и, обмотав трещину у корня бинтом, стал копать яму для посадки. За годы, проведенные на даче, он успешно освоил науку садовода – ловко рыл ямы, засыпал удобрения, привозил невесть откуда специальный чернозем. Даже самые чахлые растения у Иннокентия приживались, поэтому он не сомневался, что сможет выходить яблоньку. Зарыв ствол на уровень прививки, он еще раз обмотал место, где была трещина, веревкой и залил удобрением, подвязал черенок и решил каждый день поливать нового обитателя своего сада.

Шли месяцы. Иннокентий пытался в любую погоду что-нибудь сделать для яблоньки. Всю осень подсыпал чернозем и обливал ствол специальным голландским удобрением, зимой же следил за тем, чтобы ствол растения не покрывался полностью льдом, и обматывал его тканью, чтобы меньше замерзал. Так потихоньку пришла и весна.

К маю стали цвести уже почти все яблони Иннокентия, кроме той сиротки, за которой он особо ухаживал. Он так и не понимал – прижилась она или нет. Кора как будто обновлялась, а цветков и листьев – не появлялось. Все это расстраивало Иннокентия, и он даже привез один раз профессора из Тимирязевской академии, заплатив за его визит немалую сумму.

– Семен Ильич, скажите, пожалуйста, она жива, эта яблонька?

– Вы что, ради этого меня сюда привезли? Я понимаю, Иннокентий Петрович, что вы неравнодушны к садоводству, но нельзя же так. Если бы я знал о причине вызова, я бы не поехал ни за какие деньги.

– Да ладно вам, уже приехали. Так она жива?

– Давайте посмотрим… Да-с, вроде бы как жива, а может быть, и нет. С деревьями такое бывает – ей не хватает сил, чтобы расцвести, но все же они есть, чтобы не зачахнуть. Это как у людей – состояние комы. Понимаете?

– Кажется, да.

– Ну, это когда человек ни жив, ни мертв. А основные системы функционируют.

– Да, я понимаю. Можете не объяснять. Но она выживет?

– Да кто ж ее знает. Оба исходы равновероятны. Хотя зиму продержалась, может, и очухается еще.

– Будем надеяться.

– Чудной вы человек, Иннокентий Петрович, с вашими-то связями могли бы еще и бизнес построить, а вы все за яблонькой ухаживаете.

– Я уже строил, спасибо.

– Вы только не обижайтесь.

– Я и не думал обижаться, Семен Ильич. Если хотите, оставайтесь у меня. Я тут один живу – жена не любит это место, а дочери все разъехались. Можем вечером баньку сделать и выпить чего-нибудь. У меня вина есть из Италии и коньяк с завода, дагестанский.

– Спасибо, но я лучше поеду. Все-таки на выходной вы меня дернули.

– Ну, извините.

– Да ладно, Иннокентий, ну, и правда, брось ты дурочку валять с этой яблоней, у тебя вон сад цветет, все яблони коллекционные, все за их черенками в очередь стоят, а ты вцепился в эту… палку и пытаешься ее вырастить.

– Ну, у всех свои странности, Семен. Я верю, что и за ее черенками в очередь стоять будут.

– Ну, дело твое.

Семен Ильич завел мотор машины, еще немного поговорил с Инокентием Петровичем о мировой нестабильности и отчалил домой. Иннокентий Петрович, будучи довольным, что яблонька все еще жива, открыл по этому поводу самую дорогую бутылку вина и пригласил соседа, чтобы не пить в одиночку.

Но шли месяцы, а яблонька так и не цвела, хотя и немного подрастала: Иннокентий Петрович каждое утро замерял ее ствол. За год она выросла на два сантиметра. Соседи, просившие у Иннокентия черенки для прививок, как-то косо посматривали на молодое растение и списывали данную историю с яблоней на повышенную чувствительность Иннокентия.

– Выброси ты ее, Иннокентий, – говорила соседка по имени Софья.

– Не могу, Софья, живая она, как же я ее выброшу, а вдруг поправится и плоды у нее будут. Живое существо!

– Да хватит уже народ смешить, Иннокентий, уже весь поселок над тобой смеется. Себя-то пожалей.

– Да пусть смеются, хорошо, что не плачут, – с улыбкой отвечал Иннокентий.

– Ну и чудной же ты, говорят, что бизнесами целыми управлял, а так взглянешь – и не поверишь.

– Ну, мало ли что говорят, а яблоньку я свою не брошу, Соня.

Такие разговоры случались у Иннокентия с соседями все чаще и чаще – в конце осени он вырыл пару кустов крыжовника за домом и на их место пересадил свою яблоньку, чтобы соседи ее больше не видели. После чего разговоры немного утихли.

…Прошел еще один год, и яблони Иннокентия зацвели раньше, чем обычно, привлекая все новых и новых жителей поселка, умолявших Иннокентия нарезать им черенков для прививок. Последнее он делал неохотно: знал, что главное – это уход за растением и любовь к нему. Просто так привить черенок будет недостаточно. Однако соседи не унимались, и один раз, в середине лета, один из них «зацепил» Иннокентия в разговоре.

– Ты все время о любви, о заботе говоришь, Иннокентий, так? – начал сосед по имени Леонид.

– Так, все дело именно в них.

– Ну, раз так, то где твоя яблоня, от которой ты не отходишь ни на день? Что же она у тебя не плодоносит. А? Ты же ей столько любви и заботы дал, а она – дичка.

– А откуда ты знаешь, что не плодоносит? Ты видел?

– Да я на что хочешь могу спорить с тобой, уверен в этом на сто процентов.

– Ну, спорить я с тобой не стану, Леонид.

– Покажи мне ее!

– Не стану! Незачем!

– Я же говорю, что не плодоносит!

– А вот и не так. Не хочу я каждому ее показывать, вас тут целый поселок бродит. Если хотите, все завтра приходите, я покажу, только всем и один раз.

– Во сколько?

– В обед приходите.

– Договорились, – ответил Леонид и ушел к себе на участок.

Иннокентий Петрович сел в машину и поехал в ближайший супермаркет. Нашел там самое большое турецкое яблоко, купил его и захватил на выходе из магазина строительный клей. Приехав домой, он аккуратно вырезал дырочку в одной из веток молодой яблоньки, залил ее клеем, вставил туда хвостик купленного яблока и придавил его небольшой щепкой – с трудом, но яблоко держалось. Для верности Иннокентий достал распылитель с жидким парафином и обработал яблоко, которое по своим размерам напоминало больше небольшую дыньку. Под его тяжестью кренилась не только ветка, на которой оно висело, но и сам ствол яблони.

Ровно к обеду у ворот Иннокентия собралась целая толпа соседей. Наиболее яростные из них стали звать хозяина.

– Иннокентий Петрович, выходите, покажите нам свою красавицу! – закричал Леонид, и вся толпа залилась громким смехом.

– Посмотрим на ее плоды… – добавила Софья, и смех стал еще пуще.

Иннокентий Петрович вышел из дома, подошел к воротам, отворил их и провел всех присутствующих к яблоньке, которую он предварительно окружил металлической сеткой, чтобы ни у кого не было соблазна ее потрогать.

– Вот она, моя яблонька, моя красавица, любуйтесь! – победно произнес он, обращаясь к толпе. – Три года не плодоносила, а теперь вот – сами видите, не яблоко, а целый арбуз!

– Да как же такое возможно, Иннокентий Петрович, этого не может быть?! – дрожащим голосом сказала Софья.

– Может-может, вы же помните Семена Ильича, профессора из академии, так вот он помог мне вывести ее. Она одна в своем роде. Больше таких нет.

– Иннокентий Петрович, я… я прошу вас, все, что хотите. Дайте мне ее черенок, веточку, хоть щепку дайте, я у себя привить хочу, – взмолился Леонид.

– И мне, пожалуйста, мы заплатим, – присоединилась Софья.

– И нам, просим вас, Иннокентий Петрович, – в унисон зазвучала толпа.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

У бабки Горошины свой взгляд на большую политику, новейшую историю и теорию Дарвина. Взгляд с русско...
Для поклонников вестерна - книга «про охотников и индейцев», написанная по дневниковым записям путеш...
Книга-посвящение. Сборник лирических стихотворений из цикла «Мадам» – современные поэтические строфы...
Очередной выпуск сборника «Причерноморье в Средние века» посвящен памяти безвременно ушедшего видног...
Имя Марии Монтессори становится все более известным среди российских родителей. Пожалуй, два аспекта...
С.Т. Шацкий и В.Н. Шацкая – выдающиеся русские педагоги, которые жили и работали в условиях революци...