Неистребимый Зайцев Сергей

11. Легенда

Вы знаете, как возникают магические планеты?

Я наконец узнал. Весьма, весьма занимательная история. Все происходит гораздо проще, чем можно вообразить. Самая обычная планета может быть преобразована в магическую – для этого достаточно, чтобы своим присутствием ее почтил некий Волшебный Зверь. Действительно просто, да? Не могу обойтись без ерничанья, но по представлениям Наместника некая вселенская тварь путешествует по космическим просторам и время от времени останавливается для отдыха в каком-нибудь из приглянувшихся ей миров. И засыпает на какие-то несколько тысячелетий. Пара пустяков. Бесполезно пытаться описать облик этого вселенского создания, потому что в каждую следующую секунду оно иное – то громадное и необъятное, как мир, со шкурой из клубящейся тьмы, гасящей самые яркие звезды (поразительно, но ни разу в жизни не видав звезд, постоянно скрытых покровом Сферы, маг тем не менее был знаком с устройством Вселенной), то крошечное как песчинка. Впрочем, вид Зверя абсолютно не имеет значения. Важно, что он якобы существует, и его поиски Места не окончатся никогда, по крайней мере, пока существует Вселенная. Но, предположим…

Предположим, что вот он уже устал от долгой прогулки. Вот он осмотрелся, просканировав окружающее космическое пространство сотнями немыслимых излучений, и выбрал планету. Следует заметить, что ему подходит далеко не каждая. В том или ином виде на этой планете должна существовать разумная жизнь, наделенная воображением, причем последнее условие строго обязательно! Что за скука спать несколько тысячелетий и смотреть лишь свои собственные сны! Нет, Зверю подавай сны чужие. И Зверь, довольно урча, а может, и не урча, а совершенно беззвучно – кто их знает, этих волшебных тварей, – сворачивается в уютный клубок и засыпает на какой-нибудь равнине (или в дремучей, непроходимой чаше леса, или в высоких горах на неприступном плато, под злой вой ветра). Зверь засыпает примерно на столько же тысячелетий, сколько длилось его путешествие, и колоссальная, непостижимая, необъятная мощь этого существа самим своим присутствием создает вокруг избранного Места (в нашем случае – планеты) Сферу магической ауры. Сон его длится долго. Опасно долго. Потому что магическая аура со временем становится все плотнее и плотнее, пропуская все меньше истинного Света вниз, поглощая этот Свет для самого Зверя, забирая его у жаждущей развития природы и существ, обитающих в данном мире. Флора и фауна планеты постепенно скудеют, а иногда, если Зверь просыпается слишком поздно, – гибнут. Но это случается очень редко, так как Зверь прекрасно осведомлен о своей слабости «соснуть» несколько лишних столетий и старается предупредить столь печальный ход событий весьма простым действием – заводит «будильник». Скажем, на пару-другую тысячелетий вперед, с разбросом в плюс-минус сотню лет. И когда звенит «звонок»… Понятное дело, это всего лишь метафора, как и «будильник». С таким же успехом можно сказать – «и когда гремит гром» или – «и когда содрогается земля» (скорее всего, никаких явлений вообще не наблюдается), но, когда звенит этот злоклятый «звонок», мир, в котором спит Волшебный Зверь, создает Героя, который его и разбудит. Вот приблизительно как все это выглядело. И ради этой красивой сказки… По сведениям Гилсвери, почти за три тысячи лет (если быть точным – 2721) спячки Зверя погибло больше народу, чем в любой из войн между макорами. И чужаки из других стран и других миров были лишь скромным ручейком в этой чудовищной жертвенной реке. Слишком много было желающих стать Освободителем по совершенно разным, но вполне человеческим причинам – слава, власть, долг и прочая дребедень. Но если местный люд шел в Круг сознательно, то чужаков завлекали туда без их ведома и согласия. Считалось, что добровольно никто из них не способен пожертвовать собой ради счастья и благополучия жителей Теневого Мира, то бишь, по-местному – Хабуса. Еще бы. Хотелось бы взглянуть на такого идиота. Они верили в своего Волшебного Зверя и заставляли умирать людей, как я это понимал, в какой-то местной энергетической аномалии, названной Кругом Причастия. Кретины. Сволочи. Патриоты, мать их… Я им такого Освободителя покажу, что кое-кому тошно станет…

Впрочем, ничего я им показывать не буду. Наоборот, слиняю тихо и быстро, пусть сами разбираются со своим «зверским» Пророчеством. А от непрошеной спутницы надо будет отделаться при первом же удобном случае… Таких «гидов» мне не требуется, тем более что дорогу до хкаси-телепорта я и так отыщу. Внутренним чутьем.

Такие вот дела. Меня отправили по тому же пути, что и Валигаса. Как и десятки, если не сотни и тысячи чужаков до меня, слепой игрой случая попавших в этот злоклятый Теневой Мир Хабуса. Вот только жернова местного Пророчества смололи парня куда раньше, чем он достиг Круга Причастия. Несчастный случай. Скорее всего, подстроенный. Так как выяснилось, что у Пророчества есть и сторонники, и противники, которым видеть чужаков в Круге Причастия вовсе не улыбается. Обычная религиозная чушь, которой окружено любое пророчество, причем чушь, поделенная на два абсолютно несогласных друг с другом течения – на Активную веру, Путь сопряжения сил, и веру Пассивную, Путь невмешательства. Сторонники первой, естественно, окрестившие себя сподвижниками, считали, что с приходом Светоча, Несущего Свет, Неистребимого, Освободителя, возможен двоякий исход для существующего мира – или вернется Свет и жизнь изменится к лучшему, или наступит Последний День мира в случае малейшей ошибки Освободителя. Ошибка же возможна, если Освободителю, выбранному Волшебным Зверем, не хватит сил для осуществления своей миссии. Чтобы этого не произошло, все живущие под Сферой, не щадя собственных жизней, должны оказывать ему любую помощь, какая только будет возможна. И тогда Последний День не придет, а Хабус будет спасен для потомков как Мир Светлый.

Сторонники Пассивной Веры, или наблюдатели, тоже полагали, что ошибка возможна, если Светоч, выбранный Зверем, окажется слаб – в таком случае он будет именоваться Черным Губителем. Но вывод из этой предпосылки следовал прямо противоположный – никому и ни под каким видом настоятельно не рекомендовалось оказывать какую-либо помощь кандидату в Освободители, ежели таковой объявится, даже на грани гибели последнего. Ведь погибнет только слабый и сомневающийся, сильный же, истинный Светоч, выполнит свое предназначение при любых обстоятельствах, а значит, мир будет спасен. Так погибнет же слабый, избавив Хабус от ужаснейшей участи!

Вот такой вот бред, тошнотворный до оскомины, с проявлениями которого, в чем я был абсолютно уверен, мне придется вскоре столкнуться как с неотъемлемой реалией этого мира. Примечание: дал-рокты называли Светоча Миразром, или Губителем по-своему (а также Потрясателем Сферы, сыном Спящего Зверя, Посланцем гибели), так как при любом раскладе Пророчество хасков несло этой расе гибель. Миразр… Само звучание слова, звучание грозное и неприятное, рождало ассоциации с аббревиатурой от Разрушитель Мира. Я попробовал выяснить, в чем дело, и узнал следующее: когда-то дал-рокты были таким же светолюбивым народом, как и хааскины, корды, серые адалаи и прочие человеческие расы, населяющие этот мир. Но несколько сотен лет назад прежний Владыка Колдэна предпринял небывалый шаг – он решил заранее приспособить свою расу к полному отсутствию света, что обещало уже не такое далекое будущее, и произвел с помощью всей доступной ему магии коренное изменение физической сушности дал-роктов. Те далекие дни впоследствии стали известны как Дни Исхода. Владыке этот чудовищный эксперимент стоил жизни, а многие рядовые представители расы, не перенеся изменения, превратились в безумных и кровожадных чудовищ… Когда обреченные воины дал-роктов были посланы в земли нубесов умирать, а это случилось в Дни Исхода, они унесли немало хитиновых воинов за собой в Вечную Ночь, и тогда два народа превратились в непримиримых врагов. До этого были лишь пограничные стычки, обычные для любого макора, теперь уже – кровная, неугасимая вражда… Это – цитата из файла. Моя голова к этому времени, перегруженная лишней информацией, уже отказывалась воспринимать каждое новое понятие в отдельности, так что ограничусь общими местами.

Понятно теперь, почему маг был так уверен в моей безопасности, если я успею добраться до Нубесара. Понятно также, что дал-рокты не смирятся с моим присутствием в Хабусе, пока не уложат меня в могилу. От этой мысли мне стало прямо-таки нехорошо. Нежданно-негаданно я оказался в гуще местных проблем по самое «не хочу», и мне это совсем не понравилось. Никогда не относил себя к любителям острых ощущений. Но руки, к счастью или к прискорбию (это как посмотреть), уже были развязаны. Мой подопечный был мертв, а я, соответственно, свободен от всяческих обязательств перед нанимателем. Точнее – просителем, в данном деле я участвовал не за деньги, а из личных соображений. Так что можно было уносить ноги. Вернее, нужно было уносить ноги, и как можно скорее. То есть найти хкаси-телепорт и перенестись домой. А парня, конечно, жаль, что тут говорить… Мои способности на несколько порядков выше способностей обычного человека, но повернуть время вспять и я не в силах.

12. Сиглайзер

К тому времени, когда рассвет бросил робкий взгляд в наши края, голая равнина по обочинам вымощенной каменными брусками дороги проросла мохнатыми кустиками, а глобула Фарргета выдала последние аккорды океанского прибоя, и наступила утренняя тишина. Вернее, наступила бы, если бы мы не неслись на дракхах сломя голову.

Еще через пару километров нас окружил лес, пестревший всеми оттенками зеленого, синего и желтого – хоть какое-то разнообразие для глаз после унылой серо-зеленой равнины. Среди растительности преобладали те самые камнелюбы, из которых здесь мостят дороги, – высокие деревья с мощными серыми стволами и широкими разлапистыми кронами с темно-зелеными стреловидными листьями.

Я пребывал в странном состоянии души и тела. Все окружающее казалось каким-то нереальным – лес, дорога, небо, весь мир вокруг. И обстоятельства, вовлекшие меня в это странное приключение, виделись какими-то дутыми, надуманными… А еще меня глодало беспокойство. Отчетливое ощущение сгущающейся над головой опасности покусывало ауру крохотными острыми зубками. Ощущение это не имело отношения ни к предполагаемым преследователям, ни к тому, что ждало меня впереди, здесь было что-то иное, и пока я не мог понять – что… Может быть, само нахождение в этом мире было нежелательным для меня…

Похоже, мое настроение передалось Злыдню – повернув на бегу лобастую голову с острыми треугольными ушами, он косил на меня антрацитовым глазом, в котором горело явное желание подраться с воображаемым врагом. Чуткий зверь. И умный. А еще кровожадный. В общем – боевой, в самый раз для такого странного путешествия… в неизвестность.

Однако что-то уж сильно сосет в желудке, пора принять меры.

Я выудил из внутреннего кармана плаща дубликатор и вызвал из банка данных формулу пищевой гранулы – парочки таких хватало, чтобы унять голод на весь день. Покосился на эрсеркершу, но предлагать не стал. Вряд ли она примет что-либо из рук незнакомца, да и прошло всего несколько часов, как она выехала из города (ее голода я не ощутил), а я проболтался натощак целый день и накручивал ночь. Дубликатор вернулся на свое место, а гранулы отправились в желудок наводить там порядок. На отсутствие какого бы то ни было вкуса я привычно не обратил внимания – выбирать не приходилось, да и человек я неприхотливый.

– Что за штука у тебя на виске? Зачем она?

Неожиданный вопрос «неистребимой», донесшийся сквозь дробный стук четырех пар копыт, заставил меня невольно улыбнуться. Про себя. Не удержалась. Все-таки сумел расшевелить её любопытство если и не собственной персоной, то сиглайзером. Фактически она впервые заговорила со мной за время нашего путешествия, и я был не против завязать разговор, чтобы хоть словами заглушить некие тревожные предчувствия.

Я повернул голову и приветливо улыбнулся, встретившись с настороженным взглядом ее зеленых глаз.

– Это сиглайзер. В нашем мире мы научились записывать слова и музыку очень сложным способом на такие вот приспособления… Если есть желание, то могу дать послушать.

– Музыка? – Красивое лицо спутницы осталось непроницаемым, но любопытство ее заметно возросло. Как я уже говорил, все ее эмоции были для меня как на открытой ладони, если они вообще возникали в этой равнодушной душе. – Как может столь малый инструмент издавать звуки?

Я немного подумал и не нашел ничего лучшего, чем сказать все как есть. Столь простой ум просто не воспримет чересчур сложных разъяснений.

– Вряд ли я смогу подробно объяснить, как он работает. Я всего лишь использую эту вещь. Надеюсь, ты меня поймешь. Вот простейший пример – когда ты пьешь в трактире свой дронтум, ты, скорее всего, понятия не имеешь, как он изготовлен.

В косом взгляде, которым она меня одарила после этих слов, явно скользнуло пренебрежение.

– Общие представления мне доступны. Только рецепт изготовления какого-то определенного сорта держится в строжайшем секрете.

Чем-то я все-таки ее задел. Может быть, тоном. Мой статус цивилизованного засранца здесь ничего не значил, так что не стоило разговаривать с ней, как учитель со школьницей. Учту на будущее.

– Вот об этом я и говорю. Отсутствие знаний о секрете рецепта не мешает тебе наслаждаться напитком, не так ли? Так и в моем случае. Я знаю, как пользоваться сиглайзером, но понятия не имею, как он был изготовлен, на каких принципах работает. Что не мешает мне наслаждаться музыкой.

– Что ж, я бы рискнула. Люблю музыку. Но сперва я хотела бы узнать то же, что узнал от сиг… от этой штуки Наместник.

Ах вот оно что. Даже сейчас эрсеркершу Верховного мага прежде всего интересовали вопросы безопасности. Она беспокоилась о своем шефе, которому ночной гость подсунул какую-то неизвестную штуковину. После чего шеф стал весьма нервозным и отправил ее в ночь с чужаком, хотя мог поручить это дело и кому-нибудь другому, статусом пониже.

– Я показал ему лишь облик человека, которого ищу. Он тоже заложен в сиглайзер.

– Наместник узнал его? – невозмутимо поинтересовалась Онни, словно ожидала чего-то подобного.

– Да… он сказал, что я смогу найти его в Неурейе, если он жив.

– Я хотела бы взглянуть. Может быть, я тоже его видела?

Я-то в этом не сомневался, но дружиннице незачем было об этом знать. Четырнадцать лет назад, когда Остин Валигас попал в этот мир, ей было ровно двадцать лет, и тогда она еще не была сотницей и особо доверенным лицом Гилсвери. Но и чужак, по мнению Верховного мага, не представлял особой ценности, поэтому он и дал ему в сопровождающие соплячку, всего два года как поступившую на службу. Онни сумела довезти Остина только до Неурейи, а там, в банальном поединке с каким-то наемником Гронтом, затеянном из-за какой-то ерунды во время ее кратковременного отсутствия (опять же по мнению Наместника – я ведь пользовался его памятью), он был убит. Тут мне пришло в голову, что я могу увидеть эти события своими глазами, если сниму слепок памяти с мозга своей спутницы. Кстати, очень хорошая идея, будет что представить заказчику по возвращению.

– Погоди немного, я подготовлю сиглайзер для работы с тобой.

Честно говоря, отношение к сиглайзеру этих людей меня удивляло. Обычно представители столь неразвитых сообществ боятся всего нового и непонятного. Но здесь, скорее всего, сказывалась привычка ко всяким магическим штучкам. Не исключено, что у них уже имеются магические предметы, способные запоминать мелодии или облик определенного человека…

Я проверил по эмлоту. И в самом деле имелись. Теперь понятно, что особо удивляться им было нечему…

Я подобрал мелодию попроще: неторопливый ритм, мягкий нечастый бой ударников. В трактире Сияющего музыкант работал на небольшом барабане, которому было еще далеко до настоящих басов, а я не хотел пугать спутницу, какой бы бесстрашной она себя ни воображала. Сарона исполняет красивую романтическую песню о любви, такие нравятся женщинам. Затем, не сбавляя бешеной скорости движения, протянул сиглайзер дружиннице. Выронить я его не мог, кроме моих пальцев прибор цепко удерживало и биополе, ну а если его выронит дружинница, то на этот случай оставалось Лешу. Кругом – беспроигрышный вариант.

– Прижми к виску.

Она повертела кружок сиглайзера в пальцах, внимательно разглядывая его с обеих сторон.

– Любой стороной, – подсказал я, угадав ее замешательство. – И можешь отпустить – он не упадет.

Онни кивнула и, припечатав сиглайзер к виску, осторожно убрала руку. Тот, естественно, остался на месте. Прибор был настроен на индивидуальное пользование, лично для меня, поэтому, пока он находился на любом носителе, я тоже слышал музыку. Мне же пришлось и управлять им на расстоянии, так как спутница управления не знала, а объяснять было слишком долго и сложно. Да и межшрифта, на котором были заполнены строчки меню, она не знала. И я развернул стереому Валигаса перед мысленным взором женщины, внимательно наблюдая за ее реакцией.

Ей понадобилась какая-то доля секунды, чтобы вспомнить часть своего далекого прошлого. Внешне в ней почти ничего не изменилось, самообладание этой женщины было поистине железным, но внутри ее эмоции наконец словно прорвало. О Небо, чего там только не было! Страх, отчаяние, ненависть к убийце Валигаса, мятущиеся отголоски забытой влюбленности в своего бывшего подопечного, чувство беспомощности и застарелой вины за то, что не смогла его уберечь…

Я поспешно погасил стереому и запустил ранее отобранную глобулу, – композиция длилась около двадцати минут, и я дал «неистребимой» возможность успокоиться. Первые же аккорды песни Сароны заставили Онни Бельт забыть о делах давно минувших лет. Она была изумлена до глубины души. Просто не могла поверить, что слышит музыку из этой маленькой штучки. И какую музыку! Уж я – то знал. Оставил ее в покое и занялся собственными мыслями.

Я никак не ожидал такого результата от показа стереомы. Странная штука – судьба… Четырнадцать лет назад Онни Бельт везла человека, чужака из иного мира, на верную смерть в Кругу Причастия и умудрилась в него влюбиться… А если бы они все-таки добрались до места назначения? Остановила бы она Валигаса, нарушив волю Наместника? Или позволила бы ему сделать последний смертельный шаг – в Круг? Сейчас, сопровождая меня, она не испытывала сомнений – сказался жизненный опыт, изменивший взгляд на вещи, – но тогда, когда ей было всего двадцать и душа еще не была чужда романтики… Наверное, для нее было даже лучше, что ситуация разрешилась именно так. Не пришлось принимать решения, которое могло круто изменить ее жизнь… Возможно, именно с тех самых пор в душе дружинницы что-то перегорело вместе с девичьей влюбленностью, наградив нынешней бесстрастностью… Ладно, я не психолог, нет смысла гадать.

Дорога неслась под копыта, а я рассеянно смотрел вперед, прислушиваясь к звучащему в такт мыслям ритму глобулы Сароны и в который раз решая про себя щепетильный вопрос… Может быть, не совсем этично с моей стороны читать чужую историю жизни с эмлота со всеми глубоко хранимыми тайнами и личными переживаниями, но ведь и они здесь не собирались со мной церемониться. В чужом мире все средства хороши, а излишняя деликатность мало кому помогла сохранить жизнь… Силы Зла, кажется, я стат испытывать чувство вины за то, что разбудил в спутнице столь печальные воспоминания…

Что-то меня отвлекло от самокопания.

Нечто двигалось среди леса параллельно нам по обе стороны дороги. Сверхчувственно настроенное восприятие, мгновенно среагировав на уловленную опасность, развернулось сканирующим паутинным экраном-сетью во всей полноте, накрыв участок местности около километра в диаметре. Спустя какие-то доли секунды я уже обладал необходимой информацией. Множество отдельных живых особей, десятков пять. Какое-то хищное зверье, решившее выяснить, годимся ли мы им в качестве добычи. Судя по ощущениям, весьма голодное зверье.

Злыдень возбужденно тряхнул ушами, громко, с подвыванием, фыркнул, словно желая сбросить надоедливые поводья, снова повернул голову, уставившись на меня блестящим черным глазом, на этот раз – требовательно и азартно. Ему хотелось драки. Этот здоровенный черный парень ничего не боялся, жажда убийства его просто переполняла. Ему нужен был враг. И этот враг наконец появился в лесных окрестностях после долгих часов скучной скачки. Нет уж, парень, меня подобные сопровождающие тоже не устраивали, но я приму свои собственные меры. Надо сказать, что за свою жизнь я повидал немало разных страшилищ: чего стоит хотя бы лорк, хищник, до сих пор живущий в таком цивилизованном мире, как Нова-2, – свирепое, могучее создание, сплошь состоящее из клыков, когтей и панцирной кожи, взрослая особь которого способна разорвать бронированную машину. Цивилизация оттеснила этих зверюг в глубь дремучих лесов планеты, но так и не смогла уничтожить полностью даже спустя три столетия тотального истребления. Я мысленно воссоздал этот образ у себя в голове в цвете, придал твари рост, вдвое превышающий рост моего чарса, добавил адское чувство голода, нестерпимое желание поохотиться и способность к всеядности, а затем послал этот жуткий образ по ментальной паутине.

Сработало, да еще как.

Местное зверье, решившее сопровождать нас в качестве почетного эскорта, бросилось врассыпную. На всякий случай я отследил их продвижение до границ сканирующей сети и, как оказалось, не зря. Несмотря на внушенный ужас, звери не покинули нас совсем, просто держались теперь на почтительном расстоянии. Вероятно, эта местность служила им привычными охотничьими угодьями, и они не желали так просто сдаваться. Что ж, пока они не будут приближаться, меня это устроит.

Двадцать минут, отпущенные на глобулу Сароны, давно прошли, и когда я вернулся на волну сиглайзера, то меня ждал сюрприз. Здесь следует кое-то пояснить. Дело в том, что сиглайзер можно подстраивать под настроение и без программного меню, для этого лишь надо знать об этом. Пожелаешь – и аппарат займется подбором мелодии самостоятельно. Дружинница знать этого не могла, но вслед за отзвучавшей Сароной теперь звучала одна из глобул Шоларса – «Песнь Фанриетты, история о потерянной любви» (мощная композиция, глубоко воздействующая на подсознание). Музыка глобул заставляет переживать так, как если бы эта история случилась именно с вами, вдобавок глобулы Шоларса сопровождаются особенно яркими картинами происходящих событий и развивающихся взаимоотношений главных героев композиции. Я удивленно покосился на сотницу, но не стал ей мешать. Похоже, вошла во вкус. Как бы она ни пряталась за своим безразличием, тема любви ее все-таки волновала. Как и всякую нормальную женщину.

Так мы и неслись некоторое время среди утреннего, пропахшего тишиной леса, внося разлад в лесной покой грохотом копыт, пока я не почувствовал, что в нашем маленьком отряде не все ладно.

Эмоции эрсеркерши вдруг словно сорвались с цепи. Закружились в причудливом хороводе снежной метели, замерли фотосрезом, стеклянисто оплыли. Ею целиком завладело потрясение, навалилось на нее, как многотонный камень, и я ощутил, как сминается ее воля, словно мягкий воск, как темнеет разум, словно костер, заливаемый сильным холодным дождем.

Я резко повернулся. Взгляд Онни остекленел, по щекам текли слезы. Грудь судорожно вздымалась, словно ей не хватало воздуха. Я наклонился, хотел сорвать сиглайзер, но в последний момент передумал. Столь резкий переход никуда не годился. Я поступил иначе – сделал свой заказ. Расслабляющее, успокаивающее темпа. Глобула для глубокой медитации. Десять минут.

Через некоторое время заострившиеся от внутреннего напряжения черты лица Онни Бельт смягчились, испытанное потрясение, сгустившееся в душе черным давящим комком, начало постепенно рассасываться. А когда темпа закончилось, я запустил боевой марш Скорпионов, наемников с Сонгердана. Взбадривает весьма неплохо, по себе знаю…

Так и произошло. Взгляд женщины прояснился, слезы высохли. Она целиком пришла в себя и какое-то время рассеянно смотрела перед собой на несущуюся под копыта дорогу, уже адекватно реагируя на реальность. Я отвернулся, не желая ей мешать в эту минуту. Щит равнодушия смело с ее души, словно его и не было, он остался только на лице. Но ее спокойное лицо не могло меня обмануть. Я чувствовал ее неловкость и стыд за проявленную передо мной слабость, свойственную женщине, – и не спешил со словами утешения, понимая, что сделаю только хуже. Наконец «неистребимая» повернулась ко мне, задумчиво взглянула, молча сняла сиглайзер с виска и передала мне.

Верховые звери несли нас дальше, не интересуясь нашими проблемами. Я не лез к ней с вопросами, а она не торопилась делиться впечатлениями. Я и так знал, что ей понравилось общаться с сиглайзером, но она все еще была сильно напугана и уже не очень-то и рада, что согласилась на этот эксперимент. Я немного перестарался, предоставив сиглайзер неподготовленному и непосвященному человеку, но я не мог предугадать, что она сумеет сделать заказ под настроение. И еще я чувствовал, что мой аппарат произвел на нее сильное впечатление. В любом случае, ее пробудившаяся от спячки эмоциональность нравилась мне больше, чем то показное равнодушие, с которым она сопровождала меня от самого Сияющего. Сиглайзер привычно устроился на моем виске, но я не торопился копаться в полученном слепке с мозга Онни, пока система не закончит информационную адаптацию. Да и вторгаться в глубоко личное мне показалось сейчас несколько… неэтичным, преждевременным. Злоклятая щепетильность опять подняла голову. Ничего, главное, что память Онни у меня была и картину гибели Валигаса я еще просмотреть успею…

Почувствовал всплеск внимания со стороны эрсеркерши, я безотчетно повернул голову. Теперь она смотрела на меня совсем по-другому – пристально, оценивающе, задумчиво. Мягче. От былого равнодушия не осталось и следа. Ее неожиданный вопрос застал меня врасплох:

– Ты любил когда-нибудь? По-настоящему?

Глубоко же я ее задел, если она решилась спросить об этом меня, не просто постороннего, чужого ей человека, а чужака из совсем другого мира. Я не стал ломаться, придумывая ответ. Просто кивнул:

– Да. Я и сейчас… еще люблю. Наверное.

– Почему же ты оставил ее?

Я ответил прежде, чем сообразил, что же она сказала:

– Она оставила меня раньше… Постой, как ты догадалась?

– Обычно в наш мир попадают те, кто не имеет привязанностей в своем.

– Интересная мысль…

– Она погибла?

Я внезапно разозлился. Не люблю, когда кто-либо касается этой наболевшей темы. Но сдержался, ответил спокойно:

– Просто ушла… давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Ты знал Остина Валигаса? Ты был его другом?

– Нет, я никогда не видел его лично. Я знаю его отца.

– Он и просил тебя его отыскать?

– Да.

– Как же тебе удалось… Я хочу сказать, что в наш мир люди из-за Сферы попадают только случайно…

– Долго объяснять. Извини. Лучше скажи, как тебе музыка сиглайзера.

– Эта музыка не для нашего мира, – задумчиво проговорила Онни. – Такая музыка способна убивать и исцелять. Я была не готова к чему-то подобному… Я забыла, кто я такая и где нахожусь, а это опасно.

Глубокомысленное замечание.

– В чем-то ты права, музыка сильная. Но в моем мире такая музыка привычна…

– Лысуны! – вдруг резко крикнула сотница, встрепенувшись, словно гончая, почуявшая дичь. – Надо прибавить ходу, эти твари могут доставить нам множество неприятностей!

Шпоры эрсеркерши с силой впились в чешуйчатые бока дракха, и тот рывком вырвался на полкорпуса вперед. Злыдень с горловым ворчанием тут же сократил разрыв, причем без моего вмешательства. В звере взыграло чувство соперничества. Я снова обострил ментальный слух. Те же самые звери, которых я пуганул раньше, решились-таки подойти ближе, хотя и не так близко, как в первый раз. Ты полна неожиданностей, женщина-воин. С дороги невозможно разглядеть зверей в глубине леса, до их стаи не меньше двухсот метров, выходит, у тебя есть определенное ментальное чутье, сходное с моим. Чутье эрсеркера?

Я вновь сотворил усиленный образ лорка и напустил его на преследователей, красочно и подробно представив, как ловлю одного из них и одним движением жутких когтистых лап разрываю надвое. Из леса донесся вой ужаса. Стая бросилась прочь, удаляясь с поистине феноменальной скоростью для бега по пересеченной местности с препятствиями, а я еще и наподдал им вслед, расширив скан-сеть до трехкилометрового диаметра.

– Как ты это сделал?! – вскрикнула женщина, хватаясь одной рукой за эфес меча и рывком выдвигая лезвие на ширину ладони. – Как ты вызвал эту жуткую тварь?

О Небо, она почувствовала! Мое уважения к ее способностям многократно возросло… Скорее всего, первый раз моего «страшилу» ей помешала ощутить музыка сиглайзера, теперь же ее восприятие было открыто.

– Я лишь представил… – Я пожал плечами, внутренне посмеиваясь. – Такие звери водятся в моем мире.

Онни Бельт с лязгом задвинула меч обратно и мрачно бросила:

– Я рада, что не живу в твоем мире.

Причем сказано это было таким тоном, что мне впору было оскорбиться за свой мир, но тут я уловил еще кое-что, и мне стало не до обид. У нас появились новые преследователи, только что возникшие на границе действия скан-сети. Я еще немного расширил ее пределы и проанализировал ощущения, сравнивая их с эталоном, полученным ранее при встрече с ловчим магом Драхубом.

Точно.

За нами, примерно в трех километрах, бешено несся довольно большой отряд дал-роктов. Причем они постепенно нагоняли, ведь у каждого из них был такой же чарс, как и подо мной, – боевые собратья Злыдня. А впереди них, словно вздернутое в атакующую позицию копье, неслась жгучая иссушающая злоба. Адресованная лично мне.

13. Застава

Утро выдалось очень холодным.

Ежась под вилсиговым кожухом, Йевелд приподнялся на лежаке, сонно оглядывая полутемное помещение караулки. Из чаши эхолова доносилась множественная ритмичная дробь, пока тихая, но постепенно нарастающая, которая и потревожила его чуткий сон. Кого это несло в такую рань, Тьма их забодай? Не дают отдохнуть нормальному человеку. Впрочем, сам виноват. Заигрался с напарником в чашечки до середины ночи, вот теперь и глаза продрать не может.

Йевелд накинул кожух на плечи и зашнуровал на груди, затем пристегнул оружейный пояс с мечом. Места здесь были неспокойные, совсем под боком – граница владений дал-роктов, и хотя те много лет уже не беспокоили земли Хааскана, но береженого Свет Истинный бережет. Да и лысуны, любители человечинки, постоянно в округе шастают, эти мерзкие твари только острую сталь и уважают.

На соседнем лежаке заворочался напарник, высунул из-под кожуха патлатую голову и хрипло пробормотал в рыжую спутанную бороду, скрывавшую лицо едва не до бровей:

– Обоз, что ли?

– Тебе бы только о жратве думать, Крашен. Уши раскрой. Несутся во весь опор, словно Вестники у них на хвосте висят. Как бы не гонец самого светлейшего, этот ждать долго не будет, сразу по шее съездит за нерасторопность.

Крашен выпростал из-под кожуха руку и озадаченно почесал в затылке.

– Амулет у нас последний.

– Знаю. Что это они последнее время заладили только в одну сторону ездить – к нубесам, поперетаскали все амулеты. Придется сгонять на ту сторону Карбеса, забрать лишние.

– Дракха сначала накорми.

– Хорошо лежа на боку командовать, – беззлобно проворчал Йевелд, натягивая сапоги. Крашена он уважал, тот служил без малого пятнадцать лет и успел поучаствовать в десятке крупных боевых стычек, не считая мелких. – Встал бы да накормил.

– Твоя очередь.

– Знаю, – вздохнул Йевелд.

Напарник повернулся на другой бок и мгновенно уснул – с лежака донесся негромкий храп. За это Йевелд тоже его уважал – некоторые вояки, с которыми уже доводилось нести дозор, храпели так, что уснуть не было никакой возможности и приходилось всю ночь ворочаться с боку на бок да толкать храпевшего, чтобы хоть на минуту избавить свои уши от проклятого звука.

Сняв с вбитого в стену колышка кожаный шнур отводящего взор амулета и набросив его на шею, Йевелд нахлобучил на голову видавший виды шлемник и вышел из караулки наружу. Холодный пронизывающий ветер сразу накинулся на него, как оголодавший лысун. Вокруг выложенной каменитом тропинки, ведущей к сараю и навесу для дракхов, блестели мелкие лужи, почва сильно набухла от влаги. Знатный был ночью ливень. Хорошо, что караулка стоит на небольшом возвышении – почти все вниз стекает, в овраг, проходящий неподалеку…

Кстати об овраге.

Йевелд зорко глянул по сторонам, прежде чем пойти к навесу седлать дракха. Высокая, в рост человека ограда вокруг территории караулки, конечно, лысунов не пропустит – очень уж эти звери колючий мят не любят, из которого эта ограда сплетена, – но караульщик не привык полагаться на счастливый случай. Только на себя самого. А вчера двоих лысунов он видел на краю оврага, как раз перед ливнем. Зубы точили о стволы камнелюба да на караулку поглядывали. А зубы у них… Проклятые звери. Не столь уж и опасные, когда бродят только парами, но все равно неприятно, когда всякая нечисть желает тобой закусить.

Проклятая служба.

Все караульщики Ножевого ущелья, что разрезало хребет Карбесовых гор почти по прямой, за исключением двух небольших изгибов в конце и начале, числились в крепостной страже Сияющего, и примерно три раза в год, когда подходила очередь, каждый из них попадал на целую декаду на этот пост – гвэлтов сторожить, что в этих горах обитали. Вроде и не особенно утомительно, да со скуки сдохнуть можно. Куда интереснее в Сияющем по кабакам и бабам таскаться, сменившись с крепостного караула… А тут – тут только с лысунами воевать. Да с гвэлтами. Вот уж мерзкий народец, и чего его светлейший Наместник Хааскана вовсе не искоренил, не пришлось бы и караулки держать по обе стороны отрезка длиной всего в пять бросков (ровно столько тянулось Ножевое ущелье), отрезка, на котором безобразничали гвэлты, из-за чего приходилось снабжать путников специальными магическими амулетами. Амулеты были сотворены лично светлейшим, чтобы оберечь проезжих от нападения каменных тварей, и время от времени подзаряжались каким-нибудь дежурным магом из Сияющего.

Да, проклятая служба, сам себе кивнул Йевелд и прошел под навес. Похлопав Обормота по крупу, он снял со стены седло и принялся прилаживать его на широкую спину дракха. Обормот мелко затанцевал на месте, чувствуя, что предстоит прогулка, до которой застоявшийся дракх был весьма охоч.

– Не балуй, – строго осадил Йевелд.

Покормить Обормота времени уже не было, но до второй караулки всего час пути, так что потерпит, ничего с ним не случится. А лебс везде одинаков, что здесь, что там… Только дракхи и трескают это вонючее зерно за милую душу… Холодный ветер снова попробовал забраться ему под кожух, и Йевелд зябко передернулся. В такую погоду только дракху все нипочем. Вот уж выносливые животины, только позавидовать можно, – в любое время года, что зимой, что летом только навес над головой и приходится сооружать, и то не столько для дракхов, сколько для самих людей, чтобы хоть как-то укрыться от непогоды. Впрочем, ограничиваться лишь навесом приходилось не только поэтому. Дракхи не переносили стен, замкнутых помещений. Сразу начинали беситься, если их пробовали завести хотя бы в сарай. Вот и приходится дрожать рядом с дракхом на ветру… Затянув подпругу под вместительным брюхом Обормота, Йевелд замер, прислушиваясь. Да, топот был слышен уже и без эхолова. И впрямь кто-то несся во весь опор. Жаль, ежели и в самом деле окажется, что это гонец. От него и самой мелкой маны за прокат амулета не дождешься, как же – служба макору. А вот по шее – запросто.

Закончив седлать, Йевелд вывел дракха из-под навеса к воротам. Ждать пришлось недолго. Через минуту из-за поворота на всем скаку вынесло двух всадников. Глаза караульщика изумленно расширились. На здоровенном, черном, прямо дал-роктовском дракхе скакал какой-то чужак, а на втором, самом обычном на вид, сером… Зверь заворожи! Происходило что-то из ряда вон выходящее. На втором дракхе неслась сама Онни Бельт, эрсеркер, первейшая из телохранителей самого светлейшего. И потрясающая женщина! Сердце Йевелда неровно забилось при мысли о том, какая это удача – познакомиться с сотницей поближе. В городе у него такого шанса не представилось бы никогда, а здесь, на пустынной дороге, когда из мужчин, кроме него и чужака, никого нет… Ну и что, что он, Йевелд, молод… А может, как раз потому, что молод, он…

Спохватившись, Йевелд торопливо откинул щеколду ворот и вывел Обормота за ограду. Ман ему сегодня точно не видать, так что придется жить на подекадное жалованье. Ну да не впервой. Тем более что за такую оказию с сотницей он и сам готов выложить подекадное кому угодно, лишь бы она обратила на него внимание. Какая женщина, да прибудет с ней Свет и с ним, Йевелдом тоже, какая потрясающая женщина… Бедра, талия, грудь – мечта любого нормального мужика… Да еще и боевая!

Вскочив в седло, караульщик пришпорил дракха, и, когда путники нагнали его, Обормот несся уже во весь опор, охотно разминая застоявшиеся ноги.

14. Тревожное ожидание

Предупреждающий крик дозорного донесся со стороны западных ворот, и сразу густая цепь закованных в сталь воинов дрогнула и зашевелилась на крепостной стене. Вестники Тьмы появились куда позже, чем их ожидали, и приготовления к их встрече были давно закончены. Как и засферник, они явились с запада, по его следам, с лучами мутного утреннего света.

Широко раскрытыми глазами с большой высоты Севрен глядел, как темное клубящееся облако огромного войска с глухим рокотом, не спеша выползает из степи и широкой подковой охватывает стены Сияющего города на расстоянии полета стрелы. Такое вратник Севрен видел впервые в жизни по причине незначительности своего возраста. И впервые же в жизни он стоял на боевом посту наравне с остальными, как того требовала ситуация. И правда, что вратнику делать в своей караулке, когда город окружают враги, – не ворота же он им отворять станет. Вот и поставили его вместе с остальными. Впрочем, место на третьем ярусе крепостной стены, где он стоял, как раз оказалось над его родными западными воротами, так что он мог считать, что просто продолжает нести службу – с «повышением» в должности…

Севрен нервно стиснул приклад арбалета, отпустил и безотчетно поправил рукоять меча, непривычно отягощавшего пояс. По распоряжению Нарсона Большерукого, тысячника крепостной стражи, даже самым завалящим воякам, штрафникам и выпивохам, было выдано полное вооружение: кто чем хоть чуток умел владеть, то и получил сполна… Так что сейчас наверху густо перемешались воины из крепостной стражи и стальной дружины, по общенародному – «камнюки» и «железяки», а среди них нашлось место и вратникам всех трех городских ворот. Оглядевшись, со стен можно было увидеть еще несколько сотен «железяк», целиком заполнивших центральную площадь города. Крохотная с такой высоты фигурка подвоеводы Нарсона Большерукого, проводившего осмотр, быстро двигалась вдоль стройных рядов воинов, безликих и неподвижных в ожидании приказов. Это был резерв, в любой момент готовый рвануться вперед и заткнуть собой образовавшуюся брешь, если до такого дойдет. Дисциплина у Нарсона Большерукого всегда была железной, суров был подвоевода, дважды повторять не любил, и его чугунные кулаки частенько охаживали нерадивых.

Севрен очень надеялся, что до столкновения с дал-роктами дело не дойдет. Прямо-таки молился, чтобы этого не случилось. Ну какой из него вояка… Из воинского оружия и амуниции вратнику достался старый боевой меч с выщербленным лезвием (обычный двуручный «жальник» – прямой, с двусторонней заточкой) да такая же старая кольчуга, сильно посеченная, пробитая насквозь в двух местах, – видно, не слишком повезло ее прошлому владельцу. И все равно это было куда лучше, чем ничего. Хоть и старая, кольчуга еще способна была выдержать удар стрелы на излете, а меч вполне мог раскроить голову какому-нибудь дал-рокту, если тот, конечно, окажется еще большим неудачником и неумехой, чем сам вратник… В такую «оказию», конечно, слабо верилось… В народе про Вестников говорилось, что они и рождаются-то с мечом в руках. Если и был у него какой шанс, так только в схватке с пардом, из коих войско неприятеля, по рассказам бывалых вояк, состояло обычно на треть. Будучи потомками рабов-хасков, воспитанные в Родовых пещерах дал-роктов на равных с воинами Рода и всецело преданные своим хозяевам, они все же уступали последним в мастерстве владения воинским искусством. Впрочем, Севрен и меч в руках едва умел держать, так что за несколько ночных часов, что провел на стене, весь извелся от волнения, места себе не находил. Да и как тут не волноваться, когда нежданно-негаданно запахло самой настоящей войной, войной с исконными, страшными врагами. Но ошалевшее от нервного напряжения сердце в конце концов устало бухать в груди, что кузнечный молот, и теперь лишь глухо ворочалось где-то под желудком… Наверное, проголодался. И все-таки, все-таки… Первый раз оказавшись на стенах среди настоящих служак, знающих вкус кровавых сражений, Севрен с удивлением понимал, что испытывает не только жуткий страх, как вполне обоснованно ожидал, зная свою робкую и совсем не боевую натуру, но и гордость. Ощущение собственной значимости – что вот не обошлись в трудную минуту без него, какого-то вратника, – сладко тешило вдруг проснувшееся самолюбие. Да и сейчас совсем не то, что ночью, когда сидишь в караулке один-одинешенек, сейчас рядом – плечо сотоварища, на которого можно положиться…

Севрен покосился влево и скривился, точно от оскомины. Вот же проклятие! Он только сейчас и заметил, какого соседа послала ему судьба. Не в силах сдержаться, но и не желая привлекать внимание этого «сотоварища», он чуть слышно зашипел с досады. Прислонившись лбом к холодному каменному зубцу, чтобы облегчить муторное состояние после ночной попойки, рядом стоял… да нет, едва держался на ногах Гораз. Алкаш и последний мерзавец. Да уж, на плечо этой сволоты положишься в трудную минуту… как положишься, так и сложишься. Севрен на свою глупую голову одолжил ему как-то половину подекадного жалованья на пару дней, так этот гад, Стерегущего на него нет, одолженку зажал и вот уже третью декаду не возвращает… Да еще заявляет прямо в глаза (чтоб его причастило, чтоб дети его Светлого Ока никогда не увидели, если вообще когда-нибудь появятся), что не видал он никаких денег от караульщика Севрена, Мрак его забодай…

Севрен зло сплюнул и глянул вправо.

Вот тут-то он едва не грохнулся в обморок от неожиданности. Справа стояли ахивы. Словно из воздуха нарисовались. Мастера Желтого и Красного Плащей, Олсен Желтоглазый и Кетрам Пламебородый, самые важные и могущественные персоны после Наместника. Стояли и молча смотрели на растекающиеся внизу подобно черной грязевой волне боевые порядки дал-роктов. В неверном свете раннего утра борода Кетрама пламенела ярче Бошара, главного светила Сияющего, еще не переключившегося в дневной режим.

Севрен быстро отвернулся, инстинктивно втянув голову в плечи, и тоже уставился вниз, не желая обращать на себя внимание столь могущественных персон, мешать им в их несомненно важных помыслах, чтоб их… Неосторожная мысль оборвалась на полуслове. Конечно, на то они и маги, чтобы вот так, незаметно, появляться там, где требуется, но… Хм… Вот ляпнул бы что крамольное – и прощай, головушка. Желтоглазый одним движением пальца снимет, он на это горазд.

Но внезапный испуг быстро прошел. Умом Севрен понимал, что магам сейчас не до какого-то вратника. И когда маги наконец заговорили между собой, он навострил любопытные уши, для которых этот разговор явно не предназначался.

– Ну что ж, город готов настолько, насколько это вообще возможно, – с заметным удовлетворением проговорил Кетрам Пламебородый. – На стенах пять сотен опытных, тертых ветеранов, прошедших не одну заварушку и не раз смотревших смерти в глаза…

Севрен прямо-таки расправил плечи, услышав о себе такой отзыв. Ну, не совсем, конечно, о себе, вернее, даже вовсе не о себе, но раз он сейчас стоит среди ветеранов, то и сам кой-чего стоит, разве нет?

– …В городе – еще двенадцать сотен. А надо будет, так еще из наших городов через порталы можно будет подтянуть. Так что если Вестники хотят крови, они ее получат.

– Вечно ты торопишься воевать, – мрачно проворчал Олсен Желтоглазый. – Смотри, накличешь. Слов Вестников мы еще не слышали, и чем мы будем говорить – словом или сталью и магией, – еще не известно.

– Зато ты все стараешься оттянуть неизбежное, – жестко усмехнулся Кетрам. – По мне, так этот паскудный народец давно уже было пора пустить под корень, чтоб не только под ногами не путался, а даже мыслью своей зловредной Пророчества не касался.

– Пророчество, пророчество… сколько раз я слышал это слово за свою жизнь, оскомину уж набило. Я тебе вот что скажу – эти в кои-то веки совпавшие Три Признака кажутся мне какими-то… неубедительными. Как бы столь подозрительно удачное стечение обстоятельств в лице этого странного чужака не оказалось предательским заговором хабидонов. Если они стакнулись с Вестниками, а те использовали удобный предлог…

– Стоп, стоп, остановись-ка… По раскрытию заговоров ты у нас мастак, это твоя работа, но должен заметить, что дал-рокты в предлоге никогда не нуждались. Всегда брали, что хотели, коли хватало сил взять. Впрочем, ты ведь всегда был закоренелым скептиком. А по мне самоличный отъезд Наместника – самое убедительное доказательство. Чутье у него всегда было безошибочное…

Севрен вытаращил глаза, застыв как статуя. Отъезд Наместника? Он не ослышался? Сердце ухнуло еще ниже, хотя казалось, что дальше некуда. Да как же они без Наместника отобьются против такого-то громадного войска?

– Безошибочное… – тяжко вздохнул Олсен Желтоглазый, как человек, плечи которого давит непосильное бремя. – По мне, так все мы когда-нибудь ошибаемся. И пусть я скептик, но если следовать всем Признакам, то Спящий должен был проснуться. Не желаешь сходить в Усыпальницу и убедиться?

– Хватит ерничать. То признак второстепенный. И лично я в него не верю и в счет не беру… Погоди. Видишь терха впереди дал-роктовского войска?

– Как не видеть. Как слово будем передавать? Самолично или магически?

– Да ты присмотрись внимательнее, – раздраженно посоветовал Кетрам.

– Проклятие! – удивленно вскинул брови Желтоглазый. – Прав оказался Гилсвери. Драхуб собственной персоной. Почивший и воскресший. Вот тебе и Три Признака. Вот тебе и Пророчество…

– Зверь тебя заворожи, – вдруг вспылил Кетрам, – ты же сам маг! Должен понимать, что Посвященного Вестников так просто не прикончить! И дела это не меняет, чужак ведь справился уже с ним, не так ли?

– Справился, да не конечной смертью… А если он лгал?

– И Наместник не смог бы этого понять? Думай, что ты говоришь!

– Сам думай, – нехотя отбивался Олсен. – Гилсвери что сказал? Что не рискнул провести принудительный допрос, так как Сила из чужака перла неведомая и могучая.

– Вот именно, что неведомая и могучая, – как раз Драхуба свалить! А чарс? Разве не доказательство? Даже ты не сможешь овладеть чарсом, Желтоглазый!

– Это меня и тревожит. Чую я, что этот чужак в сговоре с дал-роктами… И наш Гладколицый как пить дать попадет в западню…

– Тьфу на тебя, Олсен! – В сердцах Кетрам назвал собрата по имени, чего делал редко. – Всюду тебе заговоры мерещатся! Ей Свет, не зря тебя народ Тюремщиком окрестил. Ладно, двигай на переговоры. За Наместника остался ты, тебе его и изображать…

– С Драхубом не получится, – возразил Олсен. – Он сумеет разглядеть сквозь личину.

– В таком случае поговори с ним по-свойски, – зло проговорил Кетрам.

Севрен услышал тяжелые, отдающие звоном стали шаги и, не в силах сдержать любопытство, бросил украдкой взгляд влево. Со стороны северных врат вдоль зубцов крепостной стены по верхнему ярусу приближался воевода Хабаш Быстрый.

Маги выжидательно умолкли.

Воевода представлял собой внушительное зрелище. Высокий и худощавый в миру, после облачения в полное боевое снаряжение Хабаш Быстрый казался массивным и грозным: туловище от шеи до паха было защищено пластинчатым подвижным панцирем, руки и ноги укрывала прочная одежда из толстой кожи лесного зверя-увальня, проклепанная сегментированными стальными полосами, не мешавшими движению. Шею защищали поля удлиненного узорчатого шлемника, обрамлявшего суровое лицо опытного воина, голову венчал стальной шлем. С оружейного пояса справа свисал длинный двуручный меч, слева мощная шипастая булава, удар которой разбивал череп дракха, спереди – трехгранный стилет длиной в две ладони, легко проникающий в щели вражеских доспехов. От фигуры Хабаша так и веяло мрачной несокрушимой силой, чувствовалось, что он полностью готов к бою. Воеводу Севрен боялся и уважал, пожалуй, еще больше ахивов – как непосредственное начальство.

Остановившись в двух шагах от магов, воевода почтительно приложил защищенную стальной перчаткой кисть к груди.

– Какие будут распоряжения, светоносные?

Ответить ахивы не успели – шум со стороны порядков дал-роктов неожиданно усилился, привлекая внимание всех собравшихся на ярусе. Еще не до конца выстроившееся войско дал-роктов снова целиком пришло в движение, явно перестраиваясь для отступления. От топота сотен огромных чарсов дрожала земля, вибрация даже проникала наверх крепостной стены. Влажная после ливня почва разъезжалась под ударами мощных копыт, оставлявших после себя грязное месиво вместо дерна. Ахивы удивленно смотрели, как бронированные всадники Вестников поворачиваются к ним спиной и трогаются прочь, вливаясь узким четырехрядным потоком на вымощенное каменитом полотно Большой Торной дороги, способной без особого ущерба для себя держать вес верховых воинов. Маги переглянулись, одинаково чувствуя нежданное облегчение.

– Никак уходят? – пробормотал себе под нос Олсен Желтоглазый.

– Точно, – ядовито оскалился Кетрам. – Уходят. Поняли засранцы, что мы им не по зубам. Осада отменяется.

– У Драхуба отменный нюх, светоносные, – с совершенно невозмутимым видом негромко заметил Хабаш, словно ему было все равно, биться с дал-роктами или нет. – Скорее всего, он понял, что чужака у нас нет, и не собирается терять время на выяснение подробностей. Думаю, он взял его след. Что ж, боевой сбор можно считать учебным, потренироваться никогда не мешает.

– Ну да. – Пламебородый недовольно глянул на воеводу, задетый его замечанием. – Думаешь, я этого не понимаю? А все-таки жаль. Было бы неплохо его здесь немного задержать, чтобы не сел на хвост Наместнику, а то и кровь ему пустить, как тот чужак…

– Перестань, Кетрам, – в глубоко посаженных глазах кряжистого Олсена вспыхнуло гневное пламя. – Все бы тебе мечом помахать, а что при этом простые воины полягут, для тебя будто значения не имеет. Наместник в безопасности, он уже несколько часов как в пути. Дал-роктам его не догнать. Чужака с сотницей – тем более…

С небывалой радостью в сердце вратник Севрен провожал взглядом грозное воинство дал-роктов. Дыхание войны миновало Сияющий, не отобрав ни единой жизни. Не понадобились ни меч, ни арбалет, ни видавшая виды кольчуга. «Напьюсь, – с непривычной для себя лихостью решил Севрен, обычно придерживающийся более или менее трезвого образа жизни. – Точно напьюсь. На радостях. Такое стоит отметить…»

Неожиданно Севрен почувствовал на себе взгляд одного из магов и боязливо съежился, гадая, чем это он привлек внимание столь могущественной особы. Вины за собой он не знал, но радость от несостоявшегося сражения несколько померкла. Он не осмелился оглянуться и проверить, кто именно на него смотрит, поэтому не увидел, как Олсен Желтоглазый сотворил левой рукой в сторону вратника едва заметный жест. Голова Севрена вдруг загудела, словно его огрели мешком с песком, а разговор магов вылетел из головы напрочь, даже само их присутствие на крепостной стене забылось.

Да что же это с ним, изумленно думал Севрен, чувствуя, как предательски подгибаются внезапно ослабевшие ноги, а тело упорно льнет к каменному зубцу, как у пьяного к встречному столбу. Вроде еще не пил, а ощущение как с похмелья… Недоуменно глянув по сторонам, он обнаружил в двух шагах воеводу и испуганно отпрянул от стены. Мнимое похмелье сразу пропало, вышколенное службой тело само по себе вытянулось в струнку.

Но воеводе было не до него.

Хабаш Быстрый задумчиво смотрел вслед удаляющейся колонне дал-роктов.

15. Каменный мешок

Когда Онни Бельт в очередной раз оторвала взгляд от дороги, летящей под копыта ее Шалуна, то наконец увидела иззубренные стены Ножевого ущелья, почти отвесно вздыбившиеся сразу за пиками могучих разлапистых камнелюбов – настоящих лесных великанов. Здесь, возле Карбесовых гор, лес почему-то рос особенно густо и мощно, а дурная слава этого места, связанная с обитавшими тут гвэлтами, была известна далеко за пределами Хааскана да и соседних макоров также. Выглядели гвэлты как мифические каменные горгульи, коими иные свободные маги любят украшать свои жилища – прямоходящие узколобые твари с вытянутыми беззубыми мордами и бесполезными зачатками крыльев за спиной, серые, как каменные кручи, их порождающие. А может, когда-то гвэлты и были горгульями, пока какой-то особо одаренный Силой болван, владеющий силами земли, не оживил бездушный камень. Но если это событие и имело место, то произошло это в очень давние времена, так как сведений о нем не сохранилось, гвэлтов же с тех пор расплодилось тьма. Любимым времяпрепровождением каменного народца являлось сбрасывание огромных, гладко обтесанных камней на проезжающих путников, если те, конечно, позволяли. А не позволить этим пустоголовым недоумкам можно было только двумя способами, по крайней мере, Онни Бельт знала только эти два – или проскочить самые опасные участки со специальным амулетом на шее как можно быстрее, пока дозорные гвэлтов не успели очухаться от действия отводящей глаза магии, или свернуть шею этим дозорным. Причем для второго способа нужен был хотя бы самый завалящий Мастер под рукой, на худой конец – ученик второй ступени, Подмастерье, потому что простому воину гвэлты не позволят взобраться на утесы, где сидят их дозорные. Размажут по склону лавиной камней, и вся недолга. А после будут плясать на трупе врага ритуальные танцы. Что самое интересное, свои жертвы гвэлты не поедали, и вообще было неизвестно, чем они питаются. Может, камнями?

Онни терпеть не могла этой дороги. Терпеть не могла находиться под защитой какой-либо магии, даже если эта магия исходила от Наместника. Не очень-то приятно бывалому воину ощущать свое бессилие перед врагами, которых невозможно приласкать верным мечом… Как эрсеркер, она могла в некоторой степени противостоять чужой магии, но сама к действенным заклинаниям была неспособна, только к простейшим. Не дал Истинный Свет таланта, давно похоронена мечта юности стать полноценной магичкой…

Несмотря на целую ночь бешеной скачки, Шалун пока не выказывал признаков усталости. Зверь у нее был отличный, сама отбирала из стаи сопливчиков, растила, воспитывала. Вот и вышел выносливым, быстрым и сообразительным. Шалун не боялся ни пронзительных криков, специально предназначенных для распугивания недостаточно тренированных дракхов противника, на которые были большими мастерами старые вояки, ни блеска стали, не обращал также внимания на запах крови. Последнего добиваться особенно непросто, ведь по природе своей дракхи как были хищниками, так и остались, сколько их ни разводи в «мирных» условиях на лебсе, да на воде, и норовили самочинно влезть в любую драку, где едва запахнет кровью…

В общем, хорошим зверем был ее Шалун.

А теперь, когда в компанию к нему затесался громадный чарс дал-роктов, и вовсе стал резвее резвого. Ничего удивительного – ишь как чарс косится на ее Шалуна, клыки белые скалит, дай волю, разорвет в клочья и сожрет, если не подавится. Что вполне может статься – ведь Черный в полтора раза крупнее обычных серых дракхов… Небывалое дело, если подумать – чарс, кровный зверь дал-роктов, и оседлан чужаком из земель неизведанных. Не могла припомнить Онни такого случая, а стычек с Вестниками за годы ее жизни случалось немало, и если верх брали хааскины, то звери серолицых бились до смерти даже после гибели своих хозяев. И столь страшны они были в битве, что… В общем, детей у хасков ими пугали. Вот не будешь слушаться, придет Черный, огнем плюющийся, схватит огромными клыками и унесет тебя к дал-роктам в Темные гробницы, и превратят они тебя в созданье ночи, раба-парда Владыки Колдэна. Страшно? Ну, взрослым, понятное дело, уже не так страшно, выросли из детских штанишек, а шалопаям малолетним все же страшновато, и из штанишек они от этих слов прямо-таки выскакивают…

Эх, Причастия на нее нет, спохватилась с досадой сотница, о чем думает?! О детских страшилках, когда город ее почти что родной, где значительную часть жизни прожила, от дал-роктов, возможно, изо всех сил отбивается, и ночь для него эта – последняя… Ее лицо чуть заметно напряглось. Нет. Прочь тревожные мысли. Не дадут маги такому поганому делу случиться. Гилсвери с энвентами своими, Кетрамом Пламебородым да Олсеном Желтоглазым, не позволит себя одолеть, сила у них немалая. Только на это и надежда.

А может, и не будет ничего. Может, и вовсе не будет никаких дал-роктов. А если и появятся, то попугают горожан да в сторону отвернут, город в покое оставят. Ведь чужак, который им потребен, – вот он, с ней скачет… тот самый, который голыми руками ловчего мага утихомирил… Все-таки верилось в это с трудом. Драхубом у хааскинов тоже пугали детей, лет этак сотни с две. Что же это получается? Грозная живая легенда была походя прикончена засферником? Да уж… Может, вот такому и будет по силам исполнить Пророчество Зверя… Думать об этом и то боязно, но надежда в сердце живет, как живет она в сердце каждого хааскина, корда, серого адалая и прочих Светом живущих хасков, – что им еще осталось, кроме надежды… И если этот чужак тот, чье истинное имя Онни и произносить-то про себя пока не будет, то она постарается сделать все, чтобы доставить его к Кругу, все, что в ее силах, и только смерть может остановить ее… Если же и этот засферник в Круге прахом ляжет, как и сотни до него, то не будет в том ее вины. Главное – довезти. Не повторить ошибки, как с Остином…

Нет, все-таки нелегкая чужака принесла, чует ее сердце… Чертов засферник со своим чертовым сиг… сгла… сглайзером, язык сломаешь, пока выговоришь, Стерегущего на него нет… Думала, что уже все и забыла, что все быльем поросло и пеплом в памяти развеялось… ведь… сколько? Да уж четырнадцать лет минуло… А сердечко, оказывается, помнит, ишь как зашлось, неладное… Словно распахнулась замурованная дверка, выпустив наружу нежданные, непрошеные, ненужные чувства, ох какие ненужные… Остин, Остин, боль сердечная, боль давняя, застарелая, память юности далекой… Никого так больше в жизни не любила, против Наместника готова была пойти… Какая яркая картинка… Как живой, словно вчера только расстались… Ясные синие глаза, светлый непокорный чуб… И озорная улыбка… Никто так не умел улыбаться, как Остин, – нежно и лукаво одновременно. Ох, как же больно… Вот проклятый… И музыка его такая же – яркая, страшная, небывалая сказка наяву… Сказал бы кто, не поверила бы, пока сама не увидела, что такая музыка, с картинками, может существовать… Самый искусный маг вряд ли такое сотворит, столь совершенную иллюзию… И эта история про влюбленных… недаром так рану разбередила… И Наместник тоже хорош, ни словом не обмолвился, о ком его чужак расспрашивал, а ведь должен был, ведь это ее касается, да еще как… Чертов Наместник, Причастия на него нет… Только в постели ласковый, а как дела касается, так норовит мужику перепоручить, не доверяет женщинам, не верит, что они могут быть способнее мужчин, недоговаривает… доказывать уже устала, что не хуже других, делом доказывать… Впрочем, на этот раз он послал именно ее. А ведь и у самого Наместника имелась боль давняя, тоже когда-то жену потерял, которую любил до беспамятства… Сама Онни не видела, но от стариков слыхать доводилось (не при ее короткой жизни это произошло, ведь Гилсвери уже второй век доживал). Пенетой его суженую звали. Сгинула не где-нибудь, а в Кругу Причастия, понесла ее туда нелегкая правды искать да спасения для мира Хабуса… Да только не принял ее Круг. Отторг и уничтожил, в прах развеял.

С тех пор у Гилсвери только одна любовница была – она, Онни Бельт, чем-то она ему ту, прежнюю, напоминала… Чертова любовь. Сколько судеб она сломала, сколько страданий принесла. И на что ее Создатель придумал? Худшего испытания не вообразишь. У чужака – и то, похоже, те же проблемы. Вот ведь как ответил: «Да. Я и сейчас… еще люблю». А голос – прямо неживой. Лицо враз окаменело, а в глазах – тщательно скрываемая и все-таки прорывающаяся наружу боль, Онни сумела это увидеть, ощутив в тот момент некоторую родственность их душ… и даже испытав к нему что-то вроде сочувствия. Куда ни ткни, кругом сплошные страдания, прописанные людям с Сотворения мира… будто нельзя, не суждено никому прожить жизнь в мире и согласии. Словно висит неугасимое проклятие на всем роде человеческом…

После резкого поворота дорога вынесла их к первой караулке. Онни заметила отделившегося от нее всадника в форме крепостного стражника, пустившегося во всю прыть вперед, и отбросила мысли о личных проблемах до более подходящего времени. Ловкий парнишка этот стражник, сообразительный. Надо будет его перед подвоеводой отметить.

Спустя минуту всадники поравнялись. Онни заметила, как блестят при взгляде на нее глаза молодого караульщика, совсем еще пацана с виду, как дерзко пялится он на ее грудь. Словно кожаного, защищенного стальными поперечными пластинами ксомоха на теле и нет вовсе, а едет она, сотница, голой. Совсем ошалел этот сопляк, что ли, всего десять дней пробыв без женщин? За кого он ее принимает? Может, по зубам пару раз треснуть, чтобы морду отвернул? Стерегущего на него нет, вот что… Или Наместника… Тот ему цвет лица вместе с кожей враз бы поменял за один такой взгляд…

– Да пребудет с тобой Свет, светочтимая сотница Онни! – бодро поприветствовал караульщик взволнованным тенором. – Что заставило тебя в этот час оказаться здесь, никак в Сияющем что случилось?

– Да пребудет… Поменьше вопросов, воин. Амулет с тобой?