На пути Орды Горюнов Андрей

– Ну, как букет живых роз на мумии. Обычно ведь живые цветы к свежим покойникам прикладывают…

Наступило предгрозовое затишье…

Заметив, что официантку начало раздувать, Алексей решил снизить накал страстей:

– Стоп-стоп-стоп! Вы на эту девочку не сердитесь. Она специально всегда официанток злит, чтобы те обсчитывались.

– Я тебе вот что скажу, зассыха сраная…

– Ну-у-у, понеслась сфера обслуживания… – вздохнул Алексей.

– Ну-к, встань! – приказала официантка Кате угрожающим тоном.

Катя, продолжая сидеть, начала демонстративно, глядя Тане в глаза, ковырять в носу.

– У нее отец полковник! – вставил Алеша, чтобы хоть как-то спасти положение.

– Ох, испугал! Милиционер, что ли?

– Ну да! Крышует полк спецназа. Он ведь, если дочь кто обидит, делает как?

– Так, так и вот так! – объяснила Катя, сотворив в воздухе неопределенный жест рукой, свободной от ковыряния в носу. – …Никак! – закончила она столь же непонятно, как и начала.

Глядя на нее, официантка лихорадочно соображала.

То, что девочка тринадцати-четырнадцати лет с огромным розовым бантом без стеснения ковыряет в носу при своем мальчике, одновременно с этим не боясь получить от нее, официантки, вилкой в бок, говорило о многом.

Таня немного остыла.

Дочь мента, дочь полкана. Это объясняло происходящее. Сила есть? Можно хамить. Кто главный хам, тот самый правый. За свою недолгую, но яркую жизнь Таня привыкла к простым закономерностям. …Кто бьет всех по роже, тот, значит, имеет право всех по роже бить.

– Ешьте и проваливайте, – спустила она на тормозах. – …Я вас вообще сюда пускать не должна была!

– Почему?

– Не доросли еще на все это дерьмо смотреть!

Официантка указала на заплеванные столики, кинула взгляд через буфетную стойку, на зеркало, висевшее там, и, поправив себе прическу, скрылась за занавеской кухни.

– Наковальня у них тут, это точно, – сказал Алексей. – Раз – и в глаз!

– Какая наковальня?

– Название кафе, вон, гляди: ресторан «У наковальни».

– Это прозвище такое, ребята, – вмешался в разговор вошедший в кафе старик. – Жил здесь такой, говорят. Семен Наковальня. Не слышали, что ли? Клад в местах наших зарыл. …Принеси мне пивка, Танечка…

– Клад?! – оживился Алексей.

– Я смотрю, – это то, что вам надо, молодой человек.

– Это точно, – подтвердил Алеша. – Клад… Можно вас на минуточку? – Он подозвал официантку, принесшую пиво. – Вы не знаете никого, кто скупает краденое?

– Краденое? – усмехнулась официантка. – А чего ты украл-то?

– Я ничего. Я просто спрашиваю.

– Отец, слышишь, рубит, а я отвожу… – вставила Катя, тряхнув бантом.

– Чего?

– Это Некрасов, – объяснил Алексей. – Сатирическое стихотворение о том, как мужичок с ноготок рассказывает барину Некрасову о незаконной порубке в его, некрасовском, лесу.

– С наглостью во взоре, – добавила Катя, тряхнув бантом.

– Вы – сумасшедшие! – догадалась официантка.

– Да. И еще нам надо краденое сбыть, – подтвердил Алексей.

– Понятно. – Таня задумалась, не решаясь ни покинуть этих странных сопляков, ни вступить с ними в деловой разговор. Чем-то они подкупали, притягивали…

Подумав, официантка изрекла:

– В общем, если это часы или уже пустой бумажник – это мне даром не нужно. А если золото там, безделушки, брошки-сережки, – оставь, посмотрю…

– Что посмотрите?

– Что ты спросил, то я и посмотрю, – кто краденое скупает.

– Ага.

– Что – «ага»-то?

– Да вот у меня – цепочка и кольцо. Проба пятьсот восемьдесят три.

– Триста, – вынесла вердикт Танечка, осмотрев вещи.

– Тысяча.

– О-о-о!

– Да мне физичка в школе четыреста предлагала, – соврал Алексей. – Химичка шестьсот давала! – вдохновенно соврал Алексей. – Директорша школы – ну, за семьсот – в ногах валялась! Я просто связываться со своими не хочу.

– Пятьсот!

– Согласен!

– Она обманывает, Аверьянов! – склонившись к уху Алексея, трагически зашептала на все кафе Катя.

– Да ладно! – махнул Алеша рукой. – Ты же слышала, тут клад зарыт где-то… – Убрав полученные от официантки деньги, Алеша выгреб из кармана пляжную мелочь и лохматую сотню:

– А это вам за ужин! Здесь и на чай!

– Ты что даешь-то?!

– Мелочь – хорошая. А сотенная, верно, так себе. Я тоже не могу себе в убыток расплачиваться, – ответил Алеша. – Пойдем, Катя. – Он кивнул старику: – Еще увидимся, дедушка!

– Круто! – сказала Катя, когда они отошли от кафе на значительное расстояние и стало очевидно, что преследования не будет. – Как ты про директрису врал, на голубом глазу! Ну, Аверьянов, ты крутой!

Алексей качнул головой:

– «Крутой»… Не-е-ет, так дальше продолжаться не может. «Крутой»… – повторил он. – Генерал песчаных карьеров…

– Да нет, я точно говорю, она от тебя обалдела.

– Секрет простой. Взрослые же ничего не видят, отродясь ничего не читали, ничему не учились, не умеют думать. Начинаешь с ними говорить, как настоящий отличник, они сразу ниц падают – гений! А потом, без всякого перехода, вдруг в жопу пошлешь, – у них сразу крыши отъезжают.

– Я тоже так делаю! – восторженно глядя на Алексея, сказала Катя. – Только я обычно с самого начала, безо всяких предисловий, сразу в жопу посылаю. До чего же мы с тобой похожи!

«Шестерка» зампотеха с визгом затормозила возле КПП полигона.

Медведев уже встречал их.

– Я благодарю вас за своевременное предупреждение о таинственном перемещении вашего «опеля» и прошу извинить меня за просьбу незамедлительно приехать сюда… Это было вызвано крайней необходимостью, поверьте. Ваш «опель»…

– Да вон он стоит, – указал Михалыч. – Отсюда видно. И как я его не заметил?!

– Дело не в этом. Пройдемте к нему…

– Что-то не так?

– Да нет, все так. Просто есть одна странность…

– Сюрприз за сюрпризом!

– Вы уверены, что купили новую машину?

– Конечно, уверен. Две недели назад взял. С иголки, без изъянов! А почему вы спрашиваете?

– А потому что… Сами посмотрите!

Подойдя к машине, Медведев указал Михалычу на крышку багажника.

– Что это такое? Такое впечатление, будто кто-то отрихтовал поверхность, нанося легкие удары чем-то острым – гвоздь с молотком, зубило и молоток… И ведь вы гляньте, около сотни ударов.

Михалыч смотрел, потеряв дар речи. Наконец он пришел в себя:

– Этого не было!

– Не сомневаюсь. Но теперь есть?

– Есть.

– Что это?

– Непонятно! – сказал зампотех, пожимая плечами.

– Бессмысленно – главное! – качнул подбородком Михалыч. – Вот изгадили-то! А за что?! Ну, кому, кому я опять поперек встал?

– Всем все даешь, всем все разрешаешь… – согласился с командиром зампотех.

– Самое страшное, что и мне непонятно, – согласился Медведев. – В качестве мести это мелко. А в качестве случайного казуса просто необъяснимо. Я допускаю, что кто-то угнал вашу машину, покатался на ней, потом поставил сюда, подальше от проходной. Но на виду, подбросил, так сказать…

– У меня сигнализация на ней, – как-то равнодушно сообщил Михалыч.

Медведев позволил себе снисходительную улыбку:

– Я понимаю…

– Позавчера так ночью завопила, – добавил зампотех, – а это кошка всего-то мимо прошла…

– Завышен уровень тревог.

– Но зачем?! Не вижу цели – так испоганить багажник! – снова начал возбухать Михалыч. – Иезуит какой-то! Уж я ли отпуска на август не подписывал? Я ли в Академию кого не пускал? Я ли замшелую плесень на пенсию в пинки вываживал? Я ли прапорщикам матчасть воровать запрещал? Уже и танки без пушек и ЗИП разворован полностью! Вам мало? Мало?! А в столовой? Ведь даже в столовой уже вместо сливочного масла вареное сало свиное в масленки кладут! И все-то я плох, получается?! Нагадить Михалычу – мелко – иголкой натыкать! Сердце они мне отрихтовали! Душу мою исчеканили! И за что?! Зачем?

– Вот и я говорю: зачем? Пока мы не разберемся… Старт откладывается, одним словом. Я просто не имею права рисковать людьми и техникой при проявлении совершенно необъяснимых обстоятельств. Если тут даже личная месть, то мне не очень понятно, в чем она состоит: новая крышка багажника не больше двухсот с установкой – пустяк. Вот я бы вам мстил, – я бы вам стойки перепилил.

– О-о-о-о! – застонал Михалыч, взявшись за голову.

– А то, что случилось, странно: Стивен Кинг какой-то просто! Никаких действий, пока не проясним ситуацию. Иначе решить не могу: меня наверху не поймут… По голове не погладят…

Михалыч провел пальцам по мелким вмятинам, оставленным клювами ворон, и тихо произнес:

– Не человеческих рук это дело!

Медведев набрал номер на сотке:

– Объявляю отбой. Отмена старта. Готовность «ноль» снять. Сохраняется готовность «один». Старт откладывается на неопределенное время, – какое? – я еще не в состоянии оценить, – предположительно, на сутки, на двое. Режим – стоповый. Стартовой команде – отдыхать.

Достав ключи, Михалыч открыл свой «опель» и грузно плюхнулся на сиденье водителя.

– Группе баллистики можно на сутки расслабиться, но… Куда вы, товарищ полковник? – встревожился Медведев. – Там отпечатки пальцев могут быть… Не трогайте ничего.

– Да ничего я не трогаю. У меня корвалол в бардачке…

– Что это? – Медведев отрубил сотку, заметив, что Михалыч, достав из бардачка какие-то цветастые металлизированные пакеты, начал задыхаться и синеть прямо на глазах. – Что с вами?!

– «Куриный с вермишелью»… «Гороховый с копченостями»… Все ясно…

– Это пакеты от обычных концентратных супов…

– Как бы их энергию – да в мирных целях! – проскрипел зубами Михалыч.

– Объясните, что происходит? Вы поняли, что произошло?

– Да. У Аверьянова ведь барахлила коробка передач на его «Оке»…

– Аверьянов – командир взвода, но сам не летит, так?

– Так.

– Коробка передач – вот разгадка! – Михалыч потряс перед носом Савельева пустыми пакетами из-под супов.

– Вы поняли, что произошло?

– Да.

– Зачем и кто изуродовал вам крышку багажника?

– Не знаю.

– А говорите, что все поняли! …Отдайте мне эти пакеты… Что вы их мнете, как параноик?! Вызвать врача?

– Какой здесь врач? Жестянщик нужен. А лучше б новую крышку купить. Двести баксов, вы верно сказали, – корректно вставил свое слово зампотех.

– Ти-ти-ти-та-а-а!! – в руках Медведева сотка заиграла «Пятую» Бетховена…

– Ноль-навигация?! …Отдыхать! – рявкнул в трубку Медведев и выключил телефон.

В ангаре, в группе ноль-навигации, в дальнем отсеке-закутке, заставленном пультами и приборами, тут же воспряли духом.

– Отдыхать!

– Было бы чем отдыхать…

– Есть чем. Спецназ поделился.

– Свистишь!

– Да вон, в углу стоит. Чтобы легко взлететь, мягко плюхнуться. Традиция у них такая. Сказал мне: «На трезвых летунах вообще не летаем. Два пилота, штурман, борт-инженер, – если хоть один из них трезвый – дурная примета». Где у нас пластиковые стаканы?

– Опять мануфактурой будем закусывать?

– А что, понюхаешь рукав, утрешься, – закусил!

– Обижаешь, начальник! Спецназ закуски полную коробку отломил от щедрот своих!

– А чего здесь? …Ух! Грибки, селедочка… «Сельдь исландская» – сто лет не ел. Семга! Трепанг в пикантном маринаде!

– А во, гляди, оливки фаршированные. Просто сдохнуть!

– Во, ребята живут! Как сыр в масле катаются…

– Не то что мы, наука.

– Прям вон на ящик расстилай газету. Консервный нож есть у кого?

– У меня нету.

– Ты банку можешь лазером открыть. Не тем, аргоновым. Ага. Вот этим.

– Смотри только, чтобы не больше тройки мощность. А то насквозь пробьешь – течь будет.

– А колбасу чем резать?

– Я ультразвуком режу. Только сфокусируй сначала.

– Не надо звуком! Он тебе шкурку по краям вплавит в колбасу.

– Ну и что? Сожру со шкурой.

– Сожрешь, я верю. Будет вонять портянкой.

– Да наплевать!

– Не порть продукт, послушай.

– Ох, вкуснятина!

– Я ж говорил – портянкой… Ну, пошел черт по бочкам…

– Поделился бы!

– Да ни фига! Кто открывает, тот крышку и облизывает!

– Вот порежь, порежь себе язык! Я посмеюсь.

– Не бойся, не порежу…

– Куда ты, идиот, лазером светишь?!

– А что, сыр резать не надо?

– Этот не режут – ломают пальцами!

– А я не знал.

– Деревенщина!

– На себя посмотри, козел.

– Эй, на скотном дворе, – я уже налил!

– По-тихому. Ну, за спецназ!

– А хорошо пошла! Да?

– Хотел спросить, а куда их закидывают?

– Это за десять секунд до старта узнаешь. Принесут конверт опечатанный…

– Ну, ты-то всегда знаешь заранее…

– Догадываюсь только. Долгота точки заброса чаще других в оперативной памяти крутится. Посмотри статистику появления возможной долготы…

– Около пятидесяти… Сорок девять с дробью, пятьдесят… с дробью…

– Долгота пятьдесят? Это Персидский залив. Кого-то грохнуть там, видно, задумали…

– Или наоборот – вытащить оттуда и спасти…

– Насчет «спасти» наши не очень что-то. Наши все больше грохнуть норовят…

– Своих, чужих… Кого попало. Специалисты.

– А ребят жалко. С Персидского мало возвращается…

– Рано жалеть, – видишь, все отменилось.

– Ну, между первой и второй…

– Будем!

– Так. Вздрогнули.

Лида Калнина, жена аверьяновского замкомвзвода, осторожно постучалась…

– Да-да! Открыто, – ответил Алексей, не вставая со своей тахты.

– Привет! – Только тут Лида задумалась о том, что всучить тринадцатилетнему мальчику огромные деньги, от которых два часа назад наотрез отказался его глупый, непрактичный отец, совсем не простая задача.

Главное, чтобы мальчик не упал в обморок и не заподозрил чего-либо неладного.

– Что читаешь, Алеша?

– «Остров сокровищ» Стивенсона.

– Интересно?

– Да так себе.

– А чего ж читаешь тогда?

– Учусь на чужих ошибках.

– Не поняла?

– Ну, я хочу клад найти, тетя Лида. Тоже.

– Да где ж ты его найдешь, Алешка!

– Только там, где его спрятали, наверно, – слегка язвительно ответил Аверьянов-младший. – Клад тяжело найти там, где его никто не прятал, – верно ведь?

– Тебе виднее. – Лида явно сбилась с темы и тут же растерялась.

– Теть Лид, ну это ж очевидно! …Это шутка.

– У тебя всегда такие шутки странные…

– Не «такие шутки странные», а «шутки такие странные»… Вам бы наша Варя пару влепила бы… по грамматике.

– Умные очень больно вы…

– Больно вы умные… Очень! …Лучше ведь, правда?

– Я что сказать-то пришла… Папа задержится сегодня, а может, и завтра только придет…

– Это еще утром понятно было.

– Им сегодня на ученьях премию дали, папа велел тебе передать… Не потеряй, смотри, – здесь тысяча девятьсот, если в доллары пересчитать… Большие деньги!

– Положите в сервант, тетя Лида, в салатницу с сиренью… Спасибо большое!

– Ты бы купил чего поесть-то отцу, как вернется.

– Да я уже купил.

– Ну, врешь, небось.

– В холодильник заглянуть бы сначала, а потом оскорблять начинать…

– А ты сам-то поел?

– А то!

– Где ж ты поел-то, – на плите ни кастрюли, ни сковородки…. И мойка пустая, без грязной посуды. Тринадцать лет тебе уже, а врешь все еще не складно!

Тетя Лида всегда доставала его заботой.