Детство Иисуса Кутзее Джозеф

– Получше чего? Получше, чем обеспечивать собрата хлебом?

Он пожимает плечами. Держал бы рот на замке. Конечно, он не собирается сказать: Получше, чем таскать грузы, как вьючные животные.

– Нам с мальчиком надо спешить, – говорит он. – Нам нужно вернуться в Центр до шести, иначе придется спать под открытым небом. Мне завтра приходить?

– Конечно-конечно. Хорошо поработал.

– А аванс получить можно?

– Боюсь, что нет. У казначея обхода не будет раньше пятницы. Но если у тебя туго с деньгами, – он роется в кармане и добывает горсть монет, – вот, возьми сколько нужно.

– Я не знаю, сколько мне нужно. Я тут новый, понятия не имею о ценах.

– Возьми все. В пятницу вернешь.

– Спасибо. Ты очень добр.

Это правда. Приглядывать за твоим jovencito, пока ты работаешь, а сверх того и денег одолжить – такого не ждешь от бригадира.

– Пустяки. Ты бы так же поступил. Бывай, юноша, – говорит он, глянув на мальчика. – Увидимся завтра, бодрые да ранние.

Они добираются до конторы, как раз когда женщина со строгим лицом запирает дверь. Аны не видать.

– Есть ли новости про нашу комнату? – спрашивает он. – Вы нашли ключ?

Женщина хмурится.

– Идите по дороге, первый поворот направо, увидите длинное низкое здание, называется Корпус «С». Спросите сеньору Вайсс. Она покажет вам вашу комнату. И спросите сеньору Вайсс, можно ли вам постирать вещи в прачечной.

Он понимает намек и краснеет. За неделю без мытья ребенок начал пахнуть; без сомнения, сам он пахнет и того хуже.

Он показывает ей деньги.

– Можете сказать, сколько здесь?

– Вы не умеете считать?

– В смысле, что я могу на это купить? Еды могу?

– Центр не обеспечивает питанием, только завтраками. Но поговорите с сеньорой Вайсс. Объясните ситуацию. Она, вероятно, сможет вам помочь.

С41 – кабинет сеньоры Вайсс – заперт, как и прежде. Но в подвале под лестницей, в уголке, освещенном единственной голой лампочкой, он натыкается на молодого человека в кресле, читающего журнал. Вдобавок к шоколадной форме Центра у юноши на голове крошечная круглая шапочка с тесемкой под подбородком, как у цирковой обезьянки.

– Добрый вечер, – говорит он. – Я ищу неуловимую сеньору Вайсс. Не знаете ли вы, где она? Нам выделили комнату в этом здании, у нее есть ключ – или хотя бы мастер-ключ.

Молодой человек встает, откашливается и отвечает. Ответ его вежлив, но, как выясняется, бесполезен. Если кабинет сеньоры Вайсс заперт, значит, сеньора, вероятно, ушла домой. Что до мастер-ключа, то он, если и существует, скорее всего, заперт в том же кабинете. То же и с ключом от прачечной.

– Вы можете хотя бы отвести нас к комнате С55? – спрашивает он. – Нам выделили комнату С55.

Не говоря ни слова, молодой человек ведет их по длинному коридору мимо комнат С49, С50… С54. Они добираются до С55. Он дергает дверь. Та не заперта.

– Конец вашим бедам, – говорит юноша и устраняется.

С55 – маленькая, без окон и чрезвычайно просто обставлена: односпальная кровать, комод, умывальник. На комоде – поднос с блюдцем, в блюдце два с половиной кусочка сахара. Он отдает сахар мальчику.

– Нам нужно тут жить? – спрашивает мальчик.

– Да, нам нужно тут жить. Это ненадолго, пока ищем что-нибудь получше.

В конце коридора он находит душевую кабинку. Мыла нет. Он раздевает ребенка, раздевается сам. Они стоят вместе под тонкой струйкой тепловатой воды, он, как может, отмывает их обоих. Затем, пока ребенок ждет, подставляет свое белье под тот же поток (который скоро делается прохладным, а потом и холодным), отжимает его. Вызывающе нагишом, вместе с ребенком, он шлепает по пустому коридору обратно в комнату, запирает дверь на шпингалет. Полотенце у них одно на двоих, им он вытирает мальчика.

– Иди в постель, – говорит он.

– Есть хочу, – жалуется мальчик.

– Потерпи. У нас утром будет большой завтрак, даю слово. Думай об этом. – Он подтыкает ребенку одеяло, целует перед сном.

Но ребенок не спит.

– Зачем мы здесь, Симон? – спрашивает он тихо.

– Я тебе сказал: мы здесь на одну или две ночи, пока не найдем места получше.

– Нет, в смысле, зачем мы здесь? – Он жестом охватывает комнату, Центр, город Новиллу, всё.

– Ты здесь, чтобы найти маму. Я здесь, чтобы тебе помочь.

– А когда мы ее найдем, зачем мы здесь?

– Я не знаю, что тебе сказать. Мы здесь потому же, почему и все остальные. Нам дали возможность жить, и мы ее не упустили. Это замечательно – жить. Это вообще самое замечательное.

– Но нам прямо надо жить здесь?

– А где еще, если не здесь? Больше негде быть, только здесь. Ну-ка, закрывай глаза. Пора спать.

Глава 3

Он просыпается в хорошем настроении, полным сил. У них есть где жить, у него есть работа. Пора заняться главным: поиском матери мальчика.

Оставив мальчика спать дальше, он украдкой выходит из комнаты. Главная контора только что открылась. За стойкой Ана, улыбается, завидев его.

– Выспались? – спрашивает она. – Устроились?

– Спасибо, устроились. Но теперь я должен попросить вас еще об одном одолжении. Может быть, помните, я спрашивал о розыске родственников. Мне нужно найти мать Давида. Беда в том, что я не знаю, с чего начать. Вы ведете записи о прибывших в Новиллу? Если нет, имеется ли какой-нибудь сводный реестр, который можно посмотреть?

– Мы записываем всех, кто проходит через Центр. Но записи вам не помогут, если вы не знаете, кого ищете. У матери Давида – новое имя. Новая жизнь, новое имя. Она вас ожидает?

– Она никогда не слыхала обо мне, и причин меня ожидать у нее нет. Но как только ребенок ее увидит, он признает ее, не сомневаюсь.

– Как долго они были разлучены?

– Это сложная история, и я не буду вас ею обременять. Просто скажу, что я обещал Давиду найти его мать. Я дал ему слово. Можно мне посмотреть ваши записи?

– Но как это вам поможет, если вы не знаете имени?

– Вы храните копии путевых книжек. Мальчик опознает ее по фотографии. Или я опознаю. Я пойму, что это она, как только увижу.

– Вы с ней не знакомы, но узнаете ее?

– Да. Порознь или вместе, мы с ним ее узнаем. Я в этом убежден.

– А сама безымянная мать? Вы уверены, что она хочет воссоединиться с сыном? Может, бессердечно так говорить, но, прибыв сюда, большинство людей теряет интерес к старым связям.

– Тут другое дело, правда. Я не могу объяснить, почему. Так что же, можно мне посмотреть ваши записи?

Она качает головой.

– Нет, я не могу этого допустить. Располагай вы именем матери, было бы другое дело. Но я не могу позволить вам рыться в наших бумагах. Это не просто нарушение наших правил – это бессмысленно. У нас тысячи данных, сотни тысяч, больше, чем вам под силу посчитать. Кроме того, откуда вам знать, проходила ли она через Новилльский центр? В каждом городе есть центр приема.

– Я не спорю, что в этом никакого смысла. Тем не менее молю вас. Дитя без матери. Потерян. Вы же сами видели, до чего он потерян. Он между небом и землей.

– Между небом и землей. Я не понимаю, что вы имеете в виду. Ответ – «нет». Я не уступлю, и не надо на меня давить. Мне жаль мальчика, но так не годится.

Между ними повисает долгое молчание.

– Я могу заниматься этим по ночам, – говорит он. – Никто не узнает. Я буду тихо, я буду незаметно.

Но она его больше не слушает.

– Привет! – говорит она, глядя ему за плечо. – Ты только что проснулся?

Он оборачивается. В дверях, лохматый, босой, в исподнем, засунув большой палец в рот, все еще полусонный, стоит мальчик.

– Иди сюда! – говорит он. – Поздоровайся с Аной. Ана поможет нам в поисках.

Мальчик бредет к ним.

– Я вам помогу, – говорит Ана, – но не так, как вы просите. Здешние люди очистились от старых связей. Вам следует сделать то же самое: оставить все старые связи, не искать их. – Она тянется к мальчику, ерошит ему волосы. – Привет, соня! – говорит она. – Ты уже очистился? Скажи папе, что ты очистился.

Мальчик переводит взгляд с нее на него и обратно.

– Я очистился, – бормочет он.

– Вот! – говорит Ана. – О чем и речь!

Они в автобусе, едут в порт. После основательного завтрака мальчик заметно бодрее, чем вчера.

– Мы опять едем навестить Альваро? – говорит он. – Я нравлюсь Альваро. Он дает мне свистеть в свисток.

– Славно. Он сказал, что тебе можно звать его Альваро?

– Да, его так зовут. Альваро Авокадо.

– Альваро Авокадо? Ну, ты не забывай: Альваро занятой человек. Ему и без присмотра за ребенком дел хватает. Ни в коем случае не путайся у него под ногами.

– Он не занятой, – говорит мальчик. – Он просто стоит и глядит.

– Это тебе так кажется, что он стоит и глядит, а на самом деле он руководит нами, следит, чтобы корабли разгружались вовремя, чтобы все делали что положено. Это важная работа.

– Он говорит, что научит меня шахматам.

– Славно. Тебе понравятся шахматы.

– Я всегда буду с Альваро?

– Нет, скоро найдешь других мальчиков, будешь с ними играть.

– Не хочу играть с другими мальчиками. Я хочу быть с тобой и с Альваро.

– Но не все время. Не годится тебе все время быть со взрослыми.

– Не хочу, чтоб ты упал в море. Не хочу, чтоб ты утонул.

– Не волнуйся, я изо всех сил постараюсь не утонуть, честное слово. Гои такие темные мысли прочь. Пусть летят, как птицы. Ладно?

Мальчик не отвечает.

– Когда мы поедем обратно? – говорит он.

– Обратно за море? Мы обратно не поедем. Мы теперь здесь. Вот где мы живем.

– Навсегда?

– На благо. Скоро начнем искать твою маму. Ана поможет нам. А как найдем маму, у тебя больше не будет мыслей вернуться.

– Мама здесь?

– Где-то близко, ждет тебя. Давно ждет. Все прояснится, как только ты ее увидишь. Вспомнишь ее, а она – тебя. Ты, может, и думаешь, что очистился, но нет. У тебя еще есть воспоминания, они просто погребены, временно. Нам пора выходить. Наша остановка.

Мальчик дружит с одной тягловой лошадью, дает ей имя Эль Рей. Хоть он и кроха рядом с Эль Реем, почти не боится. Встав на цыпочки, протягивает пучки соломы, которые громадный зверь принимает, лениво склонив голову.

Альваро прорезает в выгруженном мешке дырку, зерно сыплется ручейком.

– Вот, покорми Эль Рея и его друга, – говорит он мальчику. – Но осторожно, много не давай, иначе у них животы надуются, как воздушные шарики, и придется протыкать их булавкой.

Эль Рей и его друг, вообще-то, кобылы, но Альваро мальчика не поправляет. Он это отмечает.

Его товарищи-грузчики вполне дружелюбны, но до странного нелюбопытны. Никто не спрашивает его, откуда он, где остановился. Он полагает, что они считают его отцом мальчика или, может, как Ана из Центра, – дедушкой. El viejo. Никто не спрашивает, где мать мальчика и почему он весь день болтается в порту.

На пристани есть маленький деревянный сарай, в котором работники переодеваются. На двери нет замка, но все вроде запросто складывают в сарае свои робы и ботинки. Он спрашивает у работников, где ему купить себе робу и ботинки. Ему пишут адрес на клочке бумаги.

Он спрашивает, сколько примерно может стоить пара ботинок.

– Два, может, три реала.

– Это же очень мало, – говорит он. – Да, меня зовут Симон.

– Эухенио, – говорит писавший.

– Можно спросить, Эухенио: ты женат? У тебя есть дети?

Эухенио качает головой.

– Ну, ты еще молод, – говорит он.

– Да, – уклончиво говорит Эухенио.

Он ждет, что его спросят о мальчике, – о мальчике, который с виду его сын или внук, а на самом деле нет. Ждет, что его спросят, как мальчика зовут, сколько ему лет, почему он не в школе. Зря ждет.

– Давид – мальчик, за которым я приглядываю, еще слишком мал, чтобы в школу ходить, – говорит он. – Ты не знаешь, тут где-нибудь есть школы? Тут есть, – он подбирает слово, – un jardin para los nios?

– В смысле игровая площадка?

– Нет, школа для маленьких детей. Школа, которая до обычной школы.

– Прости, ничем не могу помочь. – Эухенио подымается на ноги. – Пора за работу.

На следующий день, как только раздается свисток на обед, на велосипеде приезжает незнакомец. В шляпе, черном костюме и при галстуке он смотрится на пристани чужеродно. Слезает с велосипеда, приветствует Альваро как старого знакомого. Штанины у него прищеплены зажимами, которые он не заботится снять.

– Это казначей, – говорит голос рядом. Эухенио.

Казначей распускает ремни велосипедного ранца, снимает клеенку, под ней обнаруживается крашенный в зеленую краску железный денежный ящик, который он устанавливает на перевернутую бочку. Альваро подзывает людей. Один за другим они делают шаг вперед, называют свое имя и получают зарплату. Он ждет своего череда в конце.

– Звать Симоном, – говорит он казначею. – Я новенький, меня может еще не быть у вас в списках.

– Есть, вот, – говорит казначей и отмечает его имя в списке. Он пересчитывает деньги – в монетах, их столько, что они оттягивают ему карманы.

– Спасибо, – говорит он.

– Пожалуйста. Вам причитается.

Альваро откатывает бочку прочь. Казначей снова пристегивает денежный ящик к велосипеду, пожимает руку Альваро, приподнимает шляпу и уезжает с пристани.

– Что собираешься делать сегодня вечером? – спрашивает Альваро.

– Ничего не собираюсь. Может, прогуляюсь с мальчиком. Если здесь есть зоопарк, я бы сводил его туда – посмотреть на животных.

Суббота, полдень, конец рабочей недели.

– Хочешь – пойдем со мной на футбол? – спрашивает Альваро. – Твоему юноше футбол нравится?

– Он маловат еще для футбола.

– Надо же когда-нибудь начинать. Игра – в три. Встретимся у ворот, скажем, в два сорок пять.

– Хорошо, но у каких ворот, где?

– У ворот стадиона. Там одни ворота.

– А где стадион?

– Иди по тропинке вдоль реки – не пропустишь. Отсюда минут двадцать, думаю. А если пешком не хочешь – садись на автобус номер 7.

Стадион дальше, чем говорил Альваро: мальчик устает и мешкает, они опаздывают. Альваро уже у ворот, ждет их.

– Быстрее, – говорит он, – они того и гляди начнут.

Они проходят в ворота на стадион.

– Нам не надо купить билеты? – спрашивает он.

Альваро смотрит на него странно.

– Это футбол, – говорит он. – Игра. Чтобы посмотреть игру, не надо платить.

Стадион скромнее, чем он себе представлял. Поле отгорожено веревкой, крытые трибуны рассчитаны на тысячу зрителей, не более. Они без труда находят места. Игроки уже на поле, пинают мяч, разогреваются.

– Кто играет? – спрашивает он.

– «Причалы» – они в синем, а в красном – «Северные холмы». Это игра лиги. Игры чемпионата – по утрам в воскресенье. Услышишь гудок воскресным утром – значит, проходит игра чемпионата.

– Ты за какую команду болеешь?

– За «Причалы», конечно. За кого же еще?

Альваро, похоже, в хорошем настроении, возбужден, даже кипуч. Он рад за Альваро – и благодарен за то, что бригадир его выделил, предложив свою компанию. Альваро кажется ему хорошим человеком. Вообще-то все его товарищи-грузчики кажутся ему хорошими людьми – работящие, дружелюбные, любезные.

В первую же минуту матча команда в красном делает простую ошибку в защите, и «Причалы» забивают гол. Альваро вскидывает руки и издает победный клич, после чего поворачивается к мальчику.

– Видал, юноша? Видал?

Юноша не видал. Ничего не понимая в футболе, юноша не ухватывает, на что ему обращать внимание – на мужчин, которые бегают по полю взад-вперед, или же на море чужих людей вокруг.

Он берет мальчика к себе на колени.

– Смотри, – говорит он и водит пальцем, – они пытаются загнать мяч в сетку. А человек вон там, в перчатках, – вратарь. Ему надо поймать мяч. По обе стороны поля есть по вратарю. Когда мяч попадает в сетку, это называется «гол». Команда в синем только что забила гол.

Мальчик кивает, но мысли его где-то бродят.

Он говорит тише:

– Тебе не надо в туалет?

– Есть хочу, – шепчет мальчик в ответ.

– Я знаю. Я тоже. Нужно к этому привыкнуть. Погляжу в перерыве, можно ли раздобыть жареной картошки или арахиса. Хочешь арахис?

Мальчик кивает.

– Когда перерыв? – спрашивает он.

– Скоро. Но сначала футболистам нужно еще поиграть и попробовать забить еще голы. Смотри.

Глава 4

Вернувшись тем вечером к себе в комнату, он находит записку, подсунутую под дверь. Записка от Аны: «Не хотите ли вы с Давидом на пикник в честь новоприбывших? Встречаемся завтра в полдень, в парке, у фонтана. А.».

В полдень они у фонтана. Уже жарко – даже птиц словно сморило. Они устраиваются под раскидистым деревом, вдали от шума машин. Ана появляется чуть погодя, несет корзину.

– Простите, – говорит она, – спешное дело.

– Сколько нас будет? – спрашивает он.

– Не знаю. Может, полдесятка. Посмотрим.

Они ждут. Никто не приходит.

– Похоже, только мы и будем, – говорит наконец Ана. – Начнем?

В корзине оказываются всего лишь упаковка крекеров, горшок несоленой фасолевой пасты и бутылка воды. Но ребенок уплетает свою долю, не жалуясь.

Ана зевает, растягивается на траве, закрывает глаза.

– Что вы имели в виду, когда сказали «очиститься»? – спрашивает он. – Вы сказали, нам с Давидом надо очиститься от старых связей.

Ана лениво качает головой.

– В другой раз, – говорит она. – Не сейчас.

По ее тону по взгляду из-под век, брошенному на него, он чувствует некий призыв. Полдесятка гостей, которые не явились, – может, выдумка? Если б не ребенок, он бы лег рядом с ней на траву и, может, тихонько положил свою руку поверх ее.

– Нет, – бормочет она, словно читая его мысли. Хмурая тень скользит у нее по лбу. – Не это.

Не это. Что ему думать про женщину – то теплую, то холодную? Может, он не улавливает чего-то об этикете между полами или поколениями, принятом в этих новых краях?

Мальчик дергает его и показывает на почти пустую пачку крекеров. Он намазывает пасту на крекер и дает мальчику.

– У него здоровый аппетит, – говорит девушка, не открывая глаз.

– Он все время голоден.

– Не волнуйтесь, приспособится. Дети быстро приспосабливаются.

– Приспособится голодать? Зачем ему приспосабливаться голодать, если нет недостатка в провизии?

– Приспособится к умеренной диете, в смысле. Голод – как собака в животе: чем больше кормишь, тем больше она хочет. – Она резко садится и обращается к ребенку: – Я слыхала, ты ищешь маму, – говорит она. – Скучаешь по маме?

Мальчик кивает.

– А как зовут твою маму?

Мальчик бросает на него вопросительный взгляд.

– Он не знает ее имени, – говорит он. – При нем было письмо, когда он садился на судно, однако оно потерялось.

– Шнурок лопнул, – говорит мальчик.

– Письмо было в кошеле, – объясняет он, – который висел у него на шее на шнурке. Шнурок лопнул, и письмо потерялось. По всему кораблю искали. Но так и не нашли.

– Оно упало в море, – говорит мальчик. – Его рыбы съели.

Ана хмурится.

– Если ты не помнишь мамино имя, можешь сказать, как она выглядела? Можешь ее нарисовать?

Мальчик качает головой.

– Значит, твоя мама потерялась, и ты не знаешь, где ее искать. – Ана умолкает, осмысливает. – Как бы ты отнесся, если бы твой padrino стал подыскивать тебе другую маму, чтобы она тебя любила и заботилась о тебе?

– Что такое padrino? – спрашивает мальчик.

– Вы всё пытаетесь присвоить мне роли, – встревает он. – Я не отец Давиду и не padrino. Я просто помогаю ему встретиться с матерью.

Она не обращает внимания на его отповедь.

– Если вы найдете себе жену, – говорит она, – эта женщина могла бы стать ему матерью.

Он хохочет.

– Какая женщина захочет выйти замуж за такого мужчину, как я, – чужака, у которого нет за душой даже смены одежды? – Он ожидает, что девушка заспорит, но нет. – Кроме того, даже если бы я нашел себе жену, откуда знать, что она захочет, знаете, приемного ребенка? И примет ли ее наш юный друг?

– Никогда не знаешь. Дети приспосабливаются.

– Да что вы заладили! – В нем вспыхивает гнев. Что эта самоуверенная девушка знает о детях? И по какому праву она ему проповедует? И тут части картинки сходятся. Неказистая одежда, обескураживающая суровость, разговоры о заступниках… – Вы не монахиня часом, Ана? – спрашивает он.

Она улыбается.

– С чего вы взяли?

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

У человека есть все, чтобы быть счастливым. Но самое удивительное то, что не многие догадываются об ...
Любовь к себе часто и много пропагандируемый прием, который стал основным для многих современных пси...
Еще не засохла кровь на острие кинжала, которым заговорщики убили мужа Марии Стюарт, лорда Дарнли, н...
После драматического и кровопролитного противостояния между Тайным Судом, НКВД и зловещим Орденом, п...
Подчиненные за глаза зовут ее ЕБ… Грубо и не женственно.Евгения Борисовна – бизнес-леди. Хорошая дол...
Тележурналистке Зое Кириловой заказали документальный фильм о событиях пятидесятилетней давности. За...