Султан и его гарем Борн Георг
Недоверчивый Мансур приказал нескольким дервишам наблюдать за убийцей султана, и в тот же вечер они сообщили ему, что солдат-негр пришел к развалинам и разговаривает у входа в них со своим товарищем доктором.
Этот доктор с самого начала вызвал подозрение у Мансура своим упорным нежеланием встретиться с ним.
Поэтому, узнав, что негр и доктор находятся у стен развалин, он поспешил к тому месту и, скрывшись за стеной, стал наблюдать за ними в отверстие старой бойницы – оттуда он мог видеть их, не будучи сам замечен.
Несмотря на наступивший уже вечер, было еще довольно светло.
Мансур не мог расслышать слов разговаривавших, но ясно видел лица, особенно солдата, лицо же доктора ему было трудно разглядеть, так как тот стоял к нему боком и головная повязка скрывала большую часть его лица.
По росту, фигуре и жестам товарищ негра тотчас же напомнил Мансуру Лаццаро.
Однако он не обратил сначала внимания на это сходство, так как был вполне уверен в смерти грека.
Но в ту минуту, когда разговор кончился и Тимбо направился ко входу в развалины, доктор обернулся лицом к стене – Мансур невольно вздрогнул. Этот доктор, помогавший в убийстве султана, был не кто иной, как Лаццаро! Он был жив!
Мансур знал, насколько опасен для него этот грек, и решение было в ту же минуту принято! Этот соучастник был гораздо опаснее негра, и поэтому он должен был умереть!
Не теряя ни минуты, Мансур поспешил возвратиться в Башню мудрецов. Едва успел он войти в залу совещаний, как дверь отворилась и вошел дервиш-привратник, чтобы доложить, что негр Тимбо хочет видеть мудрого Мансура-эфенди.
Мансур приказал его впустить.
Изгибаясь, как угорь, и униженно кланяясь до земли, Тимбо приблизился к Мансуру и бросился на колени.
– Тимбо пришел спросить тебя, мудрый и могущественный Мансур-эфенди, доволен ли ты им, – проговорил солдат.
– Ты хорошо сделал свое дело, и я очень доволен тобой, – отвечал Мансур с благосклонным видом. – Обещанная тебе награда уже готова, и ты сейчас ее получишь. Но где же твой товарищ доктор?
– Он не пришел, великий шейх, у него есть сегодня важные дела. Я честно поделюсь с ним!
– Я верю, что ты поделишься честно, но твой товарищ, которого я не знаю, поступит ли так же честно с тобой?
Тимбо взглянул с удивлением на Мансура.
– Тимбо не понимает, великий шейх!
– Я хочу сказать, поступит ли этот доктор с тобой честно и не выдаст ли он тебя и твоего поступка.
– Но, великий шейх, этим он выдаст также и самого себя!
– Ну, если он ловко поведет дело, этого, может быть, и не случится. А тебе, в случае его измены, не избежать смерти.
– Мне и ему!
– Что тебе в том, – сказал с улыбкой Мансур, – что он тоже умрет? Это не спасет тебе жизнь!
Тимбо задумался. «Великий шейх прав, скверно, когда есть сообщник!»
– Но ты посылаешь меня в Геджас! – прибавил он, обращаясь к Мансуру, и его черное лицо прояснилось.
– Ты думаешь, что будешь там в безопасности? На это тебе нечего надеяться. В случае доноса тебя будут искать повсюду и найдут. Тогда тебе не избежать виселицы как убийце султана. Все твои оправдания ни к чему не приведут.
– Но ведь Тимбо было приказано убить… – сказал в смущении негр.
– Все это так, но ты получил награду, и вся ответственность падает на тебя!
– Тогда я назову тех, кто нанял меня!
– Разве это поможет тебе? Кто станет тебя слушать, кто поверит тебе?..
Между тем Лаццаро, видя, что негр долго не возвращается, захотел узнать, что его там задержало, и, перелезши через стену, пробрался в ту часть развалин, где находилась Башня мудрецов.
Наступившая темнота помогла ему пробраться незамеченным в самую башню.
Тут, притаившись в комнате, которая соседствовала с залой совещаний, грек успел услышать часть разговора Мансура с негром.
– Ты говоришь, великий шейх, что сообщник опасен для Тимбо? – спросил негр. – Тимбо знает средство от этой опасности.
– Защити себя от измены, ты можешь рассчитывать только на себя и быть уверенным только в своем молчании!
– Да и кроме того, Тимбо не хочет делиться! – прибавил солдат, довольный, что Мансур навел его на хорошую мысль.
Лаццаро слышал все до последнего слова.
– Будь осторожен! Не делай ничего в Стамбуле, не делись здесь, так как такая большая сумма денег может выдать вас обоих, – заметил Мансур, протягивая негру кошелек с золотом.
– Благодарю тебя, великий шейх! – вскричал солдат, жадно схватив деньги и целуя край платья Мансура. – Ты милостив и великодушен, великий шейх! Сегодня же ночью мы отправляемся в путешествие! Тимбо осторожен!
– Бери свою награду и иди! Иди и молчи! Молчи и действуй! – сказал Мансур.
Тимбо поспешно исчез со своей драгоценной ношей из залы совещания. Он был вне себя от радости, что обладает такими деньгами. Он решил избавиться от опасного сообщника. Чтобы не возбудить в том подозрений, он хотел для виду поделиться, так как, убив доктора, он мог снова вернуть назад отданную половину.
Когда Тимбо подошел к деревьям, под которыми он до того разговаривал с доктором, Лаццаро был уже там.
– Ну, что? Получил деньги? – спросил он.
Тимбо кивнул головой.
– Деньги здесь! Надо ехать! – отвечал он с важным видом. – Ни одной минуты больше в Стамбуле!
– Надо ехать?
– Да, в Геджас.
– В эту же ночь?
– Сейчас!
– Но прежде нам надо поделиться.
– Дорогой. Так велел великий шейх.
– Мне все равно. Пожалуй, пойдем. Но надо достать двух лошадей, это самое главное. Ты должен купить их.
– Купить? Хорошо, я пойду куплю. Подожди меня здесь, – сказал солдат.
– Я вижу, что ты хочешь просто украсть их из конюшни в Беглербеге и потом надуть меня при дележе! – вскричал грек. – Я пойду с тобой и не отпущу тебя ни на шаг!
– Пойдем же вместе доставать лошадей, – отвечал солдат.
Оба сообщника поспешно направились к Беглербегскому дворцу, где в этот день было смятение и беспорядок из-за свержения султана. Во дворце оставались только одни слуги.
Перед самым наступлением ночи негр и грек достигли Беглербега.
Телохранители старого султана, о которых позабыли, оставались еще в своей казарме во дворце. Одни из них спокойно спали, другие от нечего делать играли в карты. Дворец совсем не охранялся. Негру и греку легко удалось войти на двор его и проникнуть в конюшни. Повсюду царствовала мертвая тишина, только из караульни слышались голоса.
Выбрав двух сильных лошадей, негр обмотал им копыта соломой и с помощью грека благополучно вывел на дорогу. Тут они, вскочив на лошадей, помчались во весь опор.
Между тем наступила ночь. Они решили воспользоваться для путешествия ночной прохладой, чтобы отдыхать в жаркое время дня, когда езда под палящими лучами солнца делается невозможной.
Сообщники выбрали караванную дорогу в Мекку, ведущую через Ангору и Анатолию, как самую ближайшую и, кроме того, хорошо знакомую Тимбо.
К утру достигли они караван-сарая[31], где они могли вместе с лошадьми отдохнуть и укрыться от дневного жара.
Караван-сарай не имеет ни малейшего сходства с европейскими гостиницами. Это по большей части простой деревянный сарай со стойлами для лошадей, верблюдов. Нечего и думать найти здесь какие-нибудь удобства. Каждый должен сам заботиться о себе.
Проснувшись уже после полудня, грек и Тимбо направились далее в путь.
Перед отъездом Лаццаро предложил было разделить деньги, но негр отказался, говоря, что это можно сделать и после. Он считал дележ напрасным трудом, так как твердо решил при первом удобном случае отделаться от опасного сообщника. Лаццаро не настаивал, точно так же рассчитывая скоро овладеть всеми деньгами без дележа.
Пустившись опять в дорогу, они ехали весь вечер и всю ночь. Дорога шла через лес, и они остановились отдохнуть под деревьями. Особенно Тимбо казался очень усталым, так как во время остановки в караван-сарае он выпил немного рому, предложенного ему греком, и этот совершенно новый для него напиток оказал на него сильное действие.
Привязав лошадь, Тимбо тотчас же повалился на траву и заснул. Этого только и надо было Лаццаро. Подождав, пока негр уснул крепким сном, он осторожно приподнялся и, вынув кинжал, вонзил его в сердце негра.
Удар был меток. Кровь хлынула на траву, негр открыл испуганные глаза, попытался было приподняться, но рана была смертельна, и он, испустив последний вздох, упал снова на обагренную кровью землю. Все было кончено.
– Это тебе за то, что ты позволил Мансуру уговорить себя лишить меня жизни! – проговорил Лаццаро. – Теперь коршуны съедят тебя, черная собака! Но здесь, над твоим трупом, клянусь, что тот, кто подговорил тебя, этот Баба-Мансур, последует за тобой скорее, нежели он того ожидает! Сначала этот ненавистный Сади-паша, которого я давно уже поклялся убить, а затем будет твоя очередь, мудрый и могущественный Баба-Мансур! Ты должен умереть от руки Лаццаро! Он умеет держать свои клятвы!
С этими словами Лаццаро взял кошелек с деньгами и, вскочив на лошадь, помчался обратно в Константинополь.
Несколько дней спустя купцы нашли на дороге привязанную полумертвую от голода лошадь и около нее изъеденный зверями и насекомыми труп человека.
Никто не обратил на это особого внимания, так как часто случались на этой дороге ограбления и убийства путешествующих.
II
Торговец розовым маслом
– Я придумала план освобождения твоего Сади, моя дорогая, бедная Реция, – сказала Сирра, возвратившись в дом старой гадалки, где Реция давно уже с нетерпением ожидала ее.
– Ты была в башне Сераскириата, Сирра?
– Да, я все там высмотрела. Очень трудно попасть в башню, так как она охраняется часовыми день и ночь. Весь Сераскириат похож на маленькую крепость; с дороги в него не легче проникнуть, чем с моря. Даже если и удастся пробраться во двор, то еще не значит, что можно пройти и в башню!
– Была ты на дворе?
– Да, но дальше меня не пустили.
– Как же удалось тебе попасть туда?
– Я спросила старого капрала Ифтара, имя которого я прежде слышала, и часовые пропустили меня. Дальше было невозможно пройти, и я осталась на дворе. Вскоре я увидала Сади-пашу, который гулял по двору в сопровождении караульного.
– Ты видела его!
– Он был печален и мрачен, но нисколько не изменился и смотрел гордо и спокойно, как и прежде. Бог знает, чего бы я ни дала, чтобы только подойти к нему или подать ему знак, но это было невозможно. Я выдала бы этим себя, а ему не принесла никакой пользы. Вскоре его отвели назад, в башню, и тут я заметила, что там стоит еще караул. Так старательно стерегут твоего Сади!
– Это доказывает только, что его враги замышляют что-то недоброе!
– Будь спокойна, моя дорогая Реция, мы сегодня освободим твоего Сади.
– При такой тройной страже, Сирра?
– Поверь мне, что нам удастся!
– Но когда? Мое сердце говорит мне, что Сади грозит страшная опасность.
– Но ведь он жив! Сегодня же вечером мы попытаемся освободить его!
– Я знаю твою ловкость, твое мужество, Сирра, но тут я сомневаюсь…
– Верь только моей любви, она сделает все возможным! – прервала Сирра. – Возвращаясь сюда, я все время думала и нашла, каким путем нам освободить Сади. Путь этот опасный, но хороший! Сегодня вечером мы пойдем обе в Сераскириат.
– Но как мы попадем туда?
– Мой отец торговал розовым маслом и опиумом, там, наверху, стоит еще ящик, в котором он возил свои товары. Этот ящик так устроен, что его можно разделить на две части, одну очень большую, а другую маленькую.
– Но к чему же нам этот ящик, Сирра?
– Выслушай, сейчас узнаешь! Ты наденешь персидский халат моего отца, повяжешь голову платком и будешь настоящим торговцем розовым маслом из Тегерана. Маленькое отделение ящика мы наполним баночками розового масла, мешочками с опиумом, янтарем, бальзамом, а в большое отделение сяду я. У меня есть маленькая двухколесная тележка, так что тебе будет легко везти меня. Когда мы проберемся в Сераскириат, я незаметно вылезу из ящика и попытаюсь пробраться к Сади и освободить его. Если это удастся, он сядет вместо меня в ящик, и ты вывезешь его из башни.
– Но что будет с тобой?
– Не беспокойся обо мне, я и одна сумею выбраться со двора.
– Это очень опасный план, но я готова, так как другого средства нет! Мы должны испытать все! Если даже нас поймают, то нам угрожает только заключение вместе с Сади.
– Я говорю тебе, что нам удастся! – вскричала Сирра, горя радостью и надеждой. – Никто и не заподозрит, кто скрывается под одеждой персидского торговца. У матери есть ключи, которыми можно открыть любые замки. Я возьму их и еще хорошую пилу, тогда легче будет освободить Сади из его темницы. Если мы вынем из ящика и последнюю перегородку, бросив все товары, то Сади легко поместится в ящике.
– Только бы он согласился бежать, Сирра! Ты знаешь, какой он гордый. Может быть, он не захочет искать спасения таким путем.
– Значит, он предпочитает быть убитым своими врагами, которые не так горды, как он? Нет, Реция, нет! Ради тебя и твоего ребенка он должен бежать.
– Дай бог, чтобы это было так! Сади слишком прямодушен, он не верит в хитрость и низость его врагов.
– Я надеюсь, что наш план удастся! Разреши мне только действовать! – отвечала Сирра, уверенная в успехе.
Не теряя ни минуты, она поспешила на галатский базар и накупила там опиуму, янтарю и розового масла. Затем она достала старый ящик ее отца и, очистив его от пыли и грязи, установила на двухколесной тележке.
Действительно, ящик был настолько велик, что Сирра легко могла в нем поместиться, и еще оставалось свободное место, где можно было устроить отделение для товаров.
Устроив ящик, Сирра достала пестрый халат и завязала голову Реции платком, так что большая часть лица ее была скрыта.
Труднее всего было с обувью, красные туфли отца Сирры были слишком велики для Реции, но и это затруднение было скоро устранено Сиррой, догадавшейся обернуть тканью ноги Реции.
– Ты теперь настоящий персидский торговец розовым маслом! – вскричала Сирра, подводя Рецию к старому небольшому зеркалу. – Теперь тебя никто не узнает.
– Ты права! – согласилась Реция, разглядывая себя в зеркале.
Сирра была полна надежды на удачу и с нетерпением ожидала наступления вечера. Что же касается Реции, то мысли о Сади придавали ей мужества и гнали все страхи. Она готова была идти навстречу опасности!
Наконец наступил вечер. Сирра и Реция поставили ящик с тележкой в лодку старой Кадиджи и поплыли на другой берег Босфора к Сераскириату.
Было еще довольно светло, и море было покрыто судами и лодками. В первый раз решилась Сирра показаться при свете. До сих пор, опасаясь преследований Мансура, она выходила из дому только ночью.
Вот лодка достигла берега, солдаты и лодочники, бывшие на берегу, с изумлением и любопытством стали рассматривать безобразного Черного гнома, но это нисколько ее не смутило.
– Розовое масло, янтарь, опиум, бальзам! – закричала Сирра, подражая крику торговцев.
Втащив тележку на берег, Реция покатила ее к Сераскириату, Сирра шла рядом с ней, так что стоявшие у берега часовые могли видеть их обеих, но едва они завернули за поворот дороги, как Сирра поспешно вскочила в ящик, так что к воротам Сераскириата подъехал один персиянин со своей тележкой.
Странствующие торговцы имеют в Турции доступ повсюду, поэтому появление Реции нисколько не удивило солдат, стоявших на часах у ворот Сераскириата. Они были очень этим довольны, так как у перса должен был быть любимый ими опиум или гашиш.
– Что, есть у тебя опиум и табак? – спросили они, когда Реция подкатила свою тележку к самым воротам.
Реция кивнула утвердительно головой и открыла маленькое отделение ящика, наполненное опиумом, бальзамом и янтарем, и подала солдатам небольшие мешочки с опиумом.
– А где же табак? – спросили те.
Реция пожала плечами и покачала отрицательно головой.
– Что ты – нем? – спросил один из солдат.
– Я охрип! – отвечала Реция, сдерживая голос. – У меня нет табаку.
– А что же у тебя тут? – спросил солдат и хотел было уже открыть большое отделение.
– Тут флаконы с духами и эссенциями! Возьмите опиум даром, только пустите меня во двор, я хочу поторговать там.
– Эй! Отопри ворота! – крикнул своему товарищу солдат, очень довольный неожиданным подарком, которого трудно было ожидать от торговца.
Ворота отворились, и Реция вкатила свою тележку на обширный двор Сераскириата.
Было уже довольно темно, так как солнце закатилось.
По двору ходили взад и вперед несколько солдат и офицеров. Тут и там стояли часовые.
Перед Рецией возвышалась старинная мрачная башня, где был заключен ее Сади.
– Дверь башни открыта? – тихо спросила Сирра.
– Нет! – отвечала Реция, наклоняясь над ящиком.
– Подъезжай потихоньку к ней, дорогая Реция, ее сейчас откроют.
Подчиняясь совету Сирры, Реция покатила свою тележку к башне.
Ее прибытие никого не удивило, только несколько солдат подошли к ней, рассчитывая купить опиума.
Прошло несколько минут, и наконец железная дверь башни отворилась. В это время меняли караулы и солдаты ужинали.
Реция воспользовалась удобной минутой и подкатила тележку к самой башне. Около нее в это время не было никого, и Сирра, поспешно выбравшись из ящика, проскользнула в дверь башни и исчезла, взбежав по ступенькам темной лестницы.
Как охотно последовала бы за ней Реция. Как хотелось бы ей увидеть снова Сади! Но наверху лестницы стоял еще караул; ловкой Сирре ничего не стоило пробраться мимо незамеченной, но Реции нечего было и думать о такой безумной попытке.
На дворе и внутри башни зажгли фонари, так как стало уже совершенно темно. Реция была почти одна и с лихорадочным нетерпением ожидала возвращения Сирры. Каждую минуту ждала она, что вот на пороге башни покажется Черный гном в сопровождении ее дорогого Сади.
Но время шло, а Сирра не возвращалась, солдаты отужинали и снова вернулись во двор. Волнение Реции было так велико, что она не обращала никакого внимания на свои товары, чем пользовались солдаты, забирая то одно, то другое.
Наконец страх овладел Рецией. Не будучи в состоянии долее ждать, она подошла ко входу в башню и начала подниматься по лестнице. Никто ее не удерживал.
Вдруг до нее донесся какой-то неясный шум. Она прислушалась, и ей показалось, что слышатся слова: «Гуссейн-паша идет! Принцесса идет в башню!»
Ужас объял Рецию.
Уж не ослышалась ли она? Нет! Голоса приближались, и слова «Гуссейн-паша» и «принцесса» были ясно слышны.
Зачем могла прийти еще раз в башню Рошана? Уж не боялась ли она, что Сади удастся соединиться с Рецией? Уж не предчувствовала ли она близость последней?
Реция хотела выйти из башни, но было уже поздно. Не успела она спуститься с нескольких ступеней, как принцесса вошла уже в башню в сопровождении Гуссейна-паши.
Каждое слово их было слышно Реции, ее отделяло от них только несколько шагов. Она принуждена была схватиться за стенку, чтобы не упасть. Реция понимала, какой страшной опасности подвергается в эту минуту: узнай ее принцесса – и все погибло.
Наконец они поравнялись, но принцесса прошла молча мимо, бросив только подозрительный взгляд на персидского торговца. Реция вздохнула свободно. Гуссейн-паша также не обратил на нее внимания и продолжал подниматься вверх по лестнице вслед за солдатами, несшими фонари.
Но Реция слишком рано радовалась своему спасению. Как ни было закутано лицо торговца, все-таки принцессе бросилось в глаза ее сходство с ее соперницей, и этого было достаточно.
– Стой, благородный паша! – вскричала, останавливаясь, Рошана. – Заметил ты этого перса?
– Который сейчас прошел мимо нас, ваше высочество?
– Да, того самого! Это не мужчина!
– Не мужчина? – спросил с изумлением Гуссейн.
– Это была переодетая женщина, мой благородный паша, – сказала принцесса.
– Слова вашего высочества изумляют меня, я не понимаю, зачем могла прийти сюда женщина.
– Чтобы проникнуть к заключенному Сади-паше! Чтобы освободить его с помощью этого переодевания! Мне кажется, что я узнала в этой женщине жену Сади-паши!
Эти слова произвели сильное впечатление на Гуссейна. Он поспешно взошел на лестницу и приказал стоявшим в первом этаже караульным схватить находящегося там персидского торговца.
В это время Реция, собрав все силы, поспешно сбежала вниз по лестнице.
Можно было подумать, что за ней гнались фурии.
Она бросилась к выходу, не думая уже о своем ящике с товаром.
Но железная дверь башни была заперта!
Все пути к спасению были отрезаны, и в ту же минуту до слуха Реции донеслось приказание Гуссейна-паши.
III
Битва
После бесчисленных схваток с переменным успехом войска Абдулы Керима-паши продвинулись вперед. Несмотря на мужество маленькой сербской армии, ей не удалось остановить наступление турок.
В это же время черногорцы одерживали победу за победой, и их пример еще более воодушевлял сербов и поднимал их дух…
Места, где происходили военные действия, были совершенно опустошены. Повсюду, где ни проходили турки, оставались груды развалин и трупов. Невозможно описать все жестокости, которые они совершали, особенно черкесы и башибузуки.
Черкесы и башибузуки зверски мучили раненых и пленных сербов.
Предстояло большое сражение.
Турки расположились на отлогой возвышенности за укреплениями, в миле расстояния от них развернули и сербы свою боевую линию. Они хотели разбить турок и отбросить их назад, за границу Сербии.
Им нужна была решительная победа! Разве могла геройская горстка сербов сдержать напор превосходящих сил врага! Даже если бы им удалось выйти победителями из этой битвы, уничтожить стоящие против них силы, то ведь и тогда через какое-то время турки получили бы подкрепление, так как азиатские орды были неистощимы. Между тем сербы давно уже выставили в поле все способное носить оружие население.
В турецком войске, благодаря стараниям Мансура, ходили по полкам дервиши, проповедуя беспощадную войну полумесяца против креста.
Что могли сделать там и сям появлявшиеся золотые маски? Им удавалось повсюду убирать агитаторов Мансура – никто не знал, куда они пропадали, вчера еще ходили они по лагерю, проповедуя священную войну, а сегодня их уже не было, они исчезали бесследно. Но это мало помогало! Мрачный дух Мансура овладел умами, и никакая земная власть не могла положить предел ужасам и жестокостям. Даже турецкие генералы объясняли, когда им жаловались на жестокость солдат, что таков обычай в турецком войске, и они не хотят и не могут его изменить…
Наступил день битвы.
На рассвете выступили сербские колонны.
Генерал Черняев любил длинные боевые линии, и поэтому армия сербов была растянута между тремя деревнями.
Взошло солнце и осветило поле битвы, рассеяв последний утренний туман. Турецкие батареи заговорили и встретили нападающих убийственным огнем.
Сербские военачальники предвидели этот маневр и отрядили часть кавалерии для нападения на неприятельские батареи с фланга.
Но турецкие генералы вовремя заметили это, и, прежде чем сербы успели принудить к молчанию батареи, отряд арабов, как белое облако, бросился им навстречу, и началась страшная схватка, кончившаяся наконец тем, что сербы раздались в обе стороны и открыли таким образом поспешно сооруженные батареи, которые открыли огонь по арабам и обратили их в беспорядочное бегство.
Этот легкий маневр изменил ход битвы. Сербские всадники, освободившись от своего врага, бросились на помощь своим пешим отрядам и так ударили во фланг турецкой пехоты, что та дрогнула и начала отступать. Но турецкий главнокомандующий был бдителен и успел послать вовремя в дело резервы. Это остановило наступление сербов, и завязался кровопролитный рукопашный бой, продолжавшийся с переменным успехом в течение нескольких часов.
В это время левое крыло сербов оказалось в очень опасном положении. Турки развернули здесь свои главные силы, чтобы отбросить значительно выдвинувшиеся вперед войска сербов и принудить к отступлению всю армию.
Большая часть турецкой кавалерии бросилась на сербов, и последние, несмотря на свое геройское мужество, принуждены были отойти к деревне. Здесь они засели в дома, за разрушенные стены и заборы и встретили нападавших таким убийственным огнем, что те, после нескольких неудачных попыток, отступили.
Взбешенные упорным сопротивлением, турки выдвинули орудия, и через час вся деревня была уже объята пламенем.
Тогда турки снова бросились вперед с дикими криками, надеясь на этот раз уничтожить ненавистных врагов.
Потери сербов были ужасны! Уцелевшие от ядер и осколков собрались на церковном дворе, обнесенном каменной стеной, и решились здесь защищаться до последней капли крови.
Увидя, что число врагов ничтожно, турки удвоили усилия и, устилая церковный помост грудами трупов, ворвались наконец за ограду.
Сербы принуждены были отступить.
Но в эту минуту к ним подоспело подкрепление; с новыми силами бросились они вперед, и перевес снова перешел на их сторону. Турки принуждены были оставить деревню.
Наступил вечер, и темнота разделила сражающихся. Ни та, ни другая сторона не имела решительного перевеса. Враги сохранили свои прежние позиции. Правда, левое крыло сербов было оттеснено назад, но зато на правом крыле была взята одна турецкая батарея.
После диких криков боя и грома выстрелов наступила глубокая тишина. Только кое-где раздавались одиночные выстрелы да слышались крики часовых.
На рассвете следующего дня турки перешли в наступление, так как в течение ночи они получили подкрепление. Утомленные сербы едва могли сдерживать напор врагов.
Напрасно офицеры вели в огонь свои отряды, напрасно поощряли их личным примером – силы были слишком неравны.
Несмотря на отчаянное мужество, сербы были сломлены и отступили с поля битвы. Но это не было поспешное, беспорядочное бегство. Они отступали шаг за шагом, каждую пядь земли туркам приходилось брать с бою.
Облитое кровью поле битвы осталось во власти турок, и на него ринулись дикие орды черкесов и башибузуков, которые слишком трусливы, чтобы принимать участие в битвах, обыкновенно они находились в тылу регулярных войск и занимались только грабежом.
Ночью в лагере турок появился пляшущий дервиш, посланный Мансуром. Это был уже знакомый нам ходжа Неджиб, ставленник Мансура, который наблюдал в доме софта за предсказательницей и объявил его помешанным.
– К чему щадите вы трупы гяуров! – проповедовал он. – Разве вы не знаете, кто они? Они неверные собаки! Ступайте и отрубите им головы. Пусть видят гяуры, что значит подымать оружие против пророка! Дело ислама должно победить, и все противники его должны погибнуть!
С такими словами переходил он от одного отрада к другому, от палатки к палатке, разжигая фанатизм полудиких варваров.
Зверская ярость овладела турками, и они бросились с дикими криками вслед за Неджибом на поле сражения, где лежали раненые сербы.
Луна скрылась за облаками, чтобы не быть свидетельницей зверств этих варваров.
Вдруг в самый разгар адских зверств среди обезумевшей толпы появилась Золотая Маска. Она не произнесла ни слова, только молча прошла по полю битвы, но и этого было достаточно. Черкесы и башибузуки в ужасе бросились бежать во все стороны.
На следующее утро солдаты, занимавшиеся уборкой трупов правоверных, нашли труп ходжи Неджиба.