Нарцисс в цепях Гамильтон Лорел
— Ты столько времени с нами, Анита, и ты все еще не понимаешь, что мы собой представляем. Я мог бы отвернуть удар в долю мгновения. Грегори не менее скор. Он даже ловчее и быстрее, потому что леопард.
— Ты хочешь сказать, что он нарочно?
— Я хочу сказать, что доля секунды на решение у него была, и он решил сохранить тебя своей Нимир-Ра. Он решил забрать тебя у меня.
— И ты хочешь заставить его расплатиться за это. В этом дело?
— Да, в этом.
— Расплатиться жизнью?
Он вздохнул:
— Я не хочу его смерти, Анита. Но когда я узнал, что он сделал, я хотел убить его сам. Так хотел, что даже не рискнул оказаться рядом с ним, и потому запер его в надежном месте, пока остыну. Но Джейкоб унюхал, куда дует ветер, и потребовал голосования.
— Кто такой Джейкоб?
— Мой новый Гери, третий в иерархии, второй после Сильвии.
— Я о нем не слыхала.
— Он новенький.
— Черт побери, третий в иерархии — и новенький! Либо он очень хороший боец, либо очень злобный — чтобы за полгода выиграть столько боев.
— И хороший, и злобный.
— И амбициозный? — спросила я.
— А что?
— Если бы Джейкоб не потребовал голосования, ты бы отдал мне Грегори? — Ричард замолчал так надолго, что я спросила: — Эй, ты здесь?
— Я здесь. Да, я бы отдал его тебе. Я не мог бы его убить за то, чего он не делал.
— Итак, Джейкоб запустил процесс, который лишает тебя сильного союзника, то есть меня, и заставил тебя объявить войну другой группе — леопардам. Деловой мальчик.
— Он только делает то, что считает правильным.
— Боже мой, Ричард, как ты сумел сохранить такую наивность?
— Ты думаешь, он хочет на мое место?
— Ты сам знаешь,что он хочет на твое место. По голосу слышу.
— Если мне не хватит сил держать стаю, его прерогатива — меня вызвать. Но до этого он должен победить Сильвию, а она не хуже его в бою — и столь же злобная.
— Какого он роста?
— Моего, только мышц поменьше.
— Сильвия умеет драться, но в ней пять футов шесть дюймов, она тонкокостная, и она женщина. Как мне ни горько это говорить, последнее не в ее пользу. При том же весе у вас, мужчин, в плечевом поясе больше силы. Когда противники равны по классу, побеждает тот, кто больше.
— Не стоит недооценивать Сильвию, — сказал Ричард.
— Не стоит и переоценивать. Она и моя подруга, и я не хочу, чтобы она погибла от твоей небрежности в делах.
— То есть?
— То есть, пока он не победил Сильвию и не стал вторым после тебя, ты его можешь убить без вызова. Можешь казнить.
— Если бы Маркус так думал обо мне, я бы сейчас был мертв, Анита.
— А Маркус был бы жив. Ты приводишь доводы в пользу моего мнения.
— Анита, мы не животные, мы люди. И я не могу его убить просто за то, что он хочет на мое место.
— Ульфрик не может просто отречься, Ричард, он должен погибнуть в бою. В теории, я знаю, если вы оба согласитесь, смерти можно избежать. Но я поспрашивала у народа, и ни один вервольф не может вспомнить битвы за место Ульфрика, которая не кончилась бы смертью. Он не на должность, а на жизнь твою посягает, Ричард.
— Я не могу контролировать, что делает Джейкоб, я только свои действия контролирую.
Я начала припоминать, почему мы с Ричардом так и не стали счастливой парой. Ну вообще-то причин было много. Я видела, как он сожрал Маркуса, и это заставило меня удрать. Потом мы вернулись друг к другу, и метки перевесили все. Но были и другие причины — причины, по которым я казалась себе куда опытнее и старше Ричарда, хотя на самом деле была на два года моложе.
— Ричард, твое упорство глупо.
— Анита, это действительно уже не твое дело. Ты больше не моя лупа.
— Если ты погибнешь, метки могут потянуть за тобой Жан-Клода и меня, так что это выходит мое дело.
— А ты не рискуешь каждый раз, выходя охотиться на вампиров или противоестественных тварей вместе с полицией? Ты чуть не погибла в Нью-Мексико меньше месяца тому назад. И тоже подвергла риску нас всех.
— Ричард, я пыталась спасти людские жизни. Ты — переделать политическую систему. Идеология — прекрасная вещь для обсуждения в аудиториях, но считаться надо с плотью и кровью. Мы сейчас говорим о жизни и смерти, а не об устаревших идеалах, которые у тебя в голове насчет того, как устроить мир для своей стаи.
— Если идеалы ничего не значат, то мы просто животные, Анита.
— Ричард, если из-за всего этого Грегори погибнет, тогда я убью Джейкоба и всякого, кто встанет у меня на пути. Я сровняю ваш лупанарий с землей и посолю землю, так что лучше помоги мне. Ты объясни Джейкобу и всем, кому будет нужно, что всякий, кто будет мне гадить, — погибнет.
— Ты не сможешь биться с целой стаей, Анита. Ты не победишь.
— Если ты думаешь, что меня интересует только победа, то ты не знаешь меня совсем. Я спасу Грегори, потому что сказала, что спасу.
— Если ты не пройдешь тест, ты не сможешь его спасти.
— Что за тест?
— Такой, который может пройти только оборотень.
— Ричард, Ричард... — Мне хотелось заорать и напуститься на него, но усталость в нем явно была сильнее злости, и это несколько меня обескураживало. — Запомни мои слова, Ричард: если я не смогу спасти Грегори, я небо притяну к земле, чтобы за него отомстить. Объясни это Джейкобу и постарайся, чтобы он понял.
— Скажи ему сама.
Тишина и какое-то движение. Потом мужской голос, которого я раньше не слышала. Приятный, молодой, но не слишком молодой голос.
— Здравствуйте, я Джейкоб. Я много о вас слышал.
По его голосу было ясно, что ему не слишком понравилось слышанное.
— Послушай, Джейкоб, мы друг друга не знаем, но я не дам тебе убить Грегори за то, чего он не делал.
— Помешать нам ты можешь, только выдержав тест.
— Ричард мне это объяснил. Он также объяснил, что, если я не пройду тест, вы его казните.
— Таков закон стаи.
— Джейкоб, не стоит становиться моим врагом.
— Ты — Нимир-Ра маленького парда. Мы — Клан Скалы Трона. Мы — ликои, ты для нас пылинка.
— Да, завтра я приду как Нимир-Ра Клана Кровопийц. Но я — Анита Блейк. Спроси вампиров, поспрошай знакомых оборотней в городе. Послушай, что они тебе скажут. Джейкоб, не стоит становиться у меня на дороге. Правда, не стоит.
— Я спрашивал. Я знаю твою репутацию.
— Так зачем же ты напираешь?
— Это мое дело.
— Ладно, если хочешь, будем играть так. Если ты, голосованием или какой-то вервольфовской политикой, станешь причиной гибели Грегори, я тебя закопаю.
— Если сможешь, — сказал он. — Ты — оборотень-новичок. Ты еще даже облик не изменишь до первого полнолуния, а до него еще далеко. Ты мне не противник.
— Ты говоришь так, будто я тебе предлагаю поединок. Так вот, нет. Если погибнет Грегори, погибнешь и ты. Проще простого.
— Если ты меня застрелишь, тебе не вернуть место в стае. Если ты выиграешь поединок, тогда, быть может, тебя снова изберут лупой. Но если ты меня просто застрелишь, лупой тебе не бывать.
— Я скажу сейчас медленно и отчетливо, Джейкоб, чтобы мы друг друга поняли. Мне начхать, буду я лупой или нет. Мне не начхать на моих друзей и на тех, кого я обещала защищать. Грегори из их числа. Если он умрет, умрешь и ты.
— Я не собираюсь его убивать, Анита. Я только потребовал, чтобы было голосование.
— Ты любишь фильмы Джона Уэйна, Джейкоб?
Он ответил не сразу:
— Да... то есть какое это имеет отношение?
— Твоя вина, моя вина, ничья вина — если Грегори умрет, умрешь и ты.
— Я должен вспомнить эту цитату из фильма?
Теперь он говорил со злостью.
— Можно и не вспоминать, но смысл таков. Если что-то случится с Грегори, по любой причине, я спрошу лично с тебя. Если ему будет причинен вред, то и тебе тоже. Ему пустят кровь — и тебе тоже. Он умрет...
— Я понял. Но я здесь не решаю. У меня только один голос.
— Тогда советую что-нибудь придумать, Джейкоб. Потому что я скажу тебе: свое слово я держу.
— Это я о тебе слышал. — Он помолчал, потом спросил: — А Ричард?
— А что Ричард?
— Если с ним что-то случится, что ты сделаешь?
— Если я тебе скажу, что убью тебя, если ты убьешь его, это подорвет авторитет Ульфрика. Но я скажу вот что: если ты победишь его, постарайся, очень постарайся, чтобы это было в честном бою. Если ты хоть чуть сжульничаешь, хоть самую малость, я тебя убью.
Мне дико хотелось накрыть Ричарда своей защитой, но этого нельзя было делать. Я бы ослабила его позицию, а она и без того была шаткой.
— Но если битва будет честной, ты не вмешаешься?
Я прислонилась к стенке, лихорадочно думая.
— Буду честной, Джейкоб. Я люблю Ричарда. Я не всегда его понимаю, тем более не всегда соглашаюсь, но я люблю его. Я готова убить ради человека, который никогда не был моим любовником или даже добрым другом. Так что — да, если ты убьешь Ричарда, мне очень, по-настоящему, захочется тебя убить.
— Но ты не убьешь.
Очень мне не нравилась эта настойчивость. Она нервировала.
— Предлагаю тебе соглашение: если ты не вызовешь Ричарда на бой за место Ульфрика до окончания следующего полнолуния, то, что бы потом ни было, я не стану вмешиваться, если все будет честно.
— А если раньше?
— Тогда я испорчу тебе праздник дождем.
— Ты подрываешь авторитет Ричарда, — сказал он.
— Нет, Джейкоб, ошибаешься. Я тебя убью не потому, что я лупа, не по вервольфовским правилам. Я тебя убью просто потому, что я мстительна. Дай мне пару недель до окончания полнолуния, и я тебе не буду мешать, если тебе вообще удастся закончить работу.
— Ты думаешь, что Ричард убьет меня?
— Он убил прошлого Ульфрика, Джейкоб. Так он занял это место.
— И если я не соглашусь, ты меня убьешь?
— О да, Джейкоб! С удобной и безопасной дистанции.
— Я могу обещать, что не вызову Ричарда до конца полнолуния, но не могу обещать, что голосование будет в пользу Грегори. Бывшая лупа, Райна, именно его использовала для наказания членов стаи. Он не в одном изнасиловании принимал участие.
— Я знаю.
— Так как же ты можешь его защищать?
— Он делал то, что говорил его прежний альфа и что приказывала Райна, эта злобная сука. Грегори — не доминант, он из низших и делает то, что ему приказывают, как хороший подчиненный оборотень. С тех пор как я стала у них альфой, он отказался от изнасилований и пыток. Когда у него появился выбор, он перестал. Спроси Сильвию. Грегори сам пошел под пытки, но не стал помогать ее насиловать.
— Она это рассказала стае.
— Кажется, на тебя впечатления не произвело.
— Впечатление надо производить не на меня, Анита, на других членов стаи.
— Так помоги мне сообразить, как его произвести, Джейкоб.
— Анита, ты серьезно? Ты думаешь, я стану тебе помогать выручать твоего леопарда?
— Да.
— Это смешно. Я — Гери Клана Тронной Скалы. И не стану помогать леопарду, которого даже ты признаешь не доминантом.
— Джейкоб, не дави меня классовым сознанием. Вспомни начало нашего разговора — насчет твоей судьбы. Я считаю, что эту кашу заварил ты. Или ты мне поможешь ее расхлебать, или твои мозги разлетятся по стенке.
— Тебе не дадут принести оружие в лупанарий.
Я засмеялась, и мне самой от этого смеха стало жутко.
— Ты собираешься остаток жизни провести в лупанарии?
— Боже мой! — тихо выдохнул он. — Ты собираешься организовать мое убийство?
Я снова засмеялась. В голове еле слышно кричал голосок, говорил, что я наконец-то стала законченным социопатом. Но Ребекка с Фермы Саннибрук ничего бы не добилась от Джейкоба. Может быть, позже, я смогу позволить себе быть мягкой.
— Кажется, мы поняли друг друга, Джейкоб. Запиши мой номер мобильника. Позвони мне до завтрашнего вечера и предложи план.
— А если я ничего не придумаю?
— Это не мои трудности.
— Ты меня убьешь, даже если я попытаюсь спасти его — действительно попытаюсь, и не смогу? Ты все равно меня убьешь. — Это уже не был вопрос.
— Да.
— Ты хладнокровная стерва.
— Палки и камни ломают кость, но неудача ломает шею. Позвони мне, Джейкоб, и поскорее.
Я повесила трубку.
Глава 11
— Теперь я понимаю, что ты говорила о своей прагматичности, — сказал Мика. Он стоял рядом со мной, спокойно на меня глядя, с вежливо-безразличным лицом, но не мог полностью скрыть своих чувств. Он был доволен. Доволен мной.
— Ты не собираешься убегать с воплем от такой кровожадной социопатки?
Он улыбнулся, и снова длинные ресницы скрыли глаза.
— Я не думаю, что ты социопат, Анита. Я думаю, что ты делаешь необходимое для защиты своего парда. — Он поднял на меня желто-зеленые глаза. — И это достойно восхищения, а не порицания.
Я вздохнула:
— Приятно, когда хоть кто-то одобряет.
Он улыбнулся, и это была та же смесь снисхождения, радости и скорби, что я уже видела. Непростая улыбка.
— Ульфрик хочет как лучше, — сказал он.
— Ты знаешь, что говорится о добрых намерениях, Мика. Если он решительно настроен себя угробить — его дело. Но у него нет права тащить нас двоих за собой.
— Согласен.
Меня уже утомило, что Мика со мной соглашается. Я в него не влюблена. Почему бы Ричарду не быть всегда со мной согласному? Да, и еще одно остается. Надо добраться до Жан-Клода, пока еще темно.
— Мне пришлось отложить душ: сперва быть джентльменом и пропустить тебя вперед, потом выключить воду, чтобы шум тебе не мешал разговаривать. Теперь, если не возражаешь, мне надо помыться.
— Я тебе создам уединение, — сказала я, поворачиваясь к двери.
— Я не просил уединения, я просто объяснил, почему включил воду во время нашего разговора.
Эти слова заставили меня обернуться:
— Какого разговора?
Он повернул душ, попробовал воду рукой и подставил плечи под струи.
— Я никогда не ощущал другой Нимир-Ра с силой вроде той, что ты излучаешь. Это потрясает.
— Рада, что тебе понравилось, но мне действительно пора.
Он повернулся ко мне лицом, шагнул назад под струи и задрал голову, чтобы смочить волосы. Вода попала на шею, и он зашипел сквозь зубы, согнув плечи, будто действительно было больно.
Я шагнула обратно в душевую:
— Болит рана?
Он кивнул — и остановился посередине кивка:
— Заживет.
Я была так близко, что, когда он поднял голову, я увидела бисеринки воды у него на лице, густыми каплями обсевшие ресницы. Я встала сбоку, попадая под тончайшие брызги, и впервые как следует рассмотрела шею.
— Ч-черт! — Я протянула руку и повернула ему голову, чтобы поглядеть на укус.
Четкий отпечаток моих зубов. Рана все еще кровоточила, и круг следов был заполнен алым. Загорелая кожа уже заплыла кровоподтеком, и темные цвета разливались от раны в стороны.
— Боже мой, Мика, я прошу прощения.
— Не за что, это был укус любви.
Я убрала руку от его лица.
— Ага, как же. Выглядит так, будто я тебе хотела горло выгрызть... — Я нахмурилась: — А почему оно не зарастает?
— Раны от зубов и когтей другого ликантропа заживают медленнее других. Не так медленно, конечно, как от серебра, но медленнее, чем, скажем, от стали.
— Прости, пожалуйста.
— Как я уже сказал, не за что.
— Прошлый Ульфрик, которого я укусила сюда же, но намного слабее, даже не прокусив кожи, счел это оскорблением. Он сказал, будто это означает, что в иерархии стаи я считаю себя выше его.
— Мы не волки. Для члена парда рана на шее от Нимир-Ра означает, что секс был хорош.
Я вспыхнула.
— Я не хотел тебя смутить, просто объяснить, что ты не должна передо мной извиняться. Мне очень понравилось.
Я зарделась сильнее.
— Мы вместе могли бы великие вещи творить для нашего парда.
Я покачала головой:
— Мы еще не знаем точно, останусь ли я Нимир-Ра. Давай до того не будем торопиться.
— Как скажешь.
Взгляд его был слишком пристальным, и до меня вдруг дошло, что он стоит под душем голый. Я теперь лучше научилась не обращать внимания или хотя бы не смущаться при виде наготы. Но бывает, когда вдруг ее осознаешь — по выражению чужих глаз.
— Так мне хочется, — ответила я.
Он повернулся, наклонив голову и подставив струям плечи, спину, ниже спины. Поток брызг усилился, расплескиваясь у меня по плечам, по груди, по лицу, по полотенцу. Пора было мне идти. Даже чуть поздновато.
Я повернулась к двери, когда он позвал:
— Анита!
Я обернулась.
Он стоял, глядя на меня, размазывая жидкое мыло по телу. Сейчас он обрабатывал руки, и они вместе с грудью покрылись пеной.
— Если ты хочешь, чтобы мы завтра с тобой пошли, это будет честь для нас.
— Я не могу втягивать твой пард в наши передряги.
Руки его пошли вниз, размазывая белые пузыри по животу, бедрам, скользнули между ног, продолжая намыливать. По собственному опыту обращения с этим веществом я знала, что его тем дольше оттирать, чем дольше оно на тебе провисело, но его руки остались на месте, пока он не стал скользким, не покрылся пузырями, и, когда руки соскользнули ниже, частично в состоянии эрекции.
У меня пересохло во рту, и я поняла, что мы уже несколько минут молчим. Я просто стояла и смотрела, как он намыливается. От этой мысли кровь бросилась мне в лицо. Мика продолжал намыливаться, на каждое движение тратя больше времени, чем нужно было бы. То есть спектакль был для меня. Пора уходить.
— Если ты — моя Нимир-Ра, то твои передряги — мои передряги, — сказал он, все еще склонив голову к ногам, так что мне не видно было лица, а только линия его тела, стоящего в пролете, подальше от воды, чтобы не смыть мыло.
Мне пришлось прокашляться, чтобы сказать:
— Я не хотела бы убирать перегородки, Мика.
— Силы между нами достаточно, чтобы я согласился на любое расположение комнат.
Он встал, потянулся, чтобы намылить плечи. Передняя линия тела длинно выгнулась, и я до боли четко его видела. Тогда я повернулась, уже всерьез направляясь к двери.
— Анита! — позвал он.
Я остановилась, но на этот раз поворачиваться не стала.
— Чего?
Это прозвучало грубо.
— Ничего страшного, что тебя ко мне тянет. Ты не можешь с собой справиться.
От этого я засмеялась — нормальным веселым смехом.
— Ну, не слишком ли ты высокого о себе мнения? — И все же я не повернулась к нему лицом.
— Это не самомнение. Ты — Нимир-Ра, а я — первый Нимир-Радж, которого ты в жизни видишь. Наша сила, наш зверь притягивает нас друг к другу. И это так и должно быть.
Тут я повернулась, попыталась посмотреть ему в глаза, но это не вышло. Он повернулся спиной, все еще размазывая мыло по плечам. Пена медленно стекала к тонкой талии.
— Мы еще не знаем, оборотень я вообще или нет.
Он легко намыливал спину, и его руки без усилий двигались по коже, по тугой гладкости ягодиц.
— Ты ощущаешь зов моего тела, как я — твоего.
У меня слишком сильно забился пульс.
— Ты красивый мужчина, голый и намыленный. Я — человеческая женщина, так что давай, уговаривай меня.
Он повернулся кругом, все еще намыленный и скользкий. И очень большой.
У меня пересохло во рту, тело свело так туго и так внезапно, что почти стало больно. Я невольно задышала глубже.
— Ты нечеловек, и в этом все дело. Вот почему ты смотришь на меня, хотя и против собственной воли.