Звонок другу Троицкий Андрей

Глава первая

Трое молодых людей, оставив «Жигули» на развилке в паре километров от дачного поселка, последний отрезок пути преодолели на своих двоих. Шли друг за другом, стараясь не наступать в глубокие промоины на грунтовой дороге.

Показавшийся вдали поселок утопал в густых предрассветных сумерках. Влажный хвойный лес, обступивший дома, еще спал. Низко нависло небо в темно-серых клочковатых тучах. Ни огонька, ни птичьего крика, ни человеческого голоса.

Первым, легко перескакивая через лужи, шагал Костян Кот в потертой кожанке и высоких ботинках на шнуровке. Изредка в просветах между тучами появлялся молодой, острый, как серп, месяц, и тогда Костян выключал фонарик с подсевшей батарейкой. Когда месяц снова заслоняли тучи, он нажимал кнопку на плоском корпусе, и желтый световой круг выхватывал из темноты рыхлый снег и глубокие лужи.

За Котом, стараясь попадать в след, пыхтел Леха Килла. Он тащил на плече тяжелую спортивную сумку с инструментом, который может пригодиться в деле. Леха прятал в ладони оранжевый огонек сигареты, другой рукой смахивал с черной куртки падавшие с елей капли. Его переполняли недобрые предчувствия…

Леха уговаривал себя, что настроение у него плохое только потому, что накануне он засиделся в одном питейном заведении, где по видику крутили фильмы ужасов. И вместо того, чтобы покатать бильярдные шары, насмотрелся лабуды про оживших мертвяков. Да и последний стакан водяры был лишним.

Килла жалел, что не взял с собой ствол – с пушкой спокойнее. Но Кот сказал, что они идут не на мокруху, а угонять тачку. И вообще, пачкаться кровью в их деле – ни к чему. В самом крайнем случае, если хозяин «мерседеса» проснется и выскочит во двор, можно навернуть ему по морде. Если не успокоится, отоварить бейсбольной битой.

Шествие замыкал Петя Рама. Он тащился, понурив голову и запустив руки в карманы куртки, словно ждал от жизни только подлянки. Рама часто останавливался, сплевывал, и прибавлял шаг, чтобы нагнать товарищей. Он думал о том, что фарт не катит. Белый мерс Е-класса с четырьмя фарами они пасли уже давно. В Москве все было готово, чтобы оприходовать тачку. Но не сложилось. Больше откладывать нельзя, все сроки вышли. Мерс они обещали пригнать в конце прошлой недели, но хозяин тачки, некто Николай Семенович Коршун, вместе с какой-то белокурой шалавой, которая годилась ему в дочери, неожиданно отчалил в свой загородный дом и залег там, будто от ментов прятался. Видимо, у Корзуна разыгрался первый пугающий приступ мужского климакса, иначе он не позарился бы на эту худосочную девку, долговязую и ломучую. Похожую на селедку, нацепившую очки.

Корзун наплел жене, что уезжает по делам и другой город. А дел у бизнесмена, имеющего четыре собственных мукомольни, два зерновых элеватора и несколько оптовых складов, под завязку забитых мукой, выше головы. И уже пять дней Корзун и его селедка не высовываются из двухэтажного особняка на окраине дачного поселка. Белый «мерседес» мокнет за забором, потому что у Корзуна гараж на одну машину и место под крышей занял «ситроен» подружки. Но это все семечки. Обидно, что дело стоит на месте и неизвестно, когда с него сдвинется.

У Рамы на этот счет было свое мнение. Заказчик мерса ждал тачку без малого три недели, подождет еще, не треснет. Вот вернется Корзун в город – и они за пятнадцать секунд уведут машину, как лопатник у пьяного лоха. Легко и элегантно. Когда карман оттягивают ключ и брелок сигнализации, проблемы и принципе не существует. Но соваться в дачный поселок опасно. Каждый человек на виду, даже глухой ночью. Главная проблема уйти незамеченными. Но Кот был непреклонен. Он считал, что выгодный заказ выскользнет, как обмылок из руки. Подобную тачку угонят другие, а они останутся с хреном. Ждать возвращения Корзуна в Москву нельзя. Надо действовать, а не размазывать сопли по тарелке. Вот и весь разговор.

Рама не любил, когда решения принимаются коллегиально, общим голосованием, как на колхозном сходе. Если Кот решил так, пусть так и будет. Люди делятся на две категории: начальники и дураки. Пусть Кот будет начальником, если ему так нравится. В конце концов, брать тачку в Москве или в Подмосковье – разница невелика. И риск тот же. Почти тот же…

– Господи, когда-нибудь это дерьмо кончится? – возмутился Килла, зачерпнувший воду ботинком. – Каким хреном нас сюда занесло? И вообще…

– Не скрипи зубами, – Рама медленно нагонял его. – Я встречался с одной девчонкой, временной невестой, она врач. Так вот, врач говорит, что у тех, кто часто скрипит зубами, – глисты. Это не художественный свист, а медицинский диагноз. Жестокий, но правильный. Лечись, братан.

– Это у тебя глисты, – оглянулся Килла. – Только не в брюхе, а в башке. И половину твоего мозга они уже сожрали. Рабочую половину. Ту, что немного соображала. Так что теперь тебе думать нечем. Остается только за временными невестами повторять всякую хрень.

Кот светил фонариком и, не оборачиваясь, не обращая внимания на перепалку, шагал дальше. Рама вместо ответа толкнул Киллу в спину, придавая его движению правильное направление. Топай, мол, без тебя тошно. От нечего делать Килла стал считать свои шаги. Двадцать… сорок пять… Семьдесят… Кот остановился, навел фонарик на калитку в глухом заборе и, щелкнув кнопкой, выключил лампочку.

– Пришли, – обернувшись назад, тихо скапал он. – Килла, остаешься здесь.

Димон Ошпаренный, сидевший за рулем угнанных вчерашним вечером «жигулей», маялся от скуки. Машина, съехав с грунтовки, стояла метрах в тридцати от дорожной развилки, в тени деревьев. Сквозь лобовое стекло просматривались две дороги. Одна к дачному кооперативу «Сосны», вторая к песчаному карьеру. Димон, стараясь чем-то себя занять, тыкал кнопки радиоприемника, стараясь найти приличную музыку. Но по всем станциям гнали попсу, вызывавшую тошноту. На других частотах передавали подделочки под блатную музыку. Это немного лучше, хотя с первой же ноты, с первого слона песни, понимаешь, что ее автор не хавал баланды и не катал тачку по зоне. Димон успокоился, когда нашел джазовые импровизации на темы «Серенады солнечной долины».

Он выключил печку, потому что в салоне стало слишком жарко, опустил стекло и прикурил сигарету. Это дачное приключение, эта ночь, туман и сырость не нравились Димону. Он не мог избавиться от ощущения, что сегодняшнее мероприятие закончится плохо. Возможно, очень плохо.

Димон вдруг вспомнил, как он однажды угнал японскую машину из дачного поселка. Но то был не бизнес, а пьяный кураж, стремление повыделываться перед одной подругой, имя которой давно стерлось из памяти. Девчонка сказала: «Тебе слабо». Но Димон придерживался иного мнения. Он просто вырубил хозяина, тщедушного мужика, прицельным ударом по затылку. Обшарил карманы, выудил ключи. Сел за руль, посадил рядом с собой ту стервочку и на полную катушку врубил магнитолу. А потом на лесной дороге, не вписавшись в поворот, разворотил передок «ниссана», поставил его на уши. Хорошо хоть живы остались и ноги не поломали. Выбрались из раскуроченной машины, лесом дошли до трассы и рванули к Москве на попутке. Вспоминать все это стыдно. Дешевое фраерство, пьяная тупость…

Сейчас другой случай. Костян Кот познакомился с перекупщиком ворованных тачек, серьезным мужиком по имени Иван Павлович Глотов. Перекупщик интересовался исключительно новыми немецкими машинами и давал хорошую цену, не требуя новых документов. Условие одно: угнанная тачка должна строго соответствовать всем требованиям заказчика. Уже дважды они выполняли поручения Глотова, все выходило без кидалова. Перекупщик платил те деньги, которые обещал. На этот раз заказчику потребовался мерс Е-класса не старше года, с четырьмя фарами. Цвет «белый жемчуг», трехлитровый движок, механическая коробка плюс масса наворотов. Минус бортовой компьютер и система глобального ориентирования на местности, по которой тачку можно найти со спутника или через стационарные пеленгаторы. Начали с того, что перелопатили базу данных на владельцев «мерседесов», отметили несколько походящих кандидатов. Но конкретного лоха не выбрали, это дело не одного дня. Помог случай. Петя Рама шестой месяц работал в фирменном сервисном центре «мерседес», куда его приткнули за добрую взятку. Те капиталовложения окупились после первого же дела. Все классно. И работенка бумажная, не бей лежачего. Не надо крутить гайки, сидя в смотровой яме. Чистенький костюмчик, письменный стол и кресло на колесиках. Принимай заказы, выписывай квитанции и стряхивай пыль с ушей.

Пару недель назад к сервису на своем белом «мерсе» подъехал Николай Семенович Корзун. Поднялся в контору, положил на стойку металлический жетон, на котором выдавлен код магнитного ключа. Накатал заявление, мол, потерял запасной ключ от свой тачки, прошу изготовить новый. Петя пробил машину по компьютеру: «мерседес» Корзуна – то самое, что хотел заказчик. В Германию, где за семью замками в базе данных фирмы хранились метки траспондерных иммобилайзеров, встроенных в ключи зажигания, ушел заказ на изготовление не одного, а двух экземпляров. Через неделю Корзун получил свой ключ, не глядя расписался в квитанции и отчалил. Второй ключ осел в кармане Рамы.

Еще через два дня Петьку и еще трех сотрудников, попавших в черный список за компанию с ним, выперли с работы. Эти фокусы с ключами случались не в первый раз, и терпение руководства лопнуло. До ментов дело решили не доводить, большой скандал, который повредит репутации солидной фирмы, никому не нужен. Кажется, Рама остался доволен своим увольнением. Ясно, ему осточертело восемь часов протирать штаны в офисе, улыбаться всяким жлобам и строить из себя придурка. Оставалось решить вопрос с сигнализацией. Ну, это не самая сложная задача. Костян Кот несколько дней ездил по Москве за Корзуном, отслеживая его маршруты, стараясь понять, откуда безопаснее уводить мерс.

Ошпаренный видел Корзуна только один раз, когда тот выходил из подъезда и садился за руль «мерседеса». Он напоминал отъевшегося мучного червя: дряблая бледная физиономия, широкая грудь и огромный живот, будто Корзун на сносях и ожидает большой приплод: двойняшек или тройню. Услугами телохранителей Корзун не пользовался, тачку водил уверенно, даже лихо. Еще недавно он ездил на «лендровере дискавери», но решил сменить внедорожник на более породистую машину, сам того не подозревая, получил вместе с мерсом бесплатный мешок неприятностей.

С помощью портативного сканера, установленного на передней панели Костиной тачки, считали код сигнализации «мерседеса». Изготовили брелок-шпион, который ее отключает. Оставалось взять машину голыми руками.

И тут у Корзуна наклюнулся бурный роман с этой сучкой по имени Марина. Девчонка работала менеджером по продажам в одной из его московских контор. Затащив Корзуна в постель, она рассчитывала на скорое продвижение по служебной лестнице. По всему видно, девочка очень старалась, и теперь никаких преград на пути ее карьерного роста уже не наблюдалось. Прямая дорога наверх. Корзун проглотил наживку, видно, женщины не часто баловали его вниманием. Вместе с Мариной он слинял из города на дачу и вот уже пятый день торчал в своем доме, не высовывая носа на улицу. Его мобильный телефон не подавал признаков жизни, жена Корзуна отвечала, что муж в командировке, когда вернется, знает только он один.

Все последние дни перекупщик Глотов проявлял беспокойство, донимая Кота своими бесконечными звонками, многозначительно вздыхал в трубку, делал странные намеки. Мол, если дело не по зубам, нечего было на него подписываться. Костян назначил встречу Глотову в кабаке «Лазурный берег», Ошпаренный напросился на стрелку. Решил, что дело общее, поэтому и базар надо держать вместе.

Глотов производил впечатление солидного упакованного чувака. Высокий и худой, лет пятидесяти с гаком, седые волосы он зачесывал на макушку, пряча небольшую розовую плешь. Пиджак из английского твида с вставками из замши, куплен явно не в магазине «Копейка», плюс швейцарские часы «Фрэнк Мюллер» и золотые запонки с камушками. Дело портили вечно бегающие темные жиганские глаза и слишком беспокойные руки. Глотов шарил пальцами по столу, как слепой, ощупывал крахмальную скатерть, осторожно передвигал приборы, будто хотел стырить мельхиоровую вилку или опустить в карман рюмку с фирменным клеймом ресторана.

Костян коротко обрисовал ситуацию, сказал, что потребуется еще какое-то время. Тачка, можно сказать, лежит в жилетном кармане его костюма. Вариант стопроцентный, верный. Но сейчас, когда Корзун на даче, трудно к машине подступиться. Надо немного подождать.

– К черту, – взорвался Глотов. – К такой матери! Слушать не хочу! Мы не на вьетнамском рынке, а ты торгуешься, как в базарный день. Дайте ему еще пару суток… У вас было время решить все проблемы. Но вы чего-то ждали, хотя знали, что заказ срочный.

– Корзун скоро вернется. Не век же ему…

– Слушай, – Иван Павлович теребил скатерть и блуждал взглядом по сторонам. – У меня есть на примете пара таких же тачек. И есть парни, которые все сделают быстро и за меньшие деньги. Можно сказать, за гроши все обтяпают.

– Какая-нибудь залетная урла?

– Не имеет значения. Урла, не урла… А ты кто сам, прямой потомок князя Шереметьева? С голубой мочой вместо крови, да? Не хрена строить из себя… Главное в нашем деле – это работа, конечный результат и сроки, в которые работу выполняют. Эти парни не станут взламывать противоугонные системы, придумывать хитроумные комбинации, воровать магнитные ключи с иммобилайзерами. Они все делают проще. Притирают нужную машину, бьют хозяина в пачку так, чтобы он час не мог очухаться. И быстро смываются. А потерпевший потом часами вспоминает, как выглядели его обидчики.

– Случается, что и вспомнить не может, – поправил Кот. – Потому что потерпевшие после таких дел часто оказываются в морге или инвалидном кресле. Это самый дерьмовый вариант, какой только можно придумать. Самый рискованный. Грязная работа. И пахнет кровью. Мы доводим дело до верного.

– Я не могу больше ждать, – покачал головой Глотов. Кажется, его голос дрогнул. Он действительно многое наобещал и не мог кормить заказчика новыми обещаниями. – Ни одного дня у меня нет. Или вы работаете, или я отказываюсь от ваших услуг. На меня наезжает этот хрен. Наконец, я взял аванс. Просроченный день – это потерянные бабки. Выбирайте.

– А кто заказчик?

– Какая разница? – Глотов поморщился. – Блин, ты задаешь слишком много вопросов. Ну, один солидный коммерсант. Приезжий.

– Какой-нибудь чурбан? Хачик?

– Я уже сказал: это не имеет никакого значения. Он немного с придурью, но честный. Он платит реальные деньги – это главное.

– Что за человек? – Костян проявил настойчивость. – Имя у него есть?

– Хотя вам эти подробности знать совершенно не обязательно, – Глотов осуждающе покачал головой, – его зовут Витя Ольшанский.

– Из блатных?

– Ни-ни. Он работал в Челябинске, занимался экспортом черных и цветных металлов. И, судя по всему, имел неплохой навар. Но, сам понимаешь, Челябинск – это провинция. Там не развернешься. Прозябать там всю жизнь – не лучшая перспектива. Ольшанский закрыл свою лавочку, перебрался в Москву. И теперь думает, куда двинуть бабки, чем тут заняться. Он никуда не торопится, осматривается, приглядывается.

– А заодно уж решил, ну, пока есть время, начать со скупки угнанных тачек? – Кот выпил шампанское и поморщился. Кажется, так называемое «Коллекционное» здесь щедро разбавляли водой из-под крана. – Хорошее капиталовложение.

– Ольшанский не тот человек, кто станет бросаться деньгами. Если есть возможность купить мерс подешевле, зачем переплачивать? У Ольшанского есть «чистая» тачка, на которую он молится. БМВ семьсот пятидесятый. А мерс нужен для представительских целей, раз в неделю на нем выехать. Пустить лохам пыль в глаза. Ведь у нас по-прежнему встречают по одежке, по тачке…

– Что-то тут не склеивается. Если он честный фраер, то плохо начинает на новом месте. И вообще все это пахнет знаешь чем? Дерьмом.

– Брось, – Глотов махнул рукой, едва не опрокинув бутылку. – Это его проблемы, его деньги. Ольшанский дает двадцать процентов от рыночной стоимости тачки. Это потолок. Ведь ты работал и за десять процентов. А теперь задом крутишь и ломаешься. Я бы никогда не связался со случайным человеком. За него поручились верные люди. А вы отвечаете только за техническую сторону дела. И все, и точка. Теперь я должен услышать ответ: ты собираешься работать или страдаешь…

Костян пощелкал пальцами, подзывая официанта, сделал заказ, даже не раскрыв карту вин и меню.

– Ладно, – сказал он после минутного раздумья. – Передай этому кенту, что тачка будет у него через два дня. Но у меня тоже есть одно условие. Раз он немного того, с придурью, как ты говоришь, на стрелку поедем вместе.

– Ты что, не веришь мне? – удивился Глотов. Впервые он посмотрел в глаза Коту. – Это я веду переговоры с заказчиком. Я получаю лаве и банкую.

– Верю. Но на стрелку едем вместе.

– У нас так заведено, – подал голос Ошпаренный. – Ну, если возникают какие-то проблемы… На всякий случай.

– Хрен с вами, – сдался Глотов. – Поедем. Когда тачка будет у вас. Через два дня. Только знайте, что двое суток – это предел.

Глотов быстро расправился с ужином, выпил два фужера калифорнийского вина, цветом и вкусом напоминавшего портвейн «Кавказ» и отдававшего пробкой. Великодушно разрешив Коту расплатиться за угощение, встал и растворился в табачном дыму, оставив друзей доедать десерт.

– Не нравится мне этот хрен моржовый, – сказал Ошпаренный. – Глаза у него вороватые. Как у последней сволочи. Такой может запросто нас обуть. Глазом не моргнет.

– Ясный пень, он тебе не нравится. Кажется, в твоем вкусе девочки, а не пятидесятилетние дядьки, – возразил Кот. – Или ты уже сменил ориентацию? А я и не заметил…

И заржал на весь зал, будто сказал что-то очень прикольное. Так заржал, что люди стали оборачиваться. Ошпаренный смутился и замолчал. Спорить с Котом не имело смысла…

Кот потянул на себя ручку калитки. Заперта. Просунул руку в щель – с внутренней стороны забора массивная задвижка и амбарный замок. Кот махнул рукой в сторону забора, перешагнул канавку, полную талого снега. Подпрыгнув, ухватился руками за край забора, подтянулся, через секунду он уже сидел наверху, протягивая руку Раме.

– Сам залезу, что я – инвалид?

Рама натянул перчатки из тонкой кожи, вскарабкался на забор и спрыгнул вниз. Приземлился неудачно, на кусты шиповника. Колючки поцарапали запястье, проткнув джинсы, впились в мякоть бедра. Рама, готовый гаркнуть во всю глотку, едва сдержался. Лизнул сухим языком запястье. Коту повезло больше, он плюхнулся на ровное место, даже удержался на ногах. Отошел от забора на несколько шагов, дожидаясь, когда Килла с другой стороны перебросит сумку, предварительно вытащив оттуда бейсбольную биту. В носу защекотало, Кот чихнул и отступил в сторону. Спортивная сумка, перелетев через забор, едва не грохнулась ему на голову.

– Черт, мать твою, – прошептал Кот. – Ты меня пришибить решил? Хоть бы спросил, куда сумку бросать, обормот.

– Темно, как в могиле, – тихо отозвался Килла. – Откуда я знаю, куда кидать?

Сжимая в правой руке узкую рукоятку бейсбольной биты, он подошел вплотную к забору и сквозь щель между досками постарался разглядеть, что происходит с другой стороны. Молодой месяц появился в просвете между облаками и тут же исчез. Но за несколько коротких мгновений Килла сумел кое-что увидеть. Двухэтажный особняк красного кирпича с летней верандой и огромным балконом на втором этаже явно был построен недавно, но смотрелся старомодным и убогим, лишенным изюминки. Просто кирпичная будка с верандой и балконом. Видимо, архитектор, нанятый Корзуном, и прежние времена долго работал на селе. Проектировал свинарники или сенные навесы.

На участке разрослись яблони, возле дома посадили несколько кустов туи, но они засохли, не прижились. Мерс стоял на асфальтированной площадке метрах в десяти от ворот. Главное – тачка на месте, остальное вопрос техники. По носу ударила тяжелая дождевая капля. Килла, перепрыгнув канаву, вышел на дорогу.

Его задача стоять на стреме и, как говорится, обеспечить пацанам силовую поддержку. Если ненароком сюда забредет страдающий бессонницей сторож или комендант садового товарищества «Сосны», надо, выскочив из темноты и тумана, свалить его прицельным ударом по репе. Связать руки ремнем, сунуть в рот тряпку и оттащить с дороги, чтобы машиной не переехать. Пусть вон в канаве отлежится, отдохнет от трудов. Вероятность такого развития событий ничтожно мала, но Кот сказал, что сегодня облажаться нельзя. И учесть нужно все. Если тачку не взять с первой попытки, о ее существовании лучше забыть навсегда.

Придется спешно искать другой вариант. Сколько времени уйдет на эту бодягу? А заказчику мерс нужен срочно. Всегда так: срочно, срочно, срочно… Будто нельзя лишнюю неделю потерпеть. Килла услышал, как звякнула толстая цепь, стягивающая створки ворот. Это Кот перерезал пневматическими ножницами дужку замка. Намотал цепь на руку, осторожно положил на землю.

Рама подошел к машине вплотную, нажал кнопку брелка, отключил сигнализацию. Мерс грустно пискнул. Вспыхнули и погасли габаритные огни.

Так, с сигнализацией порядок.

Глава вторая

Рама осторожно открыл переднюю дверцу, сел в водительское кресло. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание. Первое волнение уже прошло, сердце билось ровно и спокойно. Рама оглянулся назад. Видимость почти нулевая, но можно разглядеть, как Кот копается с воротами. Помимо цепи и замка, предстояло поднять металлический костыль, фиксирующий створки, потянуть в сторону задвижку. Затем капнуть из масленки в петли ворот, чтобы не скрипели, когда их откроют. Эти манипуляции надо проделать быстро и бесшумно.

Кот поднял металлический костыль, закрепил его, бросил в раскрытую сумку масленку. Кажется, с петлями все. Кот потянул на себя правую створку ворот, вытащил камень из альпийской горки, сложенной рядом с забором, подложил его под ворота. Потянул на себя вторую створку. Ржавые петли, даже смазанные маслом, неожиданно заскрипели. Этот скрип, похожий на крик проснувшегося младенца, оказался таким громким, что, кажется, его услышали на другом краю поселка. В ту же секунду Кот сгинул где-то в тумане.

– Мать твою, – Рама врезал кулаком по спинке пассажирского сиденья. – Вот же сука.

Теперь он смотрел на окна дома. Если хозяин проснется, то первым делом выглянет в окно, а затем врубит свет. Это займет минуту, не больше. Нужно немного выждать. Корзун, разумеется, сразу заметит, что машина на месте. Но спросонья в такой темноте, может, не разглядит, что створки ворот распахнуты настежь.

Капли падали на ветровое стекло, постукивали по крыше и капоту. Рама уставился на светящийся в темноте циферблат наручных часов. Дом, большой и мрачный, как склеп, кажется, спал. Вдали за забором поднималась стена хвойного леса. Секундная стрелка сделала полукруг. Второй полукруг. Ни одно окно не засветилось. Кажется, пронесло.

Кот открыл заднюю дверцу, положил сумку на коврик, устроился на диване.

– Ждешь, когда Корзун проснется? – прошептал он. – Заводи.

Рама расстегнул молнию внутреннего кармана, достал электронный ключ, не похожий на обычные автомобильные ключи. Никакой планки с зубцами, только продолговатая рукоятка, похожая на узкий брелок. Подобно обычному ключу она вставляется в видоизмененную прорезь замка.

– С богом, – сказал Рама.

Он сунул ключ в замок. Через секунду сработала система электронного распознавания «свой-чужой». Система разблокировала руль, включила зажигание и стартер. На холостых оборотах двигатель работал почти бесшумно.

– Смотри, – Рама указал на нижнее крайнее окно.

В окне мерцал едва заметный огонек, будто в комнате засветили яркую свечу или керосиновую лампу. Кажется, изнутри кто-то отдернул занавеску, потянул в сторону вертикальные жалюзи. Точно, хозяин уже на ногах. Через мгновение в квадрате окна показался мужской силуэт. Саженные плечи, толстая шея, всклокоченная голова. Корзун опустил шпингалет, дернул на себя ручку, но оконный блок, разбухший от сырости, не поддавался. Корзун дернул сильнее, едва не выдрав ручку.

– Давай, жми, – заорал Кот. – Ну, давай. Жми, тебе говорят.

Рама включил задний ход, вырулил на улицу, слишком узкую, покрытую талым снегом. Килла, истомившийся от ожидания, упал на переднее сиденье, хлопнул дверцей.

– Ну, сегодня наши не пляшут, – сказал он и вытер кулаком мокрый нос. – Жми, Петя, жми. Все получится.

Окно распахнулось. Корзун высунулся наружу, уперевшись левой рукой в мокрый подоконник, выставил вперед правую руку. Грохнул выстрел. За ним второй. Из ствола револьвера вылетел сноп искр. Колеса проворачивались в снежном месиве. Рама вывернул руль, дал передний ход, затем задний, снова передний. Машина едва не повалила соседский забор. Вцепившись в руль мертвой хваткой, Рама выровнял машину. Из-под протекторов вылетел фонтан грязи.

Мерс рванулся с места, вильнул. Машина плохо держала дорогу, колеса пробуксовывали.

Николай Семенович Корзун проснулся, будто его толкнули в грудь. Зевнув, он уставился в темноту. Интересно, что его разбудило. Марина, подогнув ноги к животу, крепко спала. Тишина. Только капли дождя постукивают по жестяному подоконнику. Николай Семенович подумал, что с Мариной ему повезло, девчонка первосортная. Конечно, она не прима-балерина и не ведущая манекенщица из журнала «Вог». Но внешние недостатки отходят на второй план, в постели девчонка такая заводная, такая горячая, что у мертвого встанет. Даже без «виагры».

Показалось, за окном что-то тихо звякнуло. Что это может быть? Или послышалось? Но он вроде не страдает слуховыми галлюцинациями. Корзун лежал, вслушиваясь в неясные звуки ночи. Сонливость как рукой сняло. И тут донесся совершенно отчетливый скрип ржавых петель. Ветер не мог распахнуть ворота, обмотанные цепью.

Сбросив одеяло, Корзун выскочил из постели, шагнул к выключателю, но вспомнил, что свет в поселке вырубили вчерашним вечером. Может, оно и к лучшему. На цыпочках, Корзун подкрался к окну, отдернул занавеску и выглянул на двор сквозь щель в вертикальных жалюзи. Светлый «мерседес» стоял на прежнем месте. Туман, темнотища. Месяц, пробившийся из-за туч, освещал двор слабым мертвенным светом. Корзун увидел длинную тень, которая медленно проползла по асфальтированной площадке и пропала. В груди похолодело. Одна створка ворот распахнута настежь. Вот появился силуэт человека, кажется, распахнулась вторая створка. Ничего толком не видно. Проклятый дождь.

Корзун перевел дыхание. Впечатление было такое, будто кто-то, даже не человек, а неизвестная науке тварь, запустила лапу между ребер и вытащила из груди его большое доброе сердце. Неожиданно вспомнился тот день, когда вместе с женой Ритой Корзун совершил пробную поездку на новой, еще не оплаченной машине. Тогда он сказал жене: «Теперь я занимаю такое общественное положение, что больше не могу покупать тачки, угнанные в Европе. Сама понимаешь, не тот статус. „Мерседес“ – моя первая машина, купленная легально, в московском автосалоне».

«Конечно, – ответила Рита. – С таким высоким общественным положением нельзя ездить на сомнительных машинах. У тебя друзья – депутаты Парламента. А Василий Васильевич, тот вообще… Как высоко взлетел».

Тихая, какая-то пришибленная жизнью, она всегда и во всем соглашалась с мужем. Даже если он нес полную ахинею.

Корзун в два прыжка добрался до кровати, упал на мягкий матрас, с силой толкнул Марину в плечо.

– Что, что? – женщина села на кровати. Бретельки ночной рубашки сползли с плеч. – Коля, что…

– Мой «мерседес» угоняют, – сказал Корзун и не узнал собственного голоса, какого-то надрывного, с хрипотцой. – Угоняют тачку.

Он провел рукой по прикроватной тумбочке, мобильный телефон здесь. Корзун снова вскочил, рванулся к окну, задернул шторы. Чиркнув спичкой, зажег свечу, выдвинул ящик тумбочки, вытащил шестизарядный револьвер «Стерлинг» девятого калибра. Разорвав упаковочный картон, высыпал на одеяло патроны.

– Что ты делаешь? – Маринины глаза напоминали белые пуговицы. Она сидела на кровати, таращилась на револьвер, прикрывая лицо ладонями. У нее дрожали не только пальцы, дрожали даже предплечья. – Что ты собрался сделать? Зачем тебе оружие?

Корзун сунул Марине в руки мобильный телефон и аккумулятор.

– Звони в ментовку, – приказал он.

Открыв барабан, стал рассовывать патроны в гнезда. Пальцы слушались плохо, патроны сыпались на пол. Наконец он справился с револьвером. Натянул джинсы и свитер. Марина тыкала пальцем в кнопки телефона, но дисплей не загорался. Видимо, за эти дни аккумулятор успел сесть. Черт, как это не вовремя.

– Где твой сотовый?

– Ты сам сказал: оставь его в Москве. Чтобы не доставали звонками. Я сделала, как ты…

– Дура, – Корзун потряс револьвером перед носом Марины. – У тебя что, своей башки нет? Мозги ты тоже дома оставила? Телефон она не взяла. А тут машину уводят.

Корзун подлетел к окну, насилу распахнул его, едва не вырвав ручку. «Мерседес» уже выехал на дорогу и застрял в снегу. Движок работал на высоких оборотах, мерс дергался взад-вперед, стараясь выбраться из западни. Николай Семенович выкрикнул что-то, поймал на мушку светлый силуэт машины, то место, где сидел водила. Нажал на спусковой крючок. На секунду оглох от громкого хлопка. Спуск револьвера оказался слишком тугим. Пуля прошла выше цели. Он выстрелил еще раз и снова промазал.

– Суки, что вы делаете? – крикнул Корзун, решив, что с такой дистанции при такой видимости не достанет бандитов из короткоствольного револьвера. – Тормози. Люди, помогите… Люди…

Господи, к кому он обращается? Какие еще люди? Возможно, на все сто домов садоводческого товарищества есть одна живая душа, комендант, отставной майор внутренних войск, или сторож, старый и глухой, как тетерев. Но оба наверняка отсыпаются после очередного возлияния. Зови их или из пушки стреляй, раньше полудня все равно не поднимутся. Зимой здесь немного развлечений: карты, водка, радио и сладкий сон.

«Мерседес» исчез из вида.

Корзун бросился к комоду, схватил ключи от входной двери. Раскрыл Маринину сумочку, вывалил на пол помаду, пудреницу, еще какую-то муру, среди которой отыскал ключи от «ситроена» и рванулся к выходу.

В дверях, расставив руки, стояла Марина, закрывая собой дверной проем.

– Что ты делаешь? – крикнула она. – Прекрати немедленно. А если они вооружены? Господи… Они убьют тебя! Не ходи. Это всего лишь машина.

Но остановить Корзуна было невозможно. Он завелся, как угнанный «мерседес», с полоборота.

– Всего лишь машина? – от возмущения у него перехватило дыхание, он не сумел закончить фразу. – Я зарабатываю на жизнь не минетами, как ты. За бабки я пашу как проклятый.

– Коля, послушай…

– Уйди с дороги, – прошипел Корзун.

Марина не двинулась с места. Корзун, коротко размахнувшись, свободной рукой влепил ей такую пощечину, после которой не всякий мужик устоял бы на ногах. Из глаз женщины брызнули слезы, левая щека пошла багровыми пятнами. Марина не уступила. Корзун вцепился ей в руку, потянул на себя и, развернувшись на сто восемьдесят, с силой бросил девушку на кровать.

Свечка погасла. Корзун налетел на стену и выругался.

– Блин, темнотища.

– Заткнись, сволочь.

Марина уткнулась лицом в подушку и разрыдалась в голос.

Выскочив на веранду, Корзун распахнул дверь, спустился по скользким ступенькам, быстро для своей крупной комплекции помчался по тропинке к гаражу, на бегу сообразив, что забыл переобуться. На босу ногу надеты стоптанные шлепанцы с кожаной подошвой и войлочным верхом.

Через минуту Корзун сидел за рулем «ситроена». Бросив револьвер на пассажирское сиденье, завел двигатель, ударил по газам. Машина выскочила из ворот, задев задним крылом железный столб. Корзун включил фары дальнего света. Он подумал, что на такой поганой дороге все решает не мощность двигателя, а вес машины. Тот отрезок пути, где тяжелый «мерседес» по уши увязнет в грязи, «ситроен» проскочит как намыленный. Только бы догнать этих отморозков, только бы догнать. По грунтовке до асфальта километров пять или около того. Дорогу до «Сосен» строители начали тянуть еще два года назад, завезли грунт, завезли щебень, а потом все бросили, исчезли неизвестно куда.

Да и асфальтовая дорога до ближайшего населенного пункта – это смех, одно название. Колдобины да рытвины. Там тоже не разгонишься.

«Мерседес» лишается всех своих преимуществ, главное, скорости. Когда проедешь поселок, дорога расходится. Если взять направо, минут через десять выскочишь на Рижское шоссе. Свернешь налево, придется долго колесить от поселка к поселку, от деревни к деревне по мерзкой трассе в два ряда. На Рижку угонщики не свернут, испугаются ментов. Остается второй вариант. Тут у Корзуна все козыри на руках. Подвеска мерса на такой дороге запросто накроется. А вот относительно легкий «ситроен», пожалуй, выдержит, проскочит.

Корзун сжимал руль так, что белели костяшки пальцев. Он испытывал странный зуд в ладонях, будто руки искусали муравьи.

«Ситроен» выскочил из дачного поселка. Корзун прибавил газу. Дорога, петляя вдоль поля, поднималась вверх, затем спускалась в низину, затопленную густым туманом, снова поднималась вверх. После третьего поворота Корзун увидел вдали фонари «мерседеса». Его расчет оказался правильным, ударившая оттепель превратила дорогу в болото.

Решено, водилу он пристрелит. Поравнявшись с «мерседесом», через боковое стекло выпустит в мерзавца все оставшиеся патроны. Вышибет мозги, и плевать, что кожаный салон будет загажен кровью. Тут вопрос даже не в деньгах, это дело принципа. Когда «мерседес» остановится, подойдет очередь того кадра, что упал на заднее сиденье. Корзун успеет перезарядить револьвер. Выйдет из «ситроена», распахнет дверцу своей тачки, прострелит подонку колено, а потом выпустит пулю в живот. Чтобы почувствовал, что такое настоящая боль. И, наконец, вытащит его из салона и голыми руками свернет башку. Последнее, что угонщик услышит перед смертью – треск собственных шейных позвонков.

До асфальта всего ничего. Фонари «мерседеса» приближались, вот они исчезли за стволами деревьев. Справа встала темная стена леса. Корзун включил дворники, хотел сбросить газ, чтобы вписаться в поворот.

А дальше произошло необъяснимое. Неизвестно откуда, словно из леса, вдруг выскочила какая-то машина с выключенными габаритными огнями. Не отжав сцепления, Корзун резко нажал на тормоз, услышал характерный звук колес, уже заблокированных, скользящих по дороге. Тут же отпустил тормоз, вывернул руль, чтобы, вильнув в сторону, избежать бокового удара. Но ему не хватило доли секунды, чтобы выполнить этот маневр. Неизвестная машина левым углом ударила в заднее крыло «ситроена».

«Ситроен» слетел с дороги. Перевернувшись набок, по склону песчаной насыпи сполз вниз. Снова перевернулся, на этот раз на крышу. Корзун ударился ребрами о руль, затем влетел затылком в крышу машины. Наступила темнота. «Ситроен» встал на колеса.

Корзун пришел в себя минут через десять. Распахнув дверцу, выбрался из салона. Утопая голыми ногами в снегу, вспомнил, что в машине остались его тапочки и пистолет. Хрен с ней с пушкой. Но как босиком возвращаться обратно? Еще минут пять Корзун искал тапочки в разбитой машине. Затем, встав на карачки, заполз на откос, выбрался на дорогу. Темные «Жигули» с разбитым передком стояли на краю склона. Одна дверца распахнута настежь. Водилы не видно.

– Эй, – крикнул Корзун. – Есть тут кто?

Ни ответа, ни привета. Размазывая по лицу и шее кровь, сочившуюся из уха, он медленно поплелся к дому. В голове гудел растревоженный пчелиный улей. Корзун спотыкался, падал в жидкую холодную грязь, поднимался на ноги и брел дальше, не чувствуя под собой ног.

Глава третья

Поднявшись с кровати, Костян Кот натянул майку и спортивные штаны и посмотрел на будильник, стоявший на подоконнике. Десять утра. Выходит, он спал часа три или около того. Было слышно, как на кухне из крана льется вода. Настя задержалась, не пошла на работу как обычно к девяти. И сейчас моет грязную посуду, оставшуюся с вечера. Она работает переводчиком в одном серьезном агентстве, которое обслуживает культурные или бизнес-мероприятия высокого уровня. К трудовой дисциплине там относятся трепетно и нежно. Странно, почему она до сих пор не ушла на работу? Костян втайне надеялся, что к тому времени, когда он проснется, Настя уже отчалит. Тягомотный разговор сам собой отложится до вечера. А к тому времени найдутся нужные слова, объяснения.

Меньше всего сейчас хотелось отвечать на ее вопросы. Куда он исчез? Где пропадал всю ночь? Почему не позвонил? Ведь она ждала, нервничала, заснуть не могла. Ясно, нервничала. Ясно, ждала. Откуда такое равнодушие? Почему Костян позволяет себе то, что не позволил бы ни один любящий мужчина? Именно так, этими же словами, Настя сформулирует свои вопросы. Дрожь в голосе, на глазах слезы. Действительно, почему Костян ведет себя, как свинья? Ответов не было. Надо бы придумать что-то вразумительное, логичное. Что-то такое… Но что может придумать человек, у которого спросонья башка совсем не варит, человек, переживший не самые приятные в жизни ночные приключения.

Костян подошел к окну, глянул вниз, на темный квадрат двора в белых проплешинах снега. Сломанные качели, несколько пустых скамеек, возле песочницы какая-то дама в кожаном плаще выгуливает грязно-серого пуделя. Дама куда-то опаздывает, она нетерпеливо дергает за поводок, но собака не желает идти домой. Пудель рвется к помойке, хочет спугнуть пару жирных голубей, которые ищут в отбросах что-нибудь съедобное. Костян потер ладонью лоб. Что же сказать? Вот он, грустный итог жизни: тридцать годиков за плечами, а он даже врать складно не научился. Кажется, он даже не повзрослел.

А если сказать правду? Вчера вместе с дружбанами мы побывали в Подмосковье, долго месили дорожную грязь, пешком добираясь от шоссе до садоводческого товарищества «Сосны». А там проникли на чужой участок и увели мерс у одного жлоба. Но все пошло наперекосяк с самого начала. Хозяин проснулся, поднял шум, даже пару раз пальнул из пистолета, а затем погнался за ними на «ситроене» любовницы. И сегодняшним утром Костян вполне мог проснуться не в своей квартире, на этой мягкой постели, а мог на деревянном настиле камеры предварительного заключения. А поутру друзей по одному тягали бы в следственный кабинет, снимая показания.

Но на этот раз обошлось. Ошпаренный, вырвавшись на жигуленке из леса, бортанул «ситроен» в заднее крыло, а когда тот слетел с дорожной насыпи, Димон пробежал две сотни метров, пересел в мерс. До Москвы добрались спокойно, поставили тачку в гараж и разбежались.

Нет, сказать правду он не сможет, язык не повернется. Версия такая: они с пацанами копались в гараже, ремонтировали тачку Киллы, выпили немного пива, потрепались, совсем забыли о времени. Вышли из гаража, уже утро.

Костян присел на подоконник, прикурил сигарету. Вода на кухне больше не лилась. В комнате пахло обойным клеем и олифой. Разобранная стремянка увешана рабочей одеждой маляров. Заляпанные краской куртки, майки, какое-то тряпье неизвестного назначения. Внизу стоят потрескавшиеся от старости две пары башмаков. Маляры со слезами на глазах выпросили у Кота три отгульных дня. То ли нашли денежную халтуру на стороне, то ли душа праздника попросила. Сегодня пятый день, а рабочих ну хоть с фонарями ищи. Только не поймешь, где потерялся их след.

Ремонт в квартире начался больше месяца назад. За это время тетя Тоня и Вадик, украинцы приехавшие в Москву на заработки, успели содрать старые обои, размыли и покрасили потолки, кое-как, сикось-накось положили в ванной кафель. Всего-то. А работы впереди еще непочатый край, конь не валялся, а маляры работали так, будто у них в конечностях стояли тормозные колодки.

Костян проклинал тот день, когда на строительном рынке увидел эту парочку и поверил басням о том, что Вадик с тетей Тоней, спецы высшей квалификации, в два счета сделают ремонт его запущенной холостяцкой берлоги. Недорого и, главное, очень быстро и качественно. Вот тебе и быстро. И качественно. Тетя Тоня, вечно стонавшая то ли от приступов радикулита, то ли от природной лени, мучимая подагрой и хронической простудой, едва шевелилась. Судя по этим стонам, она готова была вот-вот отбросить коньки, возложив хлопоты с похоронами и поминками на Кота. «Слушайте, если вы так плохо себя чувствуете, сходите к врачу, – как-то не выдержал Кот. – Пусть мазь пропишет. Стонать при мне – пустое дело. Я за радикулит малярам не доплачиваю. А лучше так: сразу получите инвалидность. Навсегда забудьте о работе, а по утрам в свое удовольствие растирайтесь скипидаром». Тетя Тоня сделала вид, что обиделась, дня три не разговаривала с хозяином, но стонать прекратила.

Вадик же интересовался не работой, а ценами на вещевых барахолках, прикидывая, какой товар нужно везти из Москвы, чтобы с выгодой загнать у себя на родине. Возвращаясь после очередной экскурсии на вещевой рынок, он долго жаловался тетке на неуступчивых московских продавцов, повторяя: «Если уж что везти отсюда, так это кроссовки. И спортивные костюмы. Кстати, я и себе костюмчик подобрал. С тремя полосками. Закачаешься». «Слушай, пан спортсмен, поработать нет желания? – спрашивал Кот. – Ты ведь маляр высшей квалификации. А не хрен в стакане. Где твоя рабочая гордость?». Кот смеялся, а Вадик, туго понимавший юмор, только кивал головой. Он тупо смотрел на ведро с краской, соображая, для каких целей предназначена эта жидкость и что нужно с ней делать. Так и не сообразив, понуро плелся на кухню пить кефир, жевать бутерброды и, глядя в окно, мечтать о будущих барышах.

Маляры растягивали удовольствие как могли. Видимо, надеялись перебиться тут до апреля, а там откроется строительный сезон. Заказов, а вместе с ними и денег, повалит столько, что можно будет выбирать халтуру на конкурсной основе. Кто больше заплатит и создаст «приемлемые» условия.

Услышав мелодию мобильного телефона, Костян вытащил трубку из кармана джинсов, болтавшихся на спинке стула. Голос Ивана Глотова был совсем близко, будто тот звонил из соседней квартиры:

– Я хочу узнать только хорошие новости, – предупредил Глотов. – Не огорчай меня.

– Все тип-топ, – ответил Кот. – Тачка на месте.

– Как все прошло? Без осложнений?

– Лучше не бывает, – соврал Костян. – Впрочем…

– Что «впрочем»? – насторожился Глотов.

– Впрочем, я насморк подцепил. До сих пор после ночной прогулки согреться не могу.

– Насморк – не дурная болезнь, – облегченно вздохнув, изрек Глотов и перешел к комплиментам: – Я же всегда говорил, что тебе это дело по зубам. Один раз высморкаться и забыть.

Костян хотел ответить, что так высморкался, что до сих пор опомниться не может.

– Господи, если бы ты меньше рассуждал и больше действовал, давно бы потерял счет деньгам, – талдычил Глотов. – Встречаемся сегодня в девять тридцать вечера. Ты еще не раздумал ехать вместе со мной?

– Не раздумал.

– Тогда одна просьба. Не тащи на встречу свою бригаду. Это может не понравиться покупателю. Ну, в том смысле, что ему не доверяют и все такое… Сам понимаешь. Он человек осторожный. Я бы даже сказал несколько старомодный. И вообще может испугаться до поноса, когда увидит твоих архаровцев. Я не хочу портить отношения, когда наше сотрудничество только начинается, только на рельсы становится. Возможно, нам с ним еще долго работать. Сто процентов, что будут новые заказы. Много новых заказов, очень выгодных.

Костян помолчал. Язык чесался ответить, что больше он не станет работать ни на Глотова, ни на Ольшанского. Провались они сквозь землю со своими выгодными заказами. Даже в том случае, если ему предложат более выгодные условия, он откажется. Костян продаст квартиру, как только найдутся покупатели, которых устроит его цена. А это случится со дня на день. Ну, если быть честным перед самим собой, называть не взятые с потолка, а реальные сроки, это произойдет через месяц. Возможно, через месяц с небольшим. Дней через десять Костян продаст свою любимую «субару легаси», навороченную полуспортивную тачку.

Покупатель есть, он в срочном порядке собирает деньги. У мужика башня повернута на спортивных тачках, двухгодовалая «субару» с форсированным движком и усиленной подвеской для него – голубая мечта, цель всей жизни. Кроме этой прозы в планах Костяна есть и романтическая страница: бракосочетание с Настей. Церемония состоится через три недели в местном загсе. Никаких подвенечных платьев, пышных банкетов, свидетелей с красными ленточками через плечо и прочей лабуды. Они просто распишутся и поставят в паспортах колотушки, а вечером посидят с друзьями в одной кафешке, где играют приличные музыканты, не разбавляют вино сивухой, а в сортире не предлагают купить дурь.

Как только Кот закруглит в Москве последние дела, он вместе со своей молодой женой навсегда уедет из России. Загранпаспорт с открытой шенгенской визой уже в кармане. И отъезд – дело решенное. Вопрос не подлежит обсуждению. Медовый месяц в Париже – это звучит почти гордо. А потом короткая поездка на побережье Португалии, недорогой отель в пригороде Порто или на Мысе Сан-Винсенти. Много солнца и моря, автомобиль напрокат, а в придачу низкие цены и отличные дороги вдоль всего побережья.

«Мерседес» Корзуна – последняя работа, выполненная в Москве. Финальный аккорд криминальной карьеры. Кот согласился на предложение Глотова, потому что в последнее время расходов много, с деньгами плохо, да и парням надо немного заработать. Дальше точка. Пауза длиною в жизнь. Интересно, какую рожу скорчит Глотов после этого сообщения? Может, слезу пустит от горя? Иван Павлович не уставал повторять, что надеется на длительное сотрудничество с Котом, мол, вместе они загребут вагон денег, даже больше. Глотов найдет в себе силы изменить жизнь. Для начала перестанет спать с потаскушками, посещать игорные заведения, близко не подойдет к ипподрому, даже немного отложит на старость, которая не за горами. А тут такая неприятность, такой жуткий облом.

– Понимаешь, о чем я? – повторил Глотов. – Возьми одного из пацанов. О’кей?

– А? Чего? – переспросил Кот, выпавший из разговора.

– Я говорю: возьми только одного из своих парней. А лучше – никого не бери. Когда меньше народу, легче договариваться. Если грамотно построить разговор, поторговаться, но без нажима… Возможно, тебе отойдет лишняя штука. Или полторы.

– Лады, – рассеянно кивнул Кот. – Нас будет двое. Так уж заведено. Мы не ездим на стрелки по одному.

– Черт с тобой. Записывай: улица Речников…

Глотов продиктовал адрес и дал отбой.

Глава четвертая

Костян вышел в тесную прихожую, в темноте споткнулся о спортивную сумку с инструментом, пневматическими ножницами и какими-то железяками. Сегодня, вернувшись под утро домой, он, бросил сумку в прихожей. Молния расстегнута, торчит рукоятка лехиной бейсбольной биты. До сегодняшнего дня Костян не замечал, чтобы Настя рылась в его вещах. Но если она все-таки увидела пневматические ножницы и биту… И так сказать нечего, а тут еще эта сумка.

Костян заперся в ванной, наспех побрился, сполоснул лицо. Через минуту он появился на кухне. Настя, протиравшая плиту, даже не повернулась в его сторону. Одета в брючный костюм, значит, уже собралась на работу, но не уходила, видно, дожидалась, когда Костян проснется и можно будет высказать все обиды. Он присел на табурет. Покашлял в кулак, мол, здесь я…

– Слушай, ты извини, что так вышло. Вчера в гараже засиделись. – Костян чувствовал, что врет неумело, убого. – Совсем забыли о времени…

Настя сняла фартук, повесив его на вбитый в стену гвоздь, махнула рукой. Она не ждала от Костяна ни правды, ни лжи. Она хотела выйти из кухни, но остановилась в дверях.

– Совсем недавно с тебя сняли судимость, – Настя обернулась. – И все начинается сначала? Ты обещал, клялся. Я завязал, я завязал… И что? Ни черта подобного. Не стану читать тебе нотации. Душевные разговоры пусть ведет с тобой заместитель начальника колонии по режиму. Той самой колонии, где ты скоро снова окажешься. Но знай: если что-то случится, твоя жизнь покатится под гору. И наверх уже не подняться.

– Но я…

– Я хочу тебя вытащить из этого болота. И есть единственный способ это сделать. Уехать отсюда, оборвать концы, оборвать знакомства. Пусть не навсегда уехать, хотя бы на пару лет. И тут подвернулся прекрасный вариант – есть возможность получить вид на жительство во Франции. Но ты упираешься изо всех сил. Почему, я не могу понять? Ты хочешь остаться, чтобы все это продолжалось?

– Мы уедем, – ответил Кот. – И все кончится.

– Ты обещал поговорить со своими парнями. С Киллой, Ошпаренным и Рамой. Обещал все им объяснить. Но не сказал ни слова. Правильно? Или я ошибаюсь?

– Просто случая не было. Для такого базара нужно время и место. Все никак не складывалось. Но я поговорю. Может, завтра. Как получится.

– «Завтра» твое любимое слово.

– А ты почему еще не ушла? – Костян неуклюже попытался повернуть разговор на другую тему. – Сегодня нет никаких мероприятий? Ну, с этими, иностранцами?

Настя, даже не удостоив Кота ответом, только покачала головой и вышла из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь. Костян вытянул из пачки сигарету, прикурил и стал крутить на столе чайную ложечку, раздумывая, кого брать с собой на стрелку. Киллу? У него лучше получается махать бейсбольной битой, чем языком чесать. Петя Рама, пожалуй, подойдет. Он мужик представительный, весь из себя, если надо, умеет клиенту пыль в глаза пустить. Кроме того, знает любую мерсовскую модель, как свои пять. Залезет под капот, расскажет о достоинствах движка…

Но покупателя вряд ли интересуют технические тонкости. Он сам выбирал и заказывал тачку, поэтому знает все ее прибамбасы. Но если Рама все-таки начнет читать автомобильные лекции, его не остановишь даже силой. Пусть едет Ошпаренный. Он умеет поймать нить разговора, ввинтить ко времени нужное слово. Если возникнут осложнения… Стоп. Никаких осложнений не предвидится. Они просто отдадут тачку и получат лаве. Простое дело, проще некуда.

Телефон зазвонил в тот момент, когда Кот, решив подкрепиться, открыл дверцу холодильника.

– Константин, как хорошо, что я застала вас дома, – звонила Раиса Сергеевна Шаталова, риэлтэр, которая второй месяц искала покупателей на квартиру Кота. – Еще не забыли о моем существовании?

– Не успел. Последний раз мы беседовали два дня назад.

– Вот и хорошо, и чудненько! – «Чудненько» было любимым словом Шаталовой. – Наклюнулся один вариант. Супруги из Саратова хотят посмотреть вашу квартиру. Сегодня же вечером. В девять вас устроит? Прекрасные люди. Всю жизнь в провинции торговали рыбой. Кажется, не совсем свежей рыбой, – Шаталова засмеялась. – А вот сейчас решили перебраться в столицу. Открывают тут свое дело. Чудненько. Правда?

– Правда, – мрачно согласился Кот. – Рад, что на тухлой рыбе можно так подняться. Свое дело в Москве. Это не каждому дано. Но ближе к вечеру я должен уехать, срочное дело.

– Господи… Какие могут быть дела, когда вы продаете недвижимость? Чудненько… Перенесем встречу на завтрашний вечер. На семь часов у вас дела не намечены?

– Понимаете ли, – замялся Кот, – мои маляры куда-то пропали. Все бросили и смотались. Дела стоят на месте. Не квартира, а помойка. Стыдно не то что чужим людям показывать, тут самому находиться стыдно.

– Константин, вы меня разочаровываете, – вздохнула Шаталова. – Покупатели после вашего ремонта будут делать свой ремонт. Их интересуют квадратные метры, а не обои на стенах.

– Но квартира должна иметь товарный вид. Это закон любого бизнеса, иначе я буду вынужден снизить цену. Я заинтересованное лицо.

– Слушайте, ваша квартира – это не подарок судьбы. Не так просто найти покупателей на это, извините за выражение, убожество. А вы тянете резину. У меня такое впечатление, что вы просто не хотите ее продавать.

– Хочу, – вздохнул Кот.

– Когда вы наконец закончите свой ремонт?

– Завтра же я найду других мастеров, которые все сделают за неделю. Под страхом смерти.

– Хорошо, я позвоню через неделю. Вы меня расстроили, Константин. – Шаталова швырнула трубку. Кот захлопнул холодильник и, забыв о завтраке, пошел обратно в комнату, на ходу отключив мобильник. Голова с недосыпу дурная, тяжелая, пару часов здорового отдыха ему не помешают. Через несколько минут Костян, накрывшись с головой одеялом и поджав к животу колени, спал как убитый.

Сон приснился кошмарный. Даже не сон, а странное сплетение воспоминаний о прошлой жизни зэка в республике Коми под Интой, где Костян мотал срок, с новыми ощущениями и образами… Снилось, что он тянет последний год лагерной пятилетки. К этому времени Костян уже стал расконвоированным зэком, которому, если повезет, если есть наряд, разрешено днем покидать территорию промышленной зоны, чтобы поработать в поселке, где проживают семьи охранников, лагерного начальства и просто вольняшки. Ясно, когда до звонка остается всего несколько месяцев, человек в бега не уйдет. Значит, и конвой ему без надобности. Только людей попусту гонять.

Работы в поселке всегда по уши. Надо накормить скот, натаскать воды, порубить дрова, иной раз крышу починить или забор поправить… Да мало ли что. Работа не из легких, но Кот радовался, когда выпадал случай сходить в поселок. Значит, не придется целый день видеть рожи мужиков и вертухаев, не услышишь лай собак и матерщину охраны. В поселке есть с кем словом переброситься, а попадется добрая хозяйка, обязательно покормит.

Костяну снилось, что он, выписав бумагу у начальника отряда, шагал зимней дорогой через лес. До поселка три версты. Вокруг ни души, в воздухе висят снежные хлопья, ветер стих. А тишина такая, что слышно, как потрескивают на последнем весеннем морозце сухие ветви столетних елей.