Женщины могут все Робертс Нора
Глядя человеку в глаза, можно узнать намного больше.
— Что ж, еще раз добро пожаловать. Всем вам. Не хотите пройти в дом или на винодельню?
— Я бы предпочел взглянуть на поля. Давненько я не видел, как ведется обрезка. — Дэвид обернулся к Тайлеру и сразу понял, что тот не в духе. — У вас прекрасный виноградник, мистер Макмиллан. И превосходное вино.
— Вы правы. Но у меня есть работа.
— Вы должны извинить Тайлера. — София скрепя сердце взяла Дэвида под руку, пытаясь таким образом удержать на месте. — Он очень целеустремленный человек и сейчас не может думать ни о чем другом, кроме обрезки. К тому же он не силен в искусстве общения. Правда, Макмиллан?
— Лозам болтовня не требуется.
— Звуки стимулируют рост всего живого. — Сердитое выражение лица Тая не произвело на Мадди ни малейшего впечатления — а почему вы обрезаете их зимой? — спросила она. — А не осенью или ранней весной?
— Мы обрезаем их в состоянии покоя.
— Почему?
— Мадди… — начал Дэвид.
— Ничего, все нормально. — Тай присмотрелся к девочке. «Одета, как ученик вампира, но личико смышленое», — подумал он. — Мы ждем первого сильного мороза, который заставит лозы впасть в спячку. Обрезка проводится для того, чтобы обеспечить новый рост весной. Зимняя обрезка уменьшает урожай. Но нам требуется не количество, а качество. Переросшие лозы дают слишком много негодных гроздьев.
Он снова посмотрел на Дэвида.
— Догадываюсь, что на Манхэттене не слишком много виноградников.
— Верно. Это одна из причин, заставивших меня принять ваше предложение. Я тосковал по полям. Двадцать лет назад я провел очень холодный, сырой январь в Бордо, обрезая лозы для «Ла Кер». Много лет я выезжал в поля только для того, чтобы не терять навык. Но никогда не проводил там всю долгую зиму.
— Вы не могли бы показать мне, как это делается? — спросила Мадди у Тайлера.
— Ну, я…
— Сначала я, — жизнерадостно сказала сжалившаяся над Тайлером София. — Мадди и Тео, пойдемте со мной. Я покажу вам виноградники, а потом мы отправимся на винодельню. Конечно, обрезка — вещь очень интересная, но это только начало. Она требует внимания и долгой практики. Я все вам покажу..
— Тео проглотил язык, — со вздохом сказал Дэвид, когда София и дети отошли подальше. — Она красивая женщина. Осуждать его не приходится.
— Да, выглядит она неплохо.
Хмурый тон Тайлера заставил Каттера подавить улыбку. Он серьезно кивнул:
— А я гожусь ей в отцы, так что можете не беспокоиться.
С точки зрения Тая, Каттер был как раз во вкусе Софии, Старше, лощенее, опытнее. Под грубоватыми манерами скрывался класс. Это бросалось в глаза даже такому простому фермеру, как Тайлер Макмиллан.
Но говорить об этом не имело смысла.
— Между мной и Софией ничего нет, — решительно сказал он.
— Дело ваше. Давайте с самого начала поставим все точки над i, идет? Я здесь не для того, чтобы становиться на вашем пути или менять здешние порядки. Макмиллан, вы виноградарь, а я нет. Но я собираюсь делать свое дело и наблюдать за всеми стадиями выращивания винограда.
— Ваше место в кабинете. А мое — в поле.
— Не совсем так. Меня наняли для того, чтобы координировать и присматривать. И, в частности, потому что я знаю, что такое лоза. Я не кабинетный работник и, честно говоря, устал им притворяться. Доказать?
Каттер вынул секатор из футляра, висевшего на поясе Тая, и подошел к ближайшему ряду. Действуя без перчаток, он поднимал лозы, осматривал их и ловко срезал.
Все было предельно быстро, умело. И правильно.
— Я знаю лозы, — повторил Дэвид, возвращая Таю его орудие. — Но от этого виноградники не становятся моими.
Раздосадованный Тай взял секатор и сунул его в футляр, как меч в ножны.
— Ладно, давайте договоримся. Мне не нравится, что кто-то будет стоять у меня за спиной и ставить мне оценки, как в школе. Ц Я здесь для того, чтобы делать вино, а не обзаводиться друзьями! Не знаю, какие порядки существовали у вас в «Ла Кер», и не хочу знать. Этим виноградником управляю я.
— Управляли, — спокойно ответил Дэвид. — А теперь мы управляем им вместе, нравится нам это или нет.
— Нам это не нравится, — коротко сказал Тайлер и ушел. «Упрямый, негибкий, обидчивый, — подумал Дэвид. — Предстоит нешуточная драка». Он посмотрел в ту сторону, куда София увела детей. То, что в мальчике пробуждались гормоны, было видно невооруженным глазом. Это может стать серьезной проблемой, устало подумал Дэвид.
Каттер прошел немного вперед, увидел, что его дочь срезала молодой побег, и одобрительно кивнул.
— Хорошая работа. Спасибо, — сказал он Софии.
— Пожалуйста. Думаю, вы захотите встретиться со мной, чтобы обсудить планы рекламной кампании. Я создаю на вилле свой кабинет. Как насчет второй половины дня? В два часа вас устроит?
«Умная девушка, — подумал он. — Делает первый шаг, создает почву. Что за семья!»
— Конечно, устроит. Но сначала нужно снять с вашей шеи эту пару.
— Я хочу увидеть остальное! — заупрямилась Мадди. — Дома все равно нечего делать. Там скучно.
— Мы еще не распаковали вещи.
— Вы очень торопитесь с этим покончить? — София положила руку на плечо Мадди. — Если не очень, то оставьте Тео и Мадди со мной. Я вернусь на виллу через час-полтора и привезу их Вы расположились во флигеле, верно?
— Верно. — Дэвид посмотрел на часы. До встречи еще оставалось немало времени. — А они вам не помешают?
— Нисколько.
— Ладно. Раз так, увидимся в два часа. Ребятки, только, чур, не шалить.
— Как будто мы только этим и занимаемся, — пробормотала Мадди себе под нос.
— Если нет, — сказала София, когда Дэвид отошел на несколько шагов, — значит, тебе не слишком весело живется.
Дети оказались славными. Жадные расспросы Мадди пришлись ей по душе. А вспыхнувшая в Тео любовь с первого взгляда подняла настроение.
К тому же кто знает поведение, мысли и планы человека лучше, чем его дети? Утро, проведенное с детьми Дэвида Каттера, может оказаться не только приятным, но и полезным.
— Давайте утащим отсюда Тая, — предложила София. — И заставим провести нас по винодельне. Порядки Макмилланов я знаю хуже, чем порядки Джамбелли. — Она сунула секатор в футляр. — Всем нам приходится чему-то учиться.
Пилар расхаживала по кабинету судьи Элен Мур и пыталась не волноваться. Казалось, вся ее жизнь полетела кувырком. Но она вовсе не была уверена, что хочет ее вернуть. Более того, она сомневалась, что хочет вернуть хотя бы ее часть.
Но что-то нужно было предпринять. В этом она была уверена Ей надоело чувствовать себя зависимой и бесполезной.
Однако больше всего Пилар нуждалась в дружеском совете.
В то утро она виделась с матерью и дочерью только мельком. Причем намеренно. Конечно, это было проявлением трусости. Но ей требовалось время, чтобы определить размеры ущерба, принять решение и справиться с глупой болью, которая продолжала терзать ее изнутри.
Пилар машинально взялась за то место на пальце, где всегда было обручальное кольцо, и внезапно поняла, что его нет. Нужно было еще привыкать к этому. Нет, черта с два! Сегодня днем она зайдет к ювелиру и купит самое дорогое, самое вызывающее кольцо, которое украсит средний палец ее левой руки.
«Символ, — сказала она себе, — свободы и начала новой жизни».
Или неудачи.
Сокрушенно вздохнув, Пилар опустилась в кресло, и тут в кабинет влетела Элен.
— Извини, мы немного задержались.
— Все в порядке. Мантия делает тебя грозной и величественной.
— Если я когда-нибудь похудею килограммов на десять, то буду носить под ней бикини. — Элен сбросила мантию и повесила ее на вешалку. Под мантией скрывался скромный коричневый костюм.
Слишком старообразный. Слишком широкий. И совершенно в стиле Элен.
— Спасибо, что выбрала для меня время. Я знаю, как ты занята.
— У нас есть два часа. — Элен опустилась в кресло, сбросила туфли и положила ноги на письменный стол. — Как насчет ленча?
— Что-то не хочется. Элен… Я знаю, ты не специалист по бракоразводным процессам, но… Тони хочет побыстрее закончить дело. Я не знаю, как мне быть.
— Пилар, я могу заняться им сама. Или порекомендовать кого-нибудь. Есть несколько акул, которые с удовольствием ухватятся за этот процесс.
— Мне будет намного спокойнее, если это сделаешь ты. Пусть все будет как можно проще. И чище.
— Очень жаль. — Элен нахмурилась и поправила очки. — Я бы с наслаждением пустила Тони кровь. Мне нужны твои финансовые документы, — начала она, придвигая к себе официальный желтый блокнот. — К счастью, несколько лет назад я сумела тебя уговорить разделить ваши состояния. Но нужно будет прикрыть твою задницу. Не сомневаюсь, что он станет претендовать на деньги, недвижимость и все остальное Но ты не согласишься ни на что.
Она сдвинула очки на кончик носа и посмотрела на Пилар поверх них взглядом старого крючкотвора.
— Я знаю, что говорю, Пилар. Он не получит ни гроша. Пострадавшая сторона — ты. На развод подает он. Он хочет вступить в новый брак. И пусть уходит с тем, с чем пришел. Ты не позволишь ему получить от этого выгоду. Вернее, я тебе этого не позволю. Ты поняла меня?
— Дело не в деньгах.
— Для тебя. Но для Тони это главное. Он привык к обеспеченной жизни и собирается ее продолжать. Сколько он высосал из тебя за последние лет десять?
Пилар заерзала на месте.
— Элен…
— Сколько именно? В виде безвозвратных займов. Дом в Сан-Франциско, дом в Италии. Мебель для обоих.
— Мы продали…
— Он продал, — поправила Элен. — Тогда ты меня не послушалась, но сейчас послушаешься или ищи себе другого адвоката. Ты так и не получила свою долю от продажи недвижимой собственности, которая была куплена на твои деньги. Черт побери, я прекрасно знаю, что он прикарманил изрядную часть твоих драгоценностей и личного имущества. Этому нужно положить конец.
Она поправила очки и откинулась на спинку кресла. На языке жестов это означало переход из ипостаси судьи в ипостась подруги.
— Пилар, я говорю это, потому что люблю тебя. Ты позволила Тони обращаться с тобой как с половой тряпкой. Осталось только написать на груди «Добро пожаловать» и попросить наступить на тебя. И я, и все остальные, которые любят тебя, не могли этого видеть.
— Наверно, так оно и было. — Пилар не собиралась плакать, но боль была слишком свежа. — Я любила Тони и в глубине души думала, что, если буду ему нужна, он снова полюбит меня. Однако сегодня ночью кое-что случилось, и это многое изменило. Точнее, я сама изменилась.
— Рассказывай.
Пилар поднялась и, расхаживая по кабинету, поведала Элен о телефонном звонке.
— Когда я услышала его небрежные извинения, вызванные желанием как можно скорее положить трубку и начать утешать Рене, которая сама набросилась на меня, мне стало стыдно за всех нас. А позже, немного успокоившись, я кое-что поняла. Элен, я больше не люблю его. Может быть, это произошло давно. И поэтому я чувствую себя жалкой.
— Ничего подобного больше не будет. — Элен сняла трубку. — Хочу распорядиться, чтобы нам принесли что-нибудь поесть. Я объясню тебе, что нужно делать. А затем, моя дорогая, мы это сделаем. Ладно? — Она протянула руку. — Позволь помочь тебе. Помочь по-настоящему.
— Ладно, — вздохнула Пилар. — Ладно… Сколько времени это займет? Больше часа?
— Едва ли… Карл? Принесите мне две порции цыпленка с салатом, два капуччино и большую бутылку минеральной. Спасибо. — Она положила трубку.
— Отлично. — Пилар села на место. — Здесь неподалеку есть хороший, дорогой ювелирный магазин?
— Вообще-то есть… А что?
— Если у тебя останется несколько минут до нового облачения в мантию, ты сможешь помочь мне купить что-нибудь символическое, яркое и безвкусное. — Она подняла левую руку. — Что-нибудь такое, от чего у Рене потекли бы слюнки.
Элен одобрительно кивнула:
— Давно бы так!
ГЛАВА 7
Воскресенье легло на конец недели так же, как бальзам ложится на ссадину. Не нужно будет утром облачаться в шерсть и фланель, не нужно будет обрезать лозы и шеей ощущать дыхание Тайлера, ожидающего, когда она сделает ошибку.
Можно будет поехать в город, пройтись по магазинам, увидеться с людьми. Вспомнить, что такое настоящая жизнь.
Подумав об этом, София собралась позвонить подруге и договориться о встрече. Но потом решила провести свободное время с матерью.
Встречу с друзьями можно будет назначить на следующий выходной. Она проведет уик-энд в Сан-Франциско, созовет у себя вечеринку с обедом, сходит в клуб. А сейчас пойдет к матери и устроит девичник.
София бодро постучала в дверь материнской спальни, а затем вошла, не дожидаясь ответа. С Пилар это было необязательно.
Кровать была уже застелена, шторы раздвинуты, в окна лился колеблющийся солнечный свет. Из смежной ванной вышла Мария.
— А где мама?
— След простыл. Думаю, она в оранжерее.
— Я найду ее. — София шагнула к дверям, но остановилась на пороге: — Мария, всю эту неделю я ее почти не видела. Как она?
Мария сжала губы и начала без всякой необходимости переставлять вазу с желтыми розами на туалетном столике.
— Должна сказать, она плохо спит. Ест, как птичка, и только потому, что я настаиваю. Я ругала ее вчера, а она сказала, что это праздничный стресс. Какой там стресс?! — Мария всплеснула руками. — Ваша мама любит Рождество! Во всем виноват этот человек. Я не желаю зла вашему отцу, но если из-за него моя девочка заболеет, он мне ответит!
— Не беспокойся, Мария, — пробормотала София. — Мы о ней позаботимся. Сейчас я ее отловлю.
— Последите, чтобы она ела как следует!
Рождество, подумала София, вприпрыжку спускаясь по ступенькам. Отличный предлог. Она попросит мать помочь купить подарки к празднику…
По пути она осматривала дом. По всему вестибюлю были расставлены материнские пуансеттии, десятки красных и белых звездочек в серебряных вазах вперемешку с миниатюрным остролистом. Пышность зелени подчеркивали крошечные белые лампочки и нарядные красные ленты, украшавшие дверные проемы.
На длинном трапезном столе в семейной столовой лежали три ангела Джамбелли, вырезанные из дерева с лицами Терезы, Пилар и Софии. Каждой в возрасте двенадцати лет.
Как же они похожи… При виде этих фигурок София неизменно ощущала удовольствие. Преемственность, кровная связь трех поколений, которую невозможно отрицать. Когда много лет назад она получила в подарок своего ангела, то была очень тронута. Было радостно видеть собственное лицо, венчавшее изящную крылатую фигуру. Это чувство никуда не исчезло, поняла она, по очереди потрогав пальцем все три деревянных статуэтки.
«В один прекрасный день ей придется подарить такую же своему ребенку… Что за странная мысль?» — подумала София.
Не неприятная, но странная. Когда придет срок, она положит начало новому поколению.
По примеру тех, кто жил раньше, она вложит свою лепту в долг перед семьей. Но такие вещи нельзя записать в ежегодник. Влюбиться. Выйти замуж. Зачать ребенка.
Нет, это невозможно спланировать заранее. И так легко совершить ошибку. А от любви, брака и детей нельзя небрежно избавиться, как от нежеланного визита к зубному врачу.
Если только ты не Энтони Авано, поправилась София, сердясь на себя за инстинктивное чувство горечи, вызванное этой мыслью. Тут она не собиралась идти по стопам отца. Если она сделает выбор и даст обет, то не станет нарушать его.
Так что трех ангелов пока вполне достаточно.
Она повернулась и обвела комнату взглядом. Свечи в золотых и серебряных подсвечниках, прихотливо расставленные цветы. Между окнами царственно возвышалось большое рождественское дерево (одно из четырех, по традиции наряжавшихся на вилле), украшенное хрустальной гирляндой и дорогими игрушками, привезенными из Италии. Под ним уже лежали подарки; дом благоухал запахом сосны и свечного воска.
«Я забыла о времени, — виновато подумала София. — Надо же…» Она с головой ушла в работу, а тем временем ее мать, бабушка и слуги сбивались с ног, украшая дом к празднику.
Она была должна — нет, обязана найти время, чтобы помочь им. «Что, София, ты забыла отметить это в своем календаре?» — поморщившись, подумала она. Приближалась ежегодная рождественская встреча, а она палец о палец не ударила, чтобы ее спланировать и подготовить.
Нужно было немедленно искупить свою вину.
София вышла в боковую дверь и тут же пожалела, что не захватила жакет: дул ледяной ветер. Она пробежала по выложенной камнем извилистой тропинке и влетела в оранжерею.
Там царило приятное влажное тепло.
— Мама!
— Софи? Иди сюда, я покажу тебе свои каллы. Они просто великолепны. Я думаю поставить их в гостиной вместе с амариллисами. Это так нарядно!
Пилар сделала паузу и подняла глаза.
— Где твой жакет?
— Забыла. — София наклонилась, поцеловала мать в щеку, а потом смерила ее долгим, внимательным взглядом.
Рукава старого свитера, достававшего до бедер, засучены; волосы собраны в пучок на затылке…
— Ты похудела.
— Ничего подобного! — Пилар выставила вперед руки в садовых рукавицах. — Вижу, ты говорила с Марией. Если я не впихиваю в себя еду три раза в день, она начинает жаловаться, что я морю себя голодом. Поэтому я украла два пирожных и жду, что они вот-вот отложатся на моих бедрах.
— Этого хватит, чтобы продержаться до ленча. Я угощаю. Мне пришло в голову, что я забыла сделать кое-какие покупки. Поможешь?
— Софи… — Пилар покачала головой, отодвинула длинный стебель нарцисса и начала возиться с тюльпанами. Они вскоре должны были расцвести и скрасить самые суровые зимние дни. — Ты начала покупать подарки в июне и закончила это дело в октябре. Как делала всегда, за что мы тебя дружно ненавидели.
— Что ж, твоя правда. — София взгромоздилась на рабочий стол. — И все же мне ужасно хочется съездить в город и немного развлечься. Неделя была тяжелая. Давай сбежим на денек.
— Я была там пару дней назад. — Пилар нахмурилась и оставила тюльпаны в покое. — Софи, неужели новый порядок, заведенный бабушкой, слишком тяжел для тебя? Ты каждый день встаешь на рассвете, а вторую половину проводишь в своем кабинете. Я знаю, что ты не видишься ни с кем из друзей.
— Ничего, как-нибудь справлюсь. Конечно, я могла бы взять помощницу. Лучшей кандидатуры, чем ты, мне не найти.
— Са rа, мы обе знаем, что от меня не будет никакого толку.
— Нет, я этого не знаю. Ладно, переходим ко второму пункту повестки дня. Я заставила тебя работать. Ты украсила весь дом — кстати, замечательно. Мне очень жаль, что я ничем тебе не помогла.
— Ты была занята.
— Я не должна была увлекаться. Но сейчас наступает рабочее время, которое плавно перетекает в вечеринку. Кстати, участие в них предусмотрено должностными обязанностями помощницы. Какие цветы ты хотела срезать? Я помогу тебе, а потом приступим к работе.
«От этой девочки может голова пойти кругом», — подумала Пилар.
— Софи, перестань.
— Не перестану. Ты стажер, а я босс. — Она слезла со стола и кровожадно потерла руки. — Должна же я рассчитаться с тобой за все эти годы, когда ты командовала мной! Особенно с двенадцати до пятнадцати.
— Нет, только не в эти ужасные годы! Ты не можешь быть такой жестокой.
— Еще как могу. Ты спросила, не слишком ли труден для меня новый порядок. Нет, не слишком. Но труден. Это факт. Я не привыкла все делать сама. Приходится вести делопроизводство, отвечать на телефонные звонки и печатать. Я не признаюсь в этом ни Nonna, ни Макмиллану, но чувствую себя выжатой как лимон, а помочь мне можешь только ты.
Пилар тяжело вздохнула и сняла рукавицы.
— Ты пытаешься меня занять с таким же упорством, с каким Мария заставляет есть.
— Частично ты права, — признала София, — но факт остается фактом. Делопроизводство отнимает у меня массу времени. Если бы не это, я могла бы уже на этой неделе кое с кем встретиться. Я скучаю по мужчинам.
— Ладно. Но не ругай меня, если потом не сможешь ничего найти. — Пилар развязала ленточку, стягивавшую ее волосы, и начала теребить ее в руках. — Я не занималась делопроизводством с шестнадцати лет, да и тогда не была в нем сильна. Мама меня уволила как не справившуюся.
Она готова была рассмеяться, но заметила, что София во все глаза смотрит на ее палец.
Смущенная, Пилар спрятала за спину руку с кольцом, в которое был вправлен квадратный рубин в пять каратов.
— Что, великоват, да?
— Не знаю. Я обратила внимание на вспышку. Он слепит глаза. — София взяла мать за руку, рассмотрела камень и россыпь окружавших его мелких бриллиантов.
— Вот это да… Magnifico…
— Мне чего-то хотелось. Проклятье, я должна была сказать тебе, но ты была так занята… — пролепетала Пилар. — Мне очень жаль.
— Мама, ты не должна извиняться передо мной за то, что купила кольцо. Правда, оно скорее напоминает надгробный памятник.
— Я разозлилась. Ничего не следует делать со зла. — Чтобы чем-то занять руки, Пилар начала перекладывать с места на место садовые инструменты. — Детка, Элен взялась за мой развод. Мне следовало…
— Отлично. Она не даст им снять с тебя скальп. Мама, не смотри на меня так. Всю мою жизнь ты изо всех сил пыталась не сказать ничего плохого про отца. Но я не дура и не слепая.
— Нет. — Опечаленная Пилар отложила тяпку. — Нет, ты никогда не была ни тем, ни другим. Наоборот, видела и понимала больше, чем положено ребенку…
— Если бы ты позволила ему, он забрал бы твои деньги и все, что плохо лежит. Он не в состоянии удержаться. Теперь, когда я знаю, что тетя Элен отстаивает твои интересы, мне будет спокойнее. А сейчас давай отнесем цветы в дом.
— Софи… — Когда София взяла горшок с амариллисом, Пилар положила ладонь на руку дочери. — Мне очень жаль, что это причиняет тебе боль.
— Ты никогда не причиняла мне боли. Это все он. Впрочем, сомневаюсь, что он мог что-то изменить. — Она взяла второй горшок. — Когда Рене узнает цену этого кольца, она лишится дара речи.
— Знаю. Именно этого я и хотела.
Калифорнийские Джамбелли устраивали пышную встречу Рождества для родных, друзей, служащих и коллег уже пятьдесят с лишним лет. Список приглашенных рос пропорционально росту компании.
Согласно традиции, установленной еще в Италии, общий праздник устраивался в последнюю субботу перед Рождеством. Родные и друзья собирались в доме, а служащие — на винодельне. Коллеги же размещались в соответствии с заслугами.
Приглашения в главное здание ценились на вес золота и часто становились символом высокого положения в обществе или успехов на профессиональном поприще. Но Джамбелли не скупились: праздник на винодельне проходил не менее пышно. Угощение было вкусным и обильным, вино текло рекой, а оформление залов и развлечения были самого высшего качества.
От каждого члена семьи требовалось участвовать и в том и в другом.
София, присутствовавшая на этих пиршествах с пятнадцати лет, хорошо знала, что праздник на винодельне проходил куда веселее. Во всяком случае, там не было никого из противных родственников.
Она слышала крики потомства Джины, раздававшиеся на другом конце коридора. Надежда на то, что Дон и его выводок останутся в Италии, рухнула вечером накануне их прибытия.
Однако по сравнению с присутствием Тони и Рене это были еще цветочки. Ее мать резко возражала против их приглашения и даже схлестнулась из-за этого с La Signora. В результате был достигнут компромисс: отца и его невесту пригласили на винодельню.
Это собьет с Рене спесь, думала София, надевая бриллиантовые серьги в виде капель.
Она отступила назад и полюбовалась на свое отражение в зеркале. Переливающееся серебряное платье и короткий жакет в обтяжку смотрелись отлично. Бриллиантовое колье эффектно подчеркивало форму декольте. Колье и серьги принадлежали еще ее прабабушке.
Она повернулась, чтобы проверить, как лежит юбка, и услышала легкий стук в дверь.
Вошла пышная и красивая Элен в бело-розовом платье.
— Надо же! — ахнула она. — Ты вся переливаешься!
— Здорово, правда? — спросила София и снова покрутилась перед зеркалом — на сей раз для собственного удовольствия. — Я купила его в Нью-Йорке. Думала надеть на Новый год, но долг есть долг. Не слишком много бриллиантов?
— Бриллиантов никогда не бывает слишком много… Радость моя, я зашла буквально на минуту. — Она закрыла за собой дверь. — Мне ужасно не хочется говорить об этом перед тем, как тебе придется иметь дело с доброй сотней людей, но Пилар сказала мне, что здесь будут Тони и Рене.
— Ну и что?
— Вчера состоялся суд. После стольких лет развод был простой формальностью. Поскольку Тони торопился и не усложнял дело финансовыми требованиями, все свелось к подписанию обычных юридических документов.
— Понятно. — София взяла свою сумочку и начала щелкать замком. — Ты уже сказала маме?
— Да. Только что. Она спокойна. Во всяком случае, держит себя в руках. И для нее очень важно, чтобы ты делала то же самое.
— Тетя Элен, за меня можешь не волноваться. — Она подошла вплотную и взяла Элен за руку. — Ты — каменная стена. Не знаю, что бы она без тебя делала.
— Ею нужно руководить.
— Я знаю.
— И тобой тоже. — Элен сжала руки Софии. — Не доставляй Рене удовольствия. Не показывай виду, что это причиняет тебе боль.
— Не буду.
— Вот и хорошо. Мне пора спуститься и присмотреть за мужем. Если оставить Джеймса одного, он слопает все канапе и разорит стол. — Открыв дверь, Элен оглянулась: — За свою жизнь Тони сделал не слишком много вещей, которыми можно было бы восхищаться. Но ты одна из них.
— Спасибо. — Оставшись одна, София тяжело вздохнула, расправила плечи и вновь подошла к зеркалу. Открыла косметичку, вынула оттуда тюбик с помадой и выкрасила губы в кроваво-красный цвет.
Дэвид стоял в гуще толпы, заполнившей винодельню. Он прикладывался к бокалу с крепким мерло, пытался не слышать громких аккордов оркестра, приводивших в восторг его сына, и обводил зал взглядом, разыскивая Пилар.
Он знал, что Джамбелли непременно появятся здесь. Каттер хорошо знал порядок проведения пышного праздника. Хозяева ждали, что он будет присутствовать и в доме, и на винодельне. Это было одновременно его долгом и привилегией, хотя так вопрос никто не ставил.
Он быстро понял, что здешние порядки предусматривают и то и другое.
Впрочем, жаловаться не приходилось. Ему давали желанный шанс. Он получил достаточное финансовое возмещение и ценил это. И принял пост в компании, которую уважал. Это тоже кое-что значило.
За последние недели он лишний раз убедился в том, что «Джамбелли — Макмиллан» — это семейный корабль, которым управляют эффективно и без лишних сантиментов. Не холодно, но расчетливо. Деньги ценили, но главной целью были не они, а вино. В последние годы на «Ла Кер» считали наоборот.
Сейчас Дэвид был удовлетворен. Сын получал искреннее удовольствие, а дочь пытала какого-то несчастного винодела, расспрашивая его о тонкостях здешней технологии.
Каждый получал именно то, что ему требовалось.
— Дэвид… Рад тебя видеть.
Он повернулся и с удивлением увидел улыбающееся лицо Джереми Деморне.
— Джерри? Я не знал, что ты будешь здесь.
— Я стараюсь не пропускать ежегодную встречу Джамбелли и всегда прихожу сначала на винодельню, а потом на виллу. La Signora достаточно демократична, чтобы присылать приглашения даже конкурентам.
— Она настоящая леди.
— Да уж… Как тебе с ней работается?
— Для выводов пока еще рано. Но переселение прошло неплохо. Я рад, что увез детей из города. Как дела в Нью-Йорке?
Читать бесплатно другие книги:
