Пусть умрут наши враги Шакилов Александр
Или хотя бы упадет не сразу.
Жаль, ему не дали толком подготовиться – схватив под локти, рывком поставили на ноги.
– Ладно-ладно, иду уже, отпустите… – Зил дернулся. – Лапы свои уберите!
Мерзко ощерившись, бородавчатый жестами велел отпустить его.
Обретя свободу, Зил решительно двинул к бревну, однако прежде, чем встать на него, с разворота, от души, врезал кулаком бородавчатому в нос. Хрустнуло и брызнуло.
– Рад знакомству, дружище! – леший легко запрыгнул на ствол.
Его немного повело, он накренился…
И не соскользнул.
Значит, подошвы с задачей справились, прилипли ко льду!
Разведя руки в стороны, он сделал шаг, другой, и еще чуть продвинулся…
Он не видел, – другим был занят – но прочувствовал, что ли, как бородавчатый схватился за расквашенную рожу, затем, совладав с болью, развернул кнут – и со щелчком перетянул им лешего по спине. Одежду вместе с кожей безжалостно рассекло. Из куртки, смешиваясь с кровью Зила, потек сок. Остро запахло скошенной травой.
Куртке враз стало плохо, а Зилу – еще хуже. На миг его глаза застила мгла. Царапая кожу, одежда взмолилась больше не мучить ее. Ах если бы это зависело от лешего!..
Возбужденные первой кровью зрители на трибунах закричали, засвистели.
Вновь раздался щелчок. Однако на этот раз кончик кнута лишь слегка чиркнул по бритому затылку Зила, хотя бородавчатый явно метил в висок. Не попал служивый только потому, что, несмотря на боль и жалобы одежды, Зил на пару шажков переместился по бревну – и эта малость спасла его. Замешкайся он хоть на миг, упал бы с пробитым черепом.
Кнут опять свистнул в воздухе. Бородавчатый знал, что не достанет дерзкого соискателя, он просто хотел сорвать злость. Зил тоже понимал, что выбрался из зоны поражения, но разве телу прикажешь? Разум – одно, а мышцы с костями иногда будто сами по себе. Вот плоть и засуетилась, уходя от удара. И подошва правого ботинка – слабо смазалась клеем! – скользнула по ледяной поверхности. Охнув, Зил взмахнул руками, и еще раз, и еще, – ну точно взлетающий лебедь! – и тысячи глоток на трибунах издали восторженный рев, желая лешему упасть.
Но он сумел-таки сохранить равновесие.
– Не дождетесь! – его крик утонул в разочарованных воплях зрителей.
Однако положение у него было аховое: один ботинок еще как-то лип ко льду, а вот второй…
Черную, как нефть, гладь мерах в пяти от бревна разодрал фонтан брызг. Лешего от темени до пяток окатило холодной водой. Большой лопатообразный хвост-плавник – белесый, в серых разводах – прорвал поверхность пруда и, ударив по ней, поднял волну.
Представив размеры твари, у которой один только хвост такой, Зил едва не рухнул в пруд из-за предательской дрожи в коленях.
А тут еще глашатай переорал толпу:
– УСЛОЖНИМ ИСПЫТАНИЕ!!!
Под радостные вопли трибун к рядовым ратникам присоединилась та самая четверка лучших, что участвовала в открытии Праздника. Они тогда превосходно метали дротики из кедровицы и замечательно рубились алебардами. Ну а теперь не иначе как в лешего метить будут, сволочи!
К сожалению, Зил не ошибся.
От первого дротика уклонился лишь чудом: оскользнувшись, неловко взмахнул руками, нога оторвалась от бревна, и он накренился так, что должен был рухнуть в воду, но не рухнул, удержался. И дротик пролетел у самой его щеки, едва не оцарапав кожу.
Леший облегченно выдохнул: пронесло.
И сорвался-таки с бревна.
Падая, схватился рукой за ствол, но все равно по колени погрузился в черное и холодное. Быстро коченея, пальцы заскользили по льду. Нащупать хоть какую неровность, закрепиться! Иначе нырнет в пруд по темечко! Извернувшись, Зил чуть приподнял себя над водой и мазнул второй рукой по гладкому, покрытому коростой льда бревну. Тотчас между средним и указательным пальцами в лед врезается дротик. Чуть бы вправо-влево – и все, прощайте, мама с папой, и ты, сестренка, прощай!
Что-то коснулось лодыжки Зила.
Сын Лиха никогда не был трусом, но тут он испугался. У самой поверхности воды обозначилось нечто белое и очень большое!..
Леший сам не понял, как взобрался на бревно и как пробежал по нему пяток мер. При этом один дротик едва не проткнул ему бедро, а второй чиркнул по волосам на макушке. Прогудев в воздухе, алебарда ударила в ствол у ботинка и, сковырнув пласт льда, плюхнулась в пруд.
Ствол под ногами дрогнул. С трудом удержав равновесие, леший остановился.
Трибуны дружно ахнули и замолчали.
Похоже, чудовище, до сего момента бороздившее глубины, таки явило себя – и оно за спиной Зила. Потому-то ратники, призванные до смерти усложнить соискателю жизнь, скоренько покинули мокрый сектор. Дверь захлопнулась за последним из них, засов со скрипом встал на место.
До желанного берега пруда – и до мечты получить испытательный срок, а потом стать легионером – осталось всего ничего, самая малость. Но как только Зил дернется, чуть ускорится – тварь достанет его. А если так и будет стоять, то примерзнет к бревну.
Руки в стороны, Зил медленно развернулся всем телом. Встретить опасность лицом к лицу – разве можно лишить себя такого удовольствия?
– Я рядом! – он подмигнул обитателю пруда, глядя в бледно-розовую пасть, полную острых клыков, потому что взглянуть ему в глаза не представлялось возможным. Монстр был слеп как кротоид.
Ответного приветствия всех чистокровных «Мы вместе» Зил не дождался. Зато белесая туша, точно древесная лягушка на охоте за бабочкой, выплюнула из пасти змееподобный язык. Зил вовремя пригнулся – язык облизал воздух над его головой. Однако резкое движение едва не сбросило лешего с бревна. А еще взглядом он скользнул мимо и выше монстра – и зацепился за крест с тайгером.
Пока трибуны следили за мокрым сектором, полукровка умудрился высвободить правую верхнюю лапу. Из разрезов, нанесенных колючками, ручьями текла кровь, но полосатый ублюдок, казалось, этого не замечал. Пристально глядя на Зила, пальцами он вцепился в серебристую штуковину у себя на груди. В ту самую, что, блеснув, заставила лешего прищуриться.
Бревно вздрогнуло, заскрипело. Это водный монстр – от него несло тухлой рыбой – сделал очередной неторопливый шаг. Прокалывая лед, когти-кинжалы его коротких лап с перепонками глубоко врезались в древесину. Монстр намеревался сожрать лешего и тем позабавить зрителей на трибунах. Его язык запросто мог достать до Зила, но монстр знал, что жертве некуда деваться, вот и наслаждался своей властью, потому и оттягивал момент атаки.
Как же Зил замерз! И болела рассеченная спина. А еще он клял себя так и эдак: пожалел, дурак, неблагодарную девчонку! Вот и вляпался…
И вот тут его накрыло.
Будто кто накинул на лешего багровое полупрозрачное покрывало.
Он заорал на монстра, не столько надеясь испугать его, сколько раззадоривая себя:
– Ты! Червяк! Давай ко мне! Ну давай!
Говорят, сражаясь, берсерки Кия впадают в боевое неистовство – и дерутся, не замечая полученных ран, часто смертельных. Одержимый воин способен бежать на врага, даже если у него отрублены ноги. Но Зил не был берсерком, на него просто иногда что-то накатывало.
Он даст отпор глубоководному чудовищу! Надерет ему жабры, которые, точно ладони с растопыренными красными пальцами, торчали по бокам большого уродливого черепа!
Рыча, не думая, что может поскользнуться и упасть, Зил пошел на слепого монстра.
Испугался ли тот громких звуков, исторгаемых глоткой лешего, или просто у него пропал аппетит? Перебирая лапами, монстр попятился. А такие маневры не очень-то удобно проводить на узком древесном стволе. Особенно – если у тебя столь массивная хвостатая туша.
Отступление воодушевило лешего сильнее, чем похмельного гуляку поутру поднесенный супругой кубок браги:
– Червь! Ко мне!
Монстр квакнул, выгнул спину и, завалившись набок, нырнул в черную глубину. Напоследок еще хвостом-лопатой ударил по воде, да так что брызги во все стороны да волны. Отказался, значит, от честной схватки! Бежал с поля боя!
Подняв лицо к небу, леший расхохотался. Он, сын Лиха, победил порождение древних туннелей! Честно победил, нахрапом взял!
Снежинки залетали в рот, путались в ресницах и таяли на щеках. Лешего трясло от радости. Если надо, он может Мос до основания, до древних руин, свернуть, а потом поставить на место!
Но главное – отвага лешего привела в восторг трибуны!..
Будто что-то твердое уперлось в висок. Повернув голову, Зил поймал взгляд Мора. Это его отрезвило. Испытание еще не закончено. Да, до желанного берега можно доплюнуть, но расслабляться не стоит.
Леший медленно двинул по бревну. Шаг. Закрепиться, позволить подошвам ботинок надежно прилипнуть ко льду. Еще шаг…
Голова закружилась. Колено пронзила боль, будто по нему рубанули топором. И вырвали позвоночник, а вместо него сунули горящую обугленную палку.
Да что ж такое?! Почему вдруг?..
Еще шажок. В глаза будто напустили дыма. Но это ничего, если надо, леший пойдет на ощупь. Чуток до берега, а уж там, на ровном, и прилечь не зазорно…
Леший сорвался с бревна, не добрав до цели каких-то пару мер.
Вода встретила его холодом и тьмой.
Глава 2
Незваные гости
Скальный дракон – или просто скальник – кровожадно разевал пасть на того, кто сидел в роскошном кресле и силился согреться, кутаясь в толстое одеяло. Клыки у скальника – камни грызть, рогами кого угодно пронзит насквозь. Костяные пластины вдоль морды туго обтянуты матово-черной кожей, от которой рикошетят не только стрелы, но и пули. И все же его голова – в глазах навек застыла свирепая жестокость – стала трофеем того, кто нещадно мерз у камина.
Генерал Барес вот этими руками скальника. Вот этими!.. Разве что тогда они не тряслись старческой дрожью, от которой избавит только смерть, и шерсть была куда гуще, без седины…
Огладив пучки вибриссов над глазами, генерал подмигнул драконьей башке. Она до сих пор слегка фонила, ведь там, где обитают скальники, уровень радиации еще о-го-го. Об этом свойстве чучела над камином знали все в Минаполисе, поэтому в генеральские покои захаживали исключительно по делу и старались не задерживаться, что более чем устраивало хозяина.
Пожирая сучья, трещал огонь. От него волнами исходило тепло, но Барес лишь сильнее зарывался в одеяло. Пахло золой.
В это трудно поверить, но когда-то старина Барес, Барес Непобедимый-И-Неустрашимый, был молодым. Шла война. На передовой ударили такие морозы, что влага из выдыхаемого воздуха осыпалась замерзшими кристалликами. Он, совсем еще котенок, вдруг сильно заболел, – чего с ним никогда не случалось ни раньше, ни после – но отказался покинуть окопы и отлежаться в тепле, ведь гибли его друзья, его братья. Так и ходил в атаки – выкашливая легкие и надрывно сипя, вместо того, чтобы рычать на проклятых людишек. Тогда рядовой Барес даже не мечтал стать генералом. Да что там, он даже не надеялся выжить… С тех пор мерзнет и в холод, и в жару.
В гулкую броню двери постучали негромко, но требовательно – адъютант пожаловал. Прочие со страху едва слышно скреблись или же норовили двинуть со всей дури, с намеком, что старый плешивый кот для них не авторитет.
Глупцы, все глупцы.
Барес тоже.
– Давай уже, – выдохнул он на озябшие пальцы, когти которых хоть и затупились, но еще крепки. Он никогда не запирался, и потому отрывать пушистую задницу от кресла, чтобы впустить посетителя, не требовалось. – Да не стой на пороге! Но если ты, жаба, опять принес плохую весть…
Скрипнули ржавые петли. Генерал запрещал их смазывать. Ему нравился звук окисленного металла. Нравился тем, что всех раздражал.
В кабинет вошел – точнее втек – молодой еще в сравнении с Баресом рептилус.
Любого рептилуса в полумраке легко спутать с чистяком, не заметишь ведь, что кожа светло-голубая и что ее будто обтянули мелкоячеистой сеткой, от которой навсегда остались следы-пролежни. Даже по меркам людишек адъютанта можно было назвать красавцем: высок, строен, длинные черные волосы на затылке перехвачены серебристой проволокой.
– Хороший день для смерти.
Глядя в сторону, – это сразу насторожило Бареса – адъютант проследовал к рабочему столу начальника. От присосок на последних фалангах пальцев с чмокающим звуком отлепились принесенные им папки и легли на край дубовой столешницы. При этом рептилус едва заметно – но все же заметно! – скривился. Его неизменно раздражал царящий на столе бардак.
Ожидая указаний, адъютант встал у камина. Никогда не упустит возможности погреться, в этом генерал и его подчиненный были похожи. Но только в этом.
– Ну? Чего молчишь, жаба? – жабами рептилусов называют чистокровные, как тайгеров – котятами. Генерал перенял кое-какие привычки врагов, что неимоверно раздражало его соратников.
Вертикальные зрачки адъютанта на миг затянуло мигательными перепонками. Но главное – он промолчал в ответ. Это означало, что опять пусто, вообще нет вестей.
Опять!..
Рыкнув, Барес вскочил.
Одеяло слетело с него, кресло с грохотом опрокинулось, на пол легла тень, похожая на хищную птицу, раскрывшую крылья. В один прыжок генерал оказался у стола, снес лапой папки и врезал кулаком по полированному дубу. Сейчас в Баресе не было ни грамма стариковской немощи, и руки у него не дрожали. Генерал вновь превратился в того, кто на поле боя разрывал хваленых берсерков и легионеров пополам!..
Невозмутимо собрав разбросанные по полу папки, адъютант вернул их на стол:
– Вас ждут на военном совете. Решение должно быть принято. Это очень важно. Я понимаю, вы взволнованы отсутствием каких-либо результатов по вашему делу, но все-таки постарайтесь взять себя…
Скрипнув клыками, генерал бросился прочь из кабинета. Едва на четыре лапы не встал, как в молодости, чтоб бежать быстрее. Рептилус поспешил за ним.
На столешнице, где ударил кулак, осталась вмятина.
Холодно, мокро и темно. И белесый монстр глубин рассекает воду хвостом-лопатой. А в его розовой разверстой пасти – острые клыки и длинный-предлинный язык!..
Зила аж подбросило на лавке.
Жалобно чвякнул под седалищем тюфяк, сплетенный из упругих ветвей и листьев душицы. Спать на нем одно удовольствие: такую сладкую негу навевает, что просыпаться не хочется.
Но не в этот раз.
Раздумав выскакивать из груди, сердце постепенно успокоилось.
Протерев глаза, леший осмотрелся. Все как обычно: стол, которому много лет, и новые стулья, выращенные пару месяцев назад. У дальней стены – каменная печь. Стеной, кстати, надо бы заняться: пустить молодые побеги от старого основания и верно заплести, а то совсем захиреет, в труху рассыплется. За домом глаз да глаз нужен, иначе расти будет абы как, потеряет форму, и под корой заведутся жучары-древоточцы.
Леший зевнул так, что едва не вывихнул челюсть.
Надо же, бледный монстр, одетый в черное князь и следопыт в шляпе… Так долго Зил маялся в ожидании Праздника, что кошмары сниться начали. Надо сменить тюфяк, а то что-то не справляется. Удобрений мало, что ли? Может, поливать надо чаще?..
– Мама! – позвал Зил.
Вместе с мамой Селеной, батей Лихом и сестренкой Даринкой юный леший обитает на хуторе неподалеку от Моса. Стараниями бати с детства Зил обучен выращивать всяческое съестное, а также стрелять из лука, ставить силки и другими способами убивать животных. Но сам мяса в пищу он никогда не употребляет. От мяса его мутит и в теле появляется слабость.
– Мама? Даринка?
Тишина в ответ.
Еще вчера батя Лих отправился в лесовник по лечебные грибы. Сказал, что далеко уйдет, его пару-тройку дней не будет. Но мама-то дома. Сколько Зил себя помнил, она никогда не выходила за ворота хутора, даже в паломничество к Древу Жизни не собралась ни разу.
В доме, как всегда, пахло хвоей и печеной картошкой.
Вскочив с лавки, Зил натянул штаны и куртку, надел ботинки.
Он решил, что немножко соврет родственникам. Немножко ведь не считается. Скажет, что пойдет на луговник за душистой чайной травой, попрощается – и бегом в путь, в город Мос. Праздник-то назначен раньше обычного. Из-за этой странной прихоти князя Зил едва не пропустил сбор соискателей, а ведь он твердо решил в этом году, не откладывая больше, попытать счастье. Сколько еще на отшибе прозябать? Пора стать настоящим мужчиной, воином!
Он представил, как вернется домой и с порога расскажет, куда ходил и что с ним было. Конечно, батя Лих нахмурится, он ведь строго-настрого запретил ходить в Мос, а мать огорченно всплеснет руками. Одна только Даринка обрадуется. А уж потом и родители сменят гнев на милость.
Взгляд упал на исчерканный углем кусок бересты на столе. Записка от мамы? Или от Даринки? Батя грамоте не обучен, не мастак он в этом. Зил шагнул ближе.
И тут бахнуло так, что стены дрогнули и порвались паутинные сетки в оконных проемах.
Пригнувшись, как учил батя, Зил обхватил голову руками.
Это ж хлопок взорвался, не иначе!
Вызревший хлопок для людей безвреден, хоть и несъедобен. А вот сними с лозы зеленый еще плод да недельку подержи в сухом прохладном месте – и опасное оружие готово. Наступит на него кто или брось им в кого – убьет сразу. Ну или просто руку-ногу оторвет. А если совсем правильно хлопок высушить, то внутри его еще образуются ядовитые споры, вызывающие удушье.
Со всех сторон хутор окружен ловушками. И хлопками тоже. Если не знаешь правильного пути, к воротам не подойдешь. В начале каждого месяца батя меняет рисунок закладки, чтобы по следам и тропкам нельзя было сориентироваться. Да и зима нынче, замело все снегом, не разглядеть закладку, сколько ни пытайся.
– Куда?! Назад! В обход!!! – не жалея глотки, закричал кто-то и тут же зашелся кашлем.
Как по команде, залаяли волчарки.
И сразу вспомнилось из сна-кошмара: колонна соискателей, бородавчатый ратник недобро смотрит, Зил протягивает руку, чтобы погладить свирепую псину…
Откуда тут, на холме, волчарки?! Они ж все в Мосе, за высокой охранной стеной!
Вновь раздался грохот. Еще одним хлопком стало меньше и одним неудачником больше.
– Стоять!!! – тот же голос. – Иначе сам всех порублю!!!
Не дожидаясь третьего взрыва, Зил ринулся к двери, выскочил на уютное вечнозеленое крыльцо, пробежал чуть по снегу до ворот, отворил их – и остолбенел.
Княжьи ратники!
Почти три десятка бойцов, вооруженных не только алебардами и кнутами, но еще и луками, двуручными мечами, булавами и копьями. Некоторые зачем-то – утро уж давно – держали зажженные факелы, коптящие черным. А на здоровенном ящере-зоге, у мускулистых ног которого исходила лаем свора волчарок, в пристежном кармане восседал командир отряда.
Даже издалека было видно, что череп у ящера массивный, хвост – длинный и тяжелый, передние лапы – по два пальца на каждой – крохотные по сравнению с телом, но с такими когтями, что человека разрубят пополам играючи. Около пяти мер было от земли до темечка наклоненного вперед зога, не брезгующего падалью и жрущего траву, если больше нечего. Почуяв слабину, ящер без сожаления и поблажек схарчит своего наездника. Так что мужчина, его обуздавший, ну очень крут.
Взглянув на этого героя, Зил вздрогнул.
Широкие поля шляпы скрывали лицо наездника. Правый рукав грязного плаща был укорочен по локоть, чтобы на руке мог спокойно, со всеми удобствами разместиться файер, то и дело фыркающий черным дымком. Из-за спины наездника торчало блестевшее от частых прикосновений топорище секиры.
Ущипнуть себя за руку? Опять, что ли, сморило?.. Зил мог поклясться, что в своем последнем сне видел этого мужчину. Мужчина этот – следопыт. И он, как и Зил, был на Празднике, только его пригласили в княжескую ложу, а не на Арену.
Кстати, за спинами ратников в отдалении стоял на снегу черный, как сажа, паланкин, окруженный жилистыми рабами-носильщиками. Это что за вельможа почтил своим благородным вниманием крохотный, ничем не примечательный хутор, подобных которому великое множество на Разведанных Территориях?! Кем бы он ни был, Зил устроит ему достойный прием!
Холм, на котором батя Лих построил хутор, нависал над луговником, что на востоке тонул в болоте, а на юге упирался в лесовник, что протянулся до реки и вдоль нее. Река же несла свои воды по глубокому разлому, который образовался, когда в Третью мировую планету сотрясали не только взрывы, но и сдвиги земной коры.
Выйдя за ворота, Зил неспешно, как подобает хозяину на своей земле, двинул вниз, к пусть незваным, но дорогим гостям. Пусть уж простят, что хлеб-соль не захватил, визит-то нежданный.
Он внимательно смотрел себе под ноги. Уж очень не хотелось присоединиться к тем ратникам, что наступили на хлопки и запятнали сугробы алым. Одному вон оторвало левую ногу, второму – правую. Еще двое умерли тихо и выглядели как живые, будто им всего-то отдохнуть захотелось на снегу, а что лица посинели, так это мужчины не заметили низкорослый куст с ядовитыми шипами, такими острыми, что они легко прокалывают одежду и обувь. Синька – так называется это растение. И еще трем волчаркам звериное чутье не помогло подобраться к хутору.
Так что не зря княжье воинство нервно перетаптывалось на безопасном расстоянии от первого ряда ловушек. Чуть бы еще вперед прошли – полегли бы все.
Строй ратников сломался, на суровых лицах расцвели улыбки, когда леший приблизился. Рады его видеть, рады!
– Я рядом, братья! – крикнул Зил и замахал руками над головой, показывая, что оружия у него нет.
Гаркни немые в ответ: «Мы вместе!», он изрядно удивился бы. Но того, что случилось дальше, он ожидал еще меньше.
Помечая путь дымными следами, в него полетели зажженные стрелы. Вот для чего ратникам нужны были факелы. Почти все стрелы погасли в воздухе, но все же не все. Пробив штанину, острый наконечник впился Зилу в икру. Это было больно. Больно и обидно. Зил наклонился, зачерпнул ладонью снега и потушил им стрелу. Затем, схватившись за древко, дернул из себя зазубренную сталь. И взвыл. Наконечник вошел в плоть глубже, чем хотелось бы!..
Над головой свистнуло. Мелькнуло яркое оперение, предназначенное для того, чтобы было легче отыскать стрелу, попавшую не в цель, а, к примеру, в заросли кустарника.
– Что вы делаете?! – крикнул Зил, спрятавшись за большим сугробом и выглянув из-за него. – За что?!
Тишина в ответ.
Княжьи ратники – мужчины неразговорчивые.
Вместо них, скаля клыки и натягивая поводки, рычали и лаяли волчарки. И одну, самую толстую, едва удерживал ратник, на плоском лице которого выделялись только распухший нос…
И серая уродливая бородавка под глазом!
Леший так и замер с открытым ртом. Все к одному. Значит, сон был вещим? Или?..
С шипением стрела воткнулась в снег всего-то в мере от него. Зил вскочил и, хромая, побежал обратно к дому. При этом он петлял точно зайчер, уходящий от погони. Тут и там в снег впивались стрелы. А когда Зил добрался до ворот, в створку воткнулось копье, брошенное чьей-то сильной рукой. От удара в препятствие копье со звонким хрустом переломилось, оставив половину себя торчать в раненой древесине. Ратники использовали только мертвое оружие, но дом и вообще все на хуторе – живые, нельзя с ними так!..
Закрыв за собой ворота, леший вбежал во двор и остановился, не зная, как дальше быть. Неужели Праздник не приснился, и он побывал-таки в Мосе? Но тогда что случилось на бревне? Почему, потеряв сознание, он свалился в воду? И ведь там поджидал белесый монстр…
Как вообще он очутился дома?!
И главное – почему ратники хотят убить его?!
Вопросов много – и ни единого ответа.
Думать Зилу мешала боль родного дома, выращенного из многих растений. Лавки, тюфяки, стол и стулья и даже скатерть молили больше не мучить дом, не тыкать в него острым. Зил вцепился ногтями в родимое пятно на предплечье. В крышу раз за разом встревали горящие стрелы. И когда она вспыхнула, у Зила будто на голове занялись волосы. Стены загорелась, забор с воротами уже в дыму… Хутор корчило в агонии, а Зил – ментал-леший с рождения – был связан с хутором незримыми нитями дара.
– Хватит! – потребовал Зил. – Убирайтесь в Мос, вам тут не место!
Нужно срочно потушить огонь, пока не поздно. Над забором мелькнуло радужное оперение, из дыма вынырнула стрела и, едва не проткнув Зилу ухо, пролетела мимо.
И тогда его накрыло: на глаза точно набросили багровую пелену, в глотке заклокотало.
Это его дом! Никто не смеет стрелять в его дом!
Тяжело дыша, Зил выбрался за ворота и, сжав кулаки, побежал на ратников. Он мчался, проваливаясь по колени в снег и уворачиваясь от стрел, оставляющих в морозном воздухе дымные полосы.
– Не убейте! – рявкнул следопыт, и ящер под ним, подняв целую вьюгу, ударил в сугроб длинным тяжелым хвостом. – Кто убьет – тому не жить!
Верно, не жить. Лешего распирало от желания наказать тех, кто поджег хутор. Он больше не смотрел под ноги – менталу не нужны глаза, чтобы видеть выращенные ловушки. Леший знал, где они пустили корни, и попросил.
Просьба его была столь сильна, что разом взорвались все хлопки вблизи от воинства.
Аж в ушах зазвенело!
Первый ряд волчарок и ратников посекло веером осколков из затвердевшей кожуры и накрыло оранжевой тучей спор, вызвав слепоту и приступы удушающего кашля. Даже зог всхрапнул и, отворотив массивный череп, замахал передними лапками. Следопыт с трудом удержал его от галопа, отведя мер на двадцать от зоны поражения. Ошалевшие от грохота псины, поджав хвосты, просеменили следом.
Схватившись за неопасное основание, Зил на бегу вырвал из сугроба куст синьки, сплошь облепленный ядовитыми шипами, и, проскочив через тучу спор, к яду которых у него с детства иммунитет, ворвался в скопление тел в доспехах из железного дерева, которые не разрубить ни мечом, ни алебардой. Но зачем рубить, если врагов можно отхлестать колючками по рожам?! Да-да, по наглым рожам, исклеванным оспинами и покрытым шрамами! Сплошь в нарывах-прыщах и просто грязных – некоторых мамы не научили умываться по утрам! Колючками – по обветренным губам, скрывающим плохие зубы! По красной, в бисере пота морде! Вот так! С оттяжкой!..
Лешего окружило смрадное дыхание десятков ратников. Шипы синьки путались в их рыжих неопрятных бородах, с застрявшими в них крошками хлеба и кусочками гнилого мяса. Кого-то он ударил локтем в кадык, из раскрытого в немом крике рта плеснула кровь. Ногой – в колено, до хруста!.. Зил дрался так, что самому стало страшно. Кулаком в нос. И в висок. Он был свиреп точно берсерк, впавший в боевое безумие. Пальцами в глаза!.. Кто бы мог подумать, что сын Лиха настолько силен в рукопашной?! Никогда еще Зил так хорошо не сражался. Вот что значит – защищать свой дом!
И все же на него навалились, облепили со всех сторон, повисли на нем, заставив упасть на снег. Тяжесть давно немытых тел выдавила из груди воздух. Но леший не сдался, сумел локтем двинуть в поросшее рыжими волосами ухо. На миг стало чуть свободнее, чуть легче. Всего на миг! Но и этого хватило для одного быстрого вдоха. И еще удар! И еще!..
Его перевернули на живот и заломили руки за спину. Он дернул головой так, что едва не треснули шейные позвонки. Затылок врезался во что-то хрусткое, и на волосы брызнуло горячим. Тут же ребра лешего принялись отхаживать ногами. Перед помутневшими от боли глазами мелькнули чьи-то пальцы – кто-то наклонился проверить, жив ли еще строптивец. Драться он не мог, но мог дотянуться зубами. Рот враз наполнился чужой кровью. Оглушительно визжа, Зила ударили по затылку. Челюсти сами собой разжались. Мир вокруг затянуло черной хмарью…
«Только не теряй сознание, слабак! – приказал себе леший. – Не смей! Это слишком просто – уйдя во мрак, расстаться с мучителями. Это – сдаться!»
Носки ботинок раз за разом врезались в живот, в лицо, в ребра – уже сильно ушибленные, но еще не сломанные. Ратники растягивали удовольствие, наслаждаясь тем, что леший выл и всхлипывал, иначе уже забили бы его до смерти.
– Не перестарайтесь, – услышал Зил скрипучий голос повелителя Моса. – Он нужен живым. Пока что нужен.
Вот, значит, кого рабы доставили сюда в черном паланкине.
Там, куда повалили лешего, снег хорошенько утоптался. На поясницу, на локти и на затылок Зилу поставили ноги, чтобы он не мог пошевелиться. Единственное, что он видел, – это сапоги князя, сшитые из крашеной кожи рептилуса: высокие, по колено, с костяными вставками и шнурками-жилами. Опять мертвечина! Зила защищают от холода растения-симбионты, которые питаются его выделениями и подкормками. Как всякий чистокровный, он искренне ненавидел полукровок, но это слишком – делать обувь из их шкур!
Зил обмяк, как будто потерял сознание. Никаких больше резких движений да и плавных тоже. Пока – никаких.
– Отрубите ему кое-что ненужное, – Мор издал неприятный звук, вроде как зубами заскрежетал. – Руку с пятном отрубите.
Рядом всхрапнул ящер, волчарки зашлись лаем.
Прискорбно, но речь шла о конечности Зила. Ратники от него отпрянули: чужие пальцы больше не впивались в его плоть, затылок и поясницу не топтали каблуки. Над лешим, точно молния в грозовом небе, сверкнуло лезвие алебарды – тяжелое, заточенное так, что перерубит лепесток розы в воздухе. Зила не убьют, – сразу не убьют – но покалечат. А вот если дернется, рискнет встать, ему сразу снесут голову.
Выбирай, леший, что дороже. И поторопись – через миг будет поздно!..
– Нет, – над локтем Зила алебарда выбила искры из вовремя подставленной секиры. Угрожающе зашипел файер на руке, держащей топорище.
К ужасной обуви Мора добавилась пара сапог следопыта, от которых жутко разило потом всего в полумере от лица Зила. Сплетенные из особой хищной травы сапоги эти ощетинились древесными шпорами-шипами. Если траву вовремя не покормить, она с удовольствием обглодает хозяину ноги. Зато такие сапоги никогда не промокают, надежно хранят лодыжки по самые колени в тепле и в изнуряющий зной отводят лишнюю влагу от конечностей. Да в такой обувке можно по раскаленным углям ходить! Но запах…
– Князь, а как же дознание? – голос был сиплый, простуженный. Задав вопрос, следопыт зашелся кашлем. И все же от него так и веяло хищной силой, от которой хотелось держаться подальше. – Убьем его сразу, и как узнаем, жива ли его мать? И где она скрывается?
– Довольно, – оборвал его Мор. – Мы согласны с тобой, верный наш Сыч. Мы хотим все это знать, мы любопытны. Но разве небольшая экзекуция помешает дознанию?
– Помешает, – в голосе следопыта по имени Сыч прорезались усталость и раздражение. – Лишившись руки, мальчишка сдохнет, и тогда мы из него ни слова не вытащим. Или у тебя, князь, есть на услужении хороший некромант, способный развязать язык мертвецу?
Мор не ответил. Значит, ментала с таким даром у него нет. Повезло Зилу. Если все, что с ним случилось, можно назвать везением.
– Поднимите его, – велел князь.
Лешего вздернули со снега и поставили перед вельможей на ноги. Чтобы хоть как-то досадить ратникам, он повис у них на руках. А чтоб жизнь малиной не казалась!..
Теперь Зил мог в подробностях рассмотреть припудренное лицо владыки Моса, его солнцеочки и гримасу, отдаленно похожую на улыбку. Он смотрел на князя – и видел, как умирает хутор: обваливается крыша, падают в потускневшие сугробы головешки, и снег вокруг горящих руин плавится… Вся его жизнь сгорела. Все, чем он был, превратилось в пепел: его тюфяк и лавка, стол и книги предков, пропитанные специальным соком и потому сохранившиеся до сих пор. По ним мама научила его, мальчишку совсем, читать… В глотке заклокотало. Жаль, от ярости Зил потерял дар речи, иначе такого бы наговорил Мору, такого!..
Согнувшись вдвое, полуголый раб поднес князю древнюю жестяную кружку, исходящую паром, и керамическую бутылочку. Хлебнув сначала из бутылки, Мор в три глотка залил в себя кипяток и отшвырнул опустевшую кружку. Раб поспешил ее поднять.
– И этот сосунок одолел столько наших воинов?! – обратился Мор к следопыту. С десяток трупов разлеглись на холме вовсе не по своей воле, а именно благодаря лешему, так что вопрос прозвучал глупо. – Верный наш Сыч, это невозможно! Ты же все сделал, как велел наш отец. А теперь утверждаешь… Ты уверен, что это он?
– Нет, мой князь, – шляпа чуть качнулась. На миг из-под широких полей показалась нижняя часть лица следопыта: тонкие бледно-розовые губы, обрамленные паутиной шрамов. – А пятно у него на руке – это просто грязь налипла. – Сыч издал звук, который мог быть и кашлем, и смехом.
На загорелых щеках Мора под слоем пудры явственно проступили багровые пятна.
Следопыт тут же прекратил кашлять-смеяться:
– Уверен, мой князь. Пятно ни с чем не спутать.
Значит, все из-за родимого пятна? Ратники, волчарки, пожар и визит владыки Моса? Но что такого особенного в метке на предплечье обычного лешего?! Батя частенько говорил, чтобы Зил прятал «птицу» от посторонних глаз, но на хуторе не было посторонних, только свои. Однако, будучи в Мосе, Зил…
…закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке…
Это случилось не во сне. Бородавчатый ратник наяву увидел родимое пятно на предплечье соискателя, сообщил о том своему лысому товарищу, а уж тот – командиру охраны, от которого о «птице» узнал князь Мор.
– И все же, Сыч, ты придаешь слишком много значения дефекту кожи этого мальчишки. Так что обойдемся без дознания. Признаем, мы поддались твоему обаянию и, немножечко свихнувшись, отправились в погоню за… За этим лопоухим ничтожеством. Но мы не будем карать тебя, наш верный следопыт, за излишнюю нервозность. Она оправданна. Мы просто вернемся в Мос. – На лице князя образовалось нечто вроде благостной улыбки. Он лениво махнул рукой, и к нему поднесли паланкин. Встав на спину раба, сплошь в рубцах, князь взобрался на мягкие подушки, и его тут же заботливо укрыли одеялами. Прежде чем полог опустился, владыка Моса широко зевнул и велел: – А лопоухого убейте. Умереть – лучшая участь для столь бессмысленного существа. И не забудьте отрубить меченую руку и доставить в наши покои.
– Вот так сразу убить? Князь, ты уверен? – выдав недовольство хозяина, файер, обвивающий предплечье Сыча, стравил облачко копоти.
Ответа не последовало.
Проваливаясь по колено в сугробы, но все же соблюдая правильный ритм, чтобы не растрясти хозяина, рабы с паланкином на мозолистых плечах зарысили к Мосу. Наискось двинули вниз с холма, а уж потом вверх, по следующему холму.
Все ратники, кроме опекавших Зила, с явным неудовольствием – уж очень им хотелось поквитаться за погибших товарищей – поспешили за паланкином.
– Слышали князя? – когда те, кому суждено было стать палачами Зила, кивнули, Сыч – так звали следопыта – сплюнул в снег и двинул к зогу, нетерпеливо топтавшемуся в отдалении.
Зил отчаянно задергался, пытаясь вырваться из воняющих луком и чесноком объятий убийц, за что трижды отхватил кулаком в голову и – повезло! – всего-то разок коленкой в пах.
Мыча и сплетая пальцы особым образом, казнить лешего вызвался бородавчатый. Судя по тому, как задумчиво он разглядывал свою алебарду и пробовал на остроту лезвие, быстрая расправа Зилу не грозила. Зарубить обидчика? Что вы, это слишком просто. Проткнуть живот трехгранным копейным острием и, освежевав им мальчишку, крюком поддеть содержимое его брюшной полости, а затем… Предвкушая муки лешего, бородавчатый аж засопел.
– Погодите, – на полпути передумав усаживаться на ящера, Сыч двинул обратно. Над его шляпой со свистом раскручивалась громадная боевая секира. – Я сам убью мальчишку.
Мечтательное выражение на лице бородавчатого сменилось удивлением, затем обидой, тоской и яростью. Даже уродливый серый нарост под его глазом выказал решимость лично исполнить приказ князя, пусть ради этого придется устранить досадную помеху в шляпе и грязном плаще. Однако совершить самоубийственный поступок – Сыч вмиг расправился бы с ним – глупый ратник не успел.
От лесовника так отчетливо, будто в ухо гаркнули, донесся крик:
– Не сметь! Прочь с моей земли!
Читать бесплатно другие книги:
